Текст книги "В этой старой гостинице на берегу"

Михаил Башкиров
В этой старой гостинице на берегу
^{Триптих}

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Шабашник с юга

1

Мы загнали машину в ограду.

Виктор остался сливать воду и прятать «дворники» с зеркалами, а я мимо покосившейся кладовки, мимо кучи свеженапиленных дров, через боковое крыльцо прошел в гостиницу и осторожно постучал в дверь, третью справа по коридору.

Раздался знакомый голос тети Маши.

– Покоя от вас нет…

Узрев меня за порогом, она высвободила мощные руки из карманов широченного халата и протянула мне навстречу вместе с массивной связкой разнокалиберных ключей.

– А я-то, старая, думаю, куды вы запропастились… Осень ужо, а вас и не видно… Пять годков у нас, и на тебе… Сменщица моя, Дарьюшка, так покоя не дает – когда, мол, геологи приедют… Глупая, для нее все с рюкзаками – геологи, а про землеустроителев она и слыхом не слыхала…

Я извлек из полевой сумки большую шоколадку и презентовал тете Маше.

– Вот внучке-то будет радость… А вы идите, располагайтесь в шестнадцатом, там открыто!

– Опять в апартаменты шабашника? – сказал я весело. – Помните, в прошлом году он всю ночь выступал, как на митинге? Помните?

В руках у тети Маши хрустнула шоколадка.

– Его же, сердешного… Его же по лету…

Лицо ее как-то враз постарело, и маленькая слезинка нехотя выползала из скопища морщинок.

– Зарезал, бич проклятый… Он его, как человека, к себе в бригаду взял… Отговаривали люди, отговаривали… Не послушал…

Она присела на диван.

– Господи, что же это делается, господи… Ведь у него семеро осталось… Семеро…

Мал-мала меньше…

2

Новый постоялец ворвался в номер, выдернул из кожаной куртки бутылку водки и с грохотом выставил на стол, рядом с мутным графином и щербатым граненым стаканом.

Мы с Виктором переглянулись и, как ни в чем не бывало, продолжали сидеть на койках.

– Будем знакомы, дорогие мои!

Сдернул куртку и, оставшись в тельнике с засученными рукавами, надвинулся на меня.

– Бригадир шабашников, а для друзей просто Гоча.

Я привстал и пожал его квадратную, изрядно намозоленную ладонь – газета у меня на коленях шумно смялась.

Крякнув, он развернулся на месте, отыскал глазами Виктора и, покачиваясь, двинулся на него.

Виктор предусмотрительно отложил в сторону транзистор и шагнул навстречу.

– Ребята, я в этом номере всегда останавливаюсь. Тетя Маша уважает и мою койку всегда для меня держит…

Прищелкнул языком.

– Не бесплатно, конечно!

Знакомство состоялось.

– У меня сегодня праздник… Я бы не сказал, что очень большой праздник, но достаточный для того, чтобы его отметить в нашем узком кругу!

Дверь открылась, и в комнату нерешительно вошел дядечка с большим, туго набитым портфелем.

Долго поворачивал голову сначала справа налево, потом слева направо и наконец выдавил из себя впрок заготовленную фразу:

– Мне сказали, что здесь одна коечка свободна.

А, подумав, добавил для убедительности:

– Мне только на ночку… До утрешнего автобуса.

– Проходи, дорогой, гостем будешь!

Шабашник, одним ловким движением коротких пальцев содрал пробку с бутылки.

– Места на всех хватит!

Дядечка продолжал топтаться у дверей.

– Ты что, русского языка не понимаешь?

Шабашник приблизился к дядечке и добродушно вырвал у него портфель.

– Проходи, тебе говорят! Не порти момент!

– Премного благодарен, премного благодарен… Мне только ночку, до первого автобуса… Только на ночку.

Шабашник поставил портфель на свободную кровать у окна, открыл шкаф и достал оттуда еще одну бутылку с чем-то густым и темным.

– Гранатовый сок… Из дому привез… Специально берег для такого случая… Представляете, о таком подряде договорился – все пальчики оближешь! Ох, и развернемся будущим летом! Не стыдно будет в Баку показаться…

Дядечка спрятал портфель далеко под кровать, торопливо разделся и нырнул под одеяло.

Мы даже не слышали, как он дышит.

– Странная у меня судьба, представить себе страшно, какая странная.

Шабашник откупорил зубами бутылку с соком и добавил несколько капель в водку.

– По рождению – грузин, проживаю и прописан в знойном Баку, вот уже десятый год строю в Сибири дома и коровники… И, надо сказать, строю прекрасно!

– За такие деньги, которые вы зашибаете, можно и дворец отгрохать.

Виктор подсел к столу и стал смотреть, как шабашник с юга перемешивает водку с гранатовым соком.

– Деньги даром никому не дают.

Шабашник посмотрел бутылку водки на свет.

– От темна до темна, без выходных, до холодов…

– Что-что, а вкалывать вы умеете.

Виктор повернулся ко мне.

– Как, начальник, насчет баночки тушенки?

– Давай, – сказал я. – Да попроси у тети Маши сковородку, не холодной же давиться.

– Минуточку.

Шабашник снова открыл шкаф и достал откуда-то снизу две большие фиолетовые луковицы.

– Тушенка, конечно, не шашлык…

Дядечка продолжал камнем лежать под одеялом.

– Деньги, деньги… – сказал шабашник, когда Виктор хлопнул второпях дверью. – У меня в Баку – пять мальчиков и две девочки, и жена не работает… Деньги… Да в соседней деревне, здесь, в десяти километрах, женщина – молодая, красивая… У нее мальчик и девочка… Много, да… Скажешь, нехорошо делаю… Там семья, тут семья… Но ты посмотри, посмотри!

Он задрал тельняшку и показал грудь, сплошь покрытую седыми волосами.

– Жизнь, считай, прошла!

В комнату заглянул Виктор:

– Один момент!

– Знаю, ты меня за человека не считаешь, – сказал вдруг шабашник глухо, как будто внутрь себя. – Ну, честно…

– Какая разница, – я подсел к столу. – Вы же все равно останетесь самим собой… Вы просто не сможете по-другому…

– Клянусь!

Шабашник ударил кулаком по столу – стакан подпрыгнул и опрокинулся.

– Клянусь! Поставлю детей на ноги и брошу враз шабашить…

– Думаете, они вам за ваши труды спасибо скажут?

– У тебя дети есть, ну хоть один?

– Извините, но я холост и до тридцати лет решил погулять свободным от всяческих пут.

– Тогда не поймешь… Мне от них ничего не надо. А вот спать спокойно не могу, самый жирный кусок в горло не полезет, если не сделаю для них всех, понимаешь, всех, что могу, и пока я могу много. В мою бригаду любой – с радостью! Да, я получаю две доли, но зато фронт работ – обеспечиваю, снабжение материалами – обеспечиваю! И работаю вместе со всеми! Поблажки – ни себе, ни другим.

– Как же вас после этого не уважать!

– Не надо так, прошу тебя, не надо… Хочу, страшно, до боли хочу, чтобы мои дети получили высшее образование. И поверь, они его получат. Но не хочу, чтобы они стали такими, как ты… Сидишь, помалкиваешь, ухмыляешься… Думаешь: треплет мужик зря…

Нарисовался Виктор и пристроил шипящую сковороду с разогретой тушенкой на стол.

– Кушать подано!..

3

Потом была долгая ночь.

Дядечка стонал под одеялом, переживая за портфель.

Виктор глазел на пьяного шабашника, приложив транзистор к уху.

Я молча, изредка снисходительно улыбаясь, слушал излияния бригадира, который все пытался доказать правильность своей жизненной позиции…

4

Я прошел в шестнадцатый номер.

На кровати шабашника сидел юнец с редкими усиками и ковырял маленьким ножиком под ногтями.

– А я нашему другу из Баку сюрприз приготовил! – сказал, входя в комнату, Виктор. – Извиняюсь… Неужели он изменил себе и перебрался в другой номер? Или бросил шабашить?

– Бросил! – сказал я и почему-то вспомнил уставшие глаза тети Маши и ее беспомощно лежавшие на коленях руки. – Навсегда бросил!..

Опоздавшая группа

1

В тот день Виктор с утра загулял.

Такое с ним случалось не часто, но если случалось, то надо было просто переждать пару дней, а затем все входило в привычную колею.

После срыва шофер становился покладистым и особенно добрым.

Пил он один, закрывшись в будке машины, там и ночевал, в спальнике, накинув сверху палатку.

Я съездил на автобусе в книжный магазин, сходил в столовую, вернулся в гостиницу пешком, через понтонный мост, и, придя в пустой номер, улегся поверх одеяла…

2

Проснулся я от дружного топота ног и гула голосов.

Ничего не соображая, перевернулся набок и тут увидел, что вся комната забита туристами.

Все прокопченные, обветренные, в штормовках, стоящих коробом, вязаных шапочках.

Они перетаскивали из угла в угол брезентовые тюки и сложенные пополам весла.

Я подпер голову рукой и стал наблюдать за шумной компанией.

Но на меня не обращали никакого внимания.

Тогда в знак протеста я повернулся обратно к стене, впечатал щеку в подушку и сделал вид, что сладко сплю.

Дверь ежесекундно хлопала.

Стекла в окнах досадливо вздрагивали.

Мне даже показалось, что с потолка сорвался увесистый кусок штукатурки…

И вдруг – тишина…

Только из коридора доносилось эхо удаляющихся шагов.

Рванули, наверное, в столовку или по магазинам… А может, у них какое-нибудь мероприятие запланировано… Им без этого никак нельзя…

Довольный, я соскочил с кровати, сунул ноги в сапоги, потянулся и услышал смех.

За столом сидела маленькая, худенькая, остроносая и веселая девица.

Что-то лихо чиркала карандашом в каких-то бумагах.

– Ничего смешного во мне нет, – сказал я строго. – Ворвались, как стадо, подняли гвалт…

– Они всегда так. Радуются, что кончилось утомительное, изнуряющее путешествие, которое представлялось легкой прогулкой.

– Они… – повторил я и сел за стол напротив нее. – А вы разве не из беспокойного племени туристов?

– Для них это долгожданный отдых, для меня – всего-навсего работа.

Она встала, подошла к зеркалу, висевшему на стене.

– Последняя группа в этом сезоне, да и то запоздали из-за погоды.

– Маршрут-то хоть интересный? – спросил я и стал украдкой наблюдать, как она поправляет светлые, коротко остриженные волосы.

– Сначала по Байкалу на теплоходе, потом через перевал к истоку Лены, дальше – вниз на байдарках, а отсюда до города – автобусом, обычным, рейсовым.

– И много желающих?

– Хоть отбавляй.

Она повернулась ко мне.

– У нас в Риге этот маршрут пользуется какой-то дикой популярностью.

– Да, все правильно: одним – работа, другим – отдых, – сказал я. – Мотаешься по тайге, мотаешься…

– А я думала, вы все время на кровати проводите!

Она вновь рассмеялась, на этот раз нисколько не сдерживая себя.

– А я думал, инструктору полагается быть серьезнее.

– Не надо обижаться.

Она подошла ближе.

– Это ваша машина в ограде стоит?

– Не повезло, – сказал я. – Если бы Виктор был в форме, прокатились бы с ветерком.

Вблизи она выглядела гораздо старше.

Особенно меня поразили ее руки – загорелые, крепкие, с шершавой кожей.

И нос у нее был совсем не острый, так только казалось из-за глубоко посаженных серых глаз.

Теперь я заметил, что улыбка ей дается с трудом и усталость чувствуется в каждом жесте.

– Давайте помолчим, – сказала она, и лицо ее стало серьезным и строгим. – Пожалуйста, помолчим…

Она стояла рядом со мной.

От ее толстого свитера пахло дымом костра.

Сколько прошло времени, не знаю, но она вдруг вздрогнула, как бы о чем-то вспомнив, важном и срочном.

– Мы же даже с вами еще не познакомились, – сказал я почему-то шепотом. – Как вас зовут?

И тут в коридоре послышался топот множества ног.

Он нарастал, как лавина, – неумолимо и страшно.

Я увидел, как напряглось ее лицо, но тут же на губах появилась дежурная улыбка.

Ее обступили туристы – все прокопченные, обветренные, в штормовках, стоящих коробом, вязаных шапочках…

3

Вместе со мной в номере ночевала мужская половина группы.

Я пробовал затевать с бородачами беседы, но ничего, кроме дюжины пошлых анекдотов, не получил.

А утром, когда я еще спал, они уехали.

Мне снилось, что я брожу с инструктором по нашему городу.

Была весна, по набережной, густо облепленной цветом черемухи, шли мы, сцепив руки.

Лепестки осыпались и трепетали у наших ног…

4

И только через три дня, совершенно случайно я обнаружил у себя в кармане, записку на блокнотном листе:

«Прости меня. Когда я забежала сказать тебе одно только словечко, ты так крепко спал. Моим скитаниям приходит конец. В ноябре у меня свадьба. Будь счастлив и, прошу, избегай туристских маршрутов».

Я поднялся со ступеньки крыльца, отшвырнул давно погасшую сигарету и вернулся в номер.

Протрезвевший Виктором резался в дурака с командировочным по заготовке леса…

Пудель Кеша

1

Артисты приехали поздно ночью.

И до утра продолжалась беготня по коридору.

Кое-кто, не успев устроиться, пробовал голос, кто-то пиликал на аккордеоне.

Мне даже сквозь сон показалось, что под нашей дверью тонко и жалобно тявкнула собака.

В столовой за завтраком Виктор сообщал последние новости, уплетая омлет и обжигаясь какао:

– Тетя Маша сказала, что приехали артисты из Ленинграда. Две бабы и четыре мужика. С ними собака ученая. Вся в завитушках, а на хвосте кисточка. Будут концерты давать в Доме культуры. Один мужик, представляешь, в комнате тети Маши полчаса шесть ложек враз подкидывал… Ну прямо как в телевизоре!

2

Весь день мы болтались по полям соседнего совхоза.

Мерили валы, пересчитывали пни и валежники.

В общем, успешно добирали до плана недостающие гектары, а когда вернулись в гостиницу, артисты уехали давать концерт…

3

Вернулись они поздно ночью.

Опять кто-то пробовал голос, как будто не напелся на концерте.

Аккордеон не пиликал, а выдавал связные мелодии.

Радостно лаяла собака…

4

На следующее утро мы с Виктором поднялись пораньше и, чтобы не терять времени на столовую, перекусили в номере вчерашними холодными котлетами.

Судя по тишине, артисты спали основательно и наверняка до обеда.

Стараясь не шуметь, мы вышли во двор к машине.

Светало.

Иней ровно лежал на крыше кладовки, на двух треснутых досках возле крыльца.

Виктор отомкнул будку и протянул мне канистру.

Даже сквозь перчатки чувствовался холод металла.

Я вышел на берег и хотел было спрыгнуть на гальку, как услышал слабое повизгивание.

На мостках, возле самой воды, сидел мужчина спиной ко мне.

Рядом с ним, виляя хвостом, стоял белый пудель с бантом на шее.

Мужчина не отрываясь смотрел на воду.

Одной рукой он поддерживал меховую куртку на плечах, а другой поглаживал морду собаки.

Пудель все пытался лизнуть руку хозяина.

Ветер с реки обжигал мне лицо.

Канистра холодила пальцы.

А я стоял вдалеке от воды, не в силах потревожить задумавшегося человека и разыгравшуюся собаченцию.

– Вот, Кеша, – сказал мужчина и повернул морду пуделя к воде. – Великая сибирская река Лена!

Тут мое терпение лопнуло, и я со всего размаху приземлился на сизую гальку и, стянув перчатку, сунул канистру боком в воду, и она сразу забулькала.

– Доброе утро, – сказал мужчина, подымаясь.

Пудель вильнул хвостом.

Я не ответил.

Канистра наполнялась медленно, пальцы задубели.

– Кеша, пошли отдыхать.

Мужчина подсадил на берег пуделя, взобрался сам и, не торопясь, пошел к гостинице…

5

И вот теперь, в утро, похожее на то, я стоял на том же месте и смотрел на пустые мостки, на широкую быструю реку, на противоположный берег, где по взгорку лезли домишки с белыми шиферными крышами, в небо тянулись дымки.

За моей спиной зашуршала трава.

Как будто невесть откуда взялся пудель Кеша и помчался ко мне, как к старому знакомому, высунув язык.

Я обернулся.

Черная дворняга шарахнулась в сторону.

И вдруг я понял, почему тот человек разговаривал с пуделем, сидя у воды…

И почему инструктор написала мне, чужому, записку…

И почему шабашник не спал всю ночь, пытаясь закончить свой монолог…

Собачонка спряталась между бревен.

Я посмотрел на гостиницу.

Длинный забор с выломанными досками, а дальше – широкие одинаковые окна с узкими открытыми форточками.

В крайнем окне дрогнула штора.

Может быть, в этот момент кто-то пристально смотрел на меня и догадывался, почему я торчу на берегу с пустой канистрой…