Текст книги "Лунные прядильщицы"

«Простите. – Глаза англичанина вернулись ко мне. – Лэмбису не следовало так пугать вас. Я… у нас был несчастный случай, как он сказал, и он немного потрясен. Ваша рука… он сделал вам больно?»

«Все в порядке, право… Ну а что с вами? Что-то очень плохое? – Очень странный несчастный случай. Заставил так напасть на меня. Но ведь естественно показать любопытство и заботу. – Что случилось?»

«Меня застиг камнепад. Лэмбис думает, что выше в горах кто-то по неосторожности спустил лавину. Он поклялся, что слышал женские голоса. Мы кричали, но никто не спустился».

«Понимаю. – Я также увидела быстрый взгляд удивления Лэмбиса, прежде чем он снова опустил мрачные карие глаза. Экспромтом это была неплохая ложь человека, у которого в голове откровенно не так ясно, как ему хотелось бы. – Но это не я. Я только сегодня прибыла в Агиос Георгиос, и еще не…»

«Агиос Георгиос? – Блеск в глазах уже объяснялся не только лихорадкой. – Вы поднимались оттуда?»

«Да, от моста».

«Тропинка есть везде?»

«Не совсем. Я шла по ущелью и сошла с тропинки у ручья. Я…»

«Тропинка ведет прямо сюда? К хижине?» – пронзительно спросил Лэмбис.

«Нет. Говорю же, сошла с нее. Но, в любом случае, это место изрезано тропинками – овечьими тропами. Стоит подняться по ущелью, они идут во все стороны. Я оставалась у воды».

«Тогда это не единственный путь в деревню?»

«Не знаю, но, скорее всего, нет. Хотя это, наверное, самый легкий, если собираетесь спуститься. Я не многое заметила. – Я разжала ладонь, где все еще держала сломанные веточки фиолетовых орхидей. – Смотрела на цветы».

«Правда? – На этот раз вмешался англичанин. Замолчал. Я увидела, что он дрожит. Он ждал со стиснутыми зубами, когда пройдет приступ, прижимал к себе куртку цвета хаки, пытаясь унять дрожь, но я видела пот на его лице. – Вы кого-либо встретили во время вашей… прогулки?»

«Нет».

«Совсем никого?»

«Ни души».

Пауза. Он закрыл глаза, но почти сразу открыл. «Это далеко?»

«До деревни? Думаю, довольно далеко. Трудно определить, когда карабкаешься. А по какой дороге вы сами пришли?»

«Не по этой». Фраза означала конец разговора. Но лихорадка не помешала ему почувствовать собственную грубость, и он добавил: «Мы пришли от шоссе. Дальше на востоке».

«Но…» – начала я и замолчала. Кажется, неподходящий момент сообщать, что с востока сюда дороги нет. Единственная дорога идет с запада и поворачивает на север над перевалом, вдаль от моря. Этот отрог Белых гор пронизывают только тропинки. Я увидела, что грек наблюдает за мной, и быстро добавила: «Я отправилась примерно в полдень, но под гору, конечно, быстрее».

Мужчина на кровати раздраженно заворочался, словно его беспокоила рука. «Деревня… Где вы остановились?»

«В отеле. Он там один. Деревушка очень маленькая. Но я там еще не была. Только прибыла в полдень. Меня подвезли от Ираглиона и не ждут, поэтому я… поднялась сюда на прогулку, просто в голову взбрело побродить. Здесь так красиво…» Я остановилась. Он закрыл глаза. Неинтересно ему. Но не это остановило меня не середине предложения. Острое впечатление, что он не столько отгородился от меня, сколько сосредоточился на чем-то своем, намного важнее боли. За этот день я ощутила второй порыв. Фрэнсис часто говорила, что когда-нибудь порывы доставят мне серьезные неприятности. Ну, люди любят, когда иногда их предсказания подтверждаются. Я резко повернулась, выбросила сломанные и увядшие орхидеи на солнечный свет и пошла к кровати. Лэмбис так же быстро двинулся наперерез, протянув руку. Но когда я ее оттолкнула, он пропустил меня. Я встала на одно колено возле раненого. «Послушайте, вы ранены и больны. Это достаточно ясно. У меня нет желания вмешиваться в то, что меня не касается. Совершенно очевидно, что вы не желаете, чтобы вам задавали вопросы и не нужно говорить мне ничего. Не хочу ничего знать. Но вы больны и если спросите, то я скажу, что Лэмбис плохо присматривает за вами. И если не подумаете о себе, то действительно серьезно заболеете, если вообще не умрете. Во-первых, эта повязка грязная, а во-вторых…»

«Все в порядке. – Он говорил все еще с закрытыми глазами. – Не тревожьтесь. Это приступ лихорадки… вскоре все будет в порядке. Вы только… не вмешивайтесь, и все. Лэмбис не должен был… о, да неважно. Но не беспокойтесь. Спускайтесь к вашему отелю и забудьте это… пожалуйста. – Он повернулся и начал вглядываться в меня, словно с болью, против света. – Ради вас, серьезно. – Его здоровая рука двинулась, и я протянула свою навстречу. Его пальцы сжали мои. Кожа сухая, горячая и вроде как мертвая. – Но если встретите кого-либо на пути вниз… или в деревне, кто…»

Лэмбис сказал грубо по-гречески: «Она говорит, что еще не была в деревне и никого не видела. Какой смысл просить? Пусть идет, и моли Бога, чтобы молчала. У всех женщин языки, как у сорок. Ничего больше не говори».

Казалось, англичанин едва слушал, слова грека не доходили до него. Он не сводил с меня глаз, но рот его расслабился, и он дышал, будто выбился из сил и потерял контроль. Но горячие пальцы держали мои. «Возможно, они пошли к деревне… – Он слабо бормотал, все еще на английском. – И если пойдете по этой дороге…»

«Марк! – двинулся вперед Лэмбис, оттесняя меня. – Ты теряешь рассудок! Попридержи язык и вели ей уйти! Тебе нужно спать. – Он добавил на греческом: – Пойду и сам его поищу, как только смогу, обещаю. Возможно, он вернулся в каяк. Ты истязаешь себя совершенно зря. – Затем он сказал мне, сердито: – Разве не видите, что он близок к обмороку?»

«Хорошо, – сказала я. – Но не кричите так. Это не я его убиваю. – Я засунула ослабевшую руку назад под куртку, встала и посмотрела греку в лицо. – Послушайте, я не задаю вопросов, но не уйду отсюда и не оставлю его в таком состоянии. Когда это случилось?»

«Позавчера», – сказал он угрюмо.

«Он здесь уже две ночи?» – спросила я в ужасе.

«Не здесь. В первую ночь он был в горах, – и добавил, предупреждая следующий вопрос: – Я нашел его и перенес сюда».

«Понимаю. И не пытались получить помощь? Хорошо, не смотрите так, мне удалось понять, что у вас неприятности. Ну, я буду об этом молчать, обещаю. Думаете, я очень хочу быть замешанной в какие-то ваши гнусности?»

«Ористе?»

«В ваши неприятности, – нетерпеливо перефразировала я. – Для меня это ничто. Но я не намерена уходить и оставлять его в таком положении. Если не сделаете для него что-нибудь… как его зовут? Марк?»

«Да»

«Ну, если не будет что-нибудь сделано для вашего Марка сегодня же, он умрет, и тогда будет еще больше причин для беспокойства. У вас есть еда?»

«Немного. У меня был хлеб и немного сыра…»

«И питье, похоже, тоже! – В грязи возле кровати лежала полиэтиленовая кружка. В ней раньше было вино, а теперь сидели мухи. – Идите и помойте ее. Принесите сумку и джемпер. Они там, где я их уронила, когда вы бросились на меня с вашим ужасным ножом. Там есть еда. Такое обычно больным не дают, но ее много, и она чистая. Подождите минутку, вот там есть вроде бы горшок для приготовления пищи. Полагаю, пастухи им пользуются. Нужна горячая вода. Если вы его наполните, я сложу в кучу немного дров и хлама, разведем огонь…»

«Нет». Они произнесли это хором. Глаза Марка широко открылись, мужчины быстро переглянулись. Несмотря на всю слабость Марка, мне показалось, что между ними чуть искра не проскочила.

Я молча смотрела то на одного, то на другого. "Так плохо? – наконец сказала я. – «Значит, гнусности подходящее слово. Падающие камни, какая чепуха. – Я повернулась к Лэмбису. – Что это было, нож?»

«Пуля», – ответил он с некоторым облегчением.

«Пуля?!»

«Да».

«Ой».

«Поэтому, видите, – сказал Лэмбис, а его угрюмость постепенно сменялась чисто человеческим удовлетворением, – вам нужно держаться подальше. И когда уйдете, ничего не говорите. Есть опасность, очень большая. Где одна пуля, может быть и другая. И если скажете в деревне о том, что видели, я сам вас убью».

«Договорились, – сказала я нетерпеливо. Я едва слушала. Взгляд Марка напугал меня до смерти. – Но сначала принесите сумку, ну? И слушайте, вымойте это и непременно убедитесь, что она чистая. – Я ткнула в него кружкой, и он взял ее, как во сне. – И поторопитесь!» – добавила я. Он посмотрел на меня, на кружку, на Марка, снова на кружку, затем вышел из избушки, не промолвив ни слова.

«Нашла коса на камень, – сказал слабо Марк из угла. В его лице был очень слабо различимый проблеск веселья за болью и изнеможением. – Вы настоящая девушка, а? Как вас зовут?»

«Никола Фэррис. Я думала, вы без сознания».

«Нет. Я довольно силен, не нужно беспокоиться. У вас действительно есть еда?»

«Да. Послушайте, пуля вышла? Если нет…»

«Вышла. Это только ранение в мякоть. И чистое. Правда».

«Если уверены… – сказала я с сомнением. – Не то чтобы я что-то понимала в пулевых ранениях, но раз все равно нет горячей воды, лучше поверю на слово и оставлю рану в покое. Но у вас температура, любой дурак увидит».

«Ночь под открытым небом, вот почему. Потерял много крови… И шел дождь. Но вскоре все будет хорошо… через день или два». Вдруг он задвигал головой. Это было движение самого сильного и беспомощного нетерпения. Я видела, как передернулось его лицо, но, думаю, не от боли.

Я тихо сказала: «Постарайтесь не беспокоиться, что бы ни было. Если сможете поесть, выберетесь отсюда быстрее. И хотите верьте, хотите нет, у меня есть термос с горячим кофе. Вот идет Лэмбис. – Лэмбис принес все мои вещи и вымытую кружку. Я взяла джемпер и снова встала на колени перед кроватью. – Оберните его вокруг себя! – Марк не протестовал, когда я сняла с него грубую куртку и обернула его плечи теплыми, мягкими складками шерсти. Курткой я укрыла ему ноги. – Лэмбис, в сумке термос. Налейте кофе, а? Спасибо. А теперь можете немного подняться? Выпейте это».

Его зубы стучали о края кружки, пришлось следить, чтобы он не обжег губы, так нетерпеливо он глотал горячий напиток. Я почти представляла, как кофе бежит у него внутри, согревая и возвращая к жизни. Он выпил половину кружки, остановился, немного задыхаясь, и казалось, что дрожь стала меньше.

«А сейчас постарайтесь поесть. Это слишком большие куски, Лэмбис. Можете немного порезать мясо? Отломайте корочку. Ну а теперь, живее, можете справиться с этим?..»

Кусочек за кусочком он впихивал в себя пищу. Оказалось, что у него волчий аппетит, и он очень старался есть. Из этого я с удовольствием сделала вывод, что он еще не серьезно болен и довольно быстро выздоровеет, если о нем позаботятся, и он получит помощь. Лэмбис стоял рядом, словно хотел убедиться, что я не подсыплю в кофе отраву. Когда Марк съел все, что в него влезло, и выпил две кружки кофе, я помогла ему опуститься на ложе и снова укрыла нелепыми покрывалами.

«А теперь поспите. Постарайтесь расслабиться. Если сможете спать, вам моментально полегчает».

Он казался сонным, но пытался заговорить. «Никола».

«Что?»

«Лэмбис сказал правду. Это опасно. Не могу объяснить. Не вмешивайтесь… Не хочу, чтобы вы думали, что можете что-то сделать. Вы очень добры, но… ничего не надо. Совсем ничего. Вы не должны быть замешаны… Не могу позволить».

«Если бы я только поняла…»

«Сам не понимаю. Но… мои дела. Не усложняйте. Пожалуйста».

«Хорошо. Не вмешаюсь. Если действительно ничего нельзя сделать…»

«Ничего. Вы уже сделали много. – Попытка улыбнуться. – Этот кофе спас мне жизнь, уверен. А теперь спускайтесь в деревню и забудьте нас, ладно? Никому ни слова. Я серьезно. Это жизненно важно. Приходится вам доверять».

«Можете».

«Хорошая девушка». Вдруг я ясно поняла то, что раньше скрывали грязь и болезнь. Он молод, не намного старше меня. Двадцать два? Двадцать три? Затуманенный взгляд и болезненно сжатый рот скрывали возраст. Довольно странно, именно когда он пытался говорить строго, его молодость показывала себя, словно вспышка в щели брони. Он лежал на спине. «Вам бы… лучше идти своим путем. Еще раз спасибо. Простите, что так напугали… Лэмбис, проводи ее с горы… как можно дальше…»

Он не говорил об опасности, но если бы он крикнул о ней, эффект был бы тот же. Вдруг, ниоткуда, снова на меня обрушился страх, как тогда тень на цветы. Я сказала задыхаясь: «Мне не нужен проводник. Я пойду вдоль воды. До свидания».

«Лэмбис проводит вас вниз». Слабый шепот все еще был удивительно властным, и Лэмбис поднял сумку, двинулся ко мне и решительно сказал: «Пойду с вами. Сейчас».

Марк попрощался, казалось, навсегда. Я оглянулась от двери и увидела, что он закрыл глаза и отвернулся, натянув джемпер легким движением. Либо забыл о нем, либо слишком высоко ценил удобство, чтобы иметь намерения возвратить его. Что-то в движении, в том, как Марк прижался щекой к белой мягкой шерсти, обрадовало меня. Он сразу показался еще моложе, намного моложе меня. Я резко повернулась и вышла из хижины.

Глава 3

When tne sun sets, shadows, that showed at noon

But small, appear most long and terrible.

Nathaniel Lee: Oedipus

Я пойду первым", – сказал Лэмбис. Он бесцеремонно оттолкнул меня и пошел по цветам к ручью. Смотрел по сторонам, ступал осторожно, словно ночное животное, вынужденное двигаться днем. Неприятное впечатление. Мы добрались до пруда наяды, до орхидей, которые я уронила. Еще несколько шагов, и избушка исчезла из вида.

«Лэмбис, – сказала я, – минуточку. – Он неохотно обернулся. – Хочу поговорить. – Я почти шептала, хотя нас наверняка не было слышно из избушки. – А также, – сказала я поспешно, так как он нетерпеливо двинулся, – я голодна, и если не съем хоть что-нибудь, прежде чем отправиться в Агиос Георгиос, умру по дороге. Может, и вы справитесь с бутербродом, между прочим?»

«У меня все в порядке».

«Ну, а у меня нет! – заявила я решительно. – Дайте сумку. Здесь масса всякой еды. Марк съел очень мало. Я оставила кофе, возьмите еще апельсины, шоколад и мясо. Вот. Поможете съесть остальное? – Мне показалось, что он колеблется. Я добавила: – Так или иначе, я собираюсь. Знаете, действительно нет надобности провожать меня дальше. Прекрасно доберусь сама».

Он резко покачал головой. «Мы не можем оставаться здесь, очень открыто. Выше есть место, где мы сами можем видеть избушку и дорогу к ней, а нас не видно. Туда». Он взвалил мою сумку на плечи, повернул в сторону от озерца и начал карабкаться вверх между скалами туда, где я впервые увидела его. Один раз он остановился, осматриваясь напряженно и устало, и его свободная рука потянулась (этот жест я уже начала узнавать) к рукоятке ножа. На нем не было куртки и деревянная рукоятка, отполированная ладонью, по-пиратски торчала из кожаного футляра на брючном ремне. «Пошли».

Я решительно отвела взгляд от ножа и последовала за ним вверх по головокружительной тропинке для коз мимо ручья.

Место, которое он выбрал, представляло собой широкий выступ над лугом и избушкой. Лучшего соединения убежища и сторожевой башни невозможно придумать. Выступ примерно в десять футов ширины с краю немного поднимается вверх, так что снизу ничего не видно. Сверху нависла скала как крыша. Сзади вертикальная расселина предоставляет еще более глубокое убежище. Вход в нее укрывает можжевельник, а сам выступ и весь склон заросли благоухающим кустарником. Дорогу на выступ скрывают спутанная жимолость и раскидистые серебристые ветви дикой смоковницы.

Я села в углублении. Лэмбис вытянулся во весь рост у края, наблюдая за скалистым пространством внизу. С этой высоты яркие воды моря слепили глаза. Казалось, что оно очень далеко.

Мы поделили запасы еды. Лэмбис оставил притворство и ел с жадностью. Не смотрел на меня, лежал, облокотившись на локоть, и не отводил взгляда от склонов. Я молчала, наблюдая за ним, и когда наконец он вздохнул и потянулся к карману за сигаретой, вкрадчиво заговорила. «Лэмбис. Кто стрелял в Марка? – Он вскочил и резко повернул голову. Хмурый взгляд. – Не то чтобы меня это интересовало, но вы ясно дали понять, что ждете их, кто бы это ни был, что они будут снова покушаться на него, поэтому вы прячетесь. Все это очень хорошо, но вы не можете оставаться тут бесконечно… Я имею в виду, всегда. И следует понять это».

«Думаете, я не понимаю?»

«Ну, когда вы планируете пойти… если не за помощью, так хотя бы за припасами?»

«Разве не ясно, что я не могу его оставить?..»

«Ясно, что его нельзя срывать с места и оставлять одного, но дела сейчас обстоят так, что, если очень скоро не получить помощь, ему станет хуже. Давайте посмотрим правде в глаза, он даже может умереть. Если не от раны, то от прочих воздействий. Вы говорили, что он провел ночь под открытым небом. Люди от этого умирают – шок, воспаление легких, Бог знает от чего, разве не знаете? – Ответа не последовало. Он прикуривал и не смотрел на меня, но хоть не пытался убежать или заставить меня уйти. Я резко спросила: – Вы прибыли на лодке? На вашей?»

При этих словах он резко повернул голову, а спичка полетела вниз на сухие иголки можжевельника. Отсутствующе он опустил ребро руки на дымящийся пепел и погасил. Если и обжегся, то не подал виду. Его глаза, не моргая, смотрели на меня. «На… лодке?»

«Да, на лодке. Я слышала, как вы что-то сказали Марку про „каяк“. – Я улыбнулась. – Боже мой, до такой степени греческий знают все. И затем, Марк соврал, как вы сюда добрались. С востока сюда дороги нет. Фактически, сквозь этот участок Крита есть только одна дорога, и если бы вы пришли по ней, не спрашивали бы о пути вниз в деревню. Если бы Марк не был в лихорадке, он бы понял, что нельзя так глупо лгать. Ну? Не может быть, чтобы вы приплыли на лодке с припасами из Хании, потому что попали бы в Агиос Георгиос и знали бы дорогу. Так это что, ваша собственная лодка?»

Пауза. «Да, моя».

«А где она теперь?»

Еще большая пауза. Затем неохотный жест к части побережья, которой не видно, немного на восток. 'Там внизу".

«А. Тогда я предполагаю, что у вас на лодке есть запасы – пища, одеяла, медицинские принадлежности».

«Ну и если есть?»

«Тогда все это придется принести», – сказала я мягко.

«Как? – спросил он злобно. Ну что же, по крайней мере слушает. Первоначальное недоверие прошло. Начал даже воспринимать меня, как возможную союзницу. – Лодку вы можете не найти. Дорога нелегкая. Кроме того, это опасно».

Итак, он признал меня. Я подождала немного, затем медленно сказала: «Знаете, Лэмбис, думаю, лучше рассказать мне об этом… деле. Нет, послушайте. Я знаю, что вы на самом деле мне не доверяете, с какой стати доверять? Но вам пришлось мне поверить, и придется снова, когда я наконец пойду в деревню. Поэтому почему не доверить немного больше? Почему не воспользоваться тем, что я встретилась вам. Возможно, я не могу много сделать, но что-то могу, и обещаю быть очень осторожной. Не буду вмешиваться куда не надо, но явно не наделаю ошибок, если буду знать, что в этом кроется. – Темные глаза приковались к моему лицу. Понять их выражение было невозможно, но с губ исчезло напряжение. Казалось, он колеблется. Я сказала: – Думаю, я поняла одну вещь. Именно мужчина из Агиос Георгиос стрелял в Марка?»

«Мы не знаем. Мы не знаем, кто стрелял».

Я резко заявила: «Если вы не намерены рассказать правду даже сейчас…»

"Это правда. Разве не видите? Если бы мы знали, откуда идет опасность или почему, тогда бы ясно было, что делать. Но мы не знаем. Вот почему я боюсь идти в деревню или просить помощь… даже у начальства. Не знаю, связано ли это с его семьей, и кто имеет к этому отношение. Вы из Англии. Возможно, вы проживали в Афинах или даже на Пелопоннесе… – Я кивнула. – И все равно не знаете, как живут в горных деревнях Крита. Это все еще дикая страна, и сюда не всегда доходит закон. Понимаете, здесь иногда убивают за дела семьи. У них все еще есть – я не знаю слова… Когда убивают членов семьи и мстят… "

«Вендетта. Кровная вражда».

«Да, вендетта. Убийство за кровь. Всегда кровь за кровь».

Он произнес эту ненамеренно шекспировскую фразу так равнодушно, что меня в холод бросило. Я уставилась на него. «Вы хотите сказать, что Марк ранил кого-то, ошибочно, надо полагать? И в него стрелял, вроде как в отместку, неизвестно кто? Ну, это чушь! Думаю, это случается в странах, подобных Криту, но, несомненно, к этому времени они поняли…»

«Он никому не причинил вреда. Не в этом его ошибка. Его ошибка в том, что он видел, как совершилось убийство».

Я вдруг услышала, как дышу. «Понимаю… А ошибка убийцы в том, что Марк все еще жив и может рассказать об этом?»

«Именно так. И мы даже не знаем, кто эти люди… убийцы и убитый. И поэтому неизвестно, куда идти за помощью. Мы только знаем, что Марка все еще ищут, чтобы убить. – Он кивнул в ответ на взгляд. – Да, это дикие края, трагические, мисс. Если мужчина ранен, вся его семья, возможно, вся деревня, поддержит его даже в случае убийства и смерти. Конечно, не всегда, но иногда, в некоторых местах. Часто здесь, в этих горах».

«Да, я читала, но при этом обычно… – Я помолчала и вздохнула. – Вы критянин, Лэмбис?»

«Да, родился на Крите. Но мать из Эгины, и когда отца убили на войне, она вернулась домой. Я жил в Агиа Марина, на Эгине».

«Знаю это место. Тогда вы не принадлежите к этой части земли? К вам не может иметь отношение это событие?»

«Нет, меня даже здесь не было. Нашел его на следующее утро. Я говорил».

«О, да, говорили. Но я все еще не думаю, что опасно спускаться вниз за провиантом и даже пойти к начальству в Агиос Георгиос. Тогда бы…»

«Нет! – Он произнес это резко, словно неожиданно испугался. – Вы всего не знаете. Это не так просто».

Я спокойно предложила: «Тогда расскажите».

«Я сделаю это». Но он какое-то время подождал, медленно осматривая пустынные горы внизу. Удостоверился, что нигде нет движения, устроился удобнее на локтях и глубоко затянулся сигаретой. «Я говорил, что у меня есть каяк. Сейчас я живу в Пирее. Марк нанял меня, чтобы совершить морское путешествие на некоторые острова. Мы были в разных местах две недели, но это не важно. Два дня назад мы подошли к Криту с юга. Собирались к вечеру заглянуть в Агиос Георгиос. Я веду речь о субботе. Ну, Марк знает старую церковь во впадине гор, недалеко от берега, к востоку от Агиос Георгиос. Эта церковь очень древняя, кто знает, возможно, классическая, и, думаю, ее описывали в старых книгах».

«Слышала про нее. Там была классическая гробница. Думаю, позднее построили церковь. Она византийская».

«Так? Ну, в древние времена поблизости была гавань. В спокойную погоду и сейчас можно увидеть под водой старую стену, а маленький каяк может добраться прямо до старой пристани. Марк велел там пристать. Мы плыли два дня, и они захотели ступить на берег, размяться…»

«Они?»

«Марк и его брат».

«Ой!» Я уставилась на него. И у меня начала зарождаться пугающая догадка. Я припоминала выражение мучительной беспомощности на лице Марка и что-то, сказанное Лэмбисом, чтобы успокоить его: «Я пойду и сам поищу его как только смогу». «Начинаю понимать, – сказала я хрипло. – Продолжайте».

«Ну, Марк и Колин пошли в горы. Это было в субботу, я сказал? Они собирались бродить целый день, взяли еду и вино. А я остался в каяке. Что-то случилось с мотором, поэтому я должен был зайти в Агиос Георгиос за деталями, вернуться вечером и встретить Марка и Колина. Но я починил мотор и так, поэтому не пошел. Рыбачил, спал и плавал. А вечером они не появились. Я ждал, ждал… Потом решил поискать… Знаете, как бывает…»

«Знаю».

«Наступила ночь, они не возвращались, и я сильно заволновался. Это дикие горы. Я не думал, что они заблудились, но думал о несчастных случаях. Наконец, когда я не мог больше ждать, я запер каюту, положил ключ в известном для них месте, взял фонарь и пошел искать маленькую церковь. Но вы понимаете, что ночью даже с фонарем невозможно найти дорогу».

«Вполне этому верю».

«Конечно, я кричал и ходил далеко, но не нашел даже церковь. Не хотел заблудиться, поэтому вернулся туда, где слышно море, и ждал восхода луны».

«Она поздно появляется, да?»

Он кивнул. Сейчас он говорил легко. «Пришлось долго ждать. Когда она взошла, это была небольшая луна, но все равно я хорошо вижу дорогу. Иду медленно, очень медленно. Нахожу церковь, но их там нет. Не знаю, куда мне оттуда идти, но затем появились облака, пошел сильный дождь и снова стало очень темно. Пришлось укрыться до первой зари. Я кричу, но ничего не слышу в ответ. Я не думал, что они прошли мимо меня к лодке, поэтому, когда рассвело, продолжил поиск. Мне повезло. Я нашел тропу, не просто козью, а широкую, вымощенную камнем, который истерся так, словно по нему ходили люди. Возможно, в древние времена это была дорога из Агиос Георгиос в церковь и древнюю гавань, не знаю. Но дорога. Иду по ней. И вижу кровь».

Неприкрашенная простота стиля Лэмбиса, перепутанные времена и спокойный повествовательный тон оказывали нелепое, но поразительное воздействие. Когда он сделал эффектную паузу, не нарочно, а чтобы загасить сигарету о камень, оказалось, что я наблюдаю за ним с томительным напряжением. Когда между нами скользнула по выступу тень, я вздрогнула, словно это был летящий нож. А это всего лишь пустельга летела покормить свой выводок в гнезде на скале над нами. Воздух задрожал от исступленного шипения, которым они встречали пищу.

Лэмбис даже не взглянул вверх, его нервы были намного крепче моих. «Теперь я уверен, что произошел несчастный случай перед дождем, потому что смыло большую часть крови, но я вижу ее между камнями. Испугался. Зову, но ответа нет. – Он поколебался и взглянул на меня. – Затем… Не могу объяснить почему… но я перестал звать».

«Не нужно объяснять. Я понимаю».

Я очень хорошо поняла. Могла вообразить все очень живо: мужчина один в горах, кровь на камнях, ошеломляющая тишина и эхо скал. И подкрадывающийся страх.

Я была на Эгине, идиллическом островке в Заливе Сароника, где вырос Лэмбис. Там одинокую гору, окруженную морем, венчает храм среди залитых солнцем сосен. В любую сторону меж колонн видны леса и поля, окаймленные спокойным голубым морем. Дорога извивается среди спокойных долин, мимо склонов, где расположены маленькие христианские кладбища, кажется, каждые пятьдесят ярдов, среди папоротника и диких голубых ирисов… Но здесь, на Крите, другой мир. Говорят, что эти окутанные облаками скалы, с их орлами, каменными козлами и кружащимися грифами с незапамятных времен были убежищем отверженных и преступных людей.

Итак, Лэмбис искал молча. И наконец нашел Марка.

Марк лежал примерно через триста ярдов прямо на тропинке. «Он полз оттуда, где была пролита кровь. Как, не знаю. Сначала я думал, что он мертв. Потом увидел, что он потерял сознание и ранен. Я быстро сделал все, что мог, и стал искать парнишку».

«Парнишку? Вы имеете в виду, что брат… Колин… моложе?»

«Ему пятнадцать».

«О, Боже. Продолжайте».

«Не нашел. Стало светло и я боялся, что они… кто бы это ни сделал… вернутся искать Марка. Не могу взять его обратно в лодку, слишком далеко. Несу с тропинки сквозь скалы вдоль ущелья и нахожу это место. Ясно видно, что здесь никого не было много недель. Я позаботился о Марке, согрел его, затем присыпал пылью следы, чтобы подумали, что он оправился и ушел. Про это потом. А сейчас хочу рассказать, что мне поведал Марк, когда смог говорить».

«Минуточку. Вы еще не нашли Колина?»

«Нет. Никаких признаков».

«Тогда… возможно, он жив?»

«Неизвестно».

Птенцы на скале умолкли. Пустельга вылетела снова, описала красивую дугу ниже нашего укрытия, рванулась направо и исчезла. «Что рассказал Марк?»

Лэмбис достал другую сигарету. Он лег на живот и пристально осматривал склоны гор, когда говорил. Так же кратко и спокойно он передал рассказ Марка.

Марк и Колин пошли к церквушке и там поели. После того, как они исследовали ее, они продолжили прогулку в горы с намерением провести там целый день, прежде чем вернуться к лодке. Хотя день был хороший, в конце дня начали собираться тучи, поэтому сумерки опустились рано. Возможно, братья забрались немного дальше, чем намеревались, и когда наконец снова попали на каменную тропу, ведущую к церкви, почти совсем стемнело. Они шли быстро, не разговаривая, их ботинки на веревочной подошве почти не производили шума. Вдруг впереди за поворотом раздались голоса. Говорили по-гречески и на таких тонах, словно ссорились. Не придавая этому значения, братья продолжали путь. Только они завернули за утес, который скрывал от них говорящих, раздались крики, женский вопль, а затем выстрел. Братья замерли прямо на углу. Как раз перед ними в конце заросшего лесом ущелья возникла выразительная маленькая сцена.

Там стояли трое мужчин и женщина. Четвертый мужчина лежал лицом вниз на краю ущелья, и можно было не сомневаться, что он мертв. Из трех живых мужчин один неподвижно стоял в стороне и курил, ничуть не взволнованный. Спокойные жесты и поза, казалось, подчеркивали его наигранную обособленность от происходящего. У остальных двоих были ружья. Было ясно, кто выстрелил в последний раз. Этот смуглый мужчина в критском костюме все еще держал ружье наперевес. Женщина висела на его руке и что-то вопила. Он грубо ее отпихнул, обзывая дурой, и стукнул кулаком. Тогда второй мужчина закричал на него и двинулся вперед, угрожая ружьем, как дубинкой. Кроме женщины, чье горе было очевидным, казалось, никого не трогала судьба покойника.

Первой заботой Марка был Колин. Что бы ни случилось, это был не подходящий момент для вмешательства. Он схватил мальчика за плечи, чтобы утянуть из виду и пробормотал: «Давай отсюда выберемся».

Но в этот несчастливый миг третий мужчина, который равнодушно курил сигарету, повернулся и увидел их. Он что-то сказал, и лица всей группы повернулись к ним, бледные в сумерках. Через секунду испуганного молчания, прежде чем кто-либо двинулся, Марк оттолкнул Колина назад. Он открыл рот, чтобы крикнуть – потом он так и не знал, что собирался сказать, – когда мужчина в критском костюме вскинул к плечу ружье и снова выстрелил.

Когда мужчина двинулся, Марк отпрянул назад, полуобернувшись, чтобы скрыться из вида. Именно это его спасло. Он был у края ущелья и, когда падал, движение продолжилось, а рюкзак на плече потянул его вниз.

В следующие несколько минут смешалась боль и помутневшее сознание. Смутно он знал, что падает, бьется и раскинув руки летит вниз среди скал и кустов. А затем застрял в кустарнике (как он потом обнаружил), немного ниже тропинки.

Словно издалека, он слышал, как снова пронзительно закричала женщина, мужчина грубо ругал ее. Затем раздался голос Колина, безрассудный от ужаса: «Ты его убил, глупая свинья! Марк! Дайте мне спуститься к нему! Марк! Пустите, будьте вы прокляты! Марк!»

Звук короткой, отчаянной драки, резко оборвавшийся крик Колина и больше никаких звуков от него. Только всхлипывала женщина и взывала хриплым голосом по-гречески к своим богам. Критяне яростно спорили. А затем, неуместно, так неуместно, что Марк, плавающий в море черной боли, не мог быть даже уверен, что это не сон, голос мужчины сказал на чистом и равнодушном английском: «По крайней мере, найди время, чтобы все обдумать, хорошо? От трех трупов трудно избавиться, даже здесь…»