Текст книги "Очарование тьмы"

– Приветствуйте своего государя Его Величество короля Джаксона Тайреса Рейфферти Дальбрекского.

Повисла полная тишина. Несколько человек тотчас склонились, большинство офицеров присоединилось к чествованию короля Джаксона, однако основная часть солдат замешкалась, потрясенная новостью. То, что старый король почил, было секретом. Постепенно осмысление происходящего начало приходить, и люди дружно принялись преклонять колени.

Рейф удостоил их легким кивком, однако для меня было совершенно очевидно, что лично он предпочел бы обойтись без всех этих формальностей. Он чтил традиции и протокол больше, чем я, но сейчас он был лишь уставшим юношей, нуждающимся в отдыхе, мыле и достойной еде.

Встав, офицер с минуту поизучал Рейфа, а потом протянул руки и крепко обнял его, совсем не заботясь о том, что его грязная одежда испачкала свежий китель и хрустящую рубашку.

– Мне очень жаль, мальчик, – тихо промолвил он. – Я любил твоих родителей. – Он выпустил его из объятий и отстранился на расстояние вытянутой руки. – Но, проклятье, солдат, ты совсем оборзел. Где ты, черт возьми, пропадал?

Рейф ненадолго прикрыл глаза, на него снова навалилась усталость. Теперь он был королем и не должен был ничего объяснять, но в первую очередь он все же оставался солдатом, преданным своим товарищам.

– Капитан сможет ответить на некоторые из твоих вопросов. Но сначала нам нужно…

– Разумеется, – прервал незнакомец, осознав свою ошибку. Он повернулся к солдату, стоявшему рядом: – Нашему королю и его офицерам необходимы ванны и свежая одежда. И подготовленные покои! И… – Его взгляд упал на меня, быть может, впервые обратив внимание на то, что я женщина. – И… – Он неуверенно замялся.

– Полковник Бодин, – вмешался Рейф, – она и была причиной моего отсутствия. – Он оглядел собравшихся, обращаясь теперь не только к полковнику, но и к остальным. – Важной причиной, – добавил он с ноткой суровости. Он вытянул руку в мою сторону. – Позвольте представить вам принцессу Арабеллу, Первую дочь дома Морриган.

Все взгляды обратились на меня, и я почувствовала себя голой, словно очищенная виноградина. Несколько юных солдат подавили смех, но затем все внезапно поняли, что Рейф говорит серьезно. Улыбки исчезли. Капитан Эйзия вытаращился на меня во все глаза, и лицо его раскраснелось, вероятно при воспоминании о каждом бранном слове, сказанным им в адрес Морригана.

Уголок рта полковника Бодина неловко дернулся.

– Она… ваша пленница?

Учитывая обстоятельства, нынешнюю вражду между нашими королевствами и мой жалкий вид, такой вывод был вполне закономерен.

Оррин фыркнул. Свен кашлянул.

– Нет, полковник, – ответил Рейф. – Принцесса Арабелла – ваша будущая королева.

Глава восемнадцатая

Гриз издал низкий рык; Рейф только что узурпировал его заявление. Как только Гриз поднял мою руку перед кланами в Санктуме, для него я стала королевой одного единственного королевства.

Я бросила на него суровый взгляд, и Гриз схватился за бок, поморщившись так, словно это и стало причиной его несвоевременного проявления недовольства. Однако оно потонуло в последовавшей за этим тишине. Взгляды людей буквально душили.

Казалось, сейчас быть венданцем в стенах этого форпоста было гораздо предпочтительнее, чем дерзкой принцессой, бросившей своего драгоценного жениха-принца у алтаря.

Я расправила плечи и подняла подбородок выше, пусть это и обнажило еще несколько колец грязи на моей шее. Мне вдруг стало больно от всех этих попыток, больно за то, что я всегда оставалась не при делах, больно, что, когда Паулина, Берди и Гвинет были рядом и обнимали меня, тесно прижимаясь друг к другу, я была непобедима. Меня захлестнула тоска по сотне утерянных и ушедших вещей, которые я уже не смогу вернуть, включая Астер, которая беззаветно верила в меня. И эта боль была настолько глубокой, что мне внезапно захотелось пролить кровь наземь и исчезнуть.

Но моя пытка все никак не прекращалась. А потому я выпрямила спину и по-королевски выдвинула челюсть. Мой голос стал твердым и уверенным; я будто слышала, как это говорит моя мать, хотя шевелились мои собственные губы.

– Уверена, у вас всех накопилось немало вопросов, на которые, я надеюсь, мы сможем ответить позже, когда приведем себя в порядок.

Оттолкнув полковника в сторону, вперед сразу же шагнула худая белокожая женщина с выразительными скулами. Ее волосы цвета воронова крыла были тронуты серебром и стянуты в неумолимо тугой пучок.

– Покои для ее высочества тоже будут подготовлены, – подчеркнуто обратилась она к Рейфу. – А пока она может отдохнуть в моих, где мы с другими девушками займемся ее нуждами.

Женщина посмотрела на меня исподлобья, и ее тонкие губы сжались в линию.

Уходить с ней мне совсем не хотелось. Скорее я предпочла бы привести себя в порядок в солдатских казармах и одолжить там еще одну пару штанов, однако Рейф поблагодарил ее, и меня выпроводили взмахом руки.

Уходя, я услышала, как Рейф приказал удвоить число часовых у ворот и сократить смены на сторожевых башнях, чтобы солдаты там все время находились начеку. Он не назвал причин, но я знала, чего он опасался, – что где-то там, за стенами, все еще могли скрываться рахтаны. После стольких недель, проведенных в напряжении, меня мучил вопрос, сможем ли мы теперь хоть когда-нибудь перестать оглядываться. Сможем ли мы снова обрести мир?

Окружающие нарочито старались держаться подальше от меня и не прикасаться. Интересно, то было из-за моей грязной наружности или все же из-за моего положения? В ответе на этот вопрос я не была уверена, но, когда я последовала за этой тоненькой угловатой женщиной, толпа широко расступилась, предоставляя мне простор. Она представилась мне как мадам Рэтбоун. Я было оглянулась через плечо, однако люди уже снова сгрудились вокруг Рейфа, и он исчез из поля моего зрения.

* * *

Пока я ожидала, когда мне наберут ванну, мне предложили присесть на табурет в гостиной мадам Рэтбоун. Две другие дамы, представившиеся как Вила и Аделина, удалились в свои собственные покои, откуда вскоре начали возвращаться с разнообразной одеждой, пытаясь подобрать что-нибудь подходящее для меня. Стояла неловкая тишина, они шаркали вокруг меня, раскладывая на стульях и столах различные предметы гардероба, оценивая их по размеру на глаз, но не поднося ко мне. Это потребовало бы еще большего сближения, а я все еще была невыразимо грязной. Их взгляды были слишком настороженны, а я слишком устала, чтобы пытаться завязать какую-либо светскую беседу.

Сама же мадам Рэтбоун сидела напротив меня на широком мягком диване. И не сводила с меня глаз.

– На вас кровь, – наконец произнесла она.

– Клянусь богами, да она вся в крови! – огрызнулась Аделина.

Вила, которая, вероятно, была всего на несколько лет старше меня, вслух поинтересовалась:

– Что, черт возьми, они могли там с ней делать?

Я опустила взгляд на свои руки и заляпанную красным грудь, затем потрогала лицо и ощутила на пальцах хрустящую шершавость засохшей крови. Венданской крови. Я прикрыла глаза. Все, о чем я могла сейчас думать, была Астер. Мне представлялось, что вся эта кровь принадлежала ей.

– Ты ранена, дитя?

Я подняла глаза на мадам Рэтбоун. В ее голосе прозвучала нежность, которая застала меня врасплох, и в моем горле поднялся болезненный комок.

– Да, но уже давно. Это не моя кровь.

Три женщины обменялись взглядами, и мадам Рэтбоун процедила длинную цепочку горячих проклятий. От ее глаз не укрылось и то, как слегка отвисла моя челюсть, и ее брови поднялись.

– Разумеется, путешествуя с солдатами, ты слышала и нечто похуже.

Вообще-то нет. Не совсем. Я не слышала подобных слов с тех времен, как играла в карты в дальних комнатушках таверн со своими братьями.

Мадам Рэтбоун сморщила нос.

– Давай-ка снимем с тебя все это, – сказала она. – Ванна уже должна быть готова.

Она провела меня в смежное помещение – по-видимому, офицерское жилище, небольшое и квадратное: гостиная, спальня и чулан для ухода за собой. Стены здесь были отделаны гладкой белой штукатуркой и украшены изящными гобеленами. Солдат поставил последнее ведро для ополаскивания с валящим из него паром рядом с медной ванной и быстро вышел через другую дверь. Мадам Рэтбоун сразу же опустила за ним засов.

– Помочь тебе принять ванну или лучше оставить в уединении? Как будет лучше?

Сама не зная, чего хочу, я уставилась на нее во все глаза.

– Тогда мы останемся, – решила она.

* * *

Я заплакала. Я не могла этого объяснить. Это была вовсе не я. Но теперь я стала другой. Той, которой никогда не была прежде. По моему лицу медленно катились слезы, пока с меня сдирали одежду, когда развязывали шнурки на моих ботинках и снимали их с моих ног, пока мыли губкой мою шею и волосы. Все до последней капли крови на моей коже было смыто в воду.

«Ты измучена. Вот и все», – сказала себе я. Но это было подобно крови из вскрытой артерии, которая отказывалась сворачиваться. Даже когда я закрывала глаза, пытаясь остановить этот поток, соленая жидкость медленной струйкой просачивалась сквозь мои веки, находила уголок рта, а затем растекалась по губам.

– Выпей это, – произнесла мадам Рэтбоун, ставя большой кубок с вином на столик рядом с ванной.

Я отпила, как и было приказано, а затем откинула голову на вытянутый медный бортик ванны, уставившись в бревенчатый потолок. Женщины загребали цитрусовые кристаллы прямо горстями и втирали их в мою кожу, очищая ее от грязи, запаха и страданий тех мест, где я побывала. Они долго трудились над моими руками и ногами, бережно обходя стороной зашитые раны. Я сделала еще глоток, и круги тепла потекли по кончикам моих онемевших пальцев, разглаживая мышцы, расслабляя шею, натягивая веки до тех пор, пока они не сомкнулись.

Вила снова поднесла кубок к моим губам.

– Глотни еще, – мягко сказала она.

Так знакомые мне места, поля с виноградниками, шелковистое небо, кожица, пачкающая мои пальцы, бархат… дом.

– Морриган, – прошептала я.

…Да.

…караваны привозят его.

…самое лучшее.

…полковник Бодин не пропустит ни единой бутылки.

…много.

Я и не заметила, как заснула, и лишь смутно запомнила, как вставала с чужой помощью, чтобы ополоснуться. Я легла на толстые мягкие одеяла, и женщины продолжили втирать в мою кожу ароматные масла. Мадам Рэтбоун внимательно оглядела зашитые шрамы на моих ноге и спине.

– Стрелы, – пояснила я. – Тавиш вырезал их.

Аделина судорожно втянула в себя воздух.

До меня опять донеслось низкое жужжание женских голосов.

Потом мадам Рэтбоун смазала рубцы маслянистым бальзамом, заявив, что это поможет заживлению. В воздухе разлился аромат ванили.

На животе, которым я ударилась о седло Ульрикса, также расцвел огромный темно-фиолетовый синяк. Массирующие пальцы нежно обводили его по кругу, и я снова ощутила, как соскальзываю в небытие, а голоса рядом стали отдаляться.

– А это что? – спросила Вила, кончиками пальцев касаясь рисунка на моем плече. Он больше не был свадебной кавой. А может, никогда ею и не являлся.

Я вспомнила, как Эффира описывала надежду Венды: «Коготь быстр и свиреп, лоза медленная и прочная, но оба сильны, каждый по-своему…»

– Это…

Пророчество безумной королевы.

Та, что будет сначала слаба и гонима…

Та, чье имя дано было втайне.

– Это их надежда, – слова сорвались с моих губ так слабо и невнятно, что даже я не была уверена, что произнесла их вслух.

* * *

Я проснулась от шепота, доносившегося из гостиной.

– Может быть, вот это и это вместе?

– Нет, думаю, нужно что-то менее замысловатое.

– Думаешь, она знает?

– Вряд ли.

– Никогда не считала это правильным.

– А принц? Принц был в курсе?

– Да, он знал.

– Вот же глупцы.

– Теперь это не имеет никакого значения. Видела, как он на нее смотрел?

– А этот его тон… Поневоле не захочешь перечить ему.

– Особенно теперь, когда он стал королем.

– А какие у него стали глаза. Человека на месте могут испепелить!

– Прямо как у его отца.

– Но это не означает, что они все еще не могут использовать ее в своих целях.

– Нет, я бы сказала, что нет. Вряд ли, после всего того, что произошло.

– А что насчет этого?

– По-моему, эта ткань лучше.

– С этим пояском, да.

Я села, подтягивая к себе одеяла. Как долго я спала? Бросила взгляд на пустой кубок, стоящий на столе, а затем на свои руки. Снова мягкие. Сияющие, чего не было с тех самых пор, как я покинула Сивику несколько месяцев назад. Ногти были подстрижены и отполированы до безупречного блеска. Но почему они сделали это для меня? Или, возможно, это делалось для их короля – того, кто… как они там сказали? «Человека на месте может испепелить»?

Пытаясь стряхнуть с себя туман сна, я зевнула и приблизилась к окну. Солнце уже угасало. Я точно проспала не меньше нескольких часов. На возвышающуюся белую стену заставы опускалась золотисто-розовая дымка. Мне было видно лишь небольшой кусочек этого военного городка, однако спокойствие сумерек придавало ему безмятежное очарование. На самом верху стены я различила какого-то солдата, но даже в нем ощущалась странная элегантность, казавшаяся мне неуместной. Золотистый свет ловил отблеск его пуговиц и отражался на аккуратно подогнанном ремне и перевязи. Все здесь казалось чистым и свежим, даже это недавно побеленное жилище. Впрочем, я находилась далеко от границы, это был уже мир Дальбрека, и он совсем не походил на Морриган. Он и ощущался иначе, чем Морриган. Здесь царил порядок, а все, что мы когда-либо с Рейфом делали, шло вразрез с ним.

Мне стало интересно, где он сейчас. Отдохнул ли наконец? Или все совещается с полковником Бодином и выслушивает обстоятельства смерти своих родителей? Простят ли товарищи его отсутствие? Простят ли они меня?

– Ты проснулась.

Я повернулась, прижимая одеяло к груди. В дверях стояла мадам Рэтбоун.

– Принц – то есть король – заходил чуть пораньше, чтобы проведать тебя.

Мое сердце радостно подпрыгнуло.

– Может, ему нужно…

Но тут в комнату ввалились Вила и Аделина, заверив меня, что у него нет никаких неотложных надобностей, и принялись меня одевать. Мадам Рэтбоун усадила меня за туалетный столик, и Аделина начала расчесывать мои спутанные волосы; ее пальцы двигались с невероятной уверенностью, перебирая прядь за прядью, словно пальцы искусной арфистки, прихватывая сразу по несколько локонов за раз и заплетая их с легкостью насвистываемой мелодии, одновременно обвивая прическу сверкающей золотой нитью.

А когда она закончила, Вила надела мне через голову свободное платье – тонкое, струящееся, кремовое, словно теплый летний ветер. И теперь-то я поняла, что все то, что я слышала о Дальбреке и их любви к изысканным нарядам, соответствовало действительности. Потом последовал жилет из мягкой кожи со шнуровкой на спине, украшенный золотым филигранным узором. Впрочем, это был скорее символический корсет, поскольку он практически не прикрывал мою грудь. Мадам Рэтбоун повязала на моих бедрах скромный поясок из черного атласа, ниспадающий почти до пола, и я поймала себя на мысли, что все это выглядело слишком уж элегантно для военного аванпоста. Мне подумалось, что если боги и носят какую-либо одежду, то наверняка они выглядят примерно вот так.

Решив, что они закончили, я уже было собиралась поблагодарить и откланяться, чтобы найти Рейфа, но они еще не были готовы отпустить меня. Девушки перешли к украшениям: Аделина надела мне на палец замысловатое кружевное кольцо с крошечными цепочками, соединяющими его с браслетом, который она также застегнула на моем запястье; Вила капнула на него духами, а мадам Рэтбоун повязала поверх черного пояса другой, мерцающий, из золотых цепочек, и – что, возможно, было самым удивительным из всего – ножны с острым кинжалом. Последним из украшений шел золотой нагрудник, который распускался на моем плече подобием птичьего крыла. Каждый изгиб его был прекрасен, но сам доспех, и это было видно даже невооруженным глазом, был скорее декоративными, нежели функциональным. Он символизировал королевство, чья история зиждилась на могуществе и сражениях. Быть может, это королевство никогда и не забывало, что все началось с одного изгнанного со своей родины принца. И теперь они хотели быть уверены, что никто больше не усомнится в их силе.

Но неужели все это было ради простого ужина на заставе? Говорить о чрезмерности я, конечно, не стала, опасаясь показаться неблагодарной, однако мадам Рэтбоун оказалась слишком проницательной, чтобы этого не заметить.

– Полковник Бодин накрывает прекрасный стол. Вот увидишь.

Я взглянула на их труды в зеркало. И едва узнала себя. Мне показалось, что мой туалет был чем-то гораздо более глубинным, нежели просто подобающим нарядом для званого обеда – каким бы изысканным он в итоге ни оказался.

– Я не понимаю, – произнесла я. – Я приехала сюда, ожидая встретить неприязнь, но вместо этого вы проявили ко мне сострадание. Я ведь принцесса, которая бросила вашего принца у алтаря. Разве никто из вас не затаил на меня обиду?

Вила и Аделина отвели взгляды – так, будто их смутил мой вопрос. А мадам Рэтбоун нахмурилась.

– Конечно, затаили. И разумеется, некоторые из нас по-прежнему считают, что… – Она прервалась и повернулась к Виле и Аделине. – Дамы, почему бы вам не пойти к себе и не одеться к ужину? Мы с ее высочеством скоро придем.

А после того как Аделина затворила за собой дверь, мадам Рэтбоун вздохнула и снова посмотрела на меня.

– Полагаю, я допустила небольшой промах вначале и теперь пытаюсь это компенсировать.

Я обернулась к ней в замешательстве.

– Я встречалась с твоей матерью. Много лет назад. Ты очень на нее похожа.

– Вы были в Морригане?

Она покачала головой.

– Нет. Это случилось до того, как она переехала туда. Тогда я была служанкой на постоялом дворе в Кортенае, а она – дворянкой из Гастино, которая собиралась выйти замуж за короля Морригана.

Я присела на краешек кровати. Я так мало знала о том путешествии. Мать никогда мне о нем не рассказывала.

Мадам Рэтбоун пересекла комнату, затыкая духи пробкой. Пока говорила, она продолжала собираться на ужин сама.

– Мне тогда было двадцать два года, и с приездом леди Реджины в трактире воцарился настоящий хаос. Она пробыла в нем всего одну ночь, однако хозяин послал меня в ее комнату с кувшином теплого подслащенного молока, чтобы ей лучше спалось.

Теперь женщина смотрелась в зеркало, распуская узел и принимаясь расчесывать свои длинные волосы. Суровые черты ее лица смягчились, а глаза сузились, словно она снова видела перед собой мою мать.

– Входя в комнату, я нервничала, все же мне очень хотелось увидеть ее. Я никогда раньше не видела дворян, а тем более – саму будущую королеву самого могущественного королевства на земле. Но вместо царственной женщины в драгоценностях и короне я обнаружила лишь девушку моложе себя, измученную дорогой и напуганную до ужаса. Конечно, она не говорила этого вслух и натянуто улыбалась, но я видела отчаяние в ее глазах и то, насколько крепко были сплетены ее пальцы на коленях. Она поблагодарила меня за молоко, и я уж подумала, не сказать ли мне ей что-нибудь ободряющее или веселое или даже протянуть руку и потрепать ее по плечу. Я стояла так очень долго, а она – все это время выжидающе смотрела на меня, словно желая, чтобы я осталась с ней, но я не стала переступать границы дозволенного, и в конце концов просто сделала реверанс и вышла.

Мадам Рэтбоун в задумчивости поджала губы, а потом повернулась к шкафу и достала из него короткий меховой плащ. Она накинула его мне на плечи.

– Я старалась не вспоминать об этом, но тот короткий разговор преследовал меня еще очень долгое время после того, как она уехала. Я придумала дюжину вещей, которые могла бы сказать ей, но не сказала. Простых, которые вполне могли бы облегчить ее путь. И тех, каких я бы хотела, чтобы кто-нибудь сказал мне. Но тот день и тот шанс уже упущены, и я не могу их вернуть. Так что я поклялась, что больше никогда не стану беспокоиться о том, переступаю ли я границы дозволенного, и не позволю невысказанным словам мучить меня.

По иронии судьбы, именно это меня и грызло – слова, которые моя мать так и не сказала мне. Все то, что она скрывала от меня. То, что могло бы облегчить мой путь. И когда я вернусь в Морриган, так или иначе, между нами больше никогда не будет недосказанных слов.

Глава девятнадцатая

Паулина

Это был первый раз, когда я нарушила таинство обряда, и, когда каждую Первую дочь призвали выйти вперед, зажечь красный стеклянный фонарик и возложить его у основания мемориального камня, я взмолилась, чтобы боги поняли меня. Затем пропели Поминовение усопшего принца и его товарищей по оружию – ту же молитву в Терравине пела и я по Микаэлю. День за днем. Но неужели все эти молитвы были напрасны, ведь на самом деле Микаэль не умер?

Я вонзила ногти в собственную ладонь. Я даже не знала, на кого мне следует гневаться. На богов? На Лию? На самого Микаэля? Или на то, что когда-то я занимала почетное место при дворе королевы, а теперь была не более чем беглянкой, прячущейся в тени букового дерева, не имеющей возможности открыть кому-либо свое лицо или даже сделать шаг вперед и вознести свой голос к богам? Я опустилась ниже, чем когда-либо могла предположить.

Когда отзвучала последняя молитва и жрецы отпустили Первых дочерей к своим семьям, толпа начала редеть. Я и не надеялась увидеть среди людей свою тетю – ей полагалось находиться подле королевы, – но все равно искала ее глазами. Расспрашивать о ней Брина или Регана я боялась. Она всегда строго придерживалась правил и прививала это отношение и мне с тех самых пор, как я переехала к ней в цитадель. Так что я даже задумываться не хотела о том, как она отреагировала на мое попрание протокола или мой новый статус соучастницы государственной измены. Вначале Брин и Реган поговорили с одной закутанной в вуаль вдовой, потом с другой, а затем они наконец направились и к нам – осторожно, чтобы никто не заподозрил, что на самом деле мы были не просто случайными участницами траурной церемонии.

Выжидающе молча, они вопросительно посмотрели на Берди.

– Вы можете говорить свободно, – ответила я. – Берди можно доверять. Она любит Лию так же сильно, как любим ее и мы. Она пришла помочь.

Но Реган по-прежнему смотрел на нее с подозрением.

– И она хорошо умеет хранить секреты?

– О, без сомнения, – отозвалась Гвинет.

Прищурившись, Берди склонила голову набок и окинула его внимательным взглядом.

– Вопрос в том, можем ли мы доверять вам?

Тут Реган одарил ее усталой улыбкой и даже слегка поклонился.

– Простите меня. Последние несколько дней выдались непростыми.

Берди ободряюще кивнула.

– Я понимаю. Примите мои соболезнования в связи с потерей брата. Лия была о нем высокого мнения.

Брин судорожно сглотнул, а Реган кивнул. Лишившись брата и сестры, они оба теперь чувствовали себя потерянными.

– Вам удалось поговорить с родителями о Лии? – спросила я.

– Нет, поскольку пришли новости о Вальтере, – ответил Брин. – А потом отец заболел. На фоне всего этого матушка просто впала в отчаяние. Выходит из своих покоев только для того, чтобы проведать отца, впрочем, лекарь твердит, что она ничем не может помочь ему, а потому просит ее не тревожить короля. По его словам, ее присутствие лишь усугубляет его состояние.

На этом месте Берди осведомилась о здоровье короля, на что Брин ответил, что он все так же слаб, однако держится. Придворные медики говорят, что причиной всему стало его слабое сердце, и если он будет достаточно отдыхать, то непременно поправится.

– Вы сказали, что у вас есть новости, – напомнила Гвинет.

Брин вздохнул и смахнул со лба темные локоны.

– Солдат, принесший весть о предательстве Лии, мертв.

Я в ужасе ахнула.

– Но он же не был ранен. Я слышала, только истощен. Как такое могло произойти?

– Никто не знает наверняка. Мы задали целую сотню вопросов – лекарь сказал, что у него случился припадок, предположительно вызванный обезвоживанием, – ответил Реган.

– Обезвоживанием? – задумчиво протянула Гвинет. – Он должен был пересечь не менее дюжины ручьев и рек на своем пути.

– Да, – вздохнул Реган. – Однако он умер до того, как его смог допросить кто-либо другой, кроме канцлера.

Глаза Берди сузились.

– Полагаете, доклад солдата был изменен?

– Что еще важнее, – добавила Гвинет, – канцлер может быть как-то причастен к его смерти.

Реган потер переносицу, в глазах его промелькнула досада.

– Я этого не говорил. Просто хочу заметить, что сейчас происходит слишком уж многое – и очень стремительно, – а ответов на наши вопросы, по всей видимости, уже не найти. До тех пор, пока мы не вернемся, вам стоит соблюдать большую осторожность.

– До тех пор, пока вы не вернетесь?

– Да. Это еще одна вещь, которую вам стоит знать. На следующей неделе мы отбываем в Град Священных Таинств, а после мой отряд отправляется в Гитос, а отряд Брина – в Кортенаю. Мы планируем заглянуть в несколько городов по пути.

– Вы оба покидаете столицу? – воскликнула я слишком громко, и Гвинет предупредительно прочистила горло. Я сразу же понизила голос до шепота. – Но зачем, учитывая то, что Вальтер мертв, а твой отец болен? Теперь ты наследник короны, а Брин – следующий в очереди. Вам нельзя покидать Сивику. Протокол требует, чтобы хотя бы один из вас…

Брин вытянул руки и крепко стиснул мои ладони.

– Настали нелегкие времена, Паулина. Морриган в очень уязвимом положении. Все малые королевства в курсе, что мы рассорились с Дальбреком; наш кронпринц был убит вместе с сыновьями важных лордов и вельмож; мой отец болен, а сестра, предположительно, вступила в союз с врагом. Капитан королевской стражи говорит, что сейчас не время забиваться в угол и трусить, нам нужно показать силу и уверенность. Таково решение Совета министров. Мы с Реганом тоже усомнились вначале, однако отец с этим согласился.

– Вы разговаривали с ним лично? – поинтересовалась Берди.

Реган и Брин быстро переглянулись, в их взглядах промелькнуло что-то невысказанное.

– Да, – отозвался Реган. – Он кивнул, когда мы спросили его о приказе.

– Но он же нездоров! – с недоверием воскликнула Гвинет. – Он плохо соображает. А если ему станет хуже, то это поставит под угрозу сам трон.

– Лекарь заверил нас, что ему ничего не грозит. И, как сказал капитан королевской стражи, ничто так не укрепляет доверие войск и соседних королевств, как появление самих сыновей короля.

Я взглянула в лица Брина и Регана, выражение которых отражало сейчас множество смешанных чувств. Они буквально разрывались, не зная, как поступить. Дело определенно касалось не просто восстановления доверия соседей.

– Это нужно, чтобы доказать, что вы все еще верны короне, в отличие от вашей сестры, так?

Реган кивнул.

– Раскол в королевской семье порождает анархию и страх. А это последнее, в чем мы сейчас нуждаемся.

И упаднические настроения уже ходили в народе. В чем-то их миссия действительно имела смысл, но все равно это было так неправильно. Я видела беспокойство в их глазах.

– Но вы оба все еще не сомневаетесь в Лии, да?

Взгляд Брина смягчился.

– Тебе нет нужды спрашивать это, Паулина. Мы любим нашу сестру и знаем ее. Вам не стоит волноваться на этот счет. Пожалуйста, просто доверьтесь нам.

Было что-то странное в том, как он это произнес, и Гвинет тоже это заметила. Она с подозрением уставилась на принцев.

– Вы что-то не договариваете.

– Нет, – твердо возразил Реган. – Это все. – Он опустил взгляд на мой живот, едва скрытый просторным плащом. – Обещай, что затаишься. Будешь держаться подальше от цитадели. А мы вернемся, как только сможем.

Берди, Гвинет и я обменялись взглядами, а затем дружно кивнули.

– Вот и хорошо, – произнес Брин. – Мы проводим вас до ворот.

К тому моменту кладбище уже почти опустело. Оставалось лишь несколько скорбящих, в то время как остальные разошлись по своим домам, чтобы приготовить поминальный стол. На коленях перед мемориальным камнем застыл лишь один юноша; облаченный в полные воинские доспехи и с оружием наперевес, он стоял, склонив голову, и в каждом положении его тела сквозила невыразимая мука.

– Кто это? – спросила я.

– Андрес, сын вице-регента, – ответил мне Реган. – Он единственный из отряда Вальтера, кто остался в живых. Когда они отбыли, он лежал с лихорадкой и не смог отправиться с ними. С тех пор как поставили камень, он приходит сюда каждый день, чтобы зажечь свечу. Вице-регент сказал, что Андреса очень терзает чувство вины, что он не был там со своими товарищами.

– Но тогда он бы тоже погиб!

Брин лишь покачал головой.

– Или они все могли выжить.

Мы все посмотрели на него, и, вероятно, каждый из нас в этот момент задался одним и тем же вопросом: мог ли один-единственный солдат что-либо изменить?

Когда принцы ушли, я попросила Гвинет и Берди меня подождать. Я отлично понимала чувства Андреса, те муки, которые он испытывал, перебирая в памяти отдельные фрагменты и пытаясь понять, что он мог бы сделать по-другому. После похищения Лии я сотни раз переживала то утро, когда Каден оттаскивал меня к кустам, и постоянно думала, что должна была выхватить нож, ударить его, сделать что-нибудь такое, что могло бы все изменить, но вместо этого я лишь дрожала, застыв от ужаса, когда он приблизил свое лицо к моему и пообещал нас убить. Если бы у меня был второй шанс, я бы все сделала иначе.

Когда я вернулась на кладбище, Андрес все еще стоял на коленях у мемориального камня. Быть может, я смогу воспользоваться этим шансом для достижения сразу двух целей, чтобы помочь нам обоим? Если он так сильно был привязан к их отряду и Вальтеру, то он также должен был знать, насколько близки были Вальтер и Лия. Возможно, он даже был одним из тех, кто помогал Вальтеру оставлять ложные следы Лии, когда мы бежали из Сивики. Как только я приблизилась, Андрес поднял голову, вглядываясь в тень под моим капюшоном.

– Они были хорошими людьми, – промолвила я.

Он лишь сглотнул и кивнул в знак согласия.

– Никто не верил в них так, как Лия. Уверена, она никогда бы их не предала.

Я следила за ним во все глаза, чтобы проверить, не отшатнется ли он при упоминании ее имени. Он не отшатнулся.

– Лия, – задумчиво произнес он, словно бы вспоминая. – Только ее братья называли принцессу этим именем. Вы хорошо ее знали?

– Нет, – ответила я, осознавая свою ошибку. – Но однажды я видела принца Вальтера, и он с большой нежностью отзывался о ней. Он очень подробно рассказывал об их преданности друг другу.

Андрес кивнул.

– Да, вся королевская семья была дружна. Я всегда им завидовал. Мой единственный брат умер, когда я был маленьким, а сводный… – Он покачал головой. – Впрочем, это неважно.

Он поднял на меня глаза и придвинулся ближе, словно бы пытаясь разглядеть получше.

– Кажется, я не расслышал вашего имени. Как я могу вас называть?