Текст книги "Наследники Хамерфела"

Ренато взвыл:

– Теперь я вижу, что передо мной два безнадежных глупца. Если бы вы действительно хотели мира, вы бы как-нибудь перешагнули через свою дурацкую спесь, из-за которой пропадут в конце концов и Сторн, и Хамерфел, а в их развалинах будут кричать лишь вороны да прятаться бандиты!

У Раскарда по спине пробежали мурашки, ибо слова Ренато звучали как пророчество, и на какой-то момент, пока он рассеянно смотрел в потолок, ему действительно привиделись заброшенные руины, некогда бывшие твердыней Хамерфелов.

Ренато не унимался:

– Неужели вы действительно не можете побороть эту чертову гордость?

Тогда Эрминия выступила вперед и с плохо скрытым раздражением произнесла:

– Почему унять гордость должен именно мой муж? – В ее голосе явственно слышались гневные нотки. – Почему не Сторн, раз уж он празднует сейчас победу, полностью истребив клан моего мужа? Разве не привилегия победителя – проявить великодушие?

– Возможно, ты и права, – ответил Ренато, – но правотой не положишь конец междоусобице. Один из вас должен поступиться гордостью.

– Возможно, – согласился Раскард, – но почему именно я?

Ренато лишь пожал плечами и отошел к окну. Махнув рукой и как бы отстраняясь от всего этого, он сказал:

– Эрминия, ты выбрала свою участь, и самое ценное, что у тебя есть, это мое разрешение на этот брак. Бери ее, родич, вы стоите один другого, и это, возможно, принесет вам счастье.

Сухо улыбнувшись, Раскард произнес:

– Можно считать это благословением?

– Хоть благословением, хоть проклятьем, хоть чертом лысым – как вам угодно, – огрызнулся Ренато и бесцеремонно вышел из комнаты.

Раскард обнял Эрминию и расхохотался.

– Он так разозлился, что забыл о брачном выкупе. Боюсь, что теперь, когда мы поженимся, ты станешь чужой своей родне, Эрминия.

Она улыбнулась в ответ и произнесла:

– Такую родню лучше иметь чужой, чем ближней, по крайней мере, это избавит нас от неприятных семейных визитов.

– Поэтому он пробудет у нас до свадьбы, а потом пусть убирается куда хочет, хоть к черту, если только Зандру его к себе пустит. Пусть дьяволу будет с ним интересней, чем нам.

3

В середине лета состоялась свадьба герцога Раскарда и Эрминии. По меркам дворян-горцев прошла она в высшей степени скромно, поскольку родня невесты приехать отказалась, за исключением дюжины приятелей Ренато, которые своим присутствием показали, что Эрминия выдается в Хамерфел с согласия своего ближайшего родственника. Будь народу еще меньше, это попахивало бы скандалом, но Раскард вознамерился вытерпеть эту церемонию, невзирая на скудость свадебных подарков от родни новоиспеченной герцогини Хамерфел. Как будто в отместку за бедность празднества престарелый герцог одарил молодую жену сказочными драгоценностями из своей сокровищницы. Несколько дальних родственников Хамерфелов, присутствовавших на свадьбе, сидели с мрачными лицами, поскольку до этого питали надежду, что в отсутствие наследника и близких родственников кто-то из них мог унаследовать титул и земли герцога, а женитьба на молодой женщине вполне обещала принести новых детей и положить конец всем их чаяньям.

– Выпьем, – предложил один из родичей герцога другому. – Вся эта женитьба – ерунда. Раскард стар, и брак может оказаться бездетным.

– На это не надейся, – цинично отозвался его сосед. – Раскард выглядит старше своих лет после смерти сына, но он полон сил, как и положено в сорок пять. А если нет, то ты не хуже меня знаешь старую поговорку: «Сорокалетний муж может не стать отцом, а пятидесятилетний станет точно». – Он хохотнул и добавил: – Жаль эту девочку, она молоденькая, хорошенькая и заслуживает муженька получше. Попробую найти здесь место, чтобы ублажать ее длинными зимними ночами.

– Вот здесь тебе вряд ли светит, – заметил первый. – Она, похоже, честная и действительно любит старикана.

– Как отца – не сомневаюсь, – ответил второй. – А как мужа?

Примерно такие же разговоры велись повсеместно. Эрминия, которая хоть и была сильным телепатом, но не привыкла отгораживаться защитным барьером от стольких людей сразу, и ей приходилось выслушивать все это, не подавая виду. Когда настало время женщинам вести ее в спальню, то при ней оказались по большей части ее служанки, поскольку никто из тетушек и дядюшек не удосужился проделать столь длинное путешествие. И она не проронила ни слезинки, когда ее вели туда.

Несмотря на середину лета, в спальне было холодно и неуютно. По крайней мере, так чувствовала себя Эрминия, когда ее раздели, оставив, согласно обряду, в прозрачной ночной рубашке. Это делалось по старинной традиции, чтобы невесту можно было осмотреть на наличие скрытых уродств и прочих дефектов. Она дрожала и ждала, едва сдерживая слезы: ей не хотелось, чтобы Раскард подумал, будто она выходит за него против воли. Несмотря на суровую внешность, у него в характере были и мягкие черты – она это знала, внутренне чувствовала, что, несмотря на доводы ее ближайшего родственника, это замужество для нее – большое благо. Разве это не честь быть герцогиней Хамерфел? Все равно, рано или поздно, ей предстояло выйти замуж, и лучше уж за мужчину в возрасте, которого она знала и который относился к ней по-доброму, чем за совершенно незнакомого человека, как бы молод и хорош собой он ни был. Очень часто невеста доставалась мужчине, которого она до этого в глаза не видела, и теперь Эрминия была чрезвычайно рада, что избегла этой участи.

Семейные драгоценности Хамерфелов оттягивали шею. Очень хотелось их снять, но служанка, раздевавшая ее, не дала освободиться от тяжелых камней.

– Герцог может подумать, что вам не нравятся его подарки. Поносите их хотя бы сегодняшнюю ночь.

Девушке ничего не оставалось, как терпеть тяжесть и холод украшений, врезавшихся в кожу, и желать, чтобы все это поскорее кончилось. Ей предложили выпить вина, и она с удовольствием приняла бокал. Выстояв свадебную церемонию, она очень устала, да и расстроилась, понаслушавшись всего, что говорили вокруг. На свадебном пиру Эрминия тоже почти ничего не ела. Вино быстро ее согрело, она почувствовала, как на щеках засиял румянец. Поэтому, когда в спальню ввели герцога, облаченного в отороченную мехом ночную рубашку (тут Эрминия подумала, почему это традиция не предусматривает демонстрацию жениха на наличие скрытых уродств и дефектов для успокоения невесты?), он застал ее сидящей в кровати под балдахином, с розовыми щечками, в прозрачной ночной рубашке, почти не скрывавшей ее девических форм, и с распущенными рыжими волосами. До этого ему ни разу не доводилось видеть ее волосы неубранными, обычно они были заплетены в тугие косы. Но сейчас невеста выглядела так молодо и невинно, что его сердце часто забилось.

Когда прислуга покидала спальню, сопровождая уход множеством непристойных жестов, он остановил одного из лакеев.

– Сходи в мою гардеробную, Руйвен, и принеси оттуда корзину.

Человек пошел исполнять приказ, и, когда он вернулся с огромной корзиной в руках, герцог приказал:

– Оставь ее здесь. Да, возле кровати. Теперь – уходи.

– Спокойной ночи, господин и госпожа. И многого вам счастья, – произнес, расплывшись в широкой улыбке, слуга, после чего быстро удалился.

Эрминия с любопытством посмотрела на корзину, прикрытую полотенцем.

– Это мой настоящий свадебный подарок тебе, – мягко сказал герцог. – Я знаю: драгоценности для тебя – ничто, поэтому лично постарался подыскать для тебя то, что, надеюсь, понравится тебе чуть больше.

Эрминия почувствовала, как щеки ее опять залились краской.

– Мой господин, пожалуйста, не подумайте, что я неблагодарная, просто я не привыкла носить драгоценности, а они такие тяжелые… я ни за что не хотела вас обидеть…

– О чем ты говоришь? Обидеть – меня? – произнес он, нежно обнимая ее за плечи. – Неужели ты думаешь, что я хочу твоей любви в обмен на дорогие побрякушки, которые подарил тебе, девочка? Да, я очень польщен, что для тебя муж большее сокровище, чем все свадебные подарки. Сними же их наконец.

Со смехом он расстегнул тяжелое золотое колье с изумрудами и помог снять его, услышав при этом, как облегченно вздохнула Эрминия. Вслед за колье на столик легли массивные браслеты. После этого Раскард спросил:

– Теперь ты посмотришь мой второй подарок?

Девушка села на кровати и с любопытством подтянула к себе корзину. Сдернув полотенце, она удивленно и радостно вскрикнула, опустила руки в корзину и вытащила большого лохматого щенка.

– Какой он милый, – воскликнула она, прижимая его к груди. – Спасибо, дорогой!

– Я рад, что он тебе понравился, радость моя, – улыбаясь, произнес Раскард, а она обняла его и восторженно поцеловала.

– Его уже как-нибудь назвали, господин мой?

– Нет, я подумал, что ты сама захочешь дать ему имя, – ответил Раскард, – но у меня-то имя уже есть, и ты называть меня соответственно должна, дорогая.

– Тогда, Раскард, большое тебе спасибо, – смущенно произнесла она. – Можно мне назвать его Ювел, потому что он мне дороже любых ювелирных украшений?

– Ее, – поправил Раскард. – Я подарил тебе девочку, они добрее и более уравновешенные, поэтому их можно держать в доме. Я подумал, тебе понравится собака, которая все время сидит рядом, а кобель – тот будет убегать и рыскать по окрестностям.

– Она просто прелесть, и имя Ювел девочке подходит даже больше, чем мальчику, – сказала Эрминия, нежно обнимая сонного щенка, шелковистая шерсть которого была почти в тон ее волосам. – Это самая ценная из всех моих драгоценностей, и я буду нянчить ее как ребенка, пока у меня не появится свой.

Она качала щенка, что-то тихо напевая ему, а Раскард умиленно на нее смотрел, думая:

«Да, она будет хорошей матерью моим детям, она добрая и любит малышей».

Он положил щенка в корзину, и Эрминия с готовностью упала в его объятия.

Лето пролетело быстро, и вот окрестности Хамерфела вновь покрылись снегом. Ювел выросла из неуклюжего щенка с толстыми лапами и висячими ушами в гладкую собаку благородной осанки и постоянно сопровождала юную герцогиню во всех ее прогулках по замку. А у герцогини тем временем крепла уверенность, что она справится с обязанностями, накладываемыми на нее новым положением, а также, что брак ее – счастливый, и от этого она становилась еще прекрасней. Теперь Эрминия если и вспоминала с тоской своего товарища по детским играм, то делала это тайком, но с полной уверенностью, что ее муж скорбит об Аларике не меньше.

Однажды утром, когда они, как всегда, вместе сели завтракать в комнате на верхнем этаже замка, откуда открывался вид на долину, Раскард посмотрел вниз и сказал:

– Дорогая, у тебя глаза получше, чем мои. Глянь-ка, что это там?

Она подошла к окну и взглянула на промерзлые, обледенелые скалы, среди которых с большим трудом преодолевал путь наверх маленький отряд.

– Там всадники, семь или восемь человек, и у них знамя – черное с белым, но герба я разглядеть не могу.

Невысказанным осталось моментально охватившее ее предчувствие надвигающейся беды, и как бы в продолжение ее слов муж тревожно добавил:

– Со времени нашей свадьбы мы почти ничего не слышали о Сторне, любовь моя.

– Уж не думаешь ли ты, что он направляется к нам с подарками к свадьбе?

– Нет, не думаю. Вряд ли он пришлет серебряную тарелочку ко дню рождения нашего сына, – произнес Раскард. – Уж больно мирно пролетели эти дни. Интересно, что он задумал?

Посмотрев на просторное платье, которое теперь носила жена, герцог о чем-то задумался. Эрминия же при упоминании о сыне отрешенно улыбнулась.

– К следующему новолунию наш сыночек будет уже с нами, – сказала она, глядя на лиловый диск луны, висящий в дневном небе. – Захват Аларика был последней акцией Сторна, может быть, он ждет твоего шага в этой игре или же и сам устал от вражды.

– Если он жаждет мира, ему достаточно вернуть тело Аларика, – произнес Раскард. – Глумиться над мертвым из мести – бесчестное занятие, и лорд Сторн знает это не хуже меня. А что касается его усталости от войны, то я поверю в это, когда на льдах Стены Мира начнет расти клубника.

Эрминия, хоть и разделяла взгляды мужа, недовольно отвернулась. Как бы он ни был с ней ласков, но каждый раз, когда гневался, ее охватывал испуг.

– Не пора ли позвать в замок повивальную бабку, чтобы она была рядом? – спросил ее герцог.

– Не надо тебе беспокоиться о таких вещах, муж мой, – ответила Эрминия. – Мои служанки со всем справятся. У многих из них есть дети, и сами они не раз уже помогали чужим детям появляться на свет.

– Но ты будешь рожать впервые, и я беспокоюсь за тебя, дорогая, – ответил Раскард, который слишком хорошо знал, что значит терять близких. – Об отказе и слышать не хочу. Еще до того, как убудет эта луна, Маркос пошлет гонца к озеру Безмолвия за жрицей Аварры, которая будет за тобой ухаживать.

– Хорошо, Раскард, если это тебя успокоит, но зачем идти именно Маркосу? Неужели нельзя послать кого-нибудь помоложе?

Раскард усмехнулся и решил ее поддразнить:

– С чего это такая забота о Маркосе, дорогая? Неужели я настолько несчастлив, что даже в собственном доме у меня появился соперник?

Эрминия понимала – он шутит, но осталась серьезной.

– Маркос слишком стар, чтобы защитить себя, если в горах на него нападут бандиты или… – тут она запнулась на полуслове, но Раскард и без слов понял недосказанное. «Или наши враги из дома Сторнов».

– Тогда мы действительно не можем подвергать опасности твоего кавалера, – согласился герцог как бы смягчаясь. – Я пошлю с ним кого-нибудь из молодых, чтобы охраняли его по дороге. – Он опять посмотрел в окно. – А теперь ты не видишь, какой герб у этих всадников, дорогая?

Эрминия опять глянула вниз и нахмурилась.

– Сейчас я вижу, что он не черно-белый, а голубой с серебром, это цвета Хастуров. О боги, чего ради занесло лорда Хастура в Хамерфел?

– Не знаю, любовь моя, но примем мы их как подобает, – произнес герцог.

– Будь что будет, – согласилась Эрминия и поспешила к кладовым, созывая служанок, чтобы те приготовили все к приему гостей. Хлопотала она как могла, ибо за все годы, прожитые ею в горах, она ни разу не видела ни одного из лордов Хастуров.

Эрминия слышала, что Хастуры пытались воссоединить Сотню Царств. Ходило также множество легенд, согласно которым Хастуры вели свой род прямиком от богов. Поэтому она очень удивилась, когда в действительности лорд Хастур оказался высоким худым человеком с огненно-рыжими волосами и серыми, как сталь, глазами, – и в том и в другом очень похожим на нее саму. Манеры у него были мягкие и невластные. Эрминии даже показалось, что Раскард куда больше походит на потомка богов.

– Раскард Хамерфел почитает за честь приветствовать тебя в своем доме, – произнес формальное приветствие герцог, когда они расселись возле жаркого камина в той же комнате, где проходил завтрак. – Это моя жена – Эрминия. Могу ли я узнать имя гостя, оказавшего мне честь своим визитом?

– Я – Валентин Хастур из Элхалина, – ответил тот. – А это моя жена… – Он указал на женщину рядом с собой, одетую в алое платье и прятавшую лицо под длинной вуалью. – …Мерельда, Хранительница Башни Арилинн.

Эрминия зарделась и обратилась к женщине:

– Но мне кажется, я вас знаю.

– Да, – ответила Мерельда, откидывая вуаль и открывая строгое, бесстрастное лицо. Голос у нее был характерно низкий, и Эрминия догадалась, что перед ней – эммаска[11]11
  Бесполое существо.


[Закрыть]. – Я видела тебя в своем звездном камне. Именно поэтому мы и прибыли сюда – чтобы познакомиться и, возможно, забрать тебя в Башню, где ты будешь совершенствовать свой ларан.

– О, это то, чего мне бы больше всего хотелось, – с детской непосредственностью воскликнула Эрминия. – Я ведь знаю только то, чему научила меня приемная мать, которая была здесь герцогиней до меня… – Внезапно взор ее потух. – Но вы ведь видите: я не могу оставить мужа… и ребенка, который скоро родится.

Ее огорчение было столь очевидным, что лорд Валентин, глядя на нее, по-доброму улыбнулся.

– Разумеется, твоя первая обязанность – твои дети, – ответила Мерельда. – Нам очень нужны подготовленные лерони в Башне, поскольку мастеров обращения с лараном никогда не хватает для наших нужд. Возможно, после того, как ваши дети родятся, ты сможешь приехать к нам на год-другой…

Но тут ее прервал герцог, и в голосе его звучала злоба:

– Моя жена – не бездомная сирота, чтобы вы предлагали ей стать ученицей! Я и сам могу прекрасно о ней позаботиться без помощи кого-либо из Хастуров. И ни в чьих услугах, кроме моих, она не нуждается.

– О, разумеется, – дипломатично вмешался Валентин. – Мы вовсе не просим вас отпускать ее от себя просто так, без компенсации; искусство, которым она овладеет, обогатит вашу семью и весь ваш клан.

Раскард видел, что Эрминия не на шутку расстроена. Неужели такое возможно, чтобы она оставила его ради какого-то «искусства», в чем бы оно ни состояло? Нервно и резко он произнес:

– Моя жена и мать моего ребенка никуда не уйдет из-под этой крыши; и кончим на этом. Могу я еще чем-нибудь быть для вас полезен, господа?

Валентин и Мерельда, прекрасно понимавшие, что не стоит провоцировать хозяина, решили оставить вопрос открытым.

– Не можете ли вы удовлетворить мое любопытство, – поинтересовался лорд Хастур, – и объяснить, в чем причина междоусобицы между вами и Сторнами? Я слышал, что она вовсю бушевала еще во времена моего прапрадеда…

– И в мое время тоже, – добавил Раскард. – Но я никогда не знал, откуда она пошла и в чем ее причина.

– Проезжая в этих горах, я видел на марше людей Сторна, очевидно идущих в какой-то поход. Вы не могли бы просветить меня, герцог?

– Я слышал несколько легенд, – ответил Раскард, – но не могу ручаться, что хоть одна из них – правда.

Валентин Хастур рассмеялся.

– Чудесно! – произнес он. – Расскажите мне ту, которой больше верите сами.

– Вот что я слышал от моего отца, – начал Раскард, непроизвольно поглаживая голову Ювел. – Во времена его прадеда, когда на троне Хастуров в Хали сидел Регис IV, мой предок Конн заключил брачный договор о женитьбе на девушке из семьи Элтонов. Ему пообещали, что пришлют невесту к нему в дом вместе с приданым. Шли недели, но больше вестей не приходило. В конце концов девушка прибыла – через сорок дней она появилась с письмом от Сторна, в котором сообщалось, что он захватил невесту и ее приданое, но поскольку девушка ему не пришлась по вкусу, то он возвращает ее в Хамерфел и разрешает моему предку жениться на ней, если тому так хочется, но приданое он оставляет себе за посредничество в свадьбе. И еще: поскольку леди беременна сыном Сторна, он будет благодарен, если малыша пришлют ему до наречения именем и с соответствующими почестями.

– Неудивительно, что после этого началась кровная вражда, – сказал лорд Валентин, и Раскард кивнул.

– Даже для тех времен это было одно из величайших по непристойности оскорблений, – продолжил Раскард, – но когда ребенок родился, то оказалось, что он – вылитая копия старшего сына Сторна, и мой пращур отослал его обратно вместе со счетом за услуги кормилицы и за мула, на котором их отправили. В ту весну Сторн впервые послал вооруженный отряд на Хамерфел, и с тех пор идет вражда. Когда мне было пятнадцать и ко мне только-только стали обращаться как к мужчине, люди Сторна убили моего отца, двух старших братьев и младшего брата, которому тогда исполнилось всего девять лет. Сторны обрекли меня на одиночество, если не считать жены и ребенка, которого она носит под сердцем. Поэтому, если понадобится, я не колеблясь отдам за них жизнь.

– Никто не осудит вас за это, – мрачно произнес Валентин Хастур, – тем более – я. И все же мне хотелось бы еще до того, как я отойду в мир иной, увидеть конец этой усобицы.

– И мне, – сказал Раскард. – Несмотря ни на что, я бы заставил себя изменить негативное отношение к Сторнам, если бы они не напали на моих людей и не убили моего сына. Я простил бы им смерть остальных моих родных. Но теперь – нет. Я слишком любил сына.

– Возможно, вашим детям удастся положить конец этой вражде, – произнес лорд Хастур.

– Возможно. Но произойдет это не скоро, мой сын еще не родился, – ответил герцог Раскард.

– Дети, которых вынашивает Эрминия…

И тут она сама вступила в разговор, перебив Хастура:

– Дети?

– Ну да, – отозвалась Мерельда. – Я была уверена, что ты знаешь – у тебя двойня.

– Н-нет, я не знала, – ошеломленно произнесла Эрминия. – Но как вы можете это знать?

– Разве тебе ни разу не доводилось прощупывать психику беременной женщины?

– Нет, никогда. Мне даже не говорили, что такое возможно. Несколько раз мне казалось, что мое сознание соприкасается с сознанием ребенка, но я не могла быть в этом уверена…

Раскард задумчиво хмурился.

– Значит – близнецы? – озабоченно переспросил он. – Тогда, ради всеобщего благополучия, я надеюсь, что хоть один из них окажется дочерью.

Валентин, приподняв бровь, глянул на жену.

– Что скажешь, Мерельда?

Она покачала головой.

– Мне очень жаль, – ответила она, – но у вас будет двое сыновей. Я думала… я даже была уверена, что это известие должно вас обрадовать. Очень плохо, когда на единственном ребенке лежит груз последнего в своем роду и ответственность за продолжение рода.

Но у Эрминии глаза сияли.

– Я подарю своему господину не одного, а целых двух сыновей сразу! – воскликнула она. – Ты слышишь, мой господин? – Но тут она заметила кислую мину Раскарда. – Неужели ты не рад этому?

Герцог заставил себя изобразить подобие улыбки.

– Конечно, я рад, моя драгоценная. Но рождение близнецов всегда влечет за собой неразбериху, кто из них первый, и кому предстоит принять на себя власть. И очень часто получается так, что они становятся заклятыми врагами. Мои сыновья должны держаться вместе, чтобы выстоять против наших врагов из клана Сторнов.

Видя, как сразу погрустнела жена, он добавил:

– Но это не должно отравлять тебе радость материнства. Я уверен – мы все уладим.

Тогда вмешался лорд Валентин:

– Очень бы хотелось, чтобы вы все-таки разрешили жене приехать к нам хотя бы на какое-то время. В Арлинне собраны прекрасные акушерки, поэтому если позаботиться о ее безопасной перевозке, то там, смею вас заверить, за близнецами будет самый лучший уход и содержание.

– Простите, но я не хочу даже обсуждать этот вопрос, – заявил Раскард. – Мои сыновья должны появиться на свет под родной крышей.

– Тогда разговор окончен, – сказал лорд Валентин вставая, чтобы раскланяться.

Герцог Раскард предложил им задержаться, чтобы устроить прием и, возможно, пир в их честь, но гости вежливо отказались и покинули замок с многочисленными уверениями в обоюдном уважении.

Пока они ехали по дороге из Хамерфела, Эрминия печально смотрела им вслед. От Раскарда это не укрылось.

– Ты ведь не хочешь оставить меня одного и рожать наших сыновей среди чужих людей! – воскликнул он.

– Нет, конечно, нет, – ответила она, – но…

– Да, я знал, что обязательно появится какое-нибудь «но». Что это за сила, которая способна оторвать тебя от меня, дорогая? Разве ты можешь пожаловаться, что я плохо с тобой обходился?

– Нет, ты самый добрый и самый лучший муж, который только может быть, – ответила Эрминия. – Тем не менее я чувствую, что должна пройти обучение, как и положено лерони. Меня волнует, что я обладаю способностями, о которых не знаю и даже не догадываюсь.

– Но ты понимаешь в этих делах куда больше, чем я и любой другой человек в Хамерфеле, – сказал Раскард. – Неужели тебе этого мало?

– Нет, я не жалуюсь, – произнесла Эрминия, – но можно узнать еще столько нового, мне поведал об этом звездный камень, и теперь я чувствую себя совершенной незнайкой по сравнению с тем, кем могла бы быть. Или, например, по сравнению с лерони Мерельдой, которая такая ученая и умная…

– Мне не нужна ученая жена. Ты меня устраиваешь такой, какая ты есть! – Раскард заключил ее в объятия. Она больше не произнесла ни слова. На настоящий момент, имея любящего мужа и ожидая рождения сыновей, она была вполне счастлива.