Текст книги "Империя в прыжке. Китай изнутри. Как и для чего «алеет Восток». Главное событие XXI века. Возможности и риски для России"

Михаил Делягин, Вячеслав Шеянов
Империя в прыжке. Китай изнутри. Как и для чего «алеет Восток». Главное событие XXI века. Возможности и риски для России

© М. Г. Делягин, 2015

© В. В. Шеянов, 2015

© Книжный мир, 2015

* * *

Делягин Михаил Геннадьевич – доктор экономических наук, академик РАЕН. Сотрудник аппаратов президента и правительства (1990–2003 гг.), помощник премьер-министра (2002–2003 гг.). Основной разработчик программы Правительства РФ «О мерах по стабилизации социально-экономической ситуации в стране» (осень 1998). В 1998 году создал и по сей день возглавляет Институт проблем глобализации. Автор многочисленных публикаций и монографий.

Шеянов Вячеслав Владимирович – кандидат экономических наук, прошёл путь от специалиста до Управляющего директора Первого управления по работе с крупными клиентами ОАО «Внешторгбанк». Специализировался на финансировании реального сектора экономики. Реализует собственный проект по созданию в России энергетической компании на принципах распределенной генерации.

Введение
Исторический аспект: не «возвышение», а возвращение

 
Наконец-то нам дали приказ: наступать,
Отбирать наши пяди и крохи.
Но мы помним, как солнце отправилось вспять
И едва не зашло на востоке.
 

Владимир Высоцкий

Человеческая память коротка, а в современном мире, в котором информационные технологии успешно насаждают «клиповое сознание», – и того короче.

Жизнь отдельно взятого человека размывается и раздергивается на отдельные шажки в самых разных направлениях и к самым разным целям, в основном потребительским, и неумолимо утрачивает не только традиционный и поколениями казавшийся естественным смысл, но и обуславливаемую им целостность.

Люди «длинной воли», созидающие цивилизации, ценности и нормы общественной жизни, исчезают как сколь-нибудь распространенное и заметное явление.

Полотно истории человечества осыпается и превращается в забавный калейдоскоп, способный развлечь и иногда порадовать, но не обучить и мотивировать, – и люди все больше жаждут новых эмоций и переживаний, а не смыслов или даже пошлых, как нам казалось еще совсем недавно, интересов.

Иногда это называют постмодерном, – и, несмотря на все протесты и старательное «припадание к корням», он не только продолжается, но и неуклонно усугубляется. Возможно, дело в современных технологиях, которые приспосабливают к себе не только общественные отношения – от семьи до человечества в целом, – но и сам облик человека, способ восприятия им мира и тип его мышления, систему его ценностей.

Захлебываясь во все более необходимой и все более заменяющей мир суете, мы забываем слишком быстро и слишком многое, стремительно утрачивая накопленный предшествующими поколениями культурный багаж, который, строго говоря, и делает нас людьми.

Вместе с ним мы, живя сегодняшним днем, утрачиваем и историческую память, – а с ней и способность правильно воспринимать людей и целые народы, погруженные в историю и продолжающие проживать ее почти каждый день своего существования.

К таким народам относится и китайский.

Даже самый необразованный китаец, – если, конечно, он не относится к числу беднейших крестьян, до сих пор влачащих в прямом смысле слова растительное существование, – сознает древность и величие тысячелетней истории своей страны и гордится ими.

Это чувство настолько всеобъемлюще, что иногда приобретает комический характер и даже мешает достигать поставленной цели.

В советское время один из авторов служил срочную службу недалеко от границы с Китаем и имел возможность изредка слушать радио вместе с друзьями – такими же, как и он, солдатами, но находившимися в основном на отдаленных «точках», где почти не было офицеров и, соответственно, дисциплинарного контроля. «Голос Америки», «Радио Свобода» и «Би-Би-Си» глушили, но их и так (как и «Немецкую волну», которую почему-то не глушили практически совсем) почти не пытались слушать, считая их антисоветскими. Интересно, что это ощущение враждебности, совершенно непонятное для выходца из московской интеллигентной (и при этом глубоко патриотической и совершенно не диссидентской семьи), было сильно даже у тех солдат, которые весьма критически относились не только к власти партхозноменклтуры и КГБ, но и к советскому строю как таковому.

В результате слушали перестроечную советскую эстраду, а из разговорного радио – невесть каким капризом ионосферы устойчиво принимавшийся «Голос Греции из Афин» (вещавший на русском языке – вероятно, для тогда еще не уехавших из нашей страны греков) и «соседей» – китайское радио.

Отношения между Советским Союзом и Китаем были в то время все еще из рук вон плохи, тем более остро это ощущалось в Приморском крае: отданный китайцам после кровопролитных боев остров Даманский был совсем недалеко, а после «событий» на нем не прошло и 20 лет. Солдат запугивали китайскими диверсантами, якобы вырезавшими по ночам целые роты, а перед полковым плацем стоял огромный щит с плакатом «Воин, бди! До границы с Китаем 90 километров», на фоне которого было категорически запрещено фотографироваться в силу изложения в приведенном тексте военной тайны.

В этих условиях казалось вполне логично ожидать, что пропагандистские радиопередачи на языке очевидного противника будут направлены на подрыв его морально-политических устоев, на дискредитацию его власти и разложение иными методами, – в общем, будет китайским вариантом ранее названных западных радиостанций.

Так вот, ничего подобного!

Разница между китайским и западным мировоззрением и образом действий проявилась в содержании пропаганды с феноменальной ясностью: огромная часть китайских радиопередач была посвящена описанию древней китайской истории.

Разумеется, мы не имели о ней ни малейшего представления, а предельно занудная манера изложения в сочетании со специфически китайской хронологией (не по годам, а по династиям императоров) делала эти передачи невыносимо скучными и годными лишь на то, чтобы развлекаться забавным акцентом дикторов.

В то время реформы шли еще менее 10 лет, Китай был неимоверно беден и мог, несмотря на уже шедший распад советского потребительского рынка, лишь бессильно завидовать уровню жизни нашей страны. Но его руководство гордилось своим совершенно непонятным для нас прошлым до такой степени, что рассказывало нам в первую очередь не о «ревизионизме» и прочих грехах нашего начальства, но о своей истории.

И эти органичные до неосознанности и полной несообразности уважение к себе и твердая вера в необходимость нести миру самые незначительные подробности своего бесконечно далекого прошлого производили впечатление, о котором сами китайские пропагандисты, скорее всего, даже и не подозревали. Это впечатление живо до сих пор, более четверти века спустя; оно пережило в неприкосновенной чистоте и нашу великую страну, и тогдашнюю вражду наших народов.

На протяжении своей долгой истории Китай проходил через несколько периодов страшных смут, ставивших под вопрос само его существование, и разрушительных завоеваний чужеземцами. Войны, особенно междоусобные, велись с чудовищной жестокостью и сопровождались колоссальными жертвами: достаточно часто людей истребляли целыми обширными районами. Огромная часть населения постоянно жила в кромешной бедности. Но, несмотря на все это, китайская цивилизация сохраняла целостность, величие и колоссальное влияние как на экономику и политику, так и на культуру своих ближних (а порой и весьма дальних) соседей.

Феноменальны обстоятельства, например, пришествия чая на Русь. Они полузабыты, но оставили в нашем языке мощный след: именно от названия этого обыденного сейчас напитка образованы такие слова, как «чаяния» и «отчаяние», а официантам даже в самых последних притонах дают отнюдь не на водку, а именно «на чай». Насколько можно судить, на неподготовленный организм в то время чай, этот совершенно безобидный и привычный нам сегодня напиток, оказывал влияние, сходное наркотическому, вызывая быстрое и надежное привыкание. В результате люди становились зависимы от потребления этого достаточно дорогого тогда напитка (вплоть до пропивания, причем именно в чайных, а не в рюмочных, своего имущества и впадения в бедность и даже в нищету), а сам он приобрел культовый характер не только в нашей стране, но и Великобритании (где существовала целая индустрия по сбору в богатых домах спитого чая, его высушивания и многократной перепродаже все более бедным слоям общества).

Другой пример влияния Китая – древнекорейские пирамиды на китайском берегу пограничной реки Ялуцзян. Эта святыня корейского народа (и достояние всего человечества) обильно украшена древними иероглифами, которые поразительно схожи с китайскими и весьма отдаленно напоминают современную корейскую письменность. Показательно, что сами китайцы стараются не привлекать к этому феномену внимания посетителей: с одной стороны, они не нуждаются в хвастовстве своей древностью, а с другой – полагают, что это может вызвать никому не нужное раздражение корейцев.

О влиянии же Китая на Японию, культура которой полна переосмысленных заимствований из китайской, не стоит и говорить: все слишком очевидно, несмотря на глубокие долговременные политические расхождения между двумя странами и глубокое недоверие (в самом лучшем случае) между народами.

Все мы знаем, что именно в Древнем Китае впервые в истории человечества были изобретены порох, фарфор, ракеты, компас, бумажные деньги и многие другие привычные нам сегодня достижения техники. Однако мы редко задумываемся о специфических особенностях культуры, которая практически не допустила массовое практическое применение этих выдающихся достижений: из всех выдающихся технических достижений китайской цивилизации лишь бумажные деньги использовались в массовом порядке не для развлечений.

Шокирующим представляется сегодня завершение китайского мореходства. Его достижения феноменальны: уже в 1420 году на китайских картах был вполне точно нанесен даже юго-западный берег Африки. Великий мореплаватель Чжэн Хэ (евнух и мусульманин по вероисповеданию) не просто занимался дипломатией и торговлей, но свергал местных правителей на Суматре и Шри-Ланке, отправляя непокорных в Китай. Его седьмая экспедиция (1431–1434 годы), в ходе которой он и умер, задолго до Васко да Гамы достигла восточного берега Африки (в районе Сомали; при этом китайские мореходы зашли и в Красное море).

Однако именно на основе результатов семи экспедиций Чжэн Хэ правители Китая сделали окончательный вывод о бессмысленности дальних морских экспедиций и бесперспективности контактов с большинством ближних и, особенно, с дальними соседями. Дорогостоящие морские экспедиции были прямо запрещены, а уникальный океанский флот (корабли которого превосходили современные им европейские суда по масштабам и не уступали по мореходным качествам) уничтожен. В результате самоустранения Китая маршруты, проложенные китайскими мореплавателями в Индийском океане (информацию о которых хранили китайские общины), затем использовались европейскими колонизаторами.

Тем не менее, будучи полностью самодостаточным и рассматривая себя как средоточие цивилизованности всего человечества, Китай процветал. В XVIII веке, накануне его болезненного «вскрытия» западным колониализмом, на его долю, по оценкам, приходилось около 30 % всей мировой экономики.

В частности, по имеющимся расчетам[1]1
  Я. М. Бергер. Экономическая стратегия Китая. М.: ИД «Форум», 2009.


[Закрыть], в 1750 году Китай производил 32 % мирового ВВП. На долю Индии приходилось в то время 24 %, а на Англию, Францию, Россию, германские и итальянские государства в совокупности – лишь 17 %.

В XVIII веке Китай вступил в полосу жестоких внутренних раздоров, гражданских войн и фактического разрушения государства, продолжавшуюся весь XIX век и окончательно преодоленную лишь Мао Цзэдуном, восстановившим единство государства (именно в этом заключалась его главная историческая заслуга, вполне очевидная с китайской точки зрения и невидимая для отечественного, долгое время чрезмерно идеологизированного, взгляда).

Поразительно, но к 1830 году, когда европейский капитализм осуществил грандиозный рывок, доля Китая в мировом ВВП снизилась незначительно – всего лишь до 29 %; правда, кардинально увеличившаяся доля пяти европейских стран достигла такого же уровня. При этом Великобритания производила 9,5 % мирового ВВП, что с учетом разницы в численности населения (18 млн. чел. в ней по сравнению с 400 млн. китайцев) означало более чем семикратное превышение душевого уровня ВВП.

Самоизоляция, феодальная отсталость, бюрократическая окостенелость Китая не позволили ему сопротивляться натиску империалистических колонизаторов, и к 1900 году его доля в мировом ВВП рухнула до 6 % (а Индии – вообще до 1,7 %). Пять европейских стран производили 54,5 % мирового ВВП: Великобритания – 18,5 %, Германия – 17,9 %, Россия – 8,8 %, Франция – 6,8 %, Италия – 2,5 %; доля США уже тогда составляла сопоставимые с нынешними 23,6 %, а Япония в результате революции Мэйдзи практически догнала Италию – 2,4 %.

В 1970–1985 годах доля Китая в мировой экономике, по данным МВФ[2]2
  Данные рассчитаны на основе обменных курсов национальных валют, которые дают более полное представление о месте стран в глобальной конкуренции, так как, в отличие от паритета покупательной способности, учитывают страновые риски (с точки зрения доминирующего американского капитала, становящегося основой глобального капитала). Поэтому в условиях глобальной конкуренции представляется полностью оправданным переход от сопоставления стран по паритету покупательной способности к их сопоставлению по рыночным обменным курсам валют. Для сохранения сопоставимости отметим, что доля Китая в мировой экономике по паритету покупательной способности выросла за 1980–1990 годы с 2,2 до 3,9 %, а доля Индии – с 2,5 до 3,2 %.


[Закрыть], составляла лишь 2,4–2,6 % (доля Индии – 1,7–1,9 %), а в 1990 году, несмотря на позитивную динамику первого этапа экономических реформ, и вовсе снизилась до 1,7 % (Индии – до 1,4 %). Доля США в то же двадцатилетие колебалась между 23,7 и 32,9 %, доля крупнейших европейских экономик – Германии, Великобритании, Франции и Италии – между 15,8 и 21,1 %, а доля Японии более чем удвоилась, увеличившись с 6 до 13 %.

Несмотря на глубокую дезорганизацию и разложение государства (на фоне чудовищного перенаселения) второй половины XVIII – начала XIX века, а также длившуюся на протяжении жизни нескольких поколений колониальную и постколониальную катастрофу, тысячелетнее величие вошло в плоть и кровь китайского народа, стало неотъемлемой, неустранимой частью его самосознания.

Конечно, в ведущих растительный образ жизни крестьянах, в нищих, тысячами замерзавших на улицах в морозные ночи,[3]3
  Так, утром 1 февраля 1796 года на улицах Пекина было подобрано около 8 тысяч замерзших нищих. (С. А. Нефедов. О демографических циклах в истории Китая (XIV–XIX века). М., ИНИОН РАН).


[Закрыть] в бесправных забитых кули, бежавших в поисках лучшей доли на край земли, не оставалось и тени собственного достоинства: это общая судьба бедняков, поколениями стоящих на грани выживания. Но китайская культура, сохраняющая и передающая потомкам дух нации, сохранила гордость и самоуважение, с высоты и на фоне которых даже безысходный и бесконечный для отдельного человека ужас воспринимался как временное помрачение, не способное принципиально изменить общий закономерный хода дел.

Рис. 1. Численность населения Китая в XVII–XIX веках (реконструкция Чжоу Юаньхэ[4]4
  Чжоу Юаньхэ. Циндай жэнькоу янцзцю (Исследование народонаселения в эпоху Цин) // Чжунго шихуэй кэсюэ. 1982. № 2.


[Закрыть]). Скачкообразный рост показателей в 1740-х и 1770-х годах объясняется улучшением учета, падение в 1810-х и 1820-х годах – прекращением учета в областях, охваченных восстаниями

И даже затем – уже совершенно в иное время, после кратковременной передышки – разрушительная «культурная революция», развязанная Мао, производила впечатление простой локальной ошибки, кратковременной политической флуктуации, не имеющей принципиального значения и не меняющей прошлого и будущего величия китайской судьбы.

С другой стороны, бурный рост последних десятилетий, превративший Китай в главное событие конца ХХ – начала XXI века и безо всякого преувеличения ставший психологическим шоком для целого поколения россиян, воспринимается китайцами не как чудо, не как прорыв в ослепительное будущее, а всего лишь как возвращение себе законных позиций, восстановление самоочевидного порядка вещей, возвращение к естественному ходу дел, – не столько как феноменальный успех, сколько как простая нормализация и восстановление исторической справедливости.

Стремительное возвышение Китая, на глазах превратившее его во вторую экономическую и политическую силу мира, для многих китайцев – лишь начало возвращения на его законные позиции глобального лидера (а то и гегемона).

* * *

Возвышение Китая началось на фоне уничтожения Советского Союза и во многом было результатом процесса освоения Западом постсоветского мира. Еще маоистский Китай, несмотря на низкое качество управления, прекрасно использовал биполярное противостояние: антисоветская истерия 60-х годов, нападение на Даманский в 1969 году и почти неизвестная в наших странах, но чудовищная по ожесточенности, по сути дела, краткосрочная война на китайско-советской границе на территории нынешнего Казахстана (отнюдь не сводящаяся к инцидентам у Дулаты и Жанашколя) были для китайских лидеров в значительной степени всего лишь приглашением США к стратегическому партнерству против Советского Союза. Характерно, что даже столь проницательные лидеры, как Киссинджер и Никсон (самый недооцененный американский президент, последний, кто пытался отстаивать национальные интересы страны против интересов американского же глобального бизнеса) смогли осознать это приглашение, вполне очевидное для любого, хоть как-то знакомого с китайской культурой, лишь с опозданием на несколько лет.

С разрушением Советского Союза и открытием для внешней конкуренции рынков постсоциалистического мира Китай получил свою долю последних, но главным его призом стало отвлечение внимания развитых стран. Всецело занятые «пиром победителей», ослепленные упоением от собственной победы, они проморгали появление нового стратегического конкурента, который вполне реально может сменить их в роли лидера глобального развития всего человечества. Недаром даже маоизм, при всей его интеллектуальной и моральной скудости, сумел почти нечаянно украсть у буржуазии тогдашних развитых (не говоря уже о развивающихся) стран целое поколение ее молодежи.

Распад Советского Союза создал колоссальную угрозу формирования в мировом масштабе вполне тоталитарной диктатуры глобальных монополий, слегка прикрытой американским доминированием. Сегодня, на фоне уже давно ставшего хорошим тоном негодования против «однополярного мира», реальность и масштаб той опасности уже давно и прочно забыты. Ведь складывавшаяся монополия была не только надежно замаскирована «демократическими институтами» Запада, но и сакрализирована блистательной в своей назидательности победой «свободного мира» над «империей зла», исчезновением «советской военной угрозы» и реального, повседневного страха гибели в ядерной войне, «деятельным раскаянием» советского руководства во главе с Горбачевым. Протестовать против новых хозяев мира после провала Советского Союза никому в принципе не могло даже прийти в голову: это было примерно то же самое, что протестовать против только что победивших добра и свободы.

Самая страшная, самая тотальная диктатура – та, которая, служа низменным корыстным целям, опирается, тем не менее, на моральный авторитет и искреннюю поддержку.

Скачкообразное развитие Китая нейтрализовало эту вполне серьезную угрозу тогда (первую «войну нервов» Китай выиграл у США еще в 1997 году[5]5
  Подробней см., например, М. Г. Делягин «Мировой кризис. Общая теория глобализации» М.: Инфра-М, 2003.


[Закрыть]) и тем более успешно нейтрализует сейчас. Тем самым он возвращает мир не просто к привычному биполярному противостоянию двух сверхдержав, но к значительно более устойчивому и потому надежному положению, при котором целый ряд относительно самостоятельных держав «второго уровня», преследуя свои интересы, выполняют роль сдерживающей силы, не допуская чрезмерного обострения конфликта между двумя лидерами. Этим «поясом стабильности» являются сегодня и будут оставаться в обозримом будущем как минимум Евросоюз и Япония, – а при геополитической удаче и разумном руководстве еще и Индия с Россией.

Принципиально важно, что биполярное противостояние будет сохраняться (по крайней мере, еще длительное время) не только на уровне национальных государств (в условиях глобализации постепенно размываемых современными технологиями и потому сходящих с авансцены развития человечества), но и на главном уровне современного развития, надстроившимся над государственным, – на уровне глобального бизнеса.

Обе его противостоящие группировки (все более условно связываемые с финансовыми группами Ротшильдов и Рокфеллеров) принадлежат к Западу, но сегодня они дополняются качественно новым, третьим игроком, отнюдь не растворяющимся в них, как это было с предыдущими «восходящими звездами», – китайским (в основном остающимся формально государственным) бизнесом, который стремительно приобретает глобальный характер.

Неразмываемость китайского бизнеса, его обособленность от существующих глобальных структур и непоглощаемость ими непосредственно вызвана тем, что Китай по своему характеру (как, впрочем, и наша страна, его предшественник в глобальной конкуренции) является не столько страной или тем более государством, сколько цивилизацией.

Своим возвращением на авансцену мировой истории Китай знаменовал, а во многом и обусловил переход от привычной нам межгосударственной конкуренции к качественно новой конкуренции – цивилизационной. Глобальная борьба, со времен Вестфальского мира ведшаяся между государствами, сначала порождаемыми нациями, а затем и формировавшими их в соответствии со своими потребностями, теперь ведется между цивилизациями. Соответственно, поскольку цивилизация явление более культурное, чем экономическое, глобальная борьба, бывшая сначала военной, а затем – коммерческой, на наших глазах все более сдвигается в сферу культуры, – и символом, олицетворением этого процесса становится неумолимое возвышение Китая.

* * *

Данная книга посвящена описанию специфики, современного положения и перспектив Китая, – и, главное, значению этого для нашей страны и нашего народа.

Первая часть книги рассматривает главное – социокультурную специфику Китая, необходимую для понимания отличия базовых закономерностей его развития от основных закономерностей развития западной цивилизации. Культура – это образ мышления и образ действий, взятые в своем единстве; без понимания особенностей той или иной культуры нормальное взаимодействие с ее носителями, как на коллективном, так и на индивидуальном уровне попросту невозможно.

После рассмотрения ключевых базовых, фундаментальных особенностей китайской цивилизации авторы переходят к описанию черт национального характера, вызванных, по мнению авторов, конкретно-историческими причинами.

Заканчивается первая часть книги практическими советами представителям иных культур, начинающим свое взаимодействием с Китаем и не накопившим еще значительного собственного опыта.

Вторая часть посвящена новой и новейшей истории Китая, заключающейся в освоении им в ходе национально-освободительной борьбы социалистических ценностей и в последующем приспособлении их к традициям, особенностям и интересам китайской культуры и китайского народа. Этот процесс – возможно, несколько самонадеянно, – назван авторами «окитаиванием социализма» и представляет собой процесс пробуждения самосознания великой нации, ее ученичества и, наконец, зрелости.

Этот процесс связан с именами трех великих китайцев ХХ века – Сун Ятсена, Мао Цзэдуна и Дэн Сяопина; в силу практической нацеленности книги на понимание именно сегодняшних реалий наибольшее внимание уделяется последним, оказавшим на современный Китай максимальное влияние.

После анализа их деятельности подробно рассматривается современный этап развития Китая: расширение комплекса все более глубоких диспропорций в условиях беспрецедентно длительного быстрого роста экономики, ведущее к наглядной исчерпанности стандартной рыночной модели и ставящее Китай перед необходимостью нового кардинального изменения доминирующего типа общественных отношений.

Третья часть книги посвящена сегодняшней ситуации и ближайшему будущему Китая, оказавшемуся на грани драматического перелома. В трех главах рассматриваются три основные группы противоречий, настоятельно требующих разрешения.

Прежде всего, это вынужденная в условиях приближения к глобальной депрессии переориентация экономики с внешнего на внутренний спрос, неминуемо сопровождающаяся болезненным снижением рентабельности.

Вторая группа противоречий порождена глубокой социальной трансформацией общества и связана с обостряющимися конфликтами не только между богатыми и бедными, представителями экономической и военно-политической власти, а также между различными регионами и национальностями.

Значительно более глубоким и опасным противоречием представляется формирование в рамках одного и того же общества социальных групп с совершенно различными образами жизни и системами ценностей: грубо говоря, «информационно-сервисной», свойственной далеко не только мегаполисам, но ярче всего представленной именно в них, а также «индустриальной», свойственной промышленным районам, – и традиционной крестьянской. Все эти группы широко представлены и в интеллектуальной, и в информационной сфере, и в сфере реальной политики: расхождение между ними все глубже разделяет китайское общество, извне все еще кажущееся отдельным наблюдателям неразделимым монолитом.

Наконец, значительную группу противоречий, недооцениваемых западной наукой просто потому, что западные общества в своей истории почти не сталкивались с подобными проблемами, создает крайняя неравномерность демографических процессов. Это и пресловутый растущий разрыв в численности юношей и девушек, и увеличение количества пожилых людей, и, главное, чудовищный культурный разрыв между воспитанными в рамках традиционной культуры родителями и полностью раскрепощенными, по-западному эмансипированными детьми.

Четвертая часть книги рассматривает современные перспективы Китая в глобальной конкуренции – прежде всего в условиях предстоящего всему нашему миру срыва в глобальную депрессию. Особое внимание уделяется внешним возможностям (в первую очередь, значению прорыва представителей Китая в состав формирующегося глобального управляющего класса) и внутренним ограничениям, к которым относятся культурные барьеры и трудно объяснимая, но вполне очевидная цикличность истории Китая.

Пятая, заключительная часть книги посвящена анализу значения современного Китая для современной России. Это значение характеризуется вполне диалектичным сочетанием возможностей и опасностей. Поэтому после тщательного анализа факторов, превращающих Китай в естественного стратегического союзника нашей страны, авторы столь же тщательно анализируют угрозы, связанные с этим партнерством, – попутно развеивая неминуемо большое количество мифов о пресловутой «желтой опасности».

Отдельно анализируется взаимосвязь регионального и глобального сотрудничества двух стран и народов, так как разномасштабность диктует в данном случае не только разноаспектность: иногда возникает ощущение, что взаимодействие на региональном и глобальном уровне разворачивается между совершенно разными парами государств.

Заключение посвящено описанию требований, объективно предъявляемых к России бурным развитием Китая, и ограничений, столь же объективно накладываемых им на нас. Строго говоря, сочетание этих требований и ограничений формируют вполне органичную и, как это ни странно, достаточно всеобъемлющую государственную политику России, – как если бы для понимания своих задач и проблем нам не надо было бы жить «в прекрасном и яростном мире», а достаточно было всего лишь иметь своим соседом (в том числе вовсе не обязательно близким) Китай.

* * *

Мы выражаем глубокую и искреннюю благодарность прежде всего своим китайским товарищам, открывшим нам двери в свою страну и одарившим нас неоценимым опытом и знаниями. Мы счастливы подаренной нам возможности увидеть великий Китай изнутри, без прикрас и рекламы, с разных точек зрения и из разных систем ценностей, глазами самих, очень сильно отличающихся друг от друга китайцев.

Однако, поскольку далеко не все, написанное в этой книге, понравится нашим проводникам и учителям, – и в особенности их разнокалиберным руководителям, – мы воздержимся от перечисления их имен, предпочитая выражать нашу благодарность индивидуально, с глазу на глаз, в том числе и для того, чтобы точно так же, с глазу на глаз и без совершенно излишней для нас огласки получать причитающуюся нам порцию вполне заслуженных нами возражений и критики.

Ибо все возможные фактические ошибки, неточности и политически неграмотные предположения целиком и полностью лежат на совести авторов, невольно, в силу добросовестных заблуждений исказивших компетентное мнение прекрасных специалистов, с которыми нам пришлось общаться.

Мы считаем своим долгом отдельно поблагодарить российских китаистов и просто людей, обладающим значительным жизненным опытом, знакомство с которыми (или трудами которых) позволяло нам в целом ряде случаев понимать, что же именно означали на самом деле те явления, с которыми мы сталкивались. Общение с ними и их работами оставило в нас глубокий культурный и методологический след. Это, прежде всего:

• Виля Гдаливич Гельбрас, профессор Института стран Азии и Африки при МГУ им. М. В. Ломоносова;

• Кирилл Солонин, доктор философских наук, профессор;

• Владимир Малявин, профессор Тамканского университета (Тайвань);

• Игорь Сундиев, главный научный сотрудник ВНИИ МВД, профессор, доктор философских наук;

• Виктор Ульяненко, китаист;

• покойный Владилен Борисович Воронцов, синолог (китаевед) и американист, главный редактор журнала «Проблемы Дальнего Востока»;

• Анна Репецкая, д.ю.н., профессор, заместитель по науке директора Иркутского юридического института Российской правовой академии Минюста России;

• Владилен Буров, китаист и историк философии, соавтор китайско-российского словаря новых слов и выражений (2007 год);

• Петр Гваськов, исполнительный секретарь Союза военных китаеведов;

• Бронислав Виногродский, специалист в области древней китайской философии;

• Алексей Советов, предприниматель (Эстония).

По указанным выше причинам, все более полно и гармонично объединяющим Россию и Китай, этот список также не может быть полон и содержит людей, передавших нам ощущения общих закономерностей, но ни в коем случае не конкретные факты.

Все ошибки, неточности, спорные места и «провокации, способные ухудшить отношения и затруднить сотрудничество между двумя великими державами», если они по какому-то странному недосмотру и содержатся в данной книге, – всецело и полностью принадлежат исключительно нам, и мы заранее приносим в связи с этим извинения всем заинтересованным и не заинтересованным сторонам.