Текст книги "Эхобой"

Глава 14

– Не надо было тебя туда везти, – сказал он. – Прости меня. Прости.

– Все хорошо, – я попыталась его успокоить. Внутри у меня было чудовищно пусто. Никакими словами не описать. Что-то вроде чувства вины, вызванного тем, что происходит со мной, после того, как родители умерли. Но в тот жуткий момент на платформе мне было не до депрессии. Может быть, постоянная опасность – это единственный способ справиться с горем? Может быть, оказаться на волосок от смерти – единственный способ вернуться к жизни?

Я снова подключила нейродетекторы. Мгновенно яростный водоворот в голове успокоился. Дядя Алекс опять сказал, что мне нужно постараться их не носить.

– Я не святой, – говорил он, пока мы парковались высоко над его домом. – Но я хочу о тебе позаботиться. Послушай, у меня возникли непредвиденные дела. Завтра мне нужно кое-куда съездить по делам компании, побывать на складе, но это всего на день. Все остальное время я буду здесь. Ты не останешься дома одна.

Я вспомнила, как он мне говорил: «Я проведу дома всю следующую неделю, а если понадобится, то и больше. Я не буду уезжать, обещаю».

Меня охватило беспокойство.

– Куда вы собираетесь?

– В Париж.

Париж.

Я вспомнила, как мама возила меня в лучший европейский бассейн. Субботними утрами, которые никогда не вернутся.

Левиборд опустил нас на лужайку. Эхо все еще работали в саду. Дядя Алекс посмотрел на меня и сказал:

– Тебе на самом деле не о чем беспокоиться. Вот как я вижу свою миссию и миссию корпорации «Касл»: позволить людям добиться всего, на что они способны, делая в то же время мир безопаснее. Я знаю, тебе сложно представить, что Эхо могут обеспечивать безопасность, но вообще-то это и правда возможно. Что касается «Семпуры», ею управляют сумасшедшие. Абсолютные психи. Тамошние боссы… Все, о чем они беспокоятся, – это идеи. Они хотят создавать Эхо, более продвинутых, чем люди, и, стремясь к этому, идут на любой риск. Лина Семпура – сумасшедшая. Ты знаешь, какой была ее первая работа?

– Нет.

– Она проектировала военных роботов для корейцев. Вот ее прошлое. Машины-убийцы. Да и сама она едва ли человек. Ее растили Эхо. Родители умерли, когда она была совсем ма… – дядя осекся. Он понял, что вряд ли это подходящая для меня история. – В общем, это группа Франкенштейнов. Могу поспорить, ты читала эту книгу.

Я кивнула. Мы шли по траве в сторону дома.

Он улыбнулся.

– Ну, конечно же, читала. Ты, наверное, проглотила больше книг, чем я. Когда мы с твоим папой разговаривали в последний раз, он упомянул, что ты сдала Вселенский экзамен в четырнадцать лет, на три года раньше, чем положено. Ты, должно быть, уже готова к университету.

– Оксфорд, – подтвердила я. – Меня уже приняли. Занятия начнутся в июне.

Мы прошли через огромный холл. Там было несколько голограмм. Дорогие скульптуры, через которые можно пройти насквозь: единорог, обнаженная женщина, огромная ракушка. Голограммы висели и на стенах. Довольно мало картин, в основном – портреты членов семьи и реклама продукции «Касл». На одной из них дядя Алекс в здании парламента обнимал за плечи улыбающуюся Бернадину Джонсон.

Яго сидел за столом и играл в шахматы с Эхо. Тем самым, Дэниелом. Эхо сидел к нам спиной. Я не почувствовала прежнего страха – то ли из-за нейродетекторов, то ли из-за происшествия в Клаудвилле.

– Надо же, Оксфорд… Прямо как твои родители, – продолжал дядя Алекс. Тогда я этого не заметила, но теперь, оглядываясь назад, могу сказать, что в его голосе прозвучала грустная нотка. Может быть, потому, что его самого исключили из школы. Один из немногих фактов его биографии, который был мне известен. Однажды он взломал программное обеспечение школы, в которую они ходили с моим папой, и почти уничтожил ее. Его поймали и исключили из всех существующих школьных программ. Должно быть, дядю Алекса задевало, что папа получил самые высокие оценки из всех возможных во Вселенной.

– А что ты собираешься изучать? – спросил он, и его тонкие брови взлетели вверх, точно крылья.

– Философию, – ответила я тихо. Яго заметил нас и слегка нахмурился, а затем вернулся к игре с Дэниелом.

– А-а, самый старый предмет. Поиск смысла существования. Тебе надо учиться. Я помогу, Одри. Всем, чем смогу, – дядя Алекс вздохнул и остановился внутри голограммы огромной ракушки.

Он прошептал так, чтобы Яго не услышал:

– Мне сложно с ним разговаривать. Почти никогда не удается вытащить его из капсулы. Правда, он любит шахматы. Иногда мы играем вместе. Так что есть надежда. И честно говоря, я никогда не был лучшим отцом на свете. Я дал ему все, кроме того, что ему нужно. Кроме моего времени.

Мы двинулись дальше, и в этот самый момент Яго психанул.

– Что? – заорал он. Вскочил и швырнул шахматную доску через всю комнату так, что фигурки покатились к нам по полу. Похоже, он очень сильно разозлился на Дэниела: лицо покраснело, глаза из-под темной кудрявой челки сверкали презрением.

– Ты не можешь так делать! Ты, черт возьми, не можешь так делать! Ты делаешь только то, что тебе говорят, а я приказал тебе проиграть!

– Яго! – крикнул дядя Алекс. – Следи за языком!

Он бежал к сыну, когда тот размахнулся и ударил Дэниела по лицу.

Эхо в упор посмотрел на мальчишку.

– Ты проиграл, – проговорил он. – Мат.

Это заставило дядю Алекса напрячься куда больше, чем ругательство Яго.

– Подожди-ка, подожди минутку, – он подошел и уставился на Дэниела. – Что здесь произошло?

– Он не послушался моего приказа, – пояснил Яго. – Я приказал, чтобы он играл хорошо, но все равно хуже, чем я. А он разбил меня в двенадцать ходов! Мат! Его нужно утилизировать.

Дядя Алекс бросил на меня быстрый взгляд – наверное, беспокоился, как я на все это отреагирую. Потом он переключился на Дэниела:

– Возвращайся в свою часть дома. Живо. В противном случае будешь наказан. Ты меня понял?

Наказан. Разве Эхо можно наказать?

Дэниел прошел мимо и снова в упор посмотрел на меня. Казалось, он видит меня насквозь. «Ты не…» – прошептал он, но замялся и пошел дальше. Или, по крайней мере, мне показалось, что он произнес именно это. Что это было? Предупреждение или угроза?

Дядя Алекс вернулся в мою комнату:

– Не переживай. Яго сделал что-то не так. Он неправильно сформулировал команду. Или жульничал во время игры. Он иногда так делает, чтобы привлечь мое внимание. Что же касается более серьезных вещей… Возможно, полиция захочет с тобой пообщаться. Но ты не должна беспокоиться о…

– О том, что произошло в Клаудвилле?

Моя наивность вызвала у него улыбку:

– На Клаудвилль полиция уже давно махнула рукой. Нет. О том, что произошло с твоими родителями. Помнишь, я упоминал об этом, когда мы ехали сюда. Тебя могут попросить выступить свидетелем против «Семпуры», рассказать миру о том, что произошло.

Мне было сложно все это переварить. Даже думать ни о чем не хотелось. Наверное, я просто сказала: «Хорошо». Должно быть, я отреагировала слишком вяло, потому что дядя сказал:

– Эффект от нейродетекторов нивелируется в процессе использования, но вначале он может быть довольно сильным. Ты можешь чувствовать себя немного растерянной.

– Угу.

Но тут я вспомнила, что он собирается в Париж.

Мне не хотелось оставаться дома одной, в компании Яго и Эхо. Я хотела быть с дядей Алексом.

– А можно и мне с вами? В Париж?

Дядя Алекс посмотрел на меня долгим взглядом. На секунду показалось, что он колеблется.

– Не думаю, что это хорошая мысль, – наконец ответил он. – Я поеду на склад, где полно Эхо. Они делают Мадару. Хочу проверить, как идет работа.

– Ох, – выдохнула я. Это меняло дело. Моя идея казалась уже не такой привлекательной. Я закрыла глаза и немного подумала.

– Да, наверное, мне лучше остаться здесь.

Дядя Алекс попытался в очередной раз меня успокоить:

– Тебе не о чем волноваться. Ни Дэниел, ни любой другой Эхо, живущий под моей крышей, не способны причинить вред человеку. Подобное никогда не происходило с прототипами «Касл». На меня работают лучшие в мире дизайнеры. Победа в шахматах – неопасный дефект, уверяю тебя.

Он убедил бы меня, если бы сам не был так взволнован.

Глава 15

Позже я услышала, как дядя Алекс разговаривает с Эхо снаружи, на центральной аллее. Поначалу я не могла ничего разобрать, но потом он повысил голос.

– С сегодняшнего дня, – кричал он, – вы не поднимаетесь на второй этаж! Второй этаж под запретом! Для всех вас! Это приказ! Вам все ясно?

А потом попросил Дэниела пройти в его кабинет на пару слов.

Я вернулась в постель. Дядя Алекс появился поздно вечером с высококалорийным банановым шейком, белковой таблеткой, шоколадом без кофеина и яблоком. Еще он принес мне сверток с новой одеждой, которую купила Мадара, и с моей старой одеждой, которую она тоже привезла. Он сказал, что приготовил шейк сам, как и завтрак, вот только я не была уверена, что это правда. Вкус был слишком идеальным – обычно такой бывает еда, приготовленная Эхо.

– Мне нужно поговорить с бабушкой, – сказала я.

Могу поспорить, что на дядином лице мелькнуло беспокойство. Его тонкие черные брови сошлись у переносицы.

– Конечно, поговори.

– Она на Луне.

– Я знаю, – сказал он, усмехнувшись. Мне показалось, что он ведет себя немного заносчиво, но в ту же секунду к дяде вернулась прежняя серьезность. – На Луне наша клиентская база растет быстрее всего. Это отличный рынок сбыта с 2092 года, хотя раньше там была всего небольшая группа колонизаторов. Теперь мощные иммерсионные капсулы идут там нарасхват. В одной только Новой Надежде живут около трех миллионов Эхо. Они там повсюду. Просто кишмя кишат. Людям на Луне нужно множество Эхо. Я регулярно там бываю – имею в виду, по-настоящему. Шаттлы до Луны отправляются каждую ночь в двенадцать часов из одиннадцатого терминала Хитроу. Если хочешь, можешь туда съездить.

Я задумалась.

Три миллиона Эхо.

– Пожалуй, я пока ограничусь путешествием в капсуле.

– Конечно, какая разница. Отправляйся.

Капсула с логотипом «Касл» была самой дорогой из всех, что я когда-либо видела, и идеально вписывалась в интерьер комнаты. Ее небесно-голубое покрытие было изготовлено не из карбонового волокна, как обычно, а из аэрогеля и модифицированного магния (так было написано на этикетке).

– Проще простого, – говорил дядя Алекс, объясняя мне, как она работает. Пожалуй, он был прав.

Я вошла и села в кресло – самое роскошное из всех кресел для капсул, к тому же без дурацкого неудобного подголовника. Спинка слегка отклонилась, и темный считыватель мыслей, сделанный из аэрогеля, опустился на мою голову, не касаясь волос.

– Итак, – дверь капсулы была закрыта, и дядин голос доносился ко мне по двусторонней системе внутренней связи. – Чтобы связаться с бабушкой, тебе надо только подумать о том месте, где она находится, в данном случае – о Луне. Затем вспомни ее адрес, если ты его знаешь. Если нет, ее имени, скорее всего, будет достаточно. Понятно?

– Да.

– Ты раньше когда-нибудь бывала на Луне?

– Нет, по-настоящему ни разу. Только в капсуле. Однажды папа летал туда по работе, но он ненавидел это место. И мама тоже была там только один раз.

Я слышала, как дядя Алекс вздохнул.

– Это не стандартная капсула. Это «А-Рейндж 3000», и я должен тебя предупредить…

Я чувствовала, что дядю Алекса переполняет гордость, и кивнула.

– Ты будешь не просто сидеть. Твое тело, конечно, останется на месте, но ты ощутишь, что двигаешься – будто во сне. И это не аватар – ведь и в сновидении действует не твой аватар.

Я уставилась в пустоту перед собой, сделала глубокий вдох и подумала.

Луна.

Ничего.

Луна.

Все равно пустота.

Луна, Луна, Луна, я хочу на Луну.

Ничего не получалось.

– Я не могу пробиться.

– Ты все еще с включенными нейродетекторами? – спросил дядя Алекс. – Луна находится очень далеко, поэтому тебе придется их снять.

Еще один глубокий вдох. И еще один. И еще. Это нелегко и в обычном состоянии, что уж говорить о моей расшатанной психике. Но мне нужно было увидеть бабушку. После убийства прошли уже сутки, а она не смотрит новости. Возможно, она ничего не знает.

Я сняла нейродетекторы и положила их в карман.

В ту же секунду на меня набросилась клаустрофобия. Каждый атом во мне требовал, чтобы я выбралась из капсулы. Наверное, паника возникла из-за того, что я находилась в капсуле, когда моих родителей убили, и я все еще чувствовала вину. Я и сейчас виню себя, но в тот момент чувство было настолько сильным, как будто я сама их убила.

– С тобой все в порядке? – Голос дяди Алекса пробился сквозь мрак.

Я постаралась взять себя в руки.

– Да, я в норме. Все хорошо.

– Отлично, пока я тебя оставлю. А если что-нибудь понадобится, я буду у себя в кабинете.

Я замедлила дыхание, как мама учила меня во время занятий йогой: сделала глубокий вдох, считая до пяти, и точно такой же выдох.

Луна.

И внезапно я понеслась через термосферу в открытый космос.

Глава 16

И вот она Луна, все ближе и ближе. Я уже могла разглядеть огромную темную плоскость Моря Спокойствия, а рядом с ним – два куполообразных города, стоявших почти вплотную друг к другу, сливались в мерцающую восьмерку: Колония Новой Надежды образовывала длинную петлю к югу от Лунного-1.

Я знала бабушкин адрес, но была настолько измучена, что прошло немало времени, прежде чем я вспомнила его полностью.

Колония Новой Надежды.

Я была там, в центре самого странного и – с точки зрения эхофоба – самого страшного города Солнечной системы. Стояла у здания, которое называлось Центр «За пределами Земли». Мимо меня по неровным серо-белым дорогам проезжали медлительные багги. Я дышала искусственной версией воздуха. Снаружи висел старомодный экран вроде тех 3D-экранов, что были в древних кинотеатрах. На нем мелькали слоганы:

ТУРИСТИЧЕСКАЯ ПРОГУЛКА В НЕВЕСОМОСТИ!

ПУТЕШЕСТВУЙ ЗА КУПОЛОМ!

СЕМПУРА – ШАГ ВПЕРЕД

ВСЕГО ОДИН ПРЫЖОК!

ЛУНА – ЗЕМЛЯ: ДИСТАНЦИОННЫЕ ЗНАКОМСТВА

ЛЮБОВНЫЙ КРУГОВОРОТ!

СКАЧИВАЙТЕ НОВЫЙ ТРЕК

«ДЕВУШКА С НЕПТУНА»

КНН[9]9
  КНН (сокр.) – Колония Новой Надежды.


[Закрыть] ЯРМАРКА ЭХО 2115: НАЙДИ СВОЕ ЭХО

КОРПОРАЦИЯ КАСЛ

РАССЛАБЬТЕСЬ! С ВАМИ КАСЛ

Надо мной в небе виднелась Земля. Огромный светло-голубой с зеленым шар в белых завихрениях облаков. По тротуару то и дело сновали люди. Только это были не люди. С безупречной кожей, с буквами «Э» на тыльной стороне ладоней. Примерно половина из них была одета в шиферно-серые плащи с надписью «ЛУНАКОРП». Наверное, это было название строительной компании или что-то подобное (повсюду кругом строили новые здания). Куда ни глянь – Эхо. Единственными людьми, которых я увидела, были уличные торговцы. Стоя за крошечными прилавками, они расхваливали сверкающие желтым цветом капсулы.

Один из уличных продавцов заметил меня. Он показался мне озлобленным. Грубая кожа, постаревшая из-за плохого воздуха, синяя роба – на Земле такие носят в тюрьмах. Бывший заключенный. Эхо и бывшие заключенные. Какой кошмар.

– Гляньте-ка, к нам в гости пожаловало привидение…

Все Эхо уставились на меня. Многие из них были одинаковыми. Здесь не было прототипов. Только старые, потерявшие популярность модели. Их здесь никто не контролировал. Они могли частично выйти из строя, но все равно продолжали функционировать. У них были права. Не много прав, но все же. Сама эта мысль меня пугала. Сердце колотилось, будто кто-то бил в барабан.

– Меня здесь нет, – твердила я сама себе. – Я сижу на стуле, в капсуле, в Лондоне. Мне просто надо поговорить с бабушкой.

Интересно, что бы случилось, если бы меня ранили. В обычной иммерсионной капсуле ничего бы не произошло. Но в ней ты ничего не чувствуешь. Не ощущаешь легкое дуновение ветерка, нагнетаемого на Луне огромной системой кондиционирования. Не чувствуешь острый металлический запах, который здесь повсюду (из-за того, что в коре или мантии много железа – если я правильно запомнила то, что слышала на уроках луноведения).

Хотя физически мое тело оставалось на Земле, я была уверена, что почувствовала бы боль. В отчаянии я пыталась привести мысли в порядок, стоя посреди этой странной улице. Все Эхо таращились на меня.

Башня Армстронга, улица Аполло.

И внезапно я оказалась перед шестиэтажным домом из лунного камня и какого-то металла. Кажется, он был самым высоким в городе.

Квартира, 15. Бабушка… То есть, Имоджен Грин.

А потом я оказалась у металлической отполированной двери, в которую можно было смотреться как в зеркало. Отражение моего аватара мало чем отличалось от меня настоящей. Из примитивно голосового детектора возле двери послышался металлический голос: «Здравствуйте, кто там?»

На меня накатила волна ужаса, когда я вспомнила, зачем я здесь:

– Меня зовут Одри… Одри Касл.

На пару секунд детектор замолк.

Во время последнего разговора с бабушкой мы обсуждали книги. Бабушка – писательница, и довольно известная. Она писала детективы, действие которых происходило в 2060-х во Франкфурте, еще до появления роботов-полицейских. Бабушка сказала, что задумала новую серию романов о Луне.

– Это будут детективы о Новой Надежде, – сказала она. – Правда, мой издатель считает, что здесь нет ничего романтичного. Эхо, горнодобывающие компании да старые отшельники вроде меня. Но на Луне происходит куда больше интересного, чем кажется на первый взгляд… Видишь ли, здесь каждый – я имею в виду людей – от чего-то бежит. Богатые искатели приключений приезжают сюда, чтобы испытать на своей шкуре, что такое настоящая опасность. И даже рабочие, которые строят жилье на северных окраинах города, в Алдрине, знают, на какой риск они идут. Безусловно, жизнь тут кажется примитивной, как у пионеров Дикого Запада, но это так увлекательно. Мне бы хотелось, чтобы ты сюда приехала. Если твоим родителям это не по душе – ничего страшного. Они консервативны и любят Землю. Когда твоя мама меня навещала, ей не терпелось уехать. Она сказала, что культура здесь задыхается. Понятия не имею, что она имела в виду. Я знаю, их беспокоит здешний уровень преступности. А еще говорят, что искусственный воздух вреден. А еще твоим родителям не нравится, что здесь столько Эхо, и т. д, и т. п. Но ты уже почти взрослая девушка, тебе пятнадцать лет. Ты можешь водить машину, голосовать и вообще вести совершенно самостоятельную жизнь…

Я любила бабушку. Мне казалось забавным иметь сумасбродную родственницу, и я с нетерпением ждала лета, когда она приезжала к нам в гости.

Но, конечно, она не встретила меня у входа.

Меня встретил Эхо. Огромный, мускулистый Эхо, ростом выше двух метров, выглядевший как двадцатилетний мужчина. Я сделала глубокий вдох.

Он кивком пригласил меня войти, я прошла по ослепительно белому коридору и оказалась в огромной квартире. По углам комнаты стояли трое Эхо, четвертая растирала бабушке ступни, и еще один стоял у нее за спиной – пропускал ее бирюзовые волосы сквозь пальцы и делал ей массаж головы.

Меня здесь нет. Эхо не могут причинить мне вред.

Я подошла к бабушке, с опаской ожидая момента, когда она заметит двигающуюся к ней голограмму. Жаль, что пришлось снять нейродетекторы.

Эхо, встретивший меня у входа, заговорил, и я подскочила на месте от неожиданности.

– Имоджен, к вам посетитель. Это Одри Касл. Ваша внучка.

Бабушка посмотрела на меня и тут же улыбнулась:

– Одри! Ничего себе – и правда, ты!

– Привет, бабушка.

– Откуда ты взялась?

Она жестом приказала Эхо-массажистам закончить работу. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы встать, и я вспомнила, как папа рассказывал: искусственная гравитация плохо влияет на плотность костей. Я пыталась заговорить, но не смогла. Откуда-то с улицы доносились крики.

– Не беспокойся, милая. Здесь всегда что-нибудь происходит, вот почему тут так интересно жить.

На бабушке был просторный восточный халат, а на шее висела прозрачная баночка с маленькими золотыми капсулами. Ее глаза были широко открыты, что, в сочетании с бирюзовыми волосами, придавало ей слегка сумасшедший вид.

– Так, ладно, – наконец-то смогла выговорить я. Голограмма с бешено бьющимся сердцем. – Бабушка, мне нужно тебе кое-что сказать…

Казалось, бабушка меня не слушает, а просто смотрит на меня, как загипнотизированная, радуясь, что я приехала. Да я и сама смотрела на нее точно так же. Я не видела ее с прошлого года, когда она приезжала к нам помогать после аварии. Бабушке было сто лет, но выглядела она моложе – постоянно принимала таблетки «Вечное Сияние». Папа говорил, что она похожа на гадалку из XIX века. Он был недоволен, что она так давно принимает эти таблетки – все двадцать шесть лет, что он знал ее, а может, и дольше.

Препарат «Вечное Сияние» считался довольно опасным. Наркотик, замедляющий старение, был в свободной продаже для тех, кому больше семидесяти. Но те, кто помоложе, добывали эти таблетки просто ради развлечения, а потом попадали в зависимость. Не знаю, возникло у бабушки привыкание к таблеткам или нет, но папа в этом не сомневался. Он говорил, что мама считала бабушку безответственной: та изменяла всем своим семерым мужьям, включая третьего, который был моим дедушкой и погиб в 2080 году, когда цунами накрыло западное побережье Ирландии. Папа рассказывал об этом, когда мне было всего семь лет. Если речь заходила о бабушке, ему всегда было сложно держать себя в руках.

Вообще-то она выглядела еще моложе, чем в прошлом году. Это было странно.

Раз, два, три, четыре, пять. Вдох. Раз, два, три, четыре, пять. Выдох.

– Ох, Одри. Вот это да… Вот это технологии! Ты как будто и в самом деле стоишь в комнате! Наверное, ты в одной из этих новых капсул, о которых я слышала? Твой дядя сколотит миллиарды на их продаже. Поверить не могу, что твой отец все-таки согласился купить такую вещь. Что-то больно на него не похоже. Я пыталась дозвониться твоей маме, но она не отвечает. Что-то я вдруг разволновалась… Не знаю… У меня вдруг возникло какое-то странное чувство…

Все плохо, все очень плохо.

– Папа не покупал новую иммерсионную капсулу.

Скажи это, скажи, скажи.

– Я не дома, бабушка.

– Как это – не дома?

– Я у дяди Алекса.

Эта новость так ее потрясла, как будто она уже догадалась, что случилось что-то очень плохое.

Скажи ей.

– Бабушка, их уби… – я собиралась сказать «убили». Но было ли это убийством? Алисса была недочеловеком, роботизированной плотью. Если кого-то уничтожает робот или лев, то так и говорят «уничтожает». Я не хочу повышать статус Алиссы. Так что я поправила себя:

– Их… уничтожили.

Сказав это, я заплакала. Слезы были настоящими. И настоящие, и призрачные слезы текли одновременно.

Странно, но мне стало легче. Мне хотелось бы плакать без остановки, но пришлось взять себя в руки – ради бабушки. Та смотрела на меня, как на пустое место, как будто меня вообще там не было (так оно вообще-то и было). Как будто ужасные слова, которые я произнесла, заставили все исчезнуть. Она не плакала. Она словно погрузилась в себя.

– Нет! Нет. Что ты такое говоришь?

Я повторила.

– Уничтожены? Не понимаю, что ты имеешь в виду. Чем? Кем?

Я осмотрелась. В комнате было шесть Эхо. И все они смотрели на меня со своим обычным безразличием. Мне было страшно продолжать, но бабушка должна знать правду.

– Эхо.

– Что?

– После того, как ты вернулась на Луну, мы купили Эхо.

– Да. Твоя мама рассказывала.

Я кивнула.

– Ты хочешь сказать, она уничтожила маму?

– Да, и папу.

– Этого не может быть. Ты что-то путаешь. Ты путаешь. Одри, ты что-то путаешь, – она довольно долго повторяла эти слова. – У Эхо не бывает сбоев.

– У этой был.

Ей потребовалось немало времени – полчаса или больше, пока она наконец-то смогла все осознать.

– Лорна, Лорна, Лорна, – повторяла она, и голос ее постепенно угасал. – Моя… бедная… Лорна.

Внезапно бабушка посмотрела вдаль, как будто увидела саму смерть. Ее бросало от истерики к спокойствию и обратно. Она все пыталась обнять меня. Я чувствовала симуляцию прикосновений, но бабушка вряд ли что-нибудь ощущала. Ее руки скользили сквозь меня.

Она достала из банки пару сверкающих капсул и проглотила. Мне удалось рассмотреть их название: это было не «Вечное Сияние», а «4-Глоу[10]10
  В оригинале glow (анг.) – сияние.


[Закрыть]», в которых содержалась четырехкратная доза препарата. Эта версия «Вечного Сияния» была запрещена на Земле из-за странных побочных эффектов. Их давно уже не принимали, чтобы замедлить старение. От них только ловили кайф.

– Мои таблетки счастья не действуют, – сказала бабушка, проглотив несколько штук. Она была в отчаянии. И все твердила: – Они не работают, не работают, не работают…

Эхо, массировавшая ее ступни, женщина с короткими темными волосами и красиво очерченными скулами, заговорила:

– Госпожа, вы уже приняли шесть капсул. Это ваша дневная норма. Вы просили напоминать об этом.

– Ох, Чонтича. К черту дневную норму, – ответила бабушка и продолжала глотать таблетки одну за другой. Ее руки жутко тряслись. Казалось, все ее тело содрогается. Сперва я подумала, что исказился иммерсионный видеоряд, но это было не так. Все оставалось неподвижным, кроме бедной бабушки.

– Моя дочь умерла! – крикнула она Эхо. – Кто-нибудь из вас знает, как это – терять того, кого любишь? Конечно, нет. Потому что вы не умеете любить. У вас нет чувств. У вас нет… – Она споткнулась, сделала глубокий вдох и буквально выплюнула это слово, громко и протяжно: – Чувств!

Бабушка закинула в рот еще две капсулы. Ее щеки словно озарились светом, а потом, когда она проглотила таблетки, приглушенное сияние спустилось вниз по горлу. Она подошла к Эхо по имени Чонтича.

– Ты убила мою дочь, – сказала она и влепила ей пощечину.

– Бабушка, пожалуйста, успокойся, попробуй дышать глубже.

– Дышать глубже?! Не приставай ко мне с этой йоговской чушью! Она убила мою дочь!

– Я не убивала вашу дочь, – спокойно возразила Чонтича. И бабушка ударила ее снова. Я хотела сказать, что ей нужны нейродетекторы, но она не знала, что это такое. Да и вряд ли она слушала – просто смотрела на меня безумными широко открытыми глазами.

– Одри, милая… Ты должна приехать сюда. Ты можешь поселиться здесь, в Новой Надежде. Ты должна приехать…

Я словно наяву услышала папин голос: «Одри, обещай мне: когда станешь старше, ты не покинешь Землю, если в этом не будет крайней необходимости».

Бабушка вплотную подошла ко мне и заговорила таким голосом, что я засомневалась в ее адекватности:

– Шаттлы с рабочими отправляются сюда каждую ночь. Тебе даже деньги не понадобятся… Просто нужно пройти паспортный контроль… Подожди-ка минутку, дорогая, подожди…

И она вышла из комнаты. Теперь она двигалась гораздо быстрее – возможно, благодаря таблеткам. Наверное, они снимали боль.

Я осталась одна в комнате, полной Эхо, и меня накрыло волной паники.

– Может быть, вы хотите чего-нибудь выпить, гостья Одри? – спросил меня один из них с обычной нейтральной интонацией. Это был тот парень, который меня встретил.

– Нет-нет… Все в порядке.

– Тогда, может быть, побеседуем? Меня зовут Герман. Чем вы любите заниматься в свободное время?

– Правда, я в порядке. В порядке. Просто…

– Вы кажетесь взволнованной, гостья, – сказала другая Эхо, стоявшая в углу.

– Все в порядке. Пожалуйста…

– Гостья, вас выдает напряжение голосовых связок, – сказала третья, та, которая массировала бабушке голову. – Подумайте о чем-то хорошем.

Я закрыла глаза.

– Бабушка, – закричала я. – Бабушка! Где ты?

Она вернулась в комнату. Теперь она улыбалась. Похоже, совсем тронулась от своих таблеток. На руках она держала кошку. Огромную, пушистую персидскую кошку.

– Ее зовут Лаки Брутс, в честь американского президента. По-моему, хорошее имя для кошки. Мне бы так хотелось, чтобы ты осталась и смогла ее погладить. Я имею в виду по-настоящему погладить.

– Я боюсь, – прошептала я. – Боюсь Эхо.

– Не стоит, милая. Это просто машины, иногда они ломаются. Если кто-то попадает в аварию, он все равно покупает себе новый автомобиль. И у дяди Алекса есть Эхо.

– Ты только что ударила свою Эхо.

Она смутилась.

– Разве?

– Да.

– И у дяди Алекса есть Эхо, – снова сказала она, не замечая, что повторяет одно и то же.

Я подумала о Дэниеле, о том случае с шахматами.

– Я их не вижу. Почти не вижу. Дядя говорит, что будет держать их на другом этаже.

– Как мило с его стороны, – сказала бабушка, хотя, по-моему, ничего такого не имела в виду. Я заметила, что она перестала дрожать.

– Бедная Лорна, – проговорила она. – Любимая, любимая, любимая маленькая Лорна… в маленьком красном комбинезончике, который она носила в детском саду…

Я переживала за бабушку. Лучше бы она плакала, лучше бы каталась по полу и выла. Но то, как она себя вела, было гораздо хуже. Может, когда твое горе нестерпимо глубоко, ты проходишь сквозь него и оказываешь по ту сторону. А может быть, она просто приняла чересчур много таблеток. Сияние заливало ее от груди до плеч – это было видно даже через одежду.

– Ты можешь приехать и пожить у дяди Алекса, – сказала я.

Мои слова подействовали на бабушку так, будто я ударила ее по лицу:

– Нет! Нет, я никогда к нему не поеду.

– Но почему?

Крики снаружи становились все громче. Раздался звук автоматной очереди. Но, похоже, бабушку это абсолютно не беспокоило. Да и меня в тот момент тоже. Я просто хотела поскорее услышать ответ.

– Алекс и… и… и твой папа. Мама мне кое-что рассказывала.

– Что?

Но бабушка была не в состоянии говорить. Ее взгляд затуманился:

– Что, дорогая?

– Бабушка, ты хотела мне что-то сказать.

– Правда? Что-то об Оксфорде?

– Об Оксфорде?

– Оксфордском университете. Тебе почти шестнадцать, пора поступать.

– Бабушка…

Она вспомнила – ее лицо исказилось от горя. И тут же со смехом сказала:

– Ты так похожа на маму. Ее точная копия.

Я не понимала, что здесь смешного. А потом она заплакала.

Ко мне подошла Чонтича:

– Вы расстраиваете хозяйку. Пожалуйста, уходите.

Другой Эхо тоже двинулся в мою сторону:

– Вы расстраиваете хозяйку. Пожалуйста, уходите.

Я запаниковала. Это все не по-настоящему. Меня здесь нет.

– Все в порядке, – сказала бабушка. – Она не причинит мне вреда.

А потом прошептала мне:

– Они все подержанные.

– Бабушка, с тобой все будет хорошо?

Она нащупала оставшиеся таблетки:

– Да, да…

– А теперь вспомним, что ты хотела мне рассказать. Бабушка? Что я должна узнать? Про папу и …

В комнате что-то происходило.

По полу потекла темнота. Исчез один Эхо, за ним другой, мрак поглотил искусственный кактус и кошку. Среди тьмы осталась только бабушка, которая все еще что-то говорила.

– Бабушка! Бабушка! Я тебя не слышу! Я не понимаю, что происходит. Наверное, что-то со связью…

Вот и все.

Бабушкин восточный халат, бирюзовые волосы, искаженное страхом лицо растаяли, словно кошмар, растворяющийся в тумане сна. Сохранились только очертания ее рта, беззвучно произносящего мое имя.

А потом – ничего.

Ничего, кроме темноты считывателя мыслей.