Текст книги "Секретная миссия резидента «Патраса»"

«Доплыву, сынки…»

Вторая командировка в Аден состоялась у полковника Наона в начале 1986 года. По сути, он опять попал на войну. В Южном Йемене вновь стреляли друг в друга.

Спустя несколько лет, которые старый знакомый Наона – Абдель Фаттах Исмаил провел в Советском Союзе, он возвратился в Йемен. Его ввели в политбюро ЦК партии, и когда Фаттах стал набирать силу и авторитет, противники устроили на него покушение. Специально подготовленный убийца под видом официанта принес чай в кабинет, где заседали Фаттах, заместитель премьера Али Антар, министр обороны Касем, начальник политуправления Алишея. Выхватив автомат, он расстрелял всех, кто находился здесь. Это стало началом гражданской войны.

Что и говорить, война есть война. И, разумеется, в таких экстремальных условиях дипломаты нередко попадают в сложное положение. Однако, как ни горько в этом признаваться, советский военный атташе, мягко говоря, повел себя неадекватно. Было принято решение отозвать его на Родину. На замену в Южный Йемен срочно убыл полковник Наон.

«Когда я приехал в Аден, – рассказывал Владимир Ованесович, – оставалось только посочувствовать коллеге: “Мне кажется, тебя неласково встретят в Москве”, – сказал тогда. Да он и сам это понимал».

Но до того момента, как Наон взглянул в глаза коллеге, было целое путешествие.

Это в мирное время – сел на самолет, загрузился в пароход, долго ли коротко, но добрался до места службы, где бы оно ни располагалось. Но война ставит иные проблемы. Как попасть в страну, в которой идут боевые действия, и все въезды в нее – дороги, вокзалы, порты, аэродромы – закрыты? Считай, как в кино, – миссия невыполнима. Только тут не кино, а суровая действительность.

К счастью, прошлая командировка не пропала даром: Наон хорошо знал этот регион. Поэтому путь его сначала лежал в Северный Йемен, оттуда – в Джибути. Перед отъездом руководство военной разведки договорилось с Главным штабом Военно-морского флота о посылке в Джибути корабля, на котором военного атташе полковника Владимира Наона предстояло доставить в Аден. Иного пути просто не было.

«В общем, из Джибути, – вспоминал Владимир Ованесович, – отправил телеграмму в Главный штаб ВМФ. Корабль прибыл, на который, кстати, пришлось пробираться с большим трудом. Ведь это в Йемене – я военный атташе Советского Союза, а в Джибути – кто такой? Да никто. И в порт кто меня официально пропустит.

Пришлось действовать неофициально. В Джибути родной язык арабский, но все, особенно иностранцы, говорят на французском. А я с пограничником завел разговор по-арабски. Они, конечно, размякли, заулыбались, вдобавок блок сигарет, две бутылки виски сделали свое дело. Через час я уже загружался в нашу шлюпку и вперед на родной, советский корабль.

А у меня ведь в мешке радиостанция, документация. Только подумаешь – вспотеешь. Если что – трибунал».

Однако все прошло, как говорят космонавты, в штатном режиме. Хотя сама ситуация – уникальна. Военный атташе, миновав все границы, высаживается с борта советского десантного корабля в Аденском заливе.

Так оно и было. Наш десантный корабль, замаскированный под нефтеналивной танкер, через несколько часов пути лег на курс Адена. Когда стали подходить ближе к берегу, Наон, помнится, не удержался, подсказал капитану: мол, возьми правее, а то сядешь на мель. Капитан сильно удивился, что сухопутный пассажир указывает морскому волку, куда идти: вот перед ним лоция.

– Да ты не обижайся, командир. Я тут каждый камешек знаю. В первый заезд подводной охотой увлекался, изучил залив как свои пять пальцев. – успокоил Наон.

Корабль остановился на рейде. Вновь Владимир Ованесович вместе с мешком погрузился в шлюпку, и к берегу.

А на берегу тем временем стреляли. Не доходя метров ста пятидесяти, полковник Наон приказал: давайте, ребята, назад, на корабль, а я уж сам доберусь. Старший из матросов пытался возразить: мол, как же вы до берега догребете с таким баулом.

– Догребу, сынки, а вами рисковать не хочу. Мало ли кто с берега увидит шлюпку, подумает недоброе. А один я скорее проскользну.

Наон знал – он опытный пловец, до берега доберется благополучно, даже с тяжелым мешком. А дальше уже своя земля – территория советского посольства в Адене выходила прямо к заливу.

Сотрудники аппарата военного атташе потеряли дар речи, когда увидели своего нового шефа, мокрого с ног до головы, с мешком за плечами.

– Откуда вы, товарищ полковник?

– Со стороны Аравийского моря. Иначе к вам не попасть. Вы же здесь как в осажденной крепости.

На следующий день Владимир Ованесович поехал к своему старому знакомому – начальнику бронетанковых войск. За эти годы главный танкист вырос в должности – возглавил Генеральный штаб.

А в первую свою командировку с этим йеменским генералом они дружили. Генерал в свое время закончил бронетанковую академию в Москве, с симпатией относился к нашей стране. Но сошлись советский военный атташе и йеменский генерал не только на этом. Как-то на учениях танкисты местной бригады утопили танк, а Наон, присутствовавший на маневрах, подсказал, как проще, легче и быстрее вытащить боевую машину.

С тех пор при встречах с генералом военный атташе шутил:

– Как там мой танк? Смотри, если содержится не в порядке, заберу.

Генералу нравилась эта шутка. Теперь Наон ехал в Генштаб и надеялся, что генерал не забыл его.

«Приезжаю, захожу в приемную, – поведал Владимир Ованесович, – а порученец у него все тот же. Знает меня прекрасно. Увидел, глаза округлились, вскочил, поспешил докладывать. Я остановил его: “Сиди, сам доложу…” Открываю дверь, захожу. Начальник Генштаба сидит за столом, скользнул мимолетным взглядом, в лицо даже не посмотрел. А моего предшественника он не жаловал.

Подхожу, положил руку на плечо и по-русски говорю:

– Ты, может, поздороваешься, а то ведь заберу свой танк.

Генерал вскинул голову, удивился:

– Владимир, откуда? Не знал, что ты приехал».

Посидели. Поговорили. Вспомнили былое. Владимир Ованесович вытащил паспорт, другие документы, попросил, чтобы сделали отметку, что въехал в страну официально.

– Хорошо, – сказал генерал, – паспорт через час, остальные документы – завтра.

И что самое важное – слово сдержал. Так началась его вторая командировка в Аден. Здесь полковник Наон пережил объединение Северного и Южного Йемена и стал руководителем аппарата ВАТ в новой столице государства – Сана, активно работал со своими офицерами в период первой ирако-кувейтской войны. Возвратился домой, в Москву, в октябре 1991 года, считай, в другую страну. Ему уже было 58 лет, более сорока из которых он отдал армии.

Задачи и решения генерала Крестовского

Летом 1968 года капитан Юрий Крестовский ждал вызова из Академии связи имени С.М. Буденного. Он собирался поступать в очную адъюнктуру. Как и положено, представил научный реферат, получил отличную оценку, и по всем срокам уже должен был укладывать чемоданы и брать билет на поезд в Ленинград.

Однако вызов где-то задерживался. Он маялся, ждал, ходил в секретную часть. Секретчик, глядя на его мучения, сжалился над капитаном и шепнул: мол, есть вызов, но командир приказал молчать.

Возмущенный Крестовский пошел к командиру. Тот, видя, что дело принимает неприятный оборот, признался: «Да письмо из академии есть, но поступила команда из 6-го управления ГРУ никуда тебя не отпускать».

Командир даже по секрету сказал: мол, слышал, что это личный приказ заместителя начальника управления генерала Петра Спиридоновича Шмырева.

«Странно, – подумал Крестовский, – с чего это сам генерал Шмырев занялся моей капитанской персоной». И поехал разбираться в Москву, в 6-е родное управление.

Шмырева, как назло, на месте не оказалось, вместо него руководил полковник Гудков, начальник первого направления. Однако он ничего вразумительного сказать не мог, поскольку был не в теме.

На счастье или на беду, пока Крестовский беседовал с Гудковым, в кабинет вошел Шмырев. Поздоровался с обоими и, обращаясь к Гудкову, спросил:

– А что это у нас тут Крестовский делает?

Гудков отвечает:

– Да вот говорит, что его в адъюнктуру не пускают.

– И правильно не пускают, нечего тебе в адъюнктуре делать, – сказал, как отрезал, генерал. – Хочешь защищать диссертацию, пиши, защищайся в нашем институте. А то будешь там учить, как кси на пси умножать.

Юрий Вениаминович на всю жизнь запомнил эти шмыревские «кси на пси». В тот момент, признаться, обидно и досадно стало: мол, не пустили в науку. И только с годами он понял, генерал Шмырев ничего просто так не делал.

Судя по всему, он уже тогда подбирал кандидатуру офицера, кому мог бы доверить новое, неизведанное и очень важное дело. Да еще какое дело! Без лишнего пафоса можно сказать – дело государственной важности – создание кораблей радиоэлектронной разведки.

Крестовского Шмырев знал хорошо. И пусть между ними была дистанция огромного размера, как по возрасту, по жизненному и профессиональному опыту, так и по воинскому званию, по служебному положению, но Петр Спиридонович давно приметил этого пытливого, любознательного и упорного офицера.

Помнится, во время итоговой проверки на объекте в Климовске он побывал в отделении исследования радиопередач. Начальником отделения и был инженер-капитан Крестовский.

Ничего особенного от этого отделения генерал не ждал. По докладам командира части специалисты собрались здесь грамотные, свои обязанности выполняют добросовестно. И тем не менее Шмырев поинтересовался, чем конкретно занимается отделение в настоящее время. Доклад Крестовского приятно удивил и образовал Петра Спиридоновича. Оказывается, они проводили технический анализ только что обнаруженной многоканальной передачи, все каналы которой были заняты не понятной пока для нас системой под названием «Stelma». Сама станция, по данным пеленгации, дислоцировалась где-то на юге Африки, в районе Йоханнесбурга (!). Она работала круглосуточно и только в 3 часа ночи в течение двух минут открытым текстом передавала служебное сообщение и наименование самой системы «Stelma».

Генерал заинтересовался работой системы, просмотрел немалый накопленный материал и сразу все понял: ребята неспроста вцепились зубами в эту систему, у них есть профессиональный нюх, ибо ее вскрытие открывало большие перспективы. Но сделать это было непросто: ведь в ту пору не существовало персональных ЭВМ, и Крестовский со своими подчиненными обрабатывал материал вручную. Корпел на работе, засиживался по ночам дома. Жена порою, с тревогой заглядывая через плечо в его бесконечные расчеты, говорила: «Юра, ты только с ума не сойди от этих плюсов и минусов».

– Нет, ребята, – сказал им тогда Шмырев, – вручную вы это не поднимете. Я договорюсь с нашим НИИ, и мы поручим им обработать этот массив информации с помощью стационарной ЭВМ.

Институт в течение трех месяцев проводил технический анализ накопленных отделением Крестовского материалов, но так и не смог добраться до смысловой составляющей.

Потом, с годами, станет понятно, что это были первые испытания одной из систем цифровых передач, получивших впоследствии название «digital program». И пусть тогда эксперимент Крестовского не удался, генерал Шмырев заметил этого увлеченного радиоэлектороникой офицера.

Знал бы генерал, чего стоил Юрию Вениаминовичу этот эксперимент. Квартиры у Крестовского в ту пору не было. Он окончил Военную академию связи им. С.М. Буденного и получил назначение в радиоразведку на центральный узел.

Жил капитан с женой и детьми в сельском доме в пяти километрах от места службы. Вечером возвращался к семье, таскал из колодца воду, носил дрова, топил печь и ложился спать. В час ночи поднимался, чтобы добраться пешком до объекта и услышать сигналы неразгаданной «Stelma» из далекого Йоханнесбурга.

Словом, генерал Шмырев выбрал Крестовского. Говорят, были и сомневающиеся: мол, задача государственная, а тут молодой капитан, всего лишь начальник отделения. Как бы дело не загубил? Но Петр Спиридонович твердо стоял на своем, говорил, что верит в Крестовского. И примерно через неделю после того, как он отказал Юрию Вениаминовичу в поступлении в адъюнктуру, капитана вызвали в управление.

Принял его сам начальник генерал-лейтенант Григорий Строилов. Здесь же, в кабинете, находился и Шмырев. Спросили, знает ли Крестовский об инциденте с «Пуэбло». Разумеется, он слышал об этом инциденте.

Начало 1968 года ознаменовалось громким международным скандалом. У берегов Северной Кореи был захвачен разведывательный корабль «Пуэбло». Вся пресса бурно обсуждала это происшествие.

А вот о том, что у нас будут строиться корабли радиоэлектронной разведки, он не знал. Начальники коротко ввели его в курс дела: принято решение ЦК и Совмина построить четыре корабля. Но это не те малые посудины, которыми располагает ныне наш флот. Речь идет о совершенно ином классе кораблей, оснащенных самой новейшей аппаратурой радиоэлектронной разведки. Таких судов у нас в стране никогда не строили.

После этого была небольшая пауза, и генералы вопросительно посмотрели на него.

– Поскольку вы все время занимались специальной техникой, отлично знаете ее, – сказал Шмырев, – именно вам поручается подготовить проект технического задания на спецтехнику для будущего корабля. В общем, надо хорошо продумать, сколько разведпостов разместить, что за посты, какую технику поставить. В помощь вам мы приготовили кое-какие документы, материалы, отчеты.

Петор Спиридонович кивал на соседний стол, где лежала высокая пирамида из книг, альбомов, папок с бумагами.

Старшим будет офицер нашего управления полковник Смирнов Александр Арсентьевич.

– Когда приступать? – спросил Крестовский.

– Сегодня и приступайте, время не терпит, – ответил начальник управления.

Юрий Вениаминович вышел из кабинета и, не чуя под собою пола, шагнул в коридор. Вот так задачка! Ему, человеку сухопутному до мозга костей, предстояло оснастить первой электроникой корабль ГРУ. А впрочем, жизнь порою делает такие замысловатые зигзаги. Ведь он, Юрка Крестовский, с тех пор как осознал себя, мечтал стать моряком. Занимался судомоделизмом, ходил в морскую школу ДОСААФ, учил семафорную грамоту, греб на шлюпке. Был даже старшиной шлюпки. И поступать, конечно, хотел в военно-морское инженерное училище, в знаменитую «Дзержинку» в Ленинграде.

Трудностей он не боялся. С тех пор как в 1942 году у деревни Леховарка, что под Воронежем, погиб его отец, командир танковой роты капитан Вениамин Крестовский, Юра остался единственным мужчиной в доме. Конечно, были мама, бабушка, но он всегда чувствовал свою мужскую ответственность за них. Так что не тяготы его пугали. Больше всего боялся он медкомиссии, врача-окулиста. Заранее достал и выучил книжку и таблицу, по которым проверяют зрение. Но врачи оказались не лыком шиты, раскололи кандидата в моряки и дали полный отказ.

Юрка подался в Ульяновск, в училище связи. Туда он со своим зрением проходил. Поступил довольно легко. Учился с охотой, окончил училище c отличием уже в Череповце, куда их перевели на последнем курсе.

После этого служил в полку радиотехнической разведки в Прибалтике.

«Должность у меня была, – вспоминал о том времени Юрий Вениаминович, – начальник радиопеленгаторной станции. А поскольку офицеров не хватало, одновременно командовал взводом радиоперехвата. Но служба мне нравилась. В училище подготовку нам дали основательную. Технику я знал и любил.

Тогда все было по-другому. Если взвод, то это тридцать человек, за которых я отвечал полностью: обучал, заботился, воспитывал и ответ, конечно, за них держал

Работали мы по Скандинавии. Весь восток и северо-восток был наш. Норвегия, частично Германия, Англия. Ходил и оперативным дежурным. А дежурства были тяжелые. Шла обработка полученной информации, да и на границе нередко случались нарушения. НАТОвцы частенько устраивали провокации. Направляют самолет, он доходит до границы, пересекает ее и возвращается в свое воздушное пространство».

Отслужив два года, решил поступать в академию. В ту пору была такая льгота для тех, кто окончил училище с красным дипломом. Правда, командир части остудил его пыл: мол, не один ты такой отличник в полку, есть выпуском пораньше, кто более твоего послужил. С такими аргументами нельзя было не согласиться. Однако Крестовскому повезло: офицер, который готовился в академию, заболел, и право поступления перешло к нему.

В ту пору в академии о служебном жилье для слушателей можно было только мечтать. Намучились Крестовские порядком. На руках маленький ребенок, комнату никто сдавать не хочет, в лучшем случае пускали на два-три месяца. Потом новый мучительный поиск жилья, уговоры, переезды… За время учебы с квартиры на квартиру перебирались добрых полтора десятка раз. После выпуска он готов был поехать куда угодно, лишь бы там было хоть какое-то жилье.

Вновь ему предложили Прибалтику: мол, уже служил, регион знакомый. Правда, должность оперативная, а не инженерная. Крестовский вполне резонно возразил: ведь он окончил инженерный факультет. Но кадровики народ своеобразный, обидчивый, не любят, когда им возражают. На следующее утро ему объявили: есть и должность инженерная и квартира служебная. На Чукотке. Как обычно, предложили посоветоваться с женой и завтра дать ответ.

«Прихожу домой, в маленькую восьмиметровую комнатушку, – рассказывал Крестовский. – Сын смотрит телевизор. Ему тогда было четыре года. Идет какая-то передача, показывают Север, стада оленей. Спрашиваю: “Миша, хочешь, к оленям поедем?” “Хочу, папа”, – отвечает. Ну что ж, согласие сына получено. Супруга тоже не против. Она за мной хоть на край света. Настоящая офицерская жена.

В общем, наутро прихожу в отдел кадров. Смотрят вопросительно. “Согласны?” – “Согласен”. Расплылись в довольной улыбке. “Знаете, мы тут посмотрели, учились вы отлично, идете на медаль, и решили предложить объект в Климовске. С жильем там все нормально, дом строится”».

Так Юрий Вениаминович оказался в Подмосковье. Кадровик не соврал, дом там действительно начинали строить, но, как часто бывает, от нулевого цикла до сдачи в эксплуатацию – дистанция огромного размера. Пришлось опять искать крышу над головой. Нашел в соседней деревне, за пять километров. Ближе ничего не было.

А теперь, подумать только, судьба, сделав круг, вывела его опять к морю, к кораблям. Вот уж воистину мистика какая-то…

Впрочем, долго рассуждать о мистике и о кругах судьбы времени не было. Обложившись документами, Крестовский засел за составление техзадания. Вот тогда впервые он изучил, словно под микроскопом, снимки аппаратуры с «Пуэбло», прочел их описание, характеристики.

По мере освоения материала возникали десятки, казалось, неразрешимых вопросов. Юрий Вениаминович понимал: ответы на них придется искать ему, и только ему, ибо прежде никто в Советском Союзе не размещал средства радиоэлектронной разведки на корабле. Все будет впервые.

Он уложился в десять отведенных дней и принес техзадание Шмыреву. Тот, внимательно прочитав его, сказал: «По сути тут все верно, но по форме нет. Поезжай в наш институт, посмотри, как это оформляется. И воплоти в нужную форму».

Крестовский так и сделал. Кстати говоря, тогда он впервые оказался в научно-исследовательском институте, в котором потом будет работать.

Далее события развивались с поразительной быстротой. Проектирование аппаратуры для корабля было поручено «Связьморпроекту», который располагался в Ленинграде. Исходили, видимо, из того, что именно эта организация проектировала корабельные средства связи. Но связь – это одно, а разведка – другое. И вот тут возникли первые препятствия. «Связьморпроект» никогда не занимался разведывательной проблематикой, да и, вообще, наша промышленность прежде не устанавливала средства радиоэлектронной разведки на судах. А теперь вот предстояло это сделать.

Главным конструктором проекта назначили Николая Мячева. Человек с трудной судьбой – после гибели Кирова оказался в лагерях и вышел оттуда только после смерти Сталина. Трудился он над этим проектом самозабвенно, жаль, что не увидел дела рук своих, – умер накануне сдачи проекта.

28 постов предложил сформировать Юрий Крестовский: тут и пеленгаторные посты, и по радиотехнической разведке, и по обработке данных.

В этот период Юрий Вениаминович практически все время проводил в командировках в Ленинграде. Девчат-проектировщиц знал по именам. Разбуди ночью, он четко доложит, что Надежда отвечает за посты 11, 14 и 15, а Светлана – за посты 2, 4 и 18. Именно они оформляли творческие идеи Крестовского строгими рамками ГОСТа.

Трудностей хватало. Проектировщики – люди с опытом, но они не знали специфики радиоэлектронной разведки, и им, в сущности, все равно, где размещается первая категория техники, где вторая, как, к примеру, поставить питание – вверх или вниз, анализатор установить сбоку или как-то иначе. Поэтому приходилось следить, подсказывать, самому делать первичные чертежи установки аппаратуры.

К производству аппаратуры для кораблей были привлечены ведущие предприятия страны из Москвы, Ленинграда, Ростова, Николаева, Воронежа и других городов страны. На борту устанавливались самые новейшие образцы радиоэлектронной техники: опытный образец станции разведки воздушных целей, первая станция по разведке радиорелейных тропосферных линий связи «Прохлада», малогабаритный комплекс «Глобус».

Корабельную часть проектировало Севастопольское КБ. За основу был взят корпус большого морозильного траулера, а вот все переборки, надстройки делались с учетом той самой электронной части. Главным конструктором был назначен опытный кораблестроитель Р. Цитоловский.

Сам корпус корабля, двигатели, управление строились в Николаеве, на судостроительном заводе имени Носенко. Директором на этом заводе в ту пору был легендарный организатор и руководитель, лауреат Ленинской премии А. Ганкевич.

Помимо сугубо технических сложностей проблема состояла в том, что корабли радиотехнической разведки строились в невиданно сжатые сроки.

«За всю свою многолетнюю службу в ГРУ, – признается генерал Шмырев, – я не помню случая, чтобы промышленность исполнила такой сравнительно крупный заказ в столь короткие сроки. Все работали увлеченно, старательно, с каким-то особым подъемом. То ли увлекала новизна тематики, то ли желание поспорить с американцами, но дело двигалось быстро, хотя в нем принимал участие не один Николаевский завод. Нужно было… полностью перепланировать все внутренние помещения корабля, палубные надстройки, установить большое количество радиотехнических средств. Все это нужно было выполнить с учетом жестких корабельных требований по устойчивости, радиоэлектронной совместимости и хотя бы элементарных требований маскировки.

Наши офицеры, занятые непосредственно строительством и оборудованием кораблей, Ю. Крестовский и А. Смирнов, буквально не вылезали с Николаевского завода. Им приходилось решать прямо на месте тысячи практических вопросов, сплошь и рядом вносить уточнения в проектные решения, когда что-то не устанавливалось или не совмещалось.

Ни Смирнов, ни Крестовский не были моряками, что вызывало иногда разногласия при принятии ими нетрадиционных для флота решений, но инженерная эрудиция, здравый смысл и, самое главное, желание обеих сторон найти наиболее разумное решение, приводили к быстрому преодолению возникающих проблем».

После того как техника стала поступать на корабль, возникла еще одна из тысяч проблем, как справедливо сказал Шмырев. Однако эта проблема оказалась весьма острой и болезненной – предприятия, которые должны были начать монтаж, отказались это делать. Они сослались на приказ министра обороны, другие нормативные акты, что им запрещено заниматься установкой аппаратуры на морские объекты. Мол, они «спецы» сухопутные.

Что ж, нашли выход и из этого положения. В Климовске организовали бригаду из своих инженеров и техников и отправились в Николаев. Правда, свои «спецы» тоже никогда не производили монтаж на кораблях, но, как говорится, лиха беда начало.

Оказалось это даже удобно и весьма полезно. В ходе монтажа сами же устраняли проекционные ошибки, которые трудно было предусмотреть на этапе проектирования. Например, куда и как уложить большие объекты кабелей, проводов, которые в теории и представить себе было сложно.

Несмотря на все трудности, монтаж разведтехники был завершен успешно. Большую роль в этом сыграло бесперебойная поставка аппаратуры.

«Во многом это состоялось благодаря полковнику Смирнову, – говорит Юрий Крестовский. – Он в управлении занимался серийной техникой. То есть через него шли поставки аппаратуры, которая была в ГРУ. И Александр Арсентьевич определял, куда ее послать. Знаете, с новой техникой всегда была напряженка. Ее не хватало, она нужна в частях. Но Смирнов понимал важности скорейшего ввода в строй кораблей, и отправлял технику в первую очередь в Николаев».

После того как вопросы поставок и монтажа техники были решены, пришло время испытаний корабля. ГРУ обратилось в некоторые профильные институты с просьбой провести анализ возможностей эксплуатации высокочувствительной техники. Ведь вся аппаратура была установлена очень компактно. И это было сделано впервые.

Снова отказ. Институты заявили: чтобы провести такое исследование, понадобится 2–3 года.

Полковник Смирнов и к тому времени уже майор Крестовский решили провести испытания собственными силами. Откровенно говоря, они серьезно рисковали. Никто не мог предположить, как поведет себя разведывательная аппаратура, если, например, включить ее вместе с передатчиком. Не выйдет ли она из строя? На этот вопрос никто ответить не мог.

Во время ходовых испытаний было предусмотрено выполнение большой программы: установление связи с подводной лодкой, с самолетами. И требование таково – испытания проводятся только в штормовую погоду. Шторм не менее 6 баллов.

«И вот, дождавшись такой качки, – вспоминает Юрий Крестовский, – мы вышли в море. Морячков наших почти всех укачало. Те, которые в постах работали, тоже не очень себя чувствовали. Но, несмотря на это, все делали свое дело.

Смирнов принял команду на себя, и мы включили посты. Для начала не все, выборочно. К нашей радости, все сработало, ничего не сожгли. Потом включили по максимуму, на полную мощность. Провели испытания с подводной лодкой, с самолетами. Контрольные радиограммы посылали туда и обратно. В разных диапазонах. Все это, разумеется, проходило в динамике. Команда сработала неплохо».

Так родился на свет первый корабль радиоэлектронной разведки. Государственная комиссия приняла его. Он стал называться «Крым» и вошел в состав Черноморского флота.

Командиром корабля был назначен опытный флотский офицер, капитан 2-го ранга Иван Ефимович Бочарин.

Он окончил Бакинское высшее военно-морское училище имени С.М. Кирова. Служил на эскадренном миноносце «Огневой», потом на миноносце «Лютый». С «Лютого», где Бочарин был старпомом, его назначили командиром малого разведывательного корабля, потом среднего разведывательного корабля. И в 1969 году Иван Ефимович принял под свою команду корабль радиоэлектронной разведки «Крым».

Экипаж был под стать своему боевому командиру. Отбирали сюда офицеров очень тщательно.

Вот как об этом вспоминал сам Юрий Крестовский.

«Однажды посылает меня Шмырев в Главный штаб военно-морского флота. Задача: подобрать личные дела морских офицеров для перевода их на новый корабль “Крым”.

Договоренность уже была с начальником управления кадров. И вот приносит мне офицер-кадровик личные дела. Я просматриваю. Из 50 человек выбираю восемь.

– Почему так мало? – удивляется кадровик.

– Не все подходят в разведку. Этот развелся, тот за пьянство наказан.

А он вздыхает и говорит:

– Дорогой мой, это же флот! Эти вещи у нас не считаются большим недостатком. Женился – развелся, выпил. Что поделаешь, служба такая. Тяжелая служба. Ты по деловым качествам смотри.

Отобрал я еще несколько человек, привез дела Шмыреву, передал. А у него была такая особенность, открывает личное дело и внимательно, долго смотрит на фотографию. Потом говорит:

– Нет, это отложим.

Потом берет второе дело. Смотрит.

– Вот этого офицера стоит посмотреть в деле, как он работает.

Петр Спиридонович очень тщательно относился к подбору офицеров. Так что на “Крым” случайные люди не попадали».

Вслед за «Крымом» на воду были спущены корабли «Кавказ», «Приморье, «Забайкалье».

Из Николаева корабли «Приморье» и «Забайкалье» к себе на Тихоокеанский флот шли разными путями: один вокруг Африки, другой – вокруг Южной Америки.

Разведывательные суда легендировались под корабли связи, но американцев трудно было обмануть, они сразу окрестили их как «Russian electron ship ELINT».

Корабли-черноморцы «Крым» и «Кавказ» вели разведку в средиземноморском регионе. Главной их заботой были страны НАТО и Израиля.

Тихоокеанцы «Приморье» и «Забайкалье» сосредоточились на разведке американского ракетного полигона, где проходили испытания межконтинентальных баллистических ракет и противоракетного оружия. Полигон протянулся от базы Ванденберг в Калифорнии до атолла Кваджелейн в группе Маршалловых островов.

…За выполнение важнейшей государственной задачи Юрий Вениаминович получил ценный подарок – охотничье ружье с гравировкой. На стволах гравер витиевато вывел дарственную надпись: «Инженер-майору Крестовскому Ю.В. от Министра обороны СССР». Впрочем, ко времени вручения подарка майору было не до охоты. Он получил новое задание. Ему предстояло впервые в истории нашей радиоэлектронной разведки обнаружить и обеспечить перехват информации с американского военного спутника ДСЦС-2.