Текст книги "Талисман"

Глава 6

– Эй, Эшли, с вами все в порядке?

Лиз слышала слова, но, казалось, они доносились издалека. Оцепенев, она уставилась на что-то темное и теплое, расплывавшееся пятном по руке и капавшее на перчатку на коленях. Подняв голову с широкого плеча, служившего ей надежной опорой, она непонимающе разглядывала темную жидкость, струившуюся по худощавой щеке.

Кровь! Кровь Грэйсона!

Лиз тряхнула головой, стараясь освободиться от ненужной слабости. Странный наклон кареты затруднял задачу. Они лежали вместе, в одном углу, как игрушки в коробке, поставленной на попа. Изогнувшись, она оглянулась назад и увидела в окне, которое сейчас находилось почти над головой, смутно знакомое лицо. Она высвободилась из пугающе слабых рук и попыталась дотянуться и открыть заклинившуюся задвижку дверцы.

Ей казалось, на возню с дверцей ушла целая вечность, так ей необходима была помощь для неподвижного Грэя. На самом деле слуги Эшли взломали дверь через несколько минут под совершенно ненужным руководством лорда Окслея.

– Мы поворачивали, когда увидели вашу карету впереди. – Пухлые щеки леди Окслей еще дрожали от усилий, с которыми она оттолкнула мужа, чтобы, поднявшись на цыпочки, заглянуть в карету на попавшую в ловушку пару. – Мы видели, как отвалилось колесо. Отскочило, как будто его ничто не держало.

– Тогда понятно… – Лиз осеклась и невесело усмехнулась. Уверенная, что Грэй не поблагодарит ее за подливание масла в огонь живого воображения леди, она подавила свои собственные соображения и закончила: —… откуда эта неприятность.

Тревожась за герцога, лежавшего без сознания в нижнем углу кареты, приняли быстрое решение, что кто-нибудь сбегает в ближайшую конюшню или на постоялый двор и прикатит крепкую бочку. Затем слуги обоих вельмож поднимут конец оси, лишенной колеса, и положат его на бочку, придав карете таким образом по возможности нормальное положение.

– Сначала, ваша светлость, – галантно предложил кучер Эшли, – если вы можете встать и дотянуться до окошка, мы осторожно поднимем вас из кареты.

– Нет! – мгновенно отказалась Лиз. – Пока экипаж поднимают, я поддержу герцога, чтобы не осложнять положение.

Горящего взгляда ее ярких глаз было достаточно, чтобы прекратить дискуссию… и достаточно, чтобы никто не заметил серебристой щелочки между густыми черными ресницами.

Для безопасности сорванную дверь аккуратно приложили на место. И когда остальные занялись приготовлениями к поднятию экипажа, Лиз осторожно уселась рядом с герцогом. Она сняла галстук Грэя и, сделав из шелковой ткани тампон, приложила его к ране, в то же время стараясь найти устойчивую позу, чтобы в случае необходимости удержать его значительно больший вес.

Целиком сосредоточившись на своей цели, Лиз не заметила едва сдерживаемую улыбку на губах мужа.

– Хорошо, ребята, при счете «три». – Услышав голос кучера, Лиз напряглась. – Раз… два… три – взяли!

Карета поднялась так высоко, что на короткое время Лиз и ее подопечный отклонились в противоположный угол. Грэйсон бессильно навалился на Лиз, и одна его рука упала на сиденье далеко позади Лиз. Незаметно для нее его открытая ладонь благополучно поддержала их, пока экипаж со стуком не опустился на уровень чуть ниже обычного.

Сердце Лиз помчалось вскачь, когда лицо Грэя зарылось ей в шею, открытую в высокой прическе и перевитую нитками сапфиров, что Ворт сделал модным. Конечно, это была естественная реакция на предвиденную, но все равно трудную проблему удержать Грэя в вертикальном положении. Это ложь, молча призналась она в приступе честности. Она отказывалась от дальнейших поисков причин «сердечных трепыханий», подобных тем, о которых взахлеб разглагольствовали глупые девчонки в школе мисс Браун при виде каждого красивого мужчины.

– Ваша светлость, с вашего позволения мы перенесем герцога в карету лорда Окслея. – Кучер Эшли с серьезным лицом открыл дверцу экипажа. Несмотря на отсутствующий цилиндр, порванный рукав и запачканные белые перчатки, он был воплощением спокойствия и самообладания. – Его милость предложили отвезти вас в Брандт Хаус, а Стеббинз наймет экипаж, чтобы привезти домашнего врача. Я останусь здесь сторожить карету и договорюсь о ремонте.

– Мы в Америке слышим много хвалебных отзывов о невозмутимых английских дворецких и их способности справиться с любой трудностью. – Обнимая полуупавшего мужа и сознавая неловкость своего положения, Лиз тепло улыбнулась слуге, который руководил их спасением. – Сегодня вы доказали, что это в равной степени относится ко всем английским слугам. Я сердечно вам благодарна.

Кучер скромно поклонился, но не смог сдержать довольной улыбки и гордо объяснил:

– Должен сознаться, что я и есть дворецкий в Брандт Хаус. Кучер сегодня днем заболел, а его помощник получил отпуск на неделю к семье в поместье Эшли, поэтому было решено, что я возьмусь за вожжи в сегодняшний вечер, так как много лет назад обучался на кучера.

– Я никому не желаю болеть… – Лиз на секунду прикусила нижнюю губу, но потом широкая улыбка, сияющая даже ярче, чем ее волосы, победила мимолетную грусть. – Все же я могу считать обстоятельства, из-за которых вы оказались здесь, не чем иным, как благословением.

Лиз не видела лорда и леди Окслей, но, услышав недовольное ворчание, вспомнила о нетерпеливо дожидающейся паре. Она тут же вернулась к задаче доставить Грэя домой и предоставить заботе доктора.

– Еще раз благодарю вас за превосходную работу, – сказала Лиз кучеру – дворецкому. – А сейчас я прошу вас помочь перенести герцога в карету Окслеев.

– Хотя я уже знаю о ваших отличных талантах, Эллисон, я тоже благодарю вас.

Лиз ахнула, когда ее ноша внезапно выпрямилась с насмешливой улыбкой.

– Я благодарен за предложенную помощь, но это излишне, так как я вполне в состоянии перейти из этого экипажа в карету его милости. Во враче я также не нуждаюсь. Пригоршни холодной воды и нескольких часов отдыха будет достаточно, чтобы я пришел в себя.

– Вам необходимо обратиться к врачу, – возразила Лиз.

– Зачем беспокоить человека из-за простой шишки на голове? – Увидя изящный палец, указывающий на темные пятна на рубашке, и открытые персиковые губы, чтобы оспаривать его слова, он продолжил, не дав ей заговорить: – Порезы на голове обильно кровоточат даже при самых незначительных ранениях.

– Но вы некоторое время были без сознания. – Лиз не так-то легко было заставить замолчать, когда она серьезно верила в важность отстаиваемого.

– Разве? – Темные брови изогнулись дугой. – Или я просто наслаждался вашим безраздельным вниманием? – Грэй ждал, пока эта намеренная полуправда высечет искру из ее вспыльчивости. От удара виском о дверцу он действительно потерял сознание и, придя в себя, еще некоторое время был в оцепенении, но предпочитал, чтобы Элизабет думала иначе. Он надеялся, что это отвлечет ее и она не успеет испугаться.

Лиз возмущенно задохнулась и крепко сжала губы. Мысль о том, что он воспользовался ситуацией, чтобы так интимно обнять ее, заставила ее кипеть на медленном огне. Эта выходка исподтишка укрепила ее убеждение, которое начало было колебаться, что он так же виноват в заманивании ее в ловушку этого брака, как и ее отец.

– Что вы тянете? – раздался ворчливый голос из темноты, из-за плеча Эллисона.

– Прошу простить нашу медлительность, Окслей. Я задержался, чтобы убедить мою любящую жену, что не нуждаюсь в помощи врача.

– Эшли? Ты в норме? – Стареющий лорд подвинулся вперед и с сомнением заглянул в сумрак кареты.

Грэй вышел из кареты, заставив лорда Окслея быстро отступить назад и потеснить собравшуюся толпу. Лиз недовольно приняла протянутую ей руку, но не смогла помешать мужу прижать ее пальцы локтем, когда он повел ее к экипажу.

Когда обе титулованные пары устроились внутри и карета тронулась, Лиз испытала ужасное ощущение от пристальных взглядов лорда и леди Окслей.

– Вы должны сурово отчитать своего кучера и работников конюшни. – Взяв на себя роль мудрого наставника молодого человека, лорд Окслей разразился важными, с его точки зрения, советами и мягким выговором: – Колесо кареты, за которой должным образом смотрят, никогда не разболталось бы и тем более не отвалилось. Должно быть, они небрежно смотрят за каретой, раз тщательно не проверили каждый болт.

– Поразительно, как вы вообще благополучно добрались до бала, принимая во внимание тот факт, как быстро оно отскочило, когда вы отъехали. – Леди Окслей посмотрела, какой эффект на них произвело ее предположение, что если в начале вечера все было в хорошем состоянии, значит, кто-то испортил карету перед их отъездом.

– Действительно, – Грэй достаточно дружелюбно кивнул, но сталь в его глазах угрожающе говорила, что он готов отмести любое подозрение относительно плохой работы своих людей или возможного заговора. – Я, конечно, разберусь с этим. Но я достаточно уверен в своих работниках и не упускаю из виду простой факт, что деталь оборудования часто не выдает внешних признаков износа, когда на самом деле, после определенного периода безукоризненной работы, она изнашивается и выходит из строя внезапно. – Он пожал плечами. – Я убежден, что не найду ничего более серьезного в случившемся.

Лиз думала иначе. Тем не менее она проявила редкостную выдержку и придержала язык. Остаток пути до Брандт Хаус, к счастью очень непродолжительный, был отмечен мрачными улыбками и молчанием. Грэй помог Лиз выйти, когда они остановились. Она была настолько потрясена сдержанной элегантностью здания, что почти не слышала, что говорил ее муж, прощаясь с любезными хозяевами.

– Ваша светлость! – Дверь открыл молодой слуга, испугавшийся вида крови на одежде герцога. – Где Эллисон? Я… Простите. Я думал, он с вами. – От волнения он забыл о всяких приличиях и вглядывался во тьму, чтобы рассмотреть незнакомый экипаж, удалявшийся от дома. – Где карета? – Он шагнул назад и бесцеремонно захлопнул дверь плечом, пораженный странным зрелищем раненого хозяина и незнакомой рыжеволосой женщины. – Что случилось, сэр?

– Со мной все в порядке, Гаррис, но карета потеряла колесо. Эллисон и Стеббинз остались проследить за ее ремонтом и доставкой. – В этих необычных обстоятельствах Грэй не стал выговаривать молодому, недавно назначенному лакею за его нескладное поведение, несоответствующее, но понятное в человеке неопытном в этих обязанностях, и просто слегка улыбнулся успокаивающей улыбкой. – Разбудите миссис Эллисон, чтобы она проследила за приготовлением голубой анфилады для моей жены, а в мою принесите ванну.

Гаррис громко глотнул и, кивнув несколько раз, поспешил выполнять распоряжение.

Грэй перенес свое внимание на жену, стоявшую рядом.

– Перед тем как отправиться на отдых, и так сокращенный из-за обещания встретиться с Дэвидом всего через несколько часов, я должен просить вас присоединиться ко мне в библиотеке. – Поскольку рука Лиз все еще была прижата его согнутым локтем, Грэй привел распоряжение в действие, просто потянув ее за собой к указанной комнате.

Лиз вряд ли могла отказаться, не устроив сцены, и даже она предпочитала не оказываться предметом сплетен слуг, чем уже наверняка была благодаря своему внезапному появлению. Тем не менее воспоминание о том, что случилось в два предыдущих раза, когда он настаивал на разговоре наедине, включило ее систему защиты.

Библиотека оказалась элегантной комнатой, две противоположные стены которой были заняты полками с книгами. В третьей стене были большие, от пола до потолка, окна с портьерами из бархата глубокого зеленого цвета. На четвертой стене был огромный мраморный камин, по бокам которого стояли два комода, инкрустированные редкими породами дерева. Массивный письменный стол из дуба и зеленой кожи стоял перед окнами, а около него несколько больших кожаных кресел. Грэй предложил ей сесть в одно из них, а сам сел за внушительный письменный стол. Хотя эта элегантная комната совсем не напоминала суровый кабинет мисс Браун, у Лиз было неприятное ощущение, что ее перенесли назад во времени. Она снова почувствовала себя простой школьницей перед судом верховной власти своего маленького мирка. Чтобы подавить этот образ и чувство, что предназначена на роль раболепной жены, прежде чем Грэй смог заговорить, Лиз возобновила тему, которую, как она знала, он хотел забыть.

– Вам действительно следовало показаться врачу. Утонченные леди из ваших знакомых могли, без сомнения, принять ваше отношение к ране в области головы, но из опыта жизни на Дабл Эйч у меня слишком много личных воспоминаний, чтобы меня можно было так легко обмануть. – Лиз про себя возликовала над нахмуренными бровями в ответ на свои слова. Ну и что, если ее заявление было чуть преувеличено. По сути это была правда. Она видела, как работника ранчо сбросила буйная лошадь, и он умер от раны, полученной ударом копыта по голове. Сдерживая дрожь, вызванную этим воспоминанием, она продолжила попытку сорвать лекцию герцога:

– Кроме того, вы не можете думать, будто я поверю, что изношенный болт был причиной того, что колесо отскочило от кареты, которую содержат в таком превосходном состоянии, как ваша.

Когда его лицо приняло каменное выражение, а глаза заледенели, Лиз поняла, что попала в слабое место. Казалось, в этой истории крылось нечто большее, чем она подозревала.

– Ни одно из ваших утверждений не является причиной, по которой я привел вас сюда. И поскольку нам обоим нужен отдых, я не могу вам позволить тратить мое время на пустячные дела.

Лиз замерла и почувствовала, как съеживается, чего он, несомненно, добивался.

– Я неоднократно пытался внушить вам – кажется, безуспешно – важность достойного поведения, соответствующего имени нашей семьи… и вашему титулу.

Позвоночник Лиз распрямился, подбородок поднялся, а глаза вспыхнули синим огнем.

– Разве я чем-нибудь обесславила то или другое на сегодняшнем балу?

Грэй сделал глубокий вдох, сдерживая растущее раздражение. Нет, ни то ни другое, но она, очевидно, представления не имела, насколько близко подошла к черте. Пока он мысленно спорил о целесообразности предупреждения об опасностях, кроющихся в кружке Мальборо и их домашних вечеринках, она снова заговорила:

– Даже вам придется признать, что я доказала свою способность держаться в вашей светской обстановке. Что скажет ваш принц, если вы снова сошлете меня в деревню? – Грэй еще больше помрачнел, но Лиз продолжала: – В самом деле, как же быть с любопытными матронами, которые преобладают, как я обнаружила, в лондонском обществе так же, как и в нью – йоркском?

– Это не моя светская обстановка. – Только Элизабет могла так легко взорвать его внешнее спокойствие. – Я терпеть не могу эти бессмысленные расходы и бессонные ночи. Я принимаю в этом участие только ради своих интересов в парламенте и из-за обязательств своего положения.

Лиз была удивлена искренностью отвращения, звучавшего в заявлении. Она помнила разговор Дру и Тимоти о преданности дяди определенным идеалам, но подозревала, что это только ради общественного облика, а не из настоящего интереса.

– Одно верно – теперь вам придется оставаться в городе, раз вы сумели за один вечер стать любимицей сезона. Вы, конечно, не поверите, но я искренне считал, что, оставляя вас в деревне, я предоставляю вам самый предпочтительный для вас образ жизни. – Это он мог сказать честно, хотя он также стремился, чтобы она не запятнала свою репутацию и его имя. – Теперь выбора нет. С сегодняшнего вечера до первого августа вы останетесь здесь.

Это была пугающая мысль, которая начала тревожить Лиз на балу, но которую она не рассмотрела должным образом перед тем, как выехать из Эшли Холл. Она покусывала нижнюю губу, раздраженная своей собственной промашкой. Картина предстоящих недель, месяцев была устрашающей.

– Так как вы в Лондоне надолго, совершенно необходимо, чтобы вы поняли важность для нас поддерживать здесь, в Брандт Хаус, и в городе в целом ожидаемое впечатление счастливой, только что поженившейся пары. – Грэй знал, что это был единственный путь как воспрепятствовать сплетням по поводу их внезапной женитьбы, так и, что было еще важнее, оградить от ухаживаний их осмотрительного, но чрезмерно любвеобильного принца.

– Что? – Это прозвучало больше как взрыв смеха, чем как вопрос. – Невозможно, чтобы вы рассчитывали, что я буду делать вид обожаемой жены. Мне никогда не удавалось представиться тем, чем я не являюсь, и сомневаюсь, что я могла бы начать с роли, так далекой от действительности.

Глядя на Элизабет прищуренным взглядом, Грэй молча признал истину ее утверждения. Если что и можно было сказать о ней безоговорочно, так это именно то, что она была прямая и абсолютно честная. Он медленно поднялся, и удовольствие, обнаруженное в решении проблемы, вызвало сардоническую улыбку. Ему нужно только позаботиться, чтобы она стала именно тем, чем он просил ее казаться: опьяненной любовью женщиной. Элизабет была не похожа ни на одну женщину, каких он знал, и поэтому являла собой вызов – изумительно соблазнительный. Он уже дважды преодолел ее сопротивление, и повторение не будет трудной задачей. Соблазнив достаточное количество женщин, он был уверен в себе.

Вмешалось маленькое досадное беспокойство. Он раздраженно отбросил неудобное подозрение, что одного только физического обладания может оказаться недостаточно для утоления глубины его голода. Глаза Грэя под густыми черными ресницами превратились в ад. Он уже перенес эти страдания раньше. Это кончилось болью, перед которой, он поклялся, никогда больше не окажется незащищенным. Нет, он, конечно, соблазнит ее, но ей не удастся ослабить его защиту против ненадежных эмоций.

Глаза Лиз раскрывались все шире по мере приближения Грэя. Она не могла нормально дышать, и сердце начало безумно колотиться. Снова этот глупый трепет, который она когда-то презирала в женщинах, менее здравомыслящих, чем сама. Когда он, опасно возвышаясь над ее креслом, протянул руку, чтобы заставить ее встать, она задохнулась. Лиз в смятении осознала, что эта реакция была не столько результатом тревоги или гнева, сколько предвкушения.

Грэй видел ее замешательство и, наклоняя голову, напомнил себе о предосторожности и необходимости действовать нежно, чтобы не торопить и не вспугнуть норовистую женщину. Когда он прикоснулся к сладким, как персик, губам, густые бронзовые ресницы Лиз опустились на щеки. От прикосновения к его большому крепкому телу Лиз снова почувствовала противную слабость, а Грэй опять доказал, какую коварную опасность он представляет. Он притянул ее к себе, и она беспомощно таяла, пока его губы целовали ее рот, шею, опускаясь все ниже.

– Грэй! Ты здесь, Грэй?

Скрипучий голос леди Юфимии пронзил мягкий туман, отгородивший Лиз от реальности. Дверь резко распахнулась от толчка, которым леди совсем не изысканно пнула ее.

– Я хотела обсудить твое неудачное решение поместить Дру и Тимоти в один экипаж, но Гаррис говорит, что от твоей кареты отскочило колесо. – Не обращая внимания на женщину в объятиях брата, Юфимия вошла с решительным блеском в глазах. – Все-таки, Грэй, мы должны поговорить о вероятной причастности Тимоти к еще одному несчастному случаю!

– Не сегодня, сестра. – Грэй выпустил Лиз из объятий, но продолжал держать за руку. – У меня ранняя встреча с сэром Дэвидом по поводу очень важного дела, поэтому мне нужен сон. Так что мы желаем тебе доброй ночи.

– Ну, знаешь… – Юфимия надулась, пораженная этим ответом, так не похожим на Грэя. Это, должно быть, дурное влияние этой ужасной американской женщины. Может, она и герцогиня, но Юфимия никогда не назвала бы ее леди!

Ни на кого не глядя, Грэй повел несопротивляющуюся Элизабет по лестнице в их личные комнаты на втором этаже. Однако, помня о своем плане добиться своей жены, у двери в ее комнаты он галантно взял ее руку в свои ладони и, наклонившись, коснулся удивленно раскрытых губ поцелуем, исполненным останавливающей сердце нежности.

Лиз в оцепенении смотрела на опасно завораживающую улыбку, несколько долгих мгновений игравшую на губах герцога, прежде чем он повернулся, чтобы уйти, а она продолжала смотреть ему вслед, как лунатик.

Тряся головой, чтобы освободиться от гипнотической пелены, она, спотыкаясь, вошла в отведенную ей комнату, чувствуя, что все ее усилия рассеять туман обречены. Все события этого долгого дня, начиная с бала, потом дорожного происшествия и кончая страстным объятием, привели ее чувства в полное смятение. Нежный поцелуй совсем спутал ее мысли. Держа в одной руке длинные перчатки, она вплыла в свое новое жилище, едва замечая его роскошную обстановку и молодую женщину, скромно дожидающуюся, чтобы помочь расстегнуть многочисленные скрытые застежки экстравагантного бального платья и расшнуровать тугой корсет.

Когда наконец Лиз упала на большую кровать с сияющим парчовым пологом, она погрузилась в теплые, туманные сны и кружилась в бесконечном танце в объятиях мужчины, который был противником в одном туре и возлюбленным в следующем. А потом опять… и опять… и опять.