Текст книги "Клим Первый, Драконоборец"

– Не переживай, о победоносный, – зашептал над ухом джинн. – Так ли, иначе, ты избавился от шайтана и грязных его домогательств. Алмаз судьбы остается алмазом, даже если на него помочится верблюд. Плесни чистой воды, омой его и подними, а о верблюжьей моче забудь.

– Спасибо, утешил, – отозвался Клим. – Плесни водицы и забудь! И это вся твоя мудрость? Джинны так и поступают?

– Джинны поступают по-всякому, но печалиться о прошлом все равно что таскать песок в пустыню, – сказал Бахлул ибн Хурдак. – Твой не совсем почтенный предок следовал своей судьбе, а у тебя судьба иная. Джабр![9]9
  Джабр – божественное предопределение, заставляющее человека совершать те или иные поступки (араб.).


[Закрыть] Что думать о нем, разматывая нить клубка сожалений? Он, шахиншах, давно мертв.

– Для мертвеца он настоящий живчик, – заметил Клим. – Ты слышал, что было им сказано? Навестит меня через месяц-другой, проверит… Размечтался, старый пень! Навестишь, когда рак свистнет!

Он шагнул к сундукам, что стояли под окнами. Пламя опалило их крышки, прочное дерево кое-где обуглилось, но до содержимого огонь не добрался. В одном сундуке лежали амуниция Клима, его комбинезон и оружие, в другом – королевские регалии, в третьем – ларцы с золотыми «драконами» и дар гномов, шкатулка, набитая алмазами. Под ларцами пряталась секира, тяжелый топор на длинной рукояти, лезвие которого украшали эльфийские руны. Зачем Рипель, прежний король, хранил в сундуке секиру, Климу не было известно; может, она обладала особой ценностью или предназначалась для защиты.

Проверив ларцы, принесенные из казнохранилища, он убедился, что в них не золото, а бурые сухие листья. Точно, как пообещал Авундий – что в казне, то с ветром улетит. Такие правила, твое величество!

Ну и черт с ними! – подумал Клим, плюнул и вытащил секиру.

– Что ты хочешь делать, о повелитель пространства и времени? – спросил джинн. – На кого обрушишь свой гнев? Я трепещу, ибо в этом чертоге, кроме нас, нет никого!

– Сейчас узнаешь, любопытный мой, – сказал Клим и нанес удар по зеркалу.

Зелье силы еще кипело в его крови, так что он не только рассек раму, но и выбил из стены здоровенный каменный обломок. Осколки стекла посыпались на пол, и он превратил их в мелкую пыль, действуя обухом топора. Потом раз-другой дунул огнем и пару минут наблюдал, как горит дерево и плавятся стеклянные крошки, растекаясь бесформенной лужицей. Сожалений он не испытывал. Конечно, зеркало было волшебным предметом, полезным в некоторых обстоятельствах, но без его советов лучше обойтись. Что за нелепость! Черная магия, окно в преисподнюю в его опочивальне! Клим нахмурился и добавил огонька.

– Надеюсь, эта проблема решена, – промолвил он, оглядывая комнату. – И другая тоже, с этим проклятым тряпьем на стенах. Давно хотел от него избавиться!

– Получил прибыль тот, кто ее очистил; понес убыток тот, кто ее утаил, – откликнулся джинн. – О шахиншах, этот мусор и есть моча верблюда. Призови своих рабов с ведрами воды и щетками, и пусть они выбросят то, что надо выбросить, и очистят то, что должно быть очищено.

– Дельная мысль, – согласился Клим. – Утром займемся.

Он сел на сундук и задремал.

На рассвете в дверь робко постучали. Клим разлепил веки и крикнул, что можно войти. В опочивальню проскользнул Бака, замер на пороге и едва не хлопнулся в обморок.

– О, мой господин! Меня послали сир Астрофель и сир Олифант. Они оба в великой тревоге. Благополучен ли ты?

– Вполне, – сообщил Клим, отшвырнув ногой валявшуюся у сундука секиру. Он встал, потянулся и приказал: – Астрофеля и Олифанта сюда! Завтрак – в малую трапезную. Туда же – воду, тазы и чистую одежду. Мне надо умыться.

– Будет исполнено, государь.

Бака исчез, но в опочивальню тут же ворвались блюститель дворцовых покоев и сир Олифант. Видимо, слуга успел предупредить их о странном зрелище – они не озирались и комнату не разглядывали, а бросились к Климу.

– Конюх и кухарки во дворе… – начал Астрофель.

– …видели, – продолжил Олифант, – как из окна думной палаты вырвался огонь…

– …а потом огромное пламя из окон опочивальни, – подхватил блюститель. – Но мы, памятуя о строгом твоем приказе…

– …не решились войти, но всю ночь пребывали в готовности, – закончил сир Олифант. – Ты здоров, государь? И что тут случилось?

Клим улыбнулся, и это их успокоило.

– Я здоров, но грязен и голоден. Ночь была тяжелой. Я репетировал.

– Репе… что? – Астрофель остолбенел с раскрытым ртом.

– Репетиция есть предварительный прогон спектакля или иного мероприятия, – пояснил Клим. – В данном случае, схватки с драконом. Такое дело без огня не обходится. Я вызвал пару демонов из самых злобных, и мы с ними…

Тут в опочивальню торопливо вошел Дитбольд, понюхал воздух и сказал:

– Вира лахерис, государь! Чую, твое величество, что демоны тобой повержены, а ты не ранен, хотя немного прокоптился. Что теперь будем делать?

– Ремонтом займемся, – сказал Клим. – Сир Астрофель, распорядись! Мусор убрать, стекла вставить, ложе новое привезти, сундуки и все остальное. Пусть Хохай, помощник твой, отправится в город к мастерам и выберет что получше и поизящнее – мебель, светильники, ковры. Быстро! Золота не жалеть! Когда вернется королева, все должно быть в полном порядке!

Он направился в трапезную, где Бака с Догой собирали на стол, а служанки ждали короля с ведрами теплой воды, мочалками, тазами и льняными простынями. С появлением королевы девушки больше с ним не заигрывали, разве что то одна, то другая задевала Клима грудью или бедром. Случайно? Может, и случайно, но судя по тому, как они перемигивались и улыбались, планы соблазнения хайборийского монарха отставлены не были.

Клим смыл копоть и сажу, переоделся и сел за стол. Тут же появился Црым, чтобы помочь его величеству справиться с завтраком. Третьим сотрапезником – правда, не таким прожорливым, как шут, – был Бахлул ибн Хурдак; оседлав куриную ножку, он отщипывал по кусочку и запивал молоком из наперстка.

– Слышал, государь, этой ночью ты бился с демонами, – молвил шут, потянувшись к сосискам. – Что ж один-то? Меня бы позвал, и вместе мы бы их в блин раскатали. Вот бы повеселились! Как говорят у нас, гномов, кайло в зад и молотом по ребрам!

– Во-первых, – заметил Клим, отодвигая блюдо с сосисками подальше от Црыма, – я был не один, а с верным соратником. – Тут он подлил молока джинну в наперсток. – А во-вторых, если тянет тебя на геройские подвиги, можешь мне с драконом посодействовать. Я с ним потолкую, а ты тем временем подберешься с молотом и кайлом.

Шут вытащил из-за пазухи вилку и подцепил сразу три сосиски.

– Нет, сир, с драконом я не помощник. Ростом не вышел. Не достать мне до его задницы и до ребер тоже. Опять же говорили мне, что дракон этот старый, древний, и, значит, не пробить его чешую ни мечом, ни копьем, ни молотом. Ты, величество, с ним поаккуратнее… Не ровен час, королеву вдовой оставишь, а меня сиротой безутешной. – Он запихал сосиски в рот и посоветовал: – Надо ему на хвост соли насыпать. Верный способ, государь! Скажи-ка, ты не будешь доедать этот паштет? Не против, если я им займусь?

Клим не успел ответить – в трапезную ввалился казначей Хапача, упал на колени и начал рвать волосы. Взгляд его блуждал, губы тряслись, кружевной воротник камзола был сбит на сторону.

– Твое величество… отец родной… золото!..

– Что – золото? – спросил Клим.

– Пришел ко мне Хохай, сказал, что в город послан за обновками и что ты, государь, повелел золота не жалеть. Так нет золота! Я – в сундуки, а там…

– Я знаю, сухие листья. Поднимись с колен, Хапача, в этом нет твоей вины.

Казначей встал, поправил растрепанные волосы и воротник.

– Что ж это деется! Вины нет, но и монеты тоже, казна пуста. Злое чародейство, государь! Нужно мага звать и учинить расследование!

– Не нужно. Я знаю, что это шутки демонов. Я их ночью устаканил, так решили напакостить под занавес. Ничего, казначей! Что нам финансовый кризис… Переживем!

– А с Хохаем что делать? Чем платить, сир? – с несчастным видом пробормотал Хапача.

– Пусть под королевское слово берет и не скупится. А золото… золото добудем. Прежнее с неба упало, а теперь иначе возьмем – потом и кровью, огнем и мечом. Но возьмем!

Скоморох, уныло глядя на блюдо с паштетом, вздохнул и произнес:

– Это сколько же золота надо, чтобы сундуки в казне набить! Помню, от Авундия подводами везли и целый день мешки таскали. Где теперь возьмешь, величество? Снова к эльфам на поклон идти?

– Эльфы нам ни к чему, у нас дракон есть, – молвил Клим, наливая вина в чашу. – Выпей, казначей, приободрись. Как донесла разведка, дракон сидит по ноздри в золоте, вся пещера им усыпана. Награбил у трудящихся, лихоимец… Придется его раскулачить!

– Мудрое решение, – писклявым голосом одобрил джинн. – В духе Сулеймана ибн Дауда, мир с ними обоими! Люди, о шахиншах, всегда добывали золото потом и кровью, огнем и мечом.

Он поднял крохотную ручку, зажег алый шарик и метнул его к каменным сводам.

Глава 7
Собака на сене

Дверь была мощная, сколоченная из потемневших дубовых досок, прочно врезанная в стену из неохватных бревен. Клим грохнул в нее кулаком.

– Открывай, бабулька! Гость на пороге!

Тишина. Только ветер шелестит опавшими листьями, да стучат по крыше и каске капли дождя. Дождь несильный, но комбинезон на спине уже стал намокать.

Он стукнул снова, на этот раз обухом топора.

– Эй, сударыня! Синьора, мадам, миледи! Покажи личико, Гюльчатай!

Ни шороха, ни звука. Приземистая, вросшая в землю изба с темными окнами казалась необитаемой. Однако в деревенском трактире его заверили, что ведунья Хоколь сейчас дома. Трактирщик и поселяне глядели на Клима и странную его одежду с сомнением, но пива налили и потолковать не отказались. Кто он и откуда явился в глухую осеннюю пору, не спросили, но из разговора стало ясно, что во всех селениях Подгорья бывают разные люди, рыцари и простые воины, маги, колдуны и даже менестрели. Приходят, чтобы сразиться с драконом или погрузить его в сон музыкой, пением либо заклятиями, но из пещеры в горах не возвращаются. Едва Клим начал расспрашивать о драконе и его повадках, как на него уставились с сожалением, выложили кучу баек, а потом отправили к ведунье – мол, она-то про дракона знает все. Даже подглядела, как оборачивается тварь человеком в чешуйчатой коже и насилует девиц.

По каске и плечам забарабанило сильнее. Полдень еще не наступил, но из-за неба, затянутого тучами, и постоянного дождя чудилось, что скоро вечер. Плохая Погода, селение девицы Терине, ныне супруги Джакуса бен Тегрета, вполне оправдывало свое название.

Клим, чувствуя, как текут за шиворот холодные струйки, опять приложился обухом к двери:

– Эй, ведунья! Владыка Хай Бории у порога! Сам король!

Джинн Бахлул ибн Хурдак, сидевший в вещевом мешке, высунул голову, огляделся и пробормотал:

– Гость, даже незваный, подобен бесценному алмазу на ковре гостеприимства. Но вижу я, о падишах, что здесь в алмазах не нуждаются. Прикажи, и я сотру в пыль этот дворец!

– С этим не надо спешить. Может, ковер гостеприимства у хозяйки где-то завалялся, и она его ищет со всей поспешностью, – сказал Клим и снова стукнул в двери. – Открывай, кошелка старая!

На сей раз послышался голос:

– Кто?

– Конь в пальто! Сказано тебе, король!

Дверь распахнулась. Женщина, возникшая на пороге, была вовсе не старой, лет тридцати на вид. На длинном синем платье ни пылинки, на плечи наброшен платок, глаза темные, жгучие, пронзительные, и волосы как вороново крыло. Оглядев Клима с ног до головы, она неприветливо буркнула:

– Не очень ты похож на славного короля! Одет в отрепья пестрые, ни короны, ни меча, ни королевской свиты… Ну заходи, заходи, раз пришел.

Хоколь посторонилась, пропуская Клима в горницу. Шла сзади и ворчала:

– Тоже мне король! Что за миска у тебя на голове? Я в такой репу варю! И где твоя лошадь? Как ты сюда добрался? Зачем тебе этот топор? Чуть дверь мне не разнес! Смотри, наложу проклятие!

Он сел на лавку к столу и, оглядев ведунью, заметил, что она женщина видная, статная, при фигуре, но сильно хромает на левую ногу. Хоколь опустилась на табурет, подальше от него. В горнице пахло травами, сухие пучки свисали с потолка и были разложены на полу под окнами. Кроме стола, лавок и табурета еще имелся шкаф, а в дальнем углу – очаг, темный и холодный. Над ним стояла тренога с котелком.

Клим снял мешок и каску, положил их на стол, затем прислонил к стене огромную секиру – ту самую, с эльфийскими письменами, что пригодилась при сокрушении зеркала. Сделав это, произнес:

– Отвечаю по порядку, любопытная моя. На голове не миска, а боевой шлем. Лошадь мне без надобности, в мешке у меня сапоги, да не простые, а семимильные. А топор мне нужен, чтобы срубить драконью башку. Умельцы мои чучело набьют, над троном повешу.

– Срубил один такой, – проворчала ведунья. – Много вас здесь шастает, тараканов-прощелыг! Все про пещеру выпытывают, только никто назад не вернулся. И ты хочешь, чтобы дорогу показала?

– Без тебя покажут и даже проводят, – сказал Клим. – Другие у меня вопросы. Но не знаю, правду ли скажешь или байки будешь плести, каких я в трактире наслушался. Не очень ты похожа на мудрую ведунью. Короля во мне не признала.

Хоколь насмешливо фыркнула:

– Потому не признала, что ты без коня, без верных рыцарей, без королевы-красавицы. Была бы королева при тебе, в башмачках и платье атласном, в короне с самоцветами, я бы сразу поклонилась.

– Моя королева, умница и красавица, державой правит в мое отсутствие, а верные рыцари службу несут, – отозвался Клим. – Нечего насмешничать, сударыня! Вижу, ты хромаешь… Почему?

Ведунья помрачнела:

– Любопытно тебе? Так не твоя беда! Говори, чего надо, а в мои дела не лезь.

– В этой земле все дела – королевские! – рявкнул Клим и хлопнул по столу ладонью. – Спрашиваю еще раз: почему хромаешь?

– Лазала по деревьям в малолетстве и свалилась, – с угрюмым видом буркнула Хоколь. – Ногу сломала, кость криво срослась… Что, доволен? Посмеяться хочешь?

– Подойди!

– Зачем?

– Сказано, подойди!

Женщина встала, сделала пару шагов и очутилась перед лавкой.

– На колени!

– Это еще с чего? – Она сверкнула глазами и гордо выпрямилась.

– Приказ короля!

Клим дернул Хоколь за руки, заставив опуститься на колени, потом возложил ладонь на ее голову. Черные волосы женщины были на ощупь мягки и пахли медвяными травами. Он заметил, как дрогнули ее ресницы, такие же длинные и густые, как у Омриваль.

– Поднимайся, Хоколь, ты здорова. Можешь танцевать!

Она нерешительно оперлась на левую ногу, охнула и застыла в изумлении.

– Как ты это сделал? Кто ты? Целитель? Маг из дальних стран?

– Вот недоверчивая женщина! Говорю тебе в десятый раз: я – король.

Джинн Бахлул ибн Хурдак, которому надоело сидеть в мешке, вылез на стол и пропищал:

– Его величество король, шахиншах и повелитель вселенной! Склонись перед ним, о дочь моя!

Глаза Хоколь расширились.

– Храни меня Благой! Это еще кто?

– Это главный королевский поджигатель, – пояснил Клим. – Но не будем отвлекаться. Моему величеству стало известно, что из этой деревни послали дракону девицу. Хочу спросить о ней.

– Терине… – Лицо женщины вдруг исказилось, слезы потекли по щекам. – Несчастная Терине, дочь моего брата…

– Что с тобой? Ты жалеешь ее?

– Жалею? Да, конечно, жалею и стыжусь, мой государь! – Она упала перед Климом на колени. – Терине и другие… я не могу их защитить. Я всего лишь жалкая колдунья из жалкой деревушки. Где уж мне тягаться с драконом!

– Я им займусь, – сказал Клим.

– Но ты пришел слишком поздно. – Теперь слезы хлынули потоком. – Поздно, государь! Терине уже не человек! Понимаешь? Не человек!

– Не плачь, Хоколь, не плачь, ты ошибаешься. Она убежала из пещеры и в беспамятстве бродила по стране. Злобный демон терзал ее, демон, побуждавший убивать. Наконец она добралась до столицы, и я прикончил эту тварь. Твоя Терине очень хорошенькая. Нашелся парень, который взял ее в жены. Кстати, с моего благословения.

Склонившись к его руке, женщина без слов припала к ней горячими губами. Щеки ее были влажны, темные волосы рассыпались по плечам.

– Это лишнее, – молвил Клим, отнимая руку. – Завтра я буду сражаться с драконом и, если повезет, снесу ему башку. – Он покосился на секиру с эльфийскими письменами. – Мне нужно подготовиться к этой схватке, так что сядь рядом, Хоколь, и ответь на мои вопросы. Зачем дракону девушки? Откуда взялся демон в душе и разуме Терине? Почему ты решила, что твоя племянница уже не человек? Расскажи мне все, что знаешь.

И она рассказала.

День уже начал меркнуть, когда Клим, выбравшись за околицу деревни, обнаружил тракт, ведущий в горы. Гибельная тропа, догадался он, озирая местность и хмурое небо. Но для его разведчиков час был слишком ранний.

Тракт, петлявший между горными отрогами, выглядел пустынным и заброшенным. Самая короткая дорога через хребет в Великие Эльфийские Леса, но эльфы здесь не проезжали – во всяком случае, в недавние дни. Ни следа от сотен копыт единорогов и лошадей, от колес тяжелых фургонов с золотом. Вероятно, Дезидерада выбрала другой путь, более долгий, лишь бы не приближаться к пещере дракона. Он вспомнил ее слова: никто не ведает, как размножаются драконы и почему у них такая тяга к золоту… Ну, хотя бы на первый вопрос ответ получен. Страшное знание, и все же оно пугает меньше, чем неопределенность.

Дождь прекратился, но тучи не рассеялись. Посматривая в темнеющее небо, Клим снял с плеча мешок и вытащил из него огромные сапоги из грубой кожи, щедро подбитые гвоздями. Они были так велики, что доставали до пояса, и он мог надеть их, не сняв своих армейских башмаков. Собственно, этот волшебный предмет обувью не являлся, а был средством транспорта, доставившим Клима из столицы к Огнедышащим горам на юго-востоке королевства. Путь на лошади в эти края занимал неделю, и тут Клима одного не отпустили бы – Омриваль отправилась бы с ним, и братья-рыцари, и сотни три гвардейцев, славная пожива для дракона. С сапогами было проще. Сегодня, встав с постели, он сказал королеве, что проведет инспекцию полков под столицей и вернется либо в ночь, либо поутру. Скорее даже в полдень, так как намечаются ночные маневры, а после – банкет с офицерским составом. Омриваль, чистая душа, поверила.

Он снова полез в мешок, вытащил «гюрзу» и две запасные обоймы. Пистолет сунул за пояс, обоймы – в карман. В мешке теперь остались сухари, окорок и две фляги: поменьше – с вином, побольше – с пивом и каплей эликсира. Еще была тут рукавица из овечьей шерсти, теплая и большая, служившая Бахлулу для ночного отдыха. Джинн задремал и сладко посапывал во сне. Клим решил его не беспокоить.

Стемнело. С небес спустились воздушные разведчики, сложили крылья, грянулись оземь и обернулись людьми. Тень Ветра и Шепот Во Тьме. Знакомые бойцы, надежные. Тень Ветра был туповат и не в ладах с арифметикой, но у Шепота мозги варили куда лучше, не хуже, чем у приказчика в скобяной лавке.

– Вира лахерис, твое величество. – Вампиры поклонились.

– Майна хабатис. Докладывайте, соколики.

– Две горы дымят, а одна плюется огнем, – молвил Тень Ветра.

– Но далеко от драконьей пещеры, – уточнил Шепот Во Тьме. – Рядом с ней тишина и спокойствие. Прошлым вечером я в нее забрался и весь день висел у свода.

– Хвалю! И как там наш дракон?

– Не шевелится, но не спит. Глаза открывает, потом закрывает.

– Золота много?

– Пещера не меньше, чем твой замок, государь, и вся усыпана золотом. На ста подводах не увезти!

– Отлично, – сказал Клим. – Экономика должна быть экономной. Иначе говоря, если чего у тебя не хватает, забери у соседа. Тем более что соседушка наш злодей, разбойник и растлитель малолетних. – Вдруг он почувствовал, как прорывается и туманит голову ярость. Это было плохо, и Клим, стиснув кулаки, заставил себя успокоиться. Потом пробормотал: – Думалось мне, что все у них, как в зоологии написано: кавалер-дракон пообщается с дамой, та снесет яичко и высидит дракончика… Так нет! Люди им нужны, люди!

– Нам тоже, – произнес Шепот Во Тьме. – Не будет людей, не будет и вампиров.

Эта мысль отрезвила Клима. Он натянул сапоги и осторожно, чтобы не потревожить спящего, повесил на плечо мешок. Затем взял секиру и поинтересовался:

– Далеко до пещеры?

– Пешком по этой дороге – половина дня, – ответил Шепот. – Как встретится утес, похожий на голову кубела, надо свернуть и идти наверх. Будет тропка среди камней, очень узкая… Мы покажем, твое величество.

– Если успеете за мной, – сказал Клим и шагнул на дорогу.

Он не торопился – при быстром движении местность и все предметы сливались днем в серую мглу, а ночью – в беспросветный мрак. В темноте ни скалы не заметишь, ни тропки, ни пещеры, так что после каждого шага он замирал на несколько мгновений, чтобы осмотреться. Кажется, нетопыри не отставали – он видел, как их распростертые крылья закрывают звезды, и слышал тихий шелест рассекаемого воздуха. Наконец впереди замаячил утес, непроницаемо-черная тень на фоне звездного неба. Один из вампиров спустился и прошептал:

– Тропа, мой господин. Слева от дороги.

Клим едва нашел ее в ночном сумраке. Стащив сапоги, он полез в гору, петляя среди остроконечных глыб и неглубоких расселин. Стояла мертвая тишина, лишь поскрипывали под башмаками камешки и чуть слышно журчала вода – должно быть, где-то поблизости струился ручей. Путь был недолог – вскоре он различил обширную площадку и нависший над нею склон горы, пересеченный гигантской трещиной. Из разлома тянуло странным запахом, острым и непривычным; ощутив его, Клим невольно вздрогнул и крепче сжал рукоять топора.

– Вход в пещеру, государь, – прошелестел голос нетопыря.

– Благодарю за службу. – Он опустился на плоский камень. – Подождем рассвета. Хотя, если противник начнет военные действия, будем драться в темноте.

С этими словами Клим вытащил флягу с пивом. Его движение разбудило Бахлула – джинн покинул свой спальный мешок, взмыл в воздух и приземлился на плечо, ухватившись за ворот комбинезона.

– Время битвы, о шахиншах?

– Еще нет. Слишком темно. Не видно, куда метнуть пламя.

– Ты, мой господин, кладезь неисчислимых достоинств, и лучшее среди них – предусмотрительность. – Джинн протяжно зевнул. – К существам, подобным мне, сны не приходят, но в этот раз я видел в сновидении, как ты сжигаешь ничтожного червя. Он корчился в страхе, вопил и умолял о пощаде.

– Если ты хочешь меня подбодрить, то это лишнее, – промолвил Клим, баюкая в руках флягу с каплей эликсира. Что-то хрустнуло под ногой. Он наклонился и разглядел ребра и человеческий череп. Похоже, вся площадка была завалена костями, смутно белевшими в темноте.

Скелеты, сотни скелетов! Целое кладбище! Об этом Терине и Хоколь не говорили, подумал Клим. Прикрыв глаза, он снова услышал голос ведуньи – монотонный, безжизненный, будто ее устами вещала сама смерть.

Душа и разум человеческие – вместилище семени дракона. Не всякого – молодые только пожирают людей и скот и, по странной своей прихоти, тащат в логово сокровища, устилая пещеры золотом и серебром. Но, достигнув зрелости спустя века, дракон желает оставить потомство, и тогда пробуждается в твари магический дар. Нет среди них самцов и самок, они бесполы и не могут породить живое существо, но семя их внедряется в душу человека, порабощает его и изменяет – быстро, очень быстро, за немногие месяцы. Тот, кто вошел в пещеру в людском обличье, вылетит из нее на крыльях, найдет себе логово и станет расти – день за днем, год за годом. Такого еще можно уничтожить, но древнего дракона – никогда! Слишком сильна его магия, слишком губительно пламя. Можно только откупиться.

Так говорила ведунья Хоколь. Выслушав, Клим спросил: «Почему девушки? Почему не мужчины, не женщины зрелых лет, не старики?» – «Должно быть, девушки лучше подходят, – ответила ведунья. – Молоды, телом крепки, но нет еще духовной силы; ужас обуревает их, лишает воли, они не могут сопротивляться». – «А сопротивление возможно?» – снова спросил Клим. Хоколь пожала плечами: «Кто знает! Раньше ему посылали девиц, и мы не меняем обычай. Боимся! Это дракон, государь! Любые перемены не к добру…»

Открыв глаза, он пробормотал вслух:

– Молоды, телом крепки, но нет еще духовной силы… Похоже на правду!

– О чем ты, потрясатель вселенной? – спросил Бахлул.

– О девицах, посланных дракону. Отправить бы к нему нехайскую принцессу… Интересный был бы эксперимент, но опасный. Из нее вышла бы тварь особой свирепости!

– Я понял, о благородный, ты вспоминаешь рассказы чародейки, не расстелившей нам ковер гостеприимства, – молвил джинн. – Не очень я ей доверяю! Как дракон, потомок плешивого козла, может разбрасывать семя взглядом? Ни джинны, ни ифриты с дэвами так не поступают, ибо главное в этих делах – проникновение, сотрясение и завершение. Даже Сулейман ибн Дауд – мир с ними обоими! – не смог бы породить дитя, не проникнув куда следует.

– Ковер все же был расстелен – разве Хоколь не накормила нас лепешками с тыквенной кашей? – возразил Клим. – А проникновение… оно, знаешь ли, может быть ментальным. Ты о телепатии слыхал?

Бахлул задумался, потом вздохнул и произнес:

– Прости, о мудрейший из хакимов, прости своего ничтожного слугу! Сам Сулейман не знал такого слова, а уж ему были ведомы все проклятия и ругательства на шумерском, аккадском и египетском.

– С таким словарным запасом можно дивизией командовать, – заметил Клим, посматривая на розовеющие небеса. Его разведчики-нетопыри исчезли; наверняка был у них какой-то темный уголок, где можно отсидеться в светлое время. Солнце еще не встало над горами, но он уже ясно видел широкий разлом в каменной стене и площадку с разбросанными тут и там скелетами. Среди костей и черепов валялись клочья сгнившей одежды, ржавые доспехи и оружие, лютня с оборванными струнами, седла, стремена и бренные останки лошадей.

Откупорив флягу, Клим выпил пиво и уронил пустую емкость в мешок. Потянулся, чувствуя, как мышцы наливаются силой, и поднял топор, ставший легким, точно соломинка. Ощупал обоймы и пистолет, проверил, что ствол надежно прихвачен поясом.

– Ты готов, о шахиншах? – осведомился джинн, сидевший на его плече. – Тогда вперед, меч справедливости! Устроим байрам червяку!

Но Клим медлил, смотрел, как разгорается заря, как ползут из-за гор серые тучи, как ветер кружит пыль над костями и треплет лохмотья одежд. Потом произнес:

– Бахлул ибн Хурдак, друг мой, мы можем не вернуться из этой пещеры. Хочу, чтоб ты знал: не важно, что ростом ты невелик и не очень искусен в колдовстве. Зато сердце у тебя большое и нрав отважный. Ты храбрец, о джинн из джиннов!

Широким шагом он направился к разлому.

Высокий свод над головой, странный едкий запах, тишина… В своде – рваные трещины; свет льется сквозь них, разгоняя сумрак. Пространство меж бугристых стен огромно – кажется, в нем может поместиться королевский замок со всеми дворами и башнями. Дно пещеры неровное, и повсюду – глубокие желобки, будто гигантские когти год за годом царапали камень. В центре, там, где падают солнечные лучи, разливается золотое сияние; каменная поверхность спрятана под слоем чаш и кувшинов, массивных пластин, монет, статуэток и украшений, сверкающих самоцветами. Будто озеро посреди пещеры, но не вода в нем, а желтый блестящий металл. Средоточие богатства, квинтэссенция благополучия.

– Центробанк отдыхает и Форт-Нокс тоже! Этот ворюга сидит на золоте, точно собака на сене, – пробормотал Клим, осматривая пещеру. – Понятно, ему финансовый кризис не грозит. Но где же он сам? Закопался, как сказала Терине?

Шагнув к золотому озеру, он пнул драгоценный сосуд, послушал, как тот, гремя и звеня, катится по чашам, кубкам и подносам, и сказал во весь голос:

– Где ты, огнеопасный мой? Нынче у нас продразверстка! Иными словами, грабь награбленное!

Ответом ему была тишина. Клим снова поворошил ногой груду сокровищ, наклонился и зачерпнул горсть монет. Хайборийских «драконов» среди них не нашлось, посверкивали маленькие кругляши со стершимся рисунком, верным признаком того, что золотым немало лет. Возможно, веков, ибо драконье племя отличалось редким долголетием.

Прислушиваясь и озираясь, Клим обогнул сверкающее озерцо. В стене по другую сторону озера были глубокие трещины, кое-где камень выглядел оплавленным, словно его коснулось жаркое пламя. Хрупкая кость треснула под башмаком; он отложил секиру, наклонился, поднял череп в стальном, покрытом копотью шлеме и заглянул в пустые глазницы.

– Сжег воина, гнида… Жаль! Должно быть, славный был боец.

– С-славный, с-славный… – послышалось шипение, и Клим стремительно обернулся.

Чудовищная голова, покачиваясь, возникла над грудами золота. Голову подпирала толстая шея в чешуе, вдоль которой тянулся острый гребень. Затем появилось туловище, прижатые к бокам огромные крылья, шипастый хвост, лапы с остроконечными когтями… Дракон вырастал подобно сказочному левиафану, решившему вынырнуть из вод морских; с его хребта, головы и шеи сыпались монеты, посуда и драгоценные украшения. Наконец тварь утвердилась над озером сокровищ, перекрывая выход из пещеры. Узкие зеленые глаза смотрели на Клима с высоты пятнадцати метров, в приоткрытой пасти метался за частоколом клыков раздвоенный язык. Он был страшнее и огромнее тираннозавра.

Слишком велик и, наверное, не очень быстр, мелькнула мысль. Но это было лишь гипотезой – с драконами, равно как с тираннозаврами, Клим дела не имел.

Тварь пристально глядела на него.

– С-славный был низзяк, – снова прошипел дракон. – Теперь его кос-сти гниют в темноте. Но с тобой мы пос-ступим по-другому. Иначе, иначе…

На мгновение Клим ужаснулся. Он был таким крохотным, таким ничтожным и беззащитным в сравнении с этой глыбой мышц и костей! С чудищем, чью плоть покрывала чешуя, чьи зубы могли перекусить его, как крылышко цыпленка!..

Он все еще держал в руках шлем погибшего воина. Пальцы дрогнули, смяли прочный металл, будто сырую глину, сталь жалобно заскрипела. Нет, беззащитным он не был! Добраться бы только до уязвимых мест! Пасть огромная, рук не хватит ее разодрать, да и шею не обхватишь. Глаза? Разумеется, глаза и мозг, крылья и лапы. Но сначала…

Клим выпрямился и запрокинул голову.

– Владыка Хай Бории перед тобой! Ты живешь в моих землях, терзаешь мой народ! Не нравится мне это, гад недорезанный. Пора бы на коз перейти. Одну в месяц обещаю.

– Вла-адыка-а! – гулко раскатилось в пещере. – Низзяк назвал себя владыкой! Здес-сь один владыка – мы!

– Ну, тогда извини. Боливару не снести двоих, – сказал Клим и вытянул руки, собираясь метнуть огненный шар.

Под черепом точно граната взорвалась. Он ощутил, как страшный чужеродный монстр пытается совладать с его разумом и волей, будто жуткий паук с тысячей лап пробрался в голову и тянет, тянет паутину к каждой клеточке мозга. Тут и пришел бы ему конец, но к этому фокусу Клим приготовился: помнил слова ведуньи о злой драконьей магии, а еще схватку с демоном, что вселился в Терине. Очень похоже, решил он, сжимая паука ментальными клещами. Возможно, зелье Сулеймана помогло или его атака была такой внезапной, что тварь не успела ни пискнуть, ни защититься – паук рассыпался в пыль и исчез, как ночной кошмар при пробуждении.