Текст книги "Личность и профессия. Воля как предмет функциональной психологии"

С другой стороны, существуют самые убедительные доказательства того, что под влиянием опыта, специальных упражнений или профессиональной деятельности особенности типа представлений могут сильно изменяться. Так, Мейман сообщает о себе, что, обладая чистым слуховым типом представлений, посредством специальных упражнений он развил в себе способность зрительного представления и мог производить умственные вычисления, зрительно воспроизводя нужные цифры. Однако вычислительные операции, производимые в зрительных образах, для него все же были более трудными, протекали медленнее, требовали всегда особого напряжения, и как только он освобождал себя от этого напряжения, так сейчас же возвращался к основному способу работы – с помощью слуховых представлений с некоторым участием речедвигательных. Американский психолог Болдуин также сообщает о себе, что, когда он размышляет на немецком языке, то у него преобладают слуховые и двигательные образы; напротив, когда он переходит на французский язык, то возникают зрительные и двигательные образы. Сам он объясняет это тем, что немецкий язык он изучал в Германии разговорным путем, а французский – в школе, с помощью грамматики, чтения и письменных упражнений. Другими словами, здесь тоже устанавливается зависимость характера представлений от опыта. Нет никакого сомнения, наконец, что профессия оказывает сильное влияние на тип представлений точно таким же образом, как это могут делать специальные упражнения.

В общем из изложенного надо сделать тот вывод, что итоговый результат в отношении типа представлений всегда получается за счет взаимодействия обоих главных факторов. При этом, если у человека есть сильное наследственное предрасположение в одном каком-либо направлении и в жизненном опыте своем он будет упражнять как раз эти сильные задатки, то результат получится наилучший, оба фактора будут действовать в этом случае согласованно. Напротив, если человек упражняет (профессиональной деятельностью или каким-либо другим путем) слабые задатки, не используя сильных, результат получится наихудший, так как внутренний и внешний факторы в этом случае будут действовать несогласованно друг с другом. Ущерб, который несет личность в последнем случае, сводится к тому, что с помощью своих слабых задатков она все равно не достигнет тех высших результатов, каких могла бы достигнуть, опираясь на сильные задатки, а с другой стороны, эти последние, не получая стимулов для развития, неизбежно ослабевают и глохнут. Надо думать, что такое положение дела имеет общее значение и относится не только к особенностям типов представлений.

Из отдельных сторон в организации личности упомянем еще, как об особенно важной, о темпераменте. Как известно, этим термином обозначаются особенности людей в отношении способа их реагирования на воздействия окружающего, причем главным образом в отношении силы и скорости реагирования. Исстари существует четверное деление темпераментов: холерический, сангвинический, флегматический и меланхолический, удерживаясь до сих пор на ряду с новыми классификациями. Значение особенностей темперамента в жизни человека и в его деятельности вполне очевидно. Темперамент, может быть, более, чем что-либо другое, окрашивает общий облик человека в определенные тона; сводясь всецело к особенностям формального порядка (сила и скорость реакций), темперамент сообщает как бы определенную рельефность всем остальным качествам личности в отношении содержания ее одаренности, причем каждый темперамент сообщает особый рельеф. Значение этих особенностей для практической деятельности вполне понятно, так как разные виды практической деятельности предъявляют далеко не одинаковые требования в отношении силы и скорости действий человека. Спокойная работа в тиши кабинета и руководство движением масс во время боя представляют явным образом совершенно различные условия с данной точки зрения. Народные вожди, выдающиеся полководцы и вообще люди, организующие массы, руководящие ими, ведущие их на борьбу и даже на смерть, представляются нам с совершенно иными свойствами всей своей натуры и, в особенности, своего темперамента, чем представители тех профессий, в которых пассивная (в смысле действия), чисто созерцательная сторона деятельности, как, например, у художников, иногда является основной и преобладающей. Это отнюдь не исключает того, что среди художников можно встретить нередко самых настоящих холериков; особенности этого темперамента отразятся неизбежно не только в их жизни вообще, но и в их творчестве. Но обратное положение вещей представить себе уже трудно – трудно представить «вождя» с чертами меланхолика; такая комбинация могла бы получиться только разве в результате ошибки в «профессиональном самоопределении».

По вопросу об отношении темперамента к наследственности новейшие исследования Девенпорта показывают, что темперамент подчиняется законам наследственной передачи свойств, в частности законам Менделя. Это, разумеется, не исключает влияния на особенности темперамента человека условий его жизни, в частности профессии; здесь имеет место тоже взаимоотношение двух данных факторов, что и во всех других случаях.

Отношение наследственности к одаренности человека в целом, по причинам, указанным выше, легче проследить в тех случаях, где одаренность окрашена ограниченным комплексом специфических свойств. Исследования таких случаев показывают, что законы Менделя имеют силу и в этой области. Так, например, генеалогические исследования фамилии Бахов показывают, что музыкальный талант в этом роду может быть прослежен не менее как в 5 поколениях. Среди сыновей гениального Иоаганна Себастьяна Баха было несколько крупных музыкантов. Аналогичные данные, хотя для меньшего количества поколений, известны в отношении родов Бетховена и Моцарта. В отношении математических способностей известен род Бернулли, давший не менее 8 первоклассных математиков. То же самое известно о семье Тицианов в отношении к живописи, о семье Сименсов в отношении к изобретательскому таланту. Указывают, наконец, на потомство известного английского натуралиста и врача Эразма Дарвина, внуками которого были выдающийся Гальтон и гениальный Чарльз Дарвин; среди сыновей последнего в настоящее время один является крупным астрономом, другой – известным ботаником, третий – главою Английского евгенического общества. Гальтон в своей книге «Наследственность таланта» приводит статистические данные, сколько в среднем на известное число выдающихся людей приходится более или менее выдающихся же родственников. По его подсчетам выходит, что на 100 выдающихся лиц приходится 31 выдающийся отец, 41 выдающийся брат, 48 выдающихся сыновей, 17 выдающихся дедов и 14 выдающихся дядей. Аналогичные данные сообщались и другими авторами по отношению к выдающимся представителям науки и искусства.

Большинство упомянутых видов одаренности характерны по своим ярко очерченным и сравнительно ограниченным центральным комплексам. Тем не менее, и здесь механизм наследования уже чрезвычайно сложен, так как каждый комплекс, например, комплекс, лежащий в основе музыкальной одаренности, образуется большим числом отдельных факторов, которые и вступают в разнообразные комбинации друг с другом. Вот как говорит об этом проф. Ю. А. Филипченко, известный знаток вопросов наследственности:[7]7
  Филипченко Ю. А. Пути улучшения человеческого рода, Госиздат, 1924. С. 74 и след.


[Закрыть]

«Очевидно, должно быть весьма много факторов музыкальности, которые очень редко скопляются в одном человеке, делая его гением в этой области, тогда как обыкновенные музыкальные люди получают по наследству и передают своим детям всего один-два таких фактора, Так же обстоит, вероятно, дело и по отношению к другим духовным способностям человека, что чрезвычайно затрудняет изучение их хода наследования; однако, как видно по всему, уже сделанному в данном направлении, и здесь все дело сводится к тем же законом Менделя».

Таким образом, наследственный фактор в одаренности человека, а следовательно, и в профессиональной пригодности его имеет бесспорно весьма большое значение. Вместе с тем не следует забывать того, что одаренность как таковая, есть, в сущности, только потенциальный фактор в организации личности; в действенное состояние этот фактор приходит лишь тогда, когда он вступает во взаимодействие с внешним фактором, со средой, окружающей личность, и со всей совокупностью ее стимулов, причем в этом взаимодействии неизбежно происходят определенные изменения в самой потенциальной основе личности, изменения, ведущие порой к усилению ее, а иногда, наоборот, ее ослабляющие. Профессия, как один из моментов, определяющих проявление потенциальных сил личности, может находиться в весьма различных отношениях ко всей потенциальной основе ее в целом. Во-первых, профессия может вполне соответствовать одаренности человека и сполна ее исчерпывать; это наиболее счастливый случай. Во-вторых, может быть совершенно обратное положение, когда профессия не имеет ничего общего с одаренностью; это наиболее несчастный случай, когда страдает и личность, так как такая дисгармония ведет к понижению ее уровня и даже к извращению, и общество, так как вместо полезного члена оно приобретает бесполезного, а иногда даже вредного и опасного. В-третьих, могут быть такие случаи, когда профессия использует одаренность человека лишь отчасти. В жизни это, вероятно, наиболее частые случаи; здесь мы имеем такое положение вещей, когда человек хорошо и добросовестно делает свое дело, которое по тысяче разнообразных причин выпало на его долю, иногда даже любит его и вполне им удовлетворен, но вместе с тем этот же человек с таким же успехом и удовлетворением мог бы заниматься и другим каким-либо делом, используя иные возможности своей натуры, а может быть, и те же самые. В общем и целом, при нормальных условиях рабочий процесс в каждой профессии представляет собой некоторый синтез внешних, объективных условий деятельности и внутренних свойств производящей данную деятельность личности. Благодаря этому возникают устойчивые типические образования, могущие в одинаковой мере служить как для классификации профессий, так и для классификации личностей.

Данное обстоятельство было правильно учтено проф. А. Ф. Лазурским и использовано в его «Классификации личностей». Полагаем, что здесь будет уместно привести, хотя бы в самых кратких чертах, важнейшие данные из некоторых его характеристик.

Вот прежде всего большая группа людей, которых Лазурский называет непрактичными теоретиками-идеалистами; их общие характерные особенности даны в самом этом названии их. Здесь мы имеем две подгруппы – ученые и художники. На общей основе у тех и других имеются свои отличительные характерные признаки.

В комплексе свойств, характеризующих ученых, центральное место занимает систематическое последовательное мышление. Это вытекает из самой сущности научных занятий, направленных на изучение явлений окружающего мира и законов, управляющих этими явлениями. Настойчивая, методическая работа мысли, сравнивая и обобщая, отдельные разрозненные факты превращает в стройную систему знания. И при всех различиях, какие возможны в деятельности научных работников в зависимости от их специальности, уровня одаренности и индивидуальных особенностей, основой ее всегда остается эта логическая, рассудочная деятельность. Вокруг данной основной черты у чистых представителей данного типа группируются второстепенные и вспомогательные. Среди них отмечается хорошая память, обладание которой представляется очень важным и даже необходимым для научного работника; у ученых, постоянно имеющих дело с изучением внешних объектов, бывает значительно развита наблюдательность, систематическая и планомерная, но вместе с тем односторонняя, ограниченная, главным образом, пределами специальной категории объектов; в эмоционально-волевой сфере наблюдается такая же односторонность: волевая регуляции своими сильными сторонами проявляется только в отношении умственного труда, и эмоции связаны, главным образом, с ним же.

Художники, как и ученые, могут отличаться друг от друга в зависимости от специальности, т. е. от рода искусства, которому они служат, а также и от других факторов, но все их разновидности возникают на общей базе, на одном центральном психофизиологическом комплексе, образующем то, что называется «художественным складом». По Лазурскому, наиболее существенную роль в этом сложном комплексе играют «известные интеллектуальные элементы, тесно связанные, впрочем, также и с некоторыми особенностями эмоциональной сферы: наблюдательность, живая восприимчивость по отношению к внешним впечатлениям, соединенная с ясной, отчетливой памятью; сильно развитое воображение, богатое и яркое; значительное развитие чувствований, постоянно влияющих на суждения и на всю вообще умственную деятельность человека; наконец, склонность к эстетическим переживаниям, могущим принимать, конечно, самые разнообразные формы». Все эти элементы, связанные друг с другом в одно целое, взаимно обусловливая и поддерживая друг друга, и образуют «художественный склад» человека. Основным и центральным элементом в этом комплексе является сильно развитое воображение, тесно связанное с легко возбудимой эмоциональной сферой. Логическая, рассудочная деятельность мышления, столь характерная для ученых, здесь, напротив, выпадает. Это не исключает, конечно, того, что у одного и того же человека оба эти элемента, даже оба отмеченные комплексы, целиком могут совмещаться. Одаренность высшего уровня дает немало таких примеров; Гете, Леонардо да Винчи, Лев Толстой могут служить таковыми.

Непрактичным теоретикам-идеалистам противопоставляются практики-реалисты, характеризующиеся преобладанием эмоционально-волевой сферы и разветвляющиеся от этого общего ствола на несколько подгрупп. Наиболее резко очерченной и в профессиональном отношении наиболее определенной здесь является подгруппа хозяйственных. В комплексе свойств, характеризующих людей этого типа, на первом месте стоят расчетливость, осторожность, выдержка. Обдуманные, рассудочные действия их накладывают свой отпечаток на весь их склад. Чувства и желания, постоянно сдерживаемые в целях тщательного обдумывания предполагаемого действия, утрачивают свою импульсивность и несколько ослабевают и силе, так что и справиться с ними становится не так трудно. Но взамен того они выигрывают в отношении устойчивости и постоянства. Как и в других случаях, не менее характерными, чем указанные положительные черты, для данного типа являются некоторые отрицательные моменты. «Слабая эффективность в связи с недостаточно развитым воображением», говорит Лазурский, «ведет к тому, что эстетическое чувство у этих людей или совершенно отсутствует, или же сводится к примитивным, наивно-утилитарным проявлениям. Им нравится обыкновенно все опрятное, симметричное, аккуратно прилаженное и практически пригодное. Правда, со слов других они знают, что существует и другого рода искусство, что могут нравиться дикие, первобытные пейзажи или бурные, с внешней стороны беспорядочные и некрасивые проявления человеческой жизни; они готовы даже признать такое искусство и восхищаться им, но это восхищение будет всегда неискренним и в значительной степени самому себе навязанным».

Второй разновидностью практиков-реалистов являются властные, или администраторы. В ряду свойств, характеризующих людей этого типа, на первом месте стоит сильная воля, соединенная с ясным сознанием цели, на которую она каждый раз направляется. Способность к энергическому и действительному волевому усилию, настойчивость и упорство в стремлении к цели через все преграды на пути, властное подчинение намеченной цели всех своих проявлений (самообладание), а равно способность подчинять себе других людей, наконец, большая выносливость по отношению ко всяким страданиям, как физическим, так и моральным, – вот комплекс, являющийся основой личностей данного склада. Если энергия этих людей направлена на жизнь и деятельность других людей, образуется тип властного администратора, а на высшем уровне – тип «вождя», ведущего за собой массы и решающего судьбы их. Но та же энергия может быть направлена на явления внешней природы, на борьбу с ее стихиями и грозными явлениями; тогда представителей данного типа надо искать среди путешественников, мореплавателей, воздухоплавателей и т. д.

В двух приведенных разновидностях практиков-реалистов волевые качества являются преобладающими. Если, напротив, у людей этого типа на первый план выступает эмоциональная сторона личности, то весь склад личности сильно меняется, и в результате получается новая разновидность – «общественники». Повышенная эмоциональная возбудимость, связанная с потребностью излить свои чувства другим, делает таких людей общительными, участливыми к чужому горю и радостям. В коллективе они часто являются своего рода социальной спайкой, но это все же отнюдь не руководители коллектива и не его организаторы.

В тех случаях, когда повышенная эффективность не столько выявляется вовне, сколько остается в самой переживаемой личности, приобретая благодаря этому большую глубину, силу и устойчивость, образуется отличная от предыдущей разновидность общественников, и если первую обозначить термином внешне-аффективные или внешне-деятельные, то вторую, соответственно, можно назвать внутренне-аффективными. В профессиональном отношении обе эти разновидности не столь определенны, как другие разновидности практиков-реалистов.

Конечно, приведенные характеристики далеко не исчерпывают всего разнообразия типов, встречающихся в жизни, даже если говорить только о чистых типах, какими являются все приведенные. Но кроме чистых типов существуют комбинированные и смешанные. Они образуются из тех же комплексов, что и первые, но более сложными сочетаниями их. Так, можно встретить людей, у которых особенности чистого типа ученых совмещаются с так называемой «практической жилкой»; в результате получается комбинированный научно-практический тип. Таким же образом возникает тип художественно-практический и др. подобные.

Наконец, было бы упущением не отметить, что в жизни встречаются и такие люди, для которых характерна профессиональная неопределенность. Если эти люди вступают в ряды какой-либо профессии, то они никогда не сливаются со своей работой в одно целое и не дают того, что называется профессиональным типом; самое же главное заключается в том, что в таком положении они оказываются всюду, куда бы жизнь ни бросила их. Эти люди – продукт определенной социальной среды, и думается, что, если наша современная действительность не лишена их также, то только потому, что унаследовала их от недавнего прошлого.

Глава IV

В заключение остановимся на методах исследования одаренности вообще и профессиональной одаренности человека в особенности.

Как было отмечено, человек со всеми его свойствами и способностями является продуктом совместного творческого действия двух факторов: внутреннего – наследственного и внешнего – прижизненного; соответственно этому и методы исследования его конструируются в двух данных направлениях или, вернее, одни методы направлены исключительно на наследственный фактор, другие на человека в целом с особым учетом прижизненных влияний.

Исследование наследственности человека в настоящее время обычно производится двумя путями, из которых один сводится к статистическим приемам собирания и обработки соответствующих данных, а второй называется генеалогическим методом исследования. Надо заметить, что в отношении растений и животных те же самые проблемы решаются полностью экспериментальным методом – путем скрещивания особей, интересующих исследователя в том или другом отношении. К человеку этот метод, конечно, неприменим; в нашем распоряжении здесь остаются вышеуказанные методы, которые сами по себе представляются, может быть, и менее совершенными, чем экспериментальный метод, но при наличии этого последнего в применении к животным и растениям, при нашем знакомстве с основными законами наследственности, установленными экспериментальным путем для растительного и животного мира, они достаточны для того, чтобы проследить действие тех же законов среди людей. Впрочем, оба указанные метода имеют неравноценное значение, а в конечном счете, дополняя друг друга, они, может быть, даже образуют единый метод исследования наследственности человека.

Статистические приемы исследования в применении к изучению наследственности у человека были использованы впервые упоминавшимся выше Гальтоном. Он собрал, например, сведения о росте 204 пар родителей и 928 их взрослых детей. Обработав этот материал, он сделал выводы, которым придавал значение «закона», управляющего наследственной передачей человеческого роста. Впоследствии оказалось, что этот «закон» является лишь обобщающим описанием той фактической картины, которая раскрывается при исследовании статистическим путем большого материала и не может быть признан действительным «законом» подобно, например, законам Менделя. Точно таким же образом могут быть использованы статистические данные для изучения наследственной передачи других признаков, в частности качеств одаренности. Однако, надо заметить, что чем сложнее и тоньше по своему значению интересующий нас признак, тем труднее изучать его статистически. Использование статистических приемов всегда предполагает охват обширного материала, работу над большими числами. Но когда речь идет о тонких признаках одаренности, весьма трудно добиться тождественности понимания таковых в широком кругу лиц, дающих показания; здесь всегда будет более ошибок, чем в тех случаях, когда речь идет о таких явлениях, как рост, вес, цвет глаз, цвет волос и проч. Да и вообще следует сказать, что с помощью статистических приемов мы можем установить наследственный или ненаследственный характер того или иного жизненного явления, но не можем проследить самого механизма хода наследования. Другими словами, значение этих приемов исследования ограничено сравнительно узкими пределами, причем в отношении исследования одаренности пределы эти наиболее узки.

Генеалогический метод дает много больше. Он состоит в составлении родословных различных семейств и в изучении таковых с точки зрения перехода от поколения к поколению, а равно распространения в пределах каждого поколения в отдельности тех или иных признаков. В настоящее время в Западной Европе и Америке существуют специальные исследовательские институты, изучающие генеалогический материал. Полученные данные уже и теперь, несмотря на новизну этого дела, доказывают, что наследственность человека управляется теми же законами, которым подчиняется растительный и животный мир, т. е. законами Менделя. Вполне естественно, однако, что внимание исследователей направляется в первую очередь на явления, легче поддающиеся изучению вследствие своей сравнительной простоты, и в настоящее время более разработанные данные мы имеем в отношении таких сторон человеческого организма, как, например, его наружные особенности (цвет глаз, цвет волос, цвет кожи, рост и проч.).

Необходимо указать, что генеалогические таблицы составляются различными способами. Мы не можем здесь входить в подробное обсуждение этого вопроса и лишь укажем, что весьма важное значение имеет различение двух видов генеалогических таблиц: во-первых, родословных таблиц и, во-вторых, таблиц предков. Первые обычно исходят от одного отдаленного предка и в нисходящем порядке прослеживают все его потомство, носящее одну с ним фамилию. Вторые составляются, восходя от лица, наследственность которого изучается, включая в свой состав предков его в восходящем порядке, причем могут быть различной степени полноты; могут, например, включать только прямых предков, не охватывая боковых линий родственников, или же включать и этих последних. Само собою разумеется, что более ценными должны быть признаны более полные таблицы, охватывающие всех без исключения предков (или потомков) данного лица. Однако техника этого дела представляется довольно сложной и связана с преодолением весьма серьезных трудностей[8]8
  Более подробное обсуждение этих вопросов см., например, в книге: проф. Т. Юдин. Евгеника, изд., Сабашниковых. Москва, 1925.


[Закрыть].

Может быть, кому-нибудь покажется странным, что об этих методах исследования наследственности мы говорим в связи с проблемой профессионального самоопределения. Когда человек уже стоит на распутье и должен выбрать какой-то один путь для дальнейшего следования, тогда, скажут нам, поздно предпринимать дальние и громоздкие экскурсии в его прошлое; нужно, если это возможно, какими-то короткими исследовательскими приемами распознать, что он из себя представляет в данный момент при всех условиях своего прошлого и настоящего, и сделать на основании результатов такого исследования выводы о его будущем. Если же это оказалось бы невозможным, тогда вообще не стоит говорить о научном решении проблемы призвания. Кроме того, скажут, и вообще-то эти методы еще слишком мало дают для исследования наследственной передачи качеств одаренности, чтобы на них можно было опираться при решении вопросов, касающихся призвания. Мы должны были бы признать правильность такого возражения в известном смысле, но вместе с тем не можем признать его существенным с точки зрения принципиальной постановки обсуждаемых вопросов, что для нас и является важным сейчас в первую очередь. Имея в виду прежде всего молодых людей, решающих вопрос о профессии в связи с поступлением в высшую школу, мы не можем не думать в этот момент о той школе, которую они только что оставили, проведя в ней почти десяток лет своей жизни, о задачах этой школы и об ее обязанностях в отношении своих питомцев. И вот когда вопрос ставится в такую плоскость, тогда, конечно, совершенно ясно, что с точки зрения текущего дня данные о наследственности не могут иметь значения при решении проблемы выбора профессии нашей молодежью, но это не значит, что они не будут иметь такого значения с точки зрения завтрашнего или послезавтрашнего дня, или что они вообще не могут приобрести это значение при изменившихся условиях жизни. Мы полагаем, что данная задача относится к тому ряду важнейших задач, которые стоят в настоящее время перед нашей общеобразовательной школой и должны быть разрешены ею в ближайшем будущем. В исторической перспективе наша школа сейчас находится на переломе, по одну сторону которого останется все старое, былое и прошлое, столь хорошо знакомое каждому, имевшему счастье и несчастье провести ряд лет в стенах этой школы; по другую же сторону широко расстилается путь новой школы, наиболее характерным признаком которой является исследовательский подход педагога к учащемуся при одновременном исследовательском подходе последнего ко всем явлениям жизни, которые он самостоятельно изучает. На этом широком пути радикальной перестройки всей школьной организации обязанности школы в отношении исследования учащихся с точки зрения их одаренности, как общей, так и профессиональной, будут учитываться (и уже теперь учитываются) как особо важные, при чем исследование наследственных оснований одаренности, конечно, не может быть обойдено при правильном разрешении всего этого вопроса в целом. Из числа самых убежденных сторонников коротких экспериментальных приемов исследовании одаренности едва ли кто станет возражать против того, что вполне убедительное и исчерпывающее знание одаренности человека мы можем рассчитывать получить только через всестороннее глубокое исследование личности; и такая важная практическая задача, как выбор профессии, задача, от решения которой зависит вся жизнь человека, поистине заслуживает и глубокого и всестороннего исследования. Если в настоящее время при конструировании методов часто приходится стремиться к их особой портативности и краткости, то, конечно, не из принципиальных соображений, а из чисто практических. Действительно, когда человек должен на что-то решиться, не приходится думать о таких исследованиях его, которые очень сложны и по существу своему должны быть длительными, но, может быть, вообще говорить об исследовании при таких условиях уже поздно. Правильное решение задачи в условиях будущего, по крайней мере в основной ее части, предполагает основательную исследовательскую работу над каждым человеком еще до того момента, когда он определенно выходит на путь своего призвания. И, конечно, школа должна служить такому разрешению задачи в первую очередь и главным образом. Что в такой организации всего данного дела заинтересована не только личность, но, может быть, и еще более общество, государство – это совершенно очевидно. Легко также понять, что здесь имеется прямая и тесная связь с научной организацией труда (НОТ) на высшем этапе развития ее, когда эта организация становится не только научной, но и глубоко социальной.

Переходя ко второй группе методов, с помощью которых исследуется сам человек в его данном состоянии, и здесь необходимо указать предварительно на важность изучения прошлого интересующего нас лица, но уже не в родовом смысле, а в индивидуальном. Если задатки и способности человека представлять себе не исключительно в формальном смысле, как образования совершенно безразличные по отношению к содержанию деятельности, в которой они могли бы проявиться, а мыслить в них скрытые тенденции и с точки зрения самого содержания, то станет ясно, что вся совокупность прошлого жизненного опыта данного лица, влияния среды, в которой происходило его развитие, не могут быть безразличными при исследовании его одаренности и ее специальных тенденций. Выше мы указывали на факты наследственной передачи из поколения в поколение, например, музыкальной одаренности, математической и проч. Ради правильного понимания этих явлений во всем их объеме мы должны теперь отметить, что значительная доля тех данных, на основании которых обычно судят, например, о том, что сын унаследовал музыкальные способности своего отца, так как так же, как последний, он стал заниматься музыкой и проявил успехи в этом деле, должна быть отнесена не за счет собственно наследственности, а за счет влияния среды. Ведь это так естественно обратить свое внимание к музыке, независимо от какой бы то ни было наследственности, если вся окружающая атмосфера музыкой пропитана. Равным образом какой-либо род из поколения в поколение может давать преступников, и это найдет полное объяснение в том, что среда, где преступления являются обыденными фактами, служит общим источником данных явлений. Ошибкой было бы думать, что в свете этого положения вещей можно вообще усомниться в значении наследственного фактора и все объяснять средой. Как это, может быть, ни жаль, но сущность явлений всегда оказывается очень сложной, и наша задача заключается в том, чтобы каждому фактору воздать ровно столько, сколько он того заслуживает. Мы уже говорили, что до конца разграничить влияния обоих факторов очень трудно, но учитывать их оба все же всегда необходимо.