Текст книги "Роза огня"

Оранжерея оказалась полна экзотических растений; здесь было бы приятно прогуливаться в плохую погоду.

Роза обнаружила, что в каждой комнате, за исключением бального зала и оранжереи, горит по крайней мере одна лампа. Должно быть, чтобы присматривать за ними, нужен специальный слуга. Жалко, конечно, что поместье Камерона слишком далеко от города и сюда нельзя подвести газ или электричество; Роза от всей души пожалела того несчастного, в чьи обязанности входит чистить, наполнять керосином, зажигать и гасить все эти лампы.

Вот что значит жить во дворце! Розе приходилось слышать, что железнодорожные бароны западных штатов строят себе резиденции, не уступающие дворцам Медичи, и теперь она убедилась, что в слухах не было преувеличений. Ведь на один керосин для ламп, должно быть, уходит столько, что на эти деньги могла бы жить целая семья среднего достатка!

Роза поспешно вернулась к себе: огромные безлюдные залы, казалось, населены лишь привидениями, и девушке хотелось оказаться в уюте собственных комнат. По-видимому, Камерон не требовал от слуг, чтобы они бодрствовали тогда же, когда и он: все они, должно быть, уже ушли к себе. Наверное, слуги живут в отдельном здании. Может быть, там же живет и Поль Дюмон.

Добравшись до своих комнат, Роза с облегчением перевела дух – и потому, что по пути не встретила Дюмона, и потому, что после величественных и пустых залов было очень приятно вернуться сюда.

Она сразу заметила два появившихся за время ее отсутствия предмета: часы на камине между двух серебряных подсвечников и накрытый крышкой поднос на столе. Чувствуя противное всем хорошим манерам бурчание в животе, Роза поспешно села за стол, надеясь, что она отсутствовала не слишком долго и еда еще не остыла.

То ли она разминулась со слугами всего на минуту, то ли Камерон благодаря занятиям алхимией открыл какой-то волшебный способ сколь угодно долго сохранять еду горячей… К тому же, похоже, он счел, что, обладая мужским умом, Роза и кулинарные предпочтения тоже имеет мужские. Ее ждал не обед изящной леди из тоста и салата с омарами, а щедрая порция бифштекса с кровью, молодая картошка, тушеные овощи, пирог с ягодами и хорошее красное вино. Около камина на столике стояли чайник, сахарница и молочник – чтобы Роза могла позаботиться о своем горле во время долгого чтения.

Закончив обед, Роза подумала о том, что привычка к дальним прогулкам сослужит ей хорошую службу: если она будет продолжать питаться подобным образом, без физической нагрузки она скоро сделается похожей на хорошо набитую софу.

Теперь было бы очень приятно усесться в кресло и почитать хорошую книгу… Но Розу призывал долг, да и читать ей все равно придется, хоть и не то, что она выбрала бы сама. Роза накрыла крышкой остатки обеда и села к письменному столу.

Однако на стопке книг Роза обнаружила еще один предмет – такой маленький, что она не сразу его заметила. Это оказалась коробочка из красного сафьяна. Открыв ее, Роза увидела дамские часы на цепочке. Это было чудо ювелирного искусства: крышку часов украшали изысканные вьющиеся розы из белого и червонного золота на желтом золоте фона. Цепочка также состояла из звеньев белого, червонного и желтого золота. Ничего похожего на «очень выгодное предложение – позолоченные часы» от Сирса и Роубака; Роза держала в руках настоящую драгоценность.

В первый момент у нее возникло желание сказать Камерону, что она не может принять такой дорогой подарок…

«Ах, да что тут такого? – Часы не были сентиментальным подношением; к ним не было приложено записки. – Насколько можно судить, такой подарок Камерон сделал бы своей домоправительнице на день рождения».

Стоит ли артачиться из-за такого пустяка, как часы, когда она уже приняла от своего нанимателя целый новый гардероб? Роза взяла первую книгу из стопки – те, что она уже прочла, исчезли – и сказала в переговорную трубку:

– Мистер Камерон!

– Мисс Хокинс? – тут же раздался ответ. – Надеюсь, осмотр дома доставил вам удовольствие.

– Очень большое. Ваш дом просто поразителен! – искренне ответила Роза. – Не могу себе представить, чтобы у кого-нибудь в этих краях было что-то подобное!

Раздался смешок.

– О, в Сан-Франциско есть и более просторные резиденции, но я льщу себя надеждой, что моя отличается лучшим вкусом. Вы не поверите, какое огромное жилище возвел мой партнер Крокер. Надеюсь, вы извините мне мой выбор часов – я понимаю, что они несколько излишне броские, но они оказались под рукой, и к тому же я не смог устоять перед искушением обыграть ваше имя. Если вы предпочитаете что-нибудь попроще, я распоряжусь, чтобы Поль еще порылся в сейфе… Однако признайте: к вашему новому гардеробу они подходят.

– Мне ничего не остается, кроме как согласиться с вами. – Ох, до чего же Розе нравилась эта словесная дуэль! Может быть, Камерон и беспринципен, может быть, мораль ему вовсе не знакома, но он остроумен и находчив, а к тому же оказывает ей честь, обращаясь с ней как с равной по интеллекту. – Теперь вы узнаете еще об одной моей слабости: я тщеславна и как ребенок жадна до красивых вещей – настолько жадна, что с удовольствием принимаю ваш броский подарок. Спасибо.

«Ну вот, я все сказала, и теперь вы не сможете смотреть на меня свысока».

– Пожалуйста, – снова раздался смешок. – До чего же приятно иметь дело с кем-то, кто знает: прямой и откровенный ответ может быть столь же действенным оружием, как и притворство. Туше . А теперь не начать ли нам?

– Я готова, – тоже рассмеялась Роза и приготовилась читать, поставив рядом с собой чашку сладкого чая с молоком, чтобы при необходимости смочить горло.

И ее изящные часики, и часы на камине показывали начало второго, а сама Роза начала зевать, когда была наконец прочитана последняя книга.

– Мисс Хокинс, вы даете мне все основания радоваться тому, что приняли мое предложение, – донесся голос из переговорной трубки, – А теперь я дам вам возможность насладиться заслуженным отдыхом. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, мистер Камерон, – ответила Роза, допивая чай. – Я с любопытством жду, что вы откопаете для чтения на завтра.

Если его и позабавила эта реплика, Роза об этом уже не узнала: она встала и начала задувать лампы. Только в камине остались догорать угли.

Покрывало на постели снова было гостеприимно откинуто, а шелковая ночная рубашка ждала на подушке. Роза колебалась между желанием принять ванну и стремлением как можно скорее оказаться в постели. Возобладала сонливость.

«Принять ванну я могу и утром», – сказала себе Роза, разделась, аккуратно сложила одежду и протянула руку за ночной рубашкой. Прикосновение прохладного шелка только подтвердило правильность ее решения.

Может быть, Роза и совершила ошибку, согласившись работать на Камерона, но она так не думала. Пусть Ясон Камерон слегка сумасшедший, но ведь таковы и тысячи других людей, посещающих спиритические сеансы и рвущихся на выступления мадам Блаватской. Что плохого в том, что он ищет способ облегчить свое ужасное положение? И что плохого в том, что она ему в этом помогает? Она явно развлекает своего хозяина, и одно это полезно для его здоровья. Лучше ему посмеиваться над ее дерзостью, чем погружаться в апатию и отчаяние.

С этой утешительной мыслью Роза уснула. Полог постели надежно укрывал ее от дневного света, часики уютно тикали рядом с очками на прикроватном столике.

Глава 4

Повелитель Огня Камерон следил в зеркале за читавшей девушкой – своим новейшим приобретением; она, конечно, даже не догадывалась о том, что он ее видит. Здесь, в собственных владениях. Камерон не нуждался в помощи саламандры, чтобы следить за кем угодно: его глазами были зеркала, заколдованные им еще в горниле, до того, как стекло остыло. Зеркала были всюду, однако Камерон предпочел не включать те, что висели у Розы в ванной: он не был склонен подсматривать за раздевающейся девушкой, по крайней мере – за такой невинной.

А Роза – несмотря на весь свой интеллект и образованность – была невинна. Камерон находил такое сочетание и очаровательным, и трогательным. Она напоминала ему одну из карт Таро – «шута», «мудрого дурака», персонажа, исполненного знаний, но при этом совершенно не от мира сего. Как легко было бы заставить ее пасть так, чтобы Роза даже не заметила бы разверзшейся у ее ног пропасти!

Саламандра тоже следила за Розой, танцуя над зеркальной гладью обсидиана, рожденного в жерле вулкана.

– Она гораздо привлекательнее теперь, когда подобающим образом одета, – с удивлением пропищала она. – Даже несмотря на очки.

– Нет ничего непривлекательного в женщине, носящей очки, – резко ответил Камерон. – Если женщина их не стесняется, если она не лицемерка и ханжа, а просто пользуется ими как необходимостью – тогда очки свидетельство силы характера.

Что заставило его броситься на защиту Розы?

«Может быть, дело в том, что она произвела на меня сильное впечатление. Я ожидал увидеть мышку, а вместо этого встретил львицу. Львица, конечно, гораздо предпочтительнее: интересно будет ее приручить и научить являться на зов».

Да, Роза противостояла ему с присутствием духа и остроумием. «Я знаю во всех подробностях, чем занимался со своей сестрой Калигула, и могу процитировать вам соответствующие места по-латыни или, если желаете, в моем собственном переводе». Многие ли женщины посмеют сказать такое, не краснея и не заикаясь? Многие ли приняли бы его подарок и со смехом сообщили о своей любви к красивым вещицам, предоставив ему делать собственные выводы? О, подарок был и в самом деле ценным, но далеко не таким дорогим, как драгоценности и меха, которыми он в свое время забрасывал своих любовниц. Он не мог подарить Розе грошовую безделушку, и какая другая женщина восприняла бы это так, как она?

Среди его знакомых такой не нашлось бы. Розалинда Хокинс оказалась уникальной. Поэтому даже когда главы, которые она читала, и не содержали ничего для него интересного, Камерон предпочитал не прерывать ее, наслаждаясь звучанием ее голоса, мелодией слов.

К несчастью, память подвела его, и выбор книг в этот день оказался неудачен. На огромных листах специального фолианта, который он создал для себя, снабдив каждую страницу ярлычком, чтобы его бесформенные лапы могли их перелистывать, остались выжжены всего одна или две фразы. Завтра нужно будет исправить упущение.

Впрочем, выбор книг определялся не только его собственными потребностями. Читая ему, Роза обретет магические знания, и Камерон таким образом сможет направлять ее образование. К тому времени, когда она окажется готова читать те книги, что представляют для него истинный интерес, она больше не будет удивляться их содержанию. Отвращение она, возможно, и испытает, но не изумление; а Роза уже сумела показать своему нанимателю, что способна не поморщившись заниматься тем, к чему испытывает отвращение.

– Нам она нравится, – неожиданно сказала саламандра. – В ней есть Огонь, хотя в основном она Воздух. Огонь и Воздух танцуют вместе, это – хороший танец.

«Вот как?» Саламандра не так уж часто сообщала о чем-то по собственной инициативе – не в природе этих созданий делиться информацией или высказывать собственное мнение.

Что ж, теперь Камерон знал то, чего не знал раньше: магическую природу Розалинды. Это было полезно: так легче предвидеть ее поступки, ее реакции, ее склонности.

И теперь становилось понятно, почему девушка так легко приноровилась ко всему вокруг, почему ей так понравился дом. Ее природа объясняла то явное предпочтение, которое она отдавала цветам отведенных ей комнат по сравнению с другими. Будь она в основном Вода, ей понравились бы Китайская или Изумрудная комната, если Земля – Индийская. Истинный Огонь немедленно влюбился бы в Русскую или Рубиновую комнату и попросил разрешения туда перебраться.

Интересно! Очень интересно! Какая жалость, что он не повстречал Розу раньше!

Впрочем, может быть, так и лучше. Теперь он мог находить удовольствие в ее обществе, не беспокоясь ни о чем другом. Зов плоти занимал в его жизни определенное место, но только не в том, что касалось великого делания.

– Полю она не нравится, – снова вступила в разговор саламандра, удивив Камерона еще более.

– Мнение Поля никого не интересует, – холодно сказал Повелитель Огня. – Значения оно не имеет. Поль полагает, что станет Мастером, потому что он того заслуживает, а не потому, что готов учиться, работать, приносить жертвы. Поль – глупец.

– Поль опасен, – предостерегла саламандра, вихрем крутясь на обсидиановом диске.

– Я знаю. Опасный глупец, которому не следует доверять. Вот я и не доверяю ему ни в каких важных делах, – Когда-то Камерон возлагал большие надежды на Поля Дюмона, однако тот оказался ленив; поэтому Камерон дал ему все материальные блага, к которым Поль стремился, но не больше власти, чем любому другому слуге. – Розалинде он тоже опасен?

Саламандра внезапно рассмеялась – словно серебряные колокольчики зазвенели.

– Она для него слишком умна, и к тому же он ей не нравится. Он не сможет ни обмануть, ни соблазнить ее. Он напоминает ей кого-то, кто ей неприятен, но она пока не может вспомнить кого, а потому сама не знает, в чем причина ее неприязни.

– Это хорошо. – Камерон почувствовал облегчение, которое объяснил себе тем, что Роза слишком ценное приобретение и ее жаль потерять.

– Почему ты подарил ей часы? – спросила саламандра с детским любопытством. – Они – очень дорогой подарок по ее меркам.

Его рассмешила прямолинейность саламандры.

– Это – своего рода ошейник с именем владельца, – сказал он своему созданию. – Благодаря часам я могу следить за ней, куда бы она ни отправилась; я могу слышать то, что слышит она, видеть то, что видит она. Когда она окажется в городе, то, если ее повстречают мои соперники или друзья, они будут знать, что она – моя, и не станут вмешиваться в ее дела.

– Даже Саймон?

– Саймон – особенно, – ответил Камерон, и в его голосе зазвенела сталь. Саймон Белтайр был единственным, кроме Камерона, Повелителем Огня на побережье, и они друг друга терпеть не могли. К счастью, несмотря на увечье, Камерон не утратил своей магической силы, иначе Саймон Белтайр немедленно бросил бы ему вызов.

Впрочем, окажись ситуация обратной, Камерон тоже не колеблясь бросил бы вызов Саймону. В одном городе не могло быть двух Повелителей Огня. Камерон предпочел бы, чтобы и в целом штате он был единственным. Рано или поздно один из них должен будет уйти – живым или мертвым.

Розалинда уже почти дочитала последний из отмеченных абзацев в последней книге; приближалось время отправить ее спать. Камерон наслаждался, следя, как она читает: в мягком свете лампы она выглядела очень привлекательно. Как удачно, что эта девушка оказалась украшением его Дома, а не только полезной помощницей! К тому же у нее прекрасный вкус – кажется, даже не хуже, чем у него самого. Он опасался, что придется использовать всякие уловки, чтобы обеспечить должный выбор ею туалетов; однако Роза проявляла отменный вкус, хоть и надевала совсем не то, что выбрал бы он.

Не заказать ли ей платье от Уорта? Камерон еще не разу не встречал в Сан-Франциско женщины, достойной туалета, созданного прославленной фирмой. «Может быть, когда я поправлюсь… Когда смогу появиться в городе, смогу занять свою ложу в Опере… Интересно, какая из нее получится компаньонка?»

Он тут же отругал себя за праздные мысли. Эта женщина – не потенциальная компаньонка. Не красавица полусвета, она – не из тех, кто только для развлечения.

«Еще когда я был подмастерьем, я ведь отказался от романтических глупостей – надежды найти женщину, которая разделила бы со мной и великое делание, и жизнь. Такой женщины нет и быть не может». Розалинда Хокинс – ценный инструмент, и – как таковой – ее нужно лелеять, заботиться о ней и убрать в сторону, когда она выполнит свою задачу. Отослать как можно дальше. Возможно, она так и не догадается, что для него сделала, однако любой, кто достаточно хорошо его знает, будет в состоянии выяснить это с помощью наводящих вопросов.

«Она получит значительный счет в банке, прекрасную одежду, может быть, еще и щедрую премию и превосходные рекомендации. Она сможет заниматься любым делом по своему выбору».

Возможно, стоит отблагодарить ее поездкой в Европу. Таким путем он сможет совершенно безболезненно избавиться от девушки и ее любопытства. Можно организовать все так, чтобы из поездки она вернулась в Чикаго и смогла возобновить там свои занятия. Или – еще того лучше – добиться для нее приема в один из знаменитых университетов Англии или Континента. Франции, например. Мадам Кюри научила французов обращаться с женщинами-учеными. Впрочем, в Оксфорде женщины тоже добились огромных успехов.

Да, так будет лучше всего. Единственное, чего он не вправе себе позволить, – это поселить девушку там, где до нее сможет добраться Саймон, чтобы узнать о характере ее работы для Камерона. Это открыло бы ему слишком многое.

«Итак, решено: поездка в Европу. Может быть, следует устроить ей какой-нибудь роман?»

Он был способен на такое: как только к нему вернется его прежний облик, расстояние не будет преградой, а Повелитель Огня имеет власть над горячей страстью.

«Нет. Она слишком умна, чтобы потерять голову, как бы романтична ни была ситуация».

Розалинда закончила читать и аккуратно отложила в сторону древний манускрипт. Интересно: сегодня вечером он все время видел ее в профиль; большинство женщин тянутся к зеркалам, Розалинда же редко и лишь случайно бросала взгляд на свое отражение.

Камерон пожелал ей спокойной ночи и безмолвно велел изображению в обсидиане растаять.

В целом Камерон был гораздо более доволен результатами своего начинания, чем имел основания надеяться. Розалинда Хокинс оказалась отважной женщиной, приятной внешне и полной самообладания, хотя и сама еще не знала ни своих истинных возможностей, ни своего потенциала. Не было необходимости беспокоиться о том, чтобы постоянно за ней присматривать, – не только потому, что она явно была способна и найти себе занятие, и постоять за себя, но в первую очередь из-за полного отсутствия в ее характере назойливого любопытства, которое губит столь многих представительниц ее пола. Камерон с помощью зеркал следил за Розалиндой, пока она осматривала дом: обнаружив запертую дверь, она теряла к ней всякий интерес – не пыталась открыть замок, не унижалась до того, чтобы заглянуть в замочную скважину, не прикладывала ухо к щели. Розалинда определенно считала, что, если дверь заперта, для этого есть веское основание, которое ее не касается, и просто шла дальше. Слишком многие женщины были буквально одержимы стремлением открыть любой секрет; Розалинда же была готова при необходимости оставлять секреты секретами.

Жаль, конечно, что она не ездит верхом. Камерон был бы очень доволен, если бы она смогла прогуливать Заката. Поль не мог сладить с жеребцом без мундштучного удила, а Камерон не собирался разрешать применять это орудие пытки – у Заката слишком чувствительные губы, – да и вообще считал, что, если человек не способен править конем с помощью узды и коленей, он не заслуживает лучшего скакуна, чем упрямый мул.

«Закату придется подождать до тех пор, пока я снова стану самим собой. Он достаточно много бегает в загоне и не пострадает от того, что на нем не ездят».

– Ну, – прервала его размышления саламандра, – что ты задумал на этот раз?

– Позаботиться о том, чтобы к завтрашнему утру те книжные каталоги, о которых мы говорили, оказались на столе у Розалинды, – ответил он. – Убери ее комнаты, как только она уснет. Думаю, завтра ей захочется погулять по окрестностям, так что приготовь карту и положи ее вместе с каталогами. Пусть будет готова корзинка с бутербродами, если она решит отправиться на пикник. Остальное ты знаешь.

– Подать завтрак, как только она проснется; убрать комнаты, как только она уйдет. – Саламандра лениво завертелась на обсидиановом постаменте. – А какие книги мы ей приготовим?

– Я отберу их сейчас, прежде чем лягу. – Да, это лучше всего. – Я скажу тебе, какие главы отметить.

Позор, что саламандра не умеет читать: будь иначе, не понадобился бы весь этот вздор…

С другой стороны, тогда здесь не появилась бы Розалинда. Общество саламандры было временами занятным, иногда ставило Камерона перед загадками, но чтобы постоянно бросать ему вызов – нужен был другой человек.

Таким вызовом и оказалась Розалинда Хокинс. Трудной и увлекательной задачей будет обучить ее, развить ее дар, не давая понять, на что она становится способной. Он должен совершить настоящее чудо: преобразить Розалинду, но так, чтобы она ничего не заметила. Камерон признался себе, что до ее прибытия был на грани отчаяния; теперь же подобная опасность ему не угрожала.

Своей неуклюжей лапой он поднял бокал, приветствуя обсидиановую поверхность, где недавно отражался образ девушки.

– Добро пожаловать, Розалинда Хокинс, – прошептал он. – И да не иссякнет ваша способность удивлять меня!

Розалинда проснулась с таким радостным чувством, что у нее даже закружилась голова. Да, она отбросила всякую осторожность, согласилась занять пост, который отвергла бы любая осмотрительная женщина. Может быть, она и лишилась рассудка – но она впервые жила полноценной жизнью с тех пор, как ее приняли в университет.

Она привычно потянулась за очками… Они скользнули прочь прежде, чем она их коснулась. Кровать и ночной столик покачнулись.

Каким-то чудом Роза поймала очки в воздухе, прежде чем они коснулись пола, и в этот же момент сотрясения прекратились.

Она не сразу поняла, что только что пережила землетрясение. И поняла благодаря своему знанию истории. Везувий. Помпеи. Она читала римские описания гибели Помпеи и Геркуланума…

На мгновение ее целиком захватило воображение. По крайней мере она решила, что дело именно в воображении. Синее пятно комнаты исчезло; она видела дым пожаров, бегущих людей, пламя, бушующее повсюду, огненное дуновение опалило ей кожу.

Она видела себя коленопреклоненной то рядом с одной беспомощной жертвой, то с другой – одни были раздавлены камнями, другие обожжены до неузнаваемости; она отчаянно пыталась помочь тем, кому помочь было уже нельзя, и смотрела, как люди умирают у нее на руках. Понимала, что все ее попытки бесполезны, но не могла не пытаться сделать хоть что-то и испытывала от своей беспомощности бесконечное отчаяние.

Что бы она ни делала, она не могла противостоять этому разрушению, как не может соломинка противиться урагану. И все же она боролась за жизни тех, кто с воплями пытался выбраться из пылающих руин.

«Здесь же нет вулканов, – успокоила себя она. – И у меня никаких шансов оказаться под слоем пепла. Это всего лишь землетрясение, а землетрясения случаются здесь все время. И это не Древний Рим! В современном мире здания могут выстоять против любых капризов природы».

Однако там, где полагалось быть ее желудку, зияла пустота, а руки, даже когда она надела очки, продолжали дрожать.

Только когда, войдя в гостиную, Роза обнаружила ожидающий ее завтрак, к ней вернулось самообладание и ноги перестали подкашиваться. Она предвкушала новые открытия в доме и в его окрестностях – особенно в окрестностях – и потому надела изящный прогулочный костюм из синего шелка, голубую блузку с широким шарфом вокруг шеи и удобные ботинки на низком каблуке. Рядом с подносом лежали книжные каталоги, которые обещал ей Камерон, и план поместья. На столе также стояла корзинка с приготовленными для пикника сандвичами.

Все точно так, как было обещано.

Бросив быстрый взгляд на свои новые часы, Роза убедилась, что времени на прогулку у нее более чем достаточно. Единственный вопрос заключался в том, заняться ли более подробным осмотром дома, или выйти наружу. В доме было очень много такого, что она лишь мельком заметила накануне, и ей хотелось все рассмотреть при дневном свете.

Однако теплые солнечные лучи, падавшие в окно, помогли ей принять решение. Если все, что она слышала о здешнем климате, правда, то осенью ясные солнечные дни выпадают не так уж часто, и лучше воспользоваться представившейся возможностью. Завтра может пойти дождь, и тогда она обследует дом.

Она быстро съела завтрак и взяла корзинку. На схеме была обозначена боковая дверь рядом с лестницей; она выходила к конюшням – ею, вероятно, пользовались любители утренних верховых прогулок. Вот через эту-то дверь она и выйдет: Розе вовсе не хотелось встречаться ни со странными слугами Камерона, бесшумно разгуливающими по комнатам, ни с Полем Дюмоном.

Особенно с Полем Дюмоном.

Когда она вышла на залитую солнцем лужайку, легкий ветерок подхватил ее юбку и завернул вокруг щиколоток. Девушка с улыбкой расправила ткань и, заметив какое-то движение, повернулась вправо.

Перед ней тянулись конюшни, которые можно было бы принять за дворцовый флигель, если бы не традиционная темно-красная окраска стен с белыми дверьми и белым забором. Дальше виднелась купа темно-зеленых деревьев, откуда ветерок приносил свежий лесной запах, и поле, окруженное такой яркой белой изгородью, что глазам становилось больно. По полю бегал, иногда взвиваясь на дыбы, рыжий конь. Роза не разбиралась в лошадях, но даже ее неопытному взгляду было видно, что это необыкновенно дорогой жеребец. Его шкура сияла начищенной медью, хвост и грива струились, как языки пламени; при малейшем движении под лоснящейся шерстью переливались мускулы. Этот конь был более живым, чем все лошади, которых она видела до сих пор. У нее на глазах он снова взвился на дыбы и игриво ударил копытами по воздуху. Привлеченная исходящей от жеребца радостью жизни, Роза двинулась к загородке. Конь взглянул на нее, и его темные глаза блеснули; девушка могла бы поклясться, что он смеется, когда, опустившись на все четыре копыта, выгнув шею и подняв хвост, жеребец загарцевал ей навстречу.

Завороженная этим зрелищем, Роза заметила, что подошла вплотную к загородке, только когда наткнулась на нее. Конь танцующим шагом с изяществом балетного танцора боком приблизился к ней и остановился, явно позируя, как будто понимая, до чего он прекрасен, и желая показать себя во всей красе.

– Это Закат, – раздался сухой голос из-за ее спины. – Чистокровный арабский жеребец, с родословной длиннее, чем ваша и моя вместе взятые, стоит баснословных денег. К тому же невероятно балованный. Разумеется, на нем может ездить только Ясон.

Розе не нужно было оглядываться, чтобы понять: Поль Дюмон снова подошел к ней так, что она этого не заметила. Девушка напряглась, ее руки стиснули ручку корзинки. Роза не знала, откуда у нее такое отвращение к этому человеку, но с каждым разом ее неприязнь росла.

– Вот как? – сказала она, не оборачиваясь. – Я не отличила бы арабского жеребца от крестьянской лошадки, но даже я вижу, как он красив.

Конь посмотрел на что-то за спиной Розы и фыркнул; казалось, он испытывает отвращение, хоть девушка и считала, что такие эмоции не свойственны лошадям. Взбрыкнув, жеребец ускакал на дальний конец поля и возобновил свои танцы с ветерком, поглядывая изредка на Розу и презрительно игнорируя Поля Дюмона.

Тот мрачно усмехнулся.

– Он меня не любит, и боюсь, что это чувство взаимно. Жеребец был подарен Ясону каким-то арабским шейхом, или как там их называют. Его сопровождали сюда полдюжины самых устрашающих варваров, каких только можно себе представить, в развевающихся одеждах, с огромными изогнутыми саблями. Пока они оставались здесь, они жили в шатре на лужайке и молились, обратив лицо к Мекке, по десять раз на дню. Говорят, у коня на корабле, доставившем его в Нью-Йорк, была собственная каюта, а потом за ним был отправлен специальный вагон, обитый изнутри орехом и красным деревом, в котором его и доставили сюда. Поили его водой из особого источника, а каждую охапку сена и меру овса, перед тем как дать коню, внимательно осматривали сопровождающие.

– В самом деле? – Если Камерон так заботится даже о жеребце… Что ж, теперь Розе становилось яснее ее собственное положение в этом доме. Девушка ощутила удовлетворение. Чем менее необычным было внимание Камерона к ней, тем спокойнее она себя чувствовала.

«Я – два глаза и голос, больше ему от меня ничего не надо. Вот и прекрасно».

Роза предпочла бы быть утилитарным предметом, а не объектом интереса. Чего она никак не хотела бы – это оказаться для Камерона кем-то иным, чем… ну, скажем, коллегой.

Дюмон наконец встал рядом с девушкой и облокотился на изгородь, словно бы наблюдая за конем.

– В городе живут сотни детей, на которых тратится гораздо меньше, чем на Заката, – притом что на этом коне никто не может ездить со времени… несчастного случая с Ясоном. – Поль бросил на Розу иронический взгляд. – Таков уж Ясон: если что-то нужно ему лично, он не жалеет денег, но если дело касается благополучия кого-то другого – если, конечно, от этого человека не зависят удобства самого Ясона, – ну, что ж поделаешь… – Молодой человек пожал плечами. – Он своеобразен и в другом: у него странные интересы и странные привычки. Некоторые его представления для других людей оказались бы неприемлемы, а кое-кто счел бы его опасным.

– Да? – Роза продолжала следить за конем. Она не слишком много знала о животных, но одно обстоятельство заметила давно: в их поведении отражалось то, как к ним относятся окружающие люди. Перед ней был жеребец, с юности не знавший ни грубого слова, ни хлыста, который и теперь не боялся никого и ничего. С ним никогда не обращались плохо, им только управляли, что само по себе было интересно. Роза знала очень многих мужчин, которые постарались бы сломить волю коня, только чтобы доказать, что это им по силам. Девушка подумала, что Поль Дюмон – из их числа.

Секретарь снова искоса посмотрел на нее.

– Он любит владеть не только вещами, но и людьми, любит управлять ими. Если ему это не удается, он делает все от него зависящее, чтобы и никому другому это не удалось.

Роза, как раньше Поль, только пожала плечами и ничего не сказала. Дюмон явно ждал от нее ответа, потом вдруг переменил манеру: стал обаятелен и заискивающе улыбнулся.

– Уверен, вы встречали подобных людей, так что вас это едва ли удивляет, – продолжал он, придвигаясь ближе к девушке. Роза сделала вид, что поправляет юбку; это послужило оправданием, чтобы отступить на шаг, сохранив между ними то же расстояние, что и прежде. – Могущественные люди часто пользуются своей властью, не задумываясь, что при этом могут раздавить тех, кто ниже их. Мы, подчиненные, должны помнить свое место, но ведь всегда хорошо иметь рядом человека, знающего, как управляться с хозяином, правда? Для того чтобы навязать свою волю, у Ясона есть некоторые особые таланты и друзья более странные, чем тот арабский шейх; лучше знать об этом заранее, как мне кажется.