Текст книги "Сестры Гончаровы. Которая из трех"

Есть основание предполагать, что Наталья Ивановна по случаю рождения внука послала дочери в подарок 1000 рублей.

В письме к Дмитрию Николаевичу от 4 сентября 1833 года из Яропольца Наталья Ивановна в ответ на его просьбу занять у одного лица для него денег писала:

«…Я не могу оказать тебе эту услугу, потому что в прошлом месяце я уже у него заняла тысячу рублей, чтобы послать Таше»⁴²⁴³.

Для окончания истории Пугачева Пушкину нужно было побывать в местах, связанных с пугачевским восстанием. На обратном пути хотелось ему пожить месяц-два в Болдине ⁴⁴ и закончить этот труд.

7 августа высочайшее разрешение на четырехмесячный отпуск было дано, и Пушкин во второй половине августа выехал из Петербурга. Наталья Николаевна с детьми осталась на даче.

По дороге Пушкин заезжал к Наталье Ивановне в Ярополец. Она приняла зятя очень любезно. У нее были к тому весьма веские основания. Из переписки ее со старшим сыном в сентябре этого же года можно сделать вывод, что она просила Пушкина помочь Дмитрию Николаевичу в его хлопотах по гончаровским делам в Петербурге:

«4 сентября 1833 г. Ярополец.

…Ты там[12]12
  В Москве.


[Закрыть] должен был застать Александра Серг., чему я была бы очень рада; он очень расположен быть тебе полезным в хлопотах перед правительством».

«14 сентября 1833 г. Ярополец.

…Ты мне ничего не пишешь застал ли ты Александра Сергеевича в Москве. Твоя с ним встреча была бы необходима; он очень расположен быть тебе полезным, чтобы помочь в затруднении с делами»⁴⁵⁴⁶.

Пушкин, возможно, с своей стороны поднимал вопрос об 11 тысячах, которые она ему была должна, и об обещанной ею дочери части имения, о котором он упоминает в своем письме Дмитрию Николаевичу.

Из Москвы Пушкин писал Наталье Николаевне 26 августа 1833 года:

«Поздравляю тебя с днем твоего ангела, мой ангел, цалую тебя заочно в очи – и пишу тебе продолжение моих похождений – из антресолей вашего Никитского дома, куда прибыл я вчера благополучно из Ярополица. В Ярополец приехал я в середу поздно. Наталья Ивановна встретила меня как нельзя лучше. Я нашел ее здоровою, хотя подле нее лежала палка, без которой далеко ходить не может. Четверг я провел у нее. Много говорили о тебе, о Машке и о Катерине Ивановне. Мать, кажется, тебя к ней ревнует; но хотя она по своей привычке и жаловалась на прошедшее, однако с меньшей уже горечью. Ей очень хотелось бы, чтоб ты будущее лето провела у нее… Я нашел в доме старую библиотеку, и Наталья Ивановна позволила мне выбрать нужные книги. Я отобрал их десятка три, которые к нам прибудут с варением и наливками. Таким образом набег мой на Ярополец был вовсе не напрасным. Теперь, женка, послушай, что делается с Дмитрием Николаевичем. Он как владетельный принц влюбился в графиню Надежду Чернышеву по портрету, услыша, что она девка плотная, чернобровая и румяная. Два раза ездил он в Ярополец в надежде ее увидеть, и в самом деле ему удалось застать ее в церкви. Вот он и полез на стены. Пишет он из Заводов, что он без памяти от la charmante et divine comtesse…[13]13
  Прелестной и божественной графини (фр.).


[Закрыть] что он ночи не спит…и непременно требует от Натальи Ивановны, чтоб она просватала за него la charmante et divine comtesse. Наталья Ивановна поехала к Кругликовой и выполнила комиссию. Позвали la divine et charmante, которая отказала на отрез. Наталья Ивановна беспокоится о том, какое действие произведет эта весть. Я полагаю, что он не застрелится. Как ты думаешь?..»

Письмо Натальи Николаевны от 1 сентября 1833 года, несомненно, перекликается с этим пушкинским письмом: она писала брату под впечатлением письма мужа.

В новонайденных письмах жены поэта мы впервые видим ее как заботливую мать и хозяйку дома. В некоторых воспоминаниях современников и основанных на них работах пушкиноведов говорится, что хозяйничала и занималась детьми Александра Николаевна. Мы познакомились с несколькими десятками писем А. Н. Гончаровой, и ни в одном из них нет и намека на эту ее роль в семье Пушкиных. Между тем Наталья Николаевна в своих письмах часто пишет о детях и своих хозяйственных делах и распоряжениях. Подтверждается это и письмами Пушкина, который неоднократно спрашивает жену, как справляется она с домом и хозяйством.

Наталья Николаевна нанимает в отсутствие Пушкина новую квартиру и переезжает туда с детьми. Она заботится о доме, старается все сделать поэкономнее: выписывает с Полотняного Завода кучера, повара, мальчика для посылок, которого она шутливо называет пажом. Домашними делами Наталья Николаевна, вероятно, начала заниматься с первых дней замужества, правда, сначала неумело.

Уже первые письма Натальи Николаевны позволяют нам по-новому судить и о ее отношении к мужу. Вынужденная обратиться к брату за помощью, она подчеркивает, что муж оставил ей достаточно денег и что в ее затруднении виновата она одна. Далеко не случайно во втором письме она повторяет брату:

«…денег, которые муж мой мне оставил, было бы более чем достаточно до его возвращения…»

Дмитрий Николаевич, отвечая сестре на письмо от 1 сентября, по-видимому, упрекнул Пушкина в том, что он, уезжая, не обеспечил семью нужной суммой денег. Это обидело и задело Наталью Николаевну, и она вынуждена была вторично подчеркнуть, что муж и не подозревает, что она испытывает недостаток в деньгах. От природы сдержанная и деликатная, она ни одним словом не намекает брату на его бестактность, но письмо ее так кратко и сухо, что это можно прочесть между строк.

В письмах Натальи Николаевны и Гончаровых много говорится о сватовстве Дмитрия Николаевича к графине Надежде Григорьевне Чернышевой. Пушкин пишет о сватовстве шурина в очень иронических тонах, однако Дмитрий Николаевич, очевидно, был увлечен не на шутку и долго и настойчиво преследовал графиню своими домогательствами.

Чернышевы были соседями Гончаровых по Яропольцу, дома их стояли недалеко друг от друга, и оба семейства были близко знакомы. О Чернышевых стоит сказать несколько слов.

У Григория Ивановича Чернышева, придворного вельможи, богатейшего помещика, владельца майората, было шесть дочерей и один сын – Захар Григорьевич. Дочери славились своей красотой. Это были девушки хорошо образованные, пользовавшиеся большим успехом в обществе. Одна из сестер, Александра Григорьевна, вышла замуж за капитана генерального штаба Никиту Михайловича Муравьева. И Никита Муравьев, и Захар Чернышев были участниками декабрьского восстания 1825 года, и оба были осуждены на каторжные работы. Как известно, А. Г. Муравьева последовала за своим мужем в Сибирь.

Старшая из сестер Чернышевых, Софья, вышла замуж за И. Г. Кругликова; ему после декабрьских событий был передан во владение в составе чернышевского майората и Ярополец. И, наконец, одна из сестер, Вера Григорьевна, была замужем за графом Паленом. В переписке Гончаровых часто упоминаются эти сестры Чернышевы.

Отсюда становится понятной и характеристика Надежды Чернышевой, о которой сообщает Наталья Николаевна брату в письме от 12 ноября 1834 года. Воспитанная в высококультурной, демократически настроенной семье, она не считала предосудительным близко общаться с народом.

Как мы видим из письма Пушкина, в 1833 году Дмитрий Николаевич на свое предложение получил отказ. Однако это не обескуражило его, и в течение последующих двух лет он продолжает настойчиво добиваться руки Надежды Чернышевой, а также, может быть, и солидного приданого, которое должны были дать Чернышевы за младшей сестрой. Дмитрий Николаевич поручил матери действовать через Муравьевых и Кругликовых; письма Натальи Ивановны за эти годы пестрят сообщениями о ходе этого дела. Но самое интересное то, что из ее письма к сыну от 23 октября 1834 года впервые мы узнаем, что и Пушкин во время своего второго приезда в Ярополец посетил дворец Чернышевых и чуть ли не принимал участие в этом сватовстве:

«…Я еще тебе не сообщала о приезде Пушкина ко мне, потому что он приехал уже после моего последнего письма, которое я тебе послала. Он пробыл у меня один день, я очень ему обязана за внимание».

В конце письма Наталья Ивановна пишет:

«При проезде Пушкина через Ярополец, мы с ним вместе были у Чернышевых, все с тем же добрым намерением продвинуть твое дело, но не решились ничего сказать по этому поводу».

Намерения Натальи Ивановны совершенно ясны: она надеялась, что родство Гончаровых с прославленным поэтом повлияет на решение «молодой особы», и, может быть, даже просила Пушкина быть сватом, от чего он, надо полагать, уклонился.

В конце концов, в 1835 году на второе предложение Гончарова последовал решительный отказ, и Дмитрий Николаевич отступил. Через год он женился на княжне Назаровой.

За 1834 год в архиве обнаружено только два письма Натальи Николаевны к Д. Н. Гончарову. Это объясняется, вероятно, тем, что Наталья Николаевна с детьми провела все лето у брата на Полотняном Заводе и вернулась в Петербург только поздней осенью.

Мы должны хотя бы коротко остановиться на некоторых обстоятельствах жизни Пушкиных в 1834 году, необходимых для характеристики писем Натальи Николаевны в последующие годы. В этих же целях нельзя пройти мимо и очень важного для ее биографии письма Натальи Ивановны к Пушкину, а также писем поэта к жене за время их четырехмесячной разлуки.

В течение всего лета 1834 года Пушкину предстояла напряженная работа: он готовил к изданию «Историю Пугачева», работал в архивах. Кроме того, ему пришлось хлопотать по залогу отцовского имения. Безрассудное хозяйничанье Сергея Львовича, всецело доверившегося управляющему, обворовывавшему его и разорявшему крестьян, привело к тому, что имение должны были описать за долги. Пушкину, в надежде спасти родителей от полного разорения, пришлось взять управление имением на себя. Но ничего, кроме неприятностей, это ему не принесло.

В начале мая Пушкин узнал, что письма его к жене перлюстрируются полицией и одно из них дошло до царя. Вмешательство III Отделения в его переписку с женой глубоко возмутило поэта, он долго не мог успокоиться. Возможно, это обстоятельство, а также тяжелое материальное положение, усугубившееся тем, что на плечи Пушкина легла забота об имении родителей, привели его к мысли о необходимости уехать надолго в деревню, чтобы на свободе заняться литературной работой.

25 июня Пушкин подал царю⁴⁷⁴⁸ через Бенкендорфа⁴⁹ прошение об отставке, мотивируя ее семейными делами и невозможностью постоянно жить в Петербурге. Ответ не замедлил последовать: царь никого не хочет удерживать на службе против воли; отставка, если он желает, будет ему дана, но без права пользоваться архивами. Это значило бы для Пушкина прервать начатую большую работу по истории Петра. Жуковский стал уговаривать поэта отказаться от этого намерения, и под давлением старшего друга Пушкин скрепя сердце взял свое прошение обратно. 22 июля он записал в дневнике:

«Прошедший месяц был бурен. Чуть было не поссорился я со двором – но все перемололось. – Однако это мне не пройдет»⁵⁰.

Таким образом, Пушкину не удалось вырваться из Петербурга. Нехватка денег все чаще и чаще давала о себе знать. Об этом свидетельствуют и письма его жены в последующие годы.

В течение всего этого лета Пушкин вел деятельную переписку с женой: всего он отправил ей за их четырехмесячную разлуку 25 писем; вероятно, столько же получил и от нее. Из этих писем мы видим, что он делился с ней всем, что волновало и занимало его. Приведем несколько выдержек из писем этого периода, так как они характеризуют не только отношение поэта к жене, но и отношение Натальи Николаевны к Пушкину.

«…Хлопоты по имению меня бесят; с твоего позволения, надобно будет кажется выдти мне в отставку… Ты молода, но ты уже мать семейства, и я уверен, что тебе не труднее будет исполнить долг доброй матери, как исполняешь ты долг честной и доброй жены» (около 29 мая 1834 года).

«…Дай Бог тебя мне увидеть здоровою, детей целых и живых! да плюнуть на Петербург, да подать в отставку, да удрать в Болдино, да жить барином!» (18 мая 1834 года).

«…Милый мой ангел! Я было написал тебе письмо на четырех страницах, но оно вышло такое горькое и мрачное, что я его тебе не послал, а пишу другое. У меня решительно сплин. Скучно жить без тебя и не сметь даже писать тебе все, что придет на сердце. Ты говоришь о Болдине. Хорошо бы туда засесть, да мудрено. Об этом успеем еще поговорить» (8 июня 1834 года).

«…Я крепко думаю об отставке. Должно подумать о судьбе наших детей. Имение отца, как я в том удостоверился, расстроено до невозможности и только строгой экономией может еще поправиться. Я могу иметь большие суммы, но мы много и проживаем. Умри я сегодня, что с Вами будет? мало утешения в том, что меня похоронят в полосатом кафтане, и еще на тесном Петербургском кладбище, а не в церкви на просторе как прилично порядочному человеку. Ты баба умная и добрая. Ты понимаешь необходимость; дай сделаться мне богатым – а там, пожалуй, и кутить можем в свою голову» (28 июня 1834 года).

Разлука с женой и детьми была тяжела Пушкину. Не раз в течение этого лета порывался он уехать в деревню.

«Меня в Петербурге останавливает одно: залог имения Нижегородского, я даже и Пугачева намерен препоручить Яковлеву⁵¹, да и дернуть к тебе, мой ангел, на Полотняный Завод. Туда бы от жизни удрал, улизнул!» (27 июня 1834 года).

«… Не еду к тебе по делам, ибо и печатаю Пугачева, и закладываю имения, и вожусь и хлопочу – а письмо твое меня огорчило, а между тем и порадовало; если ты поплакала, не получив от меня письма, стало быть ты меня еще любишь, женка. За что целую тебе ручки и ножки. Кабы ты видела, как я стал прилежен, как читаю корректуру, как тороплю Яковлева! Только бы в августе быть у тебя» (11 июля 1834 года).

В конце июля Пушкин закончил корректуру и 4 августа подал прошение об отпуске на три месяца в Нижегородскую и Калужскую губернии. Перед отъездом, вероятно ввиду предполагавшегося переезда сестер Натальи Николаевны в Петербург, Пушкин сменил квартиру на большую. Он снял целый этаж в доме Баташева по Гагаринской набережной у Прачечного моста.

Однако вернемся к Наталье Николаевне. В Москве ее встретили сестры и Дмитрий Николаевич, приехавшие с Полотняного Завода. Пасхальные праздники они провели все вместе в никитском доме. Наталья Ивановна не приехала в Москву, очевидно, не желая встречаться со старшими дочерьми, с которыми была в ссоре.

Пушкин писал жене еще 28 апреля 1834 года:

«Что делать с матерью? Коли она сама к тебе приехать не хочет, поезжай к ней на неделю, на две, хоть это и лишние расходы и лишние хлопоты. Боюсь ужасно для тебя семейственных сцен. Помяни господи царя Давида и всю кротость его!»

По-видимому, числа 7–8 мая Наталья Николаевна с детьми выехала к матери в Ярополец. Опасения Пушкина относительно «семейственных сцен» оказались, однако, напрасными. Радость свидания с дочерью после трехлетней разлуки и с внуками очень тепло выражена Натальей Ивановной в письме к Пушкину от 14 мая 1834 года:

«Прежде чем ответить на ваше письмо, мой дорогой Александр Сергеевич, я начну с того, что поблагодарю вас от всего сердца за ту радость, которую вы мне доставили, отпустив ко мне вашу жену с детьми; из-за тех чувств, которые она ко мне питает, встреча со мной, после трех лет разлуки, не могла не взволновать ее. Однако, она не испытала никакого недомогания; по-видимому, она вполне здорова, и я твердо надеюсь, что во время ее пребывания у меня я не дам ей никакого повода к огорчениям; единственно, о чем я жалею в настоящую минуту, – это о том, что она предполагает так недолга погостить у меня. Впрочем, раз вы так уговорились между собой, я конечно не могу этому противиться.

Я тронута доверием, которое вы мне высказываете в вашем письме, и, принимая во внимание любовь, которую я питаю к Натали, и которую вы к ней питаете, вы оказываете мне это доверие не напрасно, я надеюсь оправдывать его до конца моих дней.

Дети ваши прелестны и начинают привыкать ко мне, хотя вначале Маша прикрикивала на бабушку. Вы пишете, что рассчитываете осенью ко мне приехать; мне будет чрезвычайно приятно соединить всех вас в домашнем кругу.

Хотя Натали, по-видимому, чувствует себя хорошо у меня, однако легко заметить ту пустоту, которую ваше отсутствие в ней вызывает. До свиданья, от глубины души желаю вам ненарушимого счастья. Верьте, я навсегда ваш друг»[14]14
  Выделено нами. – И. О. и М. Д.


[Закрыть].

До сих пор это письмо почему-то не привлекало должного внимания в пушкиноведении. А между тем, оно очень важно прежде всего для характеристики отношения Натальи Николаевны к Пушкину, а также и самой Натальи Ивановны к зятю. Надо сказать, что к этому времени отношения Пушкина и Натальи Ивановны изменились к лучшему. Как женщина неглупая, она, очевидно, поняла все благородство и бескорыстие души своего зятя, а поэт, отзывчивый на все доброе, не замедлил откликнуться. Судя по письму Натальи Ивановны к Пушкину, Наталья Николаевна рассказывала матери о своей семейной жизни, об отношении к ней мужа, о том, что она с ним счастлива. «…От глубины души желаю вам ненарушимого счастья. Верьте, я навсегда ваш друг» – эти слова в устах Натальи Ивановны говорят о многом. Тон письма Натальи Ивановны, искренний и сердечный, является отражением письма Пушкина к ней и тех разговоров, которые вели мать и дочь после трехлетней разлуки.

К этому письму Наталья Николаевна сделала приписку. Это единственные строки, известные нам, адресованные ею мужу:

«С трудом я решилась написать тебе, так как мне нечего сказать тебе и все свои новости я сообщила тебе с оказией, бывшей на этих днях. Маминька сама едва не отложила свое письмо до следующей почты, но побоялась, что ты будешь несколько беспокоиться, оставаясь некоторое время без известий от нас; это заставило ее побороть сон и усталость, которые одолевают и ее и меня, так как мы целый день были на воздухе.

Из письма Маминьки ты увидишь, что мы все чувствуем себя очень хорошо, оттого я ничего не пишу тебе на этот счет; кончаю письмо, нежно тебя целуя, я намереваюсь написать тебе побольше при первой возможности.

Итак, прощай, будь здоров и не забывай нас.

Понедельник 14 мая 1834. Ярополец».

Приписка Натальи Николаевны – всего несколько строк – не дает нам возможности судить о ее письмах к мужу вообще. Отметим, что написана она по-французски, но если к брату Дмитрию она почти всегда пишет, употребляя обычно принятое и в отношении родственников французское «vous» (вы), то здесь мы видим, что мужу она и по-французски писала «ты». А надо сказать, что французское «ты» носит оттенок значительно более интимный, чем русское. Несомненно, что некоторая сдержанность тона объясняется тем, что это была приписка к письму матери, очевидно сделанная по ее настоянию, и Наталья Николаевна, зная, что эти строки будут прочтены матерью, не чувствовала себя свободной в выражении своих чувств.

Как долго пробыла Наталья Николаевна у матери, точно сказать трудно, по-видимому, недели две; Пушкин адресовал ей туда четыре письма: 5, 12, 16 и 18 мая.

4 июня Наталья Ивановна писала Дмитрию Николаевичу:

«Дорогой Дмитрий, я должна несколько перед тобой извиниться, что не была так точна как обычно бываю отвечая на твои письма. Краткое пребывание у меня Таши, во время которого я была постоянно с ней, – тому единственная причина. Она должна была передать тебе все поручения, которые я ей дала для тебя».

Все лето Наталья Николаевна с детьми провела на Полотняном Заводе. В конце августа приехал туда к семье и Пушкин. По-видимому, он выехал из Петербурга 16 или 17 августа и, почти не останавливаясь в Москве, числа 21–22 прибыл на Завод. Вместе со своей семьей и Гончаровыми Пушкин отпраздновал на Заводе день именин Натальи Николаевны. Наталье Ивановне он отправил поздравительное письмо.

«Около (не позднее) 25 августа 1834 г.

Полотняный Завод.

Милостливая государыня матушка Наталья Ивановна!

Как я жалею, что на пути моем из Петербурга не заехал я в Ярополец; я бы имел и счастье с Вами свидеться и сократил бы несколькью верстами дорогу, и миновал бы Москву, которую не очень люблю и в которой провел несколько лишних часов. Теперь я в Заводах, где нашел всех моих, кроме Саши, здоровых, – я оставляю их еще на несколько недель и еду по делам отца в его нижегородскую деревню, а жену отправляю к Вам, куда и сам явлюсь как можно скорее. Жена хандрит, что не с Вами проведет день Ваших общих имянин; как быть! и мне жаль, да делать нечего. Покаместь, поздравляю Вас со днем 26 августа; и сердечно благодарю вас за 27-ое⁵²⁵³. Жена моя прелесть, и чем доле я с ней живу, тем более люблю это милое, чистое, доброе создание, которого я ничем не заслужил перед богом. В Петербурге видался я часто с братом Ив. Ник., а Серг. Ник. и жил у меня почти до моего отъезда. Он теперь в хлопотах обзаведения. Оба, слава богу, здоровы.

Цалую ручки Ваши и поручаю себя и всю семью мою Вашему благорасположению.

А. Пушкин».

Сколько любви и нежности к жене в этих нескольких строках о ней…

Надо также отметить и доброжелательный тон письма Пушкина. Это, несомненно, отклик на письмо Натальи Ивановны от 14 мая.

«…Говорят, что несчастье хорошая школа: может быть, – писал Пушкин Нащокину в марте 1834 года. – Но счастье есть лучший университет. Оно довершает воспитание души, способной к доброму и прекрасному, какова твоя, мой друг; какова и моя, как тебе известно».

Поздравляя только что женившегося друга и желая ему счастья, он заверяет его, что теперь все его горести позади.

Пушкин пробыл на Полотняном Заводе две недели. По-видимому, здесь на семейном совете было решено окончательно, что сестры едут с ними в Петербург. Поэт неохотно согласился на это (об этом свидетельствуют его письма), но положение девушек было так печально, а взаимоотношения с матерью настолько тяжелы, что он и Наталья Николаевна не могли им отказать.

В первых числах сентября, вероятно 5-го или 6-го, Пушкины и сестры Гончаровы выехали в Москву. 9 сентября Пушкин был еще в Москве, а 13-го – уже в Болдине. Сестры провели некоторое время в Москве, готовясь к отъезду. Наталья Николаевна вторично ездила в Ярополец проститься с матерью. И на этот раз Наталья Николаевна была в Яропольце одна, с маленькой Машей; об этом узнаем из письма Екатерины Николаевны от 16 октября 1834 года.

По-видимому, 25 сентября все выехали в столицу. Можно себе представить, что это был целый поезд: дети, няньки, прислуга, сундуки, узлы! Дмитрий Николаевич проводил их до Петербурга. В конце октября он приезжал к Наталье Ивановне, вероятно, чтобы рассказать о своих петербургских впечатлениях, о том, как устроились сестры.

В письме из Болдина, отправленном около 25 сентября уже в Петербург, вероятно, не зная, что Дмитрий Николаевич поедет провожать Наталью Николаевну с детьми и сестер, Пушкин беспокоился, как она доедет, как разместятся они все на новой квартире. Он пишет также, что собирается побывать в Яропольце.

Кое-как уладив свои дела по имению, Пушкин поспешил домой. 4 октября он приехал в Москву; 11 октября в книге расходов по московскому дому Гончаровых сделана запись: «За подорожную Александра Сергеевича Пушкина в части заплачено– 44 рубля»⁵⁴. 14 октября поэт был уже в Петербурге.

По дороге Пушкин заезжал к теще в Ярополец; до сих пор сведений, подтверждающих это его намерение, не было, теперь это можно считать установленным.

Цель поездки Пушкина нам не известна. Очевидно, она была вызвана какими-то деловыми и семейными соображениями; вероятнее всего предположить, что это было связано с переездом сестер Гончаровых в Петербург.

За 1834 год, как мы упоминали выше, сохранилось два письма Натальи Николаевны к брату. Одно от 12 ноября и второе без даты, которое нами отнесено к концу декабря.

В первом из них обращает на себя внимание высказывание Натальи Николаевны о светском обществе. Если в дальнейшей переписке сестры Гончаровы с восторгом пишут брату о балах и своих успехах в великосветских гостиных, то Наталья Николаевна говорит об окружавшем ее обществе всего один раз, и этот ее отзыв носит критический характер: «Тесная дружба редко возникает в большом городе, где каждый вращается в своем кругу общества, а главное имеет слишком много развлечений и глупых светских обязанностей, чтобы хватало времени на требовательность дружбы».

Это высказывание Натальи Николаевны имеет несомненно большое значение для ее характеристики.

«… Как это ни странно, – пишет В. Мейлах в статье о письмах Н. Н. Пушкиной, – до сих пор не только читателями, но и литературоведами облик Натальи Николаевны воспринимался чаще всего вне эволюции ее характера, интересов, чувств». Жизнь в Петербурге, общение с друзьями поэта, и, наконец, влияние самого Пушкина не могли не сказаться на духовном облике Натальи Николаевны. И молодая женщина 22 лет уже далеко не та девушка-полуребенок, которую впервые встретил Пушкин на балу у танцмейстера Иoгeля…

И в этом письме от 12 ноября Наталья Николаевна желает брату добиться успеха у графини Чернышевой. Подтрунивая над ним, она намекает, что Чернышева может выйти и за небогатого Дмитрия Николаевича, если он сумеет ей понравиться…

На основании фамильной переписки можно сделать вывод, что Дмитрий Николаевич был человек добрый, но слабохарактерный, временами вспыльчивый и упрямый. Его отношения с сестрами были дружескими и родственными, но упрямство брата часто их раздражало. Тон писем Натальи Николаевны диктуется, видимо, вышеуказанными свойствами его характера.

В письмах всех Гончаровых часто упоминается некий Август Иванович Мюнтель. Это человек, несомненно, близко стоящий к семье, однако отношение к нему двойственное: если сестры постоянно подшучивают над ним, то братья, Наталья Ивановна и Николай Афанасьевич относятся к нему очень внимательно, по крайней мере, в письмах, которые он может прочитать. Братья и сестры часто с ним переписываются. Августу Ивановичу дарят дорогую верховую лошадь. Он, судя по письмам сестер, ездит на охоту на их лошадях. Наталья Ивановна в письмах к Дмитрию Николаевичу постоянно просит передать привет Августу Ивановичу. 6 июля 1834 года она пишет: «Привет Августу Ивановичу, доволен ли ты своим булгалтером?»⁵⁵

Но для простого бухгалтера внимание, оказываемое Гончаровыми Мюнтелю, слишком велико. И вот недавно нами было обнаружено письмо, проливающее свет на эту загадочную личность. В одном из писем Ивана Николаевича из Царского Села к старшему брату мы читаем:

«…До сих пор у меня нет его[15]15
  Сергея Николаевича.


[Закрыть] адреса и я не знаю, как переслать ему письмо Ав. Ив. Позволив себе распечатать послание, чтобы узнать московские новости, так как у этого господина всегда имеется куча новостей, я там между прочим узнал, что знаменитый отпрыск[16]16
  Выделено нами. – И.О. и М. Д.


[Закрыть] с госпожой своей матерью обосновался в имении Ильицино».

Зная, что Мюнтеля нет на Заводе, Иван Николаевич пишет о нем совсем в других тонах.

На основании этого письма можно было предположить, что Август Иванович Мюнтель был незаконным сыном Афанасия Николаевича, вероятно от гувернантки-немки. Это предположение полностью подтвердилось. В Музее А. С. Пушкина в Москве имеется копия с портрета неизвестного лица. На обороте этого небольшого акварельного портрета надпись: «Дедушки Дмитрия Николаевича дядька немец Август Иванович». На нем изображен щегольски одетый молодой человек, очень похожий на Афанасия Николаевича. Но кто он такой, до сих пор не было известно. Обнаруженные нами письма Гончаровых помогли атрибутировать портрет.

Очевидно, Август Иванович воспитывался вместе с братьями и сестрами Гончаровыми (отсюда их хорошее знание немецкого языка). Становится понятным и его положение в семье: не будучи юридически признанным сыном А. Н. Гончарова, он, по-видимому, своим отцом был поставлен в такие условия, что семья вынуждена была считаться с его фактическим родством. И не случайно в одном из писем Александра Николаевна иронически прибавляет дворянскую частицу «von» к его фамилии. Но если старшие члены семьи ведут себя по отношению к Августу Ивановичу сдержанно и любезно, то этого нельзя сказать о сестрах. Они постоянно над ним смеются. Наталья Николаевна его несомненно не любит, называет мерзким, пошлым дураком и охотно принимает участие «по старой привычке Августа дурачить» в шутках своих сестер.

Письма Натальи Николаевны за 1835–1836 годы свидетельствуют о значительном ухудшении денежных дел. Надежды Пушкина на получение крупной суммы за «Пугачева» не оправдались, и все, что было выручено, пошло на покрытие неотложной части долгов. Взяв на себя управление отцовским имением, он к тому же должен был погашать задолженность по этому имению, а также выплачивать родителям, брату и сестре их долю доходов. Лев Сергеевич⁵⁶⁵⁷ безрассудно сорил деньгами, и Пушкину приходилось покрывать и его долги. Н. И. Павлищев, муж Ольги Сергеевны, также требовал увеличения выплаты ей содержания. В конце концов, Пушкин вынужден был отказаться от своей доли доходов в пользу сестры. И, наконец, семья самого поэта увеличилась – у Натальи Николаевны родились уже трое детей. Будучи связан службой в Петербурге, он не мог заниматься чисто литературным трудом, который приносил ему необходимые средства на содержание семьи. К 1835 году у Пушкина было 60 тысяч долгу.

Все эти причины снова привели его к мысли уехать на 3–4 года в деревню, где бы он мог без помех заниматься творческой работой.

14 июля 1835 года Пушкин писал Наталье Ивановне:

«… Мы живем теперь на даче, на Черной речке, а отселе думаем ехать в деревню и даже на несколько лет: того требуют обстоятельства».

Очевидно, это решение об отъезде в деревню было принято и мужем, и женой совместно. В своих воспоминаниях о последних днях жизни Пушкина его секундант К. К. Данзас⁵⁸ писал, что Наталья Николаевна предлагала мужу уехать с нею на время куда-нибудь из Петербурга. И не нежелание жены, как писала об этом сестра поэта, а более важные причины принудили Пушкина отказаться от этого намерения.

Памятуя о своей первой неудачной попытке получить отставку, Пушкин решил просить отпуск на несколько лет. Однако и на это последовал отказ Николая I. Поэту было предложено 10 000 рублей и отпуск на 6 месяцев. Пушкин, конечно, не мог принять этих денег. Отказавшись от них, он попросил у казначейства займа в 30 000 рублей с удержанием их в течение соответствующего периода из его жалованья. На это последовало «высочайшее» согласие. Таким образом, Пушкин связал себя на несколько лет службой в столице. Теперь поэту надо было доставать деньги на покрытие второй половины его долгов. Взяв отпуск на 4 месяца, он уезжает в Михайловское работать.

Ухудшились также и дела семьи Гончаровых. Дед Афанасий Николаевич, не желая заниматься управлением полотняных и бумажных фабрик, еще в 1804 году сдал их в аренду калужскому купцу Усачеву. Но через 15 лет Усачев стал неаккуратно выплачивать договоренную сумму и вскоре оказался должным Гончарову свыше 100 тысяч рублей. Перезаключив договор на аренду только бумажных фабрик, Афанасий Николаевич включил в него и долг Усачева, а также взял у него в счет долга паровую машину, поставленную Усачевым на гончаровской бумажной фабрике. Но и по новому арендному договору Усачев платил неаккуратно, и Гончарову пришлось отказаться от заключенного с Усачевым контракта. Однако ловкий делец Усачев не растерялся и, чтобы избавиться от долгов Гончарову, объявил себя банкротом и выдал заемные письма на крупные суммы своему зятю и титулярному советнику Губаренкову. Так начался нескончаемый судебный процесс, который еще более расстроил денежные дела Гончаровых.