Текст книги "Партитура смерти. Случаи из практики самого известного судмедэксперта Германии"

– И где живет госпожа Россбах? – спросил Виттиг.

– На Алезундштрассе, – пробормотал Ханк. Он снова становился рассеянным.

– Вы, скорее всего, намного чаще встречаетесь у нее дома? – поинтересовалась Беата Люккертц с дружелюбной улыбкой.

– Да, конечно, – соглашается американец. – У нее прекрасная квартира и, главное, куда больше места, чем в моем тесном бараке.

Главный комиссар Виттиг наклонился вперед и пронзительно посмотрел на тату-мастера.

– И когда вы в последний раз были у Лары Россбах?

Ханк Буррен в одночасье побледнел.

– Позавчера, – заявил он.

– Тогда объясните-ка нам, как это соотносится, – перебил комиссар Виттиг. – Только что вы утверждали, что в последний раз вы были в районе Обершёневайде месяц назад!

Вы должны тогда понимать, что Алезундштрассе точно так же, как и Хеллбаунд, расположена в районе Обершёневайде, в непосредственной близости от места нахождения частей тела Леона Фельдгэртнера.

Американец уставился в свою кофейную кружку.

– Возможно, – пробормотал он в бороду. – Но в день, когда был убит Фельдгэртнер, меня не было в районе Обершёневайде.

Я же вам уже говорил! – вырвалось у него.

Он сжал кулаки. Вены на его висках набухли, а глаза сразу заискрились от ярости.

– Мы с Фельдгэртнером опрокинули по паре стопок водки! – воскликнул он. – Потом мы разошлись, и я провел ночь в своей комнате, здесь, в Шёнеберге. А теперь оставьте меня в покое!

Доминик Виттиг покачал головой.

– Ваш допрос на этом окончен, – ответил он. – Но оставить вас в покое мы все же не можем. Все будет как раз наоборот. Вы нас обманули, тем самым сделав себя подозреваемым.

Имеется ли у вас свидетель, который сможет доказать, что вечер 5 июля и последующую ночь вы провели в своей комнате на Ляйстерштрассе?

Ханк Буррен как подкошенный свалился на стул.

– Нет, я все время был один, – пробурчал он.

– Тогда вы точно не станете возражать, если мы заберем ваш мобильный телефон и проанализируем данные, – произнесла Люккертц. – Если вы в названное время действительно не находились в районе Обершёневайде, у вас появится неопровержимое алиби от вашего провайдера.

Ханк Буррен еще какое-то время нерешительно смотрел прямо перед собой. Он должен осознавать, что, по сути, у него нет выбора, поскольку как только он становится обвиняемым по делу, полиция имеет право анализировать данные его телефона без его на то согласия, чтобы установить, где он пребывал 5-го и 6 июля.

– Не возражаю, – проворчал он наконец, достал телефон из кармана и передал его Беате Люккертц.

Мобильные телефоны всегда регистрируются на близлежащих передающих станциях. Благодаря этим данным, которые провайдер обязан хранить на протяжении предписанного законом периода, можно довольно точно установить, где в определенный момент времени находился конкретный человек или оформленный на его имя телефон.

Анализ данных с телефона Ханка Буррена был предоставлен комиссии по расследованию убийств в тот же день. Анализ данных показал, что вопреки заверениям американца 5 июля примерно в 21:40 он находился на улице Алезундштрассе в районе Обершёневайде. Таким образом, он был либо у своей девушки Лары Россбах, либо в близлежащих окрестностях.

– Пошли двух коллег в Холи Хаус, – потребовал комиссар Виттиг. – Пускай они доставят Буррена к нам в участок. Мы снова его допросим, в этот раз уже в качестве обвиняемого.

Пятнадцатого июля после полудня Ханк Буррен уже сидел напротив обоих криминалистов в помещении для допросов в комиссии по расследованию убийств. Очевидно, что в течение дня он уже успел опустошить несколько стаканов водки. Однако он не создавал впечатление человека с помутненным рассудком, а, скорее, наоборот выглядел явно бодрее и собраннее, чем на утреннем допросе в качестве свидетеля.

– Хорошо, признаюсь, тогда я сказал не всю правду, – уступил он после того, как Доминик Виттиг показал ему результат экспертизы данных сотового телефона. – В тот вечер я все же поехал в Обершёневайде.

– Вместе с Леоном Фельдгэртнером? – спросил главный комиссар.

Ханк Буррен кивнул.

– На самом деле, мы с Леоном хотели зайти в кабак «У палача», – объяснил он. – Но как только мы сошли на станции Шёневайд, мы внезапно разругались. Я уже и не помню, о чем шла речь. Во всяком случае, мы подрались. Я ударил его кулаком по носу, и он удрал в неизвестном направлении. А я пошел прямиком к Ларе. Спросите же ее саму!

На этом Буррен остановился. На вопрос, почему он соврал, что Фельдгэртнер отправился с ним в Обершёневайде, он раз за разом отвечал:

– Я не хотел попасть в передрягу. В моей жизни было достаточно проблем с властями.

Главный комиссар объяснил ему, что он предварительно задержан и должен содержаться под стражей до поступления дальнейших указаний. После ареста Буррена Виттиг распорядился заехать в квартиру Лары Россбах и доставить ее в отдел по расследованию убийств. Его коллега Люккертц дала указание запросить у американских властей информацию о Ханке Буррене.

Как только спустя несколько дней поступит запрошенная через Интерпол информация, главному комиссару Виттигу станет ясно, на какие проблемы с властями намекал Ханк.

В США Буррен отбывал свое первое наказание уже в тринадцать лет. После того как он избил до полусмерти другого подростка, он, будучи несовершеннолетним, был заключен под арест на три месяца. Однако это было лишь начало пути, заслуживающего порицания. В общей сложности в разных штатах Америки за Бурреном с восемнадцати лет числятся двенадцать преступлений с применением насилия. При этом речь каждый раз шла о тяжких телесных увечьях, а в двух случаях и вовсе о принуждении к действиям сексуального характера без согласия партнерши. За нанесение тяжких телесных повреждений он угодил за решетку на пять лет.

Казалось, что после освобождения из тюрьмы жизнь Буррена пошла в верном направлении. Он работал тату-мастером в Бруклине и несколько лет жил с женщиной, которая родила от него сына. Она страдала наркотической зависимостью, что и разрушило их отношения, после чего Ханк начал сильно пить. Все чаще он терял над собой контроль, а попытки воздержания каждый раз заканчивались новыми провалами. Он потерял работу, скитался из одного штата в другой, устраивался на новые места и раз за разом его увольняли, так как он постоянно был пьян и по пустякам проявлял жестокость.

Когда в 2011 году прокуратура штата Луизиана завела на него уголовное дело из-за нанесенных им тяжких телесных повреждений, Буррен скрылся в Берлине. Хоть он быстро получил здесь работу в тату-салоне Холи Хаус, его алкогольная зависимость осталась с ним в Старом Свете, а вместе с этим и его склонность к применению насилия, когда он был сильно пьян.

Берлинские следователи пока ничего не знали об этих полицейских разборках и судебных делах, так как вечером в пятницу комиссар полиции Саша Могурски со своим коллегой направились в Обершёневайде.

Улица Алезундштрассе пролегает параллельно реке Шпрее.

Дом под номером 27 – это серый жилой дом, построенный в пятидесятые годы прошлого столетия. Дверь в до открыта.

Могурски и старший полицейский Денис Бахро поднимаются на третий этаж без предварительного звонка. Согласно показаниям Ханка Буррена Лара Россбах проживает в двухкомнатной квартире с видом на Шпрее. После звонка в дверь внутри не раздалось ни единого звука. Они немного подождали, прежде чем Могурски снова нажал на кнопку. В этот раз изнутри доносился громкий шум. Комиссар прислушался к звукам. Казалось, будто бы на каменный пол упало ведро для уборки и швабра.

– Госпожа Россбах? – позвал он и отчетливо постучал по двери. – Это уголовная полиция. Пожалуйста, откройте!

В квартире раздался пронзительный возглас, напоминавший не столько проклятие, сколько истеричный крик.

– Я сейчас подойду, – послышался резкий женский голос.

Шумит вода. Снова слышится шум от ведра и швабры. А затем наконец открывается дверь. Перед полицейскими предстает молодая женщина, разгоряченная, будто бы она только что занималась спортом. Ее футболка под мышками намокла от пота. На щеках выступили красные пятна. Но сильнее запаха пота Лару Россбах окружал запах чистящих средств. Саша Могурски и Денис Бахро предъявили свои служебные удостоверения.

– Мы должны попросить вас проехать вместе с нами в полицейский участок для дачи свидетельских показаний по делу об убийстве Леона Фельдгэртнера, – сказал комиссар.

Ее лицо выглядело так, как будто бы она сейчас разрыдается.

– Я не знаю никакого Леона… как его там?

– Пожалуйста, следуйте за нами, – повторил Могурски, не обратив внимания на ее вопрос. – Наши коллеги из уголовной полиции обсудят с вами некоторые детали.

Запах чистящих средств вскоре заполняет и полицейскую машину, в которой свидетельницу доставляют на допрос.

Доминик Виттиг невольно сморщил нос, когда Лару Россбах привели в служебный кабинет. «Странно, – произнес про себя главный комиссар. – Не успел Ханк стать подозреваемым в совершении убийства, как Лауре Россбах пришла идея сделать генеральную уборку в квартире! Неужели это просто совпадение?»

Он решил не спрашивать ее с порога о поводе для столь радикальной уборки, а вместо этого он дружелюбно поприветствовал ее и попросил присесть.

Ларе Россбах двадцать три года, и она работает в стоматологической лаборатории в районе Веддинга. У нее рыжие волосы, окрашенные в бирюзовый цвет; в носу и на губах она носит пирсинг, а на обоих плечах и в зоне декольте – чрезмерно большие татуировки.

– По словам Ханка Буррена, он навещал вас вечером 5 июля в вашей квартире. – Виттиг начал допрос свидетеля. – По вашим воспоминаниям, соответствует ли это действительности?

Лара Россбах, не подумав ни секунды, кивнула.

– Он пришел около половины десятого.

– Вы абсолютно точно помните это? – перебил главный комиссар.

– Я как раз только что уснула, – ответила Лара. – Неожиданно раздался звонок в дверь, я очень испугалась и на автомате посмотрела на будильник, чтобы понять, сколько времени. Любой бы так поступил. Или нет?

Доминик Виттиг предпочел обойти ее вопрос стороной.

– Вас не потревожило, что ваш друг привел с собой спутника, несмотря на то, что вы уже пошли спать?

Лара Россбах смотрит на него c утрированным непониманием:

– С каким еще спутником? Ханк был один, и мы сразу отправились вместе спать.

Доминик Виттиг представил ей ряд фото, на которых Леон Фельдгэртнер запечатлен при жизни.

– Еще раз все обдумайте, – посоветовал он девушке. – Возможно ли, что 5 июля Ханк пришел к вам домой в сопровождении этого мужчины?

Девушка покачала головой, не обращая внимания на фотографии.

– Ханк был один! Сколько раз я вам это должна еще повторить?

– Знаком ли вам мужчина на фото? – спросил Виттиг.

Лара Россбах мельком бросила взгляд на фото и снова покачала головой.

– Никогда не видела, – заявила она. – И вы заставили меня приехать сюда через весь город, только чтобы задать мне этот вопрос? При этом я сразу сказала полицейским, которые меня забирали, что я не знаю никакого Леона Фельдгэртнера или как его там зовут.

Главный комиссар Виттиг не мог не заметить, как слабо его убеждают актерские старания молодой девушки.

– Но вы знаете озеро Шефер? – спросил он.

Лара Россбах явно с отвращением кивнула.

– Я всегда прохожу мимо него по пути на работу.

Главный комиссар задумчиво смотрел на свидетельницу.

Туловище, руки и ноги убитого были найдены в непосредственной близости от квартиры Лары. Место нахождения головы было недалеко от места ее работы в Веддинге. Но можно ли считать эту юную особу действительно способной на соучастие в столь зверском преступлении? Возможно ли представить, что она помогала своему партнеру расчленять жертву и что следующим утром она несла голову убитого в сумке или рюкзаке, чтобы выкинуть ее в озеро Шефер по пути на работу?

На оба вопроса главный комиссар мысленно ответил утвердительно. Это был далеко не первый случай, когда девушка была замешана в кровавом преступлении из любви к своему другу.

Он поблагодарил Лару Россбах за ее показания и объявил допрос свидетеля завершенным.

– А что касается чистящего средства, это действительно то самое, которым вы до этого мыли квартиру? – спросил он, когда Лара уже почти покинула кабинет. – Запах остался на вашей одежде. Вы, должно быть, имели дело с особенно стойким загрязнением?

Лара Россбах как окаменевшая застряла у дверного порога, уставившись на комиссара. От испуга ее глаза расширились, а рот невольно подергивался. Очевидно, она хотела что-то сказать, но не могла произнести ни слова.

Комиссар Виттиг подумал, что это было почти уже признание.

Жалко, что пока только почти.

На выходных главный комиссар Виттиг и верховный комиссар Люккертц проводили многочасовые допросы Ханка Буррена.

В то же время следователи отдела по раскрытию преступлений прочесывали район Обершёневайде и разыскивали свидетелей, видевших Ханка Буррена и Леона Фельдгэртнера вечером 5 июля в непосредственной близости от дома Лары Россбах. Дуэт из двух пьяных бородатых молодых мужчин с крупными татуировками на теле и шумным поведением, один из которых говорит с американским, а другой – с австрийским акцентом, несомненно, должен был привлечь внимание кого-либо из жителей.

Под давлением тяжести доказательств Ханк Бурен наконец обессилел после в общей сложности восьмичасового допроса. Также вынужденное алкогольное воздержание в следственном изоляторе ослабило его волю. В воскресное утро он в конце концов выразил готовность к допросу.

– Да черт побери! – воскликнул он. – Мы были в квартире Лары вместе с Леоном. Там мы продолжили пить, и каким-то образом между нами возникла ссора. Я и правда не помню, из-за чего. Мы отделали друг друга кулаками.

Он продемонстрировал боксерские удары правой и левой рукой.

– Но я не хотел его убивать, – продолжил он. – Это произошло как-то само собой.

Ханк многозначительно ударил левым кулаком по столу комнаты для допросов.

– Леон получил от меня боковой удар левой, после чего он и повалился. Я присел рядом с ним на корточки и попытался сделать ему массаж сердца и даже искусственное дыхание.

Буррен покачал головой и уставился на свои кулаки, как на непослушных бойцовских собак, уже не раз доставлявших ему неприятности.

– Я был адски пьян, – продолжил Ханк. – Ко мне каким-то образом пришла неплохая идея затащить его в ванную комнату и положить в ванну. Я пустил холодную воду и заверил себя, что когда он охладится, то придет в сознание. Потом я пошел спать и сразу же заснул. Когда следующим утром я вошел в ванную, в ней лежал его труп. Кто бы мог подумать?

Он застонал и угрюмо уставился перед собой.

– Постепенно я стал вспоминать, что произошло предыдущим вечером, – продолжил он. – Вы можете представить, какой шок это был для меня?

Комиссар Виттиг ограничился легким кивком. Благодаря подготовленному нами заключению по результатам вскрытия он понимал, что события могли происходить иначе, нежели Ханк Буррен их описывает. Смерть Леона Фельдгэртнера наступила не от удара кулаком, а от удара топором или секирой по лицу и голове.

– И что вы сделали? – перебил Виттиг.

– Было ясно, что от тела нужно избавиться, – признался Буррен. – Я стал размышлять, как проще всего ликвидировать его. Тогда я отправился покупать топор, секиры, два чемодана на колесиках и прочные мусорные пакеты. Потом я расчленил труп, упаковал его по частям и вынес.

Доминик Виттиг решил на этом месте приостановить допрос.

Он был невероятно утомлен бессонной ночью, да и обвиняемый, кажется, на исходе сил. По крайней мере, Буррен частично признал свою вину. Завтра они смогут указать обвиняемому на противоречия в описаниях преступления им и судмедэкспертами.

Однако Виттиг хотел узнать еще кое-что перед тем, как отпустить обвиняемого в камеру.

– Все вами описанное происходила в квартире Лары? – задал он вопрос. – Как же она на это отреагировала?

Ханк снова взял себя в руки.

– Лара при этом не присутствовала и ни в чем не участвовала, – заявил он. – Когда я привел Леона к ней домой, она ушла.

Лара ночевала у подруги, и когда на следующий день она пришла домой с работы, я уже устранил все следы.

Доминик вспомнил о запахе чистящих средств, как облако окутывавших Лару Россбах на ее допросе. Интуиция подсказывала ему, что она присутствовала при этом. Вопрос, однако, в том, помогала ли девушка своему партнеру убить Фельдгэртнера или же она лишь принимала участие в устранении или, возможно, даже в расчленении тела?

На следующий день Лару Россбах снова доставили в управление отдела по расследованию убийств. Доминик Виттиг ознакомил ее с признанием, данным Ханком Бурреном на выходных.

Верховный комиссар Люккертц сообщила ей, что теперь в этом деле об убийстве она задержана уже не как свидетель, а как обвиняемая, поскольку во время первого допроса она скрыла правду, касающуюся значимых моментов преступления.

– Ваш друг Ханк признался, – продолжила Люккертц, – что вы покинули квартиру сразу после того, как он вместе с Леоном Фельдгэртнером зашли к вам. Вы провели ночь у своей подруги и вернулись домой только после работы на следующий день. Это правда?

Лара нерешительно признала это.

– Тогда назовите нам имя подруги, у который вы остались на ночлег, – потребовала у нее верховный комиссар.

С испуганным выражением лица Лара перевела взгляд с Беаты на Доминика.

– Для чего это нужно? – спросила она. – Вы же не думаете, что я убила этого Леона?

У главного комиссара лопнуло терпение.

– Речь идет не о догадках, а о фактах! – прикрикнул он на Лару. – Мы опросим подругу, у которой, как вы утверждаете, вы провели ночь, когда конкретно вы приехали к ней вечером 5 июля. А также мы опросим вашего работодателя, появлялись ли вы на следующий день на работе, и если да, то во сколько.

Если вы получите алиби и от подруги, и от работодателя, тогда вы выйдете из своего затруднительного положения. Если нет, то против вас возбудят уголовное дело о содействии в преступлении и об уклонении от правосудия. Вот так вот все просто!

Лара Россбах совсем поникла и молчала.

– Так как же зовут вашу подругу? – настаивала Беата Люккертц.

Рассеянным движением руки девушка убрала со лба прядь волос бирюзового цвета.

– Я… я не была ни у какой подруги, – прерывисто произнесла она. – Ханк совсем неожиданно появился у меня вместе с этим Леоном, а я уже давно заснула. Они утверждали, что всего лишь хотят еще немного выпить, а мне бы стоило к ним присоединиться. Я принесла им водки и апельсинового сока, и мы опрокинули по паре рюмок. Но Ханк был уже довольно пьян, и, как всегда, когда он перепьет, он стал…

Она прикусила нижнюю губу и замолчала.

– Вы хотите сказать, что ваш друг проявляет агрессию, когда пьян? Верно? – спросила Беата Люккертц.

Лара Россбах кивнула.

– Другой, этот Леон, тоже уже был под градусом. Вдруг оба начали ругаться, встали и набросились друг на друга с кулаками. Я хотела вмешаться, но получила довольно сильный удар от этого Леона. «Выгони ты уже этого типа отсюда», – крикнула я Ханку. «Сделай круг вокруг дома, – ответил Ханк. – Как только ты вернешься, его уже здесь не будет. Обещаю». Я была адски перепугана. Я выбежала прочь и как минимум час бесцельно слонялась по улицам. Когда я вернулась, Леон был… Он лежал в моей ванне, а Ханк бил по нему секирой.

– Вы не обратили внимания, был ли Леон еще жив на тот момент? – спросил главный комиссар.

Девушка разрыдалась.

– Нет, – всхлипнула она, – он был уже мертв.

Она закрыла лицо руками, ее тело тряслось в истеричном плаче.

Доминик Виттиг объяснил ей, что она предварительно задержана и будет находиться в следственном изоляторе.

Люккертц дала двум полицейским указание поместить обвиняемую в исправительное учреждение Моабит (тюрьма Моабит).

– И проследите за тем, чтобы ей оказали психологическую помощь, – добавила верховный комиссар.

Очевидно, нервы у девушки были на пределе.

В течение последующих недель Ханка Буррена и Лару Россбах еще неоднократно допрашивали. Шаг за шагом Доминику Виттиг и Беате Люккертц удалось восстановить события, произошедшие в ночь с 5 на 6 июля.

Ханк Буррен наконец признался, что напал на Леона Фельдгэртнера не только с кулаками.

– Леон в какой-то момент свалился в ванну, – объяснил он. – Я стоял за ним, и внезапно у меня в руке оказалась секира, которая обычно всегда висела над кроватью в гостиной. Лара считала ее декоративной, но на самом деле это была настоящая секира с острым лезвием и заостренным продолговатым железным стержнем. Леон упал в ванну, а я все еще был вне себя от ярости. Я раз за разом бил его секирой по лицу и телу. Я осознавал, что близок к тому, чтобы убить его, но просто не мог остановиться.

Он прервал речь и покачал головой. На тот момент он уже больше месяца пребывал в следственном изоляторе, и вынужденное воздержание от алкоголя пошло ему на пользу. Он уже был не так рассеян и не страдал от провалов в памяти.

– Проклятый алкоголь, – добавил он. – Он превращает тебя в дьявола, а твою жизнь в ад.

Виттиг не испытывал особого сострадания к Буррену. В конце концов, американец устроил ад на земле не только для себя, но и куда в большей степени для своей жертвы Леона Фельдгэртнера.

– Вы осознавали, что Фельдгэртнер был еще жив, когда вы секирой раздробили ему лицо и черепную коробку? – спросил Виттиг.

Буррен пожал плечами.

– Я хотел, чтобы он уже наконец умер, – ответил он. – Иначе зачем я бы колотил его секирой?

– Из жестокости, – ответил главный комиссар. – Судя по вашим предыдущим судимостям, вам доставляет огромное удовольствие причинять боль другим. Вы сами признались, что у вас не было никакого другого мотива убивать Фельдгэртнера. Вам просто хотелось понаблюдать, как человек мучительно умирает.

Ханк Буррен поднял обе руки, как бы пытаясь защититься.

– Нет, не было такого, – воскликнул он. – Мы оба были пьяны, поэтому мы и поругались из-за какой-то ерунды. Тогда-то я вышел из себя и захотел его прикончить. Это действительно так! Но я накинулся на него с секирой только потому, что одними кулаками я бы не справился. Я не какой-то садист, черт подери!

Комиссар Виттиг посмотрел на свою коллегу Люккертц.

Взглядами они условились больше не говорить на эту тему.

Они оба представили то, что мы с доктором Лилиентхалем описали в первом заключении по результатам вскрытия.

Судмедэкспертиза, как правило, не может установить, какое ранение было первым нанесено Леону Фельдгэртнеру. Поэтому нельзя исключать, что сначала он нанес увечья, раздробившие верхнюю и нижнюю челюсть жертвы, тем самым вызвав попадание крови в дыхательные пути и потерю сознания. Именно поэтому результаты судебно-медицинской экспертизы нельзя использовать для предъявления Ханку Буррену обвинения в жестокости. Поэтому следователям остается только стараться заставить Буррена или Лару Россбах самим признаться в этом.

– Как отреагировала Лара, – спросила верховный комиссар, – когда она вернулась и увидела, что вы наносите удары секирой по Фельдгэртнеру?

Буррен простонал и начал щипать бороду.

– Она кричала: «Прекрати! Прекрати, черт подери!», – пробормотал он. – Лишь тогда я пришел в себя и обнаружил, что Леон уже давно мертв. Его лицо и череп были полностью раздроблены.

– И что вы сделали после? – спросил главный комиссар Виттиг.

Ханк Буррен сжал правую руку в кулак и с яростью ударил себя по лбу.

– Что я тогда сделал? Мы с Ларой пошли в бар «У палача», и я сперва опрокинул несколько рюмок двойной водки. Лара все время ревела и постоянно повторяла, что она должна пойти в полицию. Я умолял ее не идти, иначе бы я погиб. В какой-то момент я ее уговорил. Она была согласна, что мы вместе заставим тело исчезнуть. А еще она мне пообещала, что никому ни о чем не проговорится. И уж тем более полиции!

Было уже четыре часа утра, когда Ханк Буррен и Лара Россбах вернулись в квартиру на улице Алезундштрассе. Девушка все еще пребывала в шоковом состоянии, как она, по крайней мере, утверждала на своем следующем допросе. Как минимум в этом криминалисты верят ей безоговорочно.

Совсем другой вопрос, помогла ли Лара Россбах своему молодому человеку избавиться от трупа и тем самым замять преступление. По единогласным признаниям обвиняемых, ранним утром 6 июля они поступили следующим образом: Ханк направился в ванную, где раздел жертву до нижнего белья. Он снова нанес удар секирой по телу Леона Фельдгэртнера, на этот раз чтобы разделать его на части. Однако он понял, что секира не годится для этой цели. Ему бы подошел топор покрупнее, более острая секира или любой другой подходящий инструмент, чтобы отделить голову, руки и ноги от туловища. При помощи молотка и ножа для резки мяса с кухни Лары он попытался выбить зубы из верхней и нижней челюсти жертвы, чтобы в корне усложнить процесс установления личности.

– Но и это не сработало, – дал он показания для занесения Домиником Виттиг в протокол. – Я страшно устал. Нервы Лары не выдерживали. Было уже семь часов утра. Мы решили для начала немного поспать.

Перед этим Лара позвонила на работу и сообщила, что сегодня берет больничный. Потом они пошли спать.

Ближе к полудню Ханк отправился в ближайший торговый центр и приобрел все, что ему требовалось, чтобы избавиться от трупа и от пятен крови: большую секиру, топор, два чемодана на колесах, мусорные пакеты и целый набор чистящих средств.

Затем он разделал труп в ванной комнате Лары Россбах на семь частей. Вместе с девушкой они сложили голову в пластиковый мешок, руки и голени – в два других пакета. Торс и нижнюю часть тела они распихали по чемоданам, предварительно упаковав их в мешки для мусора.

Одежду Леона Фельдгэртнера они утилизировали вместе с бытовыми отходами, как и большую часть его органов, выпавших из его расчлененного туловища.

– Вы помогали своему молодому человеку разделывать труп? – спросили следователи Лару Россбах.

Она уверенно отрицала это. Расчленением трупа полностью занимался Ханк. На следующий день она положила голову жертвы себе в рюкзак и потопила ее по пути на работу в озере Шефер. Остальные части тела Ханк сам вынес на улицу и бросил в реку Шпрее неподалеку от квартиры Лары. Вечером они вместе вымыли ванную, прихожую и гостиную. Все было в крови.

Ханк еще раз попросил Лару не сообщать о деле в полицию, что она ему и пообещала.

– Я очень сильно его любила, – объясняла она в слезах. – В следующем году мы хотели пожениться. Я ужаснулась, когда он убил человека, но я все равно не могла пойти в полицию и донести на него.

На каждом допросе Ханк снова и снова повторял, что Лара никоим образом не виновата. Он сам убил Леона Фельдгэртнера и разделал труп, чтобы замять преступление. Помимо этого, он снова и снова клянется, что ни в коем случае не хотел, чтобы его жертва мучилась.

– Я просто хотел, чтобы он уж наконец умер, только поэтому я наносил ему удары секирой по лицу и черепу.

Как утверждают Ханк Буррен и Лара Россбах, на следующий день они основательно вычистили место преступления. Спустя почти две недели, когда Лару Россбах забрали на допрос в качестве свидетельницы, полицейский Могурски учуял ильный запах чистящих средств. Очевидно, что девушка в тот день снова взяла в руки тряпку и швабру, чтобы избавиться от оставшихся пятен.

К этому времени Ханк Буррен уже попал в число подозреваемых, и Лара Россбах ожидала, что рано или поздно ее квартиру обыщут криминалисты. Было лучше, если бы вместо многократных уборок Лара сберегла силы.

Невозможно так удалить пятна крови, чтобы их нельзя было обнаружить при помощи новейших методов исследований. C помощью специальной лампы находят так называемые латентные (скрытые) следы крови. Инновационные вспомогательные вещества, например люминол или супердиодный источник света Люматек суперлит 400, могут выявить следы крови или спермы, даже если они уничтожались сильными чистящими средствами.

Спустя несколько недель после того, как Ханк Буррен и Лара Россбах признали свою вину, уполномоченный прокуратуры запросил наш судебно-медицинский институт предоставить экспертизу следов крови. В конце июля мы вместе с моим коллегой доктором Лилиентхалем и верховным комиссаром Беатой Люккертц пристук работе на месте преступления. Необходимо было исследовать каждый квадратный миллиметр квартиры – пол, стены, потолок – на наличие следов крови, так как именно они могут рассказать нам о событиях того дня и о том, о чем Ханк и Лара не собираются говорить.

В последние годы благодаря таким успешным телевизионным сериалам, как Декстер, всем известно, что анализ на следы крови распространен в уголовной и судебно-медицинской практике. Однако физические и химические свойства крови известны еще с XIX века, и анализ на следы крови на месте преступления с незапамятных времен используется в судебной медицине.

Несмотря на то что в повседневной речи говорят «капля крови», вне тела кровь имеет шарообразную форму. Когда она попадает на какую-либо поверхность, например на каменную стену, появляются характерные брызги.

Эксперты по следам крови могут сделать вывод о типе и силе насильственного действия исходя из размеров, количества и деформации «капель», а также из картины их распределения. Обычно действует правило: при нанесении удара тупым или острым предметом кровь разбрызгивается не раньше второго повторного удара. В характерных сценах фильмов эффектно смотрится, как кровь обильно изливается после нанесения первого удара на голову жертвы, однако в реальной жизни всё не так. При первом ударе рана сначала только кровоточит, и лишь последующие удары заставляют скопившуюся в ране кровь выплескиваться наружу.

Чем мельче брызги и единичные капли, тем выше скорость, с которой наносились удары.

На профессиональном жаргоне брызги крови размером от одного до четырех миллиметров называются medium velocity impact spatter.

Немецкий ученый не может выразить это понятие так же компактно, как его англо-американские коллеги, и называет это «брызги крови, вызванные объектом, воздействовавшим на кровоточащую область со средней скоростью». При брызгах крови размером от четырех миллиметров используется термин low velocity impact spatter – брызги, вызванные объектом, воздействовавшим с низкой скоростью. По углу падения брызг крови и картине их распределения можно, помимо всего прочего, восстановить, где конкретно в помещении находилась жертва, прежде чем удар пришелся по ее кровоточащей ране.

Сразу после того, как Лара Россбах была взята под стражу, в ее квартире проходило технико-криминалистическое исследование. При этом технико-криминалистический отдел обнаружил и проанализировал многочисленные высохшие красновато-коричневые, будто бы тщательно уничтожаемые следы, в частности на стенах в прихожей и в ванной комнате. Исследование следов на ДНК четко показало, что они принадлежат Леону Фельдгэртнеру. В этот раз при очередном исследовании места преступления встал вопрос, можно ли привести к общему знаменателю образцы следов крови с описанием преступления обоими обвиняемыми, а также с увечьями, выявленными нами во время вскрытия.