Текст книги "Порочный круг"

Глава 4

После обеда оперативники вместе с председателем колхоза закрылись в его кабинете, чтобы подвести первые итоги. Собственно, итогов почти не было. К тому, что Антон Бирюков уже знал, следователь Лимакин добавил самую малость. При официальном допросе Виталий Ложников высказал предположение, будто бычков из загона никто не выпускал. Они вырвались оттуда сами, повалив ворота, которые до приезда опергруппы Ложников кое-как восстановил.

В кабинет заглянула секретарша:

– Извините, Сергей Игнатьевич, Кузьма Широнин спрашивает: понятые скоро понадобятся?

– Он снова супчик хлебать собрался?

Секретарша смущенно улыбнулась:

– Нет, говорит, Слабуха в обед подвыпил и опять в бухгалтерии с Анной Ивановной сцепился.

Сергей хлопнул ладонью по столу:

– Ну, Тимка-чекист! Скажи ему, Людочка, мол, председатель срочно зовет.

Через несколько секунд дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель всунулся небритый Слабуха:

– Вызывали?..

– Заходи, Тимофей Григорьич, садись, – с преувеличенным вниманием проговорил Сергей. Терпеливо подождав, пока старик медленно уселся на стул возле двери, спросил: – Ты где успел причаститься?

Слабуха, отвернувшись, кашлянул:

– Витя-афганец бутылку «Пшеничной» привез. Чего скрывать, за обедом дернул с расстройства пару стопок.

Антон Бирюков сосредоточился.

– Выходит, вы знали, что Ложников вчера за спиртным ездил? – быстро спросил он.

Слабуха недоуменно моргнул:

– Откуда?..

– Каким же образом бутылку ему заказали?

– Не заказывал я. Витя еще весной взаймы брал у меня, чтобы березовые почки для лекарства настоять. Сегодня ни свет ни заря возвратил долг и поскакал в Выселки… – Слабуха резко повернулся к Сергею. На его мутноватых глазах вдруг выступили слезы. – Прости, Игнатьич, опять я сорвался. Ну, хоть расстреляй!.. Как увижу Клепикову, сразу ненависть во мне закипает.

Сергей прищурился:

– Григорьич, прекрати старую песню! Зачем каждый раз пугаешь Анну Ивановну расстрелом?

– Ее не пугать, ее на самом деле надо к стенке ставить. Это ж воровка в крупных размерах. Ты человек грамотный, арифметику наизусть знаешь, считай сам… За незаконно построенный дворец, когда жареный петух клюнул, не моргнув глазом выложила колхозу пятьдесят тысяч наличными. Откуда у нее с «Луноходом» такие деньжищи, а?..

– Не забывай, что Клепикова более двадцати лет проработала главным бухгалтером, а ее «Луноход», как ты говоришь, четверть века бригадирствует. Знаешь, сколько они вдвоем за это время только премиальных получили, не считая зарплаты?..

Слабуха подался вперед:

– А куда, Игнатьич, мои премиальные подевались? В последний год перед пенсией я до соленого пота упирался в безнарядном звене. Весной Манаев сулил златые горы, а что осенью показал?..

– Ты бы еще из тридцатых годов пример вспомнил! Прошли, Тимофей Григорьевич, те времена. Ты вот что… шагай домой и ложись спать, пока участковый не отправил в районный вытрезвитель.

– По-твоему, я на ногах не держусь?

– На ногах ты всегда держишься, – Сергей подошел к Слабухе и, словно ребенка приподняв со стула, подвел его к двери: – Шагай, Григорьич, шагай… Иначе никогда больше не буду защищать перед участковым… – Выставив упирающегося старика за дверь, глянул на Антона. – Видишь, как деликатно приходится работать с людьми.

– Нам, не откладывая, надо осмотреть квартиру Водорьяпова, – не ввязываясь в отвлеченный разговор, сказал Антон.

Сергей удивленно вскинул брови:

– Обычная, как у меня, холостяцкая квартирка.

– Надо хотя бы документы посмотреть.

– С документами у Водорьяпова все в порядке. Хотите убедиться – пойдемте. Тут близко.

– Для осмотра нам депутат сельского совета нужен.

– Я третий год депутатом. Не сгожусь?

– Сгодишься.

Минут через десять, прихватив с собой скучающего возле конторы Кузьму Широнина, оперативники в сопровождении Сергея подошли к кирпичному дому на двух хозяев. В заросшем травой дворе дремали разморенные июльской жарой куры. У ближнего от калитки крыльца участковый Ягодин разговаривал с моложавой женщиной в ситцевом домашнем платье и в тапочках на босу ногу. Это оказалась соседка Водорьяпова. По ее словам, Леонид Николаевич вчера рано утром уехал от дома на тракторе «Беларусь» и с той поры она его не видела. И вообще он дома почти не находился: то в поле работал, то в мехмастерской, то в колхозной конторе что-нибудь «пробивал».

Участковый поправил на голове форменную фуражку:

– Другие сельчане тоже видели Водорьяпова уезжавшим из Караульного на «Беларуси». С кем ни говорил, никто понятия не имеет, где и когда Водорьяпов ночует.

– Гости часто к соседу приезжали? – спросил женщину Антон.

– За три года, как рядом живем, ни разу никто не приезжал. Изольда Аксенова иногда к нему забегает.

Дверь водорьяповской квартиры оказалась на замке. Соседка подсказала, что Леонид Николаевич на всякий случай постоянно оставляет ключ в тайнике над притолокой. Оперуполномоченный Слава Голубев, приподнявшись на цыпочки, пошарил рукой в небольшом углублении и достал плоский бронзовый ключик от врезного английского замка. Глянув на Антона, спросил:

– Можно открывать?

Антон утвердительно кивнул. Вместо подвыпившего Слабухи пришлось в пару к понятому Кузьме Широнину пригласить соседку Водорьяпова.

Миновав застекленную пустую веранду, оперативники с понятыми вошли в квартиру. На кухне – небольшой холодильник, трехконфорная газовая плита и обеденный столик, наполовину заставленный чистой посудой. Четыре табуретки. В узкой спальне – деревянная кровать. Возле кровати – тумбочка, на ней – недельной давности газета «Сельская жизнь» со статьей об арендном подряде. В отличие от спальни другая комната была просторной. В ее переднем углу стоял на тонких ножках маленький телевизор. Напротив – обтянутый дерматином старенький диванчик. На одной из недавно побеленных стен висела самодельная полка с книгами. На другой канцелярскими кнопками был прикреплен календарь-вкладка из журнала «Здоровье» с цветной фотографией лыжника.

– Где у него могут находиться документы? – обводя взглядом комнату, спросил Антон.

Сергей показал на покрашенную белой эмалью дверцу ниши:

– Там платяной шкаф. Надо посмотреть в карманах…

Лимакин открыл дверцу. Небольшое пространство было плотно забито висевшей на крючках и плечиках одеждой, Лимакин, начав осмотр кожаного пиджака, достал из внутреннего кармана паспорт и водительское удостоверение на имя Водорьяпова Леонида Николаевича. Оба документа были выданы семь лет назад, судя по всему, взамен документов старого образца. Согласно отметке в паспорте раньше Водорьяпов проживал в Новосибирске по улице Крылова. Водительское удостоверение давало Водорьяпову право управлять всеми категориями транспортных средств.

Пока следователь проверял одежду в нише, Лена Тимохина и Голубев заинтересованно разглядывали полку с книгами. Книг было немного и все юридические. Рядком стояли Уголовный кодекс РСФСР, Кодекс законов о труде, Уголовно-процессуальный кодекс, двухтомное «Руководство для следователей» и даже «Справочник по психиатрии». Столь целенаправленный подбор заинтересовал и Антона Бирюкова.

– Как у профессионального юриста… – с намеком сказал он Сергею.

Сергей пожал плечами:

– В этом деле Леонид Николаевич был подкован основательно. Всех оппонентов укладывал на лопатки, когда те слишком вольно пытались толковать законы.

Антон начал перебирать книги. В Кодексе законов о труде торчали закладки. Вставлены они были в главы, касающиеся коллективного и трудового договоров, норм труда и сдельных расценок, гарантий и компенсаций, трудовых споров. Другие книги закладок не имели, однако потертость страниц и обложек подсказывали, что листали их многократно. За книгами стояла банка из-под индийского кофе, заполненная наполовину юбилейными металлическими рублями. Ни одна из монет не повторялась.

– А полочка, кажется, с секретом… – неожиданно проговорил Слава Голубев. Он постучал ногтем указательного пальца по выкрашенной эмалью фанерке, вырезанной точно по размеру нижней доски и подложенной под книги.

– Проверь этот «секрет», – сказал Бирюков.

Голубев переложил с полки на подоконник книги и перочинным ножом сорвал фанерку с креплений. Приподняв ее, растерянно обернулся к Бирюкову. На полке лежали пять новеньких сберегательных книжек. Лена Тимохина попросила Голубева отойти в сторонку и дважды щелкнула затвором фотоаппарата.

Сберкнижки были заведены еще до переезда Водорьяпова в колхоз, когда нынешние сбербанки назывались сберкассами. Все пять книжек имели разные номера счетов в разных кассах Новосибирска. Одинаковыми были только суммы вкладов: на каждой – по пятнадцать тысяч рублей.

– Братан, кому и чему теперь можно верить? – воскликнул Сергей.

– Только фактам, – спокойно ответил Антон.

– Гляди, что делается!.. Семьдесят пять тысяч накоплений… С такими деньгами забрался в деревенскую глушь бычков откармливать…

– Значит, так ему надо было.

– Зачем? С каких доходов такие деньги?

– Разберемся – узнаем.

После столь необычной находки Бирюков принял решение провести в квартире Водорьяпова тщательный обыск.

В выдвижном ящике кухонного стола нашли еще одну сберегательную книжку с вкладом три с половиной тысячи в районном Сбербанке. Здесь же лежали двести тридцать пять рублей, в основном десятирублевыми купюрами.

– Водорьяпов, Водорьяпов… – рассматривая сберкнижку, проговорил Антон. – Какая-то очень редкая фамилия, первый раз такую встречаю.

Понятой Кузьма Широнин будто обрадовался поводу включиться в разговор:

– Это что! Это ерунда! Вот я знаю мужика с такой смешной фамилией, что при женщинах и сказать неловко…

Лимакин, присев к столу, заполнил протокол и дал расписаться понятым и Сергею как депутату сельсовета, присутствовавшему при обыске. Квартиру Водорьяпова пришлось опечатать. Когда все юридические формальности были выполнены, Бирюков поблагодарил понятых, и участники следственно-оперативной группы направились к колхозной конторе. По пути Антон сказал Ягодину, чтобы тот срочно пригласил в кабинет председателя Изольду Аксенову.

Глава 5

Из конторы вышла полная насупленная женщина с крупной родинкой на подбородке.

– Клепикова… – шепнул Антону Сергей и окликнул: – Анна Ивановна, вы уже домой?

Женщина остановилась:

– Рабочее время, Сергей Игнатьевич, закончилось.

– Так мы с вами насчет расценок сегодня и не потолковали. Закрутился со следователями.

– Я сама закрутилась… – Клепикова неожиданно всхлипнула. – У Георгия Макаровича дело-то серьезное. «Скорую» из райцентра пришлось вызывать. Врачи сказали, сотрясение мозга. Увезли в больницу. Вот натворил Ложников…

– При чем тут Ложников?! – удивился Сергей. – Говорят, Макарыч сам от него шарахнулся.

– Шарахнешься, если тебя с ног сшибают.

– Ну, Анна Ивановна…

– Чего с контуженного психа возьмешь?.. – Клепикова робко взглянула на Антона. – Ума не приложу, товарищ прокурор, что теперь будет. Мужу до пенсии еще пять лет, а вдруг он инвалидом от сотрясения станет…

– Насколько знаю, сотрясение мозга – это проще ушиба, – сказал Антон. – Поболит, конечно, голова да перестанет. Подождите, авось все обойдется.

– Как бы время не упустить.

– Врачи ведь наблюдают.

– Я не о врачах, о привлечении Ложникова к ответственности. Это ж откровенное хулиганство – сбить с ног ни в чем не повинного человека. Вы бы разобрались с ним…

– При необходимости разберемся.

– Спасибо. – Клепикова повернулась к Сергею. – Наверное, я пойду?.. Хочу съездить в райбольницу, передачу отвезти.

– Поезжайте.

Анна Ивановна тыльной стороной ладони вытерла повлажневшие глаза и тяжелой походкой направилась к своему особняку.

– Антон Игнатьич, – обратился к Бирюкову Слава Голубев, – мы с Леной, кажется, на сегодня свою миссию выполнили. Не махнуть ли нам до дому, до хаты? Я срочно запрошу в информцентре УВД справку о Водорьяпове, а Лена займется исследованием пули.

– Разумное предложение. Здесь мы теперь и вдвоем со следователем управимся, – согласился Бирюков и посмотрел на Тимохину: – Постарайся, Леночка, как можно точнее определить рост стрелявшего.

– Постараюсь, Антон Игнатьевич.

Истомившийся от вынужденного безделья шофер оперативного УАЗа тотчас завел мотор. Когда УАЗ, развернувшись, запылил по деревне, Бирюков ободряюще сказал хмурому Лимакину:

– Не печалься, Петро. Скоро с красивой женщиной будем говорить.

– Не люблю, когда в уголовные дела ввязываются красавицы. Одна морока с ними, – недовольно ответил следователь.

Сергей подмигнул:

– Пессимист, ты не видел умных красавиц…

Разговаривая, все трое вошли в председательский кабинет. Из приемной тихо доносился редкий перестук пишущей машинки. Белокурая Люда-секретарь двумя пальчиками терпеливо добивала какую-то официальную депешу.

– Когда Аксенова появится, ты выйди, – сказал Антон Сергею.

– Без меня вам Изольда лапши навешает.

– Это будет интересно.

– Да?.. Могу хоть сейчас одних оставить.

В приемной кто-то заговорил. Дверь отворилась и в сопровождении участкового в кабинет вошла Аксенова. На ней был открытый сарафанчик на бретельках. Сергей пошутил:

– Ласточка!.. Ты зачем так очаровательно разделась?!

Изольда, оценив юмор, иронично стрельнула взглядом на застывшего у порога Ягодина:

– Выдающийся сыщик поймал меня у пруда, на пляже. Просилась забежать домой переодеться, а он ни в какую: «Прокурор сказал – срочно!» Ладно, думаю, встречают по одежке, а провожают по уму…

– Ну, проходи, садись, – усмехнулся Сергей. – Сейчас проверят твои умственные способности.

Он подмигнул Изольде и, взяв под руку участкового Ягодина, вышел с ним из кабинета.

Аксенова, поправив бретельки сарафанчика на загоревших плечах, рассказала, что родилась в селе Александровском, расположенном на берегу Оби, где теперь вырос новый город нефтяников – Стрежевой. После школы уехала в Москву. Устроилась по лимиту разнорабочей на автозавод имени Лихачева. Не понравилось. Решила вернуться в Сибирь. Поступила в Кемеровский институт культуры. Училась на режиссерском факультете. Закончив учебу, получила направление в Новосибирск. Ни квартиры, ни режиссерской работы, несмотря на диплом с отличием, здесь не оказалось. Устроилась официанткой в ресторан. Вышла замуж за бармена, но быстро разошлась. У мужа была страсть к накопительству и голубая мечта – купить «жигули». Девичья фамилия – Лумпокольская. Аксенова – это по первому мужу, бармену.

– Сколько у вас было мужей? – спросил Бирюков.

– Кто теперь их считает… – Изольда наигранно вздохнула, однако тут же посерьезнела: – Всего один, больше замуж не выходила.

– А с Водорьяповым где познакомились?

На красивом, без единой морщинки лице Изольды промелькнуло что-то вроде испуга или недоумения, но ответила она не задумываясь:

– В Москве, когда на ЗИЛе работала.

– Расскажите об атом подробнее.

– Случайное знакомство… Торопились с подругой в Театр на Таганке. Проголосовали подъезжающей черной «Волге». Машина остановилась. За рулем был Леонид Николаевич. Он тогда возил начальника из Министерства пищевой промышленности. Тот вроде бы табачными делами заворачивал. В машине всегда лежали красивые коробки дорогих папирос: «Герцеговина флор», «Богатыри», «Гвардейские»… Это потом я узнала, а при первой встрече Леонид Николаевич ни копейки с нас не взял и пообещал после спектакля подъехать к театру, чтобы увезти в общежитие. Слово свое сдержал.

– С этого и началась ваша дружба с Водорьяповым?

– Если хотите, да… Леонид Николаевич жил холостяком в однокомнатной квартире на улице Обручева, недалеко от метро «Проспект Вернадского». Я часто перехватывала у него в долг, когда денег до получки не оставалось.

– У него всегда деньги были?

– Всегда. Зарабатывал он хорошо.

– У шофера служебной машины не очень большая зарплата… – с намеком сказал Антон.

– Естественно, но у Леонида Николаевича было столько свободного времени, что он на левых пассажирах мог зарабатывать, по-моему, больше служебного оклада.

– Как Водорьяпов в Новосибирске оказался?

– Когда училась в институте культуры, я летом устраивалась проводницей поезда Кемерово – Москва, чтобы подработать к стипендии. Каждую поездку во время стоянки в столице забегала к Леониду Николаевичу на улицу Обручева. Кстати сказать, это именно он посоветовал мне после института попросить направление на работу в Новосибирск. Леонид Николаевич сказал, что собирается сам перебраться из Москвы в Сибирь.

– Чем ему Москва не нравилась?

– Говорил, что не может привыкнуть к столичной жизни. Тянет, мол, на родную сибирскую землю – и все.

– Давно Водорьяпов в Новосибирске живет?

– Через год после того, как я с красным дипломом и розовыми мечтами сюда приехала из Кемерова.

– Сразу начали с ним встречаться?

Аксенова смущенно усмехнулась:

– Нет, пожалуй, не сразу. Леонид Николаевич долго квартиру добывал, потом искал подходящую работу. Сначала на станцию техобслуживания «жигулей» устроился, затем в таксисты ушел. Более-менее постоянно мы стали общаться, когда я разошлась с мужем…

– Не из-за Водорьяпова?

– Разумеется, нет. Я уже говорила о причине, повторяться не хочу. Поверьте, это было сказано откровенно. У меня, честное слово, нет ни малейшей необходимости лгать.

– В таком случае… – Бирюков помолчал. – Скажите, чем, по-вашему, вызвано убийство Водорьяпова?

Лицо Аксеновой нахмурилось. Она суетливо поправила бретельку сарафана и тяжело вздохнула:

– Весь день сегодня об этом думаю, но ничего не могу понять. По-моему, это какая-то случайность. Вчера вечером Леонид Николаевич, перед поездкой в Выселки, забежал ко мне. Сказал, что завтра ему исполняется пятьдесят лет и он отправил Ложникова за шампанским.

– Долго он у вас пробыл?

– Не больше пяти минут. Я после стирки как раз гладила белье. Леонид Николаевич увидел стопку носовых платков и попросил один.

Бирюков поинтересовался связями Водорьяпова в Москве и в Новосибирске. Аксенова сказала, что у Леонида Николаевича близких друзей не было, но с определенным кругом женщин он общался.

– С кем конкретно? – спросил Антон.

Изольда пожала плечами:

– Не знаю, просто я догадывалась об этом. В общении с женщинами Леонид Николаевич был полной противоположностью Эдику Баранову.

– А что Баранов?..

– Болтун несусветный. Поражаюсь его жене: как она живет с таким трепачом?..

– Уничтожающая характеристика.

– Лучшей Эдик не заслуживает. Представляете, с первого года, как я здесь появилась, не дает мне прохода. Однажды даже купить хотел. Мол, я тебе фиктивный наряд на сотню выпишу, в конце месяца в колхозной кассе получишь деньги. У меня от такого предложения в глазах потемнело. Представляете, какой щедрый любовничек?..

– Да, – согласился Антон. – Оказывается, чего только нельзя оплатить через колхозную кассу… Говорят, Водорьяпов его крепко припугнул. Не по вашей просьбе?

– Не помню такого.

Причину увольнения из ресторана Аксенова объяснила тем, что в последнее время заработки официанток сильно упали и оставаться на этой работе не было никакого смысла. Когда же Бирюков завел разговор о Вениамине Юрьевиче Шурыгине из облсельхозуправления, Изольда подтвердила, что именно по его рекомендации Манаев взял ее в колхоз. Свои отношения с Шурыгиным она определила как обычные отношения любой официантки с постоянным клиентом.

– Скажите, Изольда, а Водорьяпов в колонию не попадал?

Тонкие брови Аксеновой удивленно приподнялись:

– С чего такое взяли?

– У него на руке есть татуировка…

– Не знаю, не спрашивала об этом. Леонид Николаевич вообще не любил о себе рассказывать.

– Что вас все-таки с ним связывало?

– Трудно так сразу сказать… Очень внимательным он был. Проще говоря, настоящим джентльменом, которых сейчас, к сожалению, негусто. Понимаете?..

– Понимаю, – Антон помолчал. – Водорьяпов не предлагал вам замужество?

– К сожалению, не предлагал. У нас разница в двадцать лет. Он честно мне сказал, что это его пугает, хотя я пыталась убедить, мол, ничего страшного тут нет.

– Значит, если бы, как говорили в старину, Леонид Николаевич предложил вам руку и сердце…

– С радостью приняла бы. Ведь за его спиной можно было жить надежнее, чем за каменной стеной.

– Это ваша мечта?

– Почему только моя? О надежном браке мечтает любая женщина.

– Не скучно было бы оставаться в деревне? Водорьяпов, кажется, надолго собирался здесь осесть…

– Нет, Леонид Николаевич хотел пробыть в Караульном года три-четыре, чтобы подзаработать денег на арендном подряде.

– Затем какие у него были планы?

– Поселиться на юге. Для меня такой вариант – лучше не придумаешь.

– Он разве и вас собирался туда забрать?

– Да. Только не в качестве жены…

– Сильно переживаете его смерть?

Аксенова долго сидела потупившись. Наконец заговорила вдруг изменившимся голосом:

– Леонид Николаевич был для меня добрым покровителем. Потерять такого друга, конечно, тяжело. Утром, когда узнала о случившемся, чуть воем не завыла… Кое-как взяла себя в руки. Сейчас мне не дает покоя единственный вопрос: какому негодяю Леонид Николаевич перешел дорогу?.. Понимаете, у меня глубокое убеждение, что только отъявленный подлец мог поднять руку на порядочного человека.

– Из местных парней никто этого не мог сделать?

– С какой стати?

– Скажем, на почве ревности к вам.

– Ну что вы!.. Какая ревность?.. Парни тянутся не ко мне. В Доме культуры их привлекают музыкальные инструменты. Ведь у нас неплохой ансамбль. Даже по областному телевидению показывали.

– А Баранов к вам больше не пристает?

– При встрече болтает сальности, но без тонких намеков на толстые обстоятельства.

– Когда вы с ним виделись последний раз? – снова спросил Антон.

– Вчера вечером, после того как Леонид Николаевич уехал ночевать в Выселки, Эдик на своем «запорожце» останавливался возле Дома культуры. Приглашал скататься с ним в райцентр.

– Зачем?

– Не знаю. Я отказалась.

– И он поехал один?

– Покатил куда-то в ту сторону. Жена его сейчас в отпуске, уехала с детьми к матери. Вот Баранов и рвет на ходу подметки.

Бирюков задал еще несколько уточняющих вопросов. Затем попросил Аксенову ознакомиться с протоколом и подписать его.

Антон, выпроводив Изольду, сам вышел в приемную. Люды-секретаря уже не было. Участковый инспектор Ягодин задумчиво смотрел в окно на пустующую вечернюю улицу. Сергей, откинувшись на спинку секретарского стула, сосредоточенно читал журнал «Хозяйство и право».

– Ну как, понравилась наша Изольда?.. – оторвавшись от чтения, тихо спросил он Антона. – Много лапши навешала?

– Это позднее узнаем. – Антон посмотрел на Ягодина. – Андрюша, сходи за Эдуардом Барановым, пригласи его сюда.

Участковый, машинально козырнув, вышел из приемной. Сергей сразу спросил:

– Изольда Эдика подставляет?

– Говорит, что вчера вечером Баранов на своем «запорожце» куда-то уезжал из Караульного.

– Пока Ирина в отпуске, наверняка где-нибудь в соседнем селе подружку подыскал. По этой части он пропащий человек.