Текст книги "Цель номер один. План оккупации России"

Возьмем производство мяса. Под боком крупнейший рынок – Россия, которая в обозримом будущем не сумеет обеспечить свой рынок собственной продукцией, а сейчас покупает мясо в Аргентине, Бразилии, Австралии. Почему же Казахстан не присутствует на продовольственных рынках северного соседа? Разведение скота – традиционное занятие для казахов. Пастбищное скотоводство дает продукцию высшего качества и наиболее дешевую по сравнению с другими формами производства. Мясные деликатесы идут в Москве по разряду люкс, только поставляет все это не Казахстан. Единое экономическое пространство должно дать преимущество нашему производителю перед западными поставщиками. Развитие этого сектора экономики потянет за собой организацию на местах переработки мяса, шерсти, шкур и т. д., будет способствовать возникновению сопутствующей инфраструктуры хранения, торговли, транспортировки и пр. Все это должно занять население в аулах, снять социальное напряжение, в том числе сбить волну стихийной миграции в крупные города.

Разумеется, такой проект должен стать государственной программой. Государство должно целенаправленно создать первоначальную структуру всего этого проекта. И субсидировать его, по крайней мере, на начальном этапе.

Вот это, действительно, будет национальный кластер. Дайте сельчанину доступные кредиты, дайте возможность пользоваться землей, оградите от произвола чиновников, и село не только накормит страну, но и завалит СНГ качественным мясом. То же можно говорить о производстве фруктов и овощей, которые мы в основном импортируем. Семиречье завалит страну сельхозпродукцией. А это и вопрос национальной безопасности. Ведь недаром чуть ли не единственный конкурентный продукт в сельском хозяйстве – это зерно, структура производства которого досталась в наследство от Союза. Почему нельзя создать подобную систему производства других видов продуктов?

Освободите сельского производителя от налогов на какой-то период, создайте режим благоприятствования, организуйте систему гарантированного закупа (как минимум, на первое время). Даже в самом худшем варианте деньги попадут к беднейшему слою населения. У власти программа есть – результата нет! На селе живет около 50 процентов населения страны. Это и беднейшая часть населения, и среда, порождающая основную волну социальной миграции в крупные города, все последствия которой стране еще придется хлебнуть. Именно тут – ключ к пониманию будущего страны. И каким оно будет, в определяющей мере зависит от позиции национальных элит.

Как видим, прозападные устремления Назарбаева разделяются далеко не всеми. Сторонников национальной экономической и политической системы в республике немало, и, думается, их число будет нарастать. Как только с вступлением Казахстана в ВТО во всю силу заработает механизм глобализации, выяснится, что сельское хозяйство, обрабатывающая промышленность, а также финансовый сектор республики неконкурентоспособны. Казахстану придется принять международные требования по уровню заработной платы работников и по соблюдению норм экологии, что потребует громадных затрат, а это еще более снизит конкурентоспособность его продукции. Не исключено, что в итоге в стране возникнет острая социально-экономическая ситуация, выход из которой придется искать на путях отказа от западных экономических теорий.

Назарбаев в 2011 году был снова переизбран президентом Казахстана, так что, видимо, именно ему придется расхлебывать ту кашу, которую он заварил, объявив о следовании западным моделям социально-экономического развития. Впрочем, возможно, он выступает западником больше на словах, чем на деле, это нужно ему для сохранения установившихся отношений с США и ЕС. Как трезвый политик, он не может не понимать, что буквальное следование западным экономическим теориям гибельно для Казахстана.

Будем надеяться, что братский Казахстан, переживающий, в общем, те же трудности в экономике, что и Россия, успешно пройдет ту развилку, на которой он в последнее время пребывал, и пойдет по пути строительства социального государства, максимально использующего положительный опыт СССР.

***

Остается добавить к сказанному о Казахстане, что Россия имеет общую границу с этой республикой протяженностью свыше 7000 километров, почти совсем не оборудованную. А Казахстан, в свою очередь, почти не защищен от соседних среднеазиатских республик, через которые проходят толпы нелегальных мигрантов и торговцев наркотиками. И потому придется хотя бы коротко остановиться на положении в этих республиках и посмотреть, насколько они готовы к союзу с Россией. Об этом пойдет речь в следующей главе.

Глава 2
На южных рубежах России

РОССИЯ И СРЕДНЯЯ АЗИЯ

21 декабря 2006 года умер президент Туркмении Сапармурад Ниязов. Казалось бы, кого в мире могла взволновать смерть главы государства с населением менее 5 миллионов человек? А на похороны Туркменбаши прибыли премьер-министр России, председатель КНР, президенты, главы правительств и другие VIP-лица из 40 стран. Чем же заслужила Туркмения такое внимание? Причин две: огромные (до трети мировых, если не больше) запасы природного газа и важное стратегическое положение. Но так же богаты разными природными ресурсами и стратегически важны и остальные республики Средней Азии. Захват контроля над природными ресурсами Кавказа и Средней Азии, особенно над крупнейшими месторождениями нефти и газа, ныне представляет собой основу неофициальной американской стратегии, один из залогов сохранения США своего влияния в XXI веке. Здесь проходит «линия фронта» между двумя главными претендентами на глобальное лидерство – США и КНР, здесь же проявляются и интересы России, Турции, Ирана.

Козыревская политика следования в фарватере США привела к ослаблению позиций России в этом регионе. Позднее необходимость защиты наших рубежей от надвигавшегося вала талибов заставила Россию дать согласие на создание здесь американских военных баз для поддержки вооруженных сил США в Афганистане. В этих условиях среднеазиатские республики повели себя по-разному, что обусловлено исторически.

В 1913 году в Ташкенте была издана книга В. Н. Наливкина «Туземцы раньше и теперь», автор которой с грустью отмечал: «Наше поступательное движение… в недра Средней Азии… носило на себе отпечаток чего-то стихийного, фатального. Нас влекла сюда та “неведомая сила”, которую уместно, быть может, назвать роком, неисповедимой исторической судьбой, ибо мы шли и пришли сюда случайно, без зрело обдуманного плана, без сколько-нибудь разработанной программы наших дальнейших действий».

Но даже занимаясь бессмысленными колониальными захватами в духе «догнать и перегнать цивилизованный мир», царское правительство вело себя отлично от прочих колониальных держав, придерживаясь принципа невмешательства во внутренние дела «туземного» населения. Но большевики, взявшие власть в России, не могли равнодушно взирать на феодальные порядки в Туркестане. Они рвались осчастливить весь мир, а уж тех-то, кто жил рядом, под боком, – тем более. Красная конница с боями прошла через этот край, неся свободу трудовому народу, среди которого нашлось немало искренних приверженцев нового порядка, и к началу 30-х годов с басмачеством здесь было покончено.

Советская власть, как мы считали, освободила местное крестьянство от рабства у баев, раскрепостила женщин, дала жителям образование, создала систему здравоохранения. Российские вузы приняли студентов из среднеазиатских республик. А вскоре в этих республиках появились и кадры национальной интеллигенции, возникли Академии наук, вузы и техникумы, театры, музеи. Словом, как казалось, и тут закипела культурная жизнь, свидетельствуя о крепнущей дружбе народов, несмотря на репрессии конца 30-х годов, затронувшие преимущественно местную интеллигенцию, чаще всего обвинявшуюся в национализме.

Еще более сплотила население СССР Великая Отечественная война. Воины из республик Средней Азии влились в ряды Красной Армии. А сотни промышленных предприятий, эвакуированных из оккупированных врагом регионов страны, вместе с их работниками – русскими, украинцами и др. – оказались в Средней Азии. Это дало новый мощный толчок развитию экономики и культуры среднеазиатских республик.

Конечно, и тогда бывали проявления национализма, при Горбачеве уже специально подогревавшиеся как из Центра, так и со стороны подросших национальных элит. Всеобщая ненависть к Горбачеву в национальных республиках переносилась на Кремль и на всю Россию. Но ничто не предвещало здесь катастрофы, разразившейся после подписания Ельциным, Кравчуком и Шушкевичем пресловутых Беловежских соглашений.

Республики Центральной Азии не мыслили своего существования вне СССР, тем более, что они были почти все дотационными. Однако эта их «нерентабельность» во многом была искусственной. В СССР, представлявшем собой единый народнохозяйственный комплекс, стремились максимально использовать преимущества каждой республики в целях общего подъема экономики. Так, земли Узбекистана и Туркмении не занимали под пшеницу, на них выращивали хлопок, фрукты и овощи для общесоюзных нужд, а хлеб сюда поставляли из других республик. А сельское хозяйство Узбекистана и Туркмении становилось все более монокультурным, со всеми выгодами и недостатками такой узкой специализации.

И вот ельцинская Россия грубо вытолкнула центральноазиатские республики из Союза, на смену которому пришло ничего не решавшее СНГ, которое в России рассматривали лишь как форму цивилизованного «развода» некогда братских республик.

Распад Союза обрек большинство населения центральноазиатских республик на нищету и на возврат к архаическим формам существования. А перед русскими здесь всюду встал вопрос: уезжать ли на свою «историческую родину»? Вопрос принял трагический оттенок, когда выяснилось, что новая российская власть и свое-то население (во всяком случае, основную его массу) рассматривало как обузу, от которой надо было бы поскорее избавиться. А на среднеазиатских русских она вообще смотрела как на чужеродный элемент и сделала все от нее зависящее, чтобы затруднить возврат их на Родину. На местах же их стали притеснять или, по крайней мере, показывать им, что здесь они не хозяева, а гости, причем по большей части нежеланные. И тут отчетливо выяснилось, какие народы региона близки русским по духу, а какие им абсолютно чужды. А из этого можно было сделать вывод, стоит ли России, собирая снова Евразию вокруг себя, добиваться тесного объединения в одном государстве или федеративном союзе с теми республиками Центральной Азии, которые проявили себя как чуждые нам. Этот момент нам и предстоит уяснить в данной главе.

КИРГИЗИЯ – ПОЛНОПРАВНЫЙ ЧЛЕН ЕВРОАЗЭС

Киргизы – народ, близкий казахам, и еще евразийцы считали, что эти два прежде кочевых народа являются естественными союзниками России. А среднеазиатские республики поливного земледелия они считали цивилизационно чуждыми России, их завоевание при царизме называли ошибкой. Если говорить о воссоздании в том или ином виде нового Союза республик, то, пожалуй, только Киргизия подходит на роль полноправного члена этого объединения, о чем подробнее будет сказано ниже.

Киргизия – страна с населением около пяти миллионов человек, из которых чуть более половины составляют собственно киргизы. Это единственная страна Центральной Азии, где после распада СССР президентом стал не бывший первый секретарь ЦК республиканской Компартии, а ученый-физик, президент местной Академии наук, естественно, демократ (о глубинных причинах этого, казалось бы, исключительного для Востока феномена чуть ниже). Поэтому Киргизия раньше всех других стран СНГ вступила в ВТО, в эту страну тут же запустил лапы Международный валютный фонд, пошла «помощь» ей со стороны Запада, особенно со стороны США, Японии и… Швейцарии (которая даже приняла на хранение золотой запас Киргизии). «Помощь» прежде всего проявилась в виде захвата наиболее прибыльных местных предприятий американскими, германскими, канадскими и другими западными компаниями. Разрыв хозяйственных связей с Россией и другими республиками бывшего СССР привел к остановке большинства остальных предприятий Киргизии, следствием чего стали массовая безработица в городах и наплыв тысяч их жителей в столицу Бишкек, где они рассчитывают получить хоть какую-нибудь работу, что удается далеко не всем. Жизнь в Бишкеке на порядок лучше, чем в глубинке, но для всего населения Киргизии его ресурсов не хватит.

МВФ потребовал от правительства Киргизии ужесточения пенсионного законодательства, – только при этом условии он обещал дальнейшую финансовую помощь в деле совершенствования пенсионной системы. В итоге пенсия старикам, например, составлявшая примерно 5 долларов в месяц, была еще более урезана. Почти полностью ушло в прошлое бесплатное медицинское обслуживание, услуги медиков стали платными и доступны в основном состоятельным людям. Иностранная помощь частью разворовывается, частью идет на оплату услуг западных консультантов. Внешний долг стал неподъемным для страны. И хотя Парижский клуб кредиторов списал ей часть долга, новые займы уходят по большей части на выплату процентов по прежним долгам.

В целом в стране царит хозяйственная разруха. Профессор Михаил Делягин назвал экономику Киргизии «выжженным полем». Республика, прежде полностью обеспечивавшая себя хлебом, ныне зерно закупает, в основном в Казахстане (хотя, по признанию экспертов, распределение земли в республике между крестьянами было произведено более справедливо, чем в соседних республиках). И причина здесь не только в сокращении посевов зерновых, но и в том, что частники предпочитают продавать киргизское зерно за рубеж, в то время как местные мелькомбинаты простаивают из-за отсутствия зерна.

Разрушена легкая промышленность, которая не в силах конкурировать с дешевым китайским ширпотребом. И никакими политическими комбинациями не устранить того факта, что вне рамок бывшего СССР экономика Киргизии (как, впрочем, и почти всех остальных его республик) оказалась неконкурентоспособной. В республике все чаще раздаются голоса в пользу более тесной интеграции, для начала – с Казахстаном, а затем и с другими странами СНГ.

Киргизия резко делится на Север, близкий Казахстану и ориентированный прежде на Урал и Сибирь, и на Юг, теснее связанный с Узбекистаном (там узбеки составляют до трети населения), а также с Таджикистаном и китайским Синьцзяном. В качестве примера того, как борьба элит разных регионов за преобладание во власти в стране может привести Киргизию к катастрофе, рассмотрим ситуацию, сложившуюся там после «революции тюльпанов» в марте 2005 года. Сама эта революция была в немалой степени порождена действиями «демократической» власти.

Президент Акаев, принадлежавший к самому богатому северному племени, на видные места во власти поставил своих единоплеменников. Но это не устраивало элиты 19 остальных, неакаевских, племен. Акаев принимал демократические решения. Но их исполнителями выступали чиновники, принадлежащие к тем или иным кланам и действующие в их интересах. Решения часто менялись, власть, по сути, повисла в воздухе. Тотальная коррупция разрушила экономику, развратила народ.

«Революция тюльпанов» свергла власть Акаева. Эксперты оценивают ее как «феодально-демократическую», она проходила под демократическими лозунгами, находящими понимание у ориентированной на Запад части молодежи. Но в Киргизии еще сильны родоплеменные и клановые отношения. К тому же там сказывается исламский фактор, а также влияние наркомафии. А большинство киргизов, особенно еще живущих кочевой жизнью, равнодушно к «тюльпановым» лозунгам.

Казахский журналист Адиль Тойганбаев так расценил итоги «революции тюльпанов» в Киргизии:

«Нелегитимный силовой “снос власти” открыл череду бесконечных нелегитимных “перетасовок” внутри самого нового истеблишмента, когда политика “делается” не в парламенте и посредством конституционных процедур, а методами закулисных договоренностей, отстрела конкурентов, силового давления на органы власти, шантажа и безучастности органов правопорядка.

В Кыргызстане утвердилась «явочная демократия» как в республике Гуляйполе времен батьки Махно, когда большинство населения в страхе сидит по домам, а различные политически активные меньшинства выясняют свои отношения при помощи оружия, или захватывая земельные участки, помещения органов власти, судов и целые населенные пункты. Совершенная в марте нелегитимность не решила всех проблем страны, она породила сотни других. Несомненно, произошедшее в республике не просто обесценило ее международный (в том числе инвестиционный) рейтинг, оно косвенно подрывает стабильность в окружающих государствах».

Пусть сетования официозного журналиста на «нелигитимный снос власти» видится несколько лицемерным после событий начала 90-х годов, но все же и не зря Тойганбаев опасается разрушительного влияния киргизских событий не только на положение в его стране, но и на ситуацию во всем регионе.

Курманбек Бакиев, пришедший к власти в стране весной 2005 года в ходе «тюльпановой революции», был уже не ученый-демократ, а хозяйственник и чиновник, прошедший советскую школу воспитания национальных кадров. Он родился в 1949 году в селе. Окончил Куйбышевский политехнический институт, до распада СССР занимал различные партийные и административные должности – после работы на заводах в России (в Куйбышеве) и в Киргизии делал карьеру в партийных и советских органах (первый секретарь горкома КПСС, председатель горсовета). После распада СССР в 1992 году был назначен главой государственной администрации района, в 1994 году – заместителем председателя Фонда государственного имущества Республики Киргизия, первым заместителем главы Джалалабадской облгосадминистрации. В 1997 году Бакиев стал губернатором – главой Чуйской областной государственной администрации.

С декабря 2001 года по май 2002 года Бакиев являлся премьер-министром Республики Киргизия. Когда на юге Киргизии произошли столкновения местных жителей с милицией, в результате которых пять человек погибли и более 90 получили ранения, оппозиция именно Бакиеву поставила в вину неспособность разрешить ситуацию, и он подал в отставку. Но он не оставил политическую деятельность, был избран депутатом Законодательного собрания Республики Киргизия, вошел в созданную лидерами пяти оппозиционных блоков коалицию для противодействия административному ресурсу. В марте 2005 года Бакиев баллотировался в парламент Киргизии, выборы проиграл. В том же месяце возглавил Координационный совет народного единства (объединенный орган, созданный оппозицией после первого тура выборов).

В марте 2005 года в ходе очередных парламентских выборов, итоги которых оппозиция во главе с Бакиевым не признала, в Киргизии и произошла «тюльпановая революция». 10 июля 2005 года Бакиев был избран президентом Республики Киргизия.

В декабре 2007 года Бакиев подписал указ о назначении Игоря Чудинова (надо думать, русского) главой правительства Киргизии.

В начале 2009 года Бакиев заявил о своем намерении избираться на второй срок. На выборах, состоявшихся 23 июля 2009 года, Бакиев одержал уверенную победу, набрав более 76 процентов голосов.

В апреле 2010 года в Киргизии вновь произошло насильственное свержение власти. В результате волны беспорядков в стране десятки людей были убиты, сотни ранены. 7 апреля Бакиев подписал указ о введении в стране чрезвычайного положения. На следующий день правительство страны ушло в отставку, парламент был распущен. Бакиев бежал из столицы в Ош. В том же месяце сформированное оппозицией временное правительство («правительство народного доверия») лишило его президентских полномочий, после чего Бакиев бежал в Казахстан, а затем в Белоруссию и подал заявление об отставке, которое впоследствии опроверг.

Бакиев женат (его жена – Татьяна Васильевна Бакиева, надо полагать, русская), у них двое сыновей: старший Марат и младший Максим.

Государственный переворот не был бескровным. В стране (особенно на юге) произошли многочисленные столкновения, в том числе и на межнациональной почве. Дело дошло до фактической войны между киргизами и узбеками. Русским, особенно казакам, проживающим в Киргизии с давних пор, пришлось создавать свои отряды самообороны. В столице также бесчинствовали мародеры. С трудом удалось восстановить некоторое подобие порядка. Президентом переходного периода «(до 31 декабря 2011 года) стала Роза Отумбаева. Киргизия перешла от президентской республики к парламентской, что, как полагают эксперты, не сулит ей стабильности. Хотя Россия считает, что происходящее в Киргизии – внутреннее дело этой независимой страны, все же Дмитрий Медведев заявил, что переход ее от президентской республики к парламентской может иметь катастрофические для нее последствия.

В ходе всех этих мятежей и революций подняли голову и ультранационалисты, требующие, в частности, очистить карту Киргизии от русских названий. Популярными стали лозунги: «Сколько времени мы будем еще молиться на русских!» При этом подобные идеи высказывают не только оппозиционеры, но нередко и высокопоставленные правительственные чиновники. Когда приходит время просить денег у России, эти деятели предстают как самые верные ее друзья. Когда же нужно подыграть оппозиции, чтобы не стать изгоями, их риторика резко меняется. Сама Отумбаева – сторонница демократических ценностей в их западном понимании, но она заявляет о необходимости дружеских отношений между Киргизией и Россией.

Тут, пожалуй, стоит сделать одно очень важное и даже шокирующее отступление, которое можно было бы сделать еще в главе, посвященной Казахстану. Но в главе про Киргизию оно даже более уместно.

Дело в том, что типологически центральноазиатские кочевые общества… ближе к европейским, чем даже, скажем, российское!

В традициях степняков были и парламентская демократия (курултаи), и выборность глав государств (султанов, которых ошибочно считают монархами, хотя на самом деле они были президентами). А также свобода слова (в плане традиции неприкосновенности акынов), гласный суд, а у казахов – даже… избирательное право для женщин (на местных выборах)! Одним словом, если сделать скидку на средневековую специфику, – просто готовый образец для демократий мира!

И если демократический уклад казахов смазывается уже оформляющейся государственностью имперского типа, то таковой у киргизов можно увидеть в достаточно чистом виде. Вот почему лидером Кыргызстана оказался не «партийный бай», а демократически избранный скромный профессор – это вполне в духе традиций степняков. Да и бессменный президент Казахстана не воспринимается в мире каким-то диктатором – видимо, настолько сильно проступает сквозь его действия настоящая демократическая традиция казахов, которую невозможно подделать.

Понимаю, что такое отступление вызовет шок у части читателей: да неужели эти степняки большие европейцы, чем мы, родимые?! Но это всего лишь следствие длительной дрессировки умов российского истеблишмента. Плюс поверхностное отождествление деспотических порядков, скажем, в Узбекистане со степными, что тоже является в общем-то продуктом пренебрежительного восприятия «традиций туземцев»: дескать, все они там одинаковы, только названиями отличаются. Для многих, увы, тезис о «большей европейскости» степных обществ лишает их возможности свысока поглядывать на своих юго-восточных соседей – дескать, пусть нам еще до «полной демократии» далеко, но им-то еще дальше! Порой в прессе приходится встречать иронически-риторические вопросы: что же это, или в Казахстане больше демократии, чем в России? (Предполагается: абсурд.) А один высокопоставленный умник даже увидел в разгуле киргизской толпы во время переворота… признаки «восточной деспотии»! Словом, тот комплекс, который Ф. Кривин выразил словами: «…читая это, лилипуты вырастают в собственных глазах».

Это одна сторона вопроса. Но естественно возникает и другая. А если степные общества так близки европейским, то не впустую ли пройдут помещенные выше предсказания насчет неизбежности скорой интеграции Казахстана и Киргизии с Россией? Ведь тогда получается, что как раз им лучше было бы наводить мосты с Евросоюзом?

К счастью, типологические сходства на являются фатальными. И яркий пример тому – отношения России с Индией, этой «самой большой демократией мира». И впрямь, в плане устройства общества (а в известной степени и в смысле многих ценностей) наши две страны практически не имеют ничего общего. Индия – самая настоящая демократия западного типа, к которой даже вся западная правозащитная общественность не может подкопаться в плане пресловутых «прав»; Россия же в ее архетипе – это общество тоталитарной демократии, чьи социальные ценности ничего общего не имеют с европейскими. И тем не менее СССР и Индия довольно быстро (после кратковременного ожидания, что в Индии должна непременно победить социалистическая революция) нашли в друг друге союзников не-разлей-вода (что было очень кстати в эпоху «холодной войны»).

В чем же причина такой вроде бы парадоксальной (но проверенной временем) дружбы? Думается, одна из важнейших причин – то, что парламентская демократия для индийцев – атрибут жизни, а не орудие распространения своего геополитического влияния, как для англосаксов. Да, западная демократия – это, прежде всего, орудие порабощения народов иных культур.

А вот Индия не стремится весь мир выстроить под себя; она просто существует в парламентской системе. И это, оказывается, не мешает дружеским отношениям со страной, построенной на полностью противоположных началах!

Вот и большая либеральность степных традиций – вовсе не причина для враждебности центральноазиатских стран и России. Если она в чем-то и проявляется, то в достаточно активных контактах этих двух стран, скажем, с Евросоюзом (а Казахстан даже стал… очередным председателем ОБСЕ!). Вот здесь, наверное, играет роль фактор типологической общности с Европой, и делать из этого ни сенсацию, ни трагедию не стоит. Ведь главного – желания уничтожить российскую политическую традицию (если надо, то вместе с самим народом) – у наших центральноазиатских друзей не наблюдается. А значит, и особых глубинных причин, стоящих на пути нашей будущей дружбы, нет.

Но вернемся к Киргизии.

Новая власть, установившаяся в Киргизии после «революции тюльпанов», тоже была построена оригинально. Президент Курманбек Бакиев, южанин, – крепкий хозяйственник, а вынужден был руководить силовыми структурами. Тогдашний премьер-министр Феликс Кулов, северянин (революция освободила его из тюрьмы), – профессиональный милиционер, а должен был управлять экономикой. И хотя оппозиция добивалась превращения президентской республики в парламентскую, частично она этого добилась в ходе нового противостояния с властью в ноябре 2006 года. А народ видит, что такая беспомощная власть вряд ли способна обеспечить хозяйственное возрождение страны.

Клубок острых противоречий завязан в наиболее плодородной зоне Средней Азии – в Ферганской долине, которая разделена между Киргизией, Узбекистаном и Таджикистаном и представляет собой этнический котел. Впрочем, и население других районов этих республик тоже этнически неоднородно. В Киргизии, например, 12 процентов населения составляют узбеки, а немало киргизов проживает в Узбекистане, Таджикистане и даже в Синьцзяне.

Через киргизский город Ош (и далее на Бишкек) проходит дорога из таджикского Горного Бадахшана, которую считают главной артерией наркотрафика в Евразии (она находится под контролем чеченцев и ингушей, предки которых были высланы в свое время с Кавказа).

Киргизия вошла и в ЕвроАзЭС, и в ОДКБ, и в ШОС. Отношения к России и к русским здесь даже в самые трудные времена, до последних месяцев, оставались в целом доброжелательными. В стране создан Славянский университет, русский язык имеет статус официального и широко используется в общении. Не только власть, но и оппозиция (не считая ультранационалистов, не пользующихся широкой поддержкой в народе) не выступают против дружеских отношений с Россией.

Но внутренняя обстановка в стране и после революции остается нестабильной, а в случае обострения межэтнических и социальных противоречий речь может пойти о самом существовании Киргизии как единого самостоятельного государства. Не раз высказывалось мнение, что Киргизию может спасти интеграция с Казахстаном, которая выглядит скорее как поглощение горной республики ее степным соседом (примерно так же российские верхи рассматривают интеграцию России и Белоруссии). Президенты Киргизии и Таджикистана заявили о желании их республик присоединиться к Таможенному союзу России, Казахстана и Белоруссии. (Да ведь многие тысячи киргизов вынуждены были уехать на заработки в Россию, в Москве они составляют значительную часть неквалифицированной рабочей силы – дворников, подсобных рабочих на стройках и пр.)

Это не случайно. Интеграция в рамках ЕвроАзЭС дает плоды, в частности, намечаемое объединение центральноазиатского энергетического кольца с российским позволит улучшить снабжение участников проекта электроэнергией.

В Киргизии находятся российская авиабаза в Канте и американская в аэропорту «Манас» (близ Бишкека), созданная, как объяснялось, для борьбы с талибами в Афганистане. В феврале 2009 года Бакиев, находясь в Москве на саммите ОДКБ, заявил о требовании Киргизии к США ликвидировать эту американскую военную базу. Это заявление вызвало волну возмущения не только в США, но и у их союзников по НАТО. В западных СМИ появились панические высказывания: «Россия теснит Америку на нескольких фронтах». Американцы, должны были покинуть базу в течение 180 дней. Появилась информация о том, что они смогут перебазироваться в Таджикистан. Но затем оказалось, что американская база остается в Киргизии, просто меняются ее название и статус. Видимо, американцы хорошо заплатили, кому следует, во властных структурах Киргизии. Да и рабочие места для местного населения не лишние. Наиболее «американизированная» часть киргизской молодежи, особенно те, кто получает американские гранты на обучение, также выступала против закрытия американской базы.

В Киргизию усиленно проникают и китайские инвестиции. Китайцы уже построили в республике овчинно-шубный и целлюлозно-бумажный комбинаты. Особенно их интересует Ферганская долина, где можно будет довести добычу нефти с нынешних 70 до 500 миллионов тонн. Киргизии отводится важная роль в планах осуществления железнодорожной связи Китая с Турцией, что можно рассматривать как один из вариантов восстановления Великого Шелкового пути в обход России. Самая острая борьба за влияние в Киргизии – еще впереди. И все же есть основания надеяться на то, что общие черты менталитетов наших народов, совместная вековая история и общность интересов окажутся сильнее иноземных влияний, и Киргизия со временем окажется надежной союзницей России.