Текст книги "Хрустальный грот"

Скоро наступила зима, и на небе стали рано появляться звезды. Галапас рассказал мне, как они называются, в чем их сила и как наносить их на карту, подобно дорогам и городам. Он сказал, что движение звезд по небу сопровождается звездной музыкой. Сам он в музыке не понимал, но когда я рассказал ему, что Олуэн учила меня играть, он помог мне смастерить небольшую лиру. Вышло, конечно, грубовато. Основание мы сделали из граба, изогнутые части – из красной ивы, растущей на реке Тайви, а струны надергали из хвоста моего пони. По этому поводу Галапас заметил, что лира принца должна иметь золотые и серебряные струны. Наконечники струн я отделал расщепленными медными монетами, а ключи – отполированными кусочками кости. Сзади, на деке, я выгравировал фигурку сокола, после чего инструмент мне показался гораздо лучше, чем у Олуэн. Во всяком случае, моя лира не уступала по звучанию ее. Нежное, бархатное звучание, казалось, струится прямо из воздуха. Я спрятал лиру в своей пещере. Несмотря на то, что Диниас меня уже не трогал, считая ниже своего «воинского» достоинства иметь дело с несчастным церковником, я не хранил во дворце ценных для меня вещей, если не мог запереть их в свой сундук. Лира же туда не входила. Тем более что музыки во дворце хватало – под окном на грушевом дереве пели птицы, а иногда бралась за лиру Олуэн. Когда же птицы умолкали и по небу разливался свет звезд, я напряженно вслушивался в звездную музыку. Но никак не мог ее услышать.

Однажды, когда мне шел уже тринадцатый год, Галапас заговорил о хрустальной пещере.

7

Общеизвестно, что важные для себя вещи дети усваивают как бы само собой. Ребенок по наитию узнает их и запоминает, дополняя непонятное своей фантазией. Что-то преувеличивается или искажается, приобретая оттенок волшебства или кошмара.

Так произошло с хрустальной пещерой.

Я ни разу не рассказывал Галапасу о своем первом впечатлении. Даже для самого себя я затруднялся понять, что вызывали во мне свет и огонь. Мечты, туманные воспоминания, фантастические картинки или просто нечто необъяснимое, подобно голосу, сказавшему о приезде Горлана. Заметив, что Галапас не заводит разговора о маленькой пещере и зеркале, прикрываемом каждый раз, я тоже ничего не спрашивал.

Однажды зимним днем, когда земля, скованная морозом, звенела и искрилась, я поехал навестить его. Закусив удила, пони резво скакал по дороге, ведущей в долину. Перейдя на легкий галоп, он вскинул голову. Из ноздрей шел пар, делая его похожим на сказочного дракона. В конце концов я перерос своего нежного гнедого, на котором катался в детстве, и сейчас гордился небольшим уэльским конем серой масти по имени Астер. Он относился к горной уэльской породе – быстрый, выносливый и красивый, с длинной узкой головой, небольшими ушами и упругой шеей. Лошади водятся на воле в горах и во времена римлян скрещивались с другими, привезенными с востока. Астера поймали и приручили для моего кузена Диниаса, который за два года заездил его и списал со счетов как боевого коня. Поначалу мне было трудно управляться с ним: он грубо вел себя и у него был поранен рот. Но после объездки Астер изменился, шаг стал ровным, он перестал бояться и привязался ко мне.

В начале зимы я соорудил для Астера у пещеры укрытие. В густом боярышнике у скалы мы с Галапасом наносили камни и построили загон. Задней стеной служила сама скала. Сверху мы наложили сухих веток и коряг – жилище Астера стало не только теплым, но и незаметным для постороннего глаза. Тайный характер наших встреч стал предметом молчаливого соглашения. Я понимал, что Галапас помогал мне избежать участи, уготованной для меня Камлаком. Но даже и тогда, когда стал почти полностью предоставлен самому себе, я продолжал хранить в тайне мои встречи, изобретал десятки предлогов для своих отлучек и находил все новые подъездные пути к пещере. Я завел Астера в загон, расседлал его, снял уздечку, повесил упряжь и положил ему корма из сумки, притороченной к седлу. Перегородив вход толстой корягой, я направился быстрым шагом в пещеру.

Галапаса не было. Видно, он ушел недавно, так как сгребенные в кучу угли слабо мерцали у входа. Я поворошил их, пока не разгорелось пламя, и устроился с книгой. Сегодня мы не договаривались о встрече. У меня была уйма времени, я не стал выгонять мышей, решив спокойно почитать.

Не знаю, что побудило меня сегодня в обычный день, проведенный в одиночестве, отложить книгу и, минуя занавешенное зеркало, подойти к расщелине, в которой я прятался пять лет назад. Для себя я объяснял это тем, что мне просто стало любопытно, не изменилось ли там чего, не оказались ли кристаллы плодом моего воображения. Но что бы там ни было, я взобрался на уступ и встал на четвереньки, всматриваясь внутрь.

Из небольшой пещеры веяло темнотой и одиночеством. Огонь костра не достигал сюда. Я осторожно пополз вперед, пока руки не нащупали острые кристаллы. Они существовали на самом деле. Даже сейчас, не отдавая себе отчет, зачем я спешил, не спуская глаз со входа и прислушиваясь, не идет ли Галапас, я соскользнул с уступа, взял старенькую ездовую куртку, кинул ее на дно пещеры.

С подстилкой из куртки внутренняя поверхность шара показалась гораздо удобнее. Я тихо лег. Стояла полная тишина. Мои глаза привыкли к темноте, и я заметил слабое серое мерцанье, исходившее от кристаллов. Однако волшебного светлого сияния не было и в помине.

В воздухе что-то шевельнулось, в моем теплом убежище повеяло свежим воздухом, затем я услышал долгожданные шаги.

Когда спустя несколько минут Галапас зашел в пещеру, я сидел у огня, читая книгу. Рядом лежала куртка.

За полчаса до наступления сумерек мы отложили книги в сторону. Но я не торопился уходить. Костер пылал, наполняя пещеру теплом и неровным светом. Мы посидели в тишине.

– Галапас, я хотел бы спросить у тебя одну вещь.

– Да?

– Ты помнишь тот день, когда я впервые пришел сюда?

– Очень ясно.

– Ты знал, что я приду, и ждал меня.

– Разве я так говорил?

– Сам знаешь. Откуда же тогда тебе стало известно, что я буду здесь?

– Я увидел тебя в хрустальной пещере.

– Это само собой. Ты направил зеркалом зайчик от света свечи и увидел мою тень. Но я спрашиваю не об этом. Откуда ты узнал, что в этот день я приду из долины?

– Я же ответил, Мерлин. Я понял, что ты придешь в тот день из долины, потому что перед твоим приходом увидел тебя в хрустальной пещере.

Мы молча посмотрели друг на друга. Раскаленные докрасна угли затрещали и рассыпались под порывом ветра, вынесшего дым из пещеры. По-моему, я лишь кивнул в ответ. Я догадывался, что есть что-то важное. Подождав немного, я прямо спросил:

– Покажешь мне?

Он смерил меня взглядом и поднялся.

– Пожалуй, пора. Зажги свечу.

Я повиновался. Небольшое золотистое пламя высветило неровные тени, отбрасываемые мерцающими углями.

– Сними с зеркала покрывало.

Я дернул его, и оно упало мне в руки шерстяным комком.

– Теперь поднимайся на уступ и ложись.

– На уступ?

– Да. Ложись на живот головой к расщелине.

– А ты не хочешь, чтобы я забрался туда полностью?

– Подложив под себя куртку?

Находясь на полпути к расщелине, я резко обернулся.

Галапас улыбался.

– Сдаюсь. Тебе все известно.

– В один из дней ты проникнешь туда, куда я не смогу последовать за тобой со своим провидением. Давай ложись и смотри.

Уступ был широкий и плоский. Я лег, удобно устроился на животе, подперев голову руками, и стал смотреть в темноту расщелины.

До меня донесся голос Галапаса:

– Не думай ни о чем. Управлять буду я. Тебе еще рано. Лишь наблюдай.

Я услышал, как он сделал несколько шагов к зеркалу.

Пещера оказалась больше, чем мне представлялось. Ее потолок терялся наверху. Пол был отполирован множеством ног. Я ошибся даже в отношении кристаллов. Свет факелов отражался от луж на полу и влаги на стене.

Факелы, вставленные в щели в стенах пещеры, были сделаны из тряпья, набитого в потрескавшиеся рога. Тряпки тускло горели в спертом воздухе. Несмотря на холод, люди работали обнаженными, оставив лишь набедренные повязки. По их спинам стекал пот. Они врубались в поверхность скалы, ритмично нанося удар за ударом. Я не слышал шума. В свете факелов было видно, как напрягаются и дрожат от напряжения их мускулы. Под нависавшим выступом у основания стены распростерлись в луже сочившейся сверху воды два человека. Они изнутри долбили молотками стену. Молотки проходили на расстоянии нескольких дюймов от их лиц. На запястье одного из них я заметил светлую складку старого клейма.

Один из забойщиков низко склонился, закашлялся. Подавив кашель, он снова принялся за работу. В пещере стало светлее. Свет шел из квадратного проема, за которым открывался туннель. Там показался еще один факел.

Появились четыре мальчика в набедренных повязках. Они несли высокие корзины. За ними шел человек, одетый в коричневую влажную тунику. В одной руке он держал факел, в другой – табличку для записей. Пока ребята сгребали в корзину породу, он, нахмурясь, изучал табличку. Мастер подошел к стене и, высоко подняв факел, принялся ее рассматривать. Рабочие, воспользовавшись передышкой, отошли. Один из них заговорил с мастером, указывая на выработку и выступающую на дальней стене пещеры влагу.

Мальчишки наполнили корзины, подбирая все до последней крошки, и оттащили их от стены. Мастер пожал плечами и улыбнулся. Достав из сумки серебряную монету, привычным движением заправского игрока он подбросил ее. Рабочие вытянули шеи, стараясь разглядеть, что выпало. Человек, разговаривавший с мастером, вернулся к стене и вогнал в породу кайло. Трещина разошлась, взвилось облако пыли, затмившее свет, за пылью хлынула вода.

– Выпей, – сказал Галапас.

– Что это?

– Один из моих, но пока не твоих отваров. Он безопасный. Выпей.

– Спасибо. Галапас, пещера все-таки хрустальная. Но мне приснилось совсем другое.

– Ничего, не обращай внимания. Как ты себя чувствуешь?

– Необычно. Трудно объяснить. Хорошо, но немного болит голова. Внутри пустота, как в ракушке, из которой вытащили улитку. Даже нет, как камыш без мякоти.

– Свистулька для ветра. Ладно. Спускайся к жаровне.

Я уселся на своем прежнем месте у костра и взял в руки чашу с глинтвейном.

– Где ты был? – спросил он.

Я рассказал ему об увиденном. На расспросы, что это значило и что ему известно, Галапас покачал головой.

– Мне кажется, что это уже недосягаемо для меня. Мне лишь известно, что ты должен быстро допить вино и отправляться домой. Уже взошла луна.

Я вскочил на ноги.

– Уже? Ужин давно закончился… Если меня начнут искать…

– Тебя не будут искать. Происходят совсем другие вещи. Иди и обдумай для себя все.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что сказал. Чего бы тебе ни стоило, оставайся с королем. Вот, не забудь. – Он сунул мне в руки куртку.

Я вслепую взял ее.

– Он покидает Маридунум?

– Да. На короткий срок, но не знаю на какой.

– Он ни за что не возьмет меня с собой.

– Боги не оставят тебя, Мирдин Эмрис, если ты пойдешь по их стезе. Для этого требуется храбрость. Надеть куртку, снаружи холодно.

Я засунул руку в рукав, сердито взглянув на него исподлобья.

– Ты видел, что происходит на самом деле, я насмотрелся кристаллов под огнем – и все впустую, лишь получил чертовскую головную боль. Какой-то глупый сон про рабов в забое. Когда ты научишь меня видеть как ты?

– Для начала я вижу волков, поедающих тебя и Астера, если ты не поспешишь домой.

Он хохотнул, будто отколол замечательную шутку. Я выбежал из пещеры и ринулся седлать коня.

8

На небе стояла четверть луны, в свете которой дорога была хорошо видна. Конь играл, разгоняя кровь, и скакал домой живее, чем обычно, весь в предвкушении ужина. Мне пришлось придерживать его, так как было скользко и я боялся упасть. Но надо признать, что от последнего замечания Галапаса мне стало не по себе, и я на всем скаку прогнал Астера сквозь рощу, забыв о скользкой дороге, замедлив шаг лишь у мельницы. Видимость установилась, и я пустил коня галопом.

Подъехав к городу, я заметил, что там что-то происходило. Бечевник опустел, так как городские ворота давно заперли, но за стенами виднелось множество факельных огней. Раздавались крики и топот ног. У конюшенных ворот я соскользнул с седла, приготовившись к тому, что они будут заперты. Едва я потянулся проверить, как двери открылись и появился Сердик с прикрытым фонарем в руке. Он поманил меня внутрь.

– Я прислушивался весь вечер и услышал, как ты едешь. Где тебя носило, юный любовник? Она была хороша сегодня?

– О да. Обо мне спрашивали? Меня не хватились?

– Думаю, что нет. Сегодня вечером у них есть заботы поважнее, чем ты. Дай мне уздечку, заведем его пока в сарай. На дворе слишком много народа.

– Что происходит? Я услышал шум за версту. Война?

– Нет, похуже. Хотя может закончиться именно этим. Сегодня днем пришло послание, что Верховный король направляется в Сегонтиум. Он пробудет там неделю или две. Твой дед отправляется завтра с утра. Все суетятся по поводу его отъезда.

– Ага. – Я пошел следом за ним в сарай и посмотрел, как он снимает седло. Машинально выдернул из стога соломину, скомкал ее в пучок и передал Сердику через шейный ремень.

– Король Вортигерн в Сегонтиуме? Зачем?

– Считает людей, говорят, – со смешком ответил Сердик.

– То есть собирает союзников. Получается, речь идет о войне?

– О войне постоянно будут говорить, пока в Малой Британии царствует Амброзиус, которого поддерживает король Будек. Люди понимают, что о таких вещах лучше не говорить.

Я кивнул головой. Не помню точно, говорил ли мне кто-нибудь об этом. Однако всем известно, как Верховный король добился трона. Он был регентом малолетнего короля Констанция, когда тот неожиданно скончался. Младшие братья Констанция не стали дожидаться подтверждения слухов об убийстве и бежали к своему кузену Будеку в Малую Британию, оставив королевство Волку и его сыновьям. Каждый год слухи рождались заново. Говорили, что король Будек начал вооружать двух принцев; Амброзиус уехал в Рим, а Утер не то поступил наемником к Восточному императору, не то женился на дочери персидского царя; оба брата собрали армию в четыреста тысяч и собираются пройти как Божье воинство и без потерь выгонят саксов с восточного побережья. Прошло, однако, 20 лет, и ни один из слухов не подтвердился. О приходе Амброзиуса отзывались как о свершившемся факте, который успел стать легендой, подобно появлению Брута и троянцев спустя четыре поколения после падения Трои или путешествию Иосифа на Тернистый холм у Авалона. Или же говорили как о втором явлении Христа, хотя, когда я передал это матери, она очень рассердилась, а я больше так не шутил.

– Сердик, зачем Верховный король собрался в Северный Уэльс?

– Я же сказал. Совершает обход и ищет поддержки, прежде чем наступит весна. Он и его саксонская королева, – Сердик сплюнул на землю.

– Почему ты плюешься? Ты сам сакс.

– Был им. Теперь я живу здесь. Эта соломенная шлюха первым делом заставила короля начать распродажу страны. Ты и сам знаешь, что, как только она очутилась в королевской постели, от северян не стало спасу. Вортигерн не может ни сразиться с ними, ни откупиться от них. А если она представляет собой то, что о ней говорят люди, то бьюсь об заклад, что никому из королевских детей не удастся поносить корону.

Сердик говорил негромко, но при этих словах обернулся, сплюнул и сотворил знамение против нечистой силы.

– Сам знаешь или узнаешь, если будешь побольше слушать старших и поменьше тратить времени на книги и тому подобное, общаться с людьми, живущими на полых холмах.

– Ты думаешь, я туда езжу?

– Люди так говорят. Я ничего не спрашиваю и не хочу ничего знать. Давай поднимайся. – Последние слова были обращены к пони, Сердик развернул его и принялся чистить другой бок.

– Поговаривают, что саксы вновь высадились к северу от Рутупеи и заломили на этот раз такую цену, что даже Вортигерн воспротивился. Весной ему придется давать сражение.

– Мой дед присоединится к нему.

– Он надеется на него, уж точно. Но тебе лучше пойти поужинать, если хочешь успеть. Тебя никто не заметит. Час назад, когда я пытался ухватить себе кусок, на кухне стояла ужасная неразбериха.

– Где мой дед?

– Откуда я знаю? – Он поднял голову, поглядев на меня через конскую спину. – К чему это?

– Я хочу отправиться с ним.

– Хо! – Он бросил пони рубленого корма. Его реплика не вдохновила.

– У меня есть мечта посмотреть Сегонтиум, – упрямо повторил я.

– У кого ее нет? Я сам хочу. Но если ты намерен обратиться к королю… – он не закончил. – Да, конечно, тебе пора посмотреть свет и встряхнуться. Но не пойдешь же ты к королю?

– Почему бы и нет? В худшем случае он откажет мне.

– В худшем случае! Клянусь Юпитером, посмотрите на него! Послушай моего совета – ужинай и ложись спать. Не обращайся даже к Камлаку. Он поссорился с женой и стал похож на горностая, у которого болит зуб.

– Шутишь, что ли?

– Боги не оставят тебя, если ты пойдешь по их стезе.

– Да-да, но некоторые боги могут задавить тебя своими слишком большими копытами. Ты предпочитаешь, чтобы тебя похоронили по-христиански?

– Не против. Полагаю, что скоро меня ожидает крещение, как только к нам приедет епископ. Но пока я не отношусь ни к кому.

Он рассмеялся.

– Надеюсь, меня предадут огню, когда настанет мой черед. Это выглядит несколько чище. Ладно, не хочешь слушать – не слушай. Но не отправляйся к королю на пустой желудок.

– Обещаю, – ответил я и отправился на поиски ужина. Поев, я надел приличную тунику и пошел к деду.

К моему облегчению, Камлака с ним не было. Король находился в своей спальне, расслабленно развалившись в кресле перед пылающим камином. У его ног спали два волкодава. Поначалу мне показалось, что рядом с ним в кресле с высокой спинкой сидела королева Олуэн, но это была моя мать. Рядом лежало вышивание, усталые руки придерживали на коленях белое полотно. Она обернулась и приветствовала меня удивленной улыбкой. Один из волкодавов застучал по полу хвостом. Другой приоткрыл глаз и, поводив им, закрыл снова. Дед сердито посмотрел на меня из-под нахмуренных бровей, но довольно добро сказал:

– Ну что, мальчик? Не стой там. Проходи же сюда. Там чертовски сквозит. Закрой дверь.

Я повиновался и подошел к огню.

– Могу ли я видеть вас, сэр?

– Ты видишь меня. Что ты хочешь? Садись.

Я взял стул и поставил между ними, чтобы не оказаться в тени.

– Ну что? Давно не видел тебя. Засиделся за книгами?

– Да, сэр. – Исходя из принципа, что лучшая защита – это нападение, я перешел к главному.

– Я уезжал сегодня днем покататься верхом и…

– Куда?

– Вдоль реки. Ничего особенного, потренироваться в верховой езде и…

– Уже хорошо.

– Да, сэр. Поэтому я пропустил посланца. Мне сказали, сэр, вы уезжаете завтра утром.

– А какое это имеет отношение к тебе?

– Мне только хотелось бы отправиться вместе с вами.

– Тебе хотелось бы? Тебе хотелось бы? С чего бы это вдруг?

В моей голове закружились десятки ответов. Показалось, что мать с сожалением следит за мной. Дед ждал с безразличным нетерпением, смешанным с легким удивлением. Я ответил чистую правду.

– Мне уже тринадцатый год, а я не ездил дальше Маридунума. Если дядя настоит, то меня заточат в этой или какой-нибудь другой долине, стану писарем и нигде не побываю.

– Ты намекаешь, что тебе неохота учиться?

– Нет. Я хочу учиться больше всего на свете. Но учеба что-то дает, если ты успел повидать мир. Если бы вы позволили мне отправиться с вами.

– Я еду в Сегонтиум, разве тебе не говорили? Это тебе не праздничная охота. Поездка ожидается долгая и трудная. Ни к кому не будет снисхождения.

Мне стоило больших усилий выдержать жесткий взгляд его голубых глаз.

– Я тренировался, сэр, и у меня сейчас хороший конь.

– То, что осталось от коня Диниаса? Ну что ж, выбор по тебе. Нет, Мерлин, я не беру детей.

– Значит, Диниас остается.

Мать тяжело вздохнула. Дед, уже было отвернувшийся, снова обернулся ко мне. Я увидел, как его кулаки сжали подлокотники, но он не ударил меня.

– Диниас – мужчина.

– Тогда Маэль и Дуан тоже едут с тобой? – Эти два пажа, моложе меня возрастом, неотступно следовали за королем.

Мать тихо заговорила, но дед прервал ее движением руки. Его взгляд из-под сердито нахмуренных бровей остановился на мне.

– От Маэля и Дуана есть прок. Какой прок будет от тебя?

Я спокойно выдержал его взгляд.

– Сейчас от меня небольшой прок. Но разве вам не говорили, что я говорю по-саксонски и по-уэльски, читаю по-гречески, а моя латынь лучше вашей?

– Мерлин, – прервала меня мать, но я не обратил на нее внимания.

– Я бы добавил к этому бретонский и корнийский, но вряд ли они потребуются в Сегонтиуме.

– А можешь ли ты объяснить мне, – сухо спросил дед, – зачем мне говорить с королем Вортигерном на другом языке, кроме уэльского, учитывая, что он из Гвента?

По его тону я понял, что победил. Отвести взгляд от его глаз было равносильно долгожданному отходу с поля боя. Я набрал в легкие побольше воздуха и нерешительно ответил:

– Нет, сэр.

Он громко рассмеялся и перевернул ногой одного волкодава.

– Да, несмотря на твою внешность, в тебе все-таки чувствуется семейная кровь. По меньшей мере у тебя хватило мужества осадить старого пса в его берлоге, когда приспичило. Ладно, поедешь. Кто будет сопровождать тебя?

– Сердик.

– Сакс? Прикажи ему приготовить снаряжение. Мы выезжаем с первым лучом солнца. Ну что, чего еще ждешь?

– Пожелать матери спокойной ночи. – Я встал, подошел к матери и поцеловал ее. Она несколько удивилась, поскольку мне нечасто приходилось проделывать это.

Сзади донеслись резкие слова деда:

– Не на войну собираешься. Вернешься через три недели. Уходи.

– Да, сэр. Спасибо. Спокойной ночи.

Я простоял за дверью добрых полминуты, прислонившись к стене и успокаивая дыхание. От горла отступил комок. «Боги не оставят тебя, если ты пойдешь по их стезе. Для этого требуется храбрость».

Я проглотил комок, вытер потные ладони и побежал к Сердику.

9

Итак, я впервые покинул Маридунум. Для меня поездка стала самым чудесным приключением в мире. Прохлада утренней зари, когда на небе еще стоят звезды. Люди были мрачные и полусонные, поэтому мы ехали в молчании. В морозный воздух поднимался пар. Копыта лошадей высекали искры из сланцевой дороги. Даже звон доспехов холодил душу. Я закоченел и едва удерживал поводья. Меня занимало лишь одно. Как удержаться на своем пони и чтобы не отослали с позором домой, прежде чем мы отъедем милю.

Наш поход в Сегонтиум продолжался 18 дней. Я впервые увидел короля Вортигерна, правившего Британией к тому времени уже 20 лет. Я наслышался о нем всякого – и правды и вымыслов. Он был сильным и жестоким, каким и должен быть человек, захвативший трон с помощью убийства и удерживающий его на крови. Эпоха требовала сильных личностей. Не его вина, что придуманная им хитрость призвать в качестве наемников саксов выскользнула из рук и разрубила одну из них до кости. Он платил и сражался, сражался и платил. Добрую часть последних лет он провел как дерущийся волк, пытаясь сдержать натиск орд с Саксонского берега. Люди отзывались о нем как о кровожадном и жестоком тиране, а о его жене, саксонской королеве Ровене, говорили с ненавистью как о ведьме. И хотя с детства воспитывался на кухонных россказнях рабов, я с нетерпением мечтал увидеть их обоих, испытывая в большей степени любопытство, нежели страх.

В любом случае я мог не бояться. Верховного короля я видел только издалека. Снисходительности моего деда хватило лишь на разрешение сопровождать его. Когда мы приехали, обо мне забыли. В толпе мальчиков и пажей я был предоставлен самому себе. С моим пониманием жизни трудно найти друзей среди сверстников. Позже мне пришлось поблагодарить судьбу, что несколько раз в толпе, окружавшей двух королей, Вортигерн так и не заметил меня, а дед и Камлак не вспоминали о моем существовании.

Мы провели в Сегонтиуме неделю. В Уэльсе Сегонтиум называют Кэр-ин-ар-Воном, так как он лежит на берегу, противоположном острову Мона, острову друидов. Подобно Маридунуму, город поставили в устье реки Сэйнт, впадающей в море. В городе имеется чудесная гавань и стоящая на возвышенности крепость. Римляне построили ее для защиты гавани города. В течение ста лет она оставалась заброшенной, пока Вортигерн частично не восстановил ее. Внизу у холма находилось новое укрепление, построенное, насколько я помню, Максеном, дедом убитого Констанция, в целях сдержать набеги ирландцев.

Местность выглядела здесь богаче, чем в Южном Уэльсе, но меня эта красота больше отталкивала, чем притягивала. Возможно, летом земля у устья зеленела и преображалась, но зимой холмы нависали над городом мрачными тучами, их склоны были покрыты лесами, в которых яростно свистел ветер. Сверху лежал синеватый снег. Над холмами высилась величественная вершина Моэль-и-Видфа, которую саксы окрестили Снежным холмом, Сноудоном. Это самая высокая гора в Британии. На ней живут боги.

Не обращая внимания на рассказы о привидениях, Вортигерн остановился в замке Максена. Его армия, в те дни насчитывавшая не менее тысячи воинов, разместилась в Форте. Знать, сопровождавшая деда, остановилась с королем в башне. Остальные, в том числе и я, поселились у западных ворот Форта. К нам относились с почетом. Вортигерн приходился деду дальним родственником, и, кроме того, было похоже, что Верховный король на самом деле искал поддержки. Он был крупным смуглым человеком с широким полным лицом. Его черные волосы напоминали густую свиную щетину, начавшую, правда, седеть. На тыльной стороне ладоней и в ноздрях у него росли черные волосы. Он не взял с собой королеву. Сердик шепнул мне, что он просто не осмелился привезти ее сюда, где саксов особо не жаловали. В ответ на мое замечание, что его самого терпели, поскольку он стал порядочным уэльсцем, Сердик рассмеялся и ущипнул меня за ухо. Не моя вина, что я никогда не вел себя по-королевски.

Дни походили один на другой. Большая часть времени уходила на охоту. Охотились до начала сумерек. У костров ждало угощенье, выпивка и всякие яства. После чего короли и их люди принимались за беседы, а слуги – за кости, распутство и другие виды развлечений.

Прежде мне не приходилось охотиться. Данный вид спорта был чужд моей натуре. Здесь же все выезжали на охоту одной шумной и суетливой толпой, что также не вызывало у меня симпатии. Охота явилась к тому же опасным занятием. На холмах водилось много дичи, за которой устраивались головокружительные гонки. Но мне ничего не оставалось. Мне нужно было посмотреть страну и выяснить, зачем Галапас настоял на моем путешествии в Сегонтиум. Мне приходилось охотиться каждый день. Падал я мало, потому и обходился лишь синяками и ушибами. Внимания к собственной персоне я не привлекал, как положительного, так и отрицательного. Выяснить что-нибудь мне не удалось. Единственным достижением стали, во-первых, опыт верховой езды и, во-вторых, смягчившиеся повадки Астера.

На восьмой день нашего пребывания мы отправились домой. Взяв с собой отряд в 100 человек, Верховный король собственной персоной вызвался проводить нас до главной дороги.

Начало пути пролегало по поросшему лесом ущелью вдоль глубокой и быстрой речки. Всадники скакали по одному-два в ряд, зажатые между скалами и потоком. Передвигаться в таком многочисленном составе было безопасно, поэтому отряд шел легкой рысцой. В ущелье эхом отдавался звон доспехов, стук копыт и шум голосов. Время от времени над головами раздавалось карканье ворон. Эти птицы, как утверждают некоторые, не дожидаются шума битвы. Они сопровождают вооруженные отряды на протяжении миль, предвкушая сражения и добычу.

В тот день обошлось без сражений, и к обеду мы добрались до места прощания с Верховным королем. Ущелье находилось у слияния двух рек и здесь переходило в широкую долину. Мрачные утесы по обеим сторонам сковывал лед. На юг вместо двух речушек направлялся единый поток, бурливый и грязный от талого снега. У слияния находился брод, за которым открывалась широкая и сухая дорога на юг, ведущая к Тошен-и-Муру.

Мы остановились к северу от брода. Короли свернули в плотно закрытую с трех сторон лесом низину. Заросли ольхи и камыша указывали на то, что летом низина превращается в болото. В тот декабрьский день землю прочно сковал мороз. Ветра не было, мягко светило солнце. Отряд остановился на привал перекусить и отдохнуть. Короли сели напротив друг друга, рядом их свиты. В свите деда находился Диниас. Я не стал оставаться ни со свитой, ни с воинами и слугами, а отдал коня Сердику и направился в лесистую лощину, где можно было бы дальше от посторонних глаз скоротать время. Я оперся на согретый солнцем валун. Со стороны доносился приглушенный шум разговора, звон сбруи пасущихся лошадей и редкие взрывы грубого хохота. Немного спустя стало тише, разговоры начали умолкать. Я понял, что люди принялись за кости в ожидании, пока короли распрощаются. Надо мной в холодном воздухе реял сокол. Солнце отражалось в его бронзовых крыльях. Я подумал о Галапасе и бронзовом зеркале. Зачем я здесь?

Неожиданно за мной раздался голос короля Вортигерна.

– Сюда. Можешь сказать мне, что ты думаешь.

Пораженный, я резко обернулся, прежде чем успел понять, что король и его собеседник находились с другой стороны камня.

– Мне говорили, пять миль в любую сторону. – Голос Верховного короля стал тише. До меня донесся звук шагов по мерзлой земле, хруст жухлых листьев и скрип кованых ботинок по камню. Они шли мимо. Я тихо поднялся и осторожно выглянул из-за камня. Увлекшись разговором, Вортигерн и мой дед начали углубляться в лес.

Помню, я засомневался. Все, что можно было сказать, уже было сказано в уединенной башне Максена. Не думаю, что Галапас послал меня шпионить за их переговорами. Тогда зачем? Возможно, бог, на чьем пути я сегодня оказался, послал меня сюда именно за этим. Полный сомнений, я тронулся за ними.

Не успел я сделать и шага, как чья-то рука крепко поймала меня за плечо.

– И куда ты собрался? – спросил запыхавшийся Сердик.

Я со злостью стряхнул его руку.

– Черт тебя побери, Сердик. У меня чуть сердце не остановилось. Какое твое дело?

– Меня послали смотреть за тобой.

– Лишь потому, что я взял тебя с собой. Последнее время тебя никто не обязывал присматривать за мной. Или обязывали? – Я пристально посмотрел на него. – Ты ходил за мной до этого?

Он улыбнулся.

– По правде говоря, никогда. С чего бы?

Я продолжал настаивать.

– Тебя просил кто-нибудь следить за мной сегодня?

– Нет. Но разве ты не видел, кто это был, Вортигерн и твой дед. Представляю себя на твоем месте, если бы пошел за ними следом.

– Я не собирался этого делать, – солгал я, – просто осматривал окрестности.