Текст книги "Вторжение"

Глава 6

Пространство между орбитами Юпитера и Марса

«Клетка, проклятая клетка», – думал Литвин, в десятый раз ощупывая перекрывавшую проход мембрану. Она слегка уступала нажатию ладоней, а если навалиться изо всей силы, то удавалось сделать шаг-другой, после чего швыряло назад, как камень из пращи. Материал походил на синтален, который применялся в музеях, зоопарках и вообще повсюду, где требовалась прозрачная, упругая и непроницаемая преграда. Но пробиться сквозь синталеновую пленку, не повредив ее, было нельзя, а эта мембрана людей пропускала – Литвин запомнил, как стражи с Рихардом прошли через нее. Стражи прошли, а он не мог… Выходит, был у этих троллей ключик! Взять бы в оборот кого-нибудь из них и основательно пощупать… Лучше даже не охранника, а эльфа, клювастого ублюдка… Этот, похоже, из начальников – значит, неограниченно разумный…

Он с тоской огляделся и начал бродить среди сбегавшихся стен. Один! Не прошло и двух суток, а Рихард уже в лучшем мире, и Эби неведомо где… Вспоминая о них, он ощущал душевную муку и горькое недоумение. Как-то не так представлялась встреча с братьями по разуму, тем более столь похожими на людей.

Ксенологические сценарии контакта, преподанные ему в период обучения, помогали мало – может быть, оттого, что в своей основе все они строились не на точных фактах, а на гипотезах фантастов. Этот вид литературы Литвин не слишком жаловал; гораздо больше его привлекали мемуары, биографии и исторические труды – словом, описания реальных судеб и событий. Что до сценариев, то они сводились к трем основным вариантам: контакт с существами инородными, вроде спрутов или муравьев, где понимание затруднительно или невозможно, и контакты с дружественными либо враждебными гуманоидами. Бино фаата, казалось, вполне подходили к последнему случаю, однако Литвин боялся ошибиться. Смутное чувство, что внешность пришельцев может обмануть, ввести в заблуждение, не покидало его; он размышлял о множестве народов и племен Земли, физиологически единых, но удивительно разнообразных по психическому складу, культуре, обычаям и мировоззрению. Жизнь римлян подчинялась долгу, эллины были поборниками свободы, а в языке египтян в эпоху пирамид и слова такого не знали; у майя и ацтеков нормой являлись человеческие жертвы, на Соломоновых островах – каннибализм, в азиатских странах процветала полигамия, тогда как в Европе ее считали развратом; японцы не ели мяса, немцам нравился кровавый фарш, буддисты верили в карму и бесконечную цепь перерождений, а христиане – в непорочное зачатие. Кроме того, везде и всегда имелся диапазон сексуальности, достаточно широкий, чтобы вместить и однополую любовь, и странную тягу к животным, и прочие, порой весьма экзотические привычки. Бесспорно, люди не были едины, если говорить о психике, и судить их действия вне контекста этических норм, принятых в том или ином сообществе, было бессмыслицей.

А бино фаата не относились к людям Земли, и творившееся в их головах и душах – тайна за семью печатями… Меряя шагами камеру, Литвин пытался подобраться к ней, взглянуть на события иначе, найти им какое-то оправдание. Возможно, гибель «Жаворонка» – несчастный случай: чужие, не зная, как действует оружие землян, лишь отразили силовым щитом атаку. Но, с другой стороны, никаких сожалений по поводу смерти ста тридцати человек высказано не было: то ли пришельцы с этим чувством незнакомы, то ли смерть для них – явление заурядное. Хотя самого Литвина они исцелили – выходит, для чего-то он им нужен…

Произошедшее с Коркораном тоже допускало ряд противоречивых толкований. Конечно, эксперимент над живым человеком – вещь жестокая, антигуманная, но в чем на самом деле его суть? Эксперимент, упомянутый компьютером, мог означать что угодно – от вивисекции и психической хирургии до безобидного медицинского обследования. Безобидного с точки зрения фаата, но для земных организмов фатального… Возможно, их тоже обмануло сходство? Но как-то не верилось, что столь высокоразвитые существа способны проявить беспечность – точнее, гибельное неразумие! Ведь на корабль вместе с людьми попала земная микроорганика, а собственный биоценоз чужих мог представлять смертельную угрозу для землян. Прежде всего это касалось пищи и питья, но никаких недомоганий Литвин не чувствовал; питье утоляло жажду, пища насыщала. Значит, эта проблема была решена. Может быть, бино фаата выяснили, что ее не существует вовсе? Или сделали ему какие-то прививки?

Он вспомнил о книге Ефремова, читанной в детстве, о светлом мире Великого Кольца, и горько усмехнулся. Похоже, братания цивилизаций в духе «Туманности Андромеды» не предвидится. Вы нас на гравитационный аркан, а мы вам в лоб из свомов… Малоприятная перспектива! Прямо скажем, разочаровывающая!

В приступе внезапной ярости Литвин ударил кулаком по мягкой стене.

Макнил! Где ты, Макнил? Что сделали с тобой?

* * *

Он поел – в этот раз что-то воздушное, сладковатое, похожее на зеленую пену. Жевать ее было не нужно, она таяла на языке и сама собой проскальзывала в глотку. Закончив с трапезой, Литвин, за отсутствием других развлечений, решил поспать, но тут к нему заявились гости.

Целая делегация! Два мускулистых стража, за ними – старик с отвислыми губами и морщинистым лицом в ореоле зеленоватых прядей, невысокий щуплый мужчина с голым черепом и женщина, краше которой он не встречал: маленький яркий рот, серебряные глаза с тенями голубых зрачков, изящный носик, темная грива волос и фигурка танцовщицы. Литвин уставился на нее в изумлении; почему-то ему казалось, что среди пришельцев женщин нет. Эти трое были в обтягивавших блестящих одеждах и снова напомнили Литвину эльфов: один престарелый, другой молодой, а с ними прекрасная фея.

Они прошли сквозь мембрану, эльфы опустились на пол, а стражи замерли поодаль. Лица у всех казались неподвижными, нечеловечески спокойными – ни трепета век или губ, ни намека на улыбку. На голом черепе мужчины поблескивал хрустальный шарик, закрепленный у виска; у женщины такое же украшение пряталось в волосах.

Мужчина приложил ладонь к груди.

– Йегг, тхо, огранич’но разумный, пом’щник Айве. – Его рука почтительным жестом протянулась к старику, затем он прикоснулся к руке женщины: – Йо, еще пом’щник, еще огранич’но разумный.

Голос его был негромким, хрипловатым, но совсем не похожим на резкое карканье компьютера. Некоторые звуки он проглатывал, будто торопился высказаться, но в остальном говорил почти без акцента.

Литвин с трудом отвел взгляд от женщины и посмотрел на старика. «Этот главный, – мелькнула мысль. – Важный тип из комсостава, а при нем пара помощников. И что им нужно?»

– Пол, – произнес он, – меня зовут Пол. Как старший офицер космического корабля «Жаворонок», я здесь представляю Землю. Кто такой Айве?

– Полн’стью разумный, – послышалось в ответ. И, после паузы, будто назвавшийся Йеггом подыскивал нужное слово: – На ваш термин – посредник.

– И что это значит?

Йегг опять задумался, и тут прозвучал высокий голос женщины:

– Политик. Посланец. Тот, кто общаться с бино тегари от бино фаата.

Она говорила чисто, не запинаясь. Маленькая хрустальная сфера мерцала в ее волосах, временами вспыхивая и рассыпая радужные искры. Шар на виске Йегга выглядел иначе, горел неярко, точно слабая лампочка фонарика.

«Значит, политик, – подумал Литвин. – Дипломат, старый пень, и два молодых переводчика… Желают вступить в переговоры? Или что-то выведать?»

Как большая часть земного населения, политикам он не доверял и потому решил держаться осторожно. Уставился на красотку Йо и буркнул:

– Вы хорошо изучили наш язык.

– В как-то мере, – отозвался Йегг. – Мы уже ловить с’гналы с ваша планета и поп’лнять словарь. В нем есть т’сячи понятий.

– И все вы держите в голове?

– Не все. Нам п’могать вот это, – Йегг коснулся шарика. – Кафф. Ключ. Интерфейс, к’торый делать связь меня и Йо с п’мнящим устройством.

– С компьютером? – Литвин вскинул взгляд к потолочному куполу.

– Ты бы назвать его так. Для нас он п’дсказчик. Дает нужные термины. – Йегг помедлил секунду и спросил: – Ты меня хорошо п’нимаешь?

– Я слышу знакомые слова, но понимаю ли? – Литвин пожал плечами. – Скорее нет, чем да. Я не понимаю, зачем вы убили Рихарда. Не понимаю, что вы сделали с Макнил. Не понимаю, чего вы хотите от меня.

– Рих’ард, Мк’нил, – повторил Йегг. – Те, что быть с тобой? Это их им’на? – Не дожидаясь ответа, он произнес, будто выплюнул, несколько слов. Они были отрывистыми, резкими, напоминающими металлический голос компьютера, и Литвин догадался, что слышит речь бино фаата.

Ответил старик. Ррр-дрр-тратата… Человеческое горло было не в силах воспроизвести эти звуки – они вылетали со скоростью пулеметной очереди.

– Посредник сказал: ему ясно, что ты задать вопросы. Еще сказал, что нет вопрос, к’торый остаться без ответа. Но нужно с’блюдать… как это?.. да, вз’имность. М’жет быть, эквивалентность или равн’весие. Верный термин, так? Посредник предложил с’трудничать. Мы поймать передачи Земля, анализировать, в’брать такое понятие – сделка. Посредник Айве говорить: сделка – когда полезное тебе и полезное нам. Ты – вопрос, мы – вопрос. Ты – ответ, мы – ответ. Так?

Целая речь, тогда как старик, казалось, произнес одну короткую фразу. Что-то переводчик добавил от себя?.. Возможно, но думать над этой загадкой не стоило, были проблемы поважней. К примеру, такая: если чужаки в зоне уверенного радиоприема и худо-бедно разобрались с английским, к чему им лейтенант-коммандер Пол Литвин? Земля вещала – да что там вещала, орала, вопила! – в диапазоне длинных волн; тысячи теле– и радиостанций, как тысячи раскрытых глоток, извергали обзоры и новости, спектакли и фильмы, рекламные ролики и биржевые сводки, музыку, клипы, учебные и развлекательные программы. На любой вкус: хочешь – изучай историю с времен шумеров, хочешь – любуйся пейзажами Новой Гвинеи, хочешь – смотри, как совокупляются люди, пчелы или аллигаторы. Этот поток давал подробную информацию о Земле, о языках и нравах народов, о технологии и географии, политике, общественном устройстве и о чем угодно. Кроме того, был Ультранет, и если подключиться через спутники к его сети, тайн и вовсе не останется. В сравнении с этой Ниагарой известные Литвину секреты не стоили упоминания.

Однако: ты – вопрос, мы – вопрос, ты – ответ, мы – ответ… Полезное тебе и полезное нам… Сделка! К счастью, ее истинная суть осталась для пришельцев непонятной, ибо о взаимной пользе речь не шла. Сделка – кто кого объедет по кривой и сделает это изящнее и ловчее.

Литвин хмыкнул, покосился на стражей у мембраны и сказал:

– Для сделки нужно взаимное доверие. Вы уничтожили наш корабль, убили Рихарда, забрали Эби, меня посадили в клетку… О каком доверии речь?

Йегг перевел, выстрелив серию щелкающих и рычащих звуков. Старик ответил и, поднявшись без видимого усилия, направился к выходу. Охранники зашагали следом. Подходящий момент, решил Литвин; он не испытывал сомнений в том, что одолеет обоих переводчиков. Мышцы его непроизвольно напряглись, однако, поймав взгляд женщины, он постарался расслабиться. Красавица Йо наблюдала за ним – кажется, наблюдала; он не мог судить определенно, так как с трудом улавливал движение зрачков в ее серебряных глазах.

– Посредник Айве сказал: д’верие освещать дорога к пониманию. Он вернется, когда мы установить д’верие.

Шарик-кафф на виске женщины мигнул, и Литвин опять услышал ее высокий чистый голос:

– Мы остаться… останемся. Есть непонятное тебе. Мы объясним.

– Валяйте, – сказал Литвин. – Хотя можно ли верить объяснениям ограниченно разумных? – Кажется, они не поняли, и он добавил: – Когда нет гербовой, пишут на простой. Объясняйте. Начните с гибели моего корабля. Я слушаю.

– Вы нападать, мы защищаться, – произнес Йегг. – Как защищаться, р’шает тот, кто у сферы н’блюдений. Он – Столп Порядка, первый в Связке. Он р’шил изъять из существования. Больше нет нападений. Это… как называется?.. прецедент.

– Не прецедент, урок, – подсказала женщина.

– Значит, урок, – протянул Литвин, испытывая страстное желание свернуть шеи обоим. Впрочем, он привык справляться с яростью; слишком гневливых и безрассудных в десанте не жаловали, зная, что такие долго не живут. – Ладно, так и запишем: мы нападать, вы защищаться, и Столп Порядка решил преподнести урок. Рихард – это тоже урок?

Йегг и Йо одновременно подняли руки перед грудью и плавно развели их в стороны. Жест отрицания? Видимо, потому что Йегг сказал:

– Нет. Это быть другой с’туация, более сложный. Т’кой, когда…

– Если случай более сложный, пусть она объяснит, – Литвин кивнул женщине. – Йо лучше овладела языком.

Йегг медленно закрыл глаза, и шарик на его виске погас. Что это значило – и значило ли что-то вообще? Лица мужчины и женщины были бесстрастны, и никаких следов эмоций он прочитать не мог. Такие похожие на нас и такие чужие, мелькнула мысль. Может, в самом деле ограниченно разумные? Ни улыбки, ни гримасы недовольства или удивления, ровным счетом ничего… Однако, если судить по разговору, тот и другая вполне вменяемы.

– Посредник Айве хотел… хотел вступить в контакт. – Йо коснулась лба тонкими пальцами и протянула руку к Литвину. – Связь без слов… такая… нет термина…

Вздрогнув, Литвин припомнил первого бино фаата, увиденного им, и странное ощущение под черепом. Не боль, не давление, а что-то еще – звуки, гул, мелькающие картины.

– Ментальная связь? Мысленная? – спросил он. – Телепатическая?

– Эти понятия мы извлекли из ваших передач, но они определяются неточно. В них вкладывают различный смысл. – Сфера в волосах женщины вдруг заискрилась, рассыпая цветные блики. – Пусть будет ментальная… мне подсказали, что термин приемлем. У бино фаата такая связь возникла после Второго Затмения. Вы очень похожи на нас, и Йата с Айве решили, что стоит попытаться… – Йо снова прикоснулась к виску. – Но они не сумели войти в контакт ни с тобой, ни с тем, кого ты называешь Рихардом. Есть отличия в структуре мозга, и их попробовали выяснить. Послойное считывание сигналов мозговых клеток… очень сложное исследование, опасное… повредили дыхательный центр.

– Это я уже слышал, – сказал Литвин, скрипнув зубами. – Что с Макнил?

– С вашей кса? Она была слишком возбуждена. Ее погрузили в т’хами. Ты можешь посмотреть.

Йо не шевельнулась, но потолочный купол и задняя стена исчезли. Вместо них раскрылся вид на обширное пространство с гроздьями трубок или шлангов, тянувшихся, казалось, со всех сторон; в этой паутине, на равном удалении друг от друга, лежали нагие человеческие тела – может быть, тысяча, или десять тысяч, или миллион. Это хранилище выглядело бесконечным; шеренги тел уходили вдаль и в стороны, поднимались вверх, словно в каком-то чудовищном складе, где людей держали про запас или, возможно, хранили как совокупность тканей и органов, которые понадобятся другим, тем, кто жил по-настоящему. Изображение приблизилось, стало крупнее, и Литвин увидел, что перед ним женщины. Огромное множество женщин, спящих или находившихся в трансе, и все как будто на одно лицо: застывшие, широко расставленные глаза с голубыми белками, маленькие пухлые рты, чуть заостренные подбородки. Йо несла те же признаки расы, но отличалась большей гармонией черт и экзотической красотой – по крайней мере, на взгляд Литвина.

Макнил лежала или висела при нулевом тяготении в одной из шеренг. Кожа ее была такой же белой, груди такими же маленькими, как у соседок, но рыжие пряди горели ярким пятном в ряду темноволосых головок. Мнилось, что она дремлет с открытыми глазами, уставясь куда-то в пустоту.

– Спит? – спросил Литвин.

– Это т’хами, – пояснила Йо, и картина под куполом погасла. – В состоянии, которое ты называешь сном, жизненные процессы замедляются. Немного. Здесь замедление больше – почти не нужен воздух для дыхания и питательные вещества. Но гормональные процессы идут с обычной скоростью. Это т’хами кса.

– Кса – женщины? Такие же, как ты?

Впервые он заметил, как в ее лице что-то дрогнуло. Но голос был по-прежнему спокоен.

– Не такие. Я не способна к производству потомства.

Литвин покосился на Йегга – тот сидел неподвижно, с опущенными веками, словно медитировал, не видя и не слыша ничего. Как отключенный робот, подумалось ему. Он придвинулся ближе к Йо, взял ее тонкую хрупкую руку, поднес ладонь к губам.

– Но ты все-таки женщина? Твое лицо и тело, как у наших женщин, и пахнешь ты так же сладко… Почему тебе нельзя иметь детей?

– Я не предназначена для этого.

Руку она не отняла – может быть, не понимала, зачем Литвин прижал ее к своей щеке. Кожа на ощупь была нежной, как у юной девушки, ногти овальными и розоватыми, прикосновение пальцев – приятным.

– Не предназначена, вот как! – повторил Литвин. – Тут я чего-то не понимаю, милая фея. Вы размножаетесь делением или клонированием? Или наладили конвейерное производство?

Он выпустил руку женщины. Ее лицо снова было застывшим.

– Этот вопрос я не могу обсуждать. Говори с посредником.

– Почему?

– Способ воспроизводства расы – ключевой момент ее выживания.

Литвин кивнул. Эту истину ему сообщили еще в Байконурской школе, причем теми же словами. Вздохнув, он произнес:

– Могу я осмотреть корабль?

Вспыхнул кафф на голом черепе Йегга, и переводчик пробудился. Его глаза открылись; какое-то мгновение он сидел, вытянув шею и будто прислушиваясь к телепатемам, витавшим в воздухе, затем произнес:

– Йата р’зрешает. Йата думает: полезная демонстрация для б’но т’гари.

– Йата? Кто такой Йата?

– Столп Порядка. Тот, кто у сферы н’блюдений. Тот, кто увидел тебя первым.

«Клюворотый ублюдок», – вспомнил Литвин и поднялся.

* * *

Корабль был огромен. С ним не могли сравниться самые крупные орбитальные станции, вращавшиеся около Земли, даже гигантский комплекс «Центавр», заатмосферная верфь, где собирали крейсера и рудовозы, ходившие в Пояс Астероидов. Корабль представлял собой цилиндр длиной шесть километров и диаметром три; в центре его проходила шахта, где был смонтирован гиперсветовой конвертер. Для внутрисистемных полетов и маневрирования служили гравитационные движки, располагавшиеся вне корпуса, на двух тороидальных поясах. Как действовала эта машинерия, Литвину не сообщили, да и вряд ли он смог бы осилить такие объяснения; для него двигатель был термоядерным реактором с бушующей в магнитных кольцах плазмой. Однако, разглядывая голографический план корабля и слушая комментарии Йегга, он понял, что тут нет ни прямоточного привода, ни дюз, ни струи раскаленных газов, ни магнитных ловушек и диафрагм. Все было проще и сложнее: огромная труба, в которой создавалось нечто, искривлявшее Вселенную – пусть не в глобальном масштабе, но ту ее малую частицу, что пролегла между стартом и финишем.

Конвертер, разумеется, был самым таинственным устройством, но и других загадок хватало. Имелось, конечно, что-то понятное – можно сказать, неизбежное для существ с двумя руками и двумя ногами: колодцы невесомости меж палуб, широкие, километровой длины коридоры, подобие лифтов и шлюзов, отсеки непривычных форм, но ясного назначения, лаборатории, рециркуляторы, места приема пищи, пустые или заполненные трюмы, решетчатые конструкции, от которых тянуло воздухом. Человек, даже рожденный на другой планете, должен есть, дышать, справлять естественные надобности, а также работать и двигаться, своим ли ходом или, учитывая размеры корабля, при помощи лифтов и транспортных капсул. Но это отнюдь не исчерпывает людских потребностей – по крайней мере, тех, что были привычны Литвину. Человек нуждается в уединении, а значит, в доме, где можно отдохнуть и выспаться, но общество тоже ему необходимо. Контакты с другими людьми, личные вещи, предметы, украшающие быт, средства и способы развлечений – все это было такой же неотъемлемой частью любого земного корабля, как термоядерный реактор или система жизнеобеспечения.

Но здесь подобных излишеств не признавали. Тянулись вдаль, вверх и вниз нескончаемые шахты и коридоры, в безлюдных залах за прозрачными стенами кружились огни, мерцало зарево над странными машинами, а иногда попадался отсек с фигурой вроде бы человеческой, но затерявшейся среди кабелей, трубок и пленок и, похоже, подсоединенной к каким-то приборам – может быть, ставшей их частью. Кроме Йегга и Йо, Литвина сопровождал охранник в браслетах, но других скоплений публики, хотя бы пары человек, ему не встретилось. Не видел он и жилых помещений, кают или кубриков, салонов для отдыха, прогулочных палуб, оранжерей. Попался зал с низкими, уже знакомыми столиками, аналогом раздаточных автоматов, но абсолютно пустой. Зал, как и другие помещения, был огромен – пожалуй, тут можно было усадить всех дремлющих красоток из т’хами.

Литвин остановился, осмотрел его, приподнял брови. Пол с мягким серым покрытием, множество столов, и ничего похожего на украшения – ни статуй, ни картин, ни цветка в вазе, да и ваз никаких нет, все монотонно, функционально и повторяется, как ячейка кристалла… Впрочем, зал мог являться резервным объектом, поджидавшим спящий экипаж, ту его часть, которой пока не требовалось ни пищи, ни питья. Возможно, имелись тут другие коридоры, залы и отсеки, более оживленные, запрятанные в корабельных недрах. Как-никак, а корабль был не плоской, а пространственной структурой с сотнями палуб и ярусов, площадь которых была не меньше чем у земного мегаполиса. Тысяч пять квадратных километров, прикинул Литвин, ощутив легкое головокружение.

Он оглянулся на своих спутников. Красавица Йо, дававшая пояснения, была к нему ближе, почти что рядом, и он ощущал ее запах, сильный пряный аромат женского тела. Охранник и Йегг стояли поодаль; широколицый страж возвышался над щуплым переводчиком, словно крепостная башня. Его кираса и браслеты тускло поблескивали, но никакого оружия в руках и на поясе не замечалось. Здоровый лось, подумал Литвин, примериваясь, куда при случае ударить. В нервные узлы на шее и затылке? Или сонные артерии пережать? Насчет узлов он не был уверен, они могли располагаться совсем не там, где у землян, а вот артериям, снабжавшим кровью мозг, деваться некуда. Артерии в шее, с обеих сторон под челюстью, как у нормального человека. Шея, правда, бычья, лом о такую согнешь…

«Выберу момент, проверю, – решил Литвин. – Ручка Йо чудо как приятна, а вот каким на ощупь будет этот тролль?» Охранник весил килограммов на двадцать больше Литвина, но в схватке вес и мышцы принципиального значения не имели. Главное, как боец обучен, а Литвин не сомневался, что его самого обучили отлично.

Он вытянул руку, стукнул по прозрачной переборке и произнес:

– Пустота! Где люди, моя фея?

– Тхо отдыхают. Фаата в контакте с Кораблем. Не стоит им мешать.

– Фаата?

– Полностью разумные. Такие, как Айве.

– Мешать я им не хочу, а вот посмотреть бы не отказался. Это возможно?

Ничего не ответив, Йо быстро двинулась вперед. Поспешая за ней, Литвин считал шаги: через каждые двести двадцать коридор перегораживала прозрачная мембрана. Лишь слабые световые блики позволяли ее заметить; они, все четверо, миновали преграду, словно пустое место. Справа от них тянулся бесконечный зал со столиками, слева и внизу просвечивали сквозь стену контуры каких-то сложных механизмов. Любопытные машинки, но разглядеть их в подробностях не удавалось – они лежали на дне глубокого трюма-колодца, сотнями метров ниже. Литвин подумал, что они напоминают огромных свернувшихся змей в блестящей чешуе, с вытянутыми над спинным хребтом шипами.

Трапезная кончилась, за ней в стене открылась ниша с темным куполом потолка.

– Здесь, – сказала Йо. – Здесь можно увидеть.

Литвин запрокинул голову. Потолочный купол казался таким же, как в его камере, черным и бездонным, будто пропасть меж галактическими ветвями. Компьютерный терминал, мелькнула мысль. Вероятно, один из многих тысяч, разбросанных среди коридоров, залов и транспортных линий. Локальная станция? Или все пространство корабля находится под контролем?

Шарик-кафф в волосах Йо озарился светом, стена и потолок растаяли. Теперь перед ним был овальный зал в форме куриного яйца – сплошные изогнутые поверхности, мерцавшие молочно-белым светом. В самом центре зависла странная конструкция, как бы собранная из множества зеленоватых льдинок; этот агрегат мерно сжимался и расширялся, будто живое существо с неторопливым ритмом дыхания. На нем виднелись пять или шесть темных наростов, и Литвин не сразу понял, что это головы людей, тела которых погружены в льдистую массу. Один из них был знаком: морщинистое лицо с отвисшими губами и тусклые волосы принадлежали Айве. Другие выглядели моложе, но ненамного – у всех вертикальные морщины над переносьем и рты, похожие на птичьи клювы. «Совет старейшин? – мелькнуло в голове. – Только к чему они в лед вморозились?»

– Посредники, – произнес Йегг за его спиной. – Айве и… как ск’зать?.. его команда, его группа. Так пр’вильно?

– Правильно, – подтвердил Литвин. – А что это за штука, в которую они погружены? Что они там делают?

– Прибор для ментальной связи, – на этот раз ответила Йо. – У вас нет термина… Не совсем прибор, но нечто, объединяющее интеллекты, когда решают сложную задачу. Они пытаются анализировать данные, что поступают из вашего мира. Они очень, очень опытные… Понять устройство общества и психологию личности – так это у вас называют? – все, что нужно для успешного контакта. Понять, создать модели, предугадать реакцию…

Литвин усмехнулся:

– И далеко они продвинулись?

– Ясного понимания нет. Взгляни, что они видят.

Поверх зала с зеленоватым аппаратом возникло новое изображение. Огромная толпа людей в бурнусах и джуббах бушевала под стенами мечети; воздетые вверх кулаки, рты, разинутые в крике, стволы автоматов, зеленые флаги, транспаранты с надписями на арабском и английском… Калимантан? Ассасины? Нет, скорее Багдад или Кабул, решил Литвин. Ассасины этаких сборищ не устраивают и зря оружием не бряцают. Первая заповедь Бирана: поднял автомат, значит, должен пристрелить неверного…

Картина сменилась. Теперь, очевидно, это был отрывок из исторического фильма: яркое солнце, синее море и два корабля под парусами: большой испанский галеон и фрегат с черным пиратским вымпелом на мачте. Сверкнул огонь, вспухли клубы сизого дыма, брызнули обломки реев и досок, заплясало пламя, пожиравшее фальшборт. Испанцы в блестящих кирасах вскинули мушкеты, дали залп, но было поздно – корабли сошлись. Взметнулись канаты и крючья, орда полуголых свирепых корсаров хлынула на палубу, размахивая клинками и топорами. Рухнула мачта, придавив десяток мушкетеров, мелькнула отсеченная рука, еще сжимавшая клинок… Затем, без всякого перехода, возникло судно на воздушной подушке, белоснежное и огромное, словно плавучий дворец, с надписью по борту: «Трансатлантический паром „Венеция“». Вслед за ним промчался стратосферный лайнер: вид сверху, вид сбоку, салон, заполненный пассажирами, хорошенькие стюардессы и крупным планом напитки, устрицы, икра – видимо, крутили рекламный ролик.

«Вот это да! – подумал Литвин. – Похоже, они не могут отличить вымысел от реальности! Пиратский парусник и современный корабль… И правда, как-то не вяжется, если не знать, в чем фокус!»

Новый сюжет уже разворачивался перед ним: ресторан или бар, столики с массой людей, пьющих, жующих, размахивающих в возбуждении руками, яркие огни под потолком, длинный помост, а на нем – белокурая юная леди. Пританцовывает и с чарующей улыбкой неторопливо раздевается: блузка и юбка долой, плавное вращение задом, поворот, еще один, сброшен бюстгальтер, пальцы на отвердевших сосках, потом скользят ниже, к чулкам и трусикам, но замирают: время еще не пришло. Девушка спускается в зал, танцует между столиков, мужчины тянутся к ней, суют купюры за подвязки. Качество изображения неважное; скорее всего, прямой эфир из кабака, который нынче помоднее. Суют евлары, и вид у публики отвязный – значит, блондинка пляшет не в Москве. Наверное, где-то в Европах или в Штатах…

– Объясни. – Серебряные глаза Йо уставились на Литвина. – Это медицинский эксперимент? Или биологический? Но почему так много… – сфера-подсказчик мигнула. – Много врачей, медиков? Они осматривают эту женщину и поглощают пищу… Почему? У вас так принято?

– Медицина тут ни при чем, а биология… биология, пожалуй, замешана, только ниже пояса, – сказал Литвин. – Это стриптиз-шоу. – Подумал и мстительно добавил: – Другого термина нет!

– Непонятный термин можно р’скрыть с помощью др’гих, понятных терминов, – вмешался Йегг.

– Ладно, попытаюсь. Такие телодвижения и вид нагого женского тела приятен мужчинам. – Литвин показал на блондинку, все еще извивавшуюся меж столов. – В своем роде это искусство. Мужчин оно сильно возбуждает.

– Искусство, – повторила Йо, и кафф в ее волосах замигал. Мигал он без перерыва целую минуту – кажется, компьютерные объяснения насчет искусства были ей непонятны. – Ты сказал, что нагота женщины возбуждает мужчин… В каком смысле? Это психическая или физиологическая реакция?

– То и другое. Смещается гормональный баланс, растет давление крови и ритм сердечных ударов, мышцы напрягаются… ну, и кое-что еще. Это древний сексуальный механизм.

– Связанный с размножением?

– Необязательно.

Йо призадумалась. Лицо человека в такие моменты меняется: лоб идет морщинами, брови лезут вверх, твердеют губы, становятся глубже складки у рта. Непроизвольная игра лицевых мышц, отражающая течение мысли… Но у женщины бино фаата ничего подобного не замечалось – только взгляд ее застыл и веки на миг прикрыли серебряные глаза.

Затем она поделилась с Литвиным плодами своих размышлений:

– Если бы я была нагой, это тебя возбудило бы?

– Еще как! – признался Литвин. – Ты выглядишь приятнее этой блондинистой девицы. Я уж не говорю о запахе…

– Запах, да… – Глаза Йо чуть-чуть сузились. – Запах означает, что я близка к периоду туахха. Семь или восемь циклов, и я забудусь в т’хами, а тебе пришлют нового переводчика.

– П’реводчиков, – уточнил Йегг. – Мы, Йо и я, есть из одного поколения, и т’ахха приходить к нам в одно и то же время.

– Это значит, что вы нуждаетесь в сне? В регулярном отдыхе?

Йо уже знакомым жестом развела руки.

– Нет. Только в нормализации гормональных процессов и снятии напряжения в определенные периоды. Обычно это занимает от пяти до восьми циклов. – Она опустила глаза и молвила: – О таком не принято спрашивать, но, может быть, ты скажешь… Когда у тебя наступает туахха?

«Похоже, мы зашли в тупик», – подумал Литвин, а вслух произнес:

– До сих пор я как-то обходился. У нас есть множество способов, чтобы снять напряжение. Вы их, наверное, видели, если ловите передачи с Земли. – Он показал на безмолвного стража. – А что насчет этого? С ним тоже случается туахха?