Текст книги "Любовник тетушки Маргарет"

Глава 8

Всем красивым членам команды нашего корабля приходилось приглашать на танцы одиноких дам средних лет, во время которых они бросали через подбитые ватой и расшитые золотыми блестками плечи своих партнерш влюбленные взгляды па пас, немногочисленных девушек моложе шестидесяти. Вопиющая несправедливость!

Но вот я на месте. Нью-Йорк, Нью-Йорк! Надеюсь, ты тоже не скучаешь. И спасибо тебе, милая моя тетушка Маргарет, за все.

Я повела Колина в ресторан «Кенсингтонская площадь», потому что никогда там не бывала, потому что заведение было дорогое и приличное – но главным образом все же потому, что дорогое.

– Никогда не думал, что для тебя это важно, – сказал он мне, когда я позвонила и назначила время и место.

– Колин, – ответила я, – мне нужно кое-что с тобой обсудить.

– Прекрасно. – Он явно насторожился.

Мой весенний гардероб не производил ошеломляющего впечатления. У меня было несколько нарядов «на выход»: весьма унылые блузки с юбками и «вечерний туалет», едва ли заслуживавший столь пышного названия, – просто маленькое черное платье de reigueur.[5]5
  Здесь: строгое.


[Закрыть] Происхождение большинства остальных вещей имело прямое отношение к «Гэпу».[6]6
  «Гэп» – сеть магазинов, торгующих в основном молодежной одеждой по умеренным ценам.


[Закрыть] Летняя одежда выглядела чуточку повеселее, но для бирюзовой марлевки или шелковых шаровар было еще недостаточно тепло, к тому же «Кенсингтонская площадь» – не набережная для прогулок. Я остановилась на аскетическом образе. Гладко зачесанные назад и собранные тугим узлом волосы, пара круглых перламутровых серег – остались от Сасси, – белая креповая блузка и вельветовые брюки. Колин сказал, что я выглядела так, словно собралась на деловой ленч.

– Впрочем, серьги мне нравятся, – добавил он, открывая передо мной дверь ресторана. Это был единственный атрибут одежды, который мне не принадлежал. Я едва сдержалась, чтобы не зарычать.

Для начала мы оба заказали острую закуску из устриц в раковинах морского гребешка. В качестве основного блюда ему бифштекс, мне жаркое из утки и бутылку белого бургундского. Народу в ресторане было полно, и нас предупредили, что придется немного подождать.

– К сожалению, – сообщил нам официант в длинном белом фартуке, – кое-кто не вышел на работу, так что мы не в полном составе. Сообщаю это на тот случай, если у вас назначена деловая встреча на ближайшие часы. – Произнося все это, он смотрел исключительно на меня. Колин был в чудесном, но совершенно неофициальном пуловере и вельветовых брюках. Уж его-то никто бы не заподозрил в том, что он собрался на официальное мероприятие. Я улыбнулась официанту и сказала:

– Не беспокойтесь, у нас уйма свободного времени, – но после того, как тот ушел, как бы невзначай расстегнула верхнюю пуговицу на блузке.

– Так гораздо лучше, – ободряюще заметил Колин. – Когда что-то чуть-чуть приоткрыто, вид более волнующий и интригующий, чем когда все пуговицы застегнуты или, наоборот, все напоказ.

– Значит, ты поэтому зачесываешь волосы именно так, как сейчас, и не носишь шляпу? – съязвила я.

– Не понял? – Он с улыбкой посмотрел в сторону.

– У тебя небольшая плешь, – безжалостно пояснила я, глядя на его шевелюру, – только-только начинает просвечивать в одном месте – ровно настолько, чтобы создать впечатление интригующей таинственности.

– Теперь ты понимаешь, почему я предпочитаю совсем молоденьких женщин? – укоризненно спросил он.

Мы чокнулись, глядя друг на друга с искренней симпатией.

– Как бы то ни было, я не уверена, что хочу выглядеть загадочной и интригующей.

– Конечно, хочешь. Все женщины этого хотят. Просто ты так устроена: все спрятано под одеждой и заправлено куда следует. А ведь именно загадка, таящаяся в вас, делает нас такими опасными…

– Ты мне не кажешься опасным.

Колин оперся подбородком на ладонь и мрачно уставился на меня.

– На твоем месте я бы не ходил вокруг да около, высказывая подобные сентенции.

– Я здесь не для того, чтобы флиртовать, – поспешно возразила я.

– Это очевидно. Для этого на тебе слишком много пуговиц.

К тому времени когда принесли закуски, мы выпили почти все вино, и я предложила заказать теперь красного.

– Идет, – согласился Колин.

После того как я сообщила ему о своем решении, вид у него стал озадаченный и в то же время смущенный.

– Любовник на год, – задумчиво повторил он. – Звучит как «яйцо, сваренное в течение трех минут, всегда будет приготовлено должным образом». Как можно планировать точный срок, ведь это зависит от множества обстоятельств – прежде всего от того, насколько свежее яйцо тебе попалось?

Я хихикнула:

– Свежайшее. Я желаю, чтобы он был максимально свежим.

– Ах, так, значит, мы говорим о твоем романе с мужчиной, – догадавшись наконец, сухо заметил он.

Мне расхотелось смеяться.

– Колин! Ты недостаточно серьезен. У меня уже был роман с мужчиной. С Роджером.

Он взглянул на меня поверх бокала.

– Я имел в виду любовную связь.

– Это и есть… это и была любовная связь.

– Это был позор. Вот ты мне скажи…

– Что?

– Почему ты не завела себе настоящего любовника?

– Ты же знаешь, из-за Сасси. – Я рассмеялась несколько нервно. – Тебе прекрасно известно, что девочка… Ну, мне было гораздо проще не иметь любовника, вот и все.

– Мне кажется, что ты до сих пор не можешь избавиться от чего-то, о чем давно пора забыть. Если это то, что сделал Дики с твоей сестрой, то таких, как Дики, – один на тысячу, к тому же он был тогда слишком молод.

На несколько мгновений тень наползла на меня, поглотив всю бодрость и решимость. Я словно воочию снова увидела очаровательную мальчишескую улыбку Дики, услышала смех Лорны, а потом увидела их держащимися за руки и тут же услышала скрежет металла и визг тормозов. Я постаралась прогнать видение.

– Что бы там ни было, с этим покончено, – заявила я. – Кроме того, я считала тебя экзистенциалистом.

– Я и есть экзистенциалист.

– То есть мужчина есть не что иное, как то, чем он является в данный момент?

– Совершенно верно.

– Это относится и к женщинам. Возможно, Сартр так и не думал, но Симона думала наверняка. До сих пор я была тетушкой Маргарет. А теперь собираюсь завести любовника. И давай за это выпьем. – Я подняла бокал.

С минуту Колин казался совершенно серьезным.

– Это может оказаться не просто игрой, знаешь ли. Ты должна отдавать себе отчет в том, на что идешь. Люди очень ранимы.

– Колин, мне скоро сорок. И у меня в прошлом были связи.

– Со мной, например, – сказал он. – Я был у тебя последним. Ты сама так сказала. – Он протянул мне руку. – Роджер, разумеется, не в счет.

– С экзистенциальной точки зрения правильно. Но теперь будет еще один.

– И как ты собираешься искать этого «жеребца пагод»?

– Не жеребца, а любовника. Не знаю. Думала, ты подскажешь…

Утка, которую мне принесли, была восхитительно розовой внутри, а сверху покрыта аппетитной зажаренной корочкой.

– Закажем еще бутылочку? – предложила я, потому что красное вино к тому моменту тоже иссякло.

– Давай сначала немного поедим, – ответил Колин, – а потом посмотрим, идет? Тебе следовало бы потренироваться.

Я поспешно отвела взгляд, чтобы он не заметил паники. Позднее, когда мы пили кофе, он перебирал, загибая пальцы, мои требования.

– Молодой.

– Моложавый, – уточнила я. – Ну, то есть чтобы он не был старше меня.

– Значит, средних лет?

Я молча показала ему язык.

– Красивый?

– Достаточно, чтобы быть привлекательным.

– Кредитоспособный?

– Относительно. И имеющий какое-нибудь занятие в жизни: ремесло, искусство – что угодно, пусть даже он не отдает ему все свое время. Мне не нужен прожигатель жизни.

– Значит, я исключаюсь, – расхохотался он.

– Разумеется, исключаешься, – подтвердила я.

– Физические характеристики: высокий, активный…

– Активный? Мне не нужен альпинист.

Он снисходительно улыбнулся:

– Активный, моя дорогая Маргарет, в данном случае – эвфемизм для обозначения сильного самца.

Я закрыла рот ладонью и заморгала:

– О-о! Об этом я не думала…

– А следовало бы подумать!

– То есть, – я небрежно (во всяком случае, я надеялась, что получилось небрежно) пожала плечами, – разумеется, я думала об этом, иначе искала бы такого друга, как ты. Да, мне нужен любовник, но «самец» – такое откровенное слово… Ты не находишь?

Колин снова расхохотался.

– Чему ты так обрадовался?

Он поднял голову, я проследила за его взглядом и встретилась глазами с официантом, у которого было такое выражение лица, какое могло бы быть у обезьяны, прикоснувшейся к снегу, – глубокий интерес с примесью страха. Когда наши взгляды скрестились, парень моргнул.

– Еще кофе? – Его голос прозвучал на октаву выше, чем прежде.

Я пошатнулась от ударившего в глаза солнца, и Колин взял меня под руку.

– Это был восхитительный обед и очень великодушный жест с твоей стороны, – сказал он, таща меня через Черч-стрит. – А теперь я хочу кое-что подарить тебе.

На ногах я держалась крепко, но остальная часть тела словно бы плавала в невесомости. Ощущение счастья от великолепного обеда и предвкушения великого будущего при полном контроле над собственной жизнью было бы абсолютным, если бы Колин, переведя на другую сторону улицы, не поволок меня с такой скоростью мимо сияющих витрин с потрясающей одеждой, которую мне хотелось бы рассмотреть повнимательнее. Наконец он привел меня в магазин, где пахло шоколадом, шоколадом – только шоколадом и ничем другим. Красивая златовласая продавщица с глазками, как у куклы, и таким же кукольным голосом спросила:

– Чем могу служить?

– Шоколада для дамы, – ответил Колин и решительно подтолкнул меня к прилавку. Я заметила, как он подмигнул девушке, отчего у той затрепетали ресницы. Она посмотрела на меня с сочувствием. Очевидно, в ее глазах я была унылой «директорской» женой, а он – эффектным богемным красавцем мужем. «Не такой уж он богемный, – хотелось мне ей сказать. – Куртка куплена у Джигера,[7]7
  Имеется в виду сеть больших оптово-розничных магазинов-складов «Альфред Джигер инкорпорейтед», торгующих залежавшимися и подержанными вещами.


[Закрыть] и он зарабатывает на жизнь тем, что продает этнические тряпки представителям среднего класса». Но я ткнула лишь пальцем в мерцающий ряд соблазнов, выложенных передо мной.

Снова очутившись на улице, мы съели по три конфеты каждый – нет, неправда, он съел две, а я четыре, – после чего я сказала:

– А теперь пойдем, поможешь мне истратить двести фунтов.

– С удовольствием, – согласился он. – Куда отправимся?

Я подняла голову. Рядом с шоколадным раем находился магазин под названием «Страсти». В витрине было выставлено множество весьма фривольных вещиц – вельветовые леггинсы в обтяжку, с вышивкой, топики на одной лямке с бантиками и блестками, расклешенные юбки, далеко не достающие до колен.

– Сюда, – скомандовала я, передавая моему другу коробку с конфетами, облизала пальцы и решительно шагнула внутрь.

Хорошо, что я выпила столько вина, – легче оказалось отбросить к чертям всякую предосторожность.

Глава 9

Завтра я лечу в Канаду, он будет встречать меня в аэропорту. Я так рада, что смогла провести здесь эти несколько дней, чтобы привыкнуть. Немного нервничаю, он, думаю, тоже. Коллекция Фрика великолепна, ты была права, она произвела на меня умиротворяющее впечатление. Я все время сомневаюсь: что надеть – глупо, правда? Как будто мне предстоит встреча с новым любовником или что-то в этом роде. Едва ли!

В доме Верити одна из тех органично обставленных кухонь, где всегда царит атмосфера неподдельной естественности. Много сосны – полки, тумбочки, угловые шкафчики и большой прямоугольный стол, уставленный цветами, фруктами в глубоких блюдах, заваленный бумагами и тончайшими батистовыми импортными салфетками, скромно прячущимися во всем этом хаосе, посыпанном сверху крошками от тостов, – словом, всем тем, что дизайнеры журнала «Дом и сад» аккуратно прибирают, раскладывают и расставляют по местам, когда делают фотографии абсурдных «загородных кухонь в самом сердце Мейфэра[8]8
  Мейфэр – фешенебельный район Лондона.


[Закрыть]». Здесь же все выглядит именно так, как должно выглядеть в настоящей кухне, – деревенский уют плюс осведомленность обо всех новинках. Ни грана претенциозности. На прикрепленной к потолку раме-сушке действительно сушится полотенце, а не красуются искусственные цветы, а суперсовременная электропечь вовсю эксплуатируется, а не выставлена напоказ. Здесь я всегда чувствовала себя как дома, хотя была уверена, что, задайся целью воспроизвести подобную обстановку в собственной кухне, у меня ничего бы не вышло. Верити – большая мастерица складывать паззлы – головоломные картинки-мозаики, чего не скажешь обо мне, и, думаю, это как-то связано с ее умением правильно организовывать свое жизненное пространство. Это называется «иметь острый глаз». Ее глаз действительно остер на обустройство кухни, всего дома, да и вообще жизни, которая всегда казалась мне чрезвычайно упорядоченной. У меня же глаз, острый на рамы, на картины, – и только. Продемонстрировав Верити только что купленную юбку, я прочла на ее лице «ну и ну!» и задумалась, стоит ли показывать верхнюю часть наряда, покоившуюся пока в фирменной сумке от «Страстей».

– Миссис Мортимер говорила, что мне следует открывать колени, – сказала я в оправдание.

– Что ж, в такой юбке ты, несомненно, в этом преуспеешь. – Верити пододвинула мне бутылку молока, продолжая при этом искоса разглядывать юбку, брошенную на спинку стула. Фасон свидетельствовал о том, что куплена вещица в состоянии in vino Veritas.[9]9
  Истина в вине (лат.).


[Закрыть] Верити взяла юбку кончиками пальцев, словно та была заразной. – Это… ну, нечто… для детей младшего и среднего возраста.

– Младшего и среднего? – Я посмотрела на юбку, которой подруга помахивала перед моим лицом. Белая шелковистая синтетическая ткань, весьма жесткая, два ряда вязаных петель, выступающих из-под тройного шнура, пропущенного, чтобы держать форму, по подолу, не достающему до колен. Честно сказать, далеко недостающему.

Я попыталась утешить себя воспоминанием о том, какое выражение лица сделалось у Колина, когда я вышла из примерочной кабины. Оно означало безусловное одобрение. Чтобы не сказать – откровенную похоть.

– А Колику понравилось, – заметила я.

– Колин – мужчина, – вздохнула Верити, и я впервые заметила, что ни в ее облике, ни в речи не было свойственного ей обычно задора.

– Ну да, – подтвердила я, пригубив кофе и глядя на подругу поверх чашки.

– Зачем ты… ну, я хочу сказать – для чего тебе это нужно?

Я поставила чашку на стол. Необходимость оправдываться вызвала агрессивность, как всегда и бывает.

– Для чего? – переспросила я. – А как ты думаешь? Разумеется, я собираюсь разрезать эту юбку на куски и использовать в качестве тряпки, стирать пыль.

Она устало прикрыла рот ладонью, но я успела заметить, что уголки губ у нее опасно поползли вниз. Какой там задор! Все это скорее напоминало депрессию.

– Прости, – спохватилась Верити. – Я немного не в себе… – И, словно чтобы доказать это, разрыдалась. Время для демонстрации черного топа из эластичного кружева с провокационно глубоким вырезом было самое неподходящее.

– Что случилось? – спросила я. – Извини, я не сразу обратила внимание. Не хочешь рассказать?

– Дерьмо! – всхлипнула она и закрыла лицо руками.

Верити никогда не унывала, с какими бы трудностями ни сталкивалась. Верити, которая прятала лицо в ладонях, плакала и употребляла «сортирное» выражение, – это было нечто совершенно новое.

Я протянула ей бумажный платок, похлопала по руке, подождала. Вскоре она издала приглушенный звук, видимо, означавший еще одно извинение. Я заверила ее, что просить прощения нет причины. Еще немного «поиграв со мной в прятки», она наконец окончательно отняла ладони от лица, но выглядела по-прежнему – других слов не подберешь – убитой горем.

– Ну давай, рассказывай.

– Не хочу тебя грузить, – всхлипнула она. – Во всяком случае, не сейчас, когда Саския только что уехала, а ты ведешь себя так мужественно – улыбаешься через силу, купила эту юбку и вообще…

– Через силу? Верити, я в полном порядке. Поверь, у меня действительно все хорошо. Я вовсе не «делаю лицо», даже фальшивое. Это я, и я в норме. Сасси должна была уехать, я была к этому готова. – Я сделала рукой жест, который, как я надеялась, выглядел убедительно непринужденным. – Черт, я даже заплатила за то, чтобы она поехала в Америку. Так что не стесняйся, плачь и рассказывай – я в совершенно здравом уме. Я ведь даже пришла к тебе для того, чтобы посоветоваться относительно кое-каких собственных планов на будущее, – при этих словах на ее лице мелькнула искорка интереса, – но об этом потом. Итак, что случилось?

Верити вытерла слезы, подперла рукой подбородок и уставилась в стол. Мокрым платком, который держала в другой руке, она гоняла по столу хлебные крошки.

– Что за планы на будущее? – спросила она.

– Об этом поговорим потом.

– Нет-нет. Расскажи. Это меня отвлечет от… – Слезы снова градом покатились из ее глаз. Она исподлобья, скорбно, но не без любопытства взглянула на меня. Я поняла это так, что ей действительно хочется узнать, в чем дело, и решилась.

– Ладно. Видишь ли, это, – я кивнула в сторону юбки, – и это, – я достала из пакета еще одну сомнительную обновку с болтающимся на ней товарным ярлыком, – моя артиллерия. Я собираюсь ввязаться в войну, хотя знаю, что победы мне не видать. – Я улыбнулась: мне понравилась собственная метафора.

Верити непонимающе наблюдала за мной все еще непросохшими глазами.

– Лучше бы ты выражалась попроще, не этими клише, которыми ты так самодовольно любуешься, – заметила она.

Несколько обескураженная, я заменила в дальнейшем повествовании тяжелую артиллерию на легкое стрелковое оружие, раз уж моя собеседница в данный момент была склонна к раздражительности и грубости.

– Я собираюсь завести любовника, – объявила я. – Что ты об этом думаешь?

Что она об этом думала, я отлично поняла. Верити разразилась новым потоком слез и принялась умолять меня еще раз как следует поразмыслить, прежде чем принимать подобное решение.

Ну что ж, подумала я, устраиваясь возле подруги для долгого женского разговора по душам, композиция явно смахивала на нечто в духе Тинторетто, – по крайней мере у меня будет законный предлог еще на день отложить разговор с Роджером.

Верити встречалась, или – если выразиться более откровенно – была любовницей Марка около полутора лет. В ходе этого романа она расцвела, без устали рассказывала всем, что «это нечто», и настоятельно советовала каждому такое испытать, а поскольку в ее жизни и прежде всегда был мужчина, а то и два одновременно, я поверила, что на сей раз это действительно что-то незаурядное. Более того, я считала, что Верити – женщина, умудренная опытом в подобных делах, в отличие от меня, полной дилетантки, – окажется самой подходящей наставницей в деле поисков любовника. Но поскольку ее совет свелся к чему-то среднему между требованием кастрации всех мужчин и утверждением, что единственный разумный выбор партнера по постели – это предпочтение горячей грелки, я поняла, что ошиблась. Тем не менее, один факт получил лишнее подтверждение: год – идеальный срок для интимных отношений.

– Впервые в жизни я допустила что-то подобное, – всхлипывала Верити. – Обычно я предвижу признаки конца и соскакиваю сама. – Она тяжело вздохнула и надолго смолкла.

Господи, подумала я, это ведь может продолжаться и неделю!

– Первый год у нас все было замечательно, – продолжила она наконец, разводя себе чай трехзвездочным столовым коньяком, – а потом он начал забывать о приятных мелочах, а я стала напоминать ему о том, что он о них забывает. – И пристально взглянула на меня, ожидая реакции.

– Ну, это только разумно с твоей стороны, – сказала я.

– А потом он заявил, что я становлюсь занудной и слишком требовательной. – Она замахала руками. – Но я же любила его, ты ведь знаешь, как это бывает…

Я с готовностью кивнула, хотя, честно говоря, охотно бы призналась, что не знаю или, вернее, забыла.

– И чем больше я пыталась наладить отношения, тем сильнее было отчуждение, потом он перестал говорить мне, как хорошо я выгляжу, а потом начал… – новый носовой платок вступил в драматическое действо, – флиртовать с другими женщинами!

– Хорошо хоть не с мужчинами.

– Слушай, Маргарет, – одернула меня Верити, выпрямившись и прямо посмотрев мне в глаза, – шутки здесь неуместны.

– А я и не шучу. У Грязнули Джоан как-то оказался дружок, который предпочитал мужчин.

– В самом деле?!

– В самом деле.

Это ее заинтересовало. Мне показалось, что, поскольку ни совета, ни практической помощи от меня ждать не приходилось, Верити стало легче от одного напоминания о том, что всегда найдется кто-нибудь, кому еще хуже, чем ей. Гораздо хуже, заверила я ее, потому что сражаться с другой женщиной, равной тебе, проще. А вот с чего начинать военную кампанию против мужчины, совершенно непонятно, разве что молиться о ниспослании пениса.

Так или иначе, Верити черпала сюжеты для своих писаний из жизни, и пример Грязнули Джоан привел ее в чувство. Она заметно успокоилась, в ее взоре отразился сюжет нового рассказа и, увы, полная готовность поведать мне о своих страданиях во всех подробностях. Я взглянула на часы. Две минуты первого. Определенно я упустила последний шанс позвонить Роджеру. Ну что ж, значит, завтра. В конце концов, я вовсе не жаждала ускорить разрыв.

* * *

Что уж тут лукавить: дома я действительно ощущала пустоту. Самые обычные дела, совершенно необходимые, когда рядом есть живая душа, теперь казались бессмысленными. Даже традиционный бокал вина перед ужином имел другой вкус без Сасси, сидящей напротив со своей диетической колой, и ритуал ужина утратил для меня всякий интерес. Вместо ее болтовни, иногда забавной, иногда раздражающей, как жужжание москита, я слышала теперь лишь свой нескончаемый мысленный монолог. Наверное, глубоко в душе я предвидела нечто подобное, но в реальности пережить это оказалось куда труднее, чем ожидалось. Уходить из дома было легко, а вот возвращаться в гробовую тишину, не оглашаемую ритмами, несущимися из ее спальни, – убийственно. Удовольствие, которое я в первые дни получала от возможности тихо понежиться после пробуждения в постели, вскоре сменилось чувством скорбного одиночества. Я предполагала, что такое может случиться, но надеялась, что не случится.

Во мне образовалась дыра, явно требовавшая для заделки некоего количества «Полифиллы»[10]10
  «Полифилла» – название широко известного английского брэнда штукатурки.


[Закрыть] дружбы. Или более чем дружбы. Несмотря на сетования Верити, необременительный роман казался выходом из положения. В один из зазоров в лавине ее печальных излияний мне удалось невзначай, так, чтобы не показаться предательницей, вставить вопрос: «Где ты с ним познакомилась?»

– На почте. – Ответ прозвучал малоинтересно. Мысль о том, чтобы околачиваться в очереди за марками в мини-юбке и с улыбкой соблазнительницы, меня не воодушевляла – правда, в этом было нечто сюрреалистическое, но отнюдь не привлекательное.

На Пасху Рождер водил группу школьников в лыжный поход. Вернулся загорелый, с повеселевшим взглядом, поздоровевший. Он заявился ко мне с подарками – бутылкой шнапса и вышитым поясом, – и то и другое мне не понравилось. Клюнул меня в щечку, удобно устроился в кресле и тут же идеально вписался в обстановку комнаты как еще один предмет мебели, что вызвало у меня острое раздражение.

– Значит, у нее там все в порядке? – начал он. Между краем его штанины и кромкой зеленого шерстяного носка виднелась полоска кожи. Это меня тоже раздражало. Очень.

Я села напротив и сказала:

– Да, ей там все нравится.

– Отлично. – На его губах, пока он, глядя на огонь, рассказывал о своих походных приключениях, играла улыбка, которую иначе как приятельской трудно было бы назвать.

– Ну что ж, вижу, тебе там было весело, – сказала я наконец.

– Жаль, ты не смогла с нами поехать. Правда, жаль. Может, на следующий год?

– Может быть, – вяло согласилась я.

– На майские каникулы я собираюсь на рыбалку. Хочешь присоединиться?

Я оценила его великодушие: мужское занятие, требующее полной тишины, любая компания рыбаку помеха.

– О нет, – ответила я. – Но за приглашение спасибо. В камине плясали языки пламени.

– Ну и как тебе это? – спросил он.

– Что – это?

– Ну, жить без Саскии.

– Слишком тихо. Но в общем, ничего.

– Может, мне стоит переехать к тебе, чтобы ты не скучала?

Я представила, как мы сидим вдвоем перед этим вечным огнем: он грезит о макрели или как там называется эта его рыба, а я – о покинувшей меня Сасси.

– Никаких «может», – отрезала я.

– Почему бы не попробовать? Мы же неплохо ладим.

– Роджер, «лажу» я и с почтальоном. Мне нужно нечто большее.

– Ты имеешь в виду постель? – уныло уточнил он. – По этой части нам, похоже, действительно не хватает энтузиазма. Но не все потеряно.

– Боюсь, привычка уже слишком въелась.

– Тогда оставим все как есть.

– Ну уж нет. То есть не совсем так… – Я сделала очень глубокий вдох, чтобы подготовиться к тому, что хотела сообщить.

Я позвонила Джилл, но у нее было подавленное состояние – видимо, сказывалось, хоть и на излете, действие вируса гриппа, – так что мы ограничились лишь коротким разговором. Она приглашала меня приехать и погостить, но, то ли из-за ее плохого настроения, то ли из-за своих собственных планов, я, извинившись, отказалась. Решимость моя была более хрупкой, чем я хотела это признать, поэтому мне требовалась поддержка. А Джилл пребывала в том состоянии самокопания, в которое впадала время от времени и которое в данный момент мне было абсолютно противопоказано.

– Наверное, я плохой друг, – сказала я, – но у меня сейчас слишком много неотложных дел.

Джилл решила, что я имею в виду работу, и смирилась. В итоге мы договорились, что я приеду в конце мая. К тому времени – я не сомневалась – уже должно было что-нибудь произойти.

– Если хочешь, возьми с собой Роджера, хотя бы на несколько дней.

– Нет, это невозможно, – ответила я. – Я с ним рассталась.

– Почему? – встрепенулась она.

– Из-за постельного фактора. Хочу начать новую жизнь. Ищу, знаешь ли, истину и справедливость…

– Навсегда?

– Абсолютно.

– Ну и слава Богу, – обрадовалась она. – Он был симпатичный, но уж очень унылый. Это первое приятное известие за всю неделю. У тебя есть кто-то другой?

– Если был бы, тебе я сообщила бы первой.

– Кто-нибудь найдется, – заверила она и вздохнула: – Какая ты счастливая, что можешь это сделать!

– Что сделать?

– Покончить с рутиной.

– Тем не менее я чувствую холодок одиночества.

– Лучше это, чем духота взаимозависимости.

– Ну ты, мать, просто заелась.

– К твоему приезду приду в норму, удобрение почвы производит на психику чудотворное воздействие: покопаешься немного в дерьме – и порядок.

Я рассмеялась. Момент для того, чтобы посвящать Джилл в мои планы, был явно неподходящим.

Реорганизация мастерской прошла безукоризненно гладко. Мистер Спитери и раньше говорил, что желает обучить своего сына свободно плавать в море бизнеса, и вот настал подходящий момент, чтобы бросить того прямо на глубину. Его сын был испорченным, развратным двадцатипятилетним парнем с маслеными глазами, которого давно уже следовало заставить работать. Я не думала, что этот тип станет проявлять чрезмерное рвение, поэтому не видела в нем серьезной угрозы для себя. Кроме того, я не собиралась терять бдительность. Джоан весьма энергично кивала головой, Рэг – вращал глазами, но в целом сотрудники мастерской не возражали против перемен. Видя, как старательно они избегали встречаться взглядами во время того нашего застолья (судя по всему, неспроста), я едва сдерживалась, чтобы не сказать им: «Да пожмите же вы друг другу руки и кончайте наконец ссориться».

Тогда, в последний день моего пребывания на службе, мы втроем отправились в паб. Было ясно, тепло, и мы поехали в Хаммерсмит, в «Голубку», где устроились за столиком на открытой террасе. Нежась на солнышке, я чувствовала себя так, как, наверное, чувствовали себя древние, поклонявшиеся Гелиосу, Аполлону или Шамашу:[11]11
  Шамаш – в аккадской мифологии бог солнца и правосудия, а также предзнаменований. Соответствует шумерскому Уту.


[Закрыть] вот оно, новое начало, повод к торжеству, таинственный источник питания и тепла. Совершеннейшая фантастика! Мимо текла река, на воде играли солнечные блики, зеленели деревья, и вся атмосфера после изнуряющей зимней скуки казалась исполненной жизненной энергии. То, что этот новорожденный солнечный свет высвечивал на моем лице морщины, которые я ласково именовала «следами смешливости», немного умеряло мой пыл, но тем не менее: вот она я, отважно сменившая курс, пославшая к черту привычный ход собственной жизни и смело устремившаяся в неизведанное будущее. Как всегда, не обошлось и без теневой стороны. Интересно, что подумали бы обо мне мои спутники, поделись я с ними этими мыслями? В конце концов, я ведь всего-навсего собиралась уйти с работы и завести любовника, а не перевернуть Вселенную. И все же я чувствовала себя заново родившейся женщиной, что было очень и очень приятно. Я подняла бокал и пожелала им обоим удачи.

– В любом случае я буду поблизости, вы всегда можете мне позвонить.

– Да уж, с этим сыночком Спитери повод наверняка найдется, – мрачно заметила Джоан.

– Вы оба – люди в высшей степени толковые. Он не может этого не признать. Считайте, что это ниспосланное вам свыше испытание, и вы обязаны его выдержать. Сплотитесь же перед лицом общей напасти!

Джоан улыбнулась, а Рэг покраснел.

– Да, борьба сплачивает, – согласился он. – Бабушка, рассказывала мне, как это бывает. – К моему великому облегчению, на нем были солнцезащитные очки. Я корила себя за то, что мне так трудно общаться с ним, но, как говорится, глаза – окна души, а когда не знаешь, какое из этих окон открыто, невольно испытываешь замешательство. Джоан, по обыкновению, то и дело откидывала с лица волосы, но почему-то меня это больше не раздражало. Несомненно, взять длительный отпуск было правильным решением. Кому это могло навредить? А одна пара здоровых глаз на двоих у них была, разве нет? «Завести любовника…» – размышляла я на обратном пути. Есть в этом выражении что-то старомодно-значительное. Но что именно? Подобное предприятие гораздо легче декларировать, чем осуществить, если вращаешься в узком кругу друзей, которых давным-давно знаешь как облупленных. Чувственная составляющая моего существа подсказывала, что нельзя произвольно навязывать себе подобные решения. Рациональная же твердила, что идея вовсе не безнадежна. Рациональная победила, и я с удовольствием, пусть не без смущения, вдруг почувствовала себя выдвигающейся телескопической антенной. Очень трепетное, надо признаться, состояние для женщины. Возможно, и для мужчины тоже, но я давно подозревала, что мужчины в силу воспитания с детства ощущают себя охотниками и находят эту роль вполне естественной. А вот если вам когда-либо приходилось наблюдать за женщиной, которая открыто охотится или тайно крадется за мужчиной, вы не могли не Заметить, что она в этой ситуации всегда испытывает неловкость. Ну и пусть. Придется мобилизовать всю свою изворотливость. Я немного поразмышляла о том, как стать изворотливой хищницей, но ничего не придумала. Головоломка была мне не по зубам. Ладно, интуиция выручит, решила я. Вся эта затея тем не менее казалась какой-то жалкой, и поэтому я предпочла держать свои планы при себе, пока они не получат сколько-нибудь удовлетворительного завершения. Ни Сасси, ни Джилл, ни Колину, ни Верити я не собиралась говорить больше того, что уже сказала. Отныне буду действовать исключительно самостоятельно.