Текст книги "Забег к концу света"

Мэтью Рейли
Забег к концу света

Matthew Reilly

THE SECRET RUNNERS OF NEW YORK

Text copyright © Matthew Reilly, 2019

Originally published in the English language as The Secret Runners of New York by Hot Key Books, an imprint of Bonnier Books UK.

Published in Russia by arrangement with The Van Lear Agency and Bonnier Books UK.

The moral rights of the author have been asserted.

© Урбанская Д. В., перевод на русский язык, 2021

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.

* * *

Эта книга для всех, кто

учился в старших классах…

…и выжил.

Если у тебя достаточно

денег и достойное имя,

ты можешь делать все, что угодно.

Корнелия Гест

«Путеводитель по жизни для дебютанток»

Почему мы помним прошлое,

но не будущее?

Стивен Хокинг

«Краткая история времени»

Пролог
Последний забег Бекки

Нью-Йорк

Время: 02:35

Дата: неизвестна

Девушка в разодранном свадебном платье в ужасе бежала через Центральный парк. Она сломя голову неслась через подлесок, а колючие ветки хлестали ее по щекам. Было уже поздно, далеко за полночь. В парке и городе вокруг царили темнота и безмолвие.

Обычно симпатичное лицо семнадцатилетней Бекки Тэйлор измазалось в грязи и крови. На лбу красной помадой было написано: СТАРОСТА. Капельки пота, выступившего от ужаса, размывали алые буквы. Бекки пригнула голову и отчаянно бросилась напролом сквозь кусты, прикрывая лицо рукой.

На левом запястье девушки была видна кровавая полоса содранной кожи. Когда она пришла в себя в этом месте, ее связанные за спиной руки были примотаны веревкой к уличному фонарю. После нескольких болезненных рывков ей удалось освободить левую руку. Так началось это безумное бегство домой.

Среди кровоточащих царапин в глаза бросались другие отметины на ее запястье: четыре вертикальные линии.

||||

Над деревьями за спиной Бекки на фоне ночного неба виднелись черные силуэты знаменитых зданий восточной части Центрального парка: громадного Музея естественной истории и нескольких самых известных и дорогостоящих жилых комплексов в мире – «Сан-Ремо», «Маджестик» и «Дакота». Ни одно окно не горело.

Ее сердце бешено колотилось, легкие горели, но Бекки продолжала бежать изо всех сил. Она слышала, как ее преследователи хрипят в азарте охоты. Когда она продралась сквозь кусты, земля перед ней внезапно ушла вниз, и Бекки резко остановилась, едва не свалившись с двухметрового обрыва. Несмотря на разорванное платье, девушка позволила себе улыбнуться – она добралась до Семьдесят девятой поперечной улицы, пересекающей парк, и, значит, была почти у цели.

Бекки, торопясь, сползла по двухметровой стене на дорогу, которая располагалась ниже уровня парка, и перебежала через нее. Трасса, которая некогда давала автомобилям возможность пересечь Центральный парк, сейчас пустовала. Как и темный город вокруг, дорога выглядела пугающе заброшенной. Сорняки, трава и плющ пробивались через трещины в асфальте, окончательно разрушая его. Покинутые машины валялись под всеми возможными углами: растения почти поглотили их. Не было видно ни души. В этом мертвом, пустом городе осталась только Бекки… и те, кто ее преследовал.

Перебежав дорогу, девушка вскарабкалась на каменную стену с противоположной стороны. Спустя минуту она завернула за угол и увидела Шведский коттедж – нелепое бурое здание с деревянными стенами, похожее на пряничный домик. Коттедж на самом деле был построен в Швеции в 1870-х годах и вскоре после этого отправлен в США как подарок от правительства Швеции. С тех пор он совсем вышел из моды, но так и стоял в Центральном парке рядом с садом Шекспира – неуместный, устаревший, ненужный.

Но Бекки требовался не сам коттедж, а то, что располагалось позади него. Она обогнула коричневое здание и выбежала на грязную прогалину с другой его стороны, к низкому каменному колодцу. Девушка торопливо залезла прямо в него и стала спускаться по узкой вертикальной шахте, упираясь руками и ногами в стены. После шести метров спуска колодец заканчивался темным туннелем. Она спрыгнула и побежала вперед по туннелю, пока не добралась до старинного каменного портала…

…и остановилась как вкопанная.

Выход был закрыт. Она не могла выбраться.

– Мисти, Честити, вот вы суки! – вслух выругалась Бекки.

Леденящий кровь мужской крик снаружи заставил ее обернуться. И в этот момент в этом холодном подземном туннеле, в этой убогой версии Нью-Йорка, Бекки Тэйлор поняла, что умрет.

Этот день не должен был закончиться так. Всего несколько часов назад она блистала на балу, как королева, неотразимая в своем платье от Веры Вонг и в сопровождении прекрасного кавалера. Да и в учебе она добилась выдающихся успехов. Одним словом, весь мир лежал у ее ног.

А теперь она здесь.

В этом кошмарном месте.

Пойманная в ловушку и одинокая.

Совсем скоро свирепые обитатели этого места найдут ее, и когда это произойдет, ее убьют самым неторопливым и ужасным способом. С этими мрачными мыслями Бекки Тэйлор – в порванном свадебном платье и с остатками помады на лбу – рухнула на пол, закрыла глаза и тихо всхлипнула.

В этот самый момент в комплексе «Маджестик», где жила семья Тэйлор, родители нашли в комнате Бекки – обычной комнате семнадцатилетней девушки в обычном Нью-Йорке нашего времени – ее телефон, а в нем – последнее неотправленное сообщение:

Дорогие мама и папа,

Я больше не могу этого выносить: всеобщие ожидания давят на меня своей тяжестью. Пожалуйста, не ищите меня, это бесполезно. Я обрету покой на дне реки.

С любовью,

Бекки.

Часть I
Школа, где пропадают новые ученицы

Они были беспечными существами, Том и Дэйзи, они ломали вещи и людей, а потом убегали и прятались за своими деньгами…

Ф. Скотт Фицджеральд

«Великий Гэтсби»

Глава 1
Новая школа, новая жизнь

Это был мой первый учебный день в новом городе, но не думаю, что найдется много людей, которые бы меня пожалели. Со стороны моя жизнь выглядела как мечта любой нормальной шестнадцатилетней американки. Я жила в Нью-Йорке, в Верхнем Вест-Сайде[1]1
  Фешенебельный и богатый достопримечательностями район в Манхэттене рядом с Центральным парком.


[Закрыть], в историческом здании «Сан-Ремо», в огромной квартире с видом на Центральный парк.

«Сан-Ремо» – это один из тех пафосных жилых комплексов с двумя башнями в стиле ар-деко, что были построены в тридцатые, и сейчас в них живут кинозвезды, хозяева мира с Уолл-стрит[2]2
  Улица, где располагается Нью-Йоркская фондовая биржа, в переносном смысле – финансовый центр города.


[Закрыть], саудовские принцы и все остальные, кто может позволить себе заплатить двадцать миллионов долларов наличными за квартиру.

Но с моей точки зрения, у меня была не жизнь, а полный отстой. Мне было шестнадцать, меня выдернули из дома моего детства в Мемфисе и швырнули в эпицентр самой жуткой подростковой стервозности, которую только можно себе представить: невероятно богатый район Нью-Йорка. Учиться в новой школе в новом городе, вдали от отца, которого я любила, жить с матерью, которую я презирала, и отчимом, который относился ко мне как к пустому месту, – как же я все это ненавидела! Единственным плюсом было то, что со мной переехал и мой брат-близнец Рэд, как всегда воспринимавший все легко и беззаботно.

Первый учебный день начался не очень хорошо.

Мне пришлось надеть школьную форму – совершенно бесполую белую блузку на пуговицах с длинными рукавами и сине-зеленое платье в клетку. Манжеты на длинных рукавах также застегивались на пуговицы. Единственным разрешенным аксессуаром была темно-зеленая лента для волос. В такой элитарной школе, как Монмут, украшения могут стать серьезной проблемой – девушки всегда пытаются перещеголять друг друга, и вполне вероятно, что какая-то старшеклассница явится в серьгах за четверть миллиона долларов. Поэтому все драгоценности были запрещены. Единственное, что разрешалось, – это часы.

В общем-то, я совсем не возражала против простой и скрывающей фигуру школьной формы. В Мемфисе я училась в школе для девочек, и там не было никакого дресс-кода, так что все одевались по своему вкусу. Чем старше становились ученицы, тем больше каждый учебный день походил на конкурс красоты. И по мере того как бедра девушек округлялись, а размер груди увеличивался, джинсы спускались все ниже, а декольте все глубже. В удушливой летней жаре Теннесси количество обнаженной кожи, видневшейся из-под одежды, было просто возмутительным.

Однажды жарким летним днем я нечаянно услышала, как одна учительница воскликнула: «Вы что, издеваетесь?», когда увидела, как два тренера в спортзале глазеют на задницы трех семнадцатилетних учениц в коротких шортиках.

Но в школе Монмут все было иначе (кстати, всегда пишите название с большой буквы «М», иначе вас поправят). Это было прежде всего учебное заведение, и униформа – и для парней, и для девушек – являлась одним из способов направлять взгляды старшеклассников в книги, а не на противоположный пол.

Как я уже сказала, я была только за. На это были свои причины, так что блузка с длинными рукавами меня очень даже устраивала. И еще я всегда носила часы на левом запястье: массивные, но удобные белые Casio G-Shock. А вот у моей мамы было полно претензий к школьному дресс-коду. Она поставила меня перед зеркалом в прихожей и стала поправлять мою прическу, оставив пару прядей мышиного цвета виться у висков.

– Не убирай так волосы с лица, Скай, дорогая, – сказала она. – Ты можешь быть очень симпатичной, если хоть немного постараешься.

Меня это жутко взбесило, но внешне я не подала вида, так как уже тысячу раз слышала все эти комментарии:

«Почему бы тебе не надеть что-нибудь, что больше тебе идет?»

«Перестань сутулиться, распрями плечи, грудь вперед!»

«Подними глаза, детка. Серьезно, как парни смогут заметить тебя, если ты никогда не смотришь перед собой?»

И самое обидное: «Знаешь, Скай, мне кажется, что тебе не помешало бы немного похудеть».

Естественно, мама была уже при полном параде, хотя часы показывали лишь 7:30 утра. К этому времени она уже два часа была на ногах и успела пробежать почти десять километров на беговой дорожке, сделать сто приседаний и помедитировать в течение двадцати минут. Моей матери было сорок пять лет, но она выглядела на двадцать пять, и сейчас платье от «Прада» идеально сидело на стройной фигуре. Ее длинные золотисто-каштановые волосы, как обычно, были идеально уложены, каждый завиток и локон на своем месте. Наша горничная Роза, помимо того что была личным помощником моей матери, доверенным лицом и информатором, одно время работала визажистом на телевидении. Несомненно, это и стало решающим фактором при ее найме. Да, и моя мама всегда ходила на каблуках, даже дома по утрам.

– Скай, – начала она, – это суровая правда жизни, о которой не принято говорить, но ты должна понимать, что ценится в женщинах в нашем мире: важно не то, что у нас в голове. Все дело во внешнем виде. Или как, ты думаешь, я заполучила твоего отчима?

«Быстрое маленькое исчезновение под столом в ресторане на вашем первом свидании?» — подумала я цинично. Однажды я подслушала, как мама рассказывала об этом по телефону своей лучшей подруге Эстель после очередного коктейля «Космополитен», которых в тот вечер было выпито слишком много.

Моя мать, Дейдра Эллен (в прежнем замужестве Роджерс, урожденная Биллингсли), блистала на Мемфисском балу дебютанток и заняла второе место на конкурсе красоты «Мисс Теннесси», но образование получила всего лишь среднее. Это, впрочем, совершенно не помешало ей взлететь на вершину нью-йоркского общества и завести себе привычку ежедневно заниматься шопингом, посещать ланчи, йоги и коктейльные вечеринки.

К счастью, в этот момент Рэд спустился по лестнице, одетый в мужской вариант школьной формы (блейзер, галстук и брюки), и спросил:

– Блу, ты готова?

Я любила своего брата-близнеца. На самом деле его имя Альфред, но, сколько себя помню, все называли его Рэд. У него были небрежно взъерошенные медно-рыжие волосы и лицо, в точности повторявшее мои черты, но проказливое, как у эльфа. При всем этом он каким-то образом умудрялся классно выглядеть в школьной униформе. Понятия не имею, как ему это удавалось.

Черт, иногда я просто не понимала, как мы с ним могли родиться у одной и той же женщины. Всего на две минуты старше меня, Рэд был моей полной противоположностью: спокойным и невозмутимым. Он ничего не боялся. «Это благодаря моей зрелости, – дразнил он меня, – как-никак я родился раньше!»

Брат с легкостью заводил друзей, совершенно не прилагая к этому никаких усилий. Можно было оставить его в комнате, полной незнакомцев, и уже через двадцать минут Рэд болтал бы и смеялся со всеми присутствующими.

Вот бы мне так.

Мне хотелось думать, что я довольно неплохо могу поддержать разговор, да и в принципе смогу поладить с большинством людей.

Проблема заключалась в том, как начать.

При первом знакомстве я стеснялась до ужаса. Мне приходилось заставлять себя начинать разговор. Самое главное было перебороть себя и завести беседу, а дальше все шло хорошо.

Прозвище «Блу» придумал мой отец – мой настоящий отец, – потому что Скай звучит как «небо», а небо голубое. (На самом деле я даже и не помню, чтобы он когда-нибудь называл меня настоящим именем.) Поняли прикол, да? Рэд и Блу, а звучит как «красный» и «голубой». А поскольку моего отца звали Дуайт, что звучит очень похоже на «белый», он любил повторять: «Выбирай себе любой: красный, белый, голубой!»

Ох уж эти папины шуточки. Они раздражают, когда слышишь их каждый день, но когда они прекращаются, поверьте, начинаешь действительно по ним скучать.

– Готова, как никогда, – ответила я и, выскользнув из рук матери, выскочила из квартиры так быстро, как могла.

Наша новая школа находилась точно на другой стороне Центрального парка, примерно чуть меньше километра от дома, поэтому мы с Рэдом пошли туда пешком. Должна признаться, несмотря на все, что я терпеть не могла в своей новой жизни, эта прогулка мне нравилась. Наш дом располагался в Вест-Сайде, к западу от Центрального парка, недалеко от Музея естественной истории, а школа «Монмут» – прямо через парк, в Верхнем Ист-Сайде, на Пятой авеню, рядом с музеем искусства «Метрополитен». Так что мы шли по красивым, обсаженным деревьями дорожкам, которые вились вдоль вечно оживленной Семьдесят девятой поперечной улицы.

Рано утром все в парке было просто замечательно. Все, кроме психов и религиозных чудиков, которые с недавнего времени постоянно толпились на тротуарах возле «Метрополитена» и у большинства главных входов в Центральный парк, держа свои плакаты и Библии.

Психи выглядели более забавно, на них были шапочки из фольги, и они отплясывали, как припадочные. На некоторых плакатах было написано:

ЭТОТ ДЕНЬ СВЯТОГО ПАТРИКА

СТАНЕТ ЛУЧШИМ ВО ВЕКИ ВЕКОВ!

НАДО БЫЛО ПРИГЛАСИТЬ ЕЕ НА СВИДАНИЕ!

ПРЕЛЮБОДЕЙСТВУЙ! ТРАНЖИРЬ! КРАДИ!

ПОСЛЕ 17 МАРТА

ЭТО БОЛЬШЕ НЕ БУДЕТ

ИМЕТЬ ЗНАЧЕНИЯ!

Религиозные чудики были постарше и вели себя серьезно. Они держали свои транспаранты тихо, но решительно. Надписи тоже были не такие колоритные:

Евангелие от Луки, глава 21, стихи 25–26

ВЕСЬ МИР ЛЕЖИТ ВО ЗЛЕ!

Евангелие от Иоанна, глава 5, стих 19

И ОН УНИЧТОЖИТ ГРЕШНИКОВ!

Книга пророка Исайи, глава 13, стих 9

ЭТО БОЖЬЯ МЕСТЬ

ЗА РАЗРЕШЕНИЕ ГЕЯМ ЖЕНИТЬСЯ

БОГ НЕНАВИДИТ ПЕДИКОВ И ЕВРЕЕВ,

ПРИГЛАШАЕМ НА ЧАС РАСПЛАТЫ

Меня не очень интересовала вся эта шумиха насчет Дня святого Патрика. Когда год назад или около того один старый ученый впервые сделал заявление о приближении конца света, это попало во все новости. Но до семнадцатого марта оставалось еще семь месяцев, людям вскоре надоело думать об этом, и ажиотаж в СМИ спал. Спустя некоторое время этот новый апокалипсис стал восприниматься так же, как все те, что предсказывались до него: комета Хейла – Боппа в девяносто седьмом, Миллениум или пророчества из календаря майя о две тысячи двенадцатом. Все улеглось.

Многие, и моя мать в том числе, сравнивали происходящее с историей про того сумасшедшего христианского проповедника, который убедил своих последователей продать все имущество, потому что двадцать первого мая в две тысячи одиннадцатом должен был наступить конец света. Когда этого не произошло и конец света не наступил, их мир определенно рухнул.

Так что мы с Рэдом просто прошли мимо разношерстной толпы, размахивающей плакатами, и вошли в нашу новую школу, где вот-вот должен был разверзнуться мой личный ад.

Глава 2
Ежегодное собрание

Школа «Монмут» располагается на Пятой авеню в старинном особняке XIX века, некогда принадлежавшем семейству Астор. Над входом, который выполнен в виде каменной арки, размещен герб и девиз на латыни:

PRIMUM, SEMPER.

Первый, всегда.

В целом этим все сказано. «Монмут» – это не обычная школа. Ее ученики богаты. По-настоящему богаты. Их родители – это те люди, которых можно увидеть на приемах в Белом доме. Школа расположена в Верхнем Ист-Сайде Манхэттена, с видом на Центральный парк, и является одной из самых эксклюзивных школ в Америке. Каждый, кто хоть что-то представляет собой в обществе, хочет, чтобы его дети учились в «Монмуте», и готов ради этого на все.

Но знаменитая мисс Констанс Блэкман, бессменный директор школы на протяжении последних двадцати лет, может себе позволить быть непредвзятой. За ее спиной стоит один из крупнейших в стране благотворительных фондов, финансирующих деятельность школы. По ее меткому выражению, кроме денег есть и другие причины, которые делают подростка «подходящим для «Монмута».

Эти другие причины на самом деле могут быть какими угодно, но, как правило, дело не в самом ученике, а в его родных. Например, это может быть значительный многолетний вклад той или иной семьи в культурную жизнь Нью-Йорка, или если кто-то из родственников был лауреатом старейшей и высоко уважаемой премии (читай: Нобелевской или Пулитцеровской), но в конечном счете есть одна причина, превосходящая все остальные.

Родословная.

Когда я туда перевелась, главным предметом гордости для школы были четверо учеников – прямые потомки пилигримов с «Мэйфлауэра»[3]3
  Знаменитый корабль, на котором в Северную Америку прибыли первые английские переселенцы в 1620 году.


[Закрыть] и еще трое, чьи предки подписали Декларацию независимости США. К отпрыскам современных знаменитостей и нуворишей «Монмут» относился пренебрежительно. Мисс Блэкман, классическая старая дева со скромными запросами, жила в уютной квартирке на территории школы и получала особое удовольствие, отказываясь от взяток. Была нашумевшая история, когда она отклонила приглашение посетить знаменитый «Мет-Гала», ежегодный бал Института костюма при музее «Метрополитен», с отцом потенциального ученика, сказав: «С какой стати мне посещать мероприятие, организованное журналом?»[4]4
  «Мет-Гала» – одно из главных ежегодных событий в мире моды, также известное как «Оскар» Восточного побережья». В числе его основных организаторов – главный редактор журнала «Voque».


[Закрыть]

Мисс Блэкман придерживалась мнения, что основная ее задача весьма незатейлива – поддерживать репутацию школы «Монмут» на высшем уровне как в мире образования, так и в светском обществе.

Первый, всегда.

Тем не менее было кое-что в «Монмуте», о чем мисс Блэкман изо всех сил старалась не упоминать.

Пропавшие девушки.

За последние два года пропали без вести три ученицы школы, все новенькие: второклассница, одна из средней ступени и старшеклассница. Вжух, и все. Никаких следов. Больше их никто не видел.

Первой была Трина Миллер, сообразительная второклассница со средним баллом 4,3 и блестящими видами на будущее. Она исчезла в январе прошлого года, всего через пять месяцев после того, как начала учиться в «Монмуте».

Следующей стала Долорес Барнс, девушка с ограниченными возможностями. Круглолицый ангел с синдромом Дауна[5]5
  «Плоское» лицо и выражение безмятежности на нем – одни из внешних симптомов синдрома Дауна.


[Закрыть], Долорес была участницей программы «Моя младшая сестра», которая объединяла в пары учеников «Монмута» и близлежащих спецшкол. Несмотря на то что цели у программы были самые благородные, в «Монмуте» ее безжалостно высмеивали. Но все равно принимали в ней участие – ради того, чтобы при поступлении в колледж в резюме можно было упомянуть «общественную деятельность». Долорес училась на средней ступени и исчезла в декабре прошлого года.

И наконец, последней пропала Ребекка (Бекки) Тэйлор. Ее исчезновение шокировало сильней всего. Жизнерадостная и общительная, Бекки училась в «Монмуте» около года и уже стала одной из самых популярных учениц. Все думали, что в следующем учебном году ее назначат старостой школы. Но потом, в марте, в тот самый вечер, когда она была выбрана королевой бала на Истсайдском котильоне, самом престижном балу дебютанток в Нью-Йорке, она исчезла. Просто растворилась в ночи в своем белоснежном платье дебютантки, и больше ее никто не видел.

Бекки – единственная из пропавших девушек, кто оставил записку, точнее сообщение, в котором говорилось, что она не выдержала навалившейся на нее ответственности и бросилась в реку, вероятно, привязав к себе дополнительный груз, чтобы ее никогда не нашли. Многих потрясло, что такая яркая и популярная девушка, как Бекки, могла втайне вынашивать мысли о самоубийстве. Как говорится, чужая душа – потемки. Этот случай даже разбирали на занятиях по повышению самооценки.

Естественно, все три исчезновения расследовали детективы из полиции Нью-Йорка. Мисс Блэкман даже наняла бывшего следователя ФБР, чтобы разобраться в этом деле. Официально она заявила, что в полиции «работают хорошие детективы, но они, вероятно, не могут посвятить этой ситуации столько времени и сил, сколько она того требует». В приватной беседе же она высказалась в другом ключе: «Полиция для обычных граждан. А мы платим за более качественные услуги».

Увы, но ни полиция, ни бывший агент ФБР не нашли ничего, что могло бы привести их к пропавшим девушкам, – ни телефонов, ни обрывков одежды, ни тел. Ни единой мелочи. Следователь из ФБР также рассматривал возможность похищения во всех трех случаях, но и эта версия ни к чему не привела. По его словам, он был крайне озадачен, что в наше время камер видеонаблюдения, отчетов по кредитным картам и приложений типа «найди свой iPhone» эти трое смогли фактически бесследно исчезнуть с лица земли.

Завистливые девчонки из соседних школ никогда не упускали возможности поддеть учеников «Монмута», так что я узнала об этих исчезновениях лишь тогда, когда случайно упомянула кому-то о своей новой школе. И, проходя под той старинной каменной аркой в свой первый учебный день, я особенно остро осознала, что являюсь новенькой в школе, где пропадают новенькие.

Когда двести восемьдесят учеников школы «Монмут» собрались в актовом зале, похожем на амфитеатр, это было похоже на тихо шелестящее море в сине-зеленую клеточку. Должна сказать, что, глядя на это скопление людей, униформа понравилась мне еще больше, в основном потому, что позволяла мне сохранить анонимность. Я не хотела выделяться, а в форме могла без труда спрятаться у всех на виду.

Я обратила внимание, что девушки сидели тесными группками, которые, без сомнения, сложились давным-давно. Парни-второклассники сгорбились на задних сиденьях, наблюдая за девчонками. Учителя стояли в проходах у стен, непринужденно болтая друг с другом. А затем внезапно наступила полная тишина и на сцену вышла мисс Блэкман.

– Леди и джентльмены, – произнесла она, – в школе «Монмут» начинается чудесный новый учебный год, добро пожаловать!

Дальше последовали обычные банальности: о том, какая честь для всех нас учиться в столь прекрасном заведении; о том, что «Монмут» сделает нас лидерами будущего; наставления новым старшеклассникам служить достойным примером и все прочее в таком духе. А потом мисс Блэкман сказала несколько вещей, которые меня действительно заинтересовали:

– Не позволяйте нынешней истерии насчет конца света отвлекать вас. За свою жизнь я встречала множество глупцов, утверждающих, что грядет апокалипсис, но я до сих пор жива.

– Даже ядерная боеголовка не прибьет эту старую алебарду, – хихикнул симпатичный блондин с волнистыми волосами в ряду позади меня. – Когда все закончится, останется только она и тараканы.

Ближайший учитель прошипел:

– Мистер Саммерхейз, тс-с-с!

Тем временем мисс Блэкман продолжала:

– А теперь я приглашаю на сцену для приветственного слова старост школы этого года – мистера Бо Брэдфорда и мисс Честити Коллинз.

Двое старшеклассников, сидевших в зале в первом ряду, поднялись на сцену, и при виде них мне пришлось себя ущипнуть. Назвать их красивыми значило бы сильно преуменьшить. Это была не просто хорошая наследственность, нет, это намного больше. С этой парочкой определенно поработали профессиональные стилисты. Форменный темно-зеленый блейзер сидел на парне идеально. Даже нелепый клетчатый галстук смотрелся стильно. Гладкий мужественный подбородок, симметричные скулы, светлая шевелюра с подбритыми висками… Бо Брэдфорд был похож на парня, который входит в состав команды Гарварда по академической гребле, а в свободное время подрабатывает моделью у Ральфа Лорена.

Какие-то девушки рядом со мной зашептались, задыхаясь от восторга:

– Боже, он просто огонь, не могу…

– Определенно, десять из десяти. Я бы разрешила ему сделать со мной что угодно…

– Удачи тебе, он был практически помолвлен с Мисти Коллинз еще в…

Школьной старосте на вид было лет семнадцать, и она также была потрясающе красива и стильно одета: высокая и статная, со светлыми волосами, едва заметными веснушками, голубыми глазами и широкой улыбкой на тысячу ватт, которая показалась мне чересчур наигранной. Школьная форма обтягивала ее как перчатка, как будто была сшита на заказ по ее точным меркам. Полагаю, так оно и было. Девушка заговорила первой, ее голос звучал бодро и весело:

– Всем привет. Если вы меня не знаете, то я Честити.

Светлокожая афроамериканка с роскошной гривой вьющихся бронзовых волос, сидевшая слева от меня, фыркнула:

– Вот и первое лживое заявление этого года.

– Заткнись, Дженни, не будь сучкой, – прошептала другая девушка.

Афроамериканка по имени Дженни пожала плечами:

– Я имею в виду имя. «Честити»?[6]6
  Честити (Chastity) – с англ. «целомудрие».


[Закрыть] Серьезно? Мы все знаем, насколько близко Честити любит общаться с мальчиками.

– Я тебе кишки выпущу, Дженни, – прошипела одна из девушек.

– Как будто ты сможешь, Хэтти.

– Как дела на работе, Дженни? Все еще обслуживаешь столики?

– Девушки!.. – вмешалась учительница из прохода. – Мисс Брюстер! Мисс Джонсон! Хватит!

Я была так увлечена маленькой битвой на галерке, что отвлеклась от речи Честити Коллинз. А она в это время как раз произнесла:

– …и давайте сохраним в памяти нашу покойную подругу Бекки Тэйлор. Упокой Господь ее душу.

Девушка по имени Дженни снова фыркнула:

– Честити сама должна благодарить Бога. Не быть ей старостой, если бы Бекки Тэйлор не покинула эту планету.

– Мисс Джонсон! После собрания жду вас в моем кабинете! – прошипела учительница.

Честити Коллинз продолжала:

– …так грустно потерять такого одаренного и многообещающего человека в столь юном возрасте.

Но потом она словно преобразилась, весьма талантливо, и ее «печальное» лицо внезапно просветлело:

– Но поговорим и о хорошем. В этом году светский сезон обещает быть очень волнующим. Как минимум три ученицы «Монмута» собираются впервые быть представленными на самых престижных балах дебютанток в городе, включая – прошу прощения за некоторую предвзятость – мою сестру. Мисти появится как на международном Балу дебютанток, так и на Истсайдском котильоне как юниор, что действительно очень редкая честь.

Две ученицы, обменявшиеся колкостями с афроамериканкой по имени Дженни, похлопали третью по плечу. Эта девушка была более молодой и хрупкой версией Честити Коллинз, с такими же светлыми волосами, бледными веснушками и голубыми глазами. Но лицо у нее было более жесткое и серьезное. Я уже видела такое раньше. Находясь в тени своей звездной старшей сестры, младшая уверена, что ее ждет еще более выдающееся будущее.

Девушка по имени Дженни снова не смогла удержаться от насмешки:

– Улыбайся, Мисти. Тебе надо поработать над мимикой, а то ИЛС проступает, когда не надо.

Блондинка Мисти повернулась к Дженни и расплылась в торжествующей улыбке.

– Спасибо, Дженни, я ценю твой совет, – сказала она.

Я увидела, как Дженни на долю секунды нахмурилась, пораженная тем, что ее издевка не вызвала у Мисти никакой реакции.

Что ж, за несколько минут я успела услышать, как старосту почти прямым текстом называют потаскушкой, соученице угрожают выпустить кишки, сама староста скромно превозносит высокий статус учебного заведения в светском обществе, а сестра старосты демонстрирует классический пример старого доброго пассивно-агрессивного поведения «дрянной девчонки». С грустью приходилось признать, что школа, она и есть школа, какой бы высокой ни была плата за обучение.

Вскоре после этого Честити закончила свою речь, и красавчик-старшеклассник тоже что-то пробубнил. Затем мисс Блэкман снова взяла микрофон и пробежалась по нескольким административным вопросам. Так что я немного отвлеклась, но тут она выдала такое, от чего у меня кровь застыла в жилах:

– …рады приветствовать двух новых учеников средней ступени, которые перевелись к нам из Мемфиса, штат Теннесси…

Боже, только не это.

– …мистер Альфред и мисс Скай Роджерс…

При звуках моего имени, эхом разнесшегося по аудитории, я съежилась в кресле. Мне хотелось сжаться в комок и умереть.

Пожалуйста, не заставляйте нас встать. Нет. Только не это.

Мисс Блэкман ласково улыбнулась нам с братом:

– Почему бы вам не подняться на сцену, чтобы мы все могли на вас посмотреть?

Конечно же, Рэд весело вскочил со стула и направился на сцену, помахав при этом всему залу. Я выбралась из своего ряда и тоже стала подниматься по небольшой лестнице, опустив голову и ссутулив плечи, чтобы выглядеть как можно неприметней. Как назло, на верхней ступеньке я споткнулась и практически растянулась на сцене, как самая неуклюжая растяпа в Америке!

Рэд – дай бог ему здоровья – поймал меня в нескольких сантиметрах от пола, но было уже поздно. По залу прокатился смешок. Покраснев от унижения, я постаралась взять себя в руки и слабо кивнула присутствующим.

Когда мисс Блэкман жестом велела нам садиться, я мигом покинула сцену и вернулась на свое место. Конечно же, меня обсуждали:

– Видела, как она споткнулась? Позорище…

– О боже, я бы просто умерла от такого…

Затем послышался голос, обращенный ко мне:

– Классно пол поцеловала, Мемфис.

Снова смешки.

Черт, ненавижу девчонок.

Собрание закончилось. Глядя, как школьники выходят из зала, болтают без умолку, дают друг другу «пять» и тычут пальцами, я подумала: «Здесь такой же закон джунглей, только в униформе».