Текст книги "Шерлок Холмс пускается в погоню (сборник)"

Глава третья

Поздним утром следующего дня я прибыл на Бейкер-стрит и обнаружил, что Лестрейда еще нет. Холмс, не переодевший домашнего халата, сидел на кушетке среди кипы скомканных утренних газет, будто птица, взгромоздившаяся на бумажное гнездо.

– Доброе утро, Холмс.

– Уотсон! – воскликнул он, вставая с кушетки. – Воплощенная пунктуальность, как и всегда. Без сомнения, военное прошлое дает о себе знать.

– Так точно.

Холмс выглянул в окно.

– Наш общий друг Лестрейд скоро прибудет. Уже доставили телеграмму. Ответ на мое приглашение. Ага, вот и он!

Будто по сигналу, зазвонил дверной звонок, и мы услышали, как миссис Хадсон впускает в дом инспектора.

Немногим позже он сам вошел в гостиную и в расстройстве кое-как пристроил шляпу с пальто на вешалку.

– Мистер Холмс! – вскрикнул он, будто под пыткой. – Вы коварный и жестокий шельмец. Что вам стоило предупредить меня или доктора Уотсона? Почему бы вам не поступать так каждый раз, как захочется исчезнуть?

Холмс изобразил сожаление и ехидно улыбнулся:

– Право, инспектор, я раскаиваюсь. Однако не поверю, будто единственная цель вашего визита – напомнить мне, что в старом добром Лондоне у преступников не бывает выходных. Чем могу быть полезен?

Лестрейд сел и сделал глубокий вдох.

– Вам должно быть известно, мистер Холмс, что Скотленд-Ярд недавно переехал в Вестминстер.

– Конечно.

– Так вот, в общем и целом мы справляемся с ожидаемым ростом мелких беспорядков и преступлений.

– Я в этом не сомневался.

– И все же попадаются дела настолько запутанные и причудливые, что даже наши лучшие умы не в состоянии их раскрыть.

Холмс забрался с ногами на кресло, подтянул колени к груди и расположил голову на сцепленных пальцах. Не поднимая взгляда, он сказал приглушенным голосом:

– Прошу, инспектор, расскажите, чт́о вам известно.

Лестрейд принялся расхаживать перед камином.

– Мистер Холмс, – выдохнул он, – я знаю, вы всегда мечтали расследовать идеальное «преступление в закрытой комнате»[6]6
  Преступление в закрытой комнате – классическая схема детективного сюжета, когда преступление (обычно убийство, реже кража) совершается в изолированном помещении, куда не мог проникнуть никто со стороны и откуда преступник скрылся непостижимым образом.


[Закрыть] и были к этому чертовски близки в восемьдесят третьем, когда распутывали дело мисс Элен Стоунер о пестрой ленте – индийской болотной гадюке. А ранее – подозрительный случай с субъектом, который настолько боялся за свою жизнь, что держал при себе личного врача. Как бишь его?

– Блессингтон, – сказал я.

– О да, спасибо, доктор Уотсон. Блессингтон[7]7
  См. рассказ Конан Дойла «Постоянный пациент». – Ред.


[Закрыть].

Холмс кивнул и жестом попросил продолжать.

– Мистер Холмс, я сдаюсь. Ваше идеальное «преступление в закрытой комнате» свершилось посреди чистого поля и припорошено нетронутым, свежевыпавшим снегом.

Тут Холмс резко выпрямился и, как мне показалось, жадно сглотнул слюну. (Следует признать, что, несмотря на серьезность разговора, я еле сдержал смешок.)

Раздался стук в дверь, и вошла миссис Хадсон с большим подносом, а мы с Лестрейдом освободили для него место на столе.

– Пожалуйста, инспектор, продолжайте, – взмолился Холмс.

– Вам известно о тюрьме ее величества Уормвуд-Скрабс в Хаммерсмите, недалеко от Шепердс-Буша?

– Да, – ответил Холмс. – Хотя я там ни разу не бывал. Она выстроена силами арестантов в соответствии с проектом сэра Эдмунда Дю Кейна. Строительство должно быть закончено в следующем году, однако там уже содержатся сотни заключенных.

– Да, мистер Холмс, та самая. – Лестрейда как будто изумила осведомленность моего друга.

Здесь следует пояснить читателю, что сам я бывал в тюрьме Уормвуд-Скрабс дважды, когда заключенным требовались услуги врача. Поведав об этом, я попросил Лестрейда продолжать.

– Так вот, доктор, раз вы бывали там, то должны помнить, что здание тюрьмы окружено лесом и пустырями, протянувшимися на значительное расстояние.

Я кивнул.

– Это произошло четыре ночи назад, накануне Хеллоуина. Если быть точным, ближе к утру. Лесоруб и его шестилетняя дочь, живущие к юго-западу от тюрьмы, нашли обезглавленное тело, одетое в форму тюремного охранника. Оно лежало посреди чистого поля, ограниченного густым лесом с запада, проездом Вуд-лейн с востока и фермами Уормхолт и Олд-Оук с юга. Не меньше пятидесяти метров открытого пространства в любую сторону, куда ни посмотри. Следы покойника свидетельствовали, что пришел он из тюрьмы. По утверждениям местных констеблей, вблизи от тела обнаружены только три цепочки следов. Одна оставлена мертвецом, две другие – лесорубом, который первым подошел к месту преступления, чтобы получше рассмотреть находку, и его санями.

Тут Холмс улучил момент и спросил:

– Как звали лесоруба, инспектор?

– Мистер Уильям Холлис. Этот самый Холлис показал, что, когда он приблизился к месту происшествия, у трупа из обрубка шеи еще шел пар.

Холмс выпрямился, закурил старую глиняную трубку и бросил спичку в ящик для угля.

– Его, конечно, уже арестовали?

– Нет.

Холмс был потрясен ответом Лестрейда.

– Жертва с отрубленной головой, а рядом – человек, умеющий обращаться с топором, – оснований больше чем достаточно, чтобы, как минимум, задержать лесоруба.

Лестрейд подался вперед в кресле и сказал, глядя Холмсу прямо в глаза:

– А вот тут начинается самое интересное. Согласно отчету местного констебля, следы лесоруба и его саней не приближаются к телу более чем на десять метров, а это слишком уж далеко, чтобы обезглавить кого-то взмахом топора. К тому же у лесоруба железное алиби по второму эпизоду.

– Еще одно убийство? – одновременно спросили мы с Холмсом.

– Да, – выдохнул Лестрейд. – Это произошло в первые часы того самого дня, когда мы с вами встретились на Бейкер-стрит, доктор.

– И второе убийство в точности повторяет первое? – поинтересовался Холмс.

– До самых мелочей, мистер Холмс. Второй жертвой также стал тюремный охранник. Он шел на юг от Уормвуд-Скрабса, когда его обезглавили. На этот раз тело обнаружил констебль, и он клянется, что на четверть мили вокруг не было ничего, кроме следов самого бедняги. И вот еще что объединяет оба убийства: головы жертв исчезли бесследно.

– Невероятно! – воскликнул я.

Холмс жадно потер руки:

– Благодарю, инспектор. Это все, что мне пока необходимо знать. Скажите только, шел ли снег в Хаммерсмите с тех пор, как случилось первое убийство?

Лестрейд на секунду задумался.

– Нет, снега не было.

Холмс вскочил со стула и направился прямо в спальню, на ходу развязывая пояс халата.

– Тогда нельзя терять ни минуты. Мать-природа может преподнести нам сюрприз, скрыв все важнейшие доказательства и эти ваши следы заодно. Уотсон! – крикнул он из комнаты. – У нас тут намечается охота. Не хотите ли присоединиться? Каково ваше расписание на сегодня?

– Конечно хочу! – взволнованно ответил я. – Нужно будет только телеграфировать Джексону, чтоб совершил за меня обход.

– Старый добрый Джексон! И что бы я без него делал?

Минутой позже Холмс появился, полностью одетый и готовый к путешествию.

– Заедем ненадолго к вам. Хорошая возможность предупредить миссис Уотсон и собрать вещи в дорогу.

На пути к двери Холмс остановился напротив меня и прошептал:

– Могу я рассчитывать на ваш армейский револьвер, доктор?

– Конечно, – уверил его я.

Глава четвертая

Без пяти одиннадцать мы втроем стояли на вокзале Хай-стрит в Кенсингтоне в ожидании одиннадцатичасового поезда. Все это здание, изобилующее разнообразными арками, с большой стеклянной люстрой под потолком, было увешано полотнищами и вымпелами цветов Юнион Джека[8]8
  Юнион Джек – неофициальное название флага Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии. Учрежден в 1801 году. Сочетание цветов и расположение полос на нем отражают особенности существовавших в то время флагов Англии, Шотландии и Ирландии, символизируя их союз.


[Закрыть]. Я молча рассматривал пестрое убранство вокзала, заполненного людским гомоном, который гулким эхом разносился под высокими сводами. Порождаемые сотнями пассажиров и десятками работающих механизмов звуки водоворотом врывались в мои уши.

– А не подняться ли нам в паб на летнюю платформу? Позволим себе немножко расслабиться, господа, – предложил Холмс сквозь шум и развернулся к лестнице.

– Но, Холмс, мы ведь пропустим свой поезд, – возразил я.

– Ничего подобного, Уотсон. Вероятнее всего, он прибудет с некоторым опозданием.

– Вздор! Можете прохлаждаться в пабе, если вам угодно, мистер Холмс, но у меня в Хаммерсмите служебные дела, и я никуда отсюда не уйду до одиннадцати часов, – возразил Лестрейд и уселся на скамейку посреди платформы.

Я же, привыкший верить Холмсу, поднялся вместе с ним в заведение, незатейливо именуемое «Чайник и котелок», и выпил пинту пива, все время беспокойно поглядывая на платформу, где Лестрейд уже расхаживал взад и вперед. Вскоре Холмс посмотрел на часы и встал. Оставив на столе несколько монет, он неторопливо двинулся в сторону платформы. Я сверился со своим хронометром и отметил, что уже без малого четверть двенадцатого.

Мы вернулись к Лестрейду и стояли молча почти до одиннадцати двадцати пяти, когда наконец терпение инспектора лопнуло.

– Да где же этот чертов поезд?! – сорвался он. – И откуда, черт побери, вам было заранее известно, что он задержится?

– Элементарно, дорогой инспектор, – прогулочной тростью Холмс указал на флаги и вымпелы, развешанные по всей станции. – Эти полотнища напомнили мне о заметке, что я прочел в утренней газете. Сегодня открывается первая электрифицированная железная дорога, соединяющая Сити с Южным Лондоном. Торжественная церемония по этому поводу, на которой присутствовал сам принц Уэльский, проходила на станции Стокуэлл с десяти тридцати до одиннадцати часов. Она, как я и предполагал, замедлила движение поездов по меньшей мере минут на двадцать. Эти безвкусные украшения, несомненно, развесили в честь празднества.

Лестрейд, кажется, что-то такое припомнил:

– И вы бросили меня тут одного изнемогать от ожидания, да?

– Я был уверен, что столь опытный сыщик, как вы, предусмотрел задержку и остался на платформе лишь потому, что не испытывал желания промочить горло.

Слова Холмса сочились сарказмом. Я вновь закашлялся, скрывая смех.

– Да-да. Конечно, – промямлил Лестрейд и поднял глаза на флаги. – Возмутительная безответственность.

– Совершенно верно, инспектор, – согласился Холмс. – Уверенная поступь промышленного прогресса то помогает сыску, то мешает ему. Станем ли мы благодарить прогресс за первое и бранить за второе? – Холмс указал концом трости на ближайшее железнодорожное полотно: – А! Вот и наш запоздалый поезд, если я не ошибаюсь.

Секундой позже пыхтящий состав вполз на станцию. Пассажирские вагоны также были украшены растяжками и вымпелами, которые отрывисто хлопали на ветру и будто рукоплескали Холмсу, дразня инспектора.

– Возмутительная безответственность, – повторил Лестрейд, пока мы усаживались в вагон первого класса.

Я снова «прокашлялся».

Как только мы заняли места и поезд набрал скорость, Холмс принялся рассуждать вслух:

– А где был наш лесоруб во время второго убийства, инспектор? Что там у него за алиби?

– Трактир «Крюк и ножницы» в Шепердс-Буше расположен в миле на юг от места преступления. Его хозяин готов подтвердить под присягой, что Холлис провел там весь вечер и был слишком пьян даже для того, чтобы добраться до двери, не говоря уже о двухмильной прогулке с целью снять трезвому охраннику голову с плеч.

– И кто может подтвердить историю трактирщика?

– Двое. Во-первых, дочь лесоруба, которая, как обычно, была с ним в трактире той ночью.

Я выразил недоверие, громко хмыкнув:

– Он что, среди ночи в метель потащил свою маленькую дочку в трактир?

– Мать бедняжки скончалась родами, и Холлис вынужден повсюду таскать девчушку за собой, – объяснил Лестрейд. – Констебль узнал от нее, что в ночь второго убийства они с отцом оставались в трактире до рассвета.

– А во-вторых? – поинтересовался я.

– Жена трактирщика из жалости обычно забирает малютку в комнаты над трактиром, чтобы та поиграла с ее ребятишками. А тем временем папаша внизу накачивается элем и засыпает до утра. Трактирщица готова поклясться, что в девять уложила девочку вместе со своими детьми. После она по доброте душевной – три часа до и два часа после убийства – каждые десять минут проверяла, не намерен ли Холлис покинуть трактир. Так вот, он даже с места не сдвинулся.

– Значит, преступление было совершено около полуночи. Верно, инспектор? – предположил Холмс.

– Ближе к двенадцати.

– А первое, как вы упоминали, случилось ближе к утру?

– Да. По утверждению тюремного доктора, взявшего на себя роль патологоанатома, смерть первой жертвы наступила между часом тридцатью и двумя тридцатью ночи.

– Очень хорошо. Спасибо, инспектор.

Холмс откинулся на спинку, после чего замолчал и задумчиво уставился в окно. Мы с Лестрейдом до конца поездки развлекали друг друга разговорами о Новом Скотленд-Ярде и других вещах, не имеющих никакого отношения к убийствам.

Как только мы сошли на станции в Шепердс-Буше, к Лестрейду подошел констебль, отдал честь и представился как сержант Куин.

Лестрейд отсалютовал в ответ и указал на нас:

– Это мистер Шерлок Холмс и его компаньон доктор Уотсон. Они должны иметь доступ ко всем материалам дела наравне со мной. А теперь, будьте добры, Куин, отведите нас к местам преступлений.

– Как скажете, сэр, – кивнул тот с улыбкой и пригласил к ожидавшему экипажу.

– Что насчет нашего багажа? – осведомился я.

Сержант вытянулся по стойке смирно:

– Я распоряжусь, чтобы его доставили… Где вы собираетесь остановиться, господа?

– Было бы замечательно, если бы славный констебль распорядился доставить наши вещи в трактир «Крюк и ножницы». Спасибо, – проговорил Холмс.

– «Крюк и ножницы», сэр? Человек вашего положения, определенно, предпочел бы разместиться в более приличном месте. – Куин поднял руку и указал на внушительное здание на северо-восточном углу перекрестка: – Может, вам больше подойдет «Герб Бомонов», тут, через дорогу?

Я уже собирался принять его соблазнительное предложение, когда вмешался Холмс.

– «Крюк и ножницы» будет в самый раз, благодарю вас, сержант, – ответил он, поставив точку в разговоре.

– Отлично, сэр.

Куин подошел к телеге с сеном, в которой лениво развалился местный фермер, пока его лошади пили из корыта, и попросил доставить наш багаж в трактир.

Глава пятая

Сержант Куин приехал за нами на станцию в открытой повозке. И по пути обоняние мое неожиданно уловило запах цветов – приятный сюрприз в студеную пору. Источник аромата я обнаружил, заметив указатель «Фритвильские сады» и множество оранжерей. Мы повернули на запад к Аксбридж-роуд и продолжили путь по ней, пока не свернули на север к Блумфонтейн-роуд.

Дорога увлекала нас все дальше на север от Шепердс-Буша. Я, признаться, был поражен, как быстро лондонский пригород уступил место лесам и обширным сельскохозяйственным угодьям. Мы продолжали двигаться на север по Блумфонтейн-роуд, и вскоре Куин указал на фермы Уормхолт и Олд-Оук, мимо которых мы как раз проезжали. Они были аванпостом цивилизации в этом глухом уголке Англии. Окружая фермы, от самого Шепердс-Буша до мрачных стен тюрьмы Уормвуд-Скрабс тянулись поля, луга и леса.

Мы покрыли около десятой части мили, когда Куин свистом остановил лошадь у низкой каменной изгороди. Поставив повозку у правой обочины, мы преодолели изгородь и направились на восток через спавшие под снегом пастбища и фермерские земли. Ранний снегопад покрыл местность кипенно-белым искрящимся одеялом в фут толщиной, и вид был настолько прекрасным и безмятежным, что почти заставил меня забыть о причине нашего визита.

Через сотню ярдов мою мечтательность затмил ужас: большое пятно багровело на снегу, точно небрежный великан пролил пиршественную чашу на девственно-белый афганский ковер. Рядом с пятном на снегу все еще можно было разглядеть отпечаток человеческого тела. Две параллельные полосы отделяли нас от места убийства, следы внутри колеи указывали на юго-восток. Холмс подбежал к отпечатку тела, взмахом руки остановив нас на обозримом расстоянии.

Он прокричал Куину:

– Полагаю, эти следы оставлены санями мистера Холлиса?

– Да, мистер Холмс.

– И могу предположить, – продолжил Холмс, – что мистер Холлис, человек весьма крупный, носит одежду из меха. При нем был большой послушный пес.

Куин выглядел пораженным:

– В точности так, мистер Холмс! Точнее Священного Писания! Но как вам удалось узнать все это по…

Холмс отмахнулся от вопроса Куина и продолжил осматривать пятно.

Не будь я знаком с обыкновениями моего друга, когда он бывал поглощен делом, дальнейшие его действия, пожалуй, меня озадачили бы и даже вызвали немалую тревогу. Сначала Холмс покружил вокруг отпечатка, затем опустился на колени, чтобы изучить пропитанный кровью снег, а после улегся и уставился в небо, в точности повторив позу мертвеца. Со стороны могло показаться, что он на загородной прогулке и всего-навсего отдыхает.

Наконец он быстро встал и пошел по большому кругу, центром которого было место убийства. Не успев завершить круг, Холмс резко упал на одно колено, извлек из нагрудного кармана лупу и начал внимательно рассматривать непримечательный на первый взгляд пятачок. Затем, опять вскочив на ноги, рванул в северо-восточном направлении. Он призвал нас следовать за ним, но взмахом руки дал понять, чтобы мы держались подальше от места преступления.

Через несколько сотен ярдов Холмс вновь припал на одно колено и примерно с полминуты изучал снег. Потом он поднялся и вернулся к нам.

Обращаясь к Куину, Холмс сказал:

– Возьмусь предположить, что прочие следы, а также отпечаток колес повозки оставлены людьми, забравшими тело жертвы, и появились после того, как вы осмотрели здесь все.

– Да, мистер Холмс, – ответил Куин.

Холмс весело потер руки:

– А теперь, сержант, проводите нас к месту второго убийства, пожалуйста.

Куин вопросительно посмотрел на Лестрейда. Тот кивнул. Тогда констебль достал блокнот, осмотрелся и указал в северо-западном направлении:

– Туда, господа.

Мы пробирались вслед за уверенно шагающим сержантом почти три десятых мили. Я уже начал было ощущать первые приступы боли в ноге, когда заметил неподалеку место происшествия, весьма похожее на первое. Снова большое багровое пятно, а рядом с ним четкий отпечаток человеческого тела.

Подход Холмса к изучению места убийства был все тем же: нас он оставил в стороне, а сам, как и в предыдущий раз, лег в отпечаток, оставшийся от тела незадачливого охранника, и устремил взгляд к небу. Затем Холмс поднялся и продолжил разгуливать вокруг да около, после чего достал свое увеличительное стекло, чтобы исследовать снег.

И снова он сорвался и побежал на северо-восток, пока не опустился на колени с лупой в руке, всматриваясь во что-то невидимое.

– Ага! – крикнул Холмс, вскакивая на ноги. – Они абсолютно одинаковые!

После чего положил увеличительное стекло обратно в карман и вернулся к нам.

– Куда теперь, мистер Холмс? – спросил Куин.

– Не скажу за других, а с меня на сегодня достаточно свежего воздуха. Боюсь, мне привычней густой лондонский смог. Предлагаю переместиться в трактир и наполнить животы мясом и элем, а легкие – табачным дымом.

– Как пожелаете, сэр.

Через полчаса мы уже вытирали ноги у порога трактира «Крюк и ножницы». Обеденная зала, закопченная комната с темными деревянными балками вдоль низкого потолка и дубовыми панелями на стенах, украшенная охотничьими трофеями и пастушьей утварью, не только отвечала названию местности[9]9
  Название «Шепердс-Буш» буквально переводится как «Пастушьи Кущи».


[Закрыть], но и знакомила со старинными ремесленными поделками. Казалось, это скорее охотничий домик, нежели загородная таверна. Повсюду стояли игровые столы, занятые в основном местными жителями.

Мы прошли к бару, где нас встретил хозяин, мистер Пинкертон, грузный лысый мужчина с широкими бакенбардами.

– Добро пожаловать, господа! Ваш багаж уже прибыл, и я отправил мальчишку отнести его наверх. Сейчас там моя жена прибирается к вашему приходу. – Он на секунду пришел в недоумение, а затем спросил: – Вы останетесь втроем? Там только две сумки.

– Нет, – ответил Лестрейд. – Мне нужно будет вернуться в Лондон к своим делам. Я просто сопровождал сюда мистера Холмса.

– А вы довольно проницательны, мистер Пинкертон, – произнес Холмс, расписываясь в регистрационном журнале.

– Только когда дело касается моего ремесла, мистер Холмс. Я держу эту таверну слишком долго, чтобы упустить из виду что-то подобное.

– Но когда он сядет за карты, не услышит и того, как королевская гвардия промаршировала посреди комнаты, – донесся женский голос откуда-то из кухни.

Круглый живот мистера Пинкертона заколыхался от смеха.

– Верней и не скажешь, дорогая. Господа, моя супруга, миссис Пинкертон.

– Ваши комнаты готовы, господа, – объявила трактирщица, крепкая женщина с круглым румяным лицом, светлыми глазами и доброй улыбкой, чья несколько неряшливая одежда и грязный фартук свидетельствовали, что бесконечные дела не дают ей заняться собой. – Могу подать пастуший пирог[10]10
  Пастуший пирог – картофельная запеканка с мясом. Это традиционное блюдо английской кухни имело и другое название – «коттеджный пирог», поскольку картофель служил основной пищей небогатых людей, живущих в небольших домиках. Его нередко приготовляли из остатков зажаренного накануне мяса. – Ред.


[Закрыть] и эль. Будете обедать тут или у себя?

– Можно и здесь, спасибо. – Холмс будто прочитал мои мысли.

Мистер Пинкертон, разогнав парочку нетрезвых работников с ферм и стряхнув со стола сор, усадил нас в уютном местечке у очага.

А миссис Пинкертон подала обещанный ужин и осведомилась, не нужно ли нам чего-нибудь еще.

– Еда выглядит великолепно, спасибо. А так… Не укажете ли вы нам мистера Холлиса? – попросил Холмс, оглядывая толпу.

– Холлиса еще не было сегодня, мистер Холмс, – ответил Пинкертон, качая головой. – Хотя, думаю, он появится в течение часа.

– Отлично, – оживился мой друг. – Будьте так любезны, познакомьте нас, пожалуйста, как только он придет.

Трактирщик кивнул, беспокойно улыбнулся и уже было собрался уйти, но вдруг остановился и робко произнес:

– Думаю, лучше позволить ему спокойно выпить пару пинт, прежде чем задавать вопросы. Иначе он может и нагрубить.

– Что ж, тогда запишите его выпивку на мой счет.

Пастуший пирог был так же хорош на вкус, как и на вид, а вот эль местного производства я нашел чуточку слабоватым. После ужина мы с Холмсом заняли пару удобных кресел у огня и закурили в тишине, ожидая прихода Холлиса. Должен признаться, я время от времени задремывал и чуть не подскочил от неожиданности, когда Холмс ткнул меня под ребра.

– Что такое?

Холмс кивнул на дверь:

– Думаю, это наш лесоруб.

Я кое-как разлепил веки и, взглянув на вход, увидел массивную темную фигуру, полностью загородившую дверной проем. Мне пришлось дважды моргнуть, чтобы убедиться, что это не галлюцинация. Холлис был настоящим великаном: около семи футов ростом, руки толщиной со ствол дерева, грудные мышцы выпирают, словно нос корабля. А его угольно-черным кудрям и бороде позавидовал бы сам Эдвард Тич[11]11
  Эдвард Тич (1680–1718) – английский пират, орудовавший в Карибском море. Имел прозвище Черная Борода.


[Закрыть].

Из-под его мощной руки показалась крошечная девчушка с золотистыми кудрями и пронзительно голубыми глазками, составлявшая со своим косматым родителем почти комический контраст. Великан помог малышке раздеться, и та вопросительно взглянула на него. Своей огромной лапищей отец ласково потрепал ее по голове. Получив одобрительный кивок, девочка улыбнулась и вприпрыжку взбежала по лестнице, как я полагаю, в комнаты Пинкертонов, к своим юным друзьям и их заботливой матери.

Холлис повесил одежду, свою и дочери, возле нашей. Рядом он пристроил громаднейший из всех когда-либо виденных мной топоров. Рассматривая орудие его труда, я невольно представил, как оно отсекает головы двух ничего не подозревающих тюремных охранников.

– Ну-ну, Уотсон! – покачал головой Холмс. – Нельзя видеть в человеке убийцу, не имея на руках фактов.

– В общем, да, но оцените размеры этого… Господи, Холмс! Вы снова прочитали мои мысли!

– Всего лишь оттого, что и сам об этом подумал, друг мой. И тем не менее мы должны помнить: способность или возможность еще не означают вины. Это типичная ошибка сыщика-новичка. И, боюсь, ей особенно подвержены представители сил правопорядка.

– Такие грубые промахи совершают и наши репортеры. Они готовы навесить обвинения в уайтчепелской бойне на всякого, кто имеет несчастье быть хирургом по имени Джек[12]12
  Характер повреждений на теле жертв Джека Потрошителя, убивавшего проституток в Уайтчепеле и прилегающих районах Лондона во второй половине 1888 года, наводил на мысль, что они нанесены человеком, владеющим навыками хирурга или мясника.


[Закрыть].

Холмс глубоко затянулся и выпустил в сторону очага несколько колец дыма.

– К сожалению, вы правы, Уотсон. И, сдается мне, ничего не изменится еще как минимум сотню лет.

Я усмехнулся и заказал себе бренди. Мистер Пинкертон в это время как раз подносил лесорубу его первую пинту и, судя по жестам, уведомил Холлиса, кто взялся оплатить его счет. Тот недоверчиво глянул в нашу сторону, но сдержанно улыбнулся и приподнял стакан. Мы ответили тем же и позволили лесорубу в одиночестве согреваться выпивкой, прогоняя промозглую стужу из костей. Когда был выпит третий стакан от щедрот Холмса, мой друг подал знак мистеру Пинкертону представить нас Холлису. Пинкертон перемолвился с лесорубом парой слов, а затем махнул нам рукой.

– Билл, – сказал он Холлису, – это мистер Шерлок Холмс. Он и его помощник здесь по просьбе Скотленд-Ярда – расследуют дело об убийстве тюремных охранников.

Холлис попытался приподнять свою тушу со скамьи. Удалось ему это только наполовину, после чего он с тяжелым глухим стуком опустился обратно.

– Прошу меня извинить, джентльмены. Ваша щедрость, похоже, сыграла со мной злую шутку. Я немного перебрал.

– Не стоит беспокоиться, мистер Холлис, – заверил Холмс. – У нас к вам всего несколько вопросов, если не возражаете.

– Ну что ж, присаживайтесь. Попробую удовлетворить ваше любопытство. Хотя я уже выложил все констеблю про то дело.

– Расскажите, пожалуйста, еще раз о том, что вам известно, – настоял я.

Холлис сделал большой глоток эля и поднял глаза к потолку, будто восстанавливая события в голове.

– Так это на Хеллоуин случилось. Мы с малюткой Агнес шли полем в трактир: я – чтобы выпить, а она, значит, играть да учить буквы у миссис Пинкертон.

– Учить буквы? Так вот зачем вы повели ее сюда в ночь? – спросил я.

– За тем самым. Ее мать, святая женщина, померла, дав ей жизнь. Не оставлю же я малютку в хижине совсем одну, ведь так? Кроме того, денег на нормальную школу у меня нет, а миссис Пинкертон учит своих детей буквам да цифрам. Вот я и решил испросить позволения для Агнес бывать на ее уроках. Миссис Пинкертон сказала, что была бы рада. Я и беру дочку сюда каждый раз, как продам то, что нарубил за день.

Холмс понимающе кивнул:

– Расскажите о той ночи, мистер Холлис.

– Как я уже сказал, мы с Агнес шли через поле. Я тянул сани с дровами для Пинкертонов, а Агни и Кромвель, укрытые шкурами, сидели поверх дров.

– Простите, а кто такой Кромвель? – перебил Холмс.

– Мой мастиф, мистер Холмс. Взял его еще щенком, нынче мой оплот и подмога. Отгоняет волков, пока я рублю лес. По правде сказать, он теперь скорее конь, нежели пес.

– Благодарю, продолжайте, – поторопил Холмс.

Холлис сделал еще один порядочный глоток эля и утер пену с бороды.

– Я вдруг заметил что-то темное в снегу севернее фермы Уормхолт. Мне показалось, что-то тут не так, поэтому я оставил Агнес с Кромвелем, а сам пошел взглянуть. Не успев приблизиться, я понял, что на снегу лежит человек, и был он мертвее мертвого. А еще я увидел, что головы у него нет, а от шеи поднимается пар. Был Самайн[13]13
  Самайн – кельтский праздник окончания уборки урожая, знаменовавший начало нового сельскохозяйственного года. По преданию, в этот день духи строят людям козни и можно увидеть волшебных существ. Его нередко смешивают с Хеллоуином.


[Закрыть], и я поначалу подумал, это душа вылетает из тела, чтобы погнаться за нами, так что решил держаться подальше. Кромвель залаял, и я побежал назад к Агнес. Глупое животное лаяло на пустое место. Я усмирил его и направился в трактир.

– Ясно, – сказал Холмс. – Вы узнали погибшего?

– Ну, тогда-то у него не было головы, так что не признал, нет. Потом только сказали, что это был Дженкинс.

– Вы были знакомы с Дженкинсом лично?

– Конечно, он захаживал в трактир почти каждую ночь.

– Так охранники обычно проходят весь этот путь сюда по ночам?

– Еще бы. Здешний эль стоит того, чтобы обойти весь Скрабс. И игральные столы тут лучше, чем в любой другой местной пивной.

– А вы играете, мистер Холлис? – спросил Холмс.

– И не подумаю! Мои денежки слишком мне дороги. И нужно заботиться о малютке Агни, так что, полагаю, одного порока с меня достаточно, да? – Холлис поднял кружку, намекая на слабость к спиртному.

– А больше ничего подозрительного не видели? Может, фермера или других охранников?

– Точно не скажу, мистер Холмс. Мы прямо сюда пришли, и Пинкертон послал своего мальчишку за сержантом Куином.

– Еще кое-что, мистер Холлис, – сказал Холмс с нажимом. – Можно задать пару вопросов вашей дочери о том, что она могла видеть той ночью?

Эта просьба не слишком понравилась Холлису.

– Не понимаю, как это поможет.

– Всегда лучше услышать как можно больше точек зрения, независимо от возраста людей, вовлеченных в дело, – пояснил Холмс.

Холлис пожал плечами:

– Я все же не уверен. Она такая крохотулечка, не хочу расстраивать ее еще больше этим делом.

Холмс кивнул в мою сторону:

– Мой друг – врач. Он прекрасно умеет обращаться с больными, а еще лучше – с детьми. Можете присутствовать во время его разговора с юной леди, если хотите.

Холлис смерил меня взглядом темных глаз и, поразмыслив, согласился:

– Хорошо. Думаю, это сильно не навредит.

Мы втроем поднялись наверх. Холмс остался у дверного проема, а я прошел за Холлисом в небольшую гостиную. Девочка сидела на полу и играла разноцветными кубиками с буквами. Когда она увидела отца, ее ангельское личико осветилось радостью.

– Агни, это доктор Уотсон, – мягко сказал Холлис. – Он и его друг мистер Холмс приехали сюда, чтобы помочь полиции. Они хотят расспросить тебя о том, что мы видели той ночью.

Улыбка с ее лица пропала так же быстро, как и появилась. Теперь девочка выглядела обеспокоенной.

Я шагнул вперед и сел на пол рядом с ней.

– Здравствуй, Агнес. Что за чудесные кубики! А какой твой любимый цвет?

– Синий, – ответила девочка.

– Мой тоже.

Я поддерживал непринужденную беседу на протяжении минуты-двух. Затем, с согласия мистера Холлиса, который одобрительно мне кивнул, начал задавать вопросы иного рода:

– Агнес, ты можешь рассказать нам о той ночи в поле? Ты видела что-нибудь, что бы нам помогло? Кто поступил плохо с тем человеком?

– Было очень темно, и папа не позволил мне подойти поближе к тому человеку. Так что я ничего не видела. – Она посмотрела на каждого из нас и затем выпалила: – Но я знаю, кто его поранил.

Я повернулся к Холмсу, который выглядел изумленным. Он подошел ближе и опустился рядом на колено:

– Что же случилось с беднягой, Агнес?

Совершенно игнорируя Холмса, она подняла на меня глазки и объявила:

– Это сделали злые феи, доктор Уотсон!

– Ты имеешь в виду кого-то вроде пука, злых духов?

– Да, доктор, – пылко согласилась девочка.

Стараясь сохранять скептицизм, я продолжил:

– Почему ты так считаешь? Ты что-то слышала той ночью, Агнес?

– Я поняла, что это феи, когда они пролетели прямо над нашими санями. Навряд ли папа мог их слышать. Но Кромвель-то услышал, он все лаял и лаял и прогнал их.

– Откуда ты знаешь, что это были именно феи?

– Я слышала, как хлопают их крылья, как они смеются и разговаривают писклявыми голосами, доктор, – ответила она и как ни в чем не бывало стала изображать голоса.

Она вскочила и принялась «летать» по комнате, вытянув руки в стороны и подражая шуму, который производили крохотные феи. Я понял, что подвижный детский ум потерял интерес к нашему разговору.