Текст книги "…И грезы их ясны…"

Глава 6

Передонов смотрел на веющий в

толпе веник. Он казался ему

недотыкомкою.«Позеленела, шельма», – в ужасе решил он.

(Ф. Сологуб)

Иду, курю

(Ф. Чистяков)

Все дороги ведут в Борщ На Колёсах. Под колёсами – трава

(Архив Контрразведки)

Борщ На Колёсах считался святым местом. Он очаровывал своей неизбежностью, засасывал своей светлой тоской, и не давал Бодрости.

– Все дороги ведут в Борщ, – пела Маня Мертвецкая, и вторила ей Маша Бодрова: «От Борща Борща не ищут». И была права. Никто не мог найти Борщ. Как никто не мог видеть Торча. Борщ и Торч, рука об руку, всегда вместе, сами находили своих почитателей.

Борщ – место изучения Нуль Перехода, Борщ – центр Перемещений. В самом центре, обдирая сухие листики, вглядываясь в Корень Жизни, находилась в процессе изысканий Зина Нулевич-Чудесная. Она мыслила. Или спала.

Холодные глаза. Зовущие руки. Тёмные, ниспадающие волной, шелковистые волосы, зелёный дымчатый нимб над головой. Подобный незамутнённому стеклу взгляд. Как тут не пасть на колени и не отдать последнюю папиросу?

Этим и жила Зина. Не было в Контрразведке Наших более ценного агента. Враги знали: пришла Зина – ушла Зина – пришла Та Которая Всегда. Не помогали зеркальные щиты – (Нулевич-Чудесная не отражалась в зеркале) и каменели Враги, удушливо кашляли, пораженные Зеленым Дымчатым Нимбом и, тихо попискивая, умирали.

Если Враг не сдавался, если наглел, если закидывал Шляпу на наши позиции, и никто не мог справиться, тогда звали и отправляли в разведку Зину Нулевич-Чудесную, да Машу Бодрову. И если совсем было туго, вызывали Доброго Врача Маню Мертвецкую.

…И какой только Безумный Бог создал тебя, о Зина Нулевич-Чудесная! Вот и ты, и ты тоже летучей мышью паришь в ночном небе. И паришь, паришь, давишь на мозговые извилины стремительным, как Ужасная Белка, черным крылом опытного упыря.

И тебе крови? Сколько же вас еще! Страшно. Вязкий ночной кошмар материализовался в этих полетах. Отходит ко сну Неизвестный Наш. Приветственным поцелуем прикасается к нему Зина. И нет покоя уже. Бледнеет его кожа. И только жажда, жажда Живой Крови!

…А за околицей, по-мужицки развесисто, ругался Ванька Темкин и вторил ему Вольный Охотник Костя Краснухин…

… – Ты представляешь, Зина, – это пришла из бункера Маня Мертвецкая, – чего я узнала-то!

– Ну?

Маня привычным жестом стряхнула с тонких изящных пальцев сгустки чьих-то легких и удивленно сообщила:

– Эти двое, – она неопределенно показала за околицу, – Заявили, что лезвие, ты слышишь, лезвие, используют для избавления от лишних волос!

– Ну, матушка, совсем заработалась. Не век же тебе все кожу да вены пилить. Не век же собачьи стаи под то самое лезвие заманивать. Смой, смой с рук твоих и пальцев, тонких и изящных, липкие внутренности тварей живых. Обрати взгляд свой на дела мирские, на хари волосатые да рыла небритые – не в Лесу поди живем, а в Степи! Очнись, очнись, Маня!

Зина была красноречива, зла и чертовски голодна. В рядах Наших кончались Девственники. Не было чистой Живой Крови. Уже месяц ничего не ела, а лишь вкусно вдыхала сладкий дым Зина. Длинный монолог истощил ее силы.

– Маничка! – примирительно предложила она. – Пойдем к Врагам. Очень кушать хочется…

…А на улице избавлялся от лишних волос Потап Плинтусов. Вихрем пролетели две тени. Толкнули его в правую руку, качнули опасную бритву, и захлебнулся Потап горячей сладко-соленой струей…

…А ведь Борщ на Колесах считался святым местом.

Глава 7

Я – виночерпий. Вам достается яд.

(Мрачный Кречет)

Дым, дым и еще раз дым! Никому не ведомый привкус странных корешков, аромат таинственного варева. Беги отсюда, коварный Враг, беги, ибо испробуешь раз, другой и еще раз захочется. Только Умный Шаман, только его просветленное сознание без всяких больных последствий уходит Туда и возвращается. Нет времени, нет пространства, скользкие коридоры его восприятия исписаны волшебными рунами. Бойся Враг, бойся Умного Шамана!

Вижу его бороду, слышу слова, но нет его рядом. Он нигде. Он везде. В дыму плывут, переплетаясь, баночки, вата, чашечки и пакетики, листики да стерильные ложечки. Точен глаз Умного Шамана. Наш не пострадает, а Враг мучительно вымрет.

Вы ли, любезные гости, к Смерти терпимы? Нет, ваш страх – страх скучный. Вы – вечные гости. На пальцах у вас жир, стеарин или воск. Вы только держите свечку. Будьте рядом.

Возмущайтесь, восхищайтесь, но, прошу – молча. Плач ваш расплескает смех, горе ваше вселит надежду. На этом и живем, этим и тешимся. Ничего не будет. И у вас тоже – ничего не будет. Смотрите и помните.

Помните, как страх, наш страх, такой близкий и задорный, раскачивает детские кроватки! Помните, как в сотни раз соблазнительнее женщины, застывшие в оконных рамах! Все еще скучно?

Смотрите же, как вслед за Болью, иначе слишком пресно, рождается Любовь. Как это светлое чувство, этот милый зверек, слизывает выступившую кровь!

Ах, как он голоден, как похож на меня.

Я – Любовь, я – Весна! Я вязну в мартовской распутице, меня прибивают иглами к апрельскому солнцу, я сгораю на первых майских пожарах и восстаю из пепла к концу первой недели июня. Откуда это безумие? Откуда эти черные краски? Мои следы не пахнут серой, но полнолуние нарушает мой сон.

А Умный Шаман знай себе – колдует. Смотрите, любезные гости, но потом забудьте дорогу в его логово. Никто не может видеть Торча, но Торч видит всех. Прочь. Иначе придёт он за вами, положит в пакетик и унесет.

Весел и заманчив путь Наш. Светлые праздники, невнятные мелодии, ласковые слова:

 
И сказал Повелитель Мух
Ну-ка опустись на мою ладонь,
Ешь, пей – не печалься,
Так бери, не проси напрасно.
Долго ли длится счастье?
Долго ли длится счастье…
Пока я сжимаю пальцы.
 

…Дым, дым и еще раз дым! Легкие тени, тихие шорохи. Крадется Ужасная Белка. Разводит руками Умный Шаман…

Глава 8

…Солнце упрямо цеплялось за горизонт…

– Черта Лысого! – думала Маня Мертвецкая, зло хихикая, наблюдая эти бесплодные попытки. Они стояли на берегу реки, Маня и Зина Нулевич-Чудесная. Предвкушение похода к Врагу, вкуса чистой Живой Крови, ярости атаки – все поднимало в душе их бурю восторга. Кожа бледнела, зубки почесывались, тело теряло вес. Радостное Счастье играло на Счастливой Трубе.

Солнцу же явно было нехорошо. Оно злилось, пыхтело и краснело. Ему не хотелось терять небо. Черта лысого!

Тонкие изящные пальцы Мани Мертвецкой держали мешок с Новой Травой. Где-то уже остыл труп Потапа Плинтусова.

– Маничка! Мешка будет много! – это Зина озабоченно подала голос.

– Нормально. Какая охота без передозировки?

А солнце сдавало позиции. Широко растопырив последние хлипкие лучики, оно, казалось, хныкало: «Ну, на хрена же? Ну, погодите!»

Черта лысого!

…А за рекой колбасились Враги. Готовились к ночи. Стелили постели. Не знали, чем кончится их сон…

…Маня ласково погладила себя по ягодицам: «Когда я была маленькой, папа посадил меня на кактус…» – задумчиво произнесла она, чтобы как-то сократить ожидание. В небе пророкотал тяжелый бомбардировщик. Заговорили зенитные орудия. Пробежал Ванька Темкин с огнетушителем. Запахло паленым. Маня прикурила и продолжила: «А теперь я стреляю сигареты у пролетающих мимо самолетов…»

Зина удивленно пригляделась. Сигареты действительно были трофейными. «Вот ведь как!» – подумала она.

Солнце, наконец, смирилось. Зажигались звезды. Пробежал, уже без огнетушителя, Ванька Темкин. Вечернюю пробежку совершал и Осип Мухин. Его огромные, не по размеру, трусы, красноватым пятном маячили в Степи. Вечер был необычайно тих и спокоен. Где-то догорал разрушенный бомбардировкой курятник. Потерявший гарем и достоинство Одинокий Петух угрюмо сидел на пепелище.

«Через часок – другой пора», – сообщила Зина. Сердце билось ровно. Кушать хотелось стабильно. Враг клонился ко сну.

Зина и Маня ждали нужного времени…

Враг ничего не ждал…

На холме торчал Умный Шаман…

Маша мыла Белку, Белка грызла Машу…

Глава 5

Глаза на стенах. Кто-то их боится, кого-то они нервируют, а кое-кто без них жить не может. Вот к таким-то и относился Григорий Недопетый.

Со стен его комнаты, отовсюду, смотрели глаза. Портреты друзей, знакомых, случайных жертв и прочих личностей были развешаны шаловливой рукой Создателя беспорядочно и небрежно. В некоторых светилось счастье, в других ужас, а в иных вообще полный идиотизм. Последние выглядели наиболее привлекательно и забавно.

Григорий был основательно взволнован. Жёлтый глаз новорожденной Луны призывно всматривался в открытое окошко. Чего-то хотелось. Мысли переплетались в клубочки ядовитых тварей. «Чтобы такого сделать плохого?» – не отпускала навязчивая идея.

Казалось бы – пора спать. Сна, однако, не было. Тоска, вязкая как канцелярский клей, медленно обволакивала душу. Создатель отошёл от окна и стал задумчиво одеваться. Он не знал, куда идти и ему было монументально безразлично. Григорий подошёл к зеркалу. Оттуда на него ошалело глядело здоровое лицо Маши Бодровой.

– Ой, бля… – испуганно прошептал Создатель. Луна по подлому и абсолютно неприлично захохотала, вызывая потребность непотребно выражаться.

– Ой, бля… – эхом пронеслось по Степи.

Глаза ползли на лоб. Дыхание останавливалось. Выражение здорового лица Маши не менялось. На нём светилось чувство бодрости и симпатичный синяк.

Логика пересиливала эмоции в мозгу Начальника Контрразведки.

«Если лицо не меняется, значит, я уже умер, – Григорий робко улыбнулся, лицо всё равно оставалось неподвижным.– Я где-то видел этот синячок.»

И действительно, то яркое произведение было состряпано прикладом охотничьей винтовки Кости Краснухина, когда Маша помогала стрелять в Большую Птицу, и Костя промахнулся.

«Так… Память меня ещё не подводит. Но ведь дело было давно, – прорезалась верная идея у Создателя, – значит… значит… Идиот! Значит, это не зеркало! Значит – это Машин портрет. Григорий повернул взгляд в сторону и на этот раз всё-таки зацепил зеркало. Оно было пустым!

Облегчённо вздохнул Создатель. Понял, что это не поправимо, понял, куда надо идти. Он, не особо спеша, зашёл в соседнюю комнату. На широкой кровати спала Не Та Женщина. Сладко улыбаясь, Григорий, повидавшей многое боевой саблей, ласково отрезал спящей голову. Улыбка не покидала его. Красный узор проявился на белоснежном белье. Нацедив стаканчик, Создатель немедленно выпил. Потом выпил ещё. На душе стало игриво. Казалось – выросли крылья. С лёгким смешком Григорий выпорхнул в окно. Вслед ему уныло глядели глаза со стен. Они его не одобряли. А ему было пофигу. Он летел к Реке. Возможно, его там ждали.

Глава 10

Шизофрения – прогредиентное психическое

заболевание, протекающее с характерными

изменениями личности, выражающимися

в эмоциональном оскудении, утрате единст-

ва личности, потери связи с реальностью и

развитием бредовых кататонистических

аффективных растройств.

(Справочник Психиатра)

Безумством блещет стерва ночь! Какие забавы там за Рекой?

Неизъяснимы наслажденья таит в себе та, далёкая, темнота. Полночь царапает в хрупкое стекло. Мышки копошатся за шкафом. Хреново Маше Бодровой, ох, хреново!

Ты думаешь, читатель, она спит? А нет. Страшный приступ жадности одолел Машу этим вечером. Руки хватали пищу, челюсти скрипели и щёлкали, слюни капали. Продовольствие исчезало очень быстро. Голодными глазами проволоклась Маша по комнате. Д у д к и!!! * Еда закруглялась.

– Пышек нет и сушки на исходе, – как выражалась в таких случаях Маня Мертвецкая. Да уж, абсолютный голяк* и ничего не ухватить.

Маша жадно, шершавым языком, слизнула со стола последние крошки и призадумалась: «А чего это он шершавый? Всё плохо»

Она задумчиво глянула на ноги – те по-наглому покрывались гадкой зелёной шерстью.

«Значит опять? Не хочу, не хочу! Опять эти вопросы, эти волосы в моих ушах! У-у-у заразы!!! Хочу природы. Эстетики нет, бодрости нет. Вою. Во-о-о-о-ю-ю-у-у-у-у!!! А говорят: «Дура»… Булочки, хлебушек!!! Да в …! Усы-ыы-ы..? Коготочки… Всё в ноги …Тошнит-т-т-т. Опс-с-с. Куда? Куды? Ды – ды – ды… Отвратительно… Ничего уже не будет. Шерсть… Гау-у-у-у-у!!!!!!

У-у-у-у-у-у-у-у-у!!!!!!

Вою… Во-о-о-о-юю-у-у-у-у-у-у-у-у-у!!!!!!!!!!!!!!!!!

Бой часов заглушил звуки. Полночь. Жадность отпускала. Становилось погано. Мысли неслись быстрее, шерсть росла круче. Смысл терялся: “ Что? Что-нибудь. На волю. Хочу природы. Туда! А! У! Угу! Еда, еда, кр…! Дайте неба! Какие там сигареты? Р-р-р-р-р-р!!! У-у-у-у!!! Ой, чего это я? Растёт, ага, растёт! Да, шашки, лошади. А сигареты? К чему? Степь, Новая Трава, солнце, маки. Но сигареты!? Гав – гав!!?? Не, не так. Какие же там сигареты? Косухи, банданы, чешуя, даже Осип Мухин! Но си-га-ре-ты!!!? Какие? Там? Там. Там-там. Там-там-тарарам! Утю-тю. Чей баян??? МОЙ!!!!????? Шляп-п-па. Сигареты. Цветы. Козлы!!! А я с леечкой. Волосы это спокойнее»

Маша порывисто почесала задней лапой за ухом. Вообще-то зелёная шерсть была ей к лицу. Или к морде? Или к пасти? Нет, всё-таки, к лицу, к здоровому лицу. Маша облизала нос:

«Мокрый, значит, буду жить»

Она стояла, переминаясь с лапы на лапу. Хвост уныло повис. Маленький такой, грустный хвостик.

«А я, однако, ничего себе, – хмыкнула Маша, – но старею, старею. Оскал уже не тот, уши поседели. Ну, да ладно»

Хвостик завилял. Маша мягко прошлась по комнате. Шерсть зеленела. Пробежала жирная блоха. Челюсти звучно щёлкнули. Блоха скончалась. Маша прислушалась: где-то у Реки слышались хохот и возня. Назревало собрание. Все явно направлялись к Врагу. Враг погибели не чуял.

«Эть! – и Маша начала когтями царапать дверь, потом погрызла дверную ручку, икнула и удовлетворённо тявкнула. Чёрные, непомерно большие зрачки её, уже жёлтых глаз, смотрели куда-то в угол.

– Нагадить что ли? Хотя, я же не белый медведь, – посовестилась Маша, – зачем мне это?

Она игриво всего – лишь пометила свою территорию, молнией метнулась к выходу и понеслась, опять-же, к Реке. Туда…

…А к дому её, синей походкой, шёл солдат Коля Барабанов. Веточкой помахивал. Песенку пел. Мелькнул волчий силуэт. “ У-у-у!» – раздалось под ухом. Но ничего не ответил солдат Коля Барабанов. Только улыбнулся. Даже ухом не повёл, глазом не моргнул и бровью не дёрнул. Только улыбнулся и обмочился. Но дальше пошёл. Улыбчивый такой и мокрый. Идёт себе и улыбается. Только волосы седые, и сыро как-то. А так, конечно, улыбается. До конца повествования нашего мокрый будет Коля Барабанов и улыбчивый. На последней страничке перестанет улыбаться. Но это далее. В конце. А сейчас идёт Барабанов Коля и улыбается, и улыбается, и улыбается… И безумством блещет стерва ночь!

*********************************************************************************

* Дудки – в смысле: нет; хрена вам; чёрта лысого и т. д. А вы что подумали?

**Голяк – см. “ дудки

ГЛАВА 11

Развеселись, хоть улица вся наша

Безмолвное убежище от смерти…

(А. Пушкин)

…Я помешан на этих улицах

Я помешан на этих дворах…

(Архив Контрразведки)

…Лёд зеркала будет чистым,

Лишь там, где должен быть я…

(Архив Контрразведки)

Вот и ладно. Вот и славно. Вот и все тут. Степь. Река. Враги. Да где эта Степь? Здесь? Там? Хорошо, все там будем. А город? Несчастный, вечный город – как быть с ним? Куда мне от него? Снег, дождь, вечный как город дождь… Мои слёзы, его слёзы. Ну, ну… BOYS DON”T CRY (2.35)

…А дальше? Покаяние? Стыдливо сморкаюсь – извините, простите, не хотел – а, впрочем – какая разница?

«…твой голос, милая…» – а какой голос? Какая такая милая? Ух, как шалые мысли скачут по кривым улицам. Кривые улицы. Кривой город. Кривые зеркала. А тебя там нет. И очень хочется, чтобы было. И побольше…

…Да уж. Жадность или голод? Почему Тебя так много? Кому это всё говорится? А впрочем…

Моё тело сошло с ума. Без меня. И пропало. Нет, я, конечно, могу укусить себя за палец, уколоться или нежно гладить нечто тёплое и упругое. Но где самоконтроль?

Как тешат меня эти полёты мысли. А на улицу я не пойду. Хочу зажечь свечи. Ишь какие тени! При свечах ты ещё опаснее. Я тебя боюсь? Или себя? Что из того, что мне нужны болевые ощущения, да шоковая терапия? Лишь бы ночь подольше не кончалась. Ах, какие тени!

Милая, ты любишь старые кладбища? Думаю именно там, похоронены уже и страх, и слёзы, и стыд – и всё это моё…

…Вот ведь вредная телесная оболочка…

Тело-то, будто, пропало, но настырно вылезает язык. Мой язык. Чтобы ласкать, петь, любить, пиздеть, извиняюсь – врать. Да, чему-то меня научили. Первые. Новые. И старые, пожалуй.

Принимаю себя. Вот такой. Гад? Но забавно-то как! Смех. Не надо только злиться. Я добрый, очень добрый. Но болен я. Огонь лижет ткань и вхожу в экстаз. Расплываюсь. Хорошо. Но очень, очень хочу другое тело. И улыбку ласковую, открытую, и глаза довольные, и вены девственно– чистые, и ещё чего-нибудь…

…Мечтатель! Ха-ха! Птичка! Хи-хи! Ночная. Хо-хо! УПЫРЬ… Хе-хе… М-м-даа…

Живая кровь исключает чрезмерно довольные глаза. Она вообще чёрного цвета. Яд там. Для Врагов.

Покажи мне неделю беспредельного счастья в глазах, и если ты на самом деле не свихнулась, я улечу. И меня не найдут. Обещаю. И кусаться не буду.

Я люблю тебя. Сейчас. Очень. Боль, она как сахар. В чайной ложечке. Не горчило чтобы. Горько не больно, горько – глупо. А ты знаешь, где болит. А я люблю сахар. И тебя…

Самые лучшие, добрые, преданные – бесполезны. Не сладко. Так… пара песчинок. Не интересно. Но зато терпеливы, заботливы, доступны…

Я знаю – нельзя терять. А между прочим не находил. Или находил? Давно. И приторно было, и губы слипались, и в ушах звенело. Но изгнали меня. Потеряли. Обронили. Отогнали. Сгинь!

Ты видишь? Глаза, рот, сердце – открыты. Хочу, хочу, хочу… Чего-нибудь… И мысль должна сгореть. В пепел. Всё открыто. Для тебя. Возможно… CLOSE TO ME (3.39). Это не надолго. Всего 3 минуты 39 секунд. Я могу быть быстрым. И послушным. Но не долго. 3 минуты 39 секунд. И всё. Дальше будет хуже

…Милые, нежные, хитрые существа! Всю жизнь падаю я перед вами на колени, но пытаюсь пить вашу кровь. Бывало вам больно? Было приятно? Забавно? Гадко? И вы тоже лежали, и слизывал я бисер с горячей, с неповторимым запахом, кожи. И стрелял в сердце дробью своих капризов. И задыхался от гнева, печали и тоски. Дарил, разбивал, ныл и требовал, и всё-таки опускался на колени и целовал небрежно протянутые руки…

…Ночь, день, вечный город, улицы и пустыри, рёбра батарей и старые матрасы! Я пролетал над вами! Я являлся вам и падал обессиленный. Не ругай меня милая, добрая, чужая, родная, ненужная и единственная! Тела нет – оно ушло гулять. В шестнадцать лет. И всё гуляет, редко-редко навещая меня.

Что мне серебро? Что осиновый кол? Иглы тестостерона, адреналина и вечной прихоти раскачивают меня на огромных, до ужаса, качелях. Ни звука, ни шороха. Я пройду через стены, проскользну сквозь стекло :

 
В тёмной комнате слишком страшно
Как забавно, что ты не спишь.
Ты назвала, но это не важно
Упырём летучую мышь.
 
 
Я к тебе прикоснусь слегка
Так хотелось сильней– не смог.
Упаду, до утренних птиц
Пыльным облаком у твоих ног…
 
 
Дай мне тело – будем бояться вместе
А пока я беспечен, прозрачен, неосязаем.
Безнаказанно растворяюсь лёгким эфиром,
Усыпляя тебя, возбуждая себя слезами…
 

…И прочь, прочь из Вечного города, с кривых улиц – в Степь. К Реке. Ох, что там сейчас будет! Ох, куда они сейчас пойдут. Кусает Ужасная Белка, светит ехидно Луна. Встречаются, хохочут.

Шерсть дыбом, клыки сверкают. В путь. На ту сторону. Понесло. Вот и ладно. Вот и славно. ВСЕ ТАМ БУДЕМ…

III

ГЛАВА 1

(Шутка)

– Да на фига это!? Нужно больно! А сколько стоит похоронить человека, они не спросили? Видишь ли. Ну нет контроля и всё тут! Сало. Вот попадалово-то. А, нет, ты видел? – буйно радовался Главный У Наших Даниил Вячеславович. Был повод на то. Досрочно, за преданность делу Наших, переименован с просто «Главный У Наших» в почитаемое – “ Наш Готовый», наш Даниил Вячеславович.

– Какого чёрта! – продолжал он восхищаться, – Ничего нет, а они: на тебе! И что мне теперь Сдаваться? Ага, ага…

– Ну да. – медленно выпалил Умный Шаман. Ему было безразлично, хотя Готовый это не плохо. Шаман ждал Торча и раздолбайствовал.

А на табуреточке сидел Флагман Амор и пассивно почёсывал нос. Веселье было в разгаре. Наш Готовый делился радостью: «Значит теперь всё? Наградили, ничего не скажешь. Понимай, руководи! Тут май на носу, мне ещё морду не били, а они повысили меня. И так забот хватает.»

– Ну да.

– Теперь, значит, вы говорите чего хотите. А я вас не слышу. Я теперь под титулом. Навсегда. Буду тут теперь с Крутящимся Другом вечно! Сиди, как в ошейнике, руководи… Да у меня левая рука уже контроля не даёт! А они всё гонят, гонят…

– Ну да.

– А кто у меня есть? Как биться? Кислоты нет, Атаки, боя, схватки не чувствую. Что-то надо менять. Хорошо живём. Враг не дремлет, а Начальник Контрразведки шифр своего сейфа по нотам пропеть не может – вечно консервным ножом пользуется. А пассивный Флагман сидит на табуреточке, да зад чешет!

– Жаба… – выдавил с трудом Амор и неактивно почесал глаз.

– Вот. Вот вся благодарность.

– Ну да. – красноречиво добавил Умный Шаман.

– Ладно. А где народ? – уже спокойно спросил Даниил Вячеславович.

– Так почти все у Реки, – неопределённо махнул рукой Умный Шаман, – очередную операцию Контрразведки готовят. Опять Создателя Луной прибило. Агентура -то у него ещё та! Пиздец котятам! В Контрразведке народ ненормальный. Воют, кусаются. Трупоеды короче. Но ласковые! Режут глотку, а в глазах нежность. Вот теперь, так сказать в честь Праздника, в тыл к Врагу собрались.

– Мясо будут есть? – озабоченно спросил Наш Готовый.

– Да, и кровь пить тоже.

– Не нравится мне. Как-то не порядочно. Пожурить их надо бы. Не могу я так работать. Но Григория, однако, люблю. За голос, за слова добрые…

– Я тебя тоже люблю-у-у-у!!! – донеслось от Реки.

– Вот и он меня любит. Что ж, пускай веселятся, а мне пора идти План думать, да Корень Жизни пить, да Готовое своё… назначение переваривать. А то ведь так и тряхануть может.

Старческой, но бодрой походкой побрёл Наш Готовый в опочивальню.

– Надо бы Белку поймать, – кинул ему вслед Умный Шаман, – а то всё не ловится. И Торч не видится. И лапушки не дают даже. И не куда уже. Разок ткнул, другой – кровища хлещет, а всё «дует». Да бывает так надует… Выбираешь, фильтруешь, разводишь и гонишь. И Белка Ужасная не кусает… А если потолще, то думаешь, что уже там, но всё-таки мимо. И куда теперь? Смотришь на руки, а там: «Ба-бах», «Ба-бах», «Ба-бах»…

На этом Умного Шамана заклинило. “ Ба-бах, Ба– бах»… – терпеливо повторял он.

Заверещала Ночная Птаха. Забулькала вода в Реке. Тихо постанывал во сне Осип Мухин. Закричал диким голосом, далеко в Тылу Врага, Арестованный Иори, непонятный и непонятый друг.

– Ба-бах, ба-бах… – будто метроном вещает Умный Шаман. Вышел из опочивальни Наш Готовый и озабоченно ушёл обратно.

… -Ба-бах, ба-бах… – и спокойно как-то становится. Кошмарики ночные не так пугают. Нечисть мирно копошится у Реки.

– …Ба-бах, ба-бах… – будет хорошо и недолго. А на табуреточке сидел Флагман Амор и пассивно почёсывал зубы. И мигали звёзды. И шептал Степной Ветер интимным голосом. И глумился, похабно хрюкая, невидимый Торч… А потом пришла тётя Наташа и увела Умного Шамана спать…

– …Ба-бах, ба-бах, ба-бах…… …..… … ….....