Текст книги "Добывайки в воздухе"

Глава четвёртая

Первой их увидела мисс Мэнсис, та самая, что верила в эльфов, и, как девчонка, задыхаясь от восторга и волнения, побежала к мистеру Потту.

Мистер Потт как раз заканчивал вывеску «Корона и якорь» для своего миниатюрного трактира и говорил в ответ лишь «да», «нет» «неужто?». Иногда, заметив, что голос мисс Мэнсис лихорадочно повышается, он восклицал: «Поди ж ты!» – или: «Подумать только!» Сначала первое из этих выражений тревожило мисс Мэнсис: она смущённо замолкала, голубые глаза наполнялись слезами, – но постепенно она стала расценивать его как признак крайнего удивления со стороны мистера Потта и, когда он говорил: «Поди ж ты!» – принимала это за комплимент.

– Но это же правда: они живые! Они такие же живые, как мы с вами, и поселились в Виноградном домике… Да вы и сами увидите, если посмотрите, какую тропинку они протоптали ко входу.

Мистер Потт, удерживая пинцетом болтавшуюся вывеску, посмотрел в глубь сада, на Виноградный домик, чтобы ей угодить, но вскоре, так и не поняв, о чём она толкует, хмыкнул и вернулся к своей работе, то и дело повторяя:

– Ну и ну! Скажите на милость!

Мистеру Потту и в голову не приходило слушать мисс Мэнсис, когда она «заводилась», как он это называл. Он кивал ей и улыбался, но её слова проходили мимо его сознания. Он научился этому, когда жил со своей – покойной ныне – женой по прозвищу Сорока. Мисс Мэнсис говорила таким странным высоким, переливчатым голосом, употребляла такие диковинные слова и выражения и даже, к ужасу мистера Потта, читала ему стихи. Нет, он ничего не имел против мисс Мэнсис, наоборот. Он был рад, когда она приходила; ему нравилась её длинноногая фигура, нравились её девичьи повадки, её радостный смех; она всегда казалась по-детски счастливой, а от её щебета, как от песни канарейки, у него делалось весело на душе. А в каком долгу он был у этих неутомимых пальцев, которые мастерили одно, чинили другое, которые не только умели рисовать, чертить, шить, лепить и вырезать из дерева, но и могли также проникнуть туда, куда пальцам самого мистера Потта, толстым и одеревеневшим, было не попасть. Быстрая, как вспышка молнии, – вот какая она, жизнерадостная, как жаворонок, надёжная, как скала… «У всех нас есть свои недостатки, – говорил себе мистер Потт, – не одно, так другое…» У мисс Мэнсис это были «тары-бары».

Мистер Потт знал, что она уже немолода, но когда она сидела рядом с ним на траве, закрыв глаза и обхватив тонкими руками согнутые колени, и трещала без умолку, покачиваясь взад-вперёд, она казалась ему чем-то вроде вытянувшейся не по возрасту школьницы.

А как хороши у неё глаза! Скорее как фиалки, чем незабудки, они освещали, когда были открыты, всё её длинное худощавое лицо, но она застенчиво отводила их в сторону, если на неё смотрели в упор. Сейчас они сияли; поблёскивали суставы длинных пальцев, туго стиснутых на поднятых коленях; даже у её шелковистых, мышиного цвета волос внезапно появился блеск.

– Понимаете, главное – не показывать, что вы их увидели. Замереть, застыть… и никогда не смотреть на них прямо, только уголком глаза. Вроде как на птиц, когда не хочешь их спугнуть.

– …Их спугнуть, – подтвердил мистер Потт, поскольку мисс Мэнсис приостановилась.

Иногда, чтобы выказать симпатию к ней и скрыть, что он слушает её вполуха, мистер Потт повторял конец последней фразы мисс Мэнсис, а не то, опережая её, произносил последний слог. Если мисс Мэнсис говорила: «Король и королевство», – он понимающе вставлял: «…во!» Порой, задумавшись о чём-то, мистер Потт ошибался, и не успевала мисс Мэнсис сказать: «…садовая калитка», – как, подхватив последнее слово, он говорил: «…канава», что обоих приводило в смущение.

– Понимаете, я никак не могу понять, что они такое. Я хочу сказать, по величине и вообще они больше всего похожи на эльфов. Как по-вашему? – настойчиво спросила мисс Мэнсис.

– Верно, – ответил мистер Потт, проверяя корявым пальцем, хорошо ли качается на петлях вывеска, и стараясь вспомнить, куда подевал смазочное масло.

– Нет, не верно. Этот человечек с тюком на спине, которого я видела… он пыхтел. Совсем запыхался. Эльфы не могут пыхтеть. – Мистер Потт ничего не ответил, и мисс Мэнсис звонко сказала: – Или могут?

– Что – могут? – спросил мистер Потт, глядя, как раскачивается вывеска, и огорчаясь, что так скрипит.

– Пыхтеть! – ответила мисс Мэнсис, выжидающе глядя на него.

У мистера Потта сделался тревожный вид: о чём это она толкует?

– Пыхтеть? Понятия не имею.

– И я тоже, – весело согласилась с ним мисс Мэнсис, к его огромному облегчению. – Я хочу сказать, мы, в общем, так мало знаем об эльфах…

– Верно, – подтвердил мистер Потт, снова почувствовав себя в безопасности.

– …и об их привычках. Устают ли они и стареют ли, как мы, спят ли ночью, ведут ли домашнее хозяйство. Или про их еду. У нас так мало фактов. Мы даже не знаем, что они…

– Едят, – вставил мистер Потт.

– …собой представляют, из чего сделаны. Вряд ли у них та же плоть и кровь, что у нас.

– Вряд ли, – согласился мистер Потт и вдруг испуганно взглянул на мисс Мэнсис: неужели она сказала «кровь»? Положив вывеску, он обернулся. – О чём, ради всего святого, вы толкуете?

– О том, что по зрелом размышлении эти существа не могут быть эльфами. Да что там! У этого человечка на штанах была дыра, и он пыхтел и отдувался, поднимаясь на холм. Там есть ещё одна – в юбке, а может быть, две – трудно разобрать, сколько их. Я видела в окне руку: кто-то протирал изнутри стекло, – но чья она, было не разобрать. Белая, как стебель колокольчика, и примерно такой же толщины. Двигалась из стороны в сторону, забиралась во все углы. А потом я нашла очки и рассмотрела её до локтя. Настоящая рука. Рука, а в ней тряпка. Я не верила своим глазам. И всё же в известном смысле это казалось естественным.

– В известном смысле, да, – согласился мистер Потт, но вид у него был растерянный.

Глава пятая

Для мисс Мэнсис началась чуть не самая счастливая пора её жизни – во всяком случае, так ей казалось потом. Она всегда любила наблюдать природу: следила за муравьями в траве, мышами в амбаре, подмечала, как плетут паутину пауки, как строят гнёзда птицы. Она могла часами не двигаться с места: глядя, как паук спускается с листка, чувствовала и себя пауком и столько раз смотрела, как они плетут паутину, что и сама могла бы её сплести, причём любой, даже самой необычной формы. По правде сказать, мисс Мэнсис порой даже критиковала работу пауков. Так, пауку, висевшему в воздухе, она шептала: «Ну куда же ты, глупый… Этот лист тебе не годится, он скоро упадёт. Попробуй зацепиться за колючку…»

И вот теперь, сидя на склоне холма, обхватив руками колени, прикрытая – так она думала – большим кустом чертополоха, мисс Мэнсис наблюдала за маленьким народцем. И всё, что видела, описывала потом мистеру Потту.

– Их трое, – сказала она через несколько дней после того, первого разговора. – Мать, отец и худенькая девочка. Сколько им лет, сказать трудно. Иногда мне кажется, там есть и четвёртый… кто-то или что-то, который то появляется, то исчезает. Какая-то неуловимая тень. Но, возможно, это просто моя…

– Выдумка, – закончил мистер Потт.

– Фантазия, – поправила его мисс Мэнсис и радостно вздохнула. – Странно, что вы их не видели.

Мистер Потт, занятый кирпичиками, не ответил, решив, что речь идёт не об игрушечном Виноградном домике у него в саду, а о настоящем доме под таким же названием в Фордэме и мисс Мэнсис передаёт ему местные сплетни.

– Вы не представляете, что они там делают. Это просто чудо! Парадная дверь не открылась: наверно, покоробилась от дождя, – и весь вчерашний день он трудился над ней, скрёб чем-то похожим на лезвие бритвы. А ещё они сняли занавески, которые я сшила для «Короны и якоря», и повесили у себя, так что теперь нельзя заглянуть в окна. Я бы и так не решилась заглядывать, понимаете, близко к ним подходить нельзя. А Главная улица такая узкая. Потрясающе, правда?

Мистер Потт что-то буркнул. Помешивая кашицу из кирпичной муки и клея, он хмурился и сердито сопел. Сплетни о соседях… он этого не одобрял никогда. И мисс Мэнсис до сих пор – тоже. Болтушка – да, но леди до мозга костей. «Это на неё не похоже, – печально думал мистер Потт, – заглядывать в чужие окна… Нет, совсем не похоже».

А она принялась рассказывать о пальто начальника станции.

– …Понимаете, это она его взяла. Вот куда оно исчезло. Она взяла пальто для него… оно такое красивое, и пуговицы золотые… и он надевает его по вечерам, после захода солнца, когда делается прохладно. Я не удивлюсь, если она в один прекрасный день снимет со священника сутану. Ну чем не платье? И по размеру ей в самый раз. Но, конечно, это бы сразу бросилось в глаза. А они умные. Всякий бы заметил, что у священника исчезла сутана – ведь он стоит в дверях церкви у всех на виду, – в то время как увидеть начальника станции теперь трудно, нужно заглянуть внутрь вокзала: он может оставаться голым неделю за неделей, и никто об этом не узнает.

Мистер Потт перестал помешивать кирпичное тесто и возмущённо посмотрел на мисс Мэнсис. Она с испугом взглянула в его круглые сердитые глаза и с тревогой спросила:

– Что такое?

Мистер Потт с глубоким вздохом сказал:

– Если вы сами не понимаете, что толку говорить?

Не очень-то логичное высказывание. Мисс Мэнсис снисходительно улыбнулась и, положив руку ему на плечо, успокоила:

– Но им ничто не грозит, у них всё в порядке.

Мистер Потт сбросил её руку и, продолжая мешать, тяжело дыша и грохоча мастерком, сказал сурово:

– Им много чего грозит от злых языков. Я видел, как сплетни разрушали семьи и разбивали сердца.

Немного помолчав, мисс Мэнсис сказала:

– Да мне вовсе не жалко этого пальто.

Мистер Потт фыркнул, но она продолжила:

– По правде говоря, я собиралась сшить им одежду. Думаю, можно оставить её на траве: пусть нечаянно найдут, чтобы не догадались, откуда она появилась…

– Так-то лучше, – заметил мистер Потт, соскребая крошку с кирпича.

Мисс Мэнсис, ничего не сказав на это, молчала так долго, что мистер Потт искоса посмотрел не неё. Может, он был с ней слишком резок? Сжав колени руками, она сидела и улыбалась в пространство, потом вдруг прошептала:

– Понимаете, я их люблю.

Больше мистер Потт её не прерывал. Если интерес мисс Мэнсис проистекает из сердечной склонности, тогда другое дело. День за днём он кивал и улыбался, а мисс Мэнсис заливалась соловьём. Нежные весёлые слова обгоняли друг друга и растворялись в солнечном свете, отскакивая от мистера Потта: редко когда что-нибудь привлекало к себе его внимание. Так было даже в тот знаменательный день в июне, когда мисс Мэнсис, запыхавшись, кинулась на траву рядом с ним, чтобы поскорей поделиться своей потрясающей новостью.

Мистер Потт во второй раз просмаливал шпалы и, держа в одной руке жестянку со смолой, а в другой – кисть, медленно продвигался вдоль рельсов, вытянув вперёд деревяшку.

Мисс Мэнсис, не переставая взахлёб рассказывать, тоже, чтобы не отстать, двигалась вместе с ним.

– …И когда она заговорила со мной, я не поверила своим ушам. Вы бы и сами изумились.

– Возможно, – сказал мистер Потт.

– Такое крошечное создание… и ничуть меня не боится. Сказала, что наблюдала за мной много недель подряд.

– Поди ж ты! – учтиво проговорил мистер Потт, стёр с рельсов каплю дёгтя и добавил, любуясь блеском стали: – Так-то лучше. – И ещё подумал: «Нигде ни крошки ржавчины».

– Теперь я знаю, как их зовут и всё прочее. Они называют себя «добывайки».

– Догадайки? – переспросил мистер Потт.

– Нет, добывайки.

– А, догоняйки, – сказал мистер Потт, размешивая дёготь в банке, которая стояла в ведёрке с горячей водой. Потом, подняв кисточку и глядя на падающие капли, подумал: «Пожалуй, немного загустел».

– Но это не фамилия: их фамилия Куранты, а название их народа – вроде национальности, – продолжала мисс Мэнсис. – Они добывают себе пропитание, как мыши или птицы… бедняжки. Я думаю, они произошли от людей и живут на то, что перепадёт от людей же на их долю. У них нет ничего своего. И, конечно, нет денег…

Заметив, что мистер Потт сочувственно, хотя и рассеянно, покачал головой, мисс Мэнсис добавила:

– Впрочем, это неважно: деньги им ни к чему. Они бы не знали, что с ними делать. Но им нужно как-то жить…

– …и давать жить другим, – бодро подхватил мистер Потт. Ему понравилась эта фраза: надо при случае ещё где-нибудь её вставить.

– Но они вовсе не мешают жить другим, – возразила мисс Мэнсис. – Они никогда не берут ничего существенного. Правда, я не совсем уверена насчёт пальто начальника станции… Но если подумать, ему оно нужно только для вида, а не для тепла, ведь он сделан из воска. Да оно ему и не принадлежит – сшила-то его я. И уж если об этом зашла речь, самого начальника тоже сделала я. Так что пальто это вообще-то моё, но меня оно не согреет.

– Не согреет, – рассеянно согласился мистер Потт.

– А вот добывайкам ещё как нужно тепло, а ещё топливо, и крыша над головой, и вода, но больше всего – люди, хотя им-то они и не доверяют. И правильно делают, по-моему. Стоит только почитать газеты. Но это грустно, правда? То, что они нам не доверяют, хочу я сказать. Что было бы приятней для человека – вроде меня например, – чем приютить их под своим кровом? Не то чтобы мне было одиноко, дело не в этом. – Глаза мисс Мэнсис подозрительно заблестели, слова стали обгонять друг друга. – Мои дни слишком заполнены, чтобы я томилась от одиночества. У меня столько разных увлечений, я не отстаю от жизни. И у меня есть мой старый пёс и две птички. Но всё равно это было бы так мило… Я знаю теперь их имена – Под, Хомили и маленькая Арриэтта. Эти создания умеют говорить. Вы только представьте, – она неожиданно рассмеялась, – я буду теперь шить для них с утра до ночи! Смастерю им разные вещи. Куплю что надо. Я… но мне не надо вам объяснять…

– Не надо, – сказал мистер Потт. – Я вас понимаю…

По правде говоря, ничего он не понимал. Ему казалось невежливым, хотя высказать это словами он бы не смог, что мисс Мэнсис называет семью своих новых друзей «создания». Тем более если они попали в беду… Но с другой стороны, она всегда выбирает такие странные слова и выражения…

– Наверно, девочка потому и заговорила со мной, – продолжала между тем мисс Мэнсис, – что чувствовала себя в безопасности. Они всегда…

– …знают, – услужливо закончил мистер Потт.

– Да. Как звери, и дети, и птицы, и… эльфы.

– Ну, за эльфов я бы не поручился, – сказал мистер Потт. «И если уж на то пошло, то и за зверей».

Мистер Потт подумал о барсуке, которому спас жизнь: если бы тот знал, то он не лишился бы ноги.

– Чего только они не натерпелись, бедняжки! – Глаза мисс Мэнсис скользнули вниз и остановились у подножия холма: группки миниатюрных домиков, дымящие трубы, церковь, кузница, поблёскивающие рельсы – всё дышало миром и покоем. – Для них было чудом, сказала мне Арриэтта, попасть в наш городок.

Мистер Потт кивнул, продвинулся вперёд на два шага и переставил жестянку со смолой. Мисс Мэнсис, поглощённая своим рассказом, казалось, ничего не заметила. Обхватив колени, полузакрыв глаза, она продолжала нараспев, словно читала стихи:

– Стояла полная луна, говорит Арриэтта, когда они сюда прибыли. Вы можете это себе нарисовать? Яркий свет, резкие тени. Им надо было занести на берег кучу всяких вещей, а легко, думаете, пробраться через камыш, что растёт у воды!.. Спиллер – так зовут дикого добывайку – провёл Арриэтту по всему городку. Они зашли на вокзал, и она увидела все эти фигуры, которые я слепила: женщину с корзинкой, и старика, и девочку, – все они сидели в ряд на скамье тихо и неподвижно, а за ними – солдат с ранцем. Пёстрые от лунного света, падавшего на них сквозь деревянную резьбу на вокзальной крыше, они были совсем как живые, говорит Арриэтта, но казалось, что они околдованы или слушают музыку, которая им со Спиллером была не слышна. Арриэтта тоже стояла тихо, глядя во все глаза на их бледные лица, освещённые луной, но тут внезапно раздался шорох и прямо по неподвижным фигурам пробежал большой чёрный жук. Арриэтта увидела, что они неживые. Вообще-то она не боится жуков, даже любит их, но здесь завизжала что есть мочи… Она говорит, в кассе растут поганки, а когда они вышли из вокзала, по Главной улице туда-сюда шныряли мыши. А на ступенях церкви стоял священник в чёрной сутане – безмолвный, неподвижный. И всюду лунный свет…

Хомили сразу приглянулся Виноградный домик. И её можно понять: он и правда радует глаз, – но дверь не открывалась – видимо, разбухла от дождей. А когда они распахнули окно, то увидели, что внутри что-то есть и пахнет сыростью. Спиллер сунул в окно руку, и знаете, что оказалось? Комната заросла травой до самого потолка. Белой, как шампиньоны, ведь росла она в темноте. Так что первую ночь добывайкам пришлось провести под открытым небом.

Но следующий день, говорит Арриэтта, был чудесным. Яркое солнце, весенние запахи и первая пчела. Понимаете, добывайкам всё так хорошо видно – каждый волосок на бархатной спинке пчелы, прожилки и переливы красок на крыльях. Мужчины – ну а как иначе их назвать? – очистили дом от сорняков, выкосив их кусочком бритвы и половинкой ножниц. Потом привели в порядок крышу. Спиллер нашёл кокон бабочки и подарил Арриэтте. Она держала его у себя до прошлой недели. Оказалось, что это «красный адмирал». Арриэтта наблюдала, как бабочка вылезает из кокона, но когда появились концы крыльев и все поняли, каких она размеров, поднялась паника. В самый последний момент им удалось вытолкнуть бабочку наружу через парадную дверь. Если бы она расправила крылья, то заняла бы всю комнату от стены до стены. Представьте, что в вашей комнате оказалась огромная, величиной со слона, бабочка и нет никакой возможности выпустить её! Фантастика! Даже подумать об этом страш…

– …но, – добавил мистер Потт.

– Неделю спустя они обнаружили вашу кучу песка и занялись полом: углубили, засыпали песком и утрамбовали. Прыгали и топали, колотили и хлопали. Целое утро отплясывали как сумасшедшие. Ну и весело было, говорит Арриэтта. А три недели назад они добыли у вас кирпичное тесто. Вы как раз смешали клей с кирпичной пылью – помните? – для последней партии кирпичей. Они наложили его поверх песка, ну и ещё кое-что сделали, и теперь, говорит Арриэтта, пол стал ровный и гладкий. Они подметают его головками чертополоха. Но он ещё не расцвёл: лепестки стиснуты слишком тесно, – чуть позже будет удобнее…

Наконец до мистера Потта дошёл смысл её слов, и он медленно проговорил, оборачиваясь:

– Моя куча песка?

– Да, – рассмеялась мисс Мэнсис, – и ваше кирпичное тесто.

– Моё кирпичное тесто? – повторил мистер Потт и замолчал, словно обдумывая то, что она сказала.

– Да, но они берут такую малость… самую крошку.

– Моё кирпичное тесто, – повторил мистер Потт, а когда обернулся к мисс Мэнсис, лицо его было суровым, даже гневным. – Где эти люди?

– Но я же вам говорила! – воскликнула мисс Мэнсис и, поскольку он всё ещё сердился, взяла его мозолистую руку в свои, словно хотела помочь ему подняться. – Пойдёмте, я вам их покажу. Только не шумите.

Глава шестая

– Главное – не двигаться, – шепнул Под Арриэтте, когда впервые заметил мисс Мэнсис, сидевшую на корточках за кустом чертополоха. – Они не ожидают нас увидеть, и если не шевелиться, то не увидят. И никогда не смотри на них прямо, только искоса. Понимаешь?

– Ещё бы не понимать… Я слышала это сто раз: «Не двигайся, не шевелись… тихо, спокойно… ползком, тишком…» Что толку тогда жить?

– Ш-ш-ш, – сказал Под и положил руку на плечо дочери.

Последнее время Арриэтта была сама не своя: словно у неё камень на сердце, – но не грубила.

Под решил не обращать внимания на её слова: переходный возраст скорее всего.

Они стояли в жёсткой траве, доходившей до плеч, так что видны были только головы.

– Понимаешь, – прошептал едва слышно Под, – мы ей кажемся то ли цветками, то ли какими-то другими растениями. Возможно, бутонами…

– А если ей вздумается нас сорвать? – раздражённо сказала Арриэтта.

У неё ныли ноги, и страшно хотелось сесть на землю; десять минут переросли в пятнадцать, но по-прежнему никто из них не мог шевельнуться.

На травинку рядом с Арриэттой взобрался муравей, пошевелил усиками и поспешил вниз; под листом подорожника спал слизень и время от времени ворочался с боку на бок, когда лист колыхался. «Ему, наверно, что-то снится, – подумала Арриэтта, любуясь бликами на глянцевитой, серой с красным отливом коже. – Если бы отец не был таким старомодным, я рассказала бы ему про мисс Мэнсис, и мы могли бы уйти. Но, на их с мамой взгляд, если нас увидят, это позор, чуть не трагедия: надо бросать свой дом, переселяться в чужие края и там начинать всё сначала. Легко ли это для них! По их понятиям, с той минуты, как о твоём существовании узнали, жизнь твоя в опасности, и добывайка, которого увидели, должен немедленно скрыться».

– А если ей вздумается нас сорвать? – раздражённо сказала Арриэтта.

При всём том за её короткую жизнь Арриэтту видели четыре раза. Что за непонятное чувство, спрашивала она себя, так страстно влечёт её к человекам? А в этот – четвёртый – раз она даже заговорила с мисс Мэнсис. Без сомнения, это опрометчивый и глупый поступок, но какой трепет восторга и ужаса её охватил, когда ей ответило это огромное создание, когда глаза великанши засияли радостью, а огромные губы раздвинула ласковая улыбка. Стоило однажды заговорить с человеком без всяких дурных последствий, и трудно было устоять от соблазна сделать это ещё раз. Арриэтта дошла до того, что сама подстерегала мисс Мэнсис: возможно потому, что её истории вызывали у великанши восхищение, а ей – когда Спиллер их покидал – часто бывало одиноко.

Ах, с каким удовольствием она вспоминала о первых днях в игрушечном городке! Как замечательно было кататься со Спиллером в поезде! Они забирались потихоньку в полупустой вагон, а когда поезд трогался, сидели так тихо и неподвижно, будто, как и прочие пассажиры, вылеплены из воска. Они ездили по кругу, десятки раз минуя Виноградный домик, а на обратном пути пересекая по мостику ручей. Над ними склонялись лица человеков, они видели перед чёрным ходом дома мистера Потта ряды туфель и сапог, видели ноги: толстые, тощие, в чулках, босые, – слышали смех и удивлённые возгласы человеков. Это было страшно и упоительно, но почему-то рядом со Спиллером Арриэтта чувствовала себя в безопасности. За поездом стелился хвост дыма. Такой же дым валил из труб всех домиков – для этого в трубу засовывали пучок промоченной нитратом верёвки и прикрепляли его шпилькой-невидимкой. «Вы видели мои шпильки-невидимки?» – как-то спросила мисс Мэнсис мистера Потта (на редкость несуразный вопрос!), однако в Виноградном домике Под вытащил крючком тлеющую верёвку и зажёг вместо этого настоящий огонь, который Хомили подкармливала кусочками сальных свечей, угольной крошкой и смолистыми крупинками шлака.

Ах, с каким удовольствием она вспоминала о первых днях в игрушечном городке!

Не кто иной, как Спиллер, дикарь Спиллер, помог Арриэтте разбить садик и найти для него белый первоцвет, маленькие голубые цветочки незабудки, похожую на папоротник кудрявую травку и заячью капусту с крошечными светло-розовыми лепестками. С помощью Спиллера она засыпала щебнем дорожку и сделала лужайку из мха.

Мисс Мэнсис с восторгом наблюдала за этим из своей засады. Арриэтту она видела ясно, но Спиллера, этого добывайку-исчезайку, разглядеть не могла. То стремительный, то недвижный, нюхом чующий, где укрыться от чужих глаз, он в любой момент мог слиться с окружающим фоном и исчезнуть.

Вместе со Спиллером Арриэтта обследовала все остальные дома Литл-Фордэма, удила рыбу и купалась под прикрытием камышей.

«Настоящий мальчишка! – ворчала Хомили, которой не нравилось влияние Спиллера на дочь, и жаловалась Поду: – Он совсем другой породы, не такой, как мы!»

Стоя рядом с отцом в траве и думая обо всём этом, Арриэтта вдруг почувствовала, каким бременем легла на неё её тайна, и осознала с тревогой, что, обыщи родители хоть весь белый свет, лучшего места для жизни не найдут – целый городок, подогнанный под их рост, где благодаря посетителям была на редкость богатая добыча. Арриэтта уже не помнила, когда мать, хлопоча по хозяйству, последний раз напевала, как это было сейчас, а отец, что-то беззвучно насвистывая, расхаживал по улицам городка.

«Укрытий» в Литл-Фордэме было хоть отбавляй, но добывайки в них не нуждались. Между ними и восковыми фигурками почти не было разницы, и по вечерам, после закрытия, Под мог гулять сколько вздумается, если не боялся замёрзнуть. А сколько он приносил тряпиц на одежду! У Хомили наконец снова появилась шляпка, и она никогда не выходила без неё из дому. С каким волнением и радостью она произносила это магическое слово – «шляпка»! «Погодите, я ещё не надела шляпку». Нет, выселять их отсюда нельзя, это было бы жестоко. Под даже приделал к парадной двери замок… с ключом. Это был замок от карманного футлярчика для бус, принадлежавшего мисс Мэнсис. Он и не догадывался, кому обязан этой находкой, ведь мисс Мэнсис нарочно бросила футлярчик возле куста чертополоха, чтобы его легче было увидеть. Арриэтта не могла даже намекнуть на это отцу. Стоило ему узнать правду, и всё начнётся сначала: страх, тревога, отчаяние, взаимные упрёки и, в конце концов, очередное переселение. Они уже не раз проходили через это.

– О боже, боже, – печально вздохнула Арриэтта, – как же быть?

Под искоса взглянул на неё и шепнул, чуть подтолкнув:

– Опускайся. Опускайся в траву… медленнее… медленнее…

Арриэтта с радостью подчинилась. Головы и плечи добываек понемногу скрылись из виду, и, прислушавшись к тишине, они пробрались между стеблями травы, укрылись на миг за стеной церкви и скоро оказались в безопасности, проскользнув через чёрный ход в свой собственный дом.