Текст книги "Украинский гамбит. Война 2015"

У Сашки на майке и на джинсовой куртке была одна и та же надпись: «Не стреляйте в меня! Я журналист! Это не моя война!» В редакции Косте тоже предлагали сделать такую же надпись, но он подумал, что если суждено умереть в Украине, то так тому и быть, и отказался. Рунов на правах друга даже его поругал:

– Что тебе трудно сделать надпись?! От дурака какого-нибудь убережёшься.

– Не хочу, – ответил Костя, – буду, как пугало. От дурака, может, и уберегусь, а попадусь на мушку профессионалу, который ищет таких, как я. Ты учти, куда мы едем. Мы едем в националистическую Украину, где журналист излюбленная мишень для бандеровцев или этномутантов. Они ради принципа будут стрелять по журналистам, а если увидят, что этот журналист из Москвы – тем более.

Он как в воду глядел. Действительно, вести из Украины приходили не самые радужные. За два месяца боёв там погибло двенадцать журналистов и телевизионщиков, и все из России. Правда, убили ещё одного немца, скорее всего случайно, чем преднамеренно, и тяжело ранили двух французов и венесуэльца. Эти сунулись непотребно куда – в Луцк, в вотчину националистов, и поплатились за любопытство.

Вадим с его доводами согласился:

– Да, пожалуй, ты прав… может, так и лучше? – и посоветовал закрасить надписи на фирменной машине.

Но сделали они это только после Харькова, когда убедились, что надпись «Телевидение Рен-тиви» действительно притягивает к себе излишнее внимание.

Харьков бомбили даже усерднее, чем Донецк, потому как он оказался ближе к границе и там наносились превентивные удары на случай, если русские войдут в город. Разбили в пух и прах университет, площадь перед ним и гостиницу «Украина». Да и вообще, весь центр попортили так, что он предстал перед Костей, который два курса отучился на журфакультете университета имени Каразина, горами кирпича. От былого кубического великолепия остались одни воспоминания. Могучие каштаны стояли, искромсанные осколками. Парки и улицы обезлюдили. Город казался мертвым. Летали одни вороны. Однако по последним данным Харьковский танковый завод работал во всю мощь. Только вот танков нигде не было видно.

Они ушли сереющими сумерками через туннель, не опасаясь в предрассветные апрельские часы случайных снайперов.

Их передавали по цепочки окопов «гражданской самообороны». Костя страшно удивился. Оказывается, за неделю боёв город покрылся окопами и в них сидели вполне серьезные люди с самым разнокалиберным оружием. Откуда они все взялись, думал он с удивлением, ведь когда бомбили город, казалось, что он вымер. А теперь набежало. Его так и подмывало взять пару репортажей, чтобы удовлетворить собственное любопытство, но надо было ехать и искать эти чертовы снаряды. Не успел он об этом подумать, как со стороны перекрестка бахнул танк Шмалько, а потом раздались пулеметные и автоматные очереди. Видать дело было дрянь, раз Шмалько стал тратить НЗ[15]15
  НЗ – неприкосновенный запас.


[Закрыть]. Впрочем, они уже были на месте и обнаружили, что перед школьным гаражом ходит боец с автоматом. Он тут же взял его наизготовку.

– Мы за машиной! – крикнул Сашка Тулупов, на всякий случай показывая редакционное удостоверение.

– Отойди подальше в сторону, – попросил Костя, – а то у тебя вид слишком.

– Какой? – с вызовом спросил Игорь, оскалившись.

– Грозный, что ли? – пояснил Костя и переключился на часового, который не подпускал их к гаражу.

– Машина конфискована, – заявил он. – Бляха муха!

– Это наша машина. Московского телевидения.

– Правда, что ли? – спросил боец, не опуская однако автомата, и его ствол со срезом смотрел прямо в живот Сашке.

– Ну конечно, – сказал Костя, – стали бы мы чужие машины воровать.

– Всё равно не положено. Машина конфискована.

– Слышь, ты, хренов охранник, ноги повыдергиваю! – вдруг завёлся Игорь Божко. – Государевы люди пришли за своей машиной, а ты?!

– Стойте, где стоите! – боец клацнул затворов. – Бляха муха!

– Стоим, стоим, – поднял руки Костя. – Игорь, отойди на десять шагов и посчитай до десяти. – Потом обернулся к часовому: – Позвони своему командиру.

– Не положено!

– Ну позвони, тебе говорят! Чего ты дуру валяешь?! – крикнул Игорь, расправляя свою широкую грудь, на которой, как цепи, звякнули пулеметные ленты.

– Ещё чего! Буду я звонить для каждого, бляха муха.

– Что здесь за шум?

Костя оглянулся из-за магазина «Тысяча мелочей» появился грузный майор из «гражданской самообороны» с голубой повязкой на рукаве. Форма на нём была какая-то странная – с одной стороны непривычная, а с другой до боли знакома. Так это форма ещё советской армии! – сообразил Костя.

– Есеня, убери оружие! Кто вы такие?

– Журналисты из Москвы, – показал Костя редакционное удостоверение. – Прятали от бомбежки здесь нашу машину. Сейчас едем делать репортаж.

– А… москвичи, – удовлетворенно протянул майор руку. – Это хорошо. А то мы уже думали, что машина бесхозная. Что там слышно? Когда наши-то придут?

Костя вдруг покраснел. Где бы он ни представлялся, ему задавали один и тот же вопрос о наших. Что он мог ответь? Что сам не в курсе? Что ничего не знает о планах командования? Как-то несолидно. Ну а с другой стороны врать было бессмысленно, потому что люди все прекрасно понимали и умели, как в былые времена, ждать и надеяться.

– Понятно… – посмотрев на него, печально вздохнул майор несуществующей армии. – Значит, будем упираться. Хорошо хоть прикрыли с воздуха. А то, думали, конец. А откуда идёте-то?

– Да на перекрёстке неделю сидели, – в тон ему ответил Костя.

– У Саши Маркова?

– Да, у Александра Илларионовича.

– Ну так надо зайти к нему в гости, – обрадованно развёл руки майор, словно кого-то заранее обнимая. – Ладно, я вижу, что вы спешите. В другой бы раз обязательно рассказал бы вам много всяких историй. Вчера, например, на том терриконе… – он показал себе куда-то за спину, – поймали натовского снайпера, радиста и автоматчика.

– Что они рассказали? – с интересом спросил Костя.

– Ничего. Не успели. Их даже не довели до меня. Мы так и не поняли, кто они такие. Народ обозлён. Судя по мордам – европейцы. Документов нет.

– Неужели пиндосы?

– А чёрт его разберет. Здесь теперь, как в ковчеге, каждой швали по паре. Сняли с радиста бронежилет, а он возьми и взорвись. Одного нашего бойца покалечило.

– Ну да, – вспомнил Костя свою эпопею, – в Грузии то же самое, в бронежилетах – система «свой-чужой». Как она работает, никто не знает. Американская штучка.

– Вот я о том же, – вздохнул майор. – Есеня, мать твою… да опусти ты автомат! – крикнул он. – Уходим! Здесь больше нечего охранять.

– Есть… – разочарованно ответил Есеня, – бляха муха…

Напоследок он покосился на Игоря Божко. Но у него не было никаких шансов. Один раз Костя видел, как Игорь справился со здоровенным мужиком, который, получив оружие в руки, возомнил себя богом. Так вот, Игорь отобрал у него автомат и избил до такого состояния, что мужик начал просить прощения. После этого Игоря очень и очень зауважали, а некоторые стали побаиваться.

* * *

– Занятный майор, – сказал Сашка Тулупов, когда они выехали на Университетскую. – Надо будет к нему заехать.

– Да, – согласился Костя. – Только бензин почти весь слил.

Сашка держал свой АК-74М между колен стволом вверх и, вообще, похоже, не имел понятия, как с ним обращаться. Он всего-то работал в редакции полгода, и когда Костя принимал его в штат, то, конечно, не знал, что через полгода они вдвоем окажутся в самой горячей точке СНГ.

– Ковбой, у тебя оружие на предохранителе?

– Ну?…

– Я говорю, поставь на предохранитель. Да не целься в меня. Вот… блин!.. Поставил, ковбой?

– Поставил.

– Хорошо хоть аппаратуру не украли, – подал голос Игорь, который, задрав ноги в офицерских хромовых сапогах, устроился на заднем сидении между тарелкой, треногой и ящиком с оборудованием. Он весело крутил головой в предвкушении развлечений. – Я эту встречу ещё месяц назад предвидел.

– С кем?! – удивился Костя, который уже и забыл о часовом.

– Ну, с этим… Есеней. Я знал, что он машину заныкает.

– Дался он тебе, – примирительно сказал Сашка.

– А вот и дался! – упорствовал Игорь. – А вот и дался! Я, может, всю жизнь борюсь против таких олухов!

– Так что же ты тогда выделывался? – спросил Костя, внимательно следя за дорогой и объезжая две воронки напротив школы, – ему хотелось подсказать очевидные вещи, которые для Божко, видать, были совсем неочевидными.

– Иначе бы не отдал! – хвастливо сказал Игорь.

Костя понял, что разговаривать бесполезно, а Сашка только расхохотался. Весело ему было смеяться над чужой бедой.

Божко чувствовал себя на этой войне, как муха на варенье, – обжирайся не хочу. Он знал, когда надо было бежать, когда падать, когда смеяться, а когда плакать. Единственно, с чем он не мог справиться – это с алкоголем. Алкоголь делал из него зверя, поэтому с Игорем старались не пить. Пил он только с теми, кто не знал его особенностей. И пили только один раз, больше никто искушать судьбу, ну кроме Кости, разумеется. На Костю он почему-то реагировал дружелюбно. Ох, и песни они пели, но тихонько в самых глубоких подвалах.

Теперь в этой части городе можно было заправиться только в одном месте – на Панфилова. Ближайшая по Университетской было сожжена десантом «оранжевых» ещё месяца полтора назад.

Вначале пришлось проехать мимо общежития университета – запах стоял невыносимый. С тех пор апрельский запах тополиных почек, усыпавших дорогу и тротуары, стойко ассоциировался у Кости с запахом смерти, и он на долгие годы перестал любить весну. Общежитие было первой жертвой первой же бомбы, а так как бомбёжка производилась ночью, то и народа в ней было под завязку. Стекляшка «Цветы» во дворе уцелела, а от здания ничего не осталось, только перила магазина «Украина» и крыльцо со скользкими плитками. Тех, кто был снаружи, похоронили, а те, кто остался под тонными кирпича, так и остались там лежать.

Костя по водительской привычке притормозил на перекрестке, но так как светофоры давно не работали, а машины стали большой редкостью, то, покрутив головой туда-сюда, поехал дальше на третьей скорости, чтобы не налететь на камни или не попасть в яму. Чем ближе они приближались к центру, тем сильнее были разрушения. Зато народа было побольше: кто-то копался в развалинах, кто-то тащил бидоны то ли с водой, то ли с самогоном. На площади перед универсамом дрались из-за мешка гнилой картошки. Пока двое выясняли отношения, третий – утащил злополучный мешок. Божко долго смеялся, схватившись за бока: «Ой, мамочки!» На перекрестке продавали прошлогоднюю кормовую кукурузу – твердую, как шарики из подшипников. Толпа из старух смиренно заворачивалась хвостом вокруг обгоревших ларьков. В больничном дворе травматологии шныряли тёмные личности.

– Грабят… – равнодушно констатировал Сашка.

– Остановимся?.. – живо предложил Игорь, высунувшись в окно и издав разбойничий свист.

– Нет, – сказал Костя, представив себе, на кого они могут нарваться, необученный Тулупов и он – не умеющий толком стрелять даже из пистолета, плохое войско. А если Божко подстрелят, то задание пойдёт насмарку. Пусть грабителями полиция занимается.

– Жа-а-аль… – процедил Игорь, в азарте поворачивая голову так, что едва не свернул себе шею.

Был он горяч, но отходчив по-своему, со своими завиральными мыслями и идеями, которые давали пищу его воображению: если на бумаге было написано, что в мире людей существует, например, такое явление, как чтение мыслей, то Игорь был уверен, что обладает способностями их читать. И без всякого смущения проделывал всякие забавные фокусы, которые ему изредка удавались.

На следующем углу дома им повезло: прямо из машины торговали сушками. Костя тормознул сбегали вернулся с полным кульком.

– Пять тысяч отдал, – сказал он, бросая кулек на сидение рядом с Божко.

Они понеслись дальше, жуя черствые сушки. Вообще, у Кости создалось впечатление, что город бомбили без всякой системы, для устрашения или для того, чтобы разорить конкурентов. Новая «оранжевая хунта» всё ещё мыслила клановыми мерками. Зачем-то перепахали сквер на Планетарии, но в «Сити-центре» вылетели только окна. Зато разнесли вдребезги стадион «Донбасс-Арена» – наверное, потому что в него было легко целиться. Центральная площадь города осталась цела, зато изрядно разбили парк вдоль реки, но на ДМЗ[16]16
  ДМЗ – Донецкий металлургический завод.


[Закрыть] не упало ни одной бомбы. Видно, кому-то завод приглянулся. Говорят, даже зачем-то взорвали плотину на Кальмиусе, и вода ушла, затопив южную часть города. В шахтоуправление Засядько попали три бомбы и ещё три в окрест. Говорят, обрушился центральный ствол. Шахта принадлежала кому-то из регионалов.

Некоторые здания были целыми, но выгоревшими изнутри. Это произошло, когда правительственные войска под чёрно-красными флагами и этномутанты всех мастей приехали на автобусах и рассыпались по городу. Они стали бросать зажигательные гранаты в окна первых этажей и стрелять по прохожим. Всё это было сделано в отместку на решение Чрезвычайного всеукраинского съезда депутатов всех уровней о создании Федеративной Украинской Восточной республики. Новая «оранжевая хунта» заклеймила Съезд «пятой колонной Москвы». И всё из-за того, что Олеся Тищенко не согласилась с результатами выборов две тысячи пятнадцатого года, хотя эти результаты точь-в-точь повторили результаты предыдущих выборов. Виталий Ясулович, непонятно, экс или не экс, по наивности своей апеллировал к свободолюбивому Западу, у которого на этот раз были развязаны руки: покоренный Афганистан лежал в пыли, проблема с Ираном была решена самым радикальным образом – его разбомбили, ввергнув «в каменный век», о Ливии уже все забыли. Запад больше не нуждался в России. На неё уже никто не оглядывался даже в вопросе ПРО, о которой так и не договорились и которая под лозунгом: «Русские иду!», спешно возводилась в бывших странах Варшавского договора. У Америки чесались руки выйти из кризиса за счет кого-нибудь третьего, а тут подвернулась неугомонная Олеся Тищенко со своими проблемами. На майдане снова кричали: «Геть русских на ножи! На ножи! Утопим москалей в жидовской крови, крови!» Узколобые этномутанты из мрачных галицинских лесов разорялись: «Хай гирше, та инше!»[17]17
  «Пусть хуже, но по-другому».


[Закрыть] До поры до времени за их спинами прятались поляки, привыкшие ловить рыбку в мутной воде. Но на днях польский президент Ярослав Качинский, выигравший выборы на волне милитаризма, вдруг заявил права на Волынь и Галичину, чем поставил их союзников – «оранжевую хунту» в двусмысленное положение. Олеся Тищенко в который раз сделала вид, что не произошло ничего из ряда вон выходящего. А США даже похвалил её за толерантность и высказались в том смысле, что современные взгляды поляков не имеет под собой исторического основания. Но это было слабым утешением. Украине перед всем миром дали пощёчину. Ясно было, что всё зависит от того, как поведёт себя в ближайшее время Россия. А Россия почему-то молчала. Одна надежда была на то, что русские долго запрягают, зато быстро ездят. Все чего-то ждали, ждали какой-то развязки, а она всё не наступала и не наступала. И от этого на душе было горько.

На этот раз Запад объявил, что выборы недействительны, что они подтасованы и что в этом виновата ни кто иной, как всё та же Россия – союзница Виталия Ясуловича. Пресса захлебывалась в потоках злобы и клеветы. В Украине возникла патовая ситуация. Виталий Ясулович понимал, что отдать власть – значило принять лицемерную позицию своих оппонентов. Народ бы его не понял. Впрочем, на народ, о котором вспоминали только в день выборов, ему было наплевать, ибо он не мог поссориться с Западом. Олеся Тищенко, которая отсидела четверть срока, в открытую заявляла о реванше. Её националистические лозунги не оставляли сомнения в том, чья кровь прольётся первой и очень быстро – быстрее, чем ворона перелетит Днепр. Долгие и нервные судебные разбирательства ни к чему не привели. По Западной Украине и в Киеве прокатилась волна политических убийств. Шустрые люди в районах и областях захватывали власть – пусть на день, пусть на неделю или месяц, но потешить душу и свести счеты с противниками. Политически ангажированная полиция захлебывалась в собственной беспомощности и вяло металась в поисках преступников. Банды возникали, как грибы после дождя. Окрестности городов стали реально опасными. Население хуторов и деревенек бежало в мегаполисы. По перелескам бродил брошенный скот. Стаи собак загрызали одиноких путников и грибников. В городах банды поделили районы и пока ещё из скромности собирали дань по ночам. Остатки бизнеса уносили ноги кто куда мог. Банки срочно вывозили капиталы за границу. Железная дорога функционировала, как в гражданскую войну – кто больше заплатит. Возобладал натуральный обмен. На атомных электростанциях катастрофически сокращалась численность персонала. Морские порты замерли в безденежье. Самолёты не летали. Армия разбегалась от голода и холода. Создалась такая ситуация, когда Украину можно было брать голыми руками. В этот момент Олеся Тищенко и продала её Западу за власть.

В политической неразберихе она провозгласила себя президентом. Ясулович, который не сложил с себя власти, воззвал к справедливости, но Запад оказался глух, как трухлявый пень. Ободрённый тремя победой на Востоке, он решили, что настала пора России платить по счетам мирового кризиса. Было такое мнение: или всё задарма, или мы вас раздавим и сами возьмём. В общем, что получится. Многие понимали, что это третья мировая война. Но подобные доводы глохли в трезвоне воинственных призывов англосаксов. Затаенная вражда выплеснулась с новой силой. У Запада возникла идея назло России, дабы раз и навсегда поставить её на место, повторить в Украине Югославский вариант и принудить её к вступлению в НАТО. Для этого надо было создать почву в виде общественного мнения. План назывался «ковер демократии». Так коряво это переводилось на русский язык. Имелась ввиду, застелить «ковром демократии» все не застеленные страны и покончить с этим вопросом раз и навсегда. В хотя была пущена вся пропагандистская машина, её цинизму не было предела. Писали о том, что русские на Западной Украине якобы отрубают мужчинам указательный палец на правой руке, чтобы они не становились солдатами, что существуют специальные отряды, которые охотятся в галицинских лесах за настоящими патриотами – этномутантами, и что их распинают в назидание другим, как Христа. Приводились какие-то мутные фотографии. Расследований, конечно, никаких не было под предлогом более насущных проблем и нехватки полицейских кадров. Писали ещё и другие небылицы: о стерилизации украинских женщин, о запрете украинского языка, о депортации «титульной нации» из восточных провинций в Россию, где якобы были созданы лагеря смерти, назывались цифры: полтора-два миллиона, стращали бородатыми людьми с винтовкой и медведями и всякой прочей ерундой из стандартного набора страшилок для западного обывателя. Однако этого было недостаточно, нужны были факты геноцида русских над украинцами, особенно над теми, кто жил в Западной Украине. На этом этапе развития событий Костя и попал в Донецк. В принципе, ничего антиукраинского здесь он не увидел. Донбасс тяготел к России издавна и выглядел как провинция России, за исключением остатков рекламы и названия магазинов. Но ему объяснили, что и при советской власти магазины назывались на украинский манер типа: шкарпетки[18]18
  Шкарпетки – носки (укр.).


[Закрыть], перукарня[19]19
  Перукарня – парикмахерская (укр.).


[Закрыть], или зупинка[20]20
  Зупинка – остановка (укр.).


[Закрыть] и пр. И никто ничего не запрещал. Украинский язык и литературу изучали в средней школе, техникумах и в университетах. А все националистические страшилки были придуманы националистами и «оранжевой» властью, дабы оправдать геноцид русского населения. Надо же было чем-то пугать «своих» избирателей. Украинская же литература была слишком мала по сравнению с русской в силу вполне закономерных исторических причин: несопоставимости двух стран как по численности населения, так и по площади. Поднять её до мирового уровня была затаённая мечта националистов ещё первой мировой войны. Разумеется, у них и у новой власти ничего не получилось и не потому что никто не хотел, а потому что «потребителей» украинского языка было слишком мало. Все их многолетние старания были похожи на Сизиф труд. Пыжиться, чтобы допрыгнуть до великана, напоминало Моську из басни Крылова. Поэтому в ход пошли приёмы от искусственного поддержания украинских издательств любой ценой, что было нонсенсом в условиях свободного рынка, до убийства русскоязычных писателей и сжигания их книг, что отнюдь не способствовало объединению страны и разжигало межнациональную рознь.

Две недели в городе шли беспорядочные бои. Это было ещё до Костиной командировки, и он опрашивал её участников. Потом бандеровцев и других «наци» ловили в округе аж за Мариуполем и перебили всех до единого. Их трупы никто не убирал. А к этномутантам боялись приближаться. Живучими, гады, оказались, долго шевелились, ползали, оставляя за собой кровавые дорожки. Они так и валялись весь март по городу, пока не начал таять снег. Только потом специальные команды стали свозить их и сбрасывать за городом в балки, засыпать известью и грунтом. В отместку «оранжевые» слезно попросили НАТО «вернуть страну в лоно демократических народов» – прилетели американцы и устроили то, что устроили в столице Югославии. Только праздновали они недолго, потому что неожиданно их стали сбивать пачками. Пара В-52[21]21
  В-52 – американский сверхдальний стратегический бомбардировщик-ракетоносец.


[Закрыть] нашли свой конец в степях Донбасс, не долетев даже до Курахова. Ещё с десяток сбитых В-2[22]22
  В-2 – американский стратегический бомбардировщик, созданный по технологии «стелс».


[Закрыть] и F-117[23]23
  F-117 – американский тактический ударный самолёт, созданный по технологии «стелс».


[Закрыть] остудили горячие головы. Никто не знал, откуда прилетают ракеты, и чьи они. Только америкосы с тех пор опасались демонстративно барражировать над городом, а делали это тайком. Так например, в ночь на пятое мая F-35[24]24
  F-35 – американский ударный истребитель пятого поколения.


[Закрыть] пронесся низко, на большой скорости. Он уже пропадал за горизонтом, когда за ним начинались рваться бомбы. Ясно, что ни о какой точности не могло идти и речи. F-35 стал уходить на север, в надежде, что Белоруссия оплошает, но его зацепили под Черниговым, где уже две недели горел нефтепровод с символическим названием «Дружба», и он упал в степи и взорвался вместе с летчиком. На востоке снова что-то гудело, то ли там шли бои, то ли громыхали сухие грозы.

Потом Россия официально предупредила НАТО, что накрыла восточные районы страны и Крым зонтиком ПВО[25]25
  ПВО – противовоздушная оборона.


[Закрыть]. Шла ли речь о ЗРК С-300, или о ЗРК С-400 не разъяснялось. Просто накрыли, и всё. Может быть, это были даже универсальные С-500, способные сбивать не только самолёты, но ракеты всех типов. А через два дня пришло сообщение, что пару F-22[26]26
  F-22 – американский истребитель пятого поколения.


[Закрыть] якобы клюнули над Керченским проливом. Американцы, не привыкшие к чувствительным потерям, на некоторое время притихли. Поговаривали, что они стали искать с помощью коммандос эти самые ЗРК[27]27
  ЗРК – зенитно-ракетный комплекс.


[Закрыть], естественно, чтобы уничтожить их на земле.

Как и ожидалось, основные боевые действия развернулись в Крыму, что наши там разбабахали натовскую базу на озере Донузлав, узел ПВО на мысе Тарханкут и ПРО на Ай-Петри, а для Восточных областей якобы у НАТО просто не хватало сил. На самом деле НАТО ждало отмашку из Вашингтона на активные действия. А отмашки всё не было и не было. Поговаривали также, что за кулисами текущих событий велись тайные переговоры. От России требовали уступок в виде Крыма, Южных Курил, которые должны отойти к Японии и на которых американцы давно лелеяли мечту разместить свои передовые базы ПРО и тактические ракеты. Требовали также отступничества от Белоруссии, Южной Осетии и Абхазии. Финны вдруг вспомнили, что они владели частью русской Карелией и территориями на севере, прилегающими к полуострову Рыбачий. Район был богат никелем. Литва и та что-то стала вякать по поводу Псковских земель. А Германия и Польша нацелились на Калининградский анклав, который когда-то лысый иуда[28]28
  М.С. Горбачев.


[Закрыть] чуть не подарил немцам. Однако оказалось, что не всё так просто, что у России тоже имелись кое-какие козыри, и они тоже были пущены в ход. Шла большая игра сильных мира сего, которая заключалась в банальном торге. Возможно, у России хотели «купить» Украину со всеми потрохами. Может быть, вопрос стоял только о сумме? Или в принципах: в Кубе, в «Булаве», в «Искандерах», в ПРО, в системе «мертвая рука»[29]29
  Система «мертвая рука» – система РВСН, дающая возможность нанести посмертный ядерный удар.


[Закрыть], которую частично возродили, или ещё в чем-нибудь, чего не было известно широкой публике. Никто не знал сути переговоров. Об этом можно было догадываться по отсутствию вообще какой-либо информации о самих переговорах и странной заминке сил НАТО. Всё застыло на уровне слухов, а связь кто-то старательно глушил. Причём если отъехать километров на пятьдесят от города, связь восстанавливалась до нормальной, но это не меняло сути дела – никаких сенсаций. Мир замер на перепутье: мир или война? Обама клятвенно заверял, что США «за демократию и свободу». Россия – тоже не уступала ему в этом отношении. Похоже, вопрос упёрся всего лишь в терминологию и какой смысл противники вкладывают в слова «свобода» и «демократия».

– Стой! – крикнул Игорь так громко, что Костя инстинктивно ударил по тормозам, и Сашка разбил себе нос о дуло автомата.

– Что случилось?!

Но Игоря и след простыл. Он выпрыгнул ещё на ходу, хлопнув за собой дверью так, что тарелка отозвалась жалобным звоном, а ящик с оборудованием вылетел из зажимов и грохнулся на пол салона. Не хватало ещё его разбить, обозлился Костя, выскакивая следом. Он тоже ударился и очень сильно – о левую стойку и, пока искал Игоря Божко, всё ощупывал лоб, который горел огнем. Кажется, глаз даже чуть-чуть заплыл. Впрочем, через несколько минут он забыл о своей болячке.

Игоря нигде не было видно. Они не доехали всего-то метров ста до больничного городка и находились в старом районе города, где по обе стороны дороги тянулись трех– и пятиэтажные кирпичные дома, постройки ещё времен пятидесятых. С этой стороны город никто не прикрывал. Заходи-не хочу, и воюй.

Стояла непривычная тишина. И в это тишине Костя отчетливо услышал торопливые шаги и ещё что-то: какие-то странные звуки – как будто кто-то рожал, но не мог родить. Он побежал на эти звуки и попал внутрь двора. Пятиэтажка не сгорела, она была просто разграблена. Во дворе валялись матрасы, тряпки, книги и остатки мебели. В окне первого этажа мелькнула тень, и Костя, не раздумывая, бросился туда. Потом он увидел на ступенях мокрые следы подошв и пятна крови и снова услышал эти странные приглушенные звуки. Они доносились из квартиры направо на втором этаже. Костя зачем-то вытащил из петли под мышкой пистолет и даже взвел его. Скорее для храбрости, чем для пользы дела. С этим пистолетом в руках он и пошёл на звуки, держа его перед собой, как бесполезную палку. Вряд ли бы он смог выстрелить в человека, если бы даже попал в какой-то переплет. То, что он увидел в самой дальней комнате, поразило его так, что он застыл, не в силах сообразить, что делать. В грязной пустой комнате на матрасе лежала женщина. Её насиловал мужчина. Собственно, его голую задницу со спущенными штанами вначале и увидел Костя. Мужчина елозил по полу грязными армейскими ботинками и то ли рычал, то ли кряхтел от удовольствия. Женщина же, раскинув руки и ноги, была безучастна, как лягушка на операционном столе. Даже её глаза, которые смотрели на Костю, ничего не выражали.

Костя ещё соображал, как бы потактичнее столкнуть этого мужика, не нанеся женщине вреда, как со словами: «Чего ты застыл, как пень!» – влетел Игорь Божко и так поддел мужика в задницу носком тяжелого армейского сапога, что мужик крякнув, словно от досады, перелетел через голову и с хрустом врезался задницей в чугунную батарею под окном. Игорь перешагнул через женщину, словно через пустое место и, скользя в стеклах, занялся им. Что он с ним делал, Костя вначале не понял, только мужик стал громче кряхтеть и стонать ещё больше. Потом Игорь, оскалившись, выхватил зачем-то охотничий нож. Мужик заорал, но, кажется, Игорь со словами: «Молчи, гад!» заткнул ему рот тряпкой.

Женщина тоже отреагировала на эти звуки. Она перекатилась на бок и, подворачивая к животу ноги, свернулась калачиком. Её груди с большими, почти черными сосками так и притягивал взгляд. Костя избегал смотреть на её тело. Он словно видел её всею разом и ничего конкретно, кроме глаз, в которых стало появляться осмысление.

– Всё, уходим! – поднялся Игорь.

Только тогда и Костя, и женщина увидели: мужчина сидел, прислонившись к батарее и держался обеими руками за пах. Рядом на полу с ним валялся его член. Костю больше всего поразила не кровь, которая била фонтанчиками между пальцами мужчины, а именно член отдельно от его тела. Это было очень неестественно, почти сюрреалистически – словно в магазине секс-шопа. Но там эти члены были в коробочках и в пластмассе. А здесь из живой плоти и на грязном полу.

Он сделал это так, словно выполнил какую-то обычную работу, без всяких эмоций, подумал Костя об Игоре.

– Ну что ты застыл?! – с усмешкой толкнул его в плечо Игорь. – Добей, если хочешь за сестричку.

Он стал возиться с ней, пытаясь надеть на её какие-то лохмотья. Потом принялся бинтовать ей голову. А Костя всё смотрел и смотрел на насильника. Не то чтобы он старался его запомнить, скорее, осознать природу отделения члена от тела. Такого он ещё не видел. Кишки, разбитые головы – видел, а члена отдельно от тела не видел.

Мужчина был в шоке. С ними случилось то, что он никогда не мог себе представить, а оно возьми и случилось, и он не мог осмыслить происходящего. А ещё ему было очень больно, и с мыслью об этой боли он посмотрел на Костю. И Костя всё понял: он был хищником – молодым, дерзким и сильным. Настолько сильным, что запросто затащил женщину на второй этаж. Он не сидел в окопах и не защищал город, а стал мародёром, насиловал и убивал. Он посчитал, что пришло его время, но ошибся в деталях и частностях, и не мог теперь этого понять.

– Дай!

Игорь взял у Кости пистолет и, как куклу, сунул в руки женщину. Костя потащил её по лестнице вниз. От женщины пахло рвотой и кровью. Сквозь разорванную одежду светилось тело, и Костина рука периодически съезжала куда-то к её груди. Во дворе с АК-74М с руках растерянно слонялся Сашка Тулупов.

– Ну, где вы бегаете, где?.. – начал было он упрекать Костю, но увидел, у него в руках женщину, бросился помогать.

В этот момент в доме грохнул выстрел, и через секунду они услышали грохот сапог по лестнице, и появился Игорь Божко с дымящимся «глоком».

– На… – сказал он, протягивая Косте пистолет, – вояка…

* * *

– Ковбой, посмотри, что там с оборудованием, – попросил Костя, когда они, что называется, погрузились в машину.

– Всё нормально, ещё не развалилось, – ответил Игорь вместо Сашка, мотнув косичкой.

И они поехали. Должно быть, в тот день им везло.