Текст книги "Джинса"

6

– Видите ли, Инна, – задумчиво отозвался Кирилл Кириллович, – конечно, я понимаю, что есть более симпатичные, более молодые женщины… Понимаю, о чем вы говорите… Замечаю определенные тенденции – мужчины в последнее время все чаще выбирают себе юных спутниц… Как сказал мне один знакомый: среди новых подруг все чаще встречаются дети старых друзей…

– Это точно!

– Но зрелая женщина более опытна. У зрелой женщины много других достоинств…

– Вы действительно так считаете? – Глаза Инны тут же просохли, и снова каким-то неуловимым движением она дематериализовала свой промокший платок.

– Конечно! Как бы вам это объяснить? Мы столько прожили вместе с моей супругой, так изучили друг друга, что стали практически одним целым… А как можно изменить самому себе? – задался философским вопросом Кирилл Кириллович и как-то загрустил…

Инна хотела было улыбнуться и сказать начальнику что-то хорошее, ободряющее, но тут раздался телефонный звонок. И улыбка на лице бухгалтера так и не появилась, и ни одна из пятидесяти трех мышц, обычно задействованных в этой мимической гримасе, так и не сократилась, и слова, уже выскочившие, казалось, на кончик языка, не были проартикулированы.

– Да, милая, – устало сказал Кирилл Кириллович в трубку. – Голос такой, потому что сотрудники мои, что ни день, отпрашиваются с работы. А тебе-то куда отпрашиваться? К маме? Нет-нет, поезжай, конечно. Я не против. Нет, ты не правильно поняла. Конечно, я против, но если тебе надо… Да, хорошо. Я понял. Понял, загляну в холодильник. Хорошо, полью. Хорошо, сделаю. Да, уберу. Ладно, выброшу. Счастливо. – Он положил трубку, некоторое время смотрел на Инну, задумавшись, после чего спросил обреченно: – Ну, что мне с вами делать?

– Отпустите меня к косметологу, пожалуйста.

– Идите уже.

7

Пока Лариса сидела на кожаном диване у ресепшн, прижав к юной груди ветхий учебник «Актерского мастерства», другая претендентка на роль капли моющего средства была прижата молодым режиссером к стене соседней комнаты и вяло сопротивлялась, причитая:

– Я не могу так сразу… Я так сразу не могу.

– Сразу?! – аж вскрикнул Ираклий и в негодовании отступил. – Да мы знакомы уже четыре дня! – Для наглядности он продемонстрировал Алисе четыре пальца (по два на каждой руке) и гневно потряс ими перед лицом начинающей артистки. – Это, по-твоему, сразу? А постепенно – это сколько? Неделя? А может, месяц?! – саркастично вопрошал режиссер.

– Ну, дело даже не во времени, – сменила тактику Алиса. – Ты бы, например, пригласил меня в какой-нибудь ресторан… Можно даже не очень дорогой.

Алиса еще не знала, что одно из серьезных тендерных отличий заключается в том, что женщина хочет походить с мужчиной по театрам, ресторанам, выставкам для того, чтобы понять, стоит ли идти к нему домой, а мужчина хочет привести женщину домой для того, чтобы понять, стоит ли водить ее по всем этим заведениям.

Ираклий громко вздохнул и задумался:

– Ладно, знаю я одно гламурное местечко. Там такие чебуреки… И люди, между прочим, очень приличные…

8

Даша постучала в директорскую дверь и вошла.

– Кирилл Кириллович, вот смета ролика про шампунь на утверждение – Инна просила передать.

– Так у нас ведь еще даже сценария нет… – удивился директор.

Даша пожала плечами и положила на стол бумаги. В ту же секунду раздался телефонный звонок.

Кирилл Кириллович поднял трубку и принялся изучать смету.

– Да, милая. Нет, вечером у меня важная встреча… – Он взял аккуратно отточенный карандаш и поставил несколько вопросительных знаков напротив столбцов с цифрами. – От блондинок придется отказаться, – тихо сказал Кирилл Кириллович секретарше.

Даша услышала, как трубка отреагировала, громко «дав петуха», – слов было не разобрать, но даже на приличном удалении от аппарата ухо резали высокочастотные колебания и захлестывающие амплитудные модуляции.

– Нет-нет, милая, это не тебе, это мне придется отказаться от блондинок! – ответил в трубку директор. – Нет, не сегодня вечером, а вообще!

Застывший у очередной цифры отточенный длинный грифель надломился под напором директорской руки, отскочил куда-то к плинтусу и там упокоился с миром, оставив после себя лишь серую въедливую пыль на белом листе.

– Нет, дело не в брюнетках! Да что ж это такое! – Кирилл Кириллович закатил зрачки под верхние веки.

Даша на мгновение ужаснулась при виде опустевших, словно закрашенных белилами начальственных глаз, но вскоре они приняли привычный вид и замерли неподвижно и остекленело. И голос отчаянно, кажется, безо всякой надежды на понимание, произнес:

– Нет, все совсем не так, как ты подумала! Просто блондинки дорого стоят, понимаешь?

9

Жора стоял у ресепшн и разговаривал со своей женой по стационарному телефону:

– Я сегодня поздно приду – Сашка переезжает. Попросил вещи потаскать. Нет, пить он меня не просил. Ты же знаешь, об этом меня просить не надо. Короче, к ужину не жди. Все. Пока.

Как только он положил трубку, к нему подошел Ираклий:

– Жора! Можно у тебя попросить взаймы?

Жора на некоторое время застыл, как будто его пронзила стрела, смазанная ядом кураре, но быстро очухался:

– Старик, я бы рад, но не могу чисто по медицинским показаниям. Я вот если дам кому денег, то у меня потом спазмы мышечные начинаются, подергивания такие, – тут он продемонстрировал какую-то странную пантомиму с частыми подергиваниями. – И еще тут, – быстро сжал руками собственное горло, побагровел и выпучил глаза: – так перехватывает – совсем дышать не могу…

– Так бы сразу и сказал: жаба душит! – обиженным тоном ответил Ираклий.

Жора удивленно поднял брови и выпятил нижнюю губу:

– А доктор сказал – невралгия…

Тут на удачу мимо проходил Лазарь Моисеевич.

– Лазарь Моисеевич, не одолжите мне пять – шесть тысяч? – обратился к нему Ираклий.

Лазарь Моисеевич остановился и по-деловому поинтересовался:

– А вам на что?

Этот вопрос, по всему было видно, озадачил Ираклия.

– Честно? На красивую жизнь.

Лазарь Моисеевич сморщил свое и без того морщинистое, как у шарпея, лицо:

– Простите, Ираклий, но думаю, это как-то не очень правильно: давать на красивую жизнь из денег, отложенных на черный день. – На этих словах Лазарь Моисеевич продолжил прерванное движение по направлению к директорскому кабинету. А Ираклий так и остался стоять один, посреди опустевшего коридора, посреди обступившего его со всех сторон одиночества, без столь необходимого каждому человеческого участия, без помощи, без понимания, без любви, а главное – без денег.

10

По подиуму однообразной походкой двигались высокие низкокалорийные девушки, демонстрируя нижнее белье, заостряя ключицы, коленные и локтевые суставы, обозначая прямые углы лопаток, играя, словно четками, гирляндами позвонков – от шейных до крестцовых и даже копчиковых. Вспышки фотокамер назойливо жалили сетчатку. Дышать вместо воздуха приходилось новыми ароматами на любой вкус: от Dior, Kenzo, Armani, Givenchy, Gucci, Dolce Gabbana… Звучала громкая не то чтобы даже музыка – какая-то какофония, нанизанная на однообразный, бесконечно повторяющийся ритм. Кирилл Кириллович физически чувствовал, как тяжелые басы пробивают его насквозь, метят в самое сердце и рикошетят от стен, вызывая тахикардию. Его нестерпимо влекло наружу – глотнуть осеннего воздуха и тишины.

– Они хотят, чтобы мы сделали буклет. Надо разработать концепцию, визуальный ряд и составить небольшой текст! – кричал в ухо Лазарь Моисеевич.

– Это сейчас модно? – недоумевал Кирилл Кириллович.

– Последняя коллекция!

– От трусов, я смотрю, в последней коллекции практически ничего не осталось… – обратил внимание Кирилл Кириллович и тяжело вздохнул. – Да-а-а… Тут не то что носить, тут даже писать-то не о чем…

– Думаю, можно сделать основной акцент на бюстгальтерах, – с ходу нашел компромиссное решение Лазарь Моисеевич.

– Логично, – согласился Кирилл Кириллович. – А есть какие-нибудь пожелания со стороны заказчика?

– Заказчик хочет, чтобы буклет был ориентирован в первую очередь на мужчин.

– Какая гадость! – негодуя, громко выкрикнул Кирилл Кириллович. – Какой же мужчина станет это носить?!

– Нет-нет, Кирилл Кириллович. Не носить, а покупать! – успокоил директора Лазарь Моисеевич.

– А-а-а, ну это еще ничего.

– А вот и он! Точнее, она!

– Кто?

– Заказчик.

К ним подошла искрящаяся, вся в блестках женщина лет сорока с ярким макияжем, тяжелыми стальными браслетами на обеих руках и поздоровалась низким табачным голосом.

– Это Илона – лицо нашей коллекции, – представила заказчица смуглую девушку с огромными глазами.

Глазищи сверкали благодаря большой отражающей поверхности белков, улавливающих, как солнечные батареи, вспышки всех репортерских фотоаппаратов. Этот блеск даже помешал Кириллу Кирилловичу обратить внимание на ее ноги. Судя по первому впечатлению, у нее их просто не было, как не было рядом заказчицы, Лазаря Моисеевича, не было целого мира, не было Вселенной, не было вообще ничего, кроме этих огромных глаз. И Кириллу Кирилловичу пришлось дождаться, когда диафрагма зрачка сузится настолько, чтобы рассмотреть ноги.

11

В кафе, куда Инна отправилась сразу после косметолога, за одним с ней столиком сидел импозантный, коротко стриженный мужчина лет сорока восьми, весь в черном, с трагичным лицом. К этому моменту о нем было известно только то, что зовут его Аркадий и он не женат. Он пил зеленый чай. Инна заказала эспрессо и теперь сосредоточенно размешивала в чашке сахар.

Говорят, примерно в восемьсот пятидесятом году нашей эры один эфиопский пастух заметил, как его козы с аппетитом поедают красные плоды с одного из кустарников. После трапезы животные повели себя весьма необычно. Они буквально преобразились – возбужденно скакали по склонам, неистово носились по пастбищу – казалось, все они до единой проглотили вечный двигатель. Заинтересовавшись случившимся, пастух решил попробовать плоды с кустарника. Пожевав зерна, парень и сам почувствовал необычный прилив сил. Он рассказал о своем открытии настоятелю местного монастыря, и тот решил использовать отвар из листьев и плодов кустарника для того, чтобы монахи не засыпали во время длительных ночных молитв. Волшебный напиток назвали кава в честь персидского владыки Кавуса Кая, причисленного к лику святых. Позже слово трансформировалось в кофе. По другой версии – дело происходило в местечке под названием Каффа.

– У вас такое необычное имя – Иветта, – после долгой паузы печально сказал Аркадий.

Инна заметно нервничала, но старалась выглядеть спокойной:

– Ну почему же необычное? Во Франции полно Иветт.

– У вас французские корни? – оживился мужчина.

– Ну почему же только корни? У меня и ветки все французские… – Инна сделала глоток эспрессо и решительно сказала: – Слушайте, Аркадий, давайте начистоту: это все рекламный трюк, понимаете?

Аркадий изобразил на лице удивление.

– На самом деле зовут меня вовсе не Иветта, а Инна. Мне не двадцать семь, а все тридцать пять, и я серьезно подумываю о том, чтобы сделать липосакцию. И наконец, я не джазовая певица, а бухгалтер в рекламном агентстве «Последний шанс». И еще у меня есть дочь-семиклассница с трудным характером и тройкой по географии во второй четверти. Теперь, когда вы знаете обо мне всю правду, мне хотелось бы рассчитывать на взаимность.

Инна выжидающе-пристально посмотрела на мужчину. Тот улыбнулся:

– Согласен, но меня на самом деле зовут Аркадий…

12

Несмотря на то что рабочий день уже закончился, в директорском кабинете в желтом электрическом свете Кирилл Кириллович и Ираклий обсуждали концепцию нового рекламного буклета. Рабочий стол Кирилла Кирилловича был завален яркими проспектами и образцами последней коллекции. Ираклий держал в руках бюстгальтер. Лицо его было вдохновленным, а голос возвышенным:

– По моему глубокому убеждению, мужчина со школы должен знать бюстгальтер лучше, чем автомат Калашникова, – чтобы разбирать с закрытыми глазами!

– Смелая мысль, – отозвался Кирилл Кириллович, протирая стекла своих очков бельем из изысканной розовой ткани.

– Лично для меня женская грудь гораздо важнее автомата. О трусах я вообще не говорю.

Директор посмотрел на часы:

– Ближе к делу.

– Кирилл Кириллович, можно задать вам один личный вопрос?

Кирилл Кириллович надел очки:

– Ну, попробуйте.

– Можете вы точно сказать, какой размер груди у вашей жены?

– Точно? – уточнил директор.

– Точно, – подтвердил Ираклий.

Кирилл Кириллович на секунду задумался:

– Могу, – уверенно сказал он. – Вот такой, – и при помощи рук попытался изобразить на себе нечто неопределенной формы, не говоря уже о размере.

– Так я и знал! – с готовностью резюмировал Ираклий. – Только что я провел телефонный опрос среди своих знакомых. Выяснилось, что многие из них знают все об автомобиле своего друга, но практически никогда не могут назвать точный размер бюстгальтера своей собственной жены. Поэтому я предлагаю сделать для магазина женского белья галерею искусственных женских грудей.

– Галерею?

– Да. Целый стенд силиконовых образцов женских бюстов различных размеров и форм. Это наверняка поможет мужчинам не только определить нужный размер на глаз или на ощупь, но и примерить купленную вещь на подходящий экземпляр! – Ираклий чуть было не захлебнулся от восторга, в который его ввела собственная мысль, но усилием воли сдержался – сделал паузу и умерил пыл. – Понимаю, что это работа не одного дня, но я готов в свое личное время проводить селекционный отбор… Ну, в смысле искать образцы грудей и все такое…

13

Из кафе открывался вид на улицу. Проезжавшие мимо машины гирляндами фар освещали Бульварное кольцо. Уже достаточно редкие листья на деревьях разноцветно подсвечивались рекламными огнями. Окна жилых домов теплыми желтыми мазками лежали на зданиях.

На столе перед Инной и Аркадием стояли тарелки с остатками еды и два бокала со следами красного вина на донышках и стенках. Инна посмотрела на часы. Аркадий тут же отреагировал, подозвав официантку:

– Посчитайте, пожалуйста.

Официантка кивнула и отошла.

– Видите ли, Инна, – сказал Аркадий доверительным баритоном, бархатным, как театральный занавес. – В моем положении очень трудно встретить порядочную девушку.

– Отчего же?

– В местах, где я бываю, все только и обращают внимание на то, в какой машине я приехал, во что одет и сколько у меня телохранителей… Мне кажется, вы не такая.

Инна подтвердила, отрицательно покачав головой:

– И сколько у вас телохранителей?

– Сегодня ни одного. Устроил им выходной. Да и сам в кои-то веки от них отдохну. – Аркадий мягко улыбнулся в обе стороны выбритых до синевы щек.

– Вы что, олигарх? – не утерпела Инна.

– Нет, я скромный директор одного муниципального предприятия.

«Муниципального – это хорошо», – решила Инна.

– По крайней мере, у вас легальный бизнес.

– Абсолютно, – заверил ее Аркадий.

Официантка принесла счет. Аркадий залез в один карман, затем в другой… У него оказалось очень много карманов, но все они, по всему видно, были пусты.

– Кажется, я забыл портмоне.

– Ничего, – сказала Инна, – я заплачу.

Аркадий еще раз бегло пробежался по карманам:

– Простите, неловко как-то получилось.

– Ничего страшного.

Они вышли из кафе. Ветер обдул их поздней осенью, звуками улицы, шелестом листьев… Бронзовый Пушкин на постаменте задумчиво смотрел себе под ноги.

– Хотите, я вас провожу? – спросил Аркадий. – Давно не ходил пешком. Заменательная погода. Я даже машину не стал забирать из гаража.

– У меня есть проездной. Могу прокатить вас на метро, – без особого энтузиазма предложила Инна.

– Отличная идея! Сто лет не был в метро!

14

Примерно в это же время Жора возвращался домой. Запланированный на вечер переезд друга отложился на неопределенное время по техническим причинам – поломалась машина, в которой предполагалось перевозить вещи. Жора пересек двор, поздоровался со встреченными соседями, напевая себе под нос привязчивую мелодию из рекламного ролика про новый стиральный порошок: «Порошочек-порошок. Ты попробовал, дружок?», вошел в подъезд, легко взбежал на два лестничных пролета, открыл ключом дверь. «Порошочек-порошок…»

– Это я! – провозгласил Жора из коридора. – «Порошочек-порошок…» Представляешь, а Сашка-то сегодня не переезжает. – С этими словами он вошел в комнату…

В детстве мы часто верим в то, чего на самом деле нет, а когда становимся взрослыми – не верим в то, что есть на самом деле. Вот и Жора не сразу поверил своим глазам. Только сердце отчего-то как-то обмерло и замолчало, а потом опомнилось – забилось, заколотилось, да так громко, как недавно у соседей за стеной грохотало, когда они там рушили стены, и не было от этого никакого спасения.

Жена стояла вполоборота к Жоре. Из одежды на ней были только трусы, а бюстгальтер она спешно застегивала прямо на глазах у огромного незнакомого (во всяком случае, Жоре) мужика, судя по всему, уже успевшего одеться. Лицо его было красным и влажным от пота.

– Машина не пришла… – вдруг совершенно некстати выскочили застрявшие еще в коридоре, явно с истекшим сроком годности слова.

Жора почувствовал внутри себя ток, пробежавший по позвоночному столбу, и сжал трясущиеся пальцы в кулаки.

– Как же, Катя, ты могла?! – сказал он срывающимся на свежеоциклеванный паркет голосом.

Жена, застегнув бюстгальтер и накинув на себя махровый халат лицемерного цвета невинности, бросилась к нему:

– Жора! Это… это не то, что ты подумал!

– Ага! – с тонким сарказмом произнес Жора, отмахнулся от жены и резко вышел из квартиры, громко хлопнув дверью.

15

Кирилл Кириллович как завороженный смотрел на Илону. А Илона блестела глазами и трепетала ресницами:

– Мне всегда нравились мужчины в возрасте. С ровесниками просто не о чем разговаривать.

Она аккуратно взяла губами трубочку и потянула через нее апельсиновый фреш из высокого стакана. Сок побежал по пластмассовой соломинке, и Кирилл Кириллович почувствовал, как и по его артериям стремится кровь, преодолевая сопротивление сосудистого русла. Вспомнил о том, что не выпил свою вечернюю таблетку от давления и еще одну – от холестерина.

– Прости, а тебе сколько? – решил уточнить Кирилл Кириллович.

– Двадцать четыре! – с радостью ответила Илона, как бы взяв свои слова в кавычки при помощи симметричных ямочек на щеках.

– Двадцать четыре… – прошептал Кирилл Кириллович и незамедлительно вспомнил пророческий разговор со своим бухгалтером.

Кирилл Кириллович подлил себе чаю с листьями успокаивающей мяты.

– А тебе?

– Пятьдесят пять.

У Илоны зазвонил телефон. Она взяла трубку, но не стала отвечать на вызов, а принялась крутить ею под носом у Кирилла Кирилловича и даже пританцовывать на стуле.

– Узнаешь? Узнаешь? Ну? Ну? Кто это?

Кирилл Кириллович был озадачен:

– Откуда ж я знаю? Это же тебе звонят.

Илона досадливо ударила ладонью по своей оголенной, загорелой коленке:

– Да нет, кто эту песню поет?

Кирилл Кириллович повернул ухо в сторону телефона и честно вслушался в рингтон:

– Не знаю… Не помню…

– Правда? – искренне удивилась Илона.

«Правда?»… Теперь, когда тебе уже пятьдесят пять и каждый год на счету, если и задумаешь искать правду, то разве что в терапевтическом справочнике или в районной поликлинике.

– Это же Дима Билан! Тебе нравится Дима Билан?

– Конечно. Дима Билайн – это… это супер!

– Да не Билайн, а Билан!

– Я так и сказал, – зачем-то начал оправдываться Кирилл Кириллович.

– А у тебя какая модель? Покажи.

Кирилл Кириллович нехотя достал из кармана свой допотопный, несуразный мобильник и положил его на стол:

– Вот.

Илона расширила свои и без того огромные глазищи, стремительно прикрыла рот ладошкой и зашлась смехом, похожим на скачущих солнечных зайчиков. Она указывала пальцем на этого монстра, на этот артефакт, на этот антикиферский механизм, который лежал перед ней, как жук, оказавшийся на спине с беззащитным брюшком из кнопок. Кнопки эти были уже изрядно затерты от частого и долгого употребления. А цифра «5» то и дело залипала. Возможно, это самая часто набираемая цифра. В одном только номере его жены аж четыре пятерки. Наверное, есть какой-то лимит нажатий каждой кнопки, как, скажем, включений/выключений лампочки, не говоря уже о количестве сокращений сердечной мышцы…

Илона перестала смеяться, оставив на лице только улыбку с ямочками.

– Прикольно! Ты его в антикварном купил? Какой это век?

Он смотрел на свой мобильник, по форме очень напоминавший гроб, и никак не мог отделаться от навязчивой рифмы с собственной жизнью, от напрашивающейся метафоры и очевидной параллели. Он смотрел на устаревшую модель телефонного аппарата так, как будто сам уже выработал заложенный в него ресурс, так, как будто ему самому только что был поставлен смертельный диагноз. Кирилл Кириллович почти физически ощущал, что и в нем уже давно залипло множество жизненно важных «кнопок», что уже не так хорошо, как прежде, он ловит сигнал, что батарейка не держит заряд, как раньше, а корпус разболтался и вот-вот развалится.

– Ну это же полный отстой! Тебе нужно срочно сменить мобильник! Ты же директор! Вот смотри!

Она приблизилась к Кириллу Кирилловичу и стала демонстрировать достоинства своего телефона, скользя ловкими пальцами по сверкающему сенсорному экрану:

– Смотри, какой он быстрый! Двухъядерный процессор! Здесь у меня фотки… Камера – восемь миллионов пикселей!

Кирилл Кириллович следил за ее легкими пальцами, чувствовал рядом ее дыхание, запах апельсинового сока, каких-то духов, впитывал изгиб ее шеи, легкую осиплость голоса, упавшую на глаз прядь волос… «Вьется локон золотой…» – вспомнилось, кажется, из Пушкина. Хотя локон был не золотой, а каштановый. Вернее, как стекающий каштановый мед. И вился. И ушная раковина тоже завивалась очень нежно, романтично и трогательно.

– А здесь музыка!

Кирилл Кириллович давно не наблюдал за молодыми женщинами с такого близкого расстояния. Но как выяснилось, с такого близкого расстояния он еще никогда не наблюдал и за собственной старостью.

– А здесь видео!

Внезапно «гроб» на столе зашевелился и стал испускать пронзительные трели.

– Ну что это за звонок? Хочешь, скачаю тебе Диму Билана? – предложила Илона.

Кирилл Кириллович взял трубку, но прежде чем ответить на звонок, улыбнулся Илоне:

– Конечно. Сейчас. Секундочку.

Голос жены звучал как будто с того света.

– Да, милая, – ответил Кирилл Кириллович.

Она часто ходила на прием к косметологу, делала какие-то витаминные уколы, чтобы разгладить морщины на лице и повысить эластичность кожных покровов, мазалась какими-то мазями, кремами, масками, записывалась на какие-то пилинги, массажи, принимала омолаживающие ванны… И при этом говорила, что хочет состариться вместе с ним. Кирилл Кириллович только сейчас понял, что не хочет «стариться» вместе со своей женой. Он вдруг понял, что вообще не хочет стареть.

– Я? Работаю. Как ты? В дороге? Ну, будь осторожна. Я тоже. Не волнуйся. Со мной все хорошо. Я выпью, спасибо, что напомнила. Тебе не о чем беспокоиться. Правда-правда! Да, конечно. Позвони, когда будешь у мамы. И я тебя, пока.

Кирилл Кириллович виновато улыбнулся Илоне.

– Жена?

Он кивнул.

– А жена у тебя такая же, как телефон?

Он снова уперся взглядом в свой мобильник, который лежал перед ним на столе. Затем взял его и спрятал в карман.

– В некотором смысле, – ответил уклончиво.

– В каком смысле? – продолжала настаивать Илона, кокетливо наклонив голову на бок и сощурив глаза.

– Я к ней привык…

Илона хмыкнула:

– Человек вообще ко всему привыкает.

– Это точно…

И тут она протянула руку, дотронулась до его щеки, и он почувствовал, как все мрачные мысли тут же куда-то испарились. Пальцы ее были одновременно и теплыми, и прохладными. Он посмотрел Илоне в глаза и прижал ладонью ее руку. Она улыбнулась и сказала:

– Вообще-то, мне кажется, тебе надо сменить имидж.