Текст книги "«Мы с тобою всегда, братишка!». История семьи дальневосточника"

Сплавщики на лошадях подвозили брёвна и начинали их ошкуривать. Меня тоже позвали к этому ответственному делу, хотя я и впервые держал в руках скобу для такой трудной обработки брёвен. Сидя на тёплой от солнца длинной лесине, с ожесточением соскребал коричневую душистую кору, обнажая ослепительно белое тело ствола бывшей сосны. Колени, руки покрылись древесной пылью и мелкой стружкой, спина горела от пота под палящими лучами солнца. К полудню большая часть брёвен была подготовлена и дед, видя мои успехи, отправил меня делать дранку – готовить огромные плоские щепы, раскалывая большие чурбаки тяжеленным колуном. Есть такой специальный русский топор. И здесь я мало-мальски, но научился этой работе. Чего же можно было ожидать от рослого, но всё ж подростка? Начали ставить стены – дядя послал меня собирать мох к небольшому, но глубокому озерцу, блестевшему тёмнотой воды среди камышей неподалеку от нашего поселения. Возле него было много влажного мха среди невысоких кочек. Собранный мох потом сушили, чтобы прокладывать между бревен. Помнится, я заготовил и перетаскал этой влажной травы целую пропасть, но дядя всё говорил мало, мало.

Его действительно было мало – он настолько высыхал, что из огромной кучи принесенного мха, оставалась лишь небольшая часть.

В этом озере водились неплохие, тёмно-золотистые с серебринкой, караси. Я их добывал с помощью мордушки – сетки, сплетенной из ивняка и видом похожей на кувшин. Бросал в неё хлеб и опускал на ночь в глубину, как научил меня дядя Сергей. А к утру в ней уже плескалось до полутора десятков рыб. Ко второй неделе моего гостевания на запани вода в реке поднялась и я развлекался катанием на лодке-плоскодонке среди подтопленных деревьев,

И вдруг однажды на ветвях большого ильма (есть на Дальнем Востоке такая порода деревьев) увидел змею. Огромный полоз Шренка тихо шелестел среди высохших сучьев, но почуяв опасность, быстро пополз вглубь дерева, чтобы скрыться в большом дупле. Потом, когда я рассказал бабке Фёкле о том, что видел красивую змею с ярка-оранжевыми полосами и попытался ее поймать, она пришла в неописуемое негодование.

В ее представлении все змеи, ящерицы, лягушки были настолько презренными, что казались недостойны существования. Возмущение её было так велико, что резку хлеба, бывшую моей каждодневной обеденной обязанностью, она взяла на себя, убоявшись моего тесного общения с этими милыми пресмыкающи-мися.

Быстро пролетели деньки моего пребывания на лесном посёлке и вот я снова дома. Прошёл год. Наступило лето шестьдесят восьмо-го – нужно было сдавать экзамены за восьмилетку. Закончился май, когда отлынивая от уроков, мы постоянно глазели в окно и наступил июнь. После весеннего тепла его жаркое дыхание чувствовалось особенно. Тополиный пух облепил тротуары, лег белым покрывалом на траву, придорожные кустарники. Тонкостей сдачи экзаменов не помню, но то, что был страх – точно.

Те, кого помню и люблю: Антонина Ивановна, Ольга Трофимовна, Людмила Ильинична, Лидия Ивановна (директор),Вера Ильинична,

Выпускники 8-а класса 55-й школы г. Хабаровска

Вера Михайловна, Лилия Ивановна, Валентина Ивановна. Одноклассники: Шендин, Ларин, Хвостиков, Нагорский, Соколов, Ковцур, Сулимов, Манушин, я, Номоконов, Плиско, Волкова, Ракитин, Шехматов, Зайцева Тамара, Чеснокова, Кравченко, Коню-ков, Сназина, Федюкина, Зайцева Ольга, Пузенко, Бахтыозина, Зайцева Таня, Федотова, Синельникова.

Ведь первые испытания – самые трудные. После сдачи их можно было остаться в школе, а можно и пойти поступить в техникум или училище. Вот тут-то чувствуя мою податливость, брат Костя и сговорил меня поступать в строительный техникум, помня, как он некогда с помощью Володи, нашего главного заботливого человека в семье, поступал в сельхозтехникум. Забрав аттестат из школы, я поехал в строительный техникум, находившийся за зданием телеграфа на площади Ленина, и, с опаской переступив порог заведения, всё ещё раздумывая, сдал документы. Первый экзамен – диктант, писали не долго – 2.5 часа, и придя домой, долго терзался неизвестностью оценки. Сергей полюбопытствовал, о чём это я так долго писал, и когда я глухо ответил: «Диктант «В лесу», то ответ мой ему так понравился, что потом долго не мог забыть и напоминал мне при каждом удобном случае, чтоб подшутить и вспомнить, как я тоном разбуженного весною медведя повествовал о теме вступительного диктанта по русскому языку.

Такая тройка уж не могла поднять моего упавшего настроения, и второй экзамен – математику, я конечно, завалил. Забрав без сожаления свои бумаги, – я долго раздумывал, куда же теперь направить свои стопы. Вернуться обратно в свою школу? Показалось стыдно, хотя это было бы самым правильным решением. Увидев где-то объявление о приеме в профучилище на профессию судосборщика, решил: идти туда!

Михаил после восьмого класса..

Сдать документы было делом пустяковым, но вот забрать…! Прийдя домой, я решительно объявил маме о своём решении стать профессиональным судосборщиком, и тут она сказала свое веское и умное слово Никогда прежде ничего она мне не советовала, но тут вдруг сказала: «Не думай туда идти сынок. Учись дальше. Иди в школу. Ещё успеешь наработаться…»

Я уступил, потому что в её словах услышал тихую и умную правду жизни, которой она щедро делилась со всеми своими детьми. Ей пришлось ехать вместе со мною, чтобы вернуть документы. Мама, милая и заботливая, никогда не желала плохого свои детям, и теперь, когда пришел час помощи, она не стала безучастно смотреть на мои беспомощные попытки изменить свою судьбу, как это делал отец, а сказала свое веское слово. Сама малограмотная, она всю свою жизнь положила на то, чтоб её дети обрели большие и хорошие знания, стали специалистами своего любимого дела. Словом, она и определила мне дальнейшую жизнь.

Но в свою школу я не вернулся, а пошёл с нового учебного года в другую. Правда, она была далековата на первый взгляд – за заводом «Энергомаш», но потом я быстро привык к этому расстоянию и на уроки никогда не опаздывал. Еще где-то в тридцатых числах августа, когда вовсю шла подготовка в новому учебному году, я пришел в 36-ю школу, отдал документы завучу и вышел с нею на на футбольное поле, где кипели страсти последних дней каникул перед сентябрем, Ребята кучками стояли вокруг своих классных руководителей и слушали их наставления. Меня подвели к одной из этих групп и представили будущим одноклассникам. Передо мною стояли ребята и девчонки, с которыми мне предстояло учиться и заканчивать эту школу, До этого у них вообще новичков не было, а тут нате, привели…

Классный руководитель, учитель математики Вера Григорьевна Селезнёва, не прерывала своего рассказа, я стоял, пока она не завер-шила своего разговора..Мальчишки потом всё равно подошли ко мне знакомиться. Правда моя тесная дружба ни с кем в этом классе так и не состоялась. Почему? Никто, да и я в том числе, даже сегодня не могу ответить на этот вопрос.

В классе с первого сентября мне отвели место позади Вовки Соколова, умного и ухватистого парня. Он везде был впереди, и хоть учился на твердую четвёрку, никогда не искал поблажек. Но вот из-за своей математической отсталости мне пришлось все время списывать у него задачки и примеры, отчего он часто злился и шипел плечо: «Да решай же сам, ну тебя..!» Остальные предметы, как и в предыдущей школе, не вызывали у меня затруднений, и я даже смущался, когда директор, Виктор Иванович Нестеров, учитель географии, часто ставил меня в пример другим ученикам, отмечая успехи. В большинстве своём, в этой школе учителя запомнились больше, может потому, что были лучшими из последних школьных наставников.

Литераторша, Анастасия Ананьевна, не мучила стихами, часто любила порассуждать и, помнится, её коньком были мучения Раскольникова, о котором она могла говорить часами. Однажды она заболела и мы затеяли её проведать. Как-то быстро собрались и по-шли к ней с ребятами, вот уж не помню, с кем. Удивило меня то, что у нее была обыкновенная комнатка, забитая доверху книгами, а её мы застали за проверкой контрольных тетрадей. Ей было несколько неудобно, что мы пришли её навестить, но она, быстро справившись с волнением, выпроводила нас после недолгой беседы. Ходили мы и к другой больной учительнице – Елена Федоровне, которая вела физкультуру и умерла через год после выхода на пенсию.

Жила она где-то на спуске Калинина к Уссурийскому бульвару в старом двухэтажном, потемневшем от времени, доме. Эта учительница сделала для меня столько в физкультуре, сколько не сделал никто другой из учителей физкультуры. Вместе с ней мы ездили на каток в детском парке – на стадион «Динамо». Без неё нас не пускали, а Костя ради такого случая подарил мне фигурные коньки, у которых я спилил передний зубец, чтоб не упасть ненароком. На них я и прокатался два сезона. И целую зиму в каждом классе она водила нас в бассейн – я там ни разу не был до этого и вообще не представлял, что такое сооружение есть на свете. Никто меня потом не заставлял, она приохотила к плаванию, конькам и следила, чтоб не волынили на уроках физ-ры – с неё и началось посещение открытого бассейна, в котором можно было плавать даже зимой.

В первый раз войдя в полукруглую залу бассейна в стиле 50-х годов, я поразился тамошним картинам Рылова и мощи, красоте тех, кто некогда здесь увлекался спортом. Особенно мне нравилась, да и до сих пор нравится его вещь «В голубом просторе». Елена Фёдоровна назначала время занятий, мы приезжали, проходили медосмотр на предмет целости пяток и кожи, отсутствия грибка и прочих гадостей. В раздевалке находил шкапик не без помощи Вовки Соколова, он как-то моментально везде ориентировался, быстро раздевался – непривычная зимняя зябкость смущала, было страшновато.

Почему-то всегда жду, что мои вещи украдут или подменят. Таково уж чувство. Вовка же не раз тут бывший, хлопает меня ладошкой по голому плечу: «Не дрейфь, Мишка, со мной не пропадешь, главное держись в хвосте». Ступая следом за ним, вхожу в наклонный коридор, постепенно уходивший в воду бассейна. Небольшие воротца, прикрывающие вход, хлопают словно двери в американском салуне, пройдя их быстро хватаюсь за боковые перильца в виде большой трубы и продвигаюсь вперёд на голос учительницы. Перила ведут в бассейн, и чувствую, что дно под ногами исчезло. Надо плыть туда, где глубина меньше и там же наша Елена Фёдоровна командует. Уже от ворот слышен ее раскатистый зычный голос..

Мы с Вовкой выплываем на мелководье, он шурует руками как заправский пловец, в то время как я неумело шлепаю по воде руками. Елена Фёдоровна ходит по верхнему краю бассейна и глядя на нас сквозь пар водяного тумана (мороз был – 25°С),сверху подавала команды, да шутливо поругивала нас за неумение. Сильно отдававшая хлором, вода была тёплой и меня охватило необычное ощущение, когда мороз, трещавший на улице, охватывал холодом высунутую голову – бассейн был открытый и над водою стоял пар, как в бане. Мы с Вовкой выплыли – на мелкую часть бассейна и принялись за плавание. Я учился грести обеими руками, но у меня это не выходило из-за правой сломанной руки – она быстро уставала, а за нею переставала работать и левая. Со временем я привык к этим походам в бассейн, купаниям во время морозов, но всё равно было зябко после выхода из него, хотя меня и грело тёплое толстое пальто.

Сестра Таня покупала его своему мужу, но тот по какой-то причине отказался и она подарила его мне. Пальто показалось длинным, однако этот качество, как ни странно, недостатком не оказалось – в ветреную и морозную погоду моему телу ничего не грозило – я был в нём хорошо согрет.