Текст книги "Партитура смерти. Случаи из практики самого известного судмедэксперта Германии"

– Но я же это все уже рассказывала господину Хелльманну, – ответила она уставшим голосом. – Я очнулась и все еще ощущала это сдавливание на шее. Затем я растянула шарф и сняла пакет.

Я кивнул Силке Геролд.

– Благодарю, госпожа Фальк, – сказала старший комиссар уголовной полиции. – Думаю, на этом все.

Спускаясь на лифте, сотрудники уголовного розыска с нетерпением смотрели на меня.

– Все вымысел, – произнес я.

– Вы абсолютно уверены? – спросил Хеллманн.

Я покачал головой.

– Ни единого сомнения.

Мы были не одни в лифте, а в таком маленьком городке, как Занден, в обществе разумнее держать язык за зубами. Тем более в таком нашумевшем деле.

В переговорной комнате уголовной полиции я в мельчайших деталях озвучил Хелльманну и специальной комиссии по поимке фантома, собравшейся почти в полном составе, результаты моего осмотра предполагаемой потерпевшей.

– Вся история вымышлена и высосана из пальца. Все до одного повреждения она нанесла себе сама, – объясняю я своим изумленным слушателям. – Все резаные ранения, которые ей якобы нанес преступник, поверхностны и в большинстве представляют собой всего лишь царапины. Более того, все они располагаются на наименее чувствительных к боли местах, а также легкодоступны для режущей руки. Господин Хелльманн, – обратился я к верховному комиссару, – Вы помните, что все эти раны расположены параллельно друг другу. Это все очень типично для самоповреждений.

Я взял небольшую паузу. Большинство присутствующих едва ли могли скрыть свое удивление.

– Помимо этого, все повреждения, – продолжал я, – были нанесены с одинаковой степенью интенсивности. Как же это могло произойти? Поставьте себя в положение жертвы. Если бы кто-то хотел вас изнасиловать, размахивал бы перед вами большим ножом и наносил бы им ранения, вы бы явно испытали страх смерти. В любом случае вы не лежали бы неподвижно, а сопротивлялись бы ногами и пытались бы избежать лезвия.

В этом случае невозможно, чтобы все порезы были одной глубины, а также проходили параллельно друг другу. А еще у госпожи Фальк полностью отсутствуют повреждения, полученные при самообороне.

Тогда служащие смотрели на меня чуть ли не с испугом. Я могу себе представить, что творилось у них в головах.

– То, что у нее отсутствуют повреждения, полученные при самообороне, приходило мне в голову, но… – возразил Хелльманн.

– А эта история с пакетом не соответствует действительности так же, как и все рассказанное госпожой Фальк. Если бы вы потеряли сознание от того, что кто-то надел вам на голову пластиковый пакет и зафиксировал его вокруг шеи шарфом так, чтобы воздух больше не поступал, вы смогли бы прийти обратно в сознание, только если кто-то свободил бы вас от пакета.

Порядка сорока пар глаз ошеломленно уставились на меня.

– А что касается поджога, вы хотите сказать, что госпожа Фальк и его сама устроила? – задал мне вопрос Хелльманн, покачивая головой.

Всем собравшимся в той комнате, за исключением меня самого, стало не по себе от такого поворота в деле.

– Как вспыхнул пожар, – ответил я, – я вам не могу сказать.

Я присутствовал при этом так же, как и вы. Но я могу с уверенностью сказать вам, что не существует никакого поджигателя, который напал на госпожу Фальк, нанес ей ножевые ранения, а потом надел ей на голову пакет. Я думаю, ваша специально созванная комиссия на сегодня может закругляться.

Верховный комиссар уголовной полиции Хелльманн вышел, чтобы позвонить. Спустя несколько минут он вернулся в комнату переговоров.

– Как бы не так! – сказал он. – Я в мельчайших подробностях описал доктору Хёппнеру, что вы обнаружили, господин профессор. Он отмахнулся от всего и провозгласил, что специальная комиссия будет продолжать расследование и розыск до тех пор, пока опасный преступник не будет найден.

Я покачал головой, сдерживая при этом комментарии. Поскольку у Верены Фальк такая влиятельная сестра, ответственные лица, очевидно, не отважатся поставить под сомнения ее показания.

При этом для меня совершенно очевидно, что в этом деле есть только один человек, нарушивший закон, и это Верена Фальк.

Утром следующего дня на мой телефон в судебно-медицинском институте поступил звонок. На другом конце трубки снова был верховный комиссар Хелльманн:

– Специальная комиссия по поимке фантома только что была распущена. Сегодня утром в наше ведомство явился супруг Верены Фальк. По служебным обстоятельствам господин Фальк часто в разъездах и вернулся из командировки из Австрии лишь вчера вечером. Он сразу же отправился в клинику, где его жена призналась, что она выдумала всю историю от начала до конца.

– Ну, вот это неожиданность! – возразил я.

– Все было именно так, как вы вчера изложили, – продолжает Хелльманн. – Она призналась, что сама нанесла себе раны и устроила поджог. Только потом все вышло из-под контроля.

А теперь она сама не понимает, что натворила. У нее, пожалуй, были проблемы с тем, что ее муж часто бывал в разъездах и так редко появлялся дома. Если вы меня спросите, я вам скажу, что это был крик о помощи. Она снова хотела привлечь внимание своего мужа.

– Все может быть, – согласился я с ним.

Прежде чем мы с ним попрощались и положили трубки, на ум пришла одна причудливая деталь. Когда ей пришлось описать внешность предполагаемого насильника и поджигателя, ей пришли на ум довольно заурядные атрибуты: джинсы, кожаная куртка, запах пота. Единственный уникальный признак, который она приписала преступнику в маске, были лиловые женские перчатки.

Возможно, фрау Фальк, а скорее ее подсознание, хотела сделать нам тем самым подсказку. За маской поджигателя скрывался не кто иной, как она сама.

Я не могу сказать, что произошло с Вереной Фальк с уголовно-правовой точки зрения, а также что произошло с ее браком. Я не знаю, было ли возбуждено против нее уголовное дело за фальсификацию преступления, возможно, даже за поджог или за полученное жильцами дома отравление угарным газом. Среди задействованных в том деле властей никто не хотел высказываться в отношении уголовного дела против Верены Фальк. Я вполне мог бы себе представить, как Линда Йобст, будучи депутатом ландтага и экс-министром, протягивает своей сестре руку помощи.

Но это всего лишь предположение.

Фальшивые улики

Любому криминалисту и судмедэксперту известно, что улики на месте преступления могут быть сфальсифицированы. Например, вещественные доказательства, которые указывают на суицид, – предсмертная записка или огнестрельное оружие в руке самоубийцы – могут быть подложены убийцей, чтобы скрыть преступление.

Не проблема даже подделать результаты лабораторных исследований, а раны – на теле пострадавшего, якобы ставшего жертвой насилия. Фантазия, с которой инсценируют преступления, поистине безгранична.

Хитростью и плевком

Чтобы обвести вокруг пальца опытного криминалиста, недостаточно посмотреть несколько серий «Декстера» или «C.S.I.: Место преступления». Для этого не хватит даже законченного медицинского образования – в чем и пришлось недавно убедиться одному берлинскому врачу.

Бывшая подруга называла его отцом своего ребенка и через суд требовала алиментов. Тридцатипятилетний медик, у которого уже был новый роман, отрицал отцовство. Но суд запросил проведения теста на отцовство – «экспертизу по установлению происхождения лиц», как эта судебно-медицинская экспертиза называется официально.

В генетическом исследовании выявляется ДНК, унаследованная ребенком от родителей, половина – от матери, половина – от отца. Зная ДНК матери и ребенка, удается установить в генетическом материале унаследованную от отца ДНК.

Его сравнивают с профилем ДНК возможного родителя, и это вносит ясность, кто является биологическим отцом ребенка.

В судебном институте анализ слюны для проведения теста на отцовство проводится по вторникам с девяти до двенадцати. Наш доктор пришел в назначенный срок, предъявил паспорт, мы сделали его фотографию и сняли отпечатки пальцев, как принято по закону. После того как мы установили личность мужчины и заполнили все необходимые документы, мы взяли образцы его слюны.

Это делается с помощью ватной палочки, которой проводят по внутренней поверхности щек. Помимо слюнной жидкости, на ватную палочку попадают клетки слизистой оболочки полости рта, в ядрах которых и определяется ДНК.

Сотрудники нашего отдела судебной генетики немало удивились при анализе исследуемого образца. ДНК принадлежала двум лицам мужского пола. Одна из двух ДНК ребенка совпадала с ДНК мужчины, о чьих алиментах и шла речь, то есть на самом деле принадлежала отцу ребенка. Однако оставалось загадкой, откуда взялась вторая ДНК.

Мужчине было необходимо пройти тест на отцовство повторно. В этот раз у него взяли анализ крови, и тогда стало очевидно: он был отцом ребенка и, соответственно, обязан был выплачивать алименты.

При первом исследовании рот мужчины был наполнен чужой слюной. Какой-то другой мужчина предоставил ему в распоряжение свою слюну. Нам так и не удалось выяснить, каким образом в итоге состоялась передача жидкости. Возможно, слюной наполнили бутылочку, или же жидкость перешла изо рта в рот к другому владельцу. Отец, которого вывели на чистую воду благодаря анализу крови, все обвинения отрицал.

Это была самая изощренная попытка фальсификации, с которой мы когда-либо сталкивались при проведении теста на отцовство. Менее изобретательные граждане посылают друзей с похожей внешностью и предъявляют фальшивые документы. К таким проделкам мы готовы, и при попытке хитрого «отца» обмануть нас нам оставалось только отмахнуться от «плевка».

Мочеиспускание невозможно

Способ, придуманный нашим коллегой-медиком, чтобы избежать уплаты алиментов, был дерзок. Однако бывают и более вопиющие случаи.

В нашем отделе токсикологии мы регулярно проводим проверки так называемого воздержания – абстиненции. Мы исследуем мочу наркоманов, ставших виновниками ДТП или других преступлений «под кайфом». Суд обязывает их доказывать, что они «чисты», то есть не употребляют наркотики. В противном случае им грозит дополнительное наказание.

Уже были случаи, когда исследуемые предоставляли мочу постороннего человека. Чтобы предотвратить подобные попытки мошенничества, пациенты обязаны мочиться в баночку под наблюдением специалиста нашего отдела токсикологии. От пола пациента зависит, будет ли происходить забор мочи в присутствии мужчины или женщины. Cуд обязывает подозреваемых не покидать Берлин. О времени следующей проверки они узнают, лишь когда им позвонят сотрудники нашего отдела.

Тогда они обязаны в течение 24 часов явиться в институт.

Анализ показывает присутствие наркотических веществ или продуктов их распада (метаболитов), которые полностью выводятся из организма в течение 48 часов. Потом обнаружить их в моче уже невозможно. Подозреваемые не знают о времени проведения теста заранее, чтобы не иметь возможности воздержаться от приема наркотиков в течение двух дней и получить «чистый» результат.

Конкретный случай. Чена Акйола, двадцатитрехлетнего турка, подозревали в употреблении наркотиков. Он находился за рулем, когда в среду ему позвонила сотрудница отдела токсикологии и вызвала на сдачу анализа мочи в нашем институте утром следующего дня. Акйол уже дважды не являлся к назначенному времени без уважительной причины. Он знал, что ему придется столкнуться с неприятными последствиями, если он пропустит следующую проверку.

В этот раз он снова не пришел в Институт судебной медицины. Но утром в четверг его друг передал нам заключение консилиума урологов берлинской больницы и врачебное заключение для нас, говорящее о нетрудоспособности Чена Акйола. Из этих документов следовало, что прошлой ночью он поступил в отделение экстренной медицинской помощи. Дежурный уролог засвидетельствовал у него «задержку мочеиспускания». Врачебное заключение гласило: Чен Акйол будет не в состоянии помочиться в институте, чтобы сдать тест на анализ мочи.

В анамнезе Чена Акйола ключевым пунктом стало заключение уролога: «Вчера вечером пациентом была принята виагра. Затем на протяжении шести часов был половой акт. После пятого оргазма он сообщил, что его пенис значительно набух. Эта проблема осталась к настоящему моменту, и он жалуется на невозможность мочеиспускания».

Коллегой был вынесен диагноз: «отечно припухший пенис». В «рекомендации по лечению» он отметил: «Местно охлаждать и держать в вертикальном положении» и выписал Чену Акйолу два дня нетрудоспособности.

Коллега спросил меня, распространяется ли нетрудоспособность на сексуальную жизнь Акйола. На этот шуточный вопрос было сложно ответить однозначно.

О львицах, матерях и лжи

У одного мужчины были жесткие, коротко стриженные волосы, у другого – лысина. Обоим было около двадцати пяти, и их внешность и телосложение напоминали рэкетиров из Треш-ТВ. Их окружала зловещая аура. Но как дежурный судмедэксперт я был обязан выслушать их просьбы в Гамбургском судебно-медицинском институте. Это было весной 1999 года, и это была одна из тех встреч, которую невозможно забыть.

– Мы из общества «Храбрые львицы», – взял слово лысый.

Его выражение лица стало еще более хмурым, когда он заметил мой изумленный взгляд. – Вы, конечно, уже слышали о нашем обществе. Мы боремся с сексуальным насилием в отношении детей.

Было сложно представить, что связывает общество «Храбрые львицы» в Гамбурге и двух мужчин с перекаченными бицепсами.

Однако они рассказали мне, что пришли, чтобы спасти тринадцатилетнего мальчика по имени Даниэль от собственного отца.

Родители Даниэля живут раздельно, и каждые вторые выходные мальчик проводит с папой. После этого он возвращается к матери с покрасневшим анусом и также воспаленной и опухшей слизистой заднего прохода.

– Вы и представить себе не можете, к скольким докторам обращалась мать со своим сыном, – продолжил «лысая львица». – Каждое утро понедельника после таких выходных она ведет его к доктору. Однако до сих пор все доктора отказывались ставить диагноз. Но ведь даже слепой разглядит, что отец насиловал сына!

– Посмотрите же сами, – взял слово второй представитель «Храбрых львиц». – Это бедный маленький Дэнни, – сказал мужчина с ежиком на голове. Он вытащил конверт с фотографиями и как пасьянс разложил передо мной на столе целую дюжину. – Очевидно, что мальчика насиловали. Вы же, вероятно, сами это видите, доктор?

Оба пристально смотрели на меня, пока я разглядывал фотографии. На них изображен примерно тринадцатилетний голый мальчик в совершенно унизительных позах. Ребенка снимали спереди и сзади, с широко расставленными ногами и на корточках. Руками он должен был раздвигать ягодицы, чтобы продемонстрировать анус. На его лице было отчетливо видно, как ему было стыдно в этот момент.

Я вернул фотографии обратно «Храбрым львицам».

– Я с вами согласен, – сказал я. – Очевидно, что над ребенком были совершены насильственные действия. Однако фотографировать ребенка таким образом абсолютно неприемлемо и равносильно эмоциональному надругательству.

Оба угрюмо смотрели на меня, но их попытки запугать меня вызвали лишь агрессию с моей стороны.

– Может быть, вам нет никакого дела до чувств мальчика, – упрекнул я их. – Я вас обоих не знаю. Возможно, под маской законности вы претворяете в жизнь свои больные фантазии.

Вам доставляет удовольствие фотографировать ребенка в таких позах?

После этого заявления «Храбрые львицы» выглядели возмущенными и рассерженными.

– Но даже если у вас не было таких намерений, – наконец сказал я, несколько успокоившись, – вы должны принять к сведению, что ваши действия абсолютно незаконны. По одному лишь подозрению, что отец обижает ребенка, вы выставили мальчика на всеобщее обозрение и сделали фото, которые нанесли ему глубокую травму.

Они по-прежнему сердито смотрели на меня, сдерживая себя от угроз и оскорблений в мой адрес.

– Если мальчик вернется от отца с подозрительными симптомами, – продолжил я, – мать может привести его в амбулаторное отделение судебной медицины. Но ей необходимо заранее назначить прием, чтобы я мог всех скоординировать. Я распоряжусь, чтобы на приеме присутствовали детский врач и дерматолог для того, чтобы мальчик мог спокойно перенести обследование.

«Храбрые львицы» заявили, что они согласны. Спустя несколько недель нам позвонила мать и сообщила, что утром ближайшего понедельника она придет к нам со своим сыном.

Она действительно пришла вместе с Даниэлем к назначенному времени. Мы проводили обследование мальчика настолько бережно, насколько это было возможно. При этом детский врач, дерматолог и я единогласно пришли к выводу, что над ребенком не производили каких-либо насильственных действий.

Слизистая оболочка его заднего прохода хоть и была остро воспалена, но мы с уверенностью могли исключить какие-либо механические манипуляции. Несмотря на то что причина оставалось неясной, в моем заключении четко значилось: сексуальное насилие определенно не рассматривается в качестве причины.

По прошествии нескольких недель отец Даниэля появился у нас в институте. Он рассказал мне, что на него заявили в полицию из-за якобы сексуальных домогательств в отношении собственного сына.

– Доктор, вы же подтвердили в своем заключении, что Даниэль не был изнасилован! – воскликнул он. – Или я неправильно понял?

Я покачал головой.

– Вы всё правильно поняли, – заверил его я. – На момент обследования Даниэль страдал от острого воспаления слизистой оболочки заднего прохода, но причина этому определенно кроется не в изнасиловании.

– И несмотря на это, эти типы донесли на меня! – снова воскликнул отец. – Помогите мне! Как я могу защитить себя от этих ложных обвинений? И что я могу сделать, чтобы Даниэль наконец снова успокоился?

Я задумчиво посмотрел на него. Он был откровенно потрясен и сильно обеспокоен судьбой мальчика.

– Вашей бывшей супруге вот уже несколько недель известны результаты экспертизы, – ответил я. – Как вы думаете, почему несмотря на это она и «Храбрые львицы» не отступают?

– Я, конечно же, уже задавался этим вопросом. – Он прервался и явно сделал над собой усилие. – Мать Даниэля, моя бывшая, – наконец сказал он, – хочет через суд добиться увеличения размера алиментов. Помимо этого, ей бы куда больше понравилось, если бы я встречался с Даниэлем еще реже. Она определенно как-то замешана в этой истории.

– Вы считаете, что ваша экс-супруга могла каким-либо образом вызвать изменения на анусе сына, чтобы вас обвинили в надругательстве над Даниэлем? – резюмировал я подозрения отца.

Он посмотрел на меня и слегка пожал плечами. Мое подозрение прозвучало и вправду чудовищно. Однако когда родители вступают в борьбу, вопросы морали остаются в стороне. За свою карьеру я видел много подобных случаев.

Спустя несколько дней отец Даниэля позвонил мне в институт.

– Следствие против меня приостановлено, – сообщил он. – Обоснование: обвинения, выдвинутые «Храбрыми львицами», были опровергнуты вашим экспертным заключением.

Он поблагодарил меня, однако его голос звучал не особо уверенно. Как раз наоборот!

– Эти «Храбрые львицы» и моя бывшая супруга все равно не дают мне покоя, – продолжил он. – Как и прежде, почти каждый понедельник после того, как Даниэль гостит у меня, она тащит его к каким-то докторам. На прошлых выходных, когда я хотел забрать его, мне даже стали угрожать тип с лысиной и его приятель. Мне пришлось прервать встречи с Даниэлем, как они требовали, а иначе они пригрозили, что разговор пойдет другим тоном. «Мерзкий извращенный говнюк!» – обзывали они меня. И они говорили это совершенно серьезно.

Что же мне сейчас делать, доктор?

Он создавал впечатление абсолютно отчаявшегося человека.

– Были ли рядом какие-либо свидетели, когда они вам угрожали? – спросил я в ответ.

Отец Даниэля ответил отрицательно.

– В таком случае у вас не получится подать ответное заявление на «Львиц» или на вашу бывшую супругу, – рассуждал я вслух. – Расследование без свидетелей будет точно безрезультатным, а по окончании на вас, возможно, повесят еще и обвинение в клевете.

– Вы хотите сказать, что я ничего не могу поделать?

– Этого я не говорил, – возразил я. – На вашем месте я бы попытался выяснить на свой страх и риск, что скрывается за воспалением слизистой у Даниэля. Какая-то причина на это должна же быть, даже если ее невозможно установить медицинским путем. Прощупайте почву вокруг вашей бывшей жены – вдруг вы отыщете кого-то, кто подскажет вам, какие махинации мать Даниэля проделывает с ним, когда воскресными вечерами он возвращается от вас.

Он поблагодарил меня за совет, и мы окончили разговор.

Прошло несколько недель, прежде чем отец Даниэля снова позвонил.

– Доктор, вы были правы, – сказал он, не тратя времени на вступления. – Я выведал информацию у своей бывшей тещи, и она наконец выговорилась и облегчила свою совесть. Она уже и сама не могла больше наблюдать, как ее внука мучает родная мать.

– Что же конкретно рассказала вам бывшая теща? – прервал я его поток слов.

– Это невероятно! – ответил он. – Моя бывшая всегда строит из себя поборницу здорового образа жизни и упрекает меня тем, что то, чем я кормлю Даниэля, не выращено на биоферме.

И в этом случае она как раз использовала «Экоманию»[2]2
  Научно-популярная книга немецкого журналиста Александра Нойбахера, 2012 г.


[Закрыть] как оружие против Даниэля, да и против меня!

Он говорил без умолку, одновременно испытывая гнев и облегчение от того, что все наконец-то прояснилось. Постепенно до меня стало доходить то, что он узнал от бабушки Даниэля:

каждое воскресенье, когда мальчик возвращался после проведенных у отца выходных, мать встречала его с большим графином, наполненным перебродившим фруктовым соком, который вызывал выраженное слабительное действие.

Даниэль должен был выпить весь литровый графин перед тем, как пойти спать. Как следствие, каждый раз в ночь с воскресенья на понедельник у него был сильнейший понос, который провоцировал раздражение слизистой заднего прохода и, соответственно, покраснение. В таком «подготовленном» виде мать тащила его к очередному врачу, когда она уже давно должна была понять, что ни один врач во всей стране не диагностирует сексуальное насилие на основании покрасневшей слизистой ануса. Похоже, она была по-настоящему одержима своим планом, и «Храбрые львицы» полностью ее поддерживали. Она явно скрывала, чем обусловлено раздражение и покраснение слизистой заднего прохода Даниэля.

– Мои поздравления! На этом, вероятно, для вас и вашего сына эта история завершена, – сказал я, когда отец замолчал. – Но я все же советую вам как можно скорее привлечь адвоката. Пускай он задокументирует все то, что вы мне поведали, а также проинформирует органы опеки на тот случай, если ваша бывшая снова что-то нелепое изобретет.

Он уверил меня, что последует этому совету, и снова поблагодарил меня.

После этого у меня больше не было вестей ни о нем, ни о Даниэле.

Из этого случая можно извлечь два урока. Во-первых, будучи судмедэкспертом, необходимо критически анализировать все факты, описание событий и вещественные доказательства, иначе есть риск, что участники спора используют тебя в своих корыстных целях. Тот, кто провозглашает благое дело своей главной целью, как гамбургские «Храбрые львицы», не всегда имеет по-настоящему искренние намерения. В этом деле «Храбрые львицы» устроили настоящую травлю отца. Они не отнеслись критически к показаниям матери Даниэля, переоценили свои возможности и вели себя крайне непрофессионально. Даже когда они хотели помочь ребенку, они причинили ему лишь вред.

Во-вторых, чтобы выявить сексуальные домогательства по отношению к ребенку, необходимо как минимум наличие одного из следующих условий. В области половых органов и заднего прохода должны присутствовать повреждения, не вызванные травмой и не нанесенные преднамеренно с целью фальсификации преступления.

Должна присутствовать сперма или беременность у половозрелых девушек. Это подтверждает сексуальные действия или половую связь, доказывая сексуальное насилие. Есть фото или видео домогательств, выложенные на соответствующих интернет-страницах с детским порно.

Самопровозглашенные гамбургские охотники за педофилами, к слову, больше никогда не обращались ко мне в судебно-медицинский институт – ни лысая «львица», ни «львица» со стрижкой ежиком. А я не смею утверждать, что мне их не хватает!

Членовредительство

В судебно-медицинской практике мы часто сталкиваемся с людьми, которые сами наносят себе увечья. Многих из них психиатры относят к пациентам с пограничным расстройством личности, многие из которых занимаются членовредительством.

Бесчисленное количество пирсингов, тату, покрывающие всю поверхность тела, как правило, не относят к судебно-медицинским случаям. Это самоповреждение по эстетическим или ритуальным причинам, и оно ненаказуемо, даже если граничит с членовредительством. И чаще всего те, кто сам себе наносит повреждения, попадает в поле зрения полиции лишь тогда, когда они прикидываются, что стали жертвой преступления.

Психически здоровые люди, наносящие себе колото-резаные раны, поджигающие или отравляющие себя и в конечном счете выдающие себя за жертв преступлений, часто встречаются в практике судмедэкспертов. При этом симуляция преступления ни в коем случае не относится к мелким правонарушениям. В статье 145д Уголовного кодекса указано: «…заключению сроком на три года или денежному штрафу подвергаются те, кто вопреки доказательствам органов власти утверждает, что по отношению к ним было совершено преступное деяние». При особо тяжких преступлениях предусмотрено лишение свободы на срок до пяти лет. Испокон веков в определенных жизненных ситуациях люди прибегают к членовредительству. Например, самострел солдат во время войны. В местах лишения свободы заключенные намеренно наносят вред своему здоровью и телу, чтобы добиться смягчения наказания. Вспомните также аферы со страховыми выплатами, которые многих сподвигли отсечь себе палец ноги или руки, чтобы получить компенсацию по страхованию от несчастных случаев. Классический пример: владельцы магазина или кассиры, которые притворяются, что стали жертвой нападения. Они наносят себе ранения, изображая, будто на них зверски напали. И прячут недостающие в кассе деньги в своей сумке.

Однако не всегда одна только жажда наживы заставляет людей совершать противоправные действия. Часто те, кто пережил душевный кризис или оказался в сложной жизненной ситуации, сам калечит себя и сваливает вину за воображаемое преступление на другого. Это может быть человек из его ближайшего окружения или незнакомец. Чаще всего причина кроется скорее в желании привлечь к себе внимание, нежели в намерении уличить кого-то в предумышленном преступлении.

Например, женщина приходит в полицейский участок и подает заявление против своего мужа или сожителя, который набросился на нее с ножом. Колото-резаные раны, кажется, лишь подкрепляют ее слова. Однако судебно-медицинская экспертиза проливает свет на события: женщина сама нанесла себе эти увечья. Насильственный опыт может действительно присутствовать в их отношениях. Но когда улики, которые должны были уличить агрессивного партнера, оказываются сфабрикованными, «потерпевший» сам нарушает закон.

Самоповреждение встречается у женщин в два-три раза чаще, чем у мужчин. Иногда это связано с сексуальным насилием, которое они пережили в детстве. Исследование, проведенное судебно-медицинским институтом в Гамбургской университетской клинике, показало, что жертвами домашнего насилия чаще становятся женщины, подвергавшие себя самоистязаниям, чем те, у кого не было подобного опыта.

Люди, как правило, наносят себе резаные раны и в большинстве случаев в одни и те же части тела. Даже истории, которые мнимые жертвы рассказывают следователям, похожи друг на друга. Но бывают случаи, которые отличаются от сложившегося шаблона оригинальностью, навеянной излюбленными сериями C.S.I., которые еще не вошли в учебники по судебной медицине.

Клеймо в зеркальном отражении

Несколько лет назад девочка подросткового возраста пришла в одно из отделений шведской полиции. Ее лоб и правая рука были густо покрыты ранами. Девушка сообщила, что на нее напали несколько незнакомых ей мужчин, надругались над ней, после чего преступники ножом нанесли на руку и лоб тонкие параллельные резаные раны.

Повреждения на руке составляли слово HORA. Но расшифровать знаки на лбу было не так просто: несмотря на то что они складывались вместе в шведское слово Hure, они были выцарапаны зеркально.

Подростку провели гинекологическое обследование, однако не было установлено признаков, указывающих на сексуальное насилие. Судмедэксперты провели экспертизу порезов на ее лбу и руке и установили, что все они имеют типичные признаки ран, нанесенных самому себе. Речь шла о сплошь поверхностных, параллельно расположенных царапинах. Все без исключения располагались в частях тела, легко доступных для доминантной («режущей») руки.

Кроме того, шведские судмедэксперты не смогли установить у предполагаемой жертвы насилия никаких ран, полученных в результате самообороны. У девушки не было ни царапины в области ладоней и предплечья. Во время борьбы, о которой она поведала полицейским, ранения были бы неизбежны.

На ее одежде не было ни единого изъяна, даже на правой руке, куда ее якобы ранил ножом преступник. Во время нападения на ней было облегающая верхняя одежда с длинными рукавами.

Чувствительные к боли места (например, веки, соски, гениталии) были не тронуты точно так же, как и такие важные функциональные области, как нос или уши, – довольно типичные места для нанесения себе ран. Боль от нанесенных ножом ран в области живота, груди, бедер или на лице можно выдержать.

Но вряд ли кому придет в голову порезать себя в области сосков, тогда план провалится, ведь это высокочувствительная область со многочисленными нервными окончаниями очень болезненна.

Не менее важно, что зеркально перевернутая надпись на лбу юной девушки подкрепляла подозрение, что раны были нанесены самостоятельно. Очевидно, что она, стоя у зеркала, вывела ножом на лбу AROH вместо HORA.

Поверхностные повреждения в данном случае также указывают на куда более глубокие, незалеченные раны: судя по статистике, с большой долей вероятности, на сексуальное насилие, пережитое девочкой в детстве.

Крест с загвоздкой

В 1994 году внимание всей Германии было приковано к делу семнадцатилетней гимназистки из г. Галле, что на реке Зале. На протяжении двух лет юная девушка была прикована к инвалидной коляске из-за психосоматического заболевания.

Родители привели ее в полицейский участок. На левой щеке у нее были резаные раны, изображавшие свастику. Она призналась, что после посещения врача на нее было совершено нападение. Трое скинхедов, среди которых было двое мужчин и одна девушка, подкараулили ее у заднего входа в больницу и ножом нацарапали ей на щеке свастику. Предполагаемое нападение неонацистов вызвало во всей стране возмущение и сочувствие к жертве.