Текст книги "Островитяне"

Глава 9
Разочарование
Нужно верить

Разбудили меня громкая болтовня птиц и яркий свет солнца.

Я протер глаза, зевнул. А потом вспомнил новость про папу. Солнечный день потемнел.

Я умылся, оделся, взял рюкзак. Положил туда свою тетрадку, папин журнал, бутылку с водой, солнечные очки. Натянул армейскую кепку.

Внизу было тихо. Свет в кухне не горел. Я вздохнул – значит, Хани опять грустит. Подошел к дверям ее комнаты. Постучал.

– Входи.

Хани еще не встала, глаза у нее распухли. На тумбочке у кровати лежали смятые салфетки.

– Доброе утро, мой хороший, – сказала она дрожащим голосом.

Я не улыбнулся в ответ. Мне и самому было грустно, а еще я проголодался.

– Мне нужно отправить почту. – Я показал ей белый заклеенный конверт.

– Что это?

– Письмо папе. Мне только нужно знать адрес. И марка нужна.

– А. Ладно. Отличная мысль, – сказала Хани и одобрительно кивнула. Одной рукой взяла конверт, другой надела очки в черной оправе. Наклонив голову, осмотрела конверт. Сняла с тумбочки старую замызганную записную книжку, протянула мне. – Адрес папиного госпиталя здесь, на бумажке, которая сверху. И погоди-ка… – Она вытащила из ящика две марки. – Вот, возьми обе. Письмо тяжелое, лучше лишнюю марку наклеить. Ты же не хочешь, чтобы его вернули, верно? Сходи на почту. Там есть отдельный ящик для почты за пределы острова.

Я повернулся.

– Джейк! – окликнула Хани. – А позавтракать не хочешь?

– У нас нет молока, – сказал я без всякого выражения.

– Да, я видела. Заказала, чтобы из города привезли. Наверное, сегодня будет. А еще привезут хлеб, твое любимое арахисовое масло, всякое разное.

– Ясно. – «Вот и хорошо», – подумал я.

– У нас овсяные хлопья есть. Можно их сухими пожевать.

Я сморщился, вспомнив, что в банке со старыми затхлыми хлопьями видел еще и мелких жучков. Уж лучше поискать в лесу дикие ягоды, как Сэм в «Моей стороне горы».

– Я поем, когда вернусь. Сделаю все дела, повидаюсь с Лоуви и Мейсоном на пристани.

Я зашагал к двери.

Хани крикнула мне вслед:

– Внучок, да ты почти ничего не ешь – как ты вообще выживаешь?

Мне хотелось задать ей тот же самый вопрос.

С Лоуви и Мейсоном я встретился на основном причале. Они разговаривали с каким-то мужчиной, рыжеволосым, с подстриженной бородой.

Когда я подошел, он сразу повернулся ко мне.

– А, привет. Ты же Джейк Поттер, верно?

– Так точно.

– А я Рэндал Пайпер. Старший пожарный на острове. Меня называют Пожарник Рэнд.

– Да, сэр… в смысле, да, мистер Пожарник Рэнд.

Я услышал, как Лоуви захихикала.

– А я знал твоего папу, когда он был маленьким. Он был моим лучшим другом.

Я вгляделся в него.

– Так вы тот рыжеволосый мальчишка на фотографии? Который висит на ветке?

– Я самый, – засмеялся он. – Я лучше всех на острове лазал по деревьям.

Когда он улыбнулся, я узнал мальчика с фотографии.

– То есть вы Рыжик?

Он откинул голову назад и снова захохотал.

– Ух, давно не слышал этого прозвища. Так меня только твой папа называл. Как он там? Есть новости?

Меня будто ударили в солнечное сплетение. Я засунул руки в карманы, опустил голову.

– Мама говорит, он будет долго поправляться. Ему, э-э… ему отняли ногу.

– Господи, – прошептал Пожарник Рэнд. – Не может быть. Поди поверь в такое. Как это ужасно, Джейк. – Он закрыл глаза и некоторое время молчал. Потом с усилием выдохнул и заговорил: – Одну вещь я знаю наверняка. Твой папа – настоящий боец. Он никогда не сдается.

– Да, сэр.

Он ласково сжал мне плечо.

– Он жив, а это самое главное. Тяжелые времена, Джейк, но он обязательно выкарабкается. Он очень сильный. Эрика Поттера так просто не сломаешь. – Рэнд хлопнул меня по плечу. – Уж поверь мне. Поверь – ради него.

Я кивнул, потом отвернулся. Не хотел, чтобы он видел слезы у меня на глазах. Скинул рюкзак, достал оттуда конверт. Взял в руку, ощущая его тяжесть. Внутри лежали письмо и страничка с моими рисунками. «Это тебе, папа», – подумал я. И бросил конверт в почтовый ящик.

– Письмо папе? – догадался Пожарник Рэнд.

– Да, Пожарник Рэнд.

– Уверен, новости от тебя пойдут ему на пользу.

Я низко надвинул кепку на глаза.

– Спасибо. Мне пора.

Я повернулся и пошел обратно. Лоуви и Мейсон молча проводили меня до электромобиля.

– Сочувствую тебе, дружище. – Мейсон положил руку мне на плечо.

– Я уверена, что он поправится, – сказала Лоуви, а потом обняла меня, чем очень удивила.

Я так и застыл, когда она обвила меня руками.

Лоуви тут же меня отпустила и принялась перебирать свою цепочку с черепашкой.

Мы все стояли в неловком молчании.

– Что будем сегодня делать? – спросил Мейсон.

Я передернул плечами.

– Мне все равно.

– Хочешь пойти на пляж? – спросила Лоуви. – Сейчас отлив, походим по берегу. Посмотрим, кого там вынесло из океана.

Я покачал головой, утер пот со лба.

– Слишком жарко. – Самому было противно, что я такой сварливый, но я ничего не мог с собой поделать.

– А может, посидим у меня дома? – предложил Мейсон. – Там прохладно. В видеоигры поиграем.

Я вспомнил, что Хани не разрешает мне играть в видеоигры – но ведь это относится к ее дому, не к дому Мейсона. И потом, ей, похоже, сейчас не до меня. Мне сегодня тоже ни до чего. Хочется в прохладное место и не думать про папу.

– Давай, – сказал я, пожимая плечами. – Чего нет-то?

Мы расселись по своим электромобилям. Черный пластмассовый руль раскалился на солнце. Мейсон показал нам дорогу к своему дому. Когда мы подъехали, я страшно удивился. Дом был огромный – гораздо больше, чем у Хани. Собственно, два дома, соединенные крытой террасой. Я поставил электромобиль в тени, подошел к поджидавшим меня Мейсону и Лоуви.

– А кто с вами живет? – спросил я Мейсона.

– В смысле? Тут я и родители.

– Но у вас же два дома!

Он оглянулся через плечо, увидел, куда я указываю. Рассмеялся.

– Да ну тебя! Это гостевой дом. Мама говорит – потом тут будет ночевать няня.

– Няня?

– Ну которая будет смотреть за ребенком. Когда он родится.

Я покачал головой.

– Вы, похоже, богатые.

Мейсон пожал плечами.

– Наверное. Я даже не знаю. Многие нас гораздо богаче.

«А многие вас гораздо беднее», – подумал я, но вслух этого не сказал. Лоуви поймала мой взгляд, мы скорчили одинаковые рожи. Да, Мейсон явно богатый.

Мейсон стукнул меня локтем по локтю.

– Я страшно голодный. Мама сегодня ездила за продуктами. Пошли поедим.

У меня заурчало в животе. Вот уж не откажусь.

Дом Мейсона оказался настоящим дворцом, спрятанным среди леса. Внутри – огромные помещения с белыми мраморными столешницами, блестящими деревянными полами. И там было чисто. Все лежало на своих местах. Даже пахло там приятно – свежевыстиранным бельем.

Мне стало завидно. Грустно было думать о том, какая грязища в доме у Хани. Да, она пытается навести порядок, я ей помогаю. Но сегодня она снова взялась за старое.

Мейсон открыл огромный холодильник из нержавеющей стали. Я стоял и таращился в изумлении. Внутри – чисто-пречисто. На полках полно фруктов, все мне знакомые, совсем свежие, а еще пакеты с молоком, апельсиновый сок, стаканчики с йогуртом – этикетки обращены наружу, прямо как в магазине.

Мейсон вытащил большой контейнер с нарезанным мясом и сыром. Я подошел поближе и стал смотреть, как он его открывает. Сыр совсем свежий. Никакой плесени. Я взял контейнер с мясом, принюхался.

– Ты чего? – с легкой обидой спросил Мейсон.

– Прости. Видимо, привычка.

Мейсон бросил на меня удивленный взгляд, поставил на стол виноград, морковные палочки, пакет шоколадного молока. Передал нам тарелки и чашки.

В животе у меня так громко заурчало, что Лоуви повернула ко мне голову и подняла брови.

– Кое-кто проголодался, – усмехнулась она.

«Знала бы она», – подумал я. И навалил себе на тарелку всего подряд. Закрыл глаза, откусил от бутерброда. Вкусно так, будто я попал в рай. Я принялся уплетать бутерброд.

– Джейк, ты будто ешь в последний раз в жизни! – заметила Лоуви.

Я налил себе полный стакан шоколадного молока и пожал плечами.

Я сделал себе второй бутерброд, а потом мы с Лоуви забрали свои тарелки и вслед за Мейсоном пошли в общую комнату. Она была огромной, как и все в этом доме. Сюда бы поместились три моих лофта. Впрочем, я бы не променял свой лофт ни на одну комнату на свете.

Я плюхнулся на бин-бэг, Мейсон сунул мне в руки игровой контроллер. Повернулся к Лоуви.

– Ты будешь играть?

Лоуви покачала головой и ушла с тарелкой на диван.

Мейсон сел на второй бин-бэг, включил телевизор.

– А где твоя мама? – удивилась Лоуви.

– Мама много лежит в постели, – объяснил Мейсон, запуская игру. – У нее уже два раза случился выкидыш, так что ей приходится беречься. Мы поэтому и перебрались сюда на лето. Тут тихо. Папа приезжает на выходные. Он нанял помощницу – она убирает, ходит за продуктами, готовит. – Мейсон нахмурился. – Папа велел мне следить за мамой. Я должен ей помогать.

– Это я понимаю. Мне велели заботиться о Хани, – сказал я и откусил кусок от своего огромного бутерброда.

– А кроме того, – продолжал Мейсон с набитым ртом, – поскольку ребеночек родится уже совсем скоро, папа хочет найти еще и медсестру. На всякий случай.

– Моя тетя Сисси – медсестра, – заметила Лоуви, закидывая в рот виноградину. – Правда, бывшая. Теперь она на пенсии. Но раньше, в больнице, она принимала роды. Может, она и согласится помочь. Хорошо, если медсестра будет прямо на острове. Мало ли что.

– Вот здорово. Обязательно скажу маме.

Лоуви спрыгнула с дивана и крикнула через плечо:

– Запишу ее телефон для твоей мамы.

Потом мы с Мейсоном целый час играли в видеоигры. Предложили Лоуви сыграть тоже, но она сказала, что этим не занимается. Вместо этого она ходила взад-вперед по комнате, прямо как зверь по клетке. Часто поглядывала на книжные полки и все время тяжело вздыхала.

Кончилось тем, что она хлопнула книгой по столу.

– Так, народ, вы долго тут собираетесь валять дурака?

Мы с Мейсоном недоуменно переглянулись.

– Мы не дурака валяем, – сказал Мейсон, сжимая в руках контроллер.

– Упс! Прохлопал, Мейсон! У меня еще одно очко. – Я‑то не отводил глаз от экрана.

– Я сейчас умру от скуки! – пожаловалась Лоуви.

– Мы же тебе предлагали сыграть. Тогда бы тебе было интересно, – заметил Мейсон. – Вот тебе! – заорал он, обращаясь к какому-то персонажу.

Лоуви решительно встала перед экраном.

– Эй, ты нам мешаешь! – завопили мы оба.

– Все самое интересное вон там. – Она указала на окно. – На острове. А не в душной комнате.

– Ты чего, правда так думаешь? – Мейсон встал, пытаясь все-таки разглядеть экран. – Ты такая странная бываешь. А теперь отойди, ладно?

Лоуви закатила глаза, плюхнулась на диван и принялась что-то смотреть в телефоне. При этом ее последние слова так и звенели у меня в голове, и мне было как-то неловко. Мне ведь положено быть на улице, «наблюдать», как это называет Хани. Но я так соскучился по отдыху, по видеоиграм!

– Я пойду домой, к тете Сисси, – объявила Лоуви.

– Ну давай, – ответил Мейсон.

Я бросил на него недовольный взгляд.

– Погоди, – сказал я Лоуви. – Еще десять минут – и мы все пойдем на улицу.

– Пятнадцать, – поправил меня Мейсон.

Лицо у Лоуви просветлело.

– Ладно, десять минут.

Но прошла всего минута, и у входной двери зазвонил звонок.

Мейсон пошел открывать, а я потянулся к пакету с чипсами. Начал засовывать их в рот – и тут вдруг замер.

В комнату вошла Хани, в руке у нее была большая коробка с тортом, перевязанная красной лентой. Она остановилась – глаза как два блюдца – и уставилась на меня.

Глава 10
Длинный ужин
У меня есть ты, у тебя – я

Хани застыла, как статуя, взгляд ее перемещался между видеоигрой на экране телевизора, столом, уставленным едой, и моим лицом.

– Джейк, – произнесла она потрясенным голосом, – ты чего делаешь в помещении, да еще и за компьютерной игрой? Я думала, ты на улице, заполняешь журнал. Уже сколько часов тебя не видела.

Я сглотнул. Чипсы, точно песок, царапали горло.

Тут в комнату медленно с широкой улыбкой на лице вплыла мама Мейсона, протянула Хани руку. На ней был длинный халат, колыхавшийся на большом животе.

– Здравствуйте! Рада вас видеть. Я Тесса Симмонс.

Хани взяла себя в руки и улыбнулась в ответ. Рядом с миссис Симмонс в ее ярком цветастом халате бабушка выглядела старой и тусклой: серые брюки, футболка «Черепашьего отряда».

– А я Хелен Портер. Практически ваша соседка. Из «Птичьего Гнезда». Вот, припозднилась, но принесла вам черничный торт. Добро пожаловать на остров Дьюис.

– Как это мило с вашей стороны. Вы его сами испекли?

– Помилуй бог, нет, конечно. Я и лепешки печь не умею. Заказала в городе. Его привезли на пароме.

Я облегченно вздохнул и порадовался за миссис Симмонс. А то ей, чего доброго, стало бы плохо от бабушкиной еды.

Бабушка отдала коробку миссис Симмонс, а потом повернулась и бросила на меня недобрый взгляд. Голосом, из которого было ясно, что я крепко вляпался, она сказала:

– Простите, не знала, что мой внук у вас. Я думала, дети в Природоохранном центре.

Миссис Симмонс улыбнулась, принимая подарок.

– Я рада детям в любое время. Мы так переживали, что нашему Мейсону будет на острове скучно, и очень довольны, что у него появились друзья.

Хани повернулась к миссис Симмонс.

– Простите меня за грубость. Я тоже очень рада, что дети перезнакомились. Какое лето без добрых друзей? Но сейчас мне придется забрать Джейка домой. Видите ли, ему не разрешается играть в видеоигры.

В ответ на удивленное выражение лица миссис Симмонс она подняла руку.

– Я совершенно не хочу сказать, что во всех домах должны быть одинаковые правила. Но в моем такие. – Она бросила на меня строгий взгляд. – И Джейк их нарушил. Ему полагалось быть на улице. – Она посмотрела на меня, указала на бутерброд. – А кроме того, есть ему полагается у себя дома.

– На улице слишком жарко, – запротестовал я. – И куча комаров! Я только один раз. Мы как раз собирались выходить.

– Отговорки! – Хани поманила меня к себе.

Я не тронулся с места.

– Мне скучно!

Глаза у Хани сверкнули, она сделала шаг ко мне.

– Вот и хорошо! – сказала она. – Скука подстегивает воображение. Я не позволю тебе сидеть в четырех стенах и сушить мозги всякими там видеоиграми. А теперь пошли. Доешь дома.

– Нет!

Хани вытаращила глаза, рот у нее раскрылся.

– Джейк, идем домой, – повторила она. – Я тебе что-нибудь приготовлю.

– Твою еду есть невозможно! – выпалил я.

Лицо у Хани застыло.

– Что ты сказал?

Да, наверное, нужно было замолчать и извиниться, но во мне как будто прорвало плотину:

– У тебя вся еда в холодильнике заплесневевшая. Даже сыр. А что там в этих контейнерах – вообще не поймешь. А в хлопьях жучки. Это не то что я не хочу есть твою еду! – выкрикнул я. – Я не могу!

Я чувствовал, как по лицу текут слезы, но не стал их вытирать. Руки сжал в кулаки и притиснул к бокам, чтобы не разреветься в голос.

– Я не хочу возвращаться в твой дом. Там грязно. И воняет. А ты вечно сидишь в своей комнате. Я хочу остаться здесь.

Все умолкли. Я стоял, ошарашенный тем, какие слова только что сказал собственной бабушке. Да еще при чужих! Уголком глаза я видел, что у Мейсона открылся рот, а Лоуви вжалась в подушки на диване. Когда мне хватило смелости посмотреть на бабушку, я увидел у нее на глазах слезы.

Миссис Симмонс прокашлялась, подошла к Хани. Заговорила негромко. Точнее, ее голос звучал негромко в сравнении с моими воплями:

– Хелен, мне кажется, вы совершенно правы. Детям нужно погулять. А мы с вами съедим по кусочку торта, обсудим, что к чему.

Хелен ничего не оставалось, кроме как улыбнуться сквозь слезы и кивнуть.

Миссис Симмонс бросила на нас троих строгий взгляд и заговорила совершенно спокойно, но при этом непререкаемо:

– Дети, выключите, пожалуйста, видеоигру, наведите в комнате порядок и посидите на террасе, пока мы с миссис Поттер разговариваем. Наедине.

Лоуви – она очень побледнела – встала с дивана.

– Я пойду, – сказала она, не глядя на нас. – Пока.

Я не обиделся на нее за бегство. Ничего этого вообще бы не было, если бы я раньше ее послушался.

– Мальчики, я вам торта отрезала! – раздался из кухни голос миссис Симмонс.

Мы с Мейсоном проскользнули в кухню, взяли тарелки. Я не решался смотреть на бабушку. Потом мы перебрались на террасу и принялись нервно запихивать в рот куски торта. Вкуса я не чувствовал.

Мы с Мейсоном не разговаривали. Пытались сквозь раздвижную стеклянную дверь расслышать голоса женщин. Но в высоких соснах звенели цикады, заглушая почти все звуки. До меня долетело лишь несколько слов: «интернет», «мобильники», «остров». Когда раздался смех, мы оба выдохнули от облегчения.

Не знаю, сколько длился их разговор, но, когда нас позвали в комнату, я сразу заметил, что Хани уже не сердится.

– Как вам торт? – ласково спросила миссис Симмонс.

Я промямлил что-то вежливое. Мы стояли перед собеседницами, и я чувствовал себя преступником в суде, которому сейчас сообщат его приговор.

– Мы с Хелен очень приятно побеседовали, – начала миссис Симмонс. – Мы обе считаем, что здесь, на острове, перед вами открываются совершенно уникальные возможности. Гулять, заниматься творчеством. И заодно, – она помедлила, посмотрела на Мейсона, – отключить всю электронику.

– Что? – выпалил Мейсон. – Меня-то ты за что наказываешь? Я ничего не сделал!

– Это не наказание, – мягко поправила его миссис Симмонс. – Это прекрасная возможность.

Мейсон скривился.

– То, что бабушке Джейка не нравятся видеоигры, еще не значит, что я не хочу в них играть. Она не моя бабушка.

По лицу миссис Симмонс я понял, что Мейсон переборщил.

– Зато я твоя мама. И я тебе говорю: никаких видеоигр, телевизора, любой электроники. И никакого телефона.

Мейсон замер – он уже не сердился, а переживал.

– А если я вдруг тебе понадоблюсь? Мне велено за тобой присматривать. Мне так папа сказал.

Миссис Симмонс вздохнула, потом кивнула в знак согласия.

– Телефон я тебе оставлю. Но только для звонков, ясно? Смотреть видео и играть в игры запрещено. Узнаю – отберу телефон. Вне зависимости от того, что говорит папа. Ты меня понял?

– Угу.

Мейсон бросил на меня сердитый взгляд, а потом, не сказав ни слова, ушел к себе в комнату. Я остался – мне было очень неловко, как все обернулось.

Хани подошла ближе, положила руку мне на плечо. Голос у нее был ласковый, едва ли не покаянный:

– Пошли, Джейк. Пора домой. Нам многое нужно обсудить.

Остаток дня я просидел на крыльце в «Птичьем Гнезде». Мне казалось, что жизнь кончена. Мейсон наверняка злится на меня. Да и Лоуви, наверное, тоже. Я ужасно вел себя при посторонних. И бабушка, разумеется, тоже на меня сердита.

Ее слова «Ты меня очень расстроил» постоянно крутились у меня в голове. Я подвел ее. А значит, и маму с папой тоже, потому что у меня есть поручение. «Заботиться о Хани». Я уронил голову на руки. Как мне теперь все это поправить?

И тут в голове мелькнула мысль.

Остаток дня я подметал парковку и подъездную дорожку. Подстриг ветки и кустарники, цеплявшиеся за машину. Расцарапал руки, обливался потом, но не бросал, пока солнце не начало садиться. Под конец я еще сгреб граблями шишки, иголки и сучки, валявшиеся на дорожке. Небо на западе горело огнем, красным, оранжевым и золотым, – садилось солнце. Я страшно устал, взмок, меня искусали. Посмотрел на окна – идти внутрь мне не хотелось. Но не торчать же на улице вечно. Нужно возвращаться в дом, к Хани. Извиняться перед ней.

Я как раз убирал инструмент, когда Хани окликнула меня сверху, с крыльца:

– Ужинать!

Я вздохнул. И дал себе слово, что съем все, что Хани положит мне на тарелку.

В доме аппетитно пахло теплым чесночным хлебом. И сладким томатным соусом. Хани стояла у раковины и сливала воду с горячих макарон.

– Как ты вовремя, – проворковала она. – Я как раз сварила макароны и вытащила хлеб из духовки. Умывайся! Через минуту ужин будет готов.

– Слушаюсь. – Меня все это очень озадачило.

Я пошел в ванную, вымыл руки и лицо и сел к деревянному столу. Книги с него убрали, на их месте лежали салфетки и приборы. Я выпрямил спину, понимая, что в доме произошли какие-то важные перемены.

Хани принесла две тарелки горячих, вкусно пахнувших макарон, села со мной рядом. На ней были те же брюки и футболка, но волосы она расчесала. Я бросил на еду подозрительный взгляд.

Хани его перехватила.

– Сегодня из города привезли продукты. А еще, – она посмотрела на меня с понимающей улыбкой, – Тесса Симмонс угостила нас чесночным хлебом.

Я выдохнул от облегчения.

Хани, улыбаясь, протянула мне руку.

– Давай поблагодарим.

Я попытался улыбнуться в ответ, вложил свою ладонь в ее. Ладонь была хрупкая, но при этом гладкая, теплая. Хани наклонила голову, начала молиться. Я тоже.

– Благодарим за пищу на столе, за близких рядом с нами, за соединяющую нас любовь. Благослови Эрика. Аминь.

– Аминь.

Я взял вилку, попробовал. Глаза вылезли на лоб, я не выдержал и улыбнулся. Как вкусно! Мы молчали, пока тарелка моя не опустела.

– Как здорово, – сказал я, дожевывая последнюю ложку.

– Я очень рада, что тебе понравилось, Джейк. – Хани утерла губы салфеткой, положила ее рядом с тарелкой, сложила руки на коленях. – Нужно обсудить… сегодняшнее… происшествие.

– Прости, что я на тебя накричал! – выпалил я. Слова вырвались – и мне стало легче.

– Спасибо, – откликнулась Хани. – А ты прости меня за то, что я так плохо о тебе заботилась.

– Но ты… – начал было я.

Хани прервала меня, подняв руку:

– Мы с Тессой очень серьезно поговорили. И наш разговор… на многое мне открыл глаза. Я поняла, что пренебрегала не только тобой, но и вообще очень многим. – Она погладила меня по руке. – Когда я днем вернулась домой, то огляделась как следует и вдруг увидела, во что превратилась. В старую улитку, застрявшую в своей раковине.

– Никакая ты не улитка, – возразил я.

– Очень похоже, – сказала она с кривоватой улыбкой.

– Просто ты иногда грустишь, – заметил я.

Лицо Хани смягчилось, а потом она кивнула.

– Почему?

– Ах, Джейк… трудно объяснить. После смерти твоего дедушки я так и не пришла в себя. Сначала страшно по нему тосковала. Мы же пятьдесят лет вместе прожили. Когда он умер, с ним ушла и часть моей души. Исчез смысл жизни. Я почти никуда не выходила. Не видела смысла готовить для себя одной, поддерживать чистоту в доме. Сидела взаперти. Погрузилась в книги.

Я обвел глазами стопки книг – повсюду.

Хани продолжила:

– Я перестала пользоваться паромом, то есть почти никогда не ездила в город за покупками. Плюс почему-то – самой трудно объяснить почему – я чувствовала себя спокойнее, когда холодильник был забит. Вроде как у меня есть все необходимое. – Она рассмеялась, но невесело. – Даже если продукты уже не годились в пищу.

Я вдруг увидел бабушку в совсем другом свете. Она не ленивая, не забывчивая. У нее депрессия.

– То есть тебе было одиноко? – спросил я почти шепотом.

Хани кивнула.

– Нездорово слишком долго жить одному. А когда я узнала, что твой папа ранен, ну… – Она вздохнула, покачала головой. – Просто не выдержала. Вообще перестала что-либо делать.

Я вспомнил мамины слова: «Позаботься о Хани. Ты ей нужен». Теперь они стали мне куда понятнее.

– Я тебя обидела. – Она накрыла мою руку своей. – Прости меня.

– А я обидел тебя. Я не имел права на тебя кричать. Выставил тебя непонятно кем перед миссис Симмонс. Прости меня, Хани.

Она улыбнулась, вгляделась мне в лицо.

– Джейк, родной мой, я же понимаю, как тяжело тебе дались новости о том, что папе ампутировали ногу. Да и мне тоже. Честно говоря, я в душе пока еще так с этим и не смирилась. – Она отпила глоток воды. – Но это не значит, что не настанет день, когда все будет в полном порядке. Просто до него еще надо дожить. И мне, наверное, понадобится помощь. Чтобы навести в доме порядок, разобраться со здоровьем. Я об этом сегодня говорила с Тессой Симмонс. Я знаю, мне многое предстоит сделать. Но если мы оба будем помнить, что Эрик обязательно поправится, будем сохранять бодрость – ради него и ради самих себя, мы обязательно справимся.

– Я буду очень стараться, Хани, – заверил я ее.

– Будем стараться вместе.

– Ты мне только скажи, что надо сделать.

Улыбка смягчила ее лицо.

– Ты и так уже мне очень сильно помог. Тем, что приехал. Мне больше не одиноко. Ты отлично исполняешь свои обязанности. А я тебя даже толком не поблагодарила. Я заметила, как ты отмыл тележку. А сегодня – подмел и расчистил дорожку. Ты очень многое сделал. – Она выпрямила спину. – Теперь моя очередь.

– Хани, я должен тебе сказать одну вещь.

– Что, родной мой?

– Я ничего не съел из того, что было в холодильнике. Я все выбросил. И молоко тоже.

– Правда? – Она рассмеялась. – Вот и молодец. Поможешь мне довести дело до конца? Надраим шкафы и холодильник от трюма до палубы.

Я расплылся в улыбке:

– Слушаюсь, капитан.

Мы встали из-за стола – обоим явно стало легче после этого разговора. Я помог убрать посуду, Хани ее вымыла, а я вытер. Мы говорили о самых разных вещах. Я перечислил, что люблю есть. Она рассказала, что мне будет интересно сделать на острове.

– А ты видел пушечное ядро в Природоохранном центре?

– Не-а. – А потом прибавил вежливее: – Точнее, не помню.

– Сходи посмотри. Его нашли твой папа с Рэндом – когда были примерно в твоем возрасте.

Я опустил полотенце.

– Настоящее ядро?

– Во-во.

Когда я убрал последнюю тарелку, Хани вытерла руки полотенцем и встала передо мной. Посмотрела в глаза, потом приподняла мне подбородок и спросила:

– Тебя еще что-то беспокоит? Говори, не держи в себе.

Если бы она спросила вчера, я бы просто покачал головой. Но сегодня, после всего, что случилось, я готов был просить о помощи.

– Да вот… Хани, а папа будет таким же, как раньше?

Лоб ее сморщился, а когда она снова на меня поглядела, глаза были как два прожектора, светивших мне в самое сердце.

– Конечно. Он так и останется твоим папой.

– Но… мне вообще не представить себе его без ноги, – выпалил я.

Хани порывисто притянула меня к себе. От нее пахло мукой и чем-то сладким.

– Знаю, – сказала она срывающимся голосом. – Мне и самой было трудно себе это представить. Ты не забывай, для меня твой папа – мой сыночек.

Она сделала шаг назад, попыталась улыбнуться, удерживая меня за плечи.

– Джейк, нога – это всего лишь конечность. Эрик останется прежним. В мыслях, в душе у него ничего не изменилось.

Я только и смог, что кивнуть. Сам пока не понимал, верю я ей или нет. Горло сжалось – не выдавить ни слова.

– Никому из нас не будет просто. Но у папы, помимо прочего, есть твоя мама, она ему поможет. А у меня, – она сжала мне плечи, – есть ты, у тебя – я.