Текст книги "ГРУ. Поединок с «черными полковниками»"

Грошев, его коновод Шепелев и еще один боец-разведчик двинулись вперед. Где-то вдалеке слышалась редкая стрельба, в воздух взлетали осветительные ракеты. Прошли с километр пути, пересекли две свежие лыжни, но людей не встретили. Возвратились и пошли по дороге, протоптанной колонной. Через некоторое время их остановил окрик:

– Стой, кто идет?

– Свои…

– Кавалеристы, что ли?

Стало ясно, что они вышли к своим. Дозор пехотинцев указал им путь к населенному пункту Бабоеды.

Так во второй половине января 1943 года конники возвратились из рейда по тылам врага. Газеты написали об их рейде как о коллективном подвиге. Многие были награждены. Лейтенанту Виктору Грошеву вручили орден Отечественной войны I степени.

После отдыха и пополнения их кавдивизия 2-го гвардейского кавкорпуса вновь оказалась на фронте. Их передали в состав Западного фронта. За шесть ночных переходов конники прошли свыше двухсот километров и сосредоточились за боевыми порядками 11-й гвардейской армии генерала Ивана Баграмяна. Здесь, в боях за город Карачев, помощник начальника штаба дивизии по разведке старший лейтенант Грошев получил два тяжелых ранения и контузию. После долгого лечения чудом остался в строю, умолил начальника госпиталя изменить первоначальный диагноз и был направлен в 3-ю запасную кавалерийскую бригаду, командиром маршевой роты.

Неоднократно пытался вернуться на фронт, но неудачно.

В 1946 году завершил обучение в Краснознаменной высшей кавалерийской школе им. С. М. Буденного. А в следующем году поступил в Академию им. М. В. Фрунзе. В 1950-м выпустился с дипломом и золотой медалью.

– Ну что, Виктор Федорович! Не застоялись вы в стойле? – усмехнулся сотрудник ЦК постарше.

Грошев удивленно взглянул на него.

– Я имею в виду, не засиделись на академической скамье. Как-никак пять лет учитесь с небольшим перерывом.

Своего коллегу поддержал другой.

– Боевой офицер, фронтовик, не устали по аудиториям… – сотрудник оборвал фразу.

– Штаны протирать, – откровенно и прямо продолжил Грошев. – В войска готов хоть завтра. Для этого и учился.

ЦКовцы удовлетворенно заулыбались.

– Что ж, это честно, по-офицерски. Только вот не все ваши товарищи так считают. Ладно, мы подумаем, как дальше с вами поступить.

Подумали. И решили не в Военно-дипломатическую академию их отправлять, а на высшие академические курсы офицеров разведки Генерального штаба. Учились год, но напряженно и интенсивно. Давали только иностранный язык и агентурную подготовку. «Даже марксистско-ленинской подготовки не было», – признался как-то Виктор Федорович.

Грошев окончил ВАК в 1951 году и сразу же его взяли в англо-американское управление ГРУ. Началась подготовка к зарубежной командировке.

…В 1953 году он выехал в Англию. Должность самая скромная – референт аппарата военного атташе. Виктор Федорович уже был майором, но ему приказали одеть капитанские погоны. Чтобы не вызывать вопросов и подозрений. Такое «понижение в звании» он воспринял спокойно: надо – значит, надо.

Никаких вербовочных задач не ставили. Да это и понятно: первая поездка за рубеж, да еще в Британию, надо было осмотреться, «въехать» в обстановку, набраться опыта.

Правда, несмотря на молодость и неопытность, ему дали на связь одну из самых ценных агентурных групп резидентуры – группу Орсена. Возможно, это случилось потому, что групповод был уже «матерым» агентом, работал с нашей разведкой еще со времен войны. В этот разведколлектив, кроме Орсена, входили трое ценных источников: один работал в министерстве вооружения, второй – в Центре, где разрабатывалось биологическое и химическое оружие, третий трудился в Портсмуте и занимался военно-морской тематикой. Жена Орсена исполняла обязанности связного.

По своим оперативным возможностям это была поистине фантастическая разведгруппа. Достаточно сказать, что двое агентов группы удостоились за свою работу высших наград Советского Союза – орденов Ленина, а также ордена Красной Звезды. И сегодня в музее ГРУ на одном из стендов выставлены их награды. Под ними скромная надпись: «Ордена агентурной группы лондонской резидентуры».

Бывая в музее, полковник в отставке Виктор Грошев подолгу задерживался у стенда. Да, действительно, замечательная была командировка. Приехав в Лондон референтом аппарата, Виктор Федорович стал помощником, а потом и старшим помощником военного атташе. Надо сказать, подобное встречается не часто. И хотя, как мы уже сказали, ему не ставились задачи по вербовке агентов (хватало дел по руководству группой Орсена), Грошев сумел привлечь к сотрудничеству руководителя одной из местных фирм. Ценен он был тем, что его компания занималась военными заказами.

Когда первая командировка подходила к концу, за успешную работу в Англии Виктора Федоровича представили к ордену. Однако представление попридержали, и Центр предложил на выбор: либо награда, либо квартира. Шел 1957 год. В Москве у Грошева ни кола ни двора. Он выбрал квартиру на Большой Молчановке. В двух комнатах жил сосед, тоже офицер-разведчик, а еще две достались Виктору. Что ж, как модно было тогда писать в газетах, заслуженная награда нашла героя.

После удачного зарубежного дебюта Грошева оставили в центральном аппарате ГРУ, в родном англо-американском управлении. Однако долго в Москве он не задержался. Уже через два года его вновь командировали в Лондон. Должность военного атташе по-прежнему занимал генерал Иван Ефимов, под руководством которого Виктор Федорович работал в первую командировку. Иван Павлович к разведке не имел ровным счетом никакого отношения. Он осуществлял представительские функции, а вот его старший помощник Виктор Грошев занимался агентурной деятельностью.

Думается, подобное распределение обязанностей не было секретом для спецслужб Великобритании. Подтверждением тому сообщения в британской прессе. Одно из них явно указывает на принадлежность Грошева к разведке.

«Вчера в газете „Санди телеграф“, – писали англичане, – была помещена примечательная фотография работников советского посольства в Лондоне… Неприметно, на заднем плане стоит полковник Грошев, кавалерист и помощник военного атташе. Это он… является ответственным за советскую разведку в Великобритании.

Серьезный, дружески настроенный мужчина, полковник Грошев крепко засел в Лондоне в качестве сотрудника ГРУ советской системы военной разведки. Между тем его начальник генерал-майор Ефимов продолжает отрицать, что его помощник занимается шпионажем».

Нет сомнений, что эта утечка в прессу сделана с легкой руки английской контрразведки. Но, как говорят, не пойман – не вор. Грошев действовал осторожно, умело, профессионально. Успешно провел вербовку ценного агента, который проходил службу в штабе Гринвичского арсенала. У него был доступ к материалам самой высокой секретности.

По итогам второй командировки Виктора Федоровича наградили орденом Красной Звезды.

И вновь – работа в Центре, сначала помощником начальника управления, потом начальником англо-канадского направления.

Служба, как говорится, шла своим чередом, и вот однажды вызывает его к себе начальник управления генерал Валентин Мещеряков. Они давно знали друг друга: в Лондоне Мещеряков приехал на смену Грошеву, когда у того закончилась командировка, а через два года было все наоборот – Виктор Федорович менял Валентина Ивановича. Теперь Мещеряков его начальник, но, несмотря на это, отношения у них оставались дружескими.

Словом, Грошев прибыл к начальству. Мещеряков усадил его и задал вопрос, который давно мучил и самого Виктора.

– Скажи мне, сколько ценных оценок за год получила канадская резидентура? – спросил генерал.

Он, разумеется, и сам прекрасно знал ответ на этот вопрос. Но, видать, хотел услышать столь занимательную цифру из уст Грошева.

– Да ее и произносить… – замялся Виктор.

– Вот именно, стыдно ее произносить. Восемь ценных оценок!.. Всего-навсего.

Начальник управления замолчал. Грошеву тоже нечего было сказать. Да и что тут скажешь.

– Значит так, – наконец после долгой паузы произнес генерал. – Принято решение послать тебя в Канаду военным атташе и руководителем разведаппарата.

Мещеряков пристально смотрел на Грошева, пытаясь понять, как воспримет его слова Виктор. Он воспринял их, как должно офицеру – с пониманием и благодарностью. Получив согласие, начальник управления предупредил.

– Учти, Виктор, Оттава – это тебе не Лондон. Городок по нашим меркам малый. Все как на ладони. Работать тяжело. Так что легкой службы не обещаю.

А он и не ждал легкой службы. Тогда на кой ляд его туда посылать?

«Канада, – вспоминал Виктор Грошев, – страна с особым контрразведывательным режимом, – КРОшники работают жестко и профессионально, покрепче, чем в Англии. Местные живут достаточно обеспеченно, и найти, завербовать человека на материальной основе очень тяжело, а на идейной практически невозможно. Там запросто сломаешь себе шею и вербовку не проведешь.

После предательства Гузенко столько лет прошло, а там все его помнили и на нас косо смотрели. Оттава действительно городишко маленький. Куда ни поедешь, все тебя видят.

В Лондоне три аппарата атташе, в Канаде – один, и тот небольшой. Тем не менее мы за дело взялись крепко. За первый год резидентура дала 36 ценных оценок, провели две вербовки».

Таким же напряженным был и следующий год. А в 1970-м случилось несчастье. От перегрузок, волнений у резидента Виктора Грошева не выдержало сердце, случился инфаркт. Его срочно поместили в канадский госпиталь. Круглосуточно у его постели дежурили сотрудники посольства, аппарата военного атташе. Как только стало возможным переправить его в Советский Союз, на самолете доставили в Москву. Сначала лечили в госпитале им. Мандрыка, потом был реабилитационный период. А вскоре, после выхода на службу, его пригласил к себе начальник управления кадров генерал Изотов. У него в кабинете уже находились генерал Валентин Мещеряков и начальник медслужбы ГРУ Яков Брюханов.

С «главным врачом» военной разведки Виктор Федорович был знаком давно, еще с фронта. Они служили в одной дивизии. Яков Васильевич командовал медицинским эскадроном.

– Мы хотели бы с вами побеседовать, – начал издалека Изотов. – Дело в том, что замены пока нет. Не смогли бы поехать снова в Канаду. Ненадолго. Месяца на три-четыре…

Грошев согласился. Быстро собрался, на самолет и в Оттаву. Конечно, эта поездка не ограничилась тремя месяцами, и в работу пришлось впрягаться по полной. Ведь он руководитель разведаппарата и не в турпоездку сюда приехал. Через восемь месяцев ему, наконец, нашли замену, он возвратился на Родину и тут его догнал второй инфаркт. Опять госпиталь им. Мандрыка.

Когда возвратился на свое рабочее место в ГРУ, уже сам ждал вызова в кадры. Генерал Изотов вновь пригласил его к себе на беседу. Всесильный кадровик по-прежнему был внимателен, но речь генерала прозвучала как приговор.

– Думаю, вы понимаете, что уже не перспективны для зарубежной работы, – сказал он.

Конечно же, Виктор Федорович понимал это, как никто другой. Было обидно и горько, но кадровик оказался прав: какой из него теперь резидент с двумя инфарктами.

– Не хотите поработать в академии? – предложил Изотов. – Знаний, опыта у вас достаточно.

Так он оказался в Военно-дипломатической академии, на первой кафедре. А когда в 1979 году уволился с военной службы, перешел в другое подразделение, в научно-исследовательский отдел, и отработал там еще 26 лет. За эти годы подготовил много научных работ, монографий, провел исследований. Среди них и специальные работы, такие, к примеру, как «Доброжелатели и их использование в разведке», и исторические – книга о легендарном начальнике разведуправления Красной Армии Якове Берзине. Учебные пособия, написанные Виктором Федоровичем Грошевым, и сегодня помогают в подготовке новых поколений разведчиков.

Комбриг по имени Октябрь

Казнь фашистского наместника Гитлера в Белоруссии Вильгельма Кубе, без сомнения, является одной из самых громких и дерзких операций Великой Отечественной войны. Участницы уничтожения фашистского палача Мария Осипова, Елена Мазаник, Надежда Троян были удостоены высокого звания Героев Советского Союза и стали известными на всю страну. Об этом подвиге партизан написаны книги, многочисленные статьи, сняты документальные и художественные фильмы, проведены тщательные исследования. Казалось, не осталось никаких загадок в этой героической истории.

Оказывается остались. Сегодня доподлинно известно, что подобраться к Кубе пытались многие. И потом, когда он был взорван, разгорелись нешуточные страсти, настоящее противостояние между военной разведкой и НКВД. Каждая из этих служб претендовала на лавры победителя.

Марию Осипову на Лубянке допрашивали всесильный начальник Смерш Абакумов, министр госбезопасности Белоруссии Цанава. Но Осипова оказалась крепким орешком. Она твердо стояла на своем: «Нами руководила воинская часть, где начальником Федор Федорович Кузнецов». То есть речь шла о военной разведке. Однако не сам же генерал-лейтенант Кузнецов выезжал в леса под Минском, чтобы проинструктировать Осипову. По его поручению эту спецоперацию готовил малоизвестный Дмитрий Ильич Корниенко (партизанский псевдоним Дима). Его настоящее имя Давид Ильич Кеймах, воинское звание – капитан, должность – командир разведывательно-диверсионной бригады.

…На дворе стоял июль 1941 года. Старший инженер научно-исследовательского института артиллерийских приборов РККА Давид Кеймах возвращался с работы. На остановке вошел в трамвай и увидел сидящего на заднем сиденье начальника отдела их института Григория Линькова. Тот приветливо махнул рукой, приглашая присесть рядом. Кеймах опустился рядом.

– Ты что такой угрюмый, Давид?

– И не спрашивай, Григорий Матвеевич, – отмахнулся Кеймах. – Ходил в военкомат. На фронт просился.

– Не взяли?

– Нет. Сказали, у вас бронь, Давид Ильич. Да и здоровьем слаб.

Линьков ничего не ответил на это. Промолчал. А Кеймах с надеждой посмотрел на старшего товарища. Ходили слухи, что Линьков наконец добился своего: настойчиво писал одно за другим заявления в ЦК ВКП(б), а потом – на имя И. Сталина. Это возымело действие. Его отправили в распоряжение Разведуправления Генштаба Красной Армии. Григорий Линьков участвовал в партизанском движении в Гражданскую войну, в прошлом охотник, прошел спецподготовку в качестве командира партизанского отряда. Позже все это позволило ему стать одним из видных руководителей партизанской борьбы в тылу врага.

Кеймах прямо спросил Линькова о формировании партизанского отряда в тылу врага. Тот не стал отрицать и сообщил, что подбирает комиссара. «Возьми меня», – попросил Давид. «Пиши рапорт!» – был ответ. Позже Линьков вспоминал: «Комиссаром всякого не возьмешь: мало, чтобы человек был храбр, честен, умен, он должен обладать острым даром обаяния, уметь доходить до самого сердца бойца». Кеймах обладал этими качествами. Вскоре его назначили комиссаром отряда, он взял себе псевдоним – Корниенко (фамилия друга, старого коммуниста), а имя – Дмитрий.

Давид Ильич родился 7 ноября 1906 года в Одессе в семье сапожника и портнихи. Жили скудно, грамоте учился у старших братьев, был с детства трудолюбив, настойчив. Рано начал работать учеником повара, одновременно учился на рабфаке. В восемнадцать лет стал комсомольцем, был пионервожатым. Заведующий столовой, где работал Давид, узнав, что Кеймах родился в день Октябрьской революции, назвал его Октябрем. Теперь на работе все стали его так называть, и даже в комсомольском билете записали: Кеймах Октябрь Давид Ильич.

Давид был типичным представителем молодежи того времени. Без отрыва от работы учился на рабфаке, был депутатом Одесского горсовета. В 1927 году поехал в Москву как делегат VII Всесоюзного съезда профсоюзов работников питания. С 1929 года – член ВКП(б). Давид поступил в Московский электромашиностроительный институт (переименованный в Московский институт связи). Одновременно был практикантом-рабочим на электрозаводе и заводе «Динамо», секретарем парторганизации.

В новом, 1930 году Давид женился на студентке того же института Галине. Через год родилась дочь Валя. В 1932 году он был зачислен в аспирантуру, работал одновременно ассистентом, а затем преподавал электротехнику. Вскоре его назначили завучем, а позже – директором Центральных курсов повышения квалификации инженерно-технических работников института.

В 1938 году, после окончания аспирантуры, Давид был призван на военную службу и в звании младшего лейтенанта зачислен в 22-й запасной артиллерийский полк. Но в связи с обострением туберкулеза отозван из части и направлен старшим инженером в Научно-исследовательский институт артиллерийских приборов РККА.

…В августе в лагере при разведотделе Западного фронта партизаны прошли спецподготовку. В ночь на 17 сентября 1941 года отряд Линькова, сформированный из 54 человек, на 8 самолетах ТБ-3 вылетел в направлении белорусского Полесья. Снарядили отряд хорошо: боеприпасы, взрывчатка, радиостанции, продовольствие, медикаменты и т. д. были упакованы в 21 грузовой мешок. Главные задачи – ведение разведки по территории Белоруссии, организация диверсий на железнодорожных и шоссейных магистралях. К сожалению, обстоятельства сложились так, что десантирование, по словам Димы, прошло «крайне неудовлетворительно». Отряд был десантирован не там, где намечалось, с большим разбросом, в радиусе 100 км от Орши до Березины. Был сильный ветер и непогода. Два самолета повернули обратно, четыре – пропали. Во вражеский тыл были выброшены всего 35 человек. Пропал весь груз с рацией, погибли радисты с шифрами. Эти обстоятельства крайне затруднили сбор отряда.

Григорий Линьков (псевдоним Батя), будучи знатоком леса, охотником, долго блуждал в поисках людей, пока не встретил своих.

Кеймаху повезло. Четыре дня искал он своих в районе высадки, шел в район предполагаемой базы без карты, пытаясь найти местных партизан. Наконец, в деревне Пуськи встретил трех своих бойцов: Битлова, Захарова, Ковалева, позже других, а также десантника Аминева с группой окруженцев. Другой присоединившейся группой стал отряд батальонного комиссара Антона Бринского. В числе этих 25 человек был старший лейтенант Василий Щербина, чья разведгруппа погибла. Затем нашлись еще семь десантников и 24 окруженца, а также отряд из 30 человек во главе со старшим лейтенантом Басмановым.

За эти недели Дима сформировал отряд. А спустя некоторое время был найден и командир Линьков. Комиссар представил Бате действующий отряд численностью более 100 человек.

Дима любил людей, был с ними прост, его слова не расходились с делами. Батя позже будет вспоминать: «Особенно любила Кеймаха молодежь. В лагере на отдыхе он всегда был окружен ребятами, разговаривал с ними, шутил, они поверяли ему свои самые задушевные тайны. Он умел вовремя поговорить с человеком, вовремя помолчать, вовремя поддержать… Однако панибратства он никогда не допускал: его любили и уважали, подчинялись ему беспрекословно и охотно. Авторитет Давида держался еще на том, что он и в бою был впереди подчиненных».

До восстановления связи с Москвой деятельные и энергичные командиры не теряли времени. Батя, будучи опытным партизанским командиром, не засиживался на одном месте, а постоянно переходил с одного места на другое. В населенные пункты заходили редко, посылая два-три человека за продуктами, а когда немцы нападали на след, устраивались многокилометровые марши. Партизаны уходили на запасные базы, запутывали следы. Такая тактика сохраняла жизнь людям.

В начале ноября 1941 года немцы провели против отряда Бати карательную операцию. Пришлось отходить в глубь Березинских болот. Было холодно, сыпал снег, партизаны проваливались в вязкую жижу по колено, по пояс. Мокрая одежда мерзла, коробилась, хрустела на каждом шагу. Диме с его больными легкими было тяжелее других. Когда выбирались на лесной островок, делали привал. Есть было нечего, кипятили воду с болотной травой. Трое суток партизаны в болотах реки Березины, уходя от преследования немцев, искали щели в гитлеровском кольце. Руководством отряда было решено разбить его на группы, заставив врага распылить свои силы по разным направлениям, уходить в труднопроходимые места.

В Центр, к своим, через линию фронта были отправлены, одна за другой, три группы для доклада о деятельности отряда Бати и установления связи с Москвой.

Кеймах со своей группой вышел из окружения. Связь с Батей была прервана, так как некоторые группы погибли, базы были уничтожены.

Переход через линию фронта был трудным. В своих записях, уже в Москве, Давид напишет: «Карты не было. Шли с проводниками, двигаясь днем лесом, ночью – по дорогам. В большинстве деревень Белоруссии и Смоленской области была местная полиция. Почти ежедневно были стычки с карателями, теряли людей. Начались холода. Продовольствием разживались за счет противника, иногда просили у населения… Дима строго предупредил ничего не брать в деревнях самовольно». И далее запись: «Продвигаясь дальше, мы встречали хороший прием со стороны населения».

Полтора месяца группа пробиралась к фронту, оставляя раненых в деревнях и других партизанских отрядах. В это время шла битва за Москву. Наши войска отогнали немцев от столицы. 15 января 1942 года Дима с оставшейся группой из пятнадцати человек перешел линию фронта. Добравшись до Москвы, доложил Центру о боевых действиях отряда Бати. Оказалось, что Щербине с частью отряда удалось тоже перейти линию фронта, а из посланных Бринским трех групп в живых остался лишь один майор Диканев. Он добрался до Москвы в конце февраля.

Два месяца в Москве пролетели быстро: отчеты, лечение, учеба и отбор людей для выполнения новых заданий. Жена Галина и дочь Валя были эвакуированы в глубь страны, и увидеться с родными Давиду Ильичу не удалось. Остались письма, которые он писал жене и дочери перед вторым вылетом в тыл врага. Это исторический документ, живое слово солдата. Вот письмо к дочери.

«Валенька, дорогая моя девочка! Очень соскучился по тебе. Хотел бы тебя видеть, но, к сожалению, сейчас это невозможно. Фашисты находятся на нашей земле и их нужно скорее изгнать из всех мест, куда они проникли, вот твой папа в числе миллионов бойцов дерется с фашистской гадиной, чтобы не дать им возможности издеваться над нашими стариками, матерями и такими детьми, как ты.

А ты, дорогая Валюшка, в свою очередь, помогай родной стране в скорейшей победе над врагом, учись прилежно и хорошо, крепи и закаляй свое здоровье и всем сердцем ненавидь фашистских извергов. Помогай маме.

Как ты учишься? Как твое здоровье?

Дорогая моя дочурка, крепко-крепко целую тебя.

Твой папа».

А так он писал жене:

«Галинька, дорогая! Мне не удастся здесь много побыть и тебя увидеть. Наверное, даже не дождусь твоего письма. Ты не горюй, что мы сейчас не увиделись. Держи себя крепко и Валюшу нашу расти в ненависти к фашистским мерзавцам. О, если бы я тебе рассказал, что творят эти цивилизованные дикари! Но уж и мы им тоже житья не даем, особой любовью мы у них не пользуемся. Вот и сейчас опять отправляюсь на них, чтобы не дать им ни минуты покоя ни днем, ни ночью».

В марте 1942 года Центр вторично послал в тыл врага Давида Кеймаха с группой из пяти человек. Разведчики удачно приземлились на территории Белорусского государственного заповедника. Через три дня они вышли на базу Бринского. Встреча была радостной и теплой. С Димой прилетели Василий Щербина (Бородач), инструкторы минно-подрывного дела Семен Климашин, Яков Каждан и радист Николай Золочевский. Также привезен был груз (четыреста килограммов тола, мины, другие боеприпасы и т. д.). Дима шутил: «Говорят, комиссар – душа отряда. Ну, а как же без тела существовать? Душе без тела неудобно, даже неуютно, как-то нехорошо. Вот мы и стремились с небес на землю».

С прибытием Кеймаха, Щербины и других наступил новый этап в жизни отряда. Наличие связи с Центром обеспечивало помощь оружием, взрывчаткой, специалистами, возможность передачи и получения важных данных, указаний из Москвы. Центр нацелил отряд не только на выполнение разведывательных задач, но и на оказание всесторонней помощи местным патриотам в развертывании партизанского движения.

Щербина и Кеймах после удачного приземления направились на участок, где проходила железнодорожная магистраль, снабжавшая фашистские войска, осаждающие Ленинград. Отряд, выросший до двухсот человек, был разбит на боевые группы, которые рассредоточились вокруг дороги Вильно – Молодечно – Полоцк, и начали активную боевую деятельность.

Численность отрядов росла, и они объединились под общим оперативным руководством в бригаду, налаживались надежные связи с населением. На их боевом счету были уже два десятка пущенных под откос эшелонов противника, уничтожены несколько десятков машин и самолет, взорвано одиннадцать мостов.

В середине лета бригада по приказу Центра перебазировалась южнее Минска.

23 сентября 1942 года с миной в руках погиб комбриг Василий Щербина, обучавший минеров. С ним погибли несколько бойцов. Дима радировал в Центр 25 сентября 1942 года: «При взрыве мины трагически погиб старший лейтенант В. Щербина. Большая утрата! Ходатайствую о присвоении ему звания Героя Советского Союза…»

Указом от 20 января 1943 года Щербина В. В. посмертно был удостоен этого звания.

Командование бригадой принял Дима. Его бригада действовала в Минской, Барановичской, Витебской областях. Дима докладывал в Центр:

«13 октября. На Минском аэродроме насчитывается до 40 транспортных и разведывательных самолетов противника».

«24 декабря. На ваш запрос о достоверности данных о переброске 40 000 фашистских солдат через Минск на Слуцкое шоссе докладываю, что подсчет велся во время прохождения войск через город. Данные подтверждены сведениями, полученными нами в штабе рейхскомиссариата».

«24 декабря. У деревни Латыно Заславского района захвачен совершивший вынужденную посадку гитлеровский двухмоторный самолет, принадлежащий командующему СС и полиции Центральной России. Штаб в Могилеве».

Центр 31 января 1943 года поздравил Д. И. Кеймаха с награждением орденом Ленина.

Комиссаром бригады стал старший политрук Харитон Хатагов (Юсуп). К этому времени бригада Димы по приказу Центра перебралась ближе к Минску. Проводился комплекс боевых мероприятий, налаживалась связь с местными жителями-железнодорожниками. Партизаны вышли на Минское подворье.

В семье Давида Ильича хранятся воспоминания партизанки Нины Слюсаренко (до замужества Бабынькиной). В отряд ее вместе с Александрой Долмат партизаны вывезли из Минска после выполнения спецзадания. (Им удалось уничтожить более двухсот фашистов в феврале 1943 года.) Встречу с командиром Нина Ивановна описывает так: «Запомнилось его лицо, чистое, белое. Волосы густые каштановые, кудри волнами зачесаны назад. Под густыми бровями выделялись большие красивые карие глаза. Лицо завершали усы. Это они придавали общему обаянию и красоте солидность. А тут еще портупея, планшет, осанка… Все у него было до простоты простое. Валенки, кирзовые сапоги как у всех, обыкновенный полушубок, брюки и гимнастерка из простого сукна были изрядно потертыми. Спал где и все, ел что и все… Никакого высокомерия, никогда не слышала раздраженного тона, повышенного голоса. Никто не видел его озлобленным. Уставшим – да, но всегда уравновешенным…»

О первой благодарности, объявленной командиром, Нина Ивановна скажет: «Больше таких слов о себе и о своей работе я уже не слышала. И в заключение такая чудесная фраза: „Чтобы сохранить бодрость духа у своих бойцов, Дмитрий Ильич пользовался оружием своего ума – шуткой“».

Не только шутка и остроумие отличали его, Димовцы помнят, как командир любил песни, как сам прекрасно пел. А заключительным аккордом в его собственной боевой песне стали разработка плана и организация казни ставленника Гитлера в Белоруссии Вильгельма Кубе.

Уничтожить генерального комиссара Белоруссии Вильгельма Кубе! Так звучала задача Центра. Перед полетом в тыл, в Москве, в Разведуправлении он читал биографию врага белорусского народа комиссара Кубе. Но и представить себе не мог, что получит такой приказ.

Итак, родился палач в Глогау. Изучал историю. Был секретарем консервативной партии в Бреслау. В двадцать восьмом вступил в национал-социалистическую партию и вскоре возглавил ее фракцию в парламенте Пруссии. С тридцать второго года в СС, группенфюрер, активный фашистский деятель. В сорок первом направлен в Минск. Ему поручено насаждать «новый порядок». И тут он сильно преуспел: виселицы на площадях городов, людей отлавливают на улицах и расстреливают. В Минске создано еврейское гетто, концлагерь «Тростинец», где постоянно истребляются люди. Это ему принадлежат слова: «Надо, чтобы только одно упоминание моего имени приводило в трепет любого русского и белоруса, чтобы у них мозг леденел, когда они услышат: Вильгельм Кубе».

Что ж, и действительно леденеет. 7 ноября 1941 года, в годовщину Октябрьской революции, Кубе приказал схватить и расстрелять 15 тысяч минчан. Эсэсовцы рыскают по городам и селам Белоруссии, выискивают голубоглазых и светловолосых детей и вывозят в Германию, давая им новые имена. Какие злодеяния запланировал генкомиссар Кубе на завтра, на послезавтра? Он давно уже заслужил смертный приговор. Но вот как его привести в исполнение.

Задача архисложная. Знал бы Центр, как охраняют этого Кубе.

Тогда Давид Кеймах еще не знал, что подобный приказ из Москвы получил не только он.

Несколько групп, независимо друг от друга, охотились за палачом. Организацией покушения на гитлеровского наместника занимались городские подпольные группы. Кубе и его охрана знали это. Он жил в постоянном страхе перед нависшим возмездием, окружил себя усиленным конвоем, менял маршруты, ездил на разных машинах… Было разработано много вариантов его уничтожения. Но наиболее верный путь достижения цели выбрал Дима и добился успеха. Давид Ильич верил, что среди прислуги Кубе кроме предателей должны быть честные советские люди, которых крайняя нужда и голод заставили идти на эту работу. Вот среди них и надо искать того, кто сумеет выполнить приговор народа.

В феврале 1943 года Дима встретился с руководителем одной из подпольных групп Минска – Марией Осиповой (по кличке Черная), которая еще с осени 1942 года была связана с бригадой Димы. Она имела высшее юридическое образование, была серьезной и мужественной женщиной, членом Верховного суда Белоруссии, вела активную подпольную работу. В начале июня в Минск прибыл зондерфюрер Карл Борман, брат заместителя Гитлера по партии Мартина Бормана. Подпольщикам удалось подложить мину в его машину, и Бормана вместе с охраной разнесло на куски. В Минске начались массовые проверки документов, подпольщики и партизаны насторожились. Осипова поспешила в отряд с сообщением о возможном приезде в Минск верхушки оккупационных властей.