Текст книги "Врата Галактики"

Михаил Ахманов
Врата Галактики

Глава 1
Тхар. Родич с Земли

Миры Беты и Гаммы Молота начали заселяться около двухсот лет назад, после того, как из этих звездных систем были изгнаны бино фаата (экспедиция коммодора Врбы, 2125 год). Обе упомянутые звезды расположены на границе Провала, отделяющего наш галактический Рукав Ориона от Рукава Персея, вследствие чего небеса обитаемых миров бедны яркими объектами. Система Гаммы Молота включает три малых и близких к светилу планетоида, землеподобный Роон, более холодный Тхар (четвертая и пятая планеты), миры ГМ-6 и ГМ-7 (небольшие, безжизненные, покрыты камнем и песком, атмосферой не обладают) и газовый гигант Кайрус (протозвезда типа Юпитера). В системе Беты Молота четыре планеты: БМ-1, БМ-2 (тип Меркурия), землеподобный Эзат и планетоид БМ-4 (тип Плутона). Астероидных поясов у данных звезд нет, но в системе Гаммы Молота имеется облако Оорта с восемью кометными роями.

«Звездный атлас», раздел «Миры Окраины»

Снаружи дом был точно таким, как прежде: двухэтажное строение белого камня под черепичной крышей, стрельчатые окна, колонны по обе стороны лестницы, а перед нею – палисадник, где росли сосны с золотистыми стволами и тхарские мхи. В зеленый месяц[1]1
  У Тхара нет естественного спутника, подобного земной Луне, поэтому отсутствует понятие о месяцах, связанных с небесными явлениями. Год, равный тремстам пятидесяти суткам, разделен на семь месяцев по пятьдесят дней, поименованных цветами спектра: красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый. Желтый месяц – весна, зеленый – лето, голубой – осень, и в этот период температура колеблется в пределах 5—15 градусов Цельсия. Остальные четыре месяца соответствуют условной зиме с температурой около нуля градусов. Вследствие малого наклона планетарной оси к плоскости экватора сезонные изменения на Тхаре выражены неотчетливо.


[Закрыть] мох, местный эндемик, выбрасывал стебли метровой вышины с мелкими цветами, похожими на крохотные ромашки, и Марк с Майей любовались на них все лето. В былые годы, лет двадцать-тридцать назад, под соснами накрывали стол и собирались всей семьей: Марк и Майя, Ксения с мужем Иваном и шестеро детей. Но ребятишки Ксюши, приемные и родные, давно выросли – самому младшему, Сергею, было уже за тридцать, а Диего, старшему, сорок шесть. Все взрослые, и у каждого – масса дел; найдется ли время навестить дом предков?.. Зато появилась Александра, Сашка, дитя долгожданное и такое шустрое, что могла она заменить четырех мальчишек и двух девчонок Ксении.

Фасадом дом выходил на авениду Мадрид, ведущую к бульвару Аламеда и таверне «Три пиастра». С задней его стороны, обращенной к саду, была пристроена веранда, где покойный отец, адмирал Сергей Вальдес, хранил всякие вещицы с Данвейта – фотографии в металлических рамах, модели замка лоона эо и боевого бейри, собранные каким-то умельцем, вымпелы Патруля и Конвоя,[2]2
  Патруль и Конвой– подразделения земных наемников, охранявших с 2099 года галактический сектор лоона эо. Патруль – пограничная стража, в функции Конвоя входило сопровождение межзвездных торговых караванов. Силы Патруля и Конвоя базировались на планетах так называемой Внешней или Голубой Зоны сектора – на Данвейте, Тинтахе, Харре и других. Обычно земные наемники летали на небольших кораблях-истребителях, носивших название «бейри».


[Закрыть] причудливые бутыли с тинтахским вином. Разумеется, все это сгорело вместе с домом, когда дроми атаковали Тхар; собственно, сгорел весь Ибаньес и другие городки Обитаемого Пояса, а население планеты сократилось вчетверо, до сорока тысяч жителей. Но тхары были упрямым и стойким народом: подняли из пепла города, нарожали детей, и хоть молодежь по-прежнему стремилась в Звездный Флот,[3]3
  Звездный (Космический) Флот Земной Федерации включает не только боевые подразделения (отдельные флоты, флотилии и эскадры); в его состав входят Исследовательский Корпус, Секретная Служба, Служба Защиты Солнечной Системы, боевые сателлиты, базы в космосе и на планетах, а также другие структуры.


[Закрыть] сражавшийся с дроми, в Западном и Восточном Пределах Пояса обитало теперь не меньше полумиллиона человек.

Дом Марк отстроил таким же, как при родителях, а сосны, мхи и плодовые деревья сажал уже вместе с Майей. Закончил с домом, привел в него молодую жену и отправился на фрегат «Ваал», где и прошли семь лет его жизни в боях и походах. Вернувшись, заглянул на пустую веранду, поморщился и устроил себе там кабинет, а заодно – картинную галерею с лучшими полотнами супруги. Другие комнаты не претерпели перемен – Ксюша, сестра, помнила, какая мебель где стояла, и они с Майей все восстановили в точности. Ждали, что родители вернутся, хотели их порадовать, но не пришлось: крейсер «Урал» погиб на границе сектора лоона эо, а с ним ушли в небытие отец, мать, друг семьи Вальдесов Птурс и семьсот бойцов Звездного Флота.

Сад, конечно, выглядел теперь иначе. Здание можно возвести по старому проекту, изготовить столы и шкафы по памятным образцам, а дерево так не вырастишь, оно живое и потому неповторимо. Тридцать четыре года назад, когда Марк возвратился домой, сад был совсем молодым, не похожим на прежний. Правда, за минувшие годы яблони разрослись, и теперь глаз не улавливал отличий – помнилось только, что в дальнем углу вместо яблонь была соколятня. Первых соколов на Тхар привез отец, в подарок матери, происходившей из рода Соколовых, но с той поры пернатые охотники размножились и хоть не одичали вконец, но в человеческой заботе уже не нуждались. Марк не захотел возводить соколятню заново – птицы и так к нему прилетали, стоило лишь позвать.

Если вернуться к жилищу, то самой большой переменой в нем являлся дон Оливарес, кибернетический дворецкий. Определенного облика он не имел, если не считать кристаллов, вмонтированных в обогреватели, фризер, Сашину кроватку и входную дверь. Зато у дона Оливареса были руки, уши и глаза в каждой комнате и каждом закутке, он командовал кухней, камином, ванными и гардеробной, чистил, готовил еду и напитки, заведовал энергоснабжением и выполнял обязанности секретаря. Дорогое устройство и редкое для планет Окраины… Марк выписал его с Земли, когда родилась Александра, и дон Оливарес присматривал за малышкой, пока ей не ввели дыхательный имплант. Обычно эту несложную операцию делали юным тхарам на четвертом году жизни.

Теперь Сашке стукнуло двенадцать, и более непоседливой девицы в городе было не сыскать. Марк очень без нее скучал, без нее и без Майи. Они с женой расставались редко; он летал с Майей на Землю, Гондвану и Ваал, когда случались там ее вернисажи, она тоже его не покидала, если долг Судьи звал Марка в путь, в дальние миры Фронтира. Но в последние годы он чаще странствовал один: оставлять Сашку без материнской опеки не хотелось, брать с собой – тоже; Фронтир был неподходящим местом для детей.

Вздохнув, Марк поднялся и начал мерить веранду шагами, от портрета Ксении на западной стене до картины, изображавшей Арсенал, что висела на восточной. Сестра на портрете была совсем юной: нос в веснушках, серые глаза лукаво прищурены, светлые волосы рассыпались по плечам, на губах улыбка; должно быть, Майя ее рисовала еще до нашествия дроми. Полотно с Арсеналом относилось к последним дням восстания, когда вскрыли подземное хранилище и на поверхность хлынул поток боевых машин. Яркое фиолетовое небо, серебристые облака и, по контрасту, темные скалы Полярных Копей, черная пасть тоннеля и легионы серых механических зверей – танки-амфибии, транспорты, УБРы,[4]4
  УБР – универсальный боевой робот.


[Закрыть] ракетные установки… Сила, дремавшая под землей полтора столетия, дар предков грядущим поколениям, когда наступит час беды… Каким-то образом Майя сумела это передать. Она была очень талантлива.

Марк повернулся к саду, оглядел цветущие яблони и подумал, что желтый месяц уже кончается, но жена с дочкой вернутся не раньше начала голубого. Майя повезла Сашку на Гондвану, в студию Исэ-Джейми Сабуро, крупного авторитета в пейзажной живописи. Славился он не только своими картинами, но и тем, что открыл немало юных дарований, почти что гениев, а Александра, по младости лет и присущему ей нахальству, претендовала именно на эту роль. В Ибаньесе ее хвалили, ее работы экспонировались в Китеже, Мэйне и Западном Порту, а на Рооне даже прошла ее персональная выставка. Но здесь, на Окраине, ценителей живописи было не так уж много, и вполне возможно, к Сашке они относились с большим снисхождением. Майя с Ксенией считали, что будет нелишним узнать мнение специалиста. Марк с этим согласился – ведь Сашка могла бы стать первым художником в семье Вальдесов, не проявлявшей до сих пор склонности к искусству. Конечно, Майя рисовала замечательно, но по крови она была не Вальдес, а Серано.

Он присел к терминалу и снова начал диктовать свои заметки, сверяясь время от времени с изображениями и текстами, скользившими на экране. Многие из этих документов имели почтенный возраст и касались тайн, не подлежащих разглашению даже в двадцать четвертом веке: история первых контактов и сражений с фаата, личность Пола Коркорана, личность Клауса Зибеля, персоны столь же загадочной, как исчезнувшие миллионолетия назад Владыки Пустоты. Такие записи хранились в архиве Секретной Службы Звездного Флота, в файлах ограниченного доступа, однако Марку было позволено их скопировать – не потому, что он являлся прямым потомком Коркорана, но по праву Судьи. Никто не оспаривал привилегий Несогласных, даже Звездный Флот, а важнейшей из них был доступ к информации – любой, какая нужна Судьям Справедливости.

Марк работал до темноты, пока не раздался мелодичный голос дона Оливареса:

– К вам посетитель, коммандер. Анте Бранич, если не ошибаюсь. Желаете его принять?

– Разумеется. Легкий ужин, чай и коньяк – в мой кабинет.

– Добавить кислорода, чтобы гость не задыхался?

– Да. До земной пропорции.

– Слушаюсь, коммандер.

Почему-то Оливарес называл его коммандером, хотя к Майе и Сашке обращался как положено: старшая хозяйка, младшая хозяйка. Но Марк к военной карьере был равнодушен и до коммандерских звезд не дослужился, ушел в отставку с фрегата «Ваал» в звании лейтенанта-коммандера.[5]5
  Офицерские звания в космофлоте приняты в соответствии с англо-американской военно-морской традицией: энсин – первое офицерское звание (мичман), лейтенант-юниор – младший лейтенант, затем лейтенант и лейтенант-коммандер (соответствует капитану), коммандер (соответствует майору или подполковнику), капитан (соответствует полковнику), коммодор – контр-адмирал. Далее идут звания адмирала и адмирала флота.


[Закрыть] К тому же на Флоте он пробыл восемнадцать лет, а в Коллегии Несогласных – тридцать четыре, так что его стаж Судьи был много больше военного. И все же дворецкий звал Марка не хозяином, не Судьей, а коммандером – должно быть, в память ему заложили почтение к бойцам космического фронта, защитникам Земли и сопредельных территорий. Но, к чести дона Оливареса, это было у него единственным проявлением милитаризма.

Вошел Бранич, снял кислородную маску, и они обнялись, хотя этот земной обычай казался Марку странным. Но гость еще при первой встрече объяснил, что так принято среди родственников-мужчин, а они с Марком считались как-никак кузенами или, возможно, дядей и племянником. Анте был помладше, но вполне мог оказаться не троюродным братцем, а двоюродным дядюшкой – на Земле потомки Коркорана жили долго, женились, расходились, и их генеалогия выглядела весьма запутанной.

В стене, под картинами, раскрылась ниша, выдвинулся поднос, и две гибкие конечности водрузили его на стол. Копченая говядина и окорок были нарезаны тонкими ломтиками, козий сыр – ломтями потолще, среди тарелок золотился коньяк в хрустальных рюмках, корочка ячменного хлеба манила свежим ароматом, а над чашками поднимался легкий парок. Гость принюхался и молвил:

– Чай. Если вас не затруднит, я предпочел бы кло.

– Что за вопрос, – сказал Марк. – Дон Оливарес, кло вместо чая. Мох возьми с Белой Пустоши.

– Минуту, коммандер.

Чай исчез, появились стаканы с напитком Тхара, заваренным на целебных мхах. Бранич отхлебнул пару глотков, приподнял в восторге брови, пробормотал: «Quaerite et invenietis»,[6]6
  Quaerite et invenietis – ищите и обрящете (лат.).


[Закрыть] – и занялся говядиной. Под нее выпили коньяк с Роона, не уступавший лучшим земным сортам.

– Как вам дышится, Анте? Нормально? – поинтересовался Марк.

– Никаких проблем, – ответил родич.

Кислорода на Тхаре было примерно столько же, сколько в Гималаях на высоте восьми километров. Человек к такому непривычен, и уроженцам планеты вводили дыхательный имплант, обогащавший кровь живительным газом. Приезжие пользовались маской, но, разумеется, в доме можно было варьировать состав атмосферы.

– Вижу, пребывание здесь не вызывает у вас затруднений, – сказал Марк.

– Ни в малейшей степени. – Гость помотал головой. – Мне доводилось бывать на Марсе, но тут гораздо красивее. Вчера меня отвезли в изумительное место, за плато Кастилии и Андалузский хребет. Чудо! Девственные горы, снежная равнина, бездонные небеса и тишина… такая тишина, будто на свете нет ни городов, ни машин и ни единого человека…

– Что вы там делали, Анте?

– Охотился на каменных дьяволов.

– Надеюсь, не в одиночку?

– Нет, конечно нет. Я знаю, это опасное занятие. – Бранич пригубил коньяк. – Со мной были братья Семеновы, два отважных тхара, и оба на одно лицо.

– Вообще-то их трое, – пояснил Марк. – Прохор и Кирилл остались здесь, а Павел воюет. Он у нас в больших чинах – инженер-коммандер, глава технической секции на «Стокгольме».

– Воюет? Почему? – Бранич наморщил лоб. – Тхар, если не ошибаюсь, исключен из плана мобилизации? Кажется, по причине малого населения, так?

– Для нас это неважно, мы идем добровольцами, – сказал Марк и пояснил: – Старший сын или дочь в каждой семье должны отслужить на Флоте, такова традиция. Кто старший из трех близнецов, не очень понятно. Они считают, что Кирилл, но у Павла больше пристрастия к технике. Вот он и служит.

Гость окинул задумчивым взглядом картины на стене. Среди них была небольшая акварель, написанная Майей перед отъездом: Сашка сидит у памятника Алферову, с его книгами на коленях. Обличьем она пошла в мать: такая же тонкая, хрупкая, темноволосая и черноглазая.

Бранич смотрел на Сашку и покачивал головой. Потом сказал:

– У вас, Марк, единственная дочь. Такая милая, нежная девочка… очень талантливая, как я слышал… Через шесть лет ей будет восемнадцать. И вы, вы и ваша жена, позволите ей уйти? На войну, во Флот Фронтира?

Лицо Марка окаменело. Родич задал не самый приятный вопрос.

– Я не могу ей что-то позволять, а что-то запрещать, – наконец произнес он. – Даже сейчас, когда ей двенадцать. Она тхара, и она все решит сама.

– Она может погибнуть.

– Это причинит нам горе. Но у многих гибнут сыновья и дочери.

Бранич, видимо, заметил, что слова его Марку неприятны.

– Простите, брат, мою бестактность. Verba et voces, praetereaque nihil…[7]7
  Verba et voces, praetereaque nihil – слова и голоса, и ничего более (лат.) – т. е. пустые слова.


[Закрыть] К тому же шесть лет – это немало. Война за такое время может завершиться.

Напряжение покинуло Марка.

– Тогда все мы будем счастливы, все матери и отцы, – сказал он, наливая гостю вторую чашку кло.

– Особенно вы – и как отец, и как Судья Справедливости, – отозвался Бранич и, повернувшись к портрету Ксении, резко сменил тему: – Ваши сестра такая красавица! И за прошедшие годы она совсем не изменилась! Жаль, что меня здесь не было, когда она рассталась с прежним супругом.

– И что бы вы сделали? – спросил Марк с улыбкой.

– Непременно отбил бы ее у Ивана! Только ему не говорите, – прошептал Бранич, округлив глаза. – Выгонит, откажет от дома! А я не хочу лишаться такого удовольствия. Я ведь прилетел на Тхар ради вас и Ксении.

Марк в этом сомневался. Бранич был неплохим человеком и интересным собеседником, но чудилось, что говорит он не все; что-то – возможно, самое главное – оставалось недосказанным, словно он боялся полной откровенности или хотел узнать побольше о Вальдесах. У Пола Коркорана, адмирала Флота, погибшего двести лет назад, было две дочери, и Вальдесы вели свой род от старшей, от Надежды, прабабки Марка. Младшая, Любовь, стала женой Леонида Смирнова, а их дочка Вера вышла за Петра Бранича. До этого момента все было ясно, но дальше начинались сумерки: Марк не мог понять, был ли Анте внуком Веры и Петра или их племянником – возможно, по линии какого-то другого Бранича. Этот вопрос Анте искусно обходил, а допрашивать гостя с пристрастием хозяину казалось неудобным. Встречались они уже не первый раз, и Марк с трудом справлялся с искушением прозондировать нежданного родича и выяснить, что у него за душой. Но это было бы недостойным делом, особенно для Судьи.

По словам Бранича, он прибыл на Тхар для укрепления родственных связей. Заявился он не пустым, привез множество видеозаписей о своей семье и той ветви Вальдесов, что жили в Тихоокеанской акватории, на Таити, Гавайях и плавучих островах. Этих родичей, братьев и сестер отца и их потомство, Марк знал, но виделся с ними много, много лет назад, когда был курсантом Звездной Академии в Севилье. С тех пор утекло больше воды, чем в океане Тхара… Марк был благодарен Браничу за вести о близких, и это стало еще одним поводом, чтобы оставить гостя в покое. К тому же, если Анте в самом деле являлся потомком Коркорана, он мог унаследовать дар внечувственного восприятия и догадаться, что его зондируют. Неприятный опыт для любого человека, а для родича – прямо оскорбительный!

Бранич появился в Ибаньесе в середине желтого месяца, остановиться у Марка или Ксении не захотел, жил в гостинице «Мальта», но к родичам наведывался регулярно – правда, к Марку почаще, чем к его сестре. Должно быть, сообразил, что Марк скучает, а у Ксении жизнь бьет ключом – муж, дети и футбольная команда внуков. У Марка было гораздо спокойнее. Опять же дон Оливарес великолепно заваривал кло и готовил копченое мясо, а Ксения не блистала талантами на кухне.

Как обычно, в этот раз они засиделись до позднего вечера, потом Бранич натянул маску, распрощался и ушел. Проводив гостя, Марк постоял у ворот, глядя в темное мрачное небо Тхара. Звезды в нем были редкими и тусклыми; Тхар, пятая планета Гаммы Молота, находился у самой границы Провала, разделяющего два галактических рукава. Ему вспомнились усыпанные звездами небеса Земли, но эта картина не вызвала ностальгии – Тхар, а не Земля, был его родиной. Тхар, отвоеванный сначала у фаата, а потом – у дроми.

* * *

Прошло два дня. Марк сидел у камина в просторной комнате, служившей Ксении чем-то вроде домашнего музея. На стенах здесь висели фоторамы, детские рисунки Сашки и несколько полотен Майи, а среди них, на почетном месте, – МП-36, метатель плазмы, грозное оружие десантников, с которым сестра сражалась с дроми. У потолка парила космическая станция, изделие Никиты, по углам стояли торшеры с абажурами, сшитыми Леной и Юлькой, над камином красовалась голова каменного дьявола, добытого Диего. Павел отметился сонетом, написанным по-испански на шелковом свитке метровой длины. У Павла был литературный дар, уважение к слову и способности к языкам; Марк надеялся, что племянник когда-нибудь заменит его на посту Судьи Справедливости. Но Павел в восемнадцать лет улетел на Землю и, похоже, не собирался возвращаться.

Ксения сидела напротив, и Марк, поглядывая на сестру, решил, что Бранич прав: за сорок с лишним лет она почти не изменилась. Возможно, черты сделались мягче, а руки и плечи округлились – та Ксюша, что пережила оккупацию, была тощей, как некормленый цыпленок, ибо продуктов на Тхаре не хватало. Но память о тех тяжелых годах ушла в прошлое вместе с руинами городов, сгоревшими лесами и пепелищами на месте ферм и полей.

– Думаешь, он и правда из наших? – молвила Ксения, поглаживая светлый локон. – Прапрадеда он напоминает, но это может быть случайным сходством. Да и каким он был, прапрадед? На записях то в шлеме, то в скафандре, лица не разберешь…

Марк усмехнулся.

– Какие у тебя предложения? Выдрать клок волос и отдать на генетическую экспертизу?

Они говорили про Анте Бранича. Недавно он звонил, сообщив, что возвращается из Восточного Предела, что очень голоден и надеется отужинать у Ксении. Судя по всему, Анте был непоседливым человеком – за немногие дни он объездил весь Обитаемый Пояс Тхара.

– Ну-у, экспертиза… – протянула сестра. – Мы могли бы обойтись своими силами.

– Ты на что намекаешь, сестрица? – строго спросил Марк.

Вместо ответа Ксения оставила в покое локон и коснулась виска. Они с Марком мыслей не читали, их дар скорее был эмпатией, ощущением чужих переживаний, чувств и настроений, однако разобраться, где ложь, где истина, они могли безошибочно. Впрочем, среди землян и их потомков, расселившихся на десятках планет, не было телепатов, да и эмпатов тоже. Вероятно, все расы гуманоидов, если не считать фаата высшей касты, не имели подобных талантов, и если что-то такое вдруг проявлялось, причиной была чужая кровь. Разумеется, кровь фаата, заклятых врагов Земли – от них, по семейным легендам, происходил Пол Коркоран.

– Прилетает человек с Земли и заявляет, что он наш родич, – молвила Ксения. – Говорит, что добрался до Тхара, чтобы увидеться с нами и нашими детьми… А где он был двадцать или тридцать лет назад? Почему не явился в те годы, когда на Тхаре царила разруха и мы нуждались в каждой паре рук? И еще, вспомни восемнадцатый год, когда погибли мама и отец… Все Вальдесы с Земли с нами связались, желая поддержать, а дядюшка Алонсо приехал на Тхар, был здесь, в Ибаньесе… И другие нам писали, друзья и соратники отца, дальние родичи… А вот Бранича я не припомню! – Губы сестры сурово сжались. Потом она спросила: – Он ведь привез какие-то материалы о нашей семье?

– Да, редкие видеозаписи, – подтвердил Марк. – Большей частью о ветви рода, что пошла от Любови Коркоран, но о Вальдесах тоже есть. Снимки, документы и, разумеется, приветы.

– Приветы! – Ксения нахмурилась. – А от Павлика – ничего! Я его сразу о Павле спросила, но, кажется, он не знает, что мой старший – на Земле. Странно!

– Странно, – согласился Марк. – Но для этого могут быть свои резоны. Скажем, они не успели встретиться.

Ксения взмахом руки отмела этот довод.

– Есть Ультранет, есть двадцать видов связи, и личные встречи не обязательны. А у него от Павла ни словечка… Я удивилась и…

Замолчав, она шмыгнула носом и вытерла глаза. Марк счел это коварной уловкой. Нрав у Ксении был решительный, характер – твердый, и никакие воспоминания о Павле выжать слезу не могли. Что-то сотворила сестрица, подумал он, уже догадываясь, в чем дело.

– Ты его зондировала? Ну-ка признавайся!

– Я попыталась, но ничего не вышло. У него блок. Стена, не прошибешь! Но если мы попробуем вместе…

Марк с осуждением покачал головой.

– Нет, моя дорогая. Пусть он самозванец, пусть… Это не повод, чтобы лезть человеку в душу. Хотя кое-какие твои подозрения не лишены оснований.

– Например?

– Ну, иногда мне кажется, что он меня изучает. Задает вопросы, следит за реакцией… Что-то ему нужно от нас.

– От тебя, – уточнила Ксения. – От тебя, братец, и это меня очень беспокоит. Майя с Сашкой на Гондване, ты один, и некому за тобой присмотреть.

– Я вполне самостоятельный мужчина в расцвете лет, – с улыбкой заметил Марк и поднялся. – Пойду домой. А ты, сестренка, не шути так больше с Браничем. Нехорошо!

Поцеловав Ксению в щеку, он спустился в холл и зашагал к выходу. Холл был просторным, как и весь дом сестры, рассчитанный на большую семью, на детей и внуков. В прошлом Тхар обезлюдел из-за бессмысленной жестокости дроми, голода, разрухи и войны, но детей-сирот не оставили заботами. Ксения взяла троих, пятилетнего Диего Риверу и близняшек Березовых, Юлю и Лену – те были еще младше. Так что Петр, ее первый муж, лейтенант с крейсера «Паллада», сразу получил жену и ребятишек, и нельзя сказать, что это его очень обрадовало. Вскоре появился Павлик, за ним – Никита, но Ксения с Майей с детьми справлялись и помощи у своих мужчин не просили. Марк в те годы был далеко, воевал с дроми в Мирах Фронтира, а Петр, женившись на Ксении, перевелся в Сторожевую флотилию, имевшую базу в системе Гаммы Молота. Собственно, Павел и Никита оттого и появились, что их отец мог навещать жену на Тхаре. Но в другие дни, которых было гораздо больше, Петр утюжил Провал на своем десантном корабле, оберегая Окраину от бино фаата. Однако враги из Рукава Персея так и не появились, рейды в пустоте Петру наскучили, и через семь с лишним лет он расстался и с Тхаром, и с Ксенией. Марк его особо не винил; Петр не являлся уроженцем Тхара, а был непоседливым землянином, отчасти даже авантюристом. Ходили слухи, что он делает блестящую военную карьеру.

Марк вышел на авениду Аликанте и направился к площади. После нашествия дроми тут простирались руины сгоревших домов, а дальше лежала пустошь, заросшая травой и обрамленная чудом уцелевшими соснами. Теперь все было застроено, сосновый бор стал городским парком, и на его опушке отстроили отель «Мальта» в целых восемь этажей. Отель был самым крупным зданием в Ибаньесе и большей частью пустовал; обычно его занимали фермеры, приезжавшие в город на ярмарку в голубой месяц.

Авенида Аликанте была местом тихим, а в середине рабочего дня и вовсе безлюдным. Миновав дома Поздняковых, Челли и Робинсонов, Марк вышел на площадь, где наблюдался кое-какой народ: в сквере, у фонтана перед статуей Алферова, гомонили и визжали малыши, а на ступенях театра целовались новобрачные, окруженные родичами и друзьями. Как обычно, он приветствовал Алферова воинским салютом. Николай Ильич, бывший ветеран Войн Провала,[8]8
  Войны Провала – четыре войны с гуманоидами бино фаата, которые велись Земной Федерацией в XXII–XXIII веках; их название отражает тот факт, что битвы происходили в Провале, пустом пространстве, разделяющем два галактических Рукава: Рукав Ориона, где находится Земля, и Рукав Персея, в котором расположена звездная империя фаата. Точная хронология этих столкновений такова:
  2088 г. – появление в Солнечной системе корабля фаата и атака на Землю, которая закончилась гибелью пришельцев (в земных анналах это время именуется эпохой Вторжения);
  2125 г. – операция возмездия; земной флот атакует и захватывает три планеты (Тхар, Роон и Эзат), колонизированные фаата на границе Провала, в Рукаве Ориона. Фаата изгнаны в Рукав Персея, но в будущем они делают четыре попытки вернуться;
  2134–2152 гг. – Первая Война Провала;
  2164–2182 гг. – Вторая Война Провала;
  2201–2240 гг. – Третья Война Провала, самая долгая – также известна под названием Сорокалетней Войны;
  2253–2261 гг. – Четвертая Война Провала, в ходе которой бино фаата были окончательно разгромлены.


[Закрыть] бывший землянин, переселившийся на Тхар, сжимал в правой руке лучемет, взирая на Марка грозным взором. Но если зайти с другой стороны, лицо Алферова чудесным образом менялось, делаясь добрым и мягким; в левой его руке была раскрытая книга, том «Легенды Тхара», вышедший лет двадцать назад. Марка всегда поражало искусство скульптора, запечатлевшего в бронзе две как будто бы несовместимые алферовские ипостаси, солдата и писателя – тем более что писал он сказки для детей.

Улыбнувшись молодоженам, Марк пересек площадь и вступил на бульвар Аламеда. Первопоселенцы Ибаньеса были испанцами, и потому многие авениды и бульвары носили имена испанских городов или улиц Мадрида, Сарагосы, Севильи и Валенсии. В семье Вальдесов тоже хватало испанской крови, хотя, по большому счету, никто в Ибаньесе или Мэйне, Китеже или Порту Колумб не считал себя испанцем, русским, французом либо англичанином. Все тут были тхарами, и отличительный признак их народа состоял не в цвете глаз или волос, а в крохотном шрамике у шеи – там, куда помещали дыхательный имплант. Шрам можно было уничтожить, но это не поощрялось местной традицией; он являлся знаком общепланетного родства, таким же почетным, как рыцарский пояс.

Марк прошел мимо оранжереи, где за хрустальными окнами росли невиданные цветы – розы, лилии и георгины, – миновал бильярдную «Веселый бабуин», кафе «Гвадалахара», дома Ковалевых, Чавесов, Поло и Фосетов, и за таверной «Три пиастра» повернул на авениду Мадрид. Дорога была не очень длинной – как раз такой, чтобы додумать мысль до конца.

Блок. Стена, не прошибешь! – сказала Ксения… Причины могли быть самыми разными. Встречались ментально невосприимчивые люди, и разобраться в их эмоциях стоило больших трудов – не меньших, чем просеять тонны породы в поисках крохотного алмаза. Некоторые обладали врожденной защитой от ментосканирования, и попытка мысленной связи с ними порождала ощущение барьера, столь же непроницаемого, как броня боевых кораблей. Отсутствие эмоционального отклика могло являться результатом особой тренировки; с древних времен на Земле существовали школы, учившие скрывать тайные помыслы и побуждения. Не исключались вмешательство хирургов, неудачная операция, лекарственные средства, притупляющие разум, или поставленный психотерапевтом блок. Наконец, блокировку могли осуществить техническим путем с помощью защищающих сознание имплантов.

Если не считать тяги к латинским изречениям, Бранич казался абсолютно нормальным и выглядел как человек без всяких комплексов и аномалий. Поэтому Марк остановился на последнем варианте, на гипотезе технической защиты. Это означало, что Анте – или те, кто отправил его на Тхар, – были в курсе способностей Вальдесов и пожелали оградить посланца от ментального вмешательства. На всякий случай – вдруг у Судьи или его сестры возникнет такое искушение… Собственно, сестрица уже попыталась зондировать странного родича, да обожглась, подумал Марк, когда перед ним распахнулись двери дома.

– Обед, коммандер? – поинтересовался дон Оливарес.

– Не нужно. Я пообедал у сестры.

– Вторая старшая хозяйка прекрасно готовит, – заметил дон Оливарес.

Марк усмехнулся.

– Льстец! Хотя в этот раз телячьи отбивные были вполне пристойными.

Он прошел в кабинет и долго стоял там, разглядывая акварель с изображением Сашки. Такая милая, нежная девочка… – сказал Бранич. И добавил: через шесть лет ей будет восемнадцать…

Марк не сомневался, что в тот же день на Флоте появится новый боец. Она уйдет, как ушли Диего и Эстебан, старший из его сыновей, уйдет, ибо такова традиция. Но дело не только в обычаях Тхара – дочь была потомком воинов, героев, сражавшихся за Федерацию с юности и до самой смерти. Кровь Коркорана текла в ее жилах, кровь адмирала Вальдеса и его жены… Кровь взывает и ведет, подумал Марк. Разве он сам не отдал Флоту два десятилетия?.. Разве Майя не сражалась рядом с ним в дни восстания?.. Разве не сидела в шахте у Западного Порта, отбивая атаки дроми?..

Нет, он не мог ничего запрещать своей дочери и не собирался этого делать. И он не рассчитывал, что война иссякнет и прекратится сама собой в ближайшие годы. Это было бы чудом, невероятной удачей, о которой и помышлять не стоило! Что бы он отдал за такой исход? За то, чтобы Диего и Эстебан вернулись домой? За то, чтобы Сашка осталась на Тхаре, писала картины и не прикасалась к оружию? Что бы он отдал?..

– Все, – произнес Марк Вальдес, Судья Справедливости. – Все и даже больше.