Текст книги "Наследники Хамерфела"

– Весьма удачный образ мыслей, кузен, – вмешался Эдрик. – То же самое я говорил ей и раньше. Но она не внемлет голосу разума.

– Оставить моего сына навеки в изгнании, безземельным? – с негодованием возразила герцогиня. В этот момент, когда глаза ее сверкали решимостью, она казалась Валентину исключительно красивой. Одного он желал – чтобы предмет разговора был менее щекотливым. – И оставить неуспокоенным в могиле моего мужа, чтобы его неотомщенный дух скитался по развалинам Хамерфела?

Это буквально шокировало Валентина, и он спросил:

– Неужели ты веришь, что мертвые продолжают сохранять претензии и обиды по отношению к живым?

Но по глазам Эрминии Хастур видел, что она действительно в это верит, и теперь представить не мог, как ему переубедить ее.

Собака вскочила и, побежав через весь сад, вернулась, прыгая и увиваясь вокруг ног высокорослого молодого человека.

– Мама, я и не знал, что ты принимаешь гостей.

Аластер изящно поклонился ей, после чего благожелательно кивнул лорду Валентину и лорду Эдрику.

– Добрый вечер.

– Это не гости, а наши родичи, – сказала Эрминия. – Вы оба останетесь пообедать с нами?

– Я бы с удовольствием, но, к сожалению, меня ждут в другом месте, – по-светски извинился Валентин и ушел, помахав Эрминии рукой.

Эдрик задумался, а потом заявил:

– Пожалуй, не сегодня, мы ведь вечером еще увидимся на концерте.

Эрминия проводила его взглядом, обняв сына за талию.

– Чего ему от тебя нужно, мама? Он все еще выискивает способ жениться на тебе?

– А если бы я вновь вышла замуж, это сильно тебя огорчило бы?

– Чему здесь радоваться, когда твоя мать выходит замуж за кого-то из Нижних Земель, для кого Хамерфел – пустой звук. Когда мы восстановимся в правах и заживем там, где нам положено, – в Хамерфеле, вот тогда, если он не раздумает свататься, пусть приходит, и я решу, какой дать ему ответ.

Эрминия мягко улыбнулась.

– Я – техник Башни, сынок, и, чтобы выйти замуж, не нуждаюсь ни в чьем разрешении. А ты не можешь даже сообразить, что я все-таки еще не старуха.

– Ну что ты, мама. Ты по-прежнему молодая и красивая…

– Я очень рада, что ты так думаешь, сынок, но даже в этом случае, если мне вдруг вздумается выйти замуж, я могу с тобой лишь посоветоваться, но просить твоего разрешения не буду.

Молодой человек опустил глаза и покраснел от стыда, хотя голос матери был мягок.

– Мужчины-горцы ведут себя более учтиво: они идут сначала к родственнику невесты и просят его разрешения за ней ухаживать.

Да, здесь Эрминия не могла его осудить: она сама воспитала сына в обычаях горцев и внушила ему никогда не забывать, что он – герцог Хамерфел. Поэтому теперь все, что он о себе мнил, являлось результатом ее воспитания.

– Скоро вечер. Пойдем в дом.

– Становится сыро. Принести тебе шаль, мама?

– Не такая уж я старуха! – негодующе воскликнула она, когда Аластер взял ее под руку. – Что бы ты ни думал, мой сын, но Валентин сказал одну очень разумную вещь.

– И что же, мама?

– Он сказал, что если ты мужчина и хочешь восстановить Хамерфел, то должен каким-то образом сам приложить к этому руки.

Аластер кивнул. Подумав, он произнес:

– Я много думал об этом последние три года, мама. И все равно совершенно не представляю, с чего начать. В конце концов не могу же я прискакать во Врата Сторна и потребовать у старого лорда Сторна, или кто там сейчас сидит на его троне, отдать мне ключи. К тому же, если Хастуры действительно стоят за справедливость, как трезвонят об этом повсюду, то мне кажется, что они могли бы предоставить мне вооруженный отряд, чтобы отбить замок обратно или хотя бы публично подтвердить мои права на Хамерфел. Как ты думаешь, наш родственник Валентин сможет устроить мне аудиенцию у короля?

– Уверена, что – да, – сказала Эрминия. Она была рада слышать, что ее сын думал над этим вопросом. Пусть пока у него не было никакого плана, но если он собирался спросить совета у более старых и мудрых голов, то это, по крайней мере, было хорошим началом.

– А ты не забыла, что сегодня вечером нам идти на концерт, мама?

– Помню, помню, – ответила она, но по некоторым соображениям не стала говорить, почему планы на сегодняшний вечер имели для нее определенную важность.

Вернувшись в свои комнаты, чтобы служанка помогла одеться ей к концерту, Эрминия вдруг почувствовала, что вечер этот должен стать судьбоносным, хотя совершенно не представляла, почему.

Она надела длинное платье в тон волосам, сделала прическу и украсила стройную шею ожерельем из зеленых драгоценных камней, после чего спустилась вниз, чтобы присоединиться к сыну.

– Ты прекрасно выглядишь, мама, – сказал он. – А я-то боялся, что ты по привычке наденешь платье работника Башни, но сейчас ты нарядилась так, как подобает твоему положению, и я тобой горжусь.

– Да неужели? Тогда я рада, что не пожалела труда приодеться на этот вечер.

Сам же Аластер был одет в отороченную кружевом тунику и панталоны из атласа, украшенные темно-желтыми оборками и черными кружевами. На шее у него висел кулон из переливчатого резного янтаря. Рыжие волосы ниспадали на плечи тщательно уложенными волнами. Он выглядел так похоже на друга ее детства – Аларика, что даже по прошествии стольких лет Эрминия ощутила, как ком подкатил к горлу. В конце концов он был Аларику наполовину брат; эта связь с ее давно умершим родственником была одной из причин, хотя не самой главной, почему в свое время она согласилась выйти замуж за Раскарда Хамерфела.

– Ты тоже прекрасно сегодня выглядишь, дорогой мой сын, – сказала она и подумала: «Недолго же он еще будет рад сопровождать свою мамашу на такие мероприятия; что ж, пока возможно, буду наслаждаться его компанией».

Аластер пошел вызывать матери портшез. Портшезы были в Тендаре самым распространенным транспортным средством. Сам же он ехал рядом верхом, сопровождая ее до похожего на дворец здания театра, построенного только в прошлом году и предназначенного для проведения концертов и прочих общественных представлений для жителей Тендары.

Большая площадь была запружена портшезами, по большей части – общественными, одинакового черного цвета, среди них выделялось лишь несколько прекрасно отделанных и богато украшенных, с вышитыми или инкрустированными гербами.

Поручив лошадь заботам одного из общественных грумов, Аластер помог матери вылезти и только после этого произнес:

– Нам надо иметь свой экипаж, мама, ты не должна нанимать общественный портшез каждый раз, когда тебе надо куда-то выехать. У нас должен быть свой, с гербом Хамерфелов. Это будет гораздо больше соответствовать нашему положению, глядя на него, народ будет знать, что ты – герцогиня Хамерфел.

– Я – кто? – Эрминия не смогла удержаться от смеха при этой мысли, но, увидев выражение лица сына, поняла, что сильно задела его чувства. – Мне не нужны такие почести, мой мальчик. Для меня достаточно того, что я – работник Башни, техник, ты хоть представляешь себе, что это такое? – спросила она его с легким укором.

Вновь и вновь вспоминался ей сон, почему, если в сыне нет ни капли ларана, она снова и снова видит его в снах. Неужели Валентин прав? Неужели она действительно настолько не хочет отпускать его от своей юбки, что это приносит вред? Но нет, она как раз наоборот – поощряет его жить своей собственной жизнью и на протяжение недели довольно редко его видит. Эрминия вспомнила, как год назад, когда он сообщил ей, что ему было отказано в обучении на работника Башни, она впервые рассказала ему про брата-близнеца, погибшего в огне сожженного Хамерфела, и про его способности, которыми Аластер не обладал. Тогда он гневно ответил, что не жалеет о потере брата, который «украл мой талант, который так много значит для тебя, мама».

– Ты не должен злиться на брата за это, – упрекнула его Эрминия, – поскольку титул герцога и наследника Хамерфела достался именно тебе, ибо ты родился первым, а ему требовалась какая-то компенсация.

Тогда мать впервые обратила его внимание на маленькую, малоприметную татуировку герба Хамерфелов на плече.

– Ее сделали, чтобы различать тебя с твоим братом-близнецом, благодаря ей ты считаешься законнорожденным наследником замка и титула Хамерфел.

Сквозь толпу, заполнившую площадь, пробивалась группа разодетых дворян. Эрминию, как техника Башни, многие знали, и молодой герцог Хамерфел тоже был со многими знаком. Последовали поклоны, реверансы, а простые люди, окружавшие площадь и стремившиеся попасть на представление, наблюдали за высокородными господами и взывали к ним. Это была старая традиция – ни один билет не продавался до тех пор, пока не разместится вся знать.

И тут, когда мимо Аластера прошла молоденькая девушка, он тихонько потянул мать за рукав.

– Мама, ты видела эту девушку в белом платье, с прекрасными волосами? – прошептал он, и Эрминия украдкой глянула на особу, на которую он показывал.

– Я знаю ее, – сказала она мягко и с удивлением.

– Знаешь – ты?

Аластер понятия не имел, кто эта незнакомка, но всей душой чувствовал, что просто обязан с ней познакомиться, ибо это была самая прекрасная девушка, из всех когда-либо виденных им.

– Ну да, конечно, и ты тоже, мой сын, это твоя кузина Флория. Когда вы были детьми, вы вместе играли почти каждый день.

– Флория! – ошеломленно воскликнул он. – Я помню, как гонялся за ней по саду со змеей и как дразнил ее, но сейчас – ни за что бы ее не узнал! Она стала такой красавицей!

– Именно по этому поводу Эдрик приходил к нам сегодня, – сказала Эрминия. – Он хочет, чтобы я была ее наставницей в обществе во время Совета.

– Я бы с удовольствием взял эту обязанность на себя! – со смехом произнес Аластер. – Мне говорили, что самые красивые девушки получаются из самых посредственных девчушек! Но чтобы моя кузина Флория!..

У него был такой ошарашенный вид, словно он никак не мог в это поверить.

– Она – дочь Хранителя, поэтому ей нельзя работать в его круге. В Нескью она ездила на учебу, но теперь возвратилась в отцовский дом, ожидая, когда освободится место в одном из наших кругов.

– Да будь она хоть дояркой или ткачихой, я все равно считал бы ее самой красивой женщиной, какую только видел. Вряд ли легендарная Кассильда – возлюбленная Хастура – могла быть красивее ее.

– Сейчас она еще слишком молода, но через год-другой Эдрик начнет принимать заявки на ее руку.

– Хм-м-м, – процедил Аластер. – Я, должно быть, счастливейший человек в мире! Она – наша родственница, к тому же обладает лараном. Ты думаешь, она помнит меня, мама? Ты думаешь, у меня есть шанс?

Мягкий звон колокольчика возвестил, что концерт начинается, и мать с сыном вошли в арочный проем огромных дверей. В ложе первого балкона, абонированной Эрминией, они заняли два кресла. Аластер заботливо накинул матери на плечи меховой палантин и поправил подножную скамеечку. Только потом он оглядел ряд лож, расположенных полукругом, пытаясь отыскать девушку, которая целиком завладела его воображением.

– Вон она. Я ее вижу, – прошептал он. – В ложе, украшенной гербом Элхалинов. – Затем он удивленно добавил: – В королевской ложе тоже сидят.

Все знали, что король Айдан – не большой любитель музыки, и последнее время королевская ложа, как правило, пустовала.

– Несомненно, это королева Антонелла, – сказала Эрминия. – Реставрация здания театра после прошлогоднего пожара – ее щедрый дар, и дань ее любви к музыке. Она стара, очень толста и уже почти глуха, но до сих пор может наслаждаться высокими нотами своих любимых певцов.

– Я слышал эту историю, – перебил ее Аластер, – когда пел в хоре горцев в прошлом году. Говорят, она заказала дому Гейвину Деллерею кантату для сопрано и скрипок, только потому что теперь ее слух воспринимает лишь определенные звуки. Высокие ноты она слышит гораздо лучше низких.

– Мне тоже об этом рассказывали, – сказала Эрминия, окинув взглядом королевскую ложу, где сидела низкорослая и очень тучная королева, в безвкусном платье однообразной голубой расцветки. Она жевала засахаренные фрукты, положив хромую ногу на специально предназначенную для этого скамеечку. Несмотря на возраст, ее сопровождала старуха-дуэнья, и Аластер не удержался, чтобы не прыснуть со смеху.

– В ее годы даме вряд ли нужна дуэнья, – прошептал он, прикрывая улыбку рукавом.

– Тише, тише! – умоляюще зашикала на него Эрминия. – Несомненно, добрая старая леди взяла с собой поразвлечься кого-то из своих фрейлин, кто любит музыку.

Аластер заметил, что Флория Элхалин сидела в ложе только со своим отцом, и возле нее не крутилось никого из женского пола. Он спросил:

– Ты не представишь меня ей в первом антракте?

– Конечно, дорогой мой мальчик. С удовольствием, – пообещала Эрминия, и они откинулись в креслах, поскольку именно в этот момент раздались аплодисменты. Все благородные господа заняли места, простолюдинов пустили в партер, и представление началось.

Кантата была чудесна. Дирижером и постановщиком был сам композитор, дом Гейвин Деллерей, красивый молодой человек, который к тому же исполнил при поддержке хора и несколько сольных. Эрминия слушала музыку, думая, что если бы Аластер приложил больше усилий, то пел бы сейчас не хуже Деллерея.

Однажды, когда Аластер смотрел в другую сторону, она бросила взгляд на ложу Эдрика Элхалина. Тот улыбнулся ей и кивнул, явно подтверждая приглашение зайти к нему в ложу во время антракта вместе с сыном. Девушка тоже поймала взгляд старшей родственницы и улыбнулась самой приветливой улыбкой. Эрминия догадалась: Флория, должно быть, заметила, что Аластер не сводит с нее глаз.

Разумеется, этого следовало ожидать: ее сын должен был заинтересоваться первой же молоденькой девушкой, потом второй… удивительно, что этого не случилось раньше.

Время от времени, пока молодой солист исполнял арии, она бросала взгляд на грузное тело старой королевы, которая смотрела прямо перед собой полным восхищения взором (или это была всего лишь близорукость?). Не переставая думать о том, что сказал ей сын, Эрминия пыталась представить, какую часть музыки могла слышать престарелая королева.

Сыграли кантату, и зал взорвался аплодисментами композитору, который был ровесником Аластера. В детстве и юности они были неразлучными друзьями. К ее удивлению, королева Антонелла тоже зааплодировала, потом отстегнула от своего платья букетик цветов, скрепила его кольцом с прекрасным драгоценным камнем и кинула на сцену. После этого посыпался настоящий дождь из цветов, букетов и драгоценностей. Гейвин, сияя от счастья, подбирал их, улыбался и кланялся своей царственной патронессе.

Аластер хихикнул:

– Никогда не слыхал, что королева Антонелла настолько любит музыку и что она приглядывает за красивыми юношами, – пробормотал он.

– Фу, Аластер, ты меня удивляешь, – пожурила его Эрминия. – Ты же прекрасно знаешь, что его мать – любимая кузина королевы, а Гейвин для нее – все равно что сын, к сожалению, судьба обделила королевскую чету счастьем иметь собственных детей.

Она заметила, как насмешливое выражение постепенно сползло с лица Аластера, но, даже не прибегая к телепатии, поняла, что он запомнил это происшествие, чтобы при случае поиздеваться над другом.

Аплодисменты стихли, и зрители начали выходить из лож и партера в просторное фойе – поразмять ноги, подышать свежим воздухом или спуститься в один из баров, чтобы выпить и закусить.

– Мне стоило бы сходить поздравить Гейвина… – виновато произнес Аластер. Было совершенно очевидно, что он по-прежнему думал о Флории.

– Не сомневаюсь – он рад будет тебя видеть, – сказала Эрминия. – Но сначала, если ты помнишь, я обещала представить тебя лорду Элхалину и его дочери.

Аластер просиял и пошел вслед за матерью по коридору, соединявшему ложи и отделявшему их от фойе. Множество лакеев сновало туда-сюда с напитками и закусками. Здесь можно было заказать все – от кружки пива до прекрасного обеда. По коридору плавали ароматы изысканных яств и гомон вкушающих их людей. Из зала доносились отдаленные звуки музыки – оркестр настраивал инструменты перед вторым отделением концерта.

Эрминия легко постучала в дверь ложи Элхалинов. Лорд Эдрик встал, чтобы поприветствовать ее, и элегантно приложился к ручке, как будто они не расстались всего каких-то три часа назад.

– Приветствую тебя, родственница. Заходите, присоединяйтесь. Бокал вина?

– Благодарю, – ответила она, принимая угощение. – Флория, дорогая, как ты похорошела! Это твой кузен Аластер, помнишь его?

Аластер поцеловал девушке руку.

– Я безмерно счастлив, дамисела, – произнес он, улыбаясь. – Сходить принести вам прохладительного? Или тебе, мама?

– Нет нужды, мой мальчик, – сказал Эдрик, указывая на стол, уставленный холодными закусками, пирожными и фруктами. – Пожалуйста, угощайтесь.

В ответ на приглашение Аластер взял тарелку и положил на нее несколько фруктов и пирожных. Слуга налил ему большой бокал вина, и он отпил, не сводя глаз с Флории.

Флория, кажется, тоже заинтересовалась Аластером.

– Ты так изменился, кузен! В детстве ты был таким злюкой, я помню лишь несносного мальчишку. Но теперь ты выглядишь как настоящий герцог Хамерфел! Никогда не понимала девочек из Нескьи, которые думали, что вся история о вашем бегстве из дому – лишь романтическая сказка. Неужели это правда, что все твои родственники погибли в том пожаре? Мне это кажется трагедией.

– Да, это правда, леди Флория, – сказал Аластер. – Так, по крайней мере, рассказывала мне мать. В огне погибли отец и мой брат-близнец. Других родственников по линии Хамерфелов у меня нет. Теперь вся моя родня – лишь по материнской линии.

– Так, значит, у тебя был брат-близнец?

– Я его совершенно не помню. Как мне сказали, мы с матерью спаслись из замка, убежав в лес, и с нами не было никого, кроме нашей собаки Ювел. Но я, разумеется, знаю это лишь со слов матери. Тогда я еще только учился ходить.

Флория смотрела на него широко раскрытыми глазами.

– А я – наоборот, все время жила тихой и мирной жизнью. Значит, теперь, когда ты вырос, Хамерфел принадлежит тебе?

– Да, и я найду способ вернуть его, – сказал Аластер, помолчал и продолжил: – Я собираюсь, если получится, набрать армию и отбить замок у врагов моей семьи.

Глаза Флории стали еще шире, сделав глоток из бокала, она скромно глянула на юношу.

– Папа, а ты не хочешь?.. – Она умоляюще взглянула на лорда Элхалина, и тот, уловив ее мысль, улыбнулся.

– Мы собираемся устроить бал для наших друзей в начале следующего месяца, – сообщил он. – И мы будем очень рады, если ты тоже присоединишься к молодежи. Бал состоится по случаю дня рождения Флории, поэтому все будет просто и неформально. Без придворных нарядов и этикета, – добавил он.

– Только обещай, что не будешь гоняться за мной по танцевальному залу с лягушкой или змеей, – со смехом бросила Флория.

– Об этом я как-то не подумал, – ответил Аластер, внутренне поздравляя себя, что Флория сама попросила отца пригласить его. Он был поражен красотой Флории, к тому же ее положение в свете и родственные связи как нельзя лучше соответствовали его честолюбивым планам. – Я постараюсь сделать все возможное, чтобы изгладить из твоей памяти эту злосчастную историю со змеями.

Лорд Эдрик сказал Эрминии:

– Очень рад, что молодые люди, кажется, понравились друг другу. А кстати, не Аластер ли пел с мужским квартетом в прошлом году в Нескье?

– Да, это был он, – ответила Эрминия. – У него большие способности к музыке.

– Действительно, он талантлив. Ты должна гордиться им, – согласился Эдрик. – Только, боюсь, Валентин считает его пустозвоном, из тех молодых хлыщей, которых ничто не заботит, кроме собственной внешности. Пожалуй, Валентин слишком резок с ним.

– Отец и брат Аластера погибли, когда пал Хамерфел. Мне пришлось растить его одной – и для него это было нелегко.

– Меня тоже беспокоит современная молодежь, – произнес Эдрик. – Мои сыновья, похоже, ничем, кроме скачек и азартных игр, не интересуются.

– Да, и Аластер меня тревожит, – призналась Эрминия. – У меня есть к тебе просьба, родственник.

– Проси, и ты знаешь, что, если я в состоянии ее выполнить, я это сделаю, – сказал Эдрик.

Он улыбнулся ей так сладострастно, что на какой-то момент она пожалела, что обратилась к нему.

– Не мог бы ты устроить моему сыну аудиенцию с твоим родственником – королем Айданом?

– Нет ничего проще. К тому же я однажды слышал, как Айдан проявлял интерес к делам Хамерфелов, – сказал Эдрик. – Возможно, это произойдет как раз на дне рождения Флории, даже лучше, если они встретятся в неформальной обстановке.

– Я очень тебе признательна! – Эрминия отказалась от второго бокала вина и деликатно взяла горсть засахаренных фруктов.

А в это время Флория и Аластер, забыв обо всем на свете, сидели и болтали. Между делом Флория спросила:

– А ты знаком с моими братьями?

– Кажется, меня однажды представляли Гвину.

– О, Гвин на целых двенадцать лет старше меня, и, по-моему, он до сих пор считает меня малышкой, которой надо носить короткие детские платьица, – фыркнула девушка. – Мой любимый брат – Дерик. Между нами всего год разницы. Он знает тебя. Это ведь ты ездишь на гнедой кобыле с белой звездой на лбу?

– Да, я. Это подарок мамы на пятнадцатилетие.

– Мой брат говорит, что у тебя хороший глаз на лошадей. Лучшей кобылы ему видеть не приходилось.

– Тогда все комплименты – моей маме, – сказал Аластер. – Лошадь выбирала она, но я благодарен от ее имени твоему брату.

– Ты можешь поблагодарить его лично, – заметила Флория, – ибо братья обещали прийти в антракте. Честно говоря, музыка их совсем не интересует. Уверена, что они сидят в каком-нибудь кабаке или игорном доме. А ты любишь играть в карты или какие-нибудь игры?

– Не очень, – ответил Аластер, хотя, сказать по правде, он просто не мог себе позволить играть, разве что по самым маленьким ставкам, а ради этого не стоило терять времени. Доход его был крайне мал, хотя мать никогда не отказывала ему в деньгах.

В этот момент в ложу вошли четверо, юношей – сыновья Эдрика Элхалина. Самый рослый из них тут же подошел к Флории и мрачно спросил:

– Кто этот незнакомец, с которым ты беседуешь, сестра? И с каких это пор ты позволяешь себе болтать и заигрывать с незнакомыми молодыми людьми?

Зардевшись, Флория сказала:

– Познакомьтесь – мой брат Гвин, лорд Аластер Хамерфел, он наш кузен, и мы знакомы с ним с детства. К тому же все происходило в присутствии родителей – моего отца и его матери. Можешь спросить любого из них, было ли меж нами сказано хоть одно неподобающее слово.

– Это так, Гвин, – вмешался лорд Эдрик. – У нас гостья – герцогиня Хамерфел – наш старый друг и родственница.

Гвин поклонился Эрминии:

– Извините. Я не хотел вас обидеть.

Она улыбнулась и учтиво произнесла:

– Я и не обиделась, родственник. Если бы у меня была дочь, то я могла бы только желать, чтобы у нее тоже были братья, которые бы так заботились о ее репутации.

Но Аластер весь кипел.

– Это дело Флории судить, подходит ей моя компания или нет, и я был бы вам признателен, если бы вы занимались своими делами.

Этого оказалось достаточно, чтобы Гвин тоже завелся.

– Как можно говорить, что это не мое дело, когда моя сестра чешет языком с каким-то безземельным выскочкой-изгнанником, над которым потешаются все от Далерета до Неварсина? – бросил он. – Когда я шел сюда сегодня вечером, в городе было неспокойно: на улицах полно бездомного сброда и шаек хулиганов, готовых поднять руку на знать, но тебе, я уверен, до этого нет никакого дела – ты слишком занят рассказыванием баек про Хамерфел… Величай себя как вздумается, только не кичись своим сомнительным титулом, живя в изгнании. Таких господ в Тендаре – как собак нерезаных. Вот так, лорд Небесной Лестницы или десяти преисподен Зандру! Эту лапшу ты можешь вешать на уши несмышленым девочкам, но…

– Остановись, Гвин, – перебил его лорд Эдрик, – хватит, твои манеры просто отвратительны! Я не настолько стар, что не могу решить, кому позволено быть моим гостем или другом. Немедленно извинись перед леди Эрминией и Аластером!

Но Гвин и не думал успокаиваться.

– Отец, разве ты не знаешь, что хамерфелская история – это хохма, над которой смеются по всей Сотне Царств? Если Хамерфел – его вотчина, то почему он не со своими людьми в Хеллерах, а вместо этого сшивается в Тендаре и мозолит всем глаза…

Но тут уже не выдержал Аластер. Он схватил Гвина одной рукой за ворот рубашки, а второй с силой ударил в нос.

– Слушай, ты! Не смей трепать своим поганым языком мое имя…

Эрминия что-то с упреком крикнула сыну, но тот был настолько зол, что не услышал ее. Лицо Гвина Элхалина побагровело от ярости, и он с такой силой толкнул Аластера, что тот отлетел и, споткнувшись о ножку кресла, растянулся во весь рост. Моментально вскочив на ноги, он опять схватил Гвина за ворот и швырнул его в дверь ложи, где тот натолкнулся на лакея, несшего поднос с бокалами. Гвин грохнулся на пол, послышался звон бьющегося стекла. Аластер протер глаза и зарычал, надвигаясь на Гвина, который, едва поднявшись на ноги, обнажил кинжал.

В эту минуту лорд Эдрик выхватил у Гвина кинжал и оттащил сына в сторону.

– Прекрати, ты, черт бы тебя побрал! Я сказал – хватит, и я заставлю тебя слушаться! Да как ты посмел обнажить кинжал, мальчишка, против званых гостей отца?!

Тактично вмешалась Эрминия:

– Родственник, сейчас начнется второе отделение, смотри, солисты уже выходят на сцену. Нам пора идти.

– Да, конечно, – произнес лорд Эдрик чуть ли не с благодарностью. Он кивнул Аластеру: – Встретимся на балу у Флории.

В этот момент в коридоре возникла какая-то суматоха, в ложу со смехом и издевками ввалилась компания бедно одетых молодых людей. Гвин моментально взял у отца кинжал, а Эдрик заслонил собой Эрминию. Аластер тоже вытащил нож и шагнул в направлении парней.

– Это частная ложа, и я был бы вам весьма признателен, если бы вы ее покинули, – сказал он, но у вошедших это вызвало лишь смех.

– Ах, значит, тебе не нравится, петушок? Это который же из богов даровал тебе это место, чтобы ты мог меня отсюда выгонять? Я такой же человек, как и ты, а ты думаешь, что сможешь вышвырнуть меня отсюда?

– Уж я постараюсь, – прошипел Аластер и, подойдя к наглецу вплотную, схватил его за плечо. – Пошел вон отсюда!

Он оттеснил того до двери, когда парень, опомнившись, развернулся и сцепился с Хамерфелом.

– Эй, кузен, помоги мне с ним разобраться, – крикнул Аластер, но Гвин в это время защищал Флорию. Глянув через плечо, Аластер успел заметить, что остальные ложи тоже подверглись нападению; в них тоже толпились хулиганы – товарищи тех, что ворвались к ним, а эти, едва вошли, тут же кинулись к столу с закусками и, хватая их руками, начали распихивать деликатесы по сумкам и карманам. Тут Аластеру пришло в голову: «Неужели они действительно так голодны?»

Тогда, словно прочитав его мысль, Эдрик спокойно заметил:

– Если вы проголодались, возьмите что хотите и оставьте нас. Мы пришли сюда слушать музыку и никому ничего плохого не делаем.

Его спокойные слова заставили большую часть хулиганов покинуть ложу; они рассовали закуски по карманам и поспешили обратно в зал, но тот, который сражался с Аластером, не хотел уходить.

– Вы что, кровопийцы поганые, думаете, можете отделаться от нас несколькими пирожными? Мы все эти годы обливались кровью, теперь посмотрим – какого цвета она у вас! – крикнул он. Внезапно в его руке сверкнул нож. Он ударил им Аластера, который этого вовсе не ожидал и не успел увернуться. Нож полоснул ему по предплечью. Хамерфел вскрикнул от боли и тут же принялся сам махать ножом, одновременно пытаясь обмотать полу плаща вокруг руки. Эрминия в ужасе закричала:

– Стража! Стража!

Тут же ложа заполнилась стражниками, одетыми в черно-зеленые плащи. Они схватили хулигана, который в оцепенении смотрел на сочившуюся из раны Аластера кровь.

– С вами все в порядке, ваи дом? – спросил один из стражников. – Сегодня в городе полно всякого сброда, они даже перевернули портшез королевы.

– Со мной все в порядке, – сказал Аластер. – Я не понял, чего он хочет…

Он опустился на стул, слабея от вида крови, сочившейся из раны на руке.

– Одному богу известно, чего они хотят, – ответил стражник. – Сомневаюсь, что он сам это знает – что скажешь, свинья? – спросил он, грубо ткнув юношу кулаком. – Он вас сильно ранил?

Лорд Эдрик достал полотняный платок и перетянул руку Аластеру, чтобы остановить кровь.

Аластер, побледнев, глядел, как платок пропитывался кровью.

– Нет, рана не глубокая, отпустите парня. Но если он еще раз мне попадется…

Флория склонилась над Аластером.

– Мне не важно, что вы с ним сделаете, только уберите его с глаз долой, – бросила она стражникам. Затем сняла повязку и мягко сказала:

– Я ведь – Наблюдающая. Дай-ка посмотрю, насколько она глубока.

Она раскрыла ладонь и осторожно, не дотрагиваясь, провела ею поверх его руки.

– Рана не серьезная, но задета вена.

Эрминия достала свой звездный камень и сконцентрировалась на ране. Через какое-то мгновение кровотечение остановилось.

– Ну вот, теперь, я думаю, нет ничего страшного.

– Мальчик мой, я просто не могу поверить, что такое могло произойти в нашей ложе, – сказал лорд Эдрик. – Чем я могу все это загладить?

– Похоже, сегодня вечером досталось всем, – произнесла Эрминия, оглядывая зал. К этому времени стражники уже контролировали ситуацию и теснили хулиганов к дверям.

Один пожилой человек, бедно одетый, начал громко протестовать, когда охранники попытались выставить его за дверь:

– Послушайте, я не один из них! Я купил билет, как все нормальные люди! Неужели, чтобы послушать концерт, я обязательно должен быть в шелковых портках? И это – справедливость Хастуров?

Дом Гейвин Деллерей, стоявший в этот момент у края сцены, соскочил в партер.

– Оставьте его, – крикнул он. – Я его знаю, это слуга моего отца!

– Как угодно, милорд, – сказал охранник. – Извини, дружище, но как вас различить, когда вы все одеты в рвань!

Эрминия коснулась рукава сына и спросила:

– Может, вызвать портшез? Или ты хочешь дослушать концерт до конца?

Флория по-прежнему держала руку Аластера. Двигаться ему сейчас не хотелось. Девушка смотрела на него с притворным негодованием.

– Думаю, ему не стоит сейчас никуда уходить, – произнесла она. – Гвин, налей ему немного вина, если эти хулиганы не все выпили. Присаживайтесь, Эрминия. Вы ничуть не хуже можете послушать концерт из нашей ложи.

Переполох постепенно затих. Оркестр заиграл увертюру, и Эрминия села рядом с Аластером. Но, слушая музыку, она вся дрожала. Что происходит с городом, который она так хороши знала? Распоясавшиеся хулиганы считали ее и сына какими-то чудовищами, а она была просто женщиной, которая много трудится и вовсе не богата. Что вообще они могли иметь против нее?