Текст книги "Титус Гроун"

СПОСОБ ПОБЕГА

Флей был обеспокоен – и тому были две причины. Во-первых, он был все еще под впечатлением от столкновения с шеф-поваром. И теперь камердинер передвигался по коридорам короткими перебежками, предварительно убедившись в отсутствии своего извечного врага. После унижения, которое перенес от него шеф-повар, рассуждал старик, тот непременно начнет строить козни. Возможно, он уже теперь замышляет что-то нехорошее... И потому Флей старался постоянно быть начеку. А поскольку известно, что всего все равно не предусмотришь, то он непроизвольно вздрагивал при каждом подозрительном шорохе.

Вторая причина беспокойства крылась в исчезновении Стирпайка. Это случилось еще две недели назад. Когда мальчишка случайно стал свидетелем разговора высоких особ, Флей уже не мог просто так отпустить наглеца – и посадил его под замок. Но когда он вернулся спустя двенадцать часов с миской картофеля и кувшином молока, комната оказалась абсолютно пустой. Сбежал! Вообще-то судьба собственно Стирпайка беспокоила камердинера меньше всего, но вот его язык... Старик опасался, что сорванец, возвратившись на кухню, все выболтает начальству. А уж Свелтер, разумеется, тут же постарается воспользоваться полученной информацией. Ему только дай такую возможность. И теперь Флей перебирал в памяти сказанные лордом Сепулкрейвом слова – те самые, что слышал Стирпайк. Старик взвешивал каждую фразу и напряженно размышлял, насколько она будет опасна для репутации хозяев замка. При условии, разумеется, что сорванец уже обо всем раструбил. Рассуждения и выводы повергли Флея в полное расстройство – как ни крути, а откровения о несомненном уродстве ребенка, сказанные его собственными родителями, сослужат недобрую службу не только самому Титусу, но и нынешним хозяевам Горменгаста. Значит, нужно любой ценой разыскать Стирпайка и запечатать ему рот – каким образом, Флей пока не придумал. Когда у камердинера выдавалась свободная минутка, он рыскал по замку, заглядывая во все уголки без исключения – но юноша как в воду канул.

По ночам Флей судорожно просыпался – ему часто снилось злорадно улыбающееся лицо Свелтера, который уже давным-давно все разузнал. Иногда старику снился не только шеф-повар, но и пропавший непонятно куда поваренок, причем оба они о чем-то перешептывались и хихикали. О чем – догадаться было несложно. Флей вскакивал, весь в поту, подходил к окну, судорожно распахивал створки и смотрел вниз, во двор... Подобное теперь повторялось каждую ночь – можно сказать, Флей потерял покой и сон...

Нет, с этим нужно было что-то делать, и в самое ближайшее время...

Между тем Стирпайк несколько иначе воспринял все услышанное в восьмиугольной комнате.

Когда Флей втолкнул его в комнату, мальчик не успел даже опомниться. Он рванулся было к двери, но остановился на полпути, услышав как повернулся ключ в замке. Всё... Приникнув глазом к замочной скважине, он увидел голову и плечи камердинера, торопливо спускающегося вниз по лестнице. Через минуту где-то рядом хлопнула еще одна дверь, потом наступила полная тишина. Мальчик чувствовал себя загнанным зверем. Конечно, инстинкт самосохранения требовал толкнуть дверь, хотя он и слышал, что его заперли на ключ. Разумеется, чуда не произошло – дверь была заперта. В стене напротив двери располагалось узкое окошко. Стирпайк изловчился и подтянулся, просовывая голову в узкое отверстие. Что там, внизу?

Нет, о спуске вниз просто не могло быть и речи: слишком высоко, к тому же кладка стен тут была слишком основательной, расселин между камнями почти не было. Не спуститься... Сдирая кожу о шероховатую поверхность камней, мальчик поднял голову вверх – теоретически возможно вскарабкаться туда, наверх, где были уложены огромные, грубо обработанные блоки, между которыми было множество щелей и зазоров. Стирпайк знал – в нескольких футах от его головы начинается плоская черепичная крыша. Только бы попасть на нее – и переходи, куда хочешь. С другой стороны кровли есть несколько лестниц... Впрочем, риск для жизни тоже огромный – если сорвешься, то пиши пропало. Поваренок втянул туловище обратно и уселся, пригорюнившись, на холодном каменном полу. Его одолевали сомнения – что делать? Если лезть – можно погибнуть. Ждать своей участи – тоже неразумно, наверняка Флей, когда придет, постарается заткнуть ему рот. Хотя, чтобы совершить побег, нужно иметь всякие подручные средства... Хорошо бы тут была веревка. Но – чего нет, того нет. Наконец парнишка решился – сняв башмаки, он стянул чулки – они могут еще пригодиться. Чулки Стирпайк тут же засунул в карманы и, то и дело испуганно оглядываясь на дверь, уже испытанным приемом начал протискиваться в окно.

ПЛОЩАДКА, ВЫЛОЖЕННАЯ КАМЕННЫМИ ПЛИТАМИ

Поставив пальцы ноги в шов кладки, паренек одновременно приказал себе – думать о чем угодно, но только не о простирающейся под ним бездне. И ни в коем случае не смотреть вниз. Так, хорошо... Стирпайк уцепился за выступ каменного блока. Хорошо еще, что тут они не слишком гладкие, чертовы камни... Как назло, ладони стали потеть. Чертыхаясь, он вытер пальцы свободной пока руки о рубашку и попытался поставить вторую ногу на выступ. Еще раз, теперь чуть выше... Поваренок и сам не понял, сколько прошло времени, как уже перекидывал левое колено через низкий бордюр крыши. Он не знал, что путешествие по стене заняло у него семнадцать минут. В любую из этих минут он мог бы прекратить свои мучения – стоило только разжать пальцы, и спасительная бездна вот она, близко... И тем не менее какое-то неизвестное прежде чувство властно заставляло цепляться окровавленными пальцами за серый камень стены.

Когда Стирпайк подобрался к крыше, с которой свешивались черно-зеленые ветки плюща, он почти не чувствовал рук и ног. Бордюр у края крыши был последним и самым трудным препятствием – потому что он как бы нависал над стеной. Стирпайк, уцепившись за этот бордюр, завис на какое-то время над пропастью. Непостижимым образом ему удалось перевалиться через бордюр, и он некоторое время лежал на разогретой солнцем черепице, жадно глотая горячий воздух. Лежал он долго – около часа. Наконец, почувствовав, что кое-как собрался с силами, Стирпайк поднялся на ноги и неожиданно для самого себя громко расхохотался – вокруг на сотни метров простирались крыши, шпили, скаты. Вот он, Горменгаст!

Совершенно новый мир. Горесть недавних переживаний словно ветром сдуло – паренек сразу вспомнил, что ему семнадцать лет, что сегодня солнечный день, что он благополучно преодолел испытание и сумел удрать от Флея, который как пить дать собирался отправить его обратно на кухню.

Передохнув еще немного, Стирпайк осторожно заскользил вперед по откосу. Он поразился – до чего же громадная, оказывается, эта крыша. Глядя с земли, представляешь ее поверхность куда как меньше.

Понятно, что передвигаться по крыше куда как удобнее, чем по отвесной стене. Потому Стирпайк довольно быстро перебрался с откоса на соседний скат – покруче. Усевшись на самом коньке, он огляделся по сторонам. Отсюда было видно на многие мили вокруг, отчего-то страха не было совершенно. Куда ни кинь взгляд – башни, башенки, стены. Кровли покрыты одинаковой посеревшей черепицей. Гуляй себе по этим кровлям – и никто слова не скажет. Но не будет же он сидеть здесь все время. Подняв голову, Стирпайк прикрыл ладонью глаза от слепящего солнца. Он постарался сориентироваться – строения тянулись к западу. Выходит, и ему нужно туда двигаться. Перебравшись к одной из заранее намеченных башен, юноша начал спускаться вниз. Он даже не подозревал, что несколько камней отделяют его от того, что уже больше четырехсот лет было скрыто от человеческого глаза. За короткое время парнишка полностью освоился с лазанием по откосам и скатам крыш – крутым и не очень. Иногда ему приходилось преодолевать опасные участки, когда по отполированным непогодой плиткам черепицы можно было запросто съехать вниз. Но что значила эта опасность по сравнению с лазанием по вертикальной стене? Обидно было бы расшибиться насмерть, съехав с подобия горки. Потому-то Стирпайк и продолжал свое вынужденное путешествие. Впереди маячило еще некое подобие крыши – даже не крыши, а невысокой гряды, крытой все той же черепицей. Преодолеть ее не составляло никакого труда. Прыжок – и удивлению мальчика не было предела: перед ним расстилалась идеально гладкая площадка, вымощенная тщательно обработанными каменными плитами. Зачем, для чего – на такой-то верхотуре, пронеслась в голове мысль. Площадка была опоясана тем самым гребнем, крытым черепицей. Если площадка и была для чего-то предусмотрена, то уже давно не использовалась – из щелей между плитами пучился черно-зеленый мох, а сам камень был покрыт тонким слоем пыли, нанесенным сюда ветрами. Стирпайк задумался: нужно запомнить это место. Пока оно ему не нужно, но кто знает, что будет потом? Если уж ему довелось носиться по крышам, нужно запомнить как можно больше. А пока... Пока паренек испытал прилив невероятной усталости. Мелькнула мысль – можно лечь прямо здесь, его все равно никто не найдет. Стирпайк привалился спиной к парапету и мгновенно погрузился в сон.

НА КРЫШЕ

А жизнь между тем текла своим чередом. Солнце опустилось за горизонт, и темнота окутала замок, Дремучий лес и даже гору Горменгаст. Во мрак погрузились и предместья замка – где-то там сейчас поглощали свой убогий ужин резчики по дереву и их семьи. Ночь выдалась безлунной, небо было закрыто рваными тучами. Жизнь в Горменгасте замерла – перестали хлопать двери, не слышалось больше брани слуг. Крестильная комната вновь вернулась в свое обычное состояние – до следующего торжественного события, которому суждено было наступить очень нескоро. Это было настоящее царство тишины – тишины и покоя. Только скрипнет где-нибудь ступенька на лестнице, прошуршит в переходе крыса – и снова тишина. Тишина царила и на крыше, где спал глубоким сном праведника Стирпайк. Проснулся паренек столь же внезапно, как и заснул. При пробуждении первым ощущением был холод. Скорее всего он проснулся именно от холода – одежда мальчика была легкой, предназначенной больше для работы на вечно душной кухне, чем для блуждания по улице в ночное время. Стирпайк дрожал крупной дрожью. И тут ему посчастливилось вспомнить – в кармане у него лежит курительная трубка, а в табакерке есть еще немного табака.

Трясущимися от холода пальцами Стирпайк набил трубку и высек-таки огонь. Жерло трубки светилось огненным глазом, внушая мысли о спокойствии и некотором удобстве. Поваренок несколько раз глубоко вдохнул – дым наполнил легкие, и Стирпайк мучительно закашлялся. Но дым сделал свое дело – блаженное тепло разлилось по телу. Чтобы согреться, юноша подтянул колени к подбородку и сжал трубку в ладонях. Содержимое истаяло невероятно быстро – заметно быстрее, чем курильщик мог ожидать. Стирпайк пригорюнился – что делать теперь? Он неожиданно понял, что окончательно проснулся и при таком холоде погрузиться в сон вряд ли удастся. И вдруг паренек подумал – все равно нечего делать, так, может, обойти по кругу эту площадку, придерживаясь для ориентировки одной рукой за парапет? Пройти по кругу и вернуться на это же место. Для начала нужно бы это место отметить... Был бы камень или палка какая... Но рассудок, поставленный в необычную ситуацию, снова подсказывал оригинальное решение: нужно снять шапку и оставить ее тут. Что поваренок и сделал. Положив головной убор на парапет, Стирпайк пошел направо, то и дело касаясь рукой бордюра, проходящего чуть ниже его плеча. Поначалу он считал шаги, чтобы при возвращении на исходное место попробовать вычислить размеры площадки – заставить ночь пройти быстрее – но вскоре сбился со счета.

Теперь паренек судорожно вспоминал – так уж беспрерывен тут парапет, или он все-таки где-то оканчивается? После путешествия по откосам крыш поручиться за это было нельзя. Больше всего поваренок боялся, что где-то впереди каменная площадка оканчивается каким-нибудь откосом, по которому он хорошо еще, если съедет на другую крышу – а то может свалиться вниз. Тогда уж точно костей не собрать. Прежде чем сделать шаг, юноша выставлял ногу вперед и ощупывал поверхность, на которую предстояло ступить. Боялся он также с размаху налететь на стену или попасть ногой в какую-нибудь расщелину в настиле – страшнее перспективы сломать лодыжку была только возможность свалиться отсюда на землю. К счастью, пока все шло хорошо. Площадка представляла собой неправильный четырехугольник, и когда Стирпайк прошел вдоль первой стороны, ему уже захотелось возвратиться обратно. Впрочем, он все равно пошел вперед.

Юноша затруднялся определить даже приблизительно, как долго продолжалось его путешествие в кромешной тьме. Когда он заканчивал обход второй стороны четырехугольника, подул сильный ветер, и как беглец ни старался думать на отвлеченные темы, чтобы не сосредотачиваться на своем бедственном положении, пронизывающий ветер то и дело напоминал о себе.

Между тем поваренок заканчивал обход уже третьей стороны площадки – когда ему показалось, что воздух стал каким-то другим. Нет, темнота по-прежнему безраздельно господствовала над землей, ветер все так же выл между шпилями башен. И тем не менее что-то все-таки изменилось...

Стирпайк испуганно перекрестился – что тут может быть? На мгновение ветер стих, и воздух как бы заколыхался – на сей раз точно не от ветра. Подняв затравленно голову, он скорее почувствовал, нежели заметил, как над ним проплывают огромные тучи – одна за другой, словно стадо тучных коров. Что это? Да, он долго ходил вдоль бордюра, но до рассвета еще по меньшей мере час. Темнота по-прежнему была непроницаемой, хотя небо чуть-чуть посветлело.

Тучи шли вдоль крыши – на север. С крыши замка можно было увидеть сполохи грозы – где-то вдали лил дождь. Стирпайк поежился – выходит, ему еще повезло, раз он не попал под ливень. Между тем тучи ушли с неба, и бледная луна несмело пролила на землю свой водянистый свет. Прищурившись, юноша попытался определить время – по луне, как учил его дед. К своей безграничной досаде, Стирпайк тут же убедился, что до рассвета осталось куда больше времени, чем он надеялся.

Поваренок растерянно уставился в небо – между тем тучи ушли вдаль окончательно, и теперь можно было хоть всю оставшуюся часть ночи разглядывать звезды. Стирпайк прикинул – на звезды он может посмотреть и позже, а пока лучше завершить начатое путешествие. Как долго он еще шагал – невозможно было подсчитать. Дойдя, наконец, до шапки, он устало сжал ее рукой и опустился на пол. Шапка сейчас – одна из его ценностей. Что может быть ценнее теплой одежды в такую холодную погоду? Переживания и трудности последних суток окончательно выпили его силы. Загибая покрытые ссадинами и царапинами пальцы, Стирпайк принялся подсчитывать свои злоключения: сначала пьянка на кухне, где его по непонятным причинам сделали козлом отпущения, потом блуждание по бесконечным коридорам замка, потом ужас – самый настоящий ужас, когда он попался в лапы чудовища Флея. Потом... потом головокружительное путешествие по стене. Лазанье по крышам, прежде чем ему первый раз повезло – наткнуться на эту вот каменную площадку, вымощенную гладкими плитами, с высоким бордюром, который, если не слишком высовываться, хоть как-то защищает от ветра. А теперь он все равно сидит тут и лязгает зубами... Видимо, стремление организма пополнить запас сил оказалось сильнее чувства холода – подогнув руки, мальчик уснул, чтобы проснуться днем от жаркого солнца и острого голода.

Когда Стирпайк открыл глаза, его ослепил яркий свет. Все происходящее ночью казалось сном. А может, это в самом деле был только сон? Новый день казался началом новой жизни. Тут же напомнил о себе голод – Стирпайк вспомнил, что ел только вчера днем. Поднявшись на ноги, беглец перегнулся через парапет и тоскливо посмотрел вокруг – крыши, крыши, шпили... Самое настоящее море черепицы.

Что делать дальше? Конечно, хуже вчерашнего дня сегодняшний не будет точно, но и обозримое будущее не вселяло радужных надежд. Слезать вниз? Но где? Пока что он не видел лестниц, хотя они должны существовать. А мысль о спуске по стене приводила беглеца в панический ужас.

Тем не менее ничего хорошего в сидении на месте не было, и юноша решился – он спрыгнул с бордюра вниз, на пологий откос, и съехал, как по горке, на пологий скат другой крыши. По этому относительно безопасному участку он прошел некоторое расстояние без боязни быть замеченным кем-то – со стороны сторожевых башен его прикрывали многочисленные шпили башенок и жилых помещений, в крышах которых с этой стороны не было окон. Дойдя до конца откоса, Стирпайк невольно остановился – прямо перед ним раскинулась стылым камнем громада середины Горменгаста, в которой и кипела основная жизнь замка. Паренек поразился огромному количеству окон – он никогда прежде не предполагал, что в замке так много комнат. Стирпайк почувствовал приступ отчаяния – он только теперь осознал по-настоящему свое ничтожество в сравнении с Горменгастом, которому он себя противопоставил. Что он может?.. он умрет тут, на крыше, и никто даже не заметит его отсутствия.

Стирпайк рассеянно провел ладонью по волосам и не поверил своим глазам – на пальцах остался слой пыли и чего-то черного. Может это еще кухонная сажа? Вполне вероятно. Эх, жаль, нет под рукой зеркала – наверное, в свинью тут превратился. И тут же паренек поспешил отогнать грустные мысли – зато ведь жив остался. В следующий момент юноша улегся на разогретую ранним солнцем черепицу и стал методично осматривать раскинувшуюся перед ним панораму. Он хотел отыскать те самые лестницы, по которым можно спуститься с постылой крыши на землю. Походя, его заинтересовало одно окно – на нем взгляд паренька задержался несколько дольше обычного. Но окно – не лестница, и Стирпайк вскоре забыл об окне...

ДАЛЕКО-БЛИЗКО

Кто из людей может с точностью сказать, насколько хватает глаза степного орла или рыси, высматривающих добычу? Кто может определить, насколько зорок может быть глаз человека, с жадностью направившего взор на окружающую местность в страстном поиске отыскать убежище? Нужда заставляет любой глаз работать с повышенной точностью, в случае опасности не только животное, но и человек видит то, что в обычной расслабляющей обстановке просто ускользает от его взора. Тогда сами понятия «далеко» и «близко» как бы теряют свое значение – тут главное уже не расстояние, а внимательность. Если хочешь – увидишь и вдали...

Рано или поздно глаз все равно находит желаемое, и тогда в нем загорается дикая страсть, смешанная с предчувствием безумной удачи.

Когда Стирпайк только начал осмотр раскинувшейся перед ним панорамы Горменгаста, окружающий пейзаж показался ему только скоплением разнообразных форм крыш. Море, океан черепицы. Но, приглядевшись поближе и повнимательнее, паренек понял, что ошибался. Во-первых, в море черепицы островками выделялись башни. Он теперь видел также и то, что стены были сложены из каменных блоков разных размеров – те, что помельче, были скреплены раствором, а более крупные держались за счет собственного веса. В случае необходимости можно воспользоваться уже приобретенным опытом путешествия по стене, хотя от подобной перспективы Стирпайк сразу же ощутил легкое подташнивание. Разглядел он и засохшее дерево, непостижимым образом умудрившееся зацепиться корнями между камней южной части замка. Наверное, смекнул паренек, ветром туда нанесло земли, вот дерево и выросло. Впрочем, как видно, влаги и земли ему в конце концов все равно не хватило. Невольно Стирпайк подумал – если даже дерево при своей невозможности двигаться проявляло такую волю к жизни, с какой стати он должен падать духом?

Внизу, как раз под деревом, примерно на расстоянии нескольких сотен футов от Стирпайка, шли две женщины. Отсюда они казались огрызками цветных карандашей, не больше. Сходство усиливалось их ярко-красными нарядами. Даже с высоты своего положения юноша мог определить, что идущие внизу разговаривают о трудностях жизни – уж больно оживленно они жестикулировали. Беглецу стало весело – он видит всех, а его не замечает никто.

Потом одна из женщин остановилась возле стоящего прямо на открытом воздухе стола, а вторая сделала несколько шагов в сторону и пропала. Как назло, то место было загорожено стволом дерева, но паренек догадался, что вторая женщина, скорее всего, вошла в дверь.

Потом Стирпайк скосил глаза в сторону дерева – интересно, как долго боролась оно за жизнь? Ствол был не слишком толстым, каким-то узловатым – конечно, от борьбы за выживание, которая, впрочем, все равно завершилось не в его пользу. То, что ствол не слишком массивен – еще не показатель, соображал юноша – от недостатка воды и что там еще нужно растениям – дерево вполне могло быть очень старым. И вдруг беглец вздрогнул – как раз за деревом, совсем неподалеку от его убежища, в стене виднелся темный провал окна. И как только он его раньше не заметил? Впрочем, тут же сообразил Стирпайк, до окна ему не добраться при всем желании, как бы близко оно не находилось. И потому, подумал он резонно, лучше не терять времени и продолжать наблюдение.

Прямо напротив него стояла невысокая башня – намного шире остальных, с плоской крышей, по периметру она была опоясана двумя балконами, а внизу, на некотором расстоянии от земли, к башне примыкало сложенное из камня продолговатое сооружение. Поначалу Стирпайк не сообразил, для чего служит эта пристройка, но потом, приглядевшись, заметил, что солнечные лучи играют на поблескивающей поверхности. Стало быть, там вода. Огромная открытая емкость, примерно половину наполненная дождевой водой, прикинул беглец. Выходит, там цистерна. Рядом с цистерной, чуть сбоку, находился выложенный же из камня бассейн – отсюда он казался не больше ладони, но острый глаз юноши тотчас уловил что-то белое, двигавшееся по водной глади. В следующий момент Стирпайк сообразил – лошадь. Рядом с лошадью белела крохотная точка. Конечно, это жеребенок. Долго не мог понять Стирпайк, что за черные точки во множестве усеяли кровлю стоявшей напротив башни. Только тогда, когда одна из точек, размером с комара, сорвалась с места и направилась в его сторону он сообразил, что это вороны. Как видно, вороны и сами разглядели его, и одна из них, самая любопытная, не утерпела и отправилась на разведку. Ожиданиям птицы не суждено было сбыться – разочарованно сделав разворот, ворона через минуту опустилась рядом с товарками, встретившими ее раздраженным карканьем.

Поняв, что ничего интересного он больше там не увидит, Стирпайк перевел взгляд чуть в сторону. Его внимание привлекло отверстие в стене – даже не окно, так как там не было рамы и подоконника, а именно отверстие. На мгновение оттуда высунулось что-то темное, и беглец решил, что это голова. На всякий случай поваренок перекатился за ближайший выступ карниза – конечно, маловероятно, что его увидят, но все-таки не стоит искушать судьбу.

Потом юноша перебрался поближе и чуть наискось, где крыша нависала над землей широким козырьком. Отсюда можно было еще лучше видеть кусочек стены с отверстием. В это время голова высунулась снова, и Стирпайк едва не расхохотался – что за чудовище? Во-первых, голова была непропорционально продолговатой, а нос, узкий и длинный, тянулся от самого лба до верхней губы. Между клинообразным подбородком широкими ноздрями располагался крохотный рот с поджатыми губами. Даже отсюда, с расстояния примерно тридцати футов, беглец видел недовольное выражение, маской застывшее на лице. Жидкие седоватые волосы свисали жалкими клочками вниз. Нет, решил Стирпайк, несомненно, нос – доминирующая часть лица – он даже затеняет глаза, и без того крохотные...

Потом голова скрылась, но через какое-то время вновь высунулась из окна.

Стирпайк пригляделся – ему показалось, будто голова сидит на шее странного существа под неестественным углом.

Продолговатая голова высунулась опять, и до ушей юноши донесся крик. Боже, какой отвратительный голос. Впрочем, он был подстать голове...

Странное существо – если оно говорило, то это, без всякого сомнения, был человек. Слова, выскакивавшие из уст незнакомца, были как будто знакомы поваренку, только они были до невозможности искажены – то ли голосом человека, которого Стирпайк уже успел окрестить про себя «лошадью», то ли просто воем ветра... Юноша далеко не сразу догадался, что слова сами собой ложатся в рифму, несмотря на немилосердные искажения. Да это ведь поэт!

Несколько минут «лошадь» говорила свои вирши, уставив глаза в небо. Стирпайк на всякий случай решил не искушать судьбу и не высовывался из-за выступа – мало ли что. Однако, слушая возгласы поэта, иногда срывавшиеся на визгливые ноты, поваренок решил, что боятся ему нечего, поскольку такие люди, как правило, не от мира сего. Когда юноша осторожно высунул голову и взглянул вниз, он увидел, что «лошадь», подперев подбородок ладонью, смотрит в небо и, кажется, решительно не желает ничего замечать вокруг себя. Стирпайк прислушался, силясь вникнуть в суть декламируемых стихов:

 
Остановись, мгновенье красоты,
Пока остатки чувства не угасли,
Ведь ценность для меня – лишь ты,
И лишь тебе мои мечты подвластны.
 
 
Я встану, встанешь рядом ты,
Пока течет ручей сомненья,
Струиться будут светлые мечты,
И не увидят мои сны гоненья...
 
 
Остановись и пожалей меня,
Я не могу томиться в ожиданье,
Не мучай Гроунов при свете дня,
Позволь мне хоть минуту ликованья!
 
 
Как я ждал того мгновенья!
В своем Северном крыле,
Смахиваю прочь сомненья,
И капли пота на челе.
 
 
Я сижу, а дни проходят,
За окном дожди шумят,
Утром солнышко восходит,
Птицы за море летят.
 
 
Я сижу, мне одиноко,
Я делю с собой мечты,
И тоскую обречено,
Жду, пока настанешь ты...
 
 
По ночам успокоенье
Нахожу с трудом во сне,
Но и там – одно томленье,
Но и там тоскливо мне!
 
 
Свет луны – как свет печали,
Тленно все, и смертны все,
Вот и листья с древ опали,
И природа уж во сне.
 
 
Я сижу, и я тоскую,
Чу! – на лестнице шаги!
Я тебя ко всем ревную.
Только ты мне помоги!
 
 
Может, ты придешь ко мне?
Станем вместе тосковать...
Коль пришла бы хоть во сне —
Было б легче мне страдать.
 
 
Серо все вокруг, уныло.
Потому уж мне не мило —
Жду тебя, и знай – любя!
 
 
Ну приди, приди скорей!
Посети меня, любя,
Коль умру я даже, там —
Нет покоя без тебя!
 

Стирпайк всегда был парнем терпеливым, но даже его железного терпения не хватило, чтобы внимательно дослушать даже второе четверостишие, остальное он просто пропустил мимо ушей. Тем не менее юноша понял одно – сидящему внизу человеку неимоверно скучно и он ищет на свою голову приключений. То, что у него безобразное лицо, еще не говорит о том, что у него столь же отвратительный характер. Наверное, его можно даже попросить о чем-нибудь – например, принести хоть немножко еды... Но потом поваренок решил не беспокоить поэта – несомненно, тот считает, что вокруг никого нет, и его появление испугало бы, если не шокировало. Пусть себе развлекается. Не спуская с поэта глаз, Стирпайк принялся спускаться по боковому откосу, что обрывался к земле всего в нескольких метрах от стихотворца. На ходу же паренек соображал – нужно как-то подготовить поэта к своему появлению. К примеру, произвести какой-то предварительный шум. Спустившись, насколько это было возможно, юноша свесил ноги вниз и осторожно кашлянул. Поэта словно подбросило – он вскочил, стукнувшись головой о свод окна. Глаза испуганно взглянули на паренька, ноздри мечтателя бешено раздувались. Желтовато-бледное лицо поэта тотчас стало сначала розовым, а потом налилось свекольным пурпуром, когда он увидел Стирпайка.

Паренек испуганно дернулся – на него смотрели маленькие серо-стальные глазки. Поваренок наклонил голову в знак уважения, надеясь, что поэт не сочтет его появление разбойничьим нападением.

Кажется, наконец-то поэт пришел в себя – он растерянно засуетился. Первым порывом его было желание вылезти в окно, но отверстие оказалось слишком узким, так что он только перепачкался известью, которой щедро был выбелен оконный проем, да свалил на землю три книги, одна из которых тут же раскрылась. Ветер принялся яростно перелистывать страницы, и глаза поэта тут же перенеслись с паренька на книгу, которая, как считалось во все времена, была светочем знаний.

Стирпайк разочарованно крякнул – кажется, этот человек не от мира сего, вряд ли у него чего-нибудь допросишься. Еще устроит скандал. И, проклиная себя за легкомыслие, поваренок поспешно начал карабкаться обратно.

Бросив отчаянный взгляд вправо, Стирпайк заметил там небольшой купол, покрытый зеленым мхом. Чуть сбоку высилась стена, выложенная в шахматном порядке черными и темно-зелеными плитками. Стена изгибалась к северу, к извилине были пристроены когда-то кирпичные ступени, теперь густо поросшие травой.

Не чуя под собой от отчаяния ног, поваренок бросился вправо, распугивая гревшихся на солнце ящериц.