Текст книги "Клим Первый, Драконоборец"

Дракон взревел – так, что сотряслись своды пещеры. Его глаза полыхнули огнем, лязгнули зубы, раскрылась огромная пасть.

– Убил! Ты убил его! Пошшел против нашшей воли! Ты умрешшь, низзяк! Мы с-спалим тебя, а потом и вс-се твое племя!

Клим метнулся в трещину, и сноп пламени пролетел мимо. Адский жар опалил его бок и спину, в двух местах искры прожгли комбинезон, но голову защитила каска. Джинн, шепча арабские проклятия, топтался на его плече, хлопал ладошками, гасил затлевший воротник.

– Брось, – сказал Клим, – что сгорело, то сгорело. К бою, старина!

Он выскочил из укрытия, развел пошире руки, и огненная сфера вспыхнула между его ладонями.

– Хочешь прикурить? Вот тебе сюрприз, мурло!

Полет шара был стремителен, прицел точен – он ударил тварь в шею под челюстью. Стены и своды снова сотряслись от яростного рыка, дракон замотал головой, чешуя на шее лопнула. Он испытывал боль, но вряд ли рана была серьезной.

– Жги сына праха! – завопил джинн. – Хадидж[10]10
  Хадидж – недоношенный (араб.).


[Закрыть], рожденный псом и свиньей! Жги его, меч славы!

Опустив голову и загребая когтями золотые безделушки, дракон двинулся к Климу. Его черные перепончатые крылья распахнулись, заслонив падавший сверху свет; то ли он хотел взлететь, то ли напугать врага. Впрочем, пещера, хоть и огромная, не подходила для полета гигантской твари.

Вытянув шею, дракон открыл пасть. Огненная струя разорвала темноту, и навстречу ей Клим швырнул сгусток пламени. Два жарких потока столкнулись над золотым озером, расплавляя металл; полетели раскаленные брызги, багровый фонтан, стрелявший искрами, взмыл к сводам пещеры. Рухнув на землю, Клим заметил, как в перепонке левого крыла возникло рваное отверстие. Дракон был велик, а он мал; капли золота впивались в шкуру твари, буравили крылья и чешую, и только одна стукнула по каске.

В следующие мгновения пещеру затопило огнем. Дракон метал его, пытаясь поразить стремительно ускользавшего человека, тот не оставался в долгу. Багровые струи пересекались в воздухе, били в стены, заставляя их содрогаться, плавили камень и металл. Озеро будто осело, покрывшись слоем жидкого золота; каждая вспышка огня вздымала тяжелую медленную волну и обжигающие брызги, опадавшие смертоносным дождем. Клим старался не приближаться к расплавленной массе, прятался в щелях, избороздивших стены, и, уворачиваясь от пламени, швырял и швырял в противника огненные шары. Тварь была огромной, и почти каждый снаряд достигал цели, прожигая чешую и перепонки крыльев. Дракон сложил их, прижал к бокам и с яростным ревом топтался теперь в золотом расплаве, вытянув шею, точно ствол гигантского орудия. Он хотел выбраться на каменную поверхность, но золото не пускало – под жидким слоем был вязкий размягчившийся металл, не дававший опоры конечностям. Его лапы проваливались в этой трясине, жар опалял брюхо, хвост подергивался, бросая вверх и в стороны раскаленные капли.

– Погреться захотелось? – пробормотал сквозь зубы Клим. – Ну, сейчас добавим огонька!

Комбинезон тлел в десятке мест, разлетавшиеся искры жалили руки и плечи, но боли он не ощущал – должно быть, Сулейманово зелье сделало нервы крепче железа. Джинн, оседлав его шею, прятался от огня за каской и поносил дракона на всех известных ему языках. Похоже, Бахлула не пугали бушующее пламя и брызги металла; жизнь его была долгой, бурной, и, вероятно, случалось ему встревать в разборки между джиннами, ифритами и прочей нечистью.

Дракон все-таки выполз из озера. Лапы чудовища были обожжены, когти скрючились, на длинной шее, там, где осыпалась чешуя, багровели проплешины, из перепонки на левом крыле торчала перебитая кость. Но подыхать он явно не собирался. Его глаза уже не казались зелеными, а горели багровым огнем, с лап и туловища осыпался дождь золотых капель.

– Низзяк! – прошипел он, поводя головой из стороны в сторону. – Увертливый низзяк! Упрямый! Таких еще не попадалос-сь… нет, не попадалос-сь… Но с-скоро, с-скоро он умрет…

Сердце Клима на миг дрогнуло, холодный пот оросил виски. Тварь была на редкость живучей, а огненные шары, которые он бросал, становились все меньше и меньше. Знак, что действие зелья близится к концу! Битва тоже – сейчас или он дракона, или дракон его. Пятясь, отступая к спасительным трещинам в стене, он вдруг услышал голос Дезидерады – так отчетливо, будто эльфийка стояла у него за спиной: «Дракон – страшная тварь. Не хотелось бы мне, чтобы ты погиб, сражаясь с этим чудищем. Ни людям, ни эльфам с ним не совладать».

Не совладать?..

Клим поднял пистолет. Он сжимал оружие обеими руками, ощущая, как исходят от «гюрзы» токи уверенности и холодного спокойствия. Ствол и в Африке ствол, мелькнула мысль. Восемнадцать патронов в обойме, пули бронебойные, калибр девять миллиметров. Тварь гораздо ближе прицельной дальности. Промахнуться невозможно…

Клим всадил очередь в левый глаз, сменил обойму и выстрелил в правый. Его лицо и руки горели – даже с расстояния сорока шагов дыхание дракона обжигало. Чудовище замерло с раскрытой пастью, глаза, пылавшие огнем, погасли, по чешуе сочилась кровь. Расстреляв обе обоймы, Клим послал огненный шар ему в глотку. Медленная судорога сотрясла тело дракона; дернулся хвост, дрогнули крылья, встопорщился и опал гребень на спине, когти заскребли по камню. Потом лапы его подогнулись, и голова с оглушительным стуком рухнула наземь.

Мертв?.. Или еще жив?..

– Добей его, о шахиншах, – произнес над ухом джинн. – Добей! Вспомни, у тебя есть секира!

Клим обнаружил ее у стены. Огромный топор уже не казался легким как перышко, но не был и слишком тяжел – Сулейманово зелье еще действовало. Когда он обрушил лезвие на шею чудища, эльфийские письмена вспыхнули алым и по пещере раскатился долгий протяжный гул. Полетели чешуйки, хлынула кровь, секира заскребла по кости. Он ударил опять, стараясь рассечь позвоночник. Шея была толще столетнего дуба – с двух ударов не перерубишь и с пяти тоже.

Закончив с этим, он из последних сил навалился на драконью голову и откатил ее к стене, бормоча:

– Нелегкая баталия… прям-таки Лютый против Безбашенного… С чертом и то проще было… Ну, мужик сказал, мужик сделал!

Смертельная усталость навалилась на него. Лицо и обожженные ладони горели, боль от десятка ожогов, будто проснувшись, вспомнила о нем, и жаркий, полный смрадного дыма воздух царапал горло. Еле волоча ноги, Клим двинулся к выходу из пещеры. Башмаки загребали каменную крошку, звенела секира, которую он тащил за рукоять, с ее лезвия падали капли крови. Его комбинезон тоже был окровавлен, а на каске застыли потеки золота.

– Сын свиньи и собаки мертв, о победоносный, – прошелестел тонкий голосок джинна. – Что будешь делать теперь?

Клим оглянулся на озеро, покрытое коркой застывающего металла.

– Теперь вопрос перешел из военной в финансовую плоскость. Пошлю работников и воинов, чтобы вывезли эти богатства. Заодно пусть разыщут и перебьют мелкую драконью нечисть. Полная зачистка, друг мой! Санация всех подвластных мне земель!

– Я не о том, о шахиншах, – да будут сопутствовать тебе бахта и бишр![11]11
  Бахта – счастье (персид.); бишр – радость (араб.).


[Закрыть] Вернемся ли мы во дворец или желаешь направить стопы свои в деревню, дабы обрадовать ее жителей и принять их благодарность?

– Тут есть ручей, – молвил Клим. – К нему я и направлю свои стопы.

Он отбросил топор, снял каску и ремень с пистолетом и рухнул в ледяную воду. Лежал долго, пил мелкими глотками, слушал, как журчат струи на камнях, глядел в блеклое осеннее небо. До полудня было еще далеко, и он решил, что может не торопиться. Подобрал мешок и оружие, спустился к Гибельной тропе и влез в колдовские сапоги. Он был мокрым, оборванным, обожженным, с пузырями, вздувшимися на лице и ладонях, в одежде, перепачканной сажей и кровью дракона.

В таком виде он и постучался в дверь ведуньи Хоколь.

Всплеснув руками, она бросилась к шкафу, стала вытаскивать горшки с какими-то мазями и кувшинчики со снадобьями. Горенка сразу наполнилась лекарственными ароматами, и Клим, опустив тяжелые веки, представил, что он в военном госпитале, в ожоговом центре, и сейчас кольнут его в мягкое место и вкатят обезболивающее. Может, и спирта в мензурке поднесут.

– Что ж ты себя не врачуешь! – ворчала Хоколь, обмывая его лицо душистым эликсиром. – Ногу мне исправил, а сам как с пожара! Кожа сожжена… тут, тут и тут… Разве трудно новую вырастить? У тебя же дар!

– Дар для людей, не для личного потребления. Свои синяки исцелять не умею, – пробормотал Клим и добавил: – Мне бы поспать немного… с утра уже напрыгался…

– Одежку твою я срежу, а перетащить в постель не смогу, здоровый ты больно и весь в ожогах, – причитала ведунья, стаскивая с Клима башмаки. – За братом нужно сбегать, он углежог, мужик крепкий…

Шагнув к порогу, она обернулась и спросила, понизив голос:

– А дракон? С ним, проклятым, что?

– Полный порядок. Голова отдельно, тулово отдельно, – еле ворочая языком, сообщил Клим.

Джинн Бахлул ибн Хурдак, сидевший на столе, хлопнул ладонью о колено, грозно нахмурился и произнес:

– Не болтай зря, о женщина, поторопись! Зови братца своего и лечи победоносного! Живее, или в лягушку превращу!

Хоколь выскочила за порог и скоро вернулась с кряжистым мужчиной лет сорока. Отец Терине, догадался Клим, когда пришедший, преклонив колено, потянулся к его руке. Ведунья злобно зашипела на брата – мол, не трогай руки государевы, лечить их надо. Тот отпрянул, затем подхватил осторожно Клима и понес в другую комнату, на кровать, накрытую шкурами кубелов. Хоколь шла следом с горшками и кувшинами. Сняв изорванный комбинезон, ведунья стала обмывать ожоги и прикладывать мазь; трудилась она быстро и ловко, шепча невнятные заклятия. Потом сказала виновато:

– Руки вылечу, государь, и раны, что на груди и коленях, пройдут без следа. Но бок сильно обожжен, тут отметина останется, на боку и еще на лице под ухом.

– Не тревожься, заботливая моя. Шрам на роже для мужчин всего дороже, – буркнул Клим и провалился в сон.

Спал он недолго, пару часов, и снились ему почему-то бывшие товарищи, бойцы команды тридцать пять-шестнадцать. Будто идут они усмирять дракона или иного врага, шагают по горам в полном снаряжении, но горы вокруг не хайборийские, а больше похожи на Кавказ. Очень это Клима удивило – где ж на Кавказе драконы? Откуда?.. Но удивление прошло вместе со сном; открыв глаза, он уже не помнил, что ему привиделось.

Нигде не жгло и не болело – то ли заклятия помогли, то ли волшебные мази ведуньи. В ногах постели лежала одежда: полотняная рубаха, куртка из овчины и штаны, совсем не королевское облачение, оставленное углежогом. Рядом на лавке было сложено имущество Клима – каска, секира, мешок, огромные сапоги. Одевшись, он прихватил свое добро и направился в другую комнату, где горел очаг и витали в воздухе запахи трав и лекарственных эликсиров. У огня, склонив голову, сидела ведунья Хоколь, на ее колене устроился джинн Бахлул ибн Хурдак. Оба в задумчивости глядели на пламя.

– Спасибо за лечение, – молвил Клим. – Теперь хоть никого не напугаю, вернувшись домой. У меня, знаешь ли, королева строгая, тут же снимет допрос: где был, что делал, откуда синяки и почему не взял ее с драконом биться… – Хоколь молча кивнула. Тогда он спросил: – Скажи-ка, ты башмаков моих не видела? Семимильная обувка мне великовата.

– Башмаки я сожгла вместе с твоей одеждой. На них кровь дракона, проклятая кровь проклятой твари…

Ведунья подняла голову, и Клим поразился происшедшей в ней перемене. Новое платье. Не темное синее, а праздничное голубое. Ее глаза светились торжеством, на щеках играл румянец, волосы были убраны в высокую прическу, и сейчас он не дал бы ей и тридцати. Чудо как хороша! – мелькнула мысль. Настоящая красавица!

– Проклятая тварь! – повторила женщина. – Но теперь мы свободны, весь край, все Подгорье! Ты ее прикончил, мой господин! Твоя королева может гордиться: ее супруг – великий воин!

– Ну-ну, не преувеличивай, – сказал Клим в некотором смущении. – Все же у меня были два помощника – Бахлул и Сулейман ибн Дауд, творец волшебного зелья.

– Мир с ними обоими, – пробормотал джинн, сонно щурясь на пламя.

– Кстати, о моей королеве Омриваль… – Клим решил сменить тему. – Ее братец Джакус бен Тегрет взял в жены твою племянницу, и теперь ты и все твои родичи – члены нашего семейства, опора династии, можно сказать. Отца Терине я сделаю бургомистром Плохой Погоды, а тебя хочу забрать в столицу. Женщина столь редких достоинств и выдающейся внешности должна украсить королевский двор. Пожалую тебя маркизой… Хватит для начала?

Хоколь вдруг усмехнулась и бросила на Клима лукавый взгляд:

– Ты что задумал, твое величество? Ты какие планы строишь? Конечно, ты герой и наш владыка, но я женщина честная и пребываю до сих пор в девицах. Опять же королева у тебя… Сам говорил, умница и красавица. К чему тебе я?

Клим пожал плечами:

– Верь или нет, не для себя стараюсь. Есть у меня несчастный подданный, рыцарь в зрелых годах, богатый, знатный и красивый. Словом, граф де ла Фер, и только! Хочу тебя просватать за него.

– А несчастье его в чем? – подозрительно спросила ведунья.

– С юности одержим эльфийкой. Крепко одержим, вплоть до венца безбрачия. Сам королевский маг лечил, да не вылечил, но у тебя, сударыня, может получиться. – Клим окинул ее откровенным взглядом, и женщина порозовела. – Ты колдунья, но у тебя есть и другие средства убеждения. Очень веские, клянусь Благим! Возьмешься? Не век же тебе в девицах куковать!

Хоколь задумалась, глядя на пламя в очаге, потом как-то по-особому щелкнула пальцами, и огонь на мгновение взметнулся вверх и в стороны. Что она разглядела в рыжих его языках?.. Какие фантомы и видения?.. Этого Клим не знал, но, кажется, явились ей тайные следы и отблески грядущего. Кивнув, она промолвила:

– Я попытаюсь. Этот твой граф – добрый человек и в самом деле очень несчастный… Как мне добраться до города? Лошади у меня нет, и на метле я не летаю.

– Сюда будет послан воинский отряд для истребления мелких драконов. Потом солдаты вернутся в столицу, и ты поедешь с ними, – сказал Клим, натягивая сапоги. – А сейчас раствори дверь, любезная моя родственница. Раствори пошире, чтобы я ее не выбил.

Джинн уже устроился в мешке за его плечами и зашептал в ухо:

– Очень достойная женщина, о повелитель, и красива, как настоящая пери. Зачем уступать ее другому? Возьми ее в свой гарем!

– Боюсь, у королевы будут возражения, – отозвался Клим и сделал первый шаг.

Второй перенес его за границу Подгорья, третий – в степь, на берег широкой медленной реки, потом – в Озерный край и в заповедный Лес-на-Взгорьях, где росли гигантские дубы и яворы. Шаг, шаг и еще шаг… Озаренный солнечными лучами, он мчался в свой город, в свой дворец, а под ним, от Северных гор до южных степей, простиралось его королевство, сказочная страна, врученная ему судьбой. Просторы этой земли радовали сердце, как улыбка Омриваль.

Он представил ее лицо и улыбнулся в ответ.

Эпилог
Старый друг лучше новых двух

Король Марклим Победоносный, Драконоборец, гроза орков и гоблинов, стоял на вершине холма, опираясь на меч с узким хищным лезвием. Позади него фыркал и нетерпеливо перебирал ногами боевой скакун; к седлу с одной стороны была подвешена секира, а с другой – раскрытая торба. Она мерно покачивалась в такт движениям лошади, и из нее выглядывал джинн Бахлул ибн Хурдак, облаченный, по военному времени, не в халат, а в доспехи из драконьей кожи с нашитыми на груди и плечах чешуйками.

К югу от возвышенности лежала низина, покрытая чахлой, иссохшей травой. Она простиралась на три-четыре километра, и вдали, застилая горизонт, колыхался туман, стена белесоватой мглы, непроницаемой в жаркий безветренный полдень. Там была граница Южных Болот, природный рубеж королевства – трясины и бездонные озера, жидкая грязь, плесень и мхи, выраставшие до огромных размеров деревья с корявыми стволами и тростник, который мог скрыть всадника с головой. Если добавить к этому ядовитых гадов, кровососущую мошку, рептилий, подобных земным аллигаторам, зубастых рыб, что за пару минут могли обглодать быка, и прочую хищную фауну, болота казались абсолютно непроходимыми – тем более для многотысячного войска. Но все же орки и гоблины умели перебираться через это препятствие – возможно, заключив союз с болотными тварями, или те их не трогали по причине несьедобности. Этот вопрос подлежал изучению в будущем, ибо даже мудрый Дитбольд не знал на него ответа. Глядя в свой волшебный шар, он мог лишь сообщить, что вражеская орда уже в Южных Болотах и скоро доберется до хайборийских земель.

Они уже здесь, так что мы успели вовремя, думал Клим, наблюдая, как из туманной стены выныривают крохотные темные фигурки. Их становилось все больше и больше, они заполняли низину у болот, и он уже слышал отдаленный звон оружия, воинственные вопли и топот тысяч ног. Не разбойная шайка, а целая армия; значит, не в набег идут, а войной.

«Мы вернемся, низзяк… Вернемся и съедим вас… Всех съедим… всех до последнего…»

Так бормотал умирающий гоблин, с которым он бился десять месяцев назад. Вот и вернулись! Года не прошло, как вернулись.

Клим с мрачным видом сдвинул брови. Он хорошо подготовился к этой войне – дальше к северу, за цепью холмов, стояло его войско, пешие и конные полки, отряды хайборийских и нехайских рыцарей, союзники из Киммерии и Великих Эльфийских Лесов. Войско не чета прежнему! Многочисленное, обученное и хорошо вооруженное. Всадники в броне на резвых скакунах, легкая киммерийская конница, пехота с длинными копьями, как у македонской фаланги, арбалетчики, эльфийские метатели дротиков и сотня боевых возов. Настоящая армия с опытными капитанами, где каждый знал свое место и свою задачу: как рубить и колоть, как двигаться в строю, что делать, когда трубят в атаку. Сильное войско, но войны выигрывают не только силой. Орда приходила летом – возможно, из-за того, что болота под жарким солнцем подсыхали и легче было добраться до хайборийских земель. В прошлый год явились и в этот, а что в будущем? Каждое лето – война?..

Опасная перспектива! Он понимал, что страну могут взять измором. Сначала погибнут в битвах молодые мужчины, потом те, кто постарше, а за ними – юноши. Не хватит лошадей и снаряжения, не хватит рабочих рук, чтобы добыть руду и выплавить металл. Не хватит работников в поле, чтобы посеять зерно, не хватит мастеров, чтобы ковать секиры и мечи. Женщин окажется больше, чем мужчин; не каждая найдет себе пару и родит ребенка. Хай Бория будет обескровлена, и не спасут ее ни эльфы, ни киммерийцы, ни богатства из драконьих нор. Ибо сила страны не в мечах, что куплены за золото, а в числе ее жителей, в их умениях, отваге и любви к своей земле.

Так размышлял Клим Скуратов, не ощущая в эти минуты, чем отличается прежний его мир от нынешнего. Тут и там были люди и, по большому счету, одни и те же обстоятельства – люди хотели жить, а для этого им приходилось бороться с врагами. Так ли важно, что одни враги – бандиты человеческого племени, а другие – нелюдь, орки, гоблины и драконы? Особой разницы Клим не видел.

– Не пора ли, о шахиншах, выпить Сулейманова зелья? – промолвил джинн Бахлул. – Пей и направь стопы вниз, к полю битвы и своей великой славы. С моей ничтожной помощью ты извергнешь пламя, сожжешь детей зла и растопчешь их обгорелые кости.

– Всех нам не сжечь, их очень много, – возразил Клим. – Подкрадутся сзади и всадят в спину копье.

– Это верно, о победоносный, – согласился джинн. – Стая шакалов сильнее льва. Но ты можешь повести в битву своих воинов! Ты сожжешь тысячу, а они изрубят остальных.

– Изрубят, не сомневаюсь, но для многих бой будет последним. Мне бы этого не хотелось, Бахлул.

Вложив меч в ножны, он начал спускаться с холма. Серый жеребец, пофыркивая и мотая головой, шел следом. Из мглы Великих Болот выбирались толпы орков, будто их порождала какая-то тварь, гигантская и плодовитая, затаившаяся в тумане. Клим не смотрел на них, он вспоминал.

По словам Дитбольда, перемещение из мира в мир зависело не столько от искусства мага, сколько от его врожденного таланта и волевого усилия. Перенести живых существ на время, на несколько минут или часов, было проще, чем обменяться навсегда мирами с Рипелем, и чем больше Клим раздумывал об этом, тем реальнее казалась ему такая попытка. Врожденный дар?.. Что ж, здесь он был королем и, несомненно, обладал магическим талантом – мог исцелять, общаться с призраками и открывать тайные двери. Мог уничтожить демона и побеседовать с собственным предком, недоброй памяти братом Сатаны. Усилие воли?.. И с этим не было проблем – жажда чуда была сильной, страстной и твердой как гранит.

Джинн вылез из мешка и перебрался на шею лошади.

– Ты приближаешься к врагам, о меч справедливости. Ты один, а их много. Могу ли я напомнить шахиншаху об опасности? Выпей эликсир и призови своих воинов!

– Не будем спешить с зельем, друг мой. А воины… их, пожалуй, стоит призвать. Если получится.

Замерев среди выгоревшей под солнцем травы, он глубоко вздохнул и сомкнул веки. Знакомые картины плыли перед его закрытыми глазами: ущелья и горы Кавказа, то каменистые, покрытые снегом, то в пышных коврах лесов. Дороги, что взбирались серпантином к перевалам, и колонны БТР, ползущие по ним, словно зеленые жуки. Люди в касках и пятнистых комбинезонах – их он видел так ясно, так отчетливо, что, казалось, мог дотянуться до руки или плеча, коснуться автомата. Мысленно пересчитав их, он убедился, что все живы и все в строю. Хотя, конечно, это могло быть иллюзией – как соотносятся видение и реальность, он не представлял.

– Мой господин! – раздался тонкий голосок Бахлула. – Твое волшебство действует, о потрясатель вселенной! Действует!

Клим открыл глаза. Шагах в тридцати от него воздух завивался столбом и потрескивал, словно от электрических разрядов. Затем он помутнел, начал терять прозрачность, и над травой нарисовалась призрачная фигура в камуфляже. Ее очертания делались все более и более четкими – не прошло и десяти секунд, как Клим узнал младшего сержанта Пашу Соколова. Воздух уже вихрился во множестве мест, возникали новые фигуры, похожие сначала на привидений, но быстро обретавшие плотность и объем. Чеботарев, Солопченко, Коля Суханов, Снигирь, Рукавишников, Анвар Курмаев, Перепелица, Ильинский… Они недоуменно озирались, но замешательство было недолгим: стволы уже в руках, палец на спусковом крючке, в глазах – решимость и спокойствие.

– Занять круговую оборону! – раздался чей-то знакомый голос. – Без команды не стрелять!

Ильинский. Уже не старший лейтенант, а капитан.

– Человек! И лошадь!

Это уже Перепелица по прозвищу Зорро, отметил Клим. Глазастый парень!

– Вижу. – Снова Ильинский. – Снигирь, проверить документы! Бирюк страхует.

– Нет у меня документов, – сказал Клим, делая шаг вперед. – Здесь еще не изобрели паспортов. Но если приглядеться, можно понять, что я это я.

Кто-то выкрикнул: «Командир!» Потом наступила тишина. Только ветер шелестел в траве да со стороны болота слышались вой и крики орков.

Клим усмехнулся:

– Командир теперь капитан Ильинский, а я, парни, в другом чине, генерал или даже маршал. Я здесь…

Договорить ему не дали – Бондарь прикоснулся к рукаву его одеяния и спросил: «Что это, Клим Андреевич? Где мы? Фильм тут снимают?»

Он вдруг оказался в плотном кольце своих солдат, взиравших в изумленном молчании на его камзол с серебряным шитьем, на кружевной воротник и манжеты, на сапоги из бычьей кожи и перевязь с ножнами. Наконец Ильинский откашлялся и произнес:

– Клим Андреевич, как мы тут очутились? Мы с задания шли. Вертушки посланы, чтобы нас забрать.

– И заберут через час-другой. Поможете мне справиться с одним делом, и возвращайтесь. Надолго вам тут не задержаться. – Он положил руку на плечо Ильинского, крепко его стиснул и пробормотал: – Сергей, как я рад вас видеть, вас всех! Живы? Никто не погиб?

– Никто. Матюшенко в госпитале… осколок в ребрах.

Клим кивнул. В команде тридцать пять-шестнадцать Матюшенко считался лучшим минером и подрывником. Опасное занятие, так что осколок в ребрах был не самой неприятной перспективой.

Отпустив плечо Ильинского, он произнес:

– Расступитесь, бойцы, и дайте мне бинокль. Хочу на супостатов наших посмотреть.

Мгла все так же висела над болотом, но переправа, видимо, подошла к концу. Клим не заметил новых отрядов, выходивших из тумана, зато берег был словно накрыт темным плащом – тысячи и тысячи орков копошились у воды, и в жутком их вое слышался голод. Ясное дело, болотная живность не могла насытить огромную орду.

Он повесил бинокль на шею и оглядел своих бойцов.

– Диспозиция у нас такая: здесь, парни, другой мир. Как я в нем очутился, непростая история, будет время, расскажу. Там, – он махнул рукой на север, – живут люди, обычные люди, каких и на нашей планете полно. Не очень продвинутые – паспортов у них нет и танков с вертушками тоже. Вот и лезут к ним всякие – нелюдь, погань, людоеды… хуже наших земных стервецов! Опять они тут! Явились не запылились! – Клим повернулся к туманной стене. Потом сказал: – Капитан Ильинский! Задача понятна?

– Так точно, командир!

– Как у тебя с боезапасом?

Капитан сдвинул каску на затылок, потер лоб:

– Под утро мы лесок один прочесали… Расход, конечно, был, но думаю, на людоедов этих хватит. Пошли, Клим Андреевич? Автомат возьмете? А то вы вроде как безоружный. – Он покосился на меч.

– Возьму. Один вопрос – к тебе, капитан, и ко всей команде. После моего исчезновения кого-нибудь в том месте видели? В лесу, в лагере бандитов? Человека в странной одежде, наподобие моей?

Ильинский неожиданно хихикнул, бойцы загомонили, засмеялись.

– Был один такой…

– Был, в кафтане с позументами…

– Зорро его сгреб. А остальные вас искали, командир…

– Решили, араб-наемник, чуть не кончили под горячую руку…

– А он в грудь себя бил, кричал: ниппель, ниппель…

– Не так – рипель и еще что-то непонятное…

– Золотые монеты стал совать. Вроде как выкуп…

– Не до него было – командир-то исчез. Искали, думали, вы в яму провалились, в схрон бандитский…

– Ям там что дыр в сыре. Ночью шею сломать запросто…

Клим хлопнул по прикладу «калаша»:

– Тихо, воины! Что с этим типом стало? Кто знает?

Отозвался Снигирь:

– Как было велено, я его отконвоировал на базу и сдал чекистам. Болтали потом, что кроме золота был у него мешочек с дорогими камешками, не очень большой, но приличный. Так что в Москву его отправили, для выяснения.

– В Москву и с дорогими камешками, – повторил Клим. – Значит, либо за решеткой сидит, либо в олигархи выбился. Не король уже, так что претензий у черта быть не может. – Он повернул голову к мглистой стене. Оттуда надвигались толпы орков, и воздух над низиной уже сотрясался от воплей и воя. – Ну, бог с ним, с Рипелем, у нас тут свои проблемы. Командуй, капитан!

– Оружие к бою, – негромко произнес Ильинский. – Идем цепью, дистанция три метра.

Группа тридцать пять-шестнадцать двинулась навстречу врагу. Хрустела под башмаками сухая трава, ветер вздымал клубы пыли, солнечный свет был ярок и безжалостен. Мгла над Великими Болотами поредела, и от бездонных трясин все ощутимее тянуло миазмами плесени и гнили.

– Приготовить гранаты, – сказал капитан. – Бросать подальше, в толпу.

Орки приближались. Они еще не поняли, что на них надвигается смерть, – орали, скалили зубы, стучали секирами в щиты. До них было с полсотни метров, и Клим уже различал жуткие нечеловеческие лица с выступающими челюстями.

Он передернул затвор автомата, бросил взгляд в одну сторону, потом в другую… Он шел в середине строя. В трех метрах слева – старший сержант Каныгин с ручным пулеметом, в трех метрах справа – связист Солопченко, а за ним – группа Ильинского. Словно бы ничего не изменилось. Он находился среди своих и выполнял вместе с ними привычную работу, смысл которой и значение были в любой реальности одинаковы: сражаться и защищать.

Сражаться и защищать! Как то и подобает истинному королю.