Текст книги "Как прелестна роза"

Миган Маккини
Как прелестна роза

Мундиров серый цвет

И вот окончилась война,

Проигранная нами.

Враг был сильнее, но страна

Гордится нашими полками.

Отчаянно сражались мы,

На нас позора нет,

И символ доблести для нас -

Мундиров серый цвет.

Походная песня конфедератов

Глава 1

Как прелестна роза

Красная в саду,

Ландыши душистые нежатся в лесу,

Ключевой водицы чиста струя,

Но всего прекрасней любовь моя…

Ирландская народная песня, записана Томми Мейкэмом

ИЮНЬ 1875 г.

Казнь была скверная.

Произошло то, что доктор Эмосс ненавидел больше всего на свете. Он оглядел семь трупов, накрытых белым полотном, которые лежали в его маленьком кабинете. Даже эти люди, злодеи из банды Доувера, заслуживали того, чтобы их отправили в ад более коротким путем, резким движением затянув на шее петлю. Но эта казнь была совсем не такой. По крайней мере, последние минуты оказались ужасными.

Покачав головой, доктор сдвинул на лоб очки и вновь принялся за работу. Он целый день возится с этими бандитами. Сначала наблюдал, как их вешали по очереди, пока все семь тел, обмякшие и безжизненные, не застыли в торжественной неподвижности в клубах пыли, поднимавшейся из-под лошадиных копыт. Потом он помог снять трупы с виселицы и их приволокли кнему в кабинет. Данден – городишко небольшой; похоронного бюро здесь нет, поэтому готовить мертвецов к погребению – это обязанность его, доктора Эмосса. С полудня он обернул в саваны пять трупов и теперь занимался шестым.

Доктор наклонился над плевательницей, но сплюнул мимо, и его слюна бесформенной оспиной улеглась на пыльном деревянном полу. В открытую дверь своего кабинета, над которой снаружи была прибита облезлая вывеска «Стрижка, помывка, бритье – 10 центов; моментальные хирургические операции», он видел весь город до самой восточной окраины; там, на широкой безымянной коричневой равнине, семеро мужчин копали семь могил.

В кабинете сгущались тени. Надвигалась ночь. Доктор стянул сапоги с шестого мертвеца и заглянул ему в рот, – нет ли у парня вставных зубов из слоновой кости, которые городские власти могут продать, чтобы окупить расходы на казнь. Доктор Эмосс обернул бездыханное тело бандита, затем перечеркнул в списке его фамилию.

Теперь предстояло самое трудное. Остался последний мертвец, седьмой. Он был самым опасным из этих преступников. Но о нем тоже придется позаботиться должным образом.

Маколей Кейн. У доктора Эмосса похолодела спина, едва он произнес про себя его имя. Он перевидел немало объявлений о розыске этого преступника, так что с закрытыми глазами мог назвать его имя и фамилию по буквам, как в прямом, так и в обратном порядке. Доктор Эмосс предпочел бы не связываться с таким дьяволом и ему подобными. Бог каждому воздает по заслугам. Из семи казненных больше всех мучился Кейн.

Доктор неохотно бросил взгляд на седьмой труп под покрывалом. Раньше ему не доводилось видеть, чтобы человек так отчаянно сопротивлялся, когда его сажали на лошадь и накидывали на шею петлю. Пришлось привлечь всех помощников шерифа, всех до единого. И даже в самый последний момент, когда на голову Кейну уже надели черный мешок и взвились вверх кнуты, готовые опуститься на круп коня, бандит продолжал сопротивляться, требуя, чтобы с казнью повременили, так как должна прийти телеграмма, доказывающая его невиновность.

Но никакой телеграммы не пришло.

– Сукин сын.

Да, мучительная казнь – мерзкое зрелище. И вспоминать-то тошно, как поднялась на дыбы лошадь, а тело Маколея Кейна судорожно забилось в петле, – все потому, что его шея оказалась слишком крепкой.

Когда все было кончено, помощники шерифа перетащили тело Кейна в кабинет доктора. Они перерезали веревку на связанных руках Кейна и благообразно сложили их на груди. А вот снять с головы черный мешок должен был доктор. Никто другой не хотел этого делать. Обычно, если человек долго мучается на виселице, язык вываливается у него изо рта, а на лице застывает гримаса ужаса: в последний миг он отчаянно пытается дышать и не может, потому что петля уже затянулась. Помощники шерифа, догадываясь, что предстанет их взору, с нескрываемым содроганием следили, как доктор высвобождает из мешка голову казненного бандита. Но прежде чем разбойника накрыли покрывалом, все с облегчением успели заметить на его заросшем неряшливой щетиной лице выражение умиротворения и покоя.

Подгоняемый чувством долга, доктор Эмосс покорно направился к последнему трупу. Скоро сюда придет шериф, чтобы перенести тела бандитов в могилы. Нужно поторопиться.

Доктор нагнулся за веревкой, чтобы перевязать саван. Тишину комнаты нарушало лишь жужжание зеленых мух, бьющихся об оконные стекла, да еще его собственное дыхание. Склонившись над телом, доктор протянул руку к простыне. И замер на месте.

На черные туфли доктора, купленные в магазине, плюхнулась маленькая капелька крови. Другой человек, наверное, не обратил бы внимания на такую мелочь. Менее опытный врач, возможно, даже не задумался бы об этом, но Джон Эдвард Эмосс прожил на свете больше шестидесяти лет и сорок из них проработал врачом; он прекрасно знал: из мертвого тела кровь не течет.

Разумеется, от веревки на шее казненного всегда остается рана, но кровь из нее лишь сочится, а не льется ручьем, как из тела Кейна, стекая со стола прямо на его ботинок.

У доктора Эмосса волосы на затылке встали дыбом. Рукам не терпелось откинуть простыню, но ноги оказались мудрее. Он отступил на шаг.

Однако было поздно.

В горло вцепилась рука, неожиданно взметнувшаяся из-под простыни. Доктор взвизгнул, как луговая собачонка, угодившая в зубы койота, но его никто не услышал. Все жители города в этот момент находились у вырытых в степи могил, ожидая, когда начнут хоронить казненных бандитов.

Ни доктор, ни негодяй-разбойник не шевелились, оба на какое-то мгновение замерли в неподвижности, словно изваяния. В тишине кабинета отчетливо слышалось тяжелое скрипучее дыхание Кейна, с жадностью заглатывавшего ртом воздух.

Не зная, как высвободиться из железной хватки бандита, доктор беспомощно прохрипел:

– Ты только сейчас ожил, сынок? Разбойник рывком сдернул с лица простыню. Вид у него был жуткий. Слишком жуткий, чтобы можно было поверить в чудо, И когда он заговорил сиплым голосом, чувствовалось, что каждый произносимый звук доставляет ему нестерпимую боль.

– Да. Не сомневайся, я живой. Воскрес из мертвых. Доктор кивнул; он был слишком напуган, чтобы рассмеяться.

– Телеграмма. Где эта чертова телеграмма? – задыхаясь, выдавил из себя бандит; доктору с трудом удалось разобрать, что он сказал.

– Обвинения не сняты с тебя, сынок. Телеграмма не пришла. – Однако, говоря это, доктор Эмосс думал о том, что банде Доувера вменялось в вину убийство двенадцати человек. Интересно, сколько из них на совести этого парня, и не получится ли так, что сам он, доктор, станет тринадцатой жертвой.

Пальцы Кейна еще сильнее впились в горло доктора. Тот не мог даже сглотнуть слюну.

– Ты лжешь мне? – Кожа на бледном лице разбойника, обескровленном в результате травмы, полученной во время казни, натянулась от напряжения.

– Зачем же мне лгать в такой момент, сынок?

Кейн пристально посмотрел на доктора, затем улыбнулся – одними губами; в глазах эта улыбка никак не отразилась.

– Пожалуй, мне придется забрать тебя с собой, доктор. Я намерен любой иеной выбраться из этого города палачей. Чего бы мне это ни стоило.

Улыбка исчезла с лица бандита. Из ран на его запястьях сочилась кровь, шея тоже кровоточила. А глаза, со страхом отметил про себя доктор Эмосс, излучали холод.

Он все-таки сглотнул застрявший в горле комок. Это было не так-то легко сделать, ведь рука разбойника по-прежнему стальной хваткой сжимала ему горло.

– Во второй раз тебя вешать не станут. Это точно. Мы все считаем, что так нельзя. Ты перенес страшные муки.

– Да, казнь была ужасной во всех отношениях, – бросил бандит.

Доктор промолчал, его взгляд был прикован к горлу разбойника. Веревка, недавно стягивавшая его шею, превратила ее в кровавое месиво.

– У тебя есть лошадь?

Доктор отвел глаза от раны.

– Да. За домом. Крепкий индийский пони. Забирай.

– А оружие?

– Чего нет, того нет. Не верю я в эти штуковины. Яведь врач, да и вообще…

– В таком случае ты едешь со мной, Я должен как-то обезопасить себя. – Разбойник потер больное горло, затем резким движением повернулся, свесив ноги со стола. Вместо бахромы, некогда украшавшей его кожаные штаны, теперь торчали редкие тоненькие голосочки кожи, что сразу же выдавало в этом человеке преступника. Люди, скрывающиеся от закона, не могут заявиться в город, когда им вздумается, чтобы привести в порядок амуницию. Бахрома им заменяет и шнурки для ботинок, и пряжки, и прочие подобные принадлежности туалета и снаряжения.

Доктор Эмосс еще раз сглотнул слюну, ясно сознавая, что рука, сжимающая его горло, в любую минуту может задушить его насмерть. От страха он побелел как полотно.

– Далеко ли ты уйдешь, если потащишь меня с собой?

Разбойник пристально посмотрел на доктора. Серьге холодные глаза оценивающе сверлили его брюшко и лысеющую голову.

– Мне нужно выиграть время, – только и произнес в ответ бандит.

Но доктору и не требовалось пространных объяснений.

– Я никому ничего не скажу. Скажу, но не сразу. У тебя будет в запасе немного времени. Уезжай отсюда.

Разбойник прищурился; взгляд его напомнил доктору волка, которого он видел как-то зимой.

– Почему ты хочешь помочь мне?

– Я считаю, что человека нельзя казнить дважды. Ты выжил. Должно быть, на то есть причина. Я не Бог, чтобы судить людей.

Кейн впился глазами в доктора. Взгляд у него был такой же давящий, как и рука, сжимавшая горло врача.

– Мне нужно пять минут, – наконец проскрежетал бандит. – Если у меня не будет этого времени, если ты обманешь, я тебя из могилы достану.

– Клянусь, ты получишь свои пять минут, даже если мне придется забаррикадировать дверь, чтобы задержать помощников шерифа, – поспешил заверить его доктор Эмосс, энергично тряхнув головой – насколько это было возможно – в подтверждение своих слов.

Разбойник осторожно сполз на пол, по-прежнему не убирая руки с горла доктора, и вместе они прошли к выходу во двор. У двери взгляды мужчин на долю секунды встретились, и они, непонятно почему, вдруг прониклись доверием друг к другу. Так же, как и с тем волком, подумал доктор, вспомнив, как он опустил ружье и зверь убежал, оставив ему на память только взгляд своих ледяных в прожилках глаз.

Разбойник был высок ростом (на целый фут выше доктора), обладал гибким сильным телом, закаченным за долгие годы, проведенные в седле. Такой человек не нуждается в сочувствии, но доктор Эмосс – несмотря на то, что пальцы Кейна сжимали ему горло – все равно прошептал:

– Удачи тебе, Маколей Кейн.

Разбойник вздрогнул, бросив на доктора удивленный взгляд. Очевидно, он хотел сказать, что не испытывает потребности в добрых пожеланиях из уст человека, который пытался повесить его. Но вместо этого, как и тот волк, не теряя времени, выскользнул за Дверь, только его и видели. Вскочив на испуганную лошадь, аппалузскую верховую, стоявшую в загоне, он, словно индеец, приученный ездить верхом без седла и поводьев, стрелой помчался навстречу островерхим горам, маячившим на западе, на фоне синего горизонта.

Доктор Эмосс с тревогой глядел ему вслед. Он и сам не понимал, почему так жаждет, чтобы этот человек поскорей вырвался на свободу и затерялся вдали, как тот волк растворился в снегах.

АВГУСТ 1875 г.

В дорогу она всегда надевала черное платье. К вдовам с расспросами не пристают. Ответом на любой вопрос является цвет их скорбных одежд. Кристал ван Ален научилась ценить преимущества черного платья, усвоила привычку носить черные хлопчатобумажные перчатки, которые скрывали отсутствие обручального кольца на пальце, а соответственно и тот факт, что у нее никогда и не было мужа, и приноровилась прятать лицо под сеточкой длинной черной вуали, благодаря которой невозможно было ни определить ее возраст, ни разглядеть само лицо. Редко кто пытался вовлечь ее в беседу или донимал любопытством, видя на ней вдовий наряд. И так оно гораздо спокойнее. Кое-кто, наверное, считает, что женщина, путешествующая в одиночку, надеется, что попутчики не оставят ее без внимания. Но Кристал за время своего пребывания в западных районах страны поняла также и то, что незнакомец, слишком назойливо интересующийся ее прошлым, опаснее даже бродяг из индейского племени пауни, объединившихся в разбойничьи банды.

Дилижанс компании «Оверлэнд экспресс» наскочил на выбоину, и Кристал при толчке ударилась об острый угол предмета, стоявшего на сиденье подле нее. Она изучающим взглядом уставилась на своего «соседа». Это была миниатюрная модель конторки. Хозяин вещицы – торговец мебелью – сидел рядом, с гордым и довольным видом поддерживая ее обеими руками.

Кристал выпрямилась, почти завидуя торговцу, наевшему широкие габариты. Дилижанс был рассчитан на шестерых пассажиров, но с мужчины, сидевшего возле нее, взяли двойную плату, так как для его упитанной фигуры и образцов товаров, которые он вез с собой, требовалось гораздо больше места, чем отводилось для одного человека. Кристал, зажатой между стенкой дилижанса и торговцем, с трудом удавалось сидеть так, чтобы юбки ее платья не измялись. Она была маленькая и худенькая, и поэтому при малейшем толчке ее швыряло из стороны в сторону. Тучному торговцу не страшны были никакие ухабы, а Кристал постоянно билась об угол его конторки.

Впившись пальцами в свою сумочку из полушелковой ткани, девушка приняла прежнее положение – выпрямила спину, с чопорным видом скрестив лодыжки, и, держа на коленях руки, одной ладонью накрыла другую. Дорога пошла ровнее, и у Кристал появилась возможность рассмотреть трех других пассажиров, которые вместе с ними сели в дилижанс на станции «Горелая».

Одного из них, пожилого мужчину с добрым спокойным лицом, она поначалу приняла за проповедника, увидев, как он из нагрудного кармана вытащил Священное писание, но потом заметила, что внутри книги в вырезанном тайнике хранится металлическая Фляжка, к которой тот с жадностью прикладывался, и засомневалась в том, что правильно определила род его занятий.

Рядом со стариком сидел юноша, вернее даже, подросток. Он с беспокойством выглядывал в окно, словно стыдился того, что трясется в дилижансе, когда ему следовало бы, как настоящему мужчине, скакать рядом на лошади. Подростка в дороге сопровождал седоватый мужчина в выцветшем пиджаке цвета индиго и с такой же седой и жесткой, как проволока бородой, которая остро нуждалась в том, чтобы по ней прошлись ножницы; очевидно, это был отец юноши.

Все пассажиры молчали. «Проповедник» пил, мужчина в синем пиджаке дремал, торговец не сводил взгляда с маленькой конторки, – по-видимому, размышлял о том, какую сумму он выручит за свое сокровище. Дилижанс опять тряхнуло, и Кристал вновь ударилась об угол противной конторки. На этот раз, усаживаясь прямо, она потирала бок.

– Разрешите представиться, мадам. Генри Гласси.

Девушка подняла голову и уже не впервые увидела обращенное к ней улыбающееся лицо торговца. На вид это был человек располагающей внешности, с которым, как ей казалось, можно было бы приятно коротать долгие часы в дружеской беседе во время длительного путешествия по пыльным дорогам прерии. Но Кристал незачем было общаться с попутчиками. Молчание ее устраивало больше. Молчание для нее было своего рода убежищем, в котором она могла спрятаться, если уж не от себя, то хотя бы от всех других людей.

Сквозь вуаль Кристал внимательно посмотрела на мужчину. Наверное, со злостью подумала девушка, в его глазах не осталось бы и следа доброты, открой она ему свое имя. Ведь во всех районах страны, от Мэна до Миссури, развешаны плакаты с ее фотографией, а на них написано, что она – опасная преступница. Черные перчатки скрывают не только отсутствие обручального кольца, но и шрам на ее ладони, который также упоминается во всех этих объявлениях. Последний раз один из таких плакатов она видела в Чикаго. С тех пор миновало три года, и, теперь, уехав далеко на запад, достигнув территории 0айоминга, она, казалось бы, должна чувствовать себя в безопасности, но Кристал каждый новый день по-прежнему встречала с тревогой. Ее жизнь в Нью-Йорке была сплошным кошмаром. Сейчас она бежала от этого кошмара и от своего собственного лица. И от жестокого человека, который хочет убить ее, чтобы она не рассказала правды о преступлении, в котором ее обвиняют.

– Мадам, не откажите в любезности, позвольте узнать, как вас зовут?.. – Мужчина вопросительно поднял брови, и Кристал поняла, что он твердо вознамерился завязать с ней разговор.

– Меня зовут миссис Смит, – учтиво ответила девушка тихим голосом.

Улыбка на лице мужчины расползлась до ушей.

– Смит – замечательное имя. Такое гордое, демократичное. Легко запоминающееся.

Губы Кристал тоже дрогнули в улыбке. Торговец, конечно, хотел сказать, что это – очень распространенная фамилия. Так оно и есть. Поэтому она и выбрала ее. И, тем не менее, Кристал чувствовала себя польщенной, словно господин Гласси сделал ей комплимент. Он обладал главными качествами, необходимыми человеку, избравшему своим поприщем коммерцию, – приятной наружностью и льстивым языком. А его манеры, модный костюм ядовито-зеленого Цвета и крупная булавка с жемчужиной на черном галстуке, завязанном свободным узлом, – все это свидетельствовало о том, что дела у господина Гласси идут успешно.

Однако бедные вдовы редко покупают мебель, поэтому, к ее огромному облегчению, очень скоро им стало нечего обсуждать, и Кристал вновь, отвернувшись к окну, устремила взор на плоскую, как гладильная доска, прерию. Время от времени она доставала носовой платочек и, просунув руку под темную вуаль, стирала выступившие на лбу капельки пота. Высоко в небе висело палящее солнце, в открытые окна дилижанса летела пыль, светлой песчаной пудрой обсыпая ее одежду. Они совсем недавно тронулись в путь, а до Нобла ехать целый день. Кристал не терпелось поскорее добраться туда.

За последние три года ей часто приходилось слышать о Нобле. С этим городом она связывала свои надежды. Она устала от дорог, устала спасаться бегством, а в Нобле, говорят, легко затеряться. Там много женщин, процветает игорный бизнес, и никто не задает лишних вопросов, даже шериф, – потому что там уже несколько лет нет шерифа. Так же, как Саут-Пасс и Майнерз-Дилайт, Нобл возник на пустом месте, когда прошел слух, что в тех краях есть золото, – и так же быстро увял. Но проповедуемые им гедонистические принципы не умирали, и в настоящее время Нобл служил приютом пастухам и людям, направляющимся в Форт-Уошэки от последней станции железной дороги, принадлежавшей компании «Юнион пасифик». Кристал надеялась, что тоже на некоторое время обретет счастье в Нобле – будет работать на кухне или сдавать карты в игорном доме. Она согласна даже, если вынудят обстоятельства, танцевать за деньги с мужчинами в этом глухом городишке, где нет представителя законной власти, который косится на всех и вся. Зарабатывать на жизнь танцами она станет только в крайнем случае; мужчины, как правило, народ грубый, и к тому же зачастую от них плохо пахнет. Но если другой работы не подвернется, значит, она будет танцевать. В мыслях Кристал проблема выживания всегда занимала первое место. И потом, это – не самый худший способ заработать. Чем только не приходится заниматься ради денег, – особенно женщинам.

Глаза Кристал затуманились, и, хотя, ее взгляд по-прежнему был устремлен в окно дилижанса, она уже не видела проплывающего мимо пейзажа. Порок. Ей омерзительно было произносить это слово даже мысленно, однако оно преследовало ее, словно тень, и тень эта не пропадала, даже когда садилось солнце. В былые годы ее жизни, которых она почти не помнила, слово «порок» просто отсутствовало в ее лексиконе. Это слово и ему подобные никогда не употреблялись ее родными. В том мире, где она выросла, понятие «порок» никак не истолковывалось и не объяснялось. Для юной благовоспитанной девушки из аристократической семьи потомков голландских переселенцев, жившей в Манхэттене, это слово должно было значить не больше, чем какая-нибудь непонятная фраза, написанная на смешанном простонародном ирландско-гэльском наречии, которому, конечно же, не обучали воспитанниц пансиона благородных девиц, престижной женской школы на Пятой авеню, где заправляла мисс Бейли и куда однажды привела ее судьба.

Но потом волею той же судьбы она сошла с предначертанного ей пути и теперь вот оказалась в Вайоминге, вынужденная вести образ жизни, о каком и помыслить прежде не могла. И значение слова «порок» больше не представляет для нее тайны, потому что вот уже три мучительных года она отчаянно пытается избежать его когтей.

– Нам тоже следовало бы наняться охранять дилижанс, папа. Эти сиу – они могут налететь в любой момент. – Голос юноши вывел Кристал из мрачных раздумий. Он смотрел на своего отца, который, надвинув на лицо шляпу, пытался заснуть.

Ты теперь богатый человек, Пит. У нас есть деньги. Нам не пристало охранять дилижанс. Как только доберемся до Сент-Луиса, сразу купим себе приличную одежду и станем благородными господами раз и навсегда.

С нами только кучер и один охранник, не больше того. А что, если дилижанс остановят в чистом поле?

Ведь это территория сиу. А всем известно, что эти чейенны – сущие звери…

– До Нобла рукой подать. Как-нибудь обойдутся и без тебя, Пит. Мы же уплатили деньги. А когда мы пересядем на поезд в Сент-Луисе, может, захочешь толкать паровоз?

– Да ну тебя, па, – недовольно проворчал Пит и смущенно глянул в сторону Кристал, потом, словно обрадовавшись тому, что ее лицо скрывает вуаль, отвернулся к окну, – очевидно, высматривая индейцев.

Индейцы. У Кристал начинала зудеть кожа на голове каждый раз, когда в ее присутствии произносили это слово. За время странствий по дорогам Америки она слышала немало душераздирающих историй о «подвигах» кутенаев, плоскоголовых, шошонов, черноногах. То были ужасные истории, истории, которые ночами всплывали в кошмарных снах. Но того, для кого кошмар – сама жизнь, кошмарные сновидения не пугают. Кристал не боялась индейцев.

Дилижанс остановился.

Никто не понимал, что произошло. Пассажиров окутала тишина, застоялая душная тишина, которая могла предвещать только неприятности. На крышу дилижанса с глухим стуком опустились чьи-то сапоги. Это охранник, сообразила Кристал.

– Почему мы встали? – прижимая к себе конторку, спросил мистер Гласси, обводя взглядом своих спутников, как будто кто-то из них мог знать ответ на его вопрос.

– Мы не должны были останавливаться у Драй-Форка. – Седоватый мужчина в синем пиджаке, нахмурившись, высунул в окно голову. Он открыл рот, намереваясь накричать на кучера, но слова почему-то застряли у него в горле. Мужчина медленно втянул голову в глубь дилижанса, и все увидели, что прямо в нос ему направлено дуло ружья.

Кристал изо всех сил сжала в руках свою сумочку, так что костяшки пальцев побелели от напряжения. Сразу же вспомнились ужасные рассказы об индейцах и разбойниках, причем картины учиненных ими злодейств замелькали в воображении с такой быстротой, что она впала в оцепенение, во рту пересохло. Сквозь сеточку вуали Кристал видела, как проповедник с шумом захлопнул свою Библию; на лице его появилось туповатое выражение, вызванное потрясением, а не потому, что он хватил лишнего из запрятанной в Священном писании фляги. Пит встрепенулся, словно по глупости готовился наброситься на обидчика, направившего ружье на его отца. Лошади били копытами, нервничая от того, что между ними расхаживают незнакомые люди. Секундой позже над головой послышался грохот: на крыше дилижанса шла драка. Потом воцарилась тишина; раздался звук ударившегося о землю ружья.

Внутрь дилижанса просунулась рука, грязная рука белого человека, а не индейца, и подняла защелку на дверце. Кристал в страхе отпрянула. На подножке появился ободранный сапог, и вскоре его владелец, упершись локтем в колено, заглянул в салон.

– Привет, ребята, – Мужчина улыбнулся, обнажая полный рот гнилых зубов. Он был чумазый и небритый; злые тусклые глазки изучающе скользнули по пассажирам. Заметив, что его грозный вид возымел действие, он расхохотался.

– Нас грабят? – простонал мистер Гласси, словно держа перед собой миниатюрную конторку.

С отчаянно бьющимся сердцем, которое, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди, разорвав корсет, Кристалл воззрилась на бандита сквозь черную вуаль.

– Кейн! – прокричал разбойник, опуская ружье. -

Тут интересуются, грабят их или нет! – Он опять расхохотался и с издевкой во взгляде натянул на лицо пестрый платок.

– Послушайте, – внушительным басом обратился к бандиту мистер Гласси, но, прежде чем он успел произнести следующее слово, место первого разбойника занял другой, оттеснив сообщника в сторону.

Такого мужчину Кристал встречала впервые. Избрав своим занятием грабеж, он внешне мало чем отличался от бандита, который первым заглянул в дилижанс. Пожалуй, он был чуть выше ростом и шире в плечах, но тоже обросший до безобразия; должно быть, бритва вот уже несколько дней не касалась его щек и подбородка, покрытых длинной темной щетиной. Рубашка на нем была пыльная и изношенная, вокруг шеи повязан выцветший красный платок, который в случае необходимости, очевидно, служил ему также и маской для лица. И, тем не менее, во всем облике этого человека сквозило нечто особенное, необычное. Он обладал характерной, запоминающейся внешностью и казался гораздо опаснее, чем тот, первый. От его взгляда у Кристал сжалось сердце. Ей прежде не доводилось видеть таких суровых, ледяных глаз, обдававших вас холодом, словно январский ветер, внезапно остудивший июльский зной.

– Мужчинам освободить дилижанс, – буркнул он. Пугающие глаза воззрились на Кристал, словно пригвоздив ее к сиденью. Она знала, что бандит не может рассмотреть ее лицо, скрытое вуалью, но то было слабое утешение. Под его ледяным взглядом она вся сжалась.

Разбойник отвернулся и стал следить, как выбираются из дилижанса мужчины. Кристал несколько расслабилась. Ее плечи резко опустились, освободившись из-под тяжести этого оскорбительного взгляда. Она с облегчением перевела дух и только тогда осознала, что до этого момента сидела не дыша.

– Нас будут грабить? – допытывался мистер Гласси, очевидно решив не покидать дилижанс, пока не прояснится ситуация. – Вы же видите, с нами женщина. Мы не можем просто так удалиться, оставив ее с…

– Я сказал, всем мужчинам выйти. – Разбойник грозно сверкнул ледяным взглядом своих холодных серых глаз в сторону мистера Гласси. Торговец, не дожидаясь дальнейших объяснений, скоренько оторвался от своей конторки и вылез из дилижанса.

Один за другим пассажиры вышли на дорогу. С лица Пита не сходило вызывающее выражение, словно он хотел сказать: «Я вас не боюсь». Его отец с беспокойством оглядывался по сторонам, очевидно отказываясь верить в то, что все его мечты пошли прахом из-за каких-то негодяев-грабителей, и это после того, как он проделал такой длинный путь. Взгляд Кристал остановился на проповеднике. Его руки, поднятые над головой, заметно дрожали. У самой Кристал ладони тоже стали липкими от холодного пота; пальцы судорожно вцепились в край оконного проема. Она посмотрела вдаль, в отчаянии выискивая глазами каких-нибудь спасителей. По-видимому, разбойники спрятались у моста через Драй-Форк и преспокойненько ждали, когда жертва сама прикатит к ним в руки. Кристал углядела под мостом привязанных коней. Она насчитала пять животных.

– Представитель мебельной фирмы «Патерсон» из Патерсона, штат Нью-Джерси, и моя компания, милейшие, узнает об этом возмутительном происшествии. – Заявил мистер Гласси, когда первый бандит стал обыскивать его, проверяя, нет ли у торговца оружия. Второй бандит, обладатель холодных глаз, ощупывал отца Пита, похлопывая по его синему пиджаку под сердитым взглядом юноши.

– Я – бедный человек, очень бедный, мистер, – ныл отец Пита, послушно позволяя себя обыскивать. -

У меня нечего брать, я бедный человек.

– Оружия нет, Кейн, – прокричал первый бандит.

Кейн, грабитель с холодными глазами, кивнул и распахнул куртку на Пите. Обнаружив у юноши заткнутый за пояс холщовых штанов шестизарядный револьвер, он забрал оружие, оттолкнув Пита в сторону.

– А теперь внимание. – Кейн дважды выстрелил в воздух. Все без исключения, в том числе кучер и охранник, которые лежали на земле, с готовностью уставились на него. – Мужчины весь остаток пути будут идти пешком. Следуйте за дилижансом. – Кейн взглядом указал на двух верховых, которые вели от моста коней. – Ребята проводят вас до места.

– Куда вы поведете нас? – храбро поинтересовался Пит.

Кейн сверкнул глазами в его сторону.

– В город под названием Фоллинг-Уотер. Слышал о таком, малыш?

Пит стиснул зубы.

– Конечно. Город-призрак. Там уже много лет никто не живет.

– Правильно. Вот туда и отправимся.

– Вы собираетесь похитить нас?

– Да.

– Зачем?

В ожидании ответа Кристал вцепилась в дверцу дилижанса. Она пыталась понять, являются ли они жертвами обычного разбоя или это нечто более запутанное и зловещее. Одну за другой прокручивала она в голове различные версии происшествия. Больше всего девушка боялась, что ее дядя каким-то образом напал на ее след.

– Во вторник дилижанс «Оверлэнда» повезет зарплату для рабочих. Мы потребуем за вас выкуп. – Кейн сунул револьвер Пита за пояс. – Вы все пойдете за дилижансом. Если кто-нибудь выбьется из строя, Зику дозволено пустить в ход кнут:

Мужчина, которого звали Зиком, приблизился к пленникам на гнедой лошади. В правой руке он держал огромный ужасного вида кнут, которым легко можно было содрать кожу со спины человека.

Кристал увидела, как лица ее спутников бледнеют от страха. Она тоже была напугана, но и обрадовалась тому, что ее дядя не имеет отношения к этому происшествию. Если бы Болдуину Дидье удалось отыскать ее, до следующего дня она бы не дожила. А эти грабители, может быть, и не убьют ее.

– Вы не имеете права держать нас так долго! До вторника еще целых четыре дня! – воскликнул мистер Гласси, вероятно беспокоясь за свои счета.

Кейн равнодушно пожал плечами; конечно же, ему не было никакого дела до проблем торговца.

– Кто ты, добрый человек, взявший на себя смелость учинить с нами такое?

– Маколей Кейн.

Пит открыл рот от изумления.

– Маколей Кейн! Да ведь Маколея Кейна повесили в Ландене больше месяца назад!

– Я тоже слышал об этом.

– А я слышал, что Маколей Кейн улизнул от виселицы и присоединился к банде Кайнсона. Значит, мы в плену у кайнсоновских молодчиков? – спросил отец Пита, побледнев от страха.