Текст книги "Новая Россия. Какое будущее нам предстоит построить"

М. Делягин
Новая Россия. Какое будущее нам предстоит построить

© ООО Издательство «Питер», 2016

© Серия «Новая политика», 2016

* * *

Предисловие. Почему мы взрослеем

Воссоединение России с Крымом, для большинства населения нашей страны произошедшее случайно, внезапно и помимо его воли, вызвало удивительно массовый и длительный эффект, который крайне наивно воспринимать, подобно многим даже разумным либералам, как слепую, полную и всеобъемлющую поддержку власти со всеми ее недостатками и вполне очевидными пороками.

Сделанные уже фольклорными 85 % граждан, которые заявляют о своей поддержке государства (и, по мнению российских либералов, честно выраженному ими на плакатах, являются их «единственной проблемой» в России) в связи с Крымом, отнюдь не поддерживают его разрушительную либеральную социально-экономическую политику. И если бы социологи задали вопрос о поддержке конкретных либеральных мер правительства и Банка России, они, скорее всего, получили бы почти такое же единодушие, но уже в их неприятии и даже протесте против них.

Россия поддерживает воссоединение с Крымом, благодарна за него и даже лучше стала относиться из-за него к власти, но отнюдь не забыла при этом о своих собственных повседневных интересах и не склонна прощать власти пренебрежение ими.

Правящая бюрократия добилась колоссального успеха: ей удалось представить последствия своих разрушительных действий исключительно как результат западных санкций (на самом деле породивших лишь незначительную часть социально-экономических проблем нашей страны), переложив на Запад ответственность за свою пагубную политику в духе кошмарных 90-х годов. Однако это отнюдь не сделало ее более симпатичной в глазах общества, не отмыло ее донельзя коррупционную репутацию и тем более не вызвало поддержки безумных мер почти во всех важнейших сферах общественной жизни, которые она продолжает предпринимать.

С другой стороны, прозападная либеральная оппозиция, последовательно, энергично и открыто выступившая против насущных и самоочевидных интересов нашего общества, не просто разоблачила себя в его глазах, но и окончательно вычеркнула себя из России, делом доказав свою полную несовместимость не просто с прогрессом, но даже с самим существованием нашей страны.

С упоением поддерживая украинский фашизм практически во всех его русофобских проявлениях, российские оппозиционные либералы совершили политическое самоубийство, но благодаря своему организационному единству с привластной частью либерального клана остались на поверхности общественной жизни, сохранив свои финансовые, организационные, информационные и политические ресурсы.

В результате они стали постоянным раздражителем, отвлекающим на себя общественное негодование и отводящим его от правящей бюрократии, укрепляя и поддерживая тем самым ее позиции.

Эта услуга дорогого стоит – и, как показали три года лишения свободы, полученные сорвавшим концерт Макаревича нацболом (что, например, в полтора раза больше, чем два года, полученные первоначально скандальными «Пусси Райот»), соответствующим образом оплачивается.

Понятно, что данная ситуация неустойчива: неуклонно и последовательно разрушая своей либеральной, обслуживающей интересы глобального бизнеса социально-экономической политикой общественную стабильность, правящая бюрократия неминуемо сорвет общество в новый страшный системный кризис.

Однако и он не заставит российское общество отказаться от справедливости и правильности воссоединения с Крымом, как от него на разные лады требуют политические лоббисты глобального бизнеса и их подголоски всех мастей.

Крым совершенно неожиданно стал фактором объединения представителей самых разных социальных слоев и групп, ассоциирующих себя с Россией и связывающих с ней свое будущее. Фактический отказ правящей бюрократии от последовательного и принципиального выражения российских национальных интересов и последовательного их продвижения, выразившийся в нелепых заигрываниях с нацистской по своей сути хунтой, приведенной к власти Западом в Киеве, лишь подчеркнул политическое одиночество подавляющего большинства россиян, лишенных своего сколь-нибудь внятного политического представительства.

Однако лишенное естественных и, казалось бы, совершенно необходимых скреп (хотя и не духовных) в лице подобного представительства, это большинство не рассыпалось, не распалось, не растворилось в хаосе разнообразных информационных поводов, соблазнов и часто весьма эффективных провокаций, из которых складывается современная общественная жизнь.

Это превращает его в фундамент для формирования адекватной этому большинству политической силы, которая (хотя она отнюдь не обязательно сможет сформироваться) получит все возможности прихода к власти и долгосрочного доминирования, однако в настоящее время сам феномен возникновения и поразительной устойчивости этого большинства значительно важнее его возможных политических следствий.

Мем «КрымНаш!» оказался столь устойчивым, потому что выражает восторг от приобретения отнюдь не имущества, но правоты, а это значительно более важно для всякого носителя русской культуры.

Российское общество в принципе не возражало против доводов либералов о затратности воссоединения с Крымом, о неизбежности отвлечения на него значительных нужных стране и ее гражданам государственных средств, о сравнительной незначительности приобретаемых вместе с ним материальных преимуществ, но лишь потому, что все эти доводы были для него сугубо второстепенными, не имеющими принципиального значения.

Крым оказался важен для России не сам по себе, но лишь в силу абсолютной вынужденности (при всей неожиданности воссоединения с ним) этого «приобретения» – и столь же абсолютного неприятия его Западом.

Более двух миллионов человек на вполне демократичном референдуме (проведенном как минимум не менее демократически и свободно, чем признанные Западом «выборы» на Украине, в Афганистане, Ираке и на многих других дестабилизированных им территориях) выразили свое желание воссоединиться с Россией.

Даже не обращающие внимания на юридические тонкости – вроде отсутствия в тот момент украинской государственности как таковой в силу осуществленного в Киеве (под руководством представителей США, при открытом и деятельном участии министров иностранных дел Германии, Франции и Польши) нацистского по своему духу государственного переворота – не могли не понимать справедливости этого референдума.

Он спас два миллиона человек от чудовищной резни (а столкновения с активистами крымско-татарских националистов под стенами Верховного Совета Крыма накануне его занятия ополченцами позволяли предположить, что она уже начиналась) и остановил поезда с нацистскими боевиками (с омерзительным цинизмом названные «поездами дружбы»), уже отправленными в Крым для практического осуществления террора.

Миллионы россиян, во время разжигания русофобской истерии на Украине подвергнувшиеся самым разнообразным оскорблениям в социальных сетях со стороны на глазах сведенных с ума представителей «братского народа», а потом вынужденные просто спасать своих живших на Украине родственников от террора захватывавших власть бандитских «летучих отрядов», хорошо понимают, что воссоединение с Россией стало для Крыма спасением, которому не было альтернативы.

Ибо его насильственная украинизация неминуемо вызвала бы протест – и демонстративным сожжением недовольных заживо, как в Одессе, решить проблему не удалось бы. Крым неминуемо стал бы сопротивляться нацизму еще более решительно и энергично, чем Донецк и Луганск, и превратился бы в еще более страшный очаг гражданской войны с десятками тысяч жертв.

Поэтому воссоединение Крыма с Россией является для россиян не столько обретением новой территории или места для туризма и даже не столько естественным восстановлением исторической справедливости (как сказала пожилая крымская татарка, пережившая еще депортацию 1944 года, «русские не могли не вернуться, вопрос был лишь во времени»), сколько спасением более чем двух миллионов человек от нацистского террора. Принципиально важно, что спасение это оказалось осуществлено в полном соответствии с вдалбливавшимися в наши головы на протяжении жизни целого поколения западными ценностями – демократично, мирно и законно.

Воссоединение с Крымом, таким образом, стало для России не вопросом выгоды, а категорическим нравственным императивом, который оказался столь же категорически неприемлем для Запада – и по очень простой причине: он объективно означал укрепление России.

Вся юридическая, логическая и политическая казуистика, непрерывно извергаемая его представителями с момента воссоединения России с Крымом, все аналогии и аллюзии, вся мощь западной пропаганды не смогли прикрыть беспощадного в своей самоочевидности факта: Запад оказался в принципе неспособным признать правоту, что он считал невыгодным для себя.

А с учетом принципиальной значимости воссоединения с Крымом для России, неприемлемым для себя он счел простое существование нашей страны. Ведь допусти руководство России резню и гражданскую войну в Крыму с вероятным последующим вводом туда войск НАТО, оно доказало бы свою ничтожность настолько убедительно, что ему просто перестали бы подчиняться, – и страна бы рассыпалась. (Нечто подобное произошло бы, не останови Россия попытку геноцида мирного населения и истребления своих миротворцев, предпринятую в 2008 году саакашвилиевской Грузией в Южной Осетии.)

Таким образом, своим неприятием воссоединения России и Крыма Запад наглядно продемонстрировал каждому россиянину и российскому обществу в целом свое полное и принципиальное неприятие самого факта существования нашей страны.

Разумеется, представители нашего общества в массе своей не совершали подробных и развернутых умозаключений, подобных описанным выше, но ощущения от действий Запада и выступлений его представителей были совершенно однозначными и не оставляли никакого места для каких бы то ни было сомнений.

Нам предельно ясно и внятно дали понять, что для Запада хороший русский – это мертвый русский, и для того чтобы заслужить его похвалу или хотя бы нейтральное отношение к себе, мы должны умереть.

И это стало для нас в прямом смысле слова актом освобождения.

Разрушив свою страну в конце 80-х – начале 90-х годов и разочаровавшись под влиянием социально-экономического и политического кризиса в прежних коммунистических идеалах, наше общество приняло Запад в качестве не только образца для подражания, но и источника истины.

Открывавшиеся нам по мере познания Запада и взаимодействия ним его недостатки, порочность и корыстность его политики, двуличие и периодическая демонстрация откровенной враждебности воспринимались как некие частности, часто болезненные, порой даже шокирующие, но не имеющие принципиального значения.

Мы воспринимали его правила и институты как некий непреложный образец, который должны правильно скопировать и перенести к себе (причем патриотически настроенная часть общества ограничивалась констатацией, что это копирование должно учитывать наши особенности, в первую очередь культурные).

Представители Запада, вне зависимости от своего желания, воспринимались нами как некие учителя, которым нужно подражать и в соответствии с примерами которых нужно строить свою жизнь.

Такова была цена нашего поражения в холодной войне, таковы были последствия чудовищной психологической травмы, полученной нами при агонии и гибели Советского Союза и в значительной степени не изжитой еще до сих пор.

Более четверти века национального предательства мы жили в тени «старшего брата», с оглядкой на него, стараясь заимствовать у него все, что только было в наших силах.

Аргументы в виде колбасы, автомобилей, демократии и порядка были слишком наглядны и очевидны для того, чтобы вдумываться во внутреннее устройство и закономерности Запада. Понимание того, что его благополучие основано на жесточайшей эксплуатации и подавлении всех остальных, кого он не считает собой (включая даже многие формально принятые в Европейский союз страны Восточной Европы), и что Россия не имеет ни малейшего шанса когда бы то ни было быть принятой в узкий круг «своих», оставалось доступным лишь достаточно узкому кругу специалистов.

Это же касалось и анализа нарастающих проблем развитых стран, включая неуклонное и при этом постоянно ускоряющееся размывание «среднего класса», начавшееся с момента уничтожения Советского Союза.

Но самое главное – восторгаясь потрясающими нас достижениями Запада в самых разнообразных сферах и наслаждаясь ими в туристических поездках, мы, как правило, просто не обращали внимания на то, что они были созданы или, как минимум, подготовлены не нынешним, а прошлым поколением жителей развитых стран – отцами, а то и дедами и прадедами тех, кто вальяжно и пренебрежительно поучал и все еще поучает нас, при этом (а порой и за счет этого) эффективно и безжалостно эксплуатируя наши ресурсы и возможности.

Сегодняшний Запад опирается на принципы, институты и законодательные нормы, созданные и внедренные в практику десятки лет назад. Меняя частности, он почти не создает нового, а когда создает, будь то расширенный Евросоюз и зона евро или предоставление меньшинствам юридических и материальных преимуществ, это вызывает серьезные сомнения и обоснованные тревоги.

Нынешнее поколение западных политиков потрясает своим доктринерством, безграмотностью, человеческой ничтожностью, с одной стороны, и безграничной самоуверенностью и апломбом – с другой. Они не способны брать на себя ответственность и производят впечатление плохих актеров, нанятых для игры в мыльной опере с постоянно переписываемым сценарием.

Запад как великая, мощная и продуктивная система был построен прошлыми поколениями политиков и обычных людей, а нынешние не более чем потребляют, не развивая, а порой и разрушая их достижения, так же, впрочем, как и мы потребляем достижения советской эпохи.

И брать пример с не позавчерашнего, а нынешнего деградирующего Запада просто не в чем.

Не говоря о том, что брать пример с нынешнего Запада оказывается невозможным просто технически – в силу глубоких ценностных различий.

Первым шоком, свидетельствующим о принципиальной, непреодолимой ценностной несовместимости России и Запада, стали сообщения о ювенальной юстиции. Сначала к ним относились как к некоему недоразумению или неизбежным издержкам правильного в своей основе дела (или вовсе как к сознательной лжи официальной российской пропаганды), но рост числа случаев ее реализации и, главное, чудовищный опыт ее переноса на российскую почву показал ее абсолютное бесчеловечие и разрушительность.

Российское общество увидело, в том числе и на собственном горьком и кровавом опыте, что усиленно навязываемая ему толерантность на деле оборачивается беззащитностью добропорядочных граждан перед наглеющими на глазах преступниками (и что то же самое происходит и на Западе). Назойливое же требование предоставлять меньшинствам исключительные права и истерический истошный вой об их обидах (частью придуманных, частью являющихся неизбежным результатом их образа жизни) часто прикрывают сексуальное растление детей и разрушение судеб молодежи.

На этом фоне мы начали с растущим изумлением осознавать себя носителями традиционных европейских ценностей, которые привыкли считать для себя труднодостижимым идеалом, в то время как недавний их носитель, Европа, на глазах отказывалась от них, выворачивала их наизнанку, превращая в свою противоположность, и даже демонстративно, с видимым удовольствием растаптывала их.

Реакция Запада на Крым окончательно стала моментом истины: мы увидели, что наш пусть и поблекший, но идеал, наш идол отказывает нам в самом праве на существование, и это является результатом не какой-то ошибки, недоразумения или непонимания, а самой его неотъемлемой сущностью.

И это значит, что тот, кого мы считали своим учителем, оказался неприемлем для нас.

Не плох и не хорош, а попросту несовместим с нами.

Мы не стали от этого лучше (точно так же, как и не стали хуже), и он тоже никак не изменился от нашего понимания.

Это означает только одно: что ученичество закончилось.

Слепое подражание, заимствование, идеализация более невозможны.

Мы ли доросли до учителя, он ли деградировал до нашего уровня или мы все это время смотрели на себя и него с неправильной точки зрения, не так уж и важно: важно, что теперь нам предстоит жить полностью своим умом.

Конечно, это не значит, что мы откажемся учиться у него и не будем использовать его опыт, но для нас он теперь навсегда стал всего лишь одним из многих возможных вариантов – и отнюдь не обязательно не то что подходящим нам, но и вовсе имеющим право на существование.

Освобождение от учителя, утрата готовых образцов, одиночество в принятии решений и полнота ответственности за них, свобода и связанные с нею опасности – это и есть взросление.

Взросление народа, которое, как и взросление человека, происходит обычно отнюдь не по его воле, а в силу внешних объективных обстоятельств.

Мы как народ взрослеем после затянувшего детства (а точнее, инфантильности, вызванной катастрофическим уничтожением Советского Союза) и начинаем, пока еще только начинаем, робко, неумело и неуверенно пытаться управлять своей судьбой и своим будущим.

А это значит, что интерес к происходящим в мире глубоким, кардинальным и трудно представимым обыденному сознанию изменениям из академического становится сугубо практическим. Трансформация человечества становится непосредственно связанной не просто с нашим будущим и решениями, которые придется уже в ближайшее время принимать каждому из нас в отдельности, но и с выбором, который предстоит нам в целом как обществу.

И чтобы принимать эти решения разумно и эффективно, надо готовиться к ним уже сейчас и, в частности, уже сейчас знать о своем будущем как можно больше – как минимум, знать свои возможности и объективные ограничения.

В качественном переломе, в глубокой трансформации, в которую мы входим вместе со всем человечеством, нас ждет прекрасный, яростный и интересный мир, но входить в него надо с открытыми глазами.

* * *

Предлагаемая вашему вниманию книга посвящена анализу перспектив человечества в целом и российского общества как его неотъемлемой части в современном глобальном кризисе, который на наших глазах и с нашим непосредственным участием качественно меняет весь привычный нам характер социального, технологического и экономического развития.

Первая глава анализирует качественную трансформацию современного человечества под влиянием перехода от индустриального к информационному технологическому базису.

Подробно рассматриваются изменения в социальной и экономической жизни, отдельно изучается подлинная революция, происходящая в сфере ведения конкурентной борьбы.

Вторая глава объединяет наиболее значимые вопросы ближайшего развития современного человечества, на которые оно пока, насколько можно судить, не в состоянии найти однозначного ответа. Строго говоря, формы решения поставленных в этой главе проблем (или демонстрация неспособности найти их решения) и определят не только облик нашего ближайшего будущего, но и всю повседневную жизнь следующего поколения.

Это вопросы продолжения технологического прогресса или начала длительного периода упадка и деградации технологий и знаний, сохранения или утраты сложных дорогостоящих технологий (в том числе жизнеобеспечения) в случае распада глобальных рынков на макрорегионы, характера и глубины этого распада, а также конкретных очертаний этих макрорегионов. Наконец, это вопрос о том, какими будут общие и специфические правила и закономерности выживания в предстоящей нам глобальной депрессии, и, что представляется немаловажным, рассмотрение самого предположения о сохранении каких бы то ни было общих правил в ее условиях.

Третья глава посвящена конкуренции значимых проектов мироустройства, столкновение которых и представляет собой, насколько можно судить, непосредственное содержание современной международной политики.

Сначала рассматриваются проекты, реализуемые представителями глобального управляющего класса, непосредственно связанными с США. Это прежде всего сохранение современного положения, при котором опирающиеся на мощь США глобальные элиты являются ключевыми игроками и одновременно главными арбитрами единого глобального рынка. Второй проект заключается в окончательной эмансипации глобальных элит от США и передаче управления сохраняющимся глобальным рынком неким непосредственно не связанным с США бюрократическим образованиям, которые будут учитывать их интересы просто как интересы наиболее значимого участника рынка. Третий проект глобальных элит заключается в распаде мирового рынка на макрорегионы, одним из которых будут США, с превращением обеспечения взаимодействия между этими регионами в главное занятие международной политики (значение которой, правда, существенно уменьшится по сравнению с нынешней) и в главное содержание глобального бизнеса.

Отдельно рассматривается проект исламского фундаментализма по созданию глобального халифата, инспирированный и последовательно поддерживаемый США во всех его реинкарнациях и на всех стадиях развития.

Подробно анализируются китайский глобальный проект, направленный на возвращение Китаю доминирующего места в мировой экономике, которое он занимал вплоть до самого конца XVIII века (когда, правда, экономика еще не была глобализированной), и ряд локальных проектов, способных приобрести глобальный характер в силу высокой значимости их участников.

Разумеется, описание проектов сопровождается анализом их ресурсной обеспеченности, взаимодействия и взаимоотношений с другими проектами и в конечном итоге – их реалистичности.

Четвертая глава книги представляет собой определение границ объективных возможностей России в условиях глобального кризиса на основе анализа текущей экономической, социальной и политической конъюнктуры, а также инвентаризации ее стратегических ресурсов и возможностей их использования. Отдельно рассматриваются внешние ограничения развития нашего общества с учетом их естественного и неизбежного изменения по мере вхождения человечества в глобальную депрессию.

Пятая глава на основе изучения специфики имеющихся материальных ресурсов и культуры выявляет особое место нашей страны и цивилизации в современном мировом развитии и сопоставляет глобальные вызовы и ограничения с объективными потребностями и возможностями нашего общества.

Шестая глава содержит описание комплекса конкретных мер, необходимых для успешного развития России в условиях глобальной депрессии. Эти меры отвечают требованиям, выработанным в предыдущих главах на основании изучения развивающихся в современном мире процессов, учитывают выявленные ограничения нашего развития и нацелены на максимальное использование открывающихся возможностей.

Они включают в себя необходимость коренной реструктуризации общества, осуществляемой лишь политическими инструментами, которая является объективным условием и необходимой предпосылкой проведения давно назревшей социально-экономической модернизации.

При этом политические и социально-экономические преобразования должны быть нацелены на глубокое обновление сильно деградировавшей в последние полвека культуры, на подлинную культурную революцию. Принципиально важно, что она может быть проведена и способна привести к долговременным реальным результатам лишь на основе устойчивого изменения самого образа жизни.

Исключительное глобальное значение российской модернизации подчеркивается заключением, в котором на основе анализа возможностей и ограничений, налагаемых на человеческое общество индустриальными и информационными технологиями, делается вывод о решающей роли России в определении перспектив всего человечества в условиях глобальной депрессии.

Выбор всего мира между срывом в новое Средневековье, новые Темные века и продолжением надломленной с уничтожением Советского Союза тенденции гуманизации, технологического и социального прогресса будет определяться именно провалом или успехом российской модернизации, так как все остальные значимые факторы, как представляется, находятся в примерном равновесии.

* * *

Будучи искренне благодарным всем людям и организациям, способствовавшим написанию этой книги, автор прежде всего стремится выразить глубокую признательность:

• экспертам и сотрудникам Института проблем глобализации, неустанно анализирующим стремительно меняющийся мир во всем его головокружительном разнообразии и четко отслеживающим как базовые тенденции, так и их часто не поддающиеся прогнозированию изменения, а также представителям дружественных и сопряженных структур, способствовавшим подготовке этой книги;

• покойному академику РАН Олегу Тимофеевичу Богомолову, незадолго до своей смерти привлекшему внимание автора к современным аспектам теории конвергенции, которую последний до того момента наивно полагал канувшей в Лету;

• академику РАН Сергею Юрьевичу Глазьеву, работы которого о современной смене технологического базиса носят классический характер, а практические усилия по нормализации экономической и внешней политики России указывают направление действий для преодоления современного кризиса и обращения его на пользу нашему обществу;

• Андрею Ильичу Фурсову, члену Международной академии наук (Инсбрук), изыскания которого в области генезиса современного капитализма и непубличных структур управления представляются строго необходимыми для понимания современного развития человечества;

• Михаилу Леонидовичу Хазину, изучение и пропагандирование которым современного глобального кризиса делает этот кризис более понятным, дружественным и комфортным для всей его обширной аудитории; не исключено, что в конечном итоге его усилия помогут ей (или ее наиболее разумной части) минимизировать последствия кризиса;

• Владимиру Семеновичу Овчинскому, вице-президенту Союза криминалистов и криминологов, внесшему неоценимый вклад в изучение криминального аспекта глобализации и современного кризиса;

• Игорю Юрьевичу Сундиеву, вице-президенту Российской криминологической ассоциации, добившемуся впечатляющих результатов в исследовании современных социальных организмов и методов управления ими;

• Петру Валентиновичу Турчину, профессору Университета Коннектикута, без работ которого по перепроизводству элит понимание современного кризиса и перспектив человечества в нем не представляется невозможным;

• Владимиру Петровичу Ворожцову, первому заместителю председателя Российского комитета защиты мира, живым примером доказывающему ошибочность большинства алармистских подходов и прогнозов и внесшему значительный вклад в подготовку данной книги;

• Кириллу Андреевичу Фурсову, привлекшему внимание автора к проблеме реформаторства как специфической форме деятельности и, более того, конкурентной борьбы;

• и, наконец, at last but not least – редакторам, корректорам, менеджерам и руководству издательства «Питер», без подлинного героизма которых при общении с автором предлагаемая вашему вниманию книга, скорее всего, так никогда и не была бы написана.