Текст книги "Праздник криптий"

Артабаз, командир отряда бессмертных, решительно возражал против наступления. Он советовал Мардонию отойти в Фивы и, используя несметные богатства, которые были у персов, подкупить влиятельных людей в греческих городах. Тогда эллины сами предадут свою свободу. Того же мнения придерживались и фиванцы, хорошо знавшие положение дел. Афины были разрушены и опустошены. Спартанцы не могли вести длительную войну из-за угрозы восстания внутри страны. А многих союзников можно было бы подкупить золотом. Да и в самих Афинах нашлось бы немало людей, развращенных богатством.

Но Мардоний, словно обезумевший, никого не хотел слушать и отдал приказ о наступлении. Никто не смел ему перечить. Лишь Артабаз со своим 40-тысячным элитным отрядом отказался участвовать в сражении, так как подчинялся только Ксерксу.

Незадолго до этого фиванцы устроили пир в честь Мардония. Один из знатных персов признался своему сотрапезнику Ферсандру со слезами на глазах: «От всех нас, персов, скоро останется жалкая горстка воинов, и ты сам это увидишь». Ферсандр в изумлении воскликнул: “Не следует ли сообщить обо всем этом Мардонию?”. А перс отвечал: “Друг! Не может человек отвратить то, что должно совершиться по божественной воле. Ведь обычно тому, кто говорит правду, никто не верит. Многие персы прекрасно знают свою участь, но мы вынуждены подчиняться силе. Самая тяжелая мука на свете для человека – многое понимать и не иметь силы бороться с судьбой”.

Предок Александра Великого македонский царь Александр первый, страну которого покорили персы, предупредил Павсания о наступлении. Наварх незамедлительно собрал военный совет. Начались споры о том, кто на каком фланге и против кого должен стоять. Павсаний предложил против самих персов выставить афинян, так как они уже побеждали их при Марафоне. В войске греков начались перестановки, что тут же заметили персы и также переставили свои войска. Обратный маневр также ни к чему не привел, а Мардоний обвинил Павсания в трусости и предложил сразиться между собой только персам и спартанцам, что наварх оставил без ответа. Тогда Мардоний отдал приказ коннице атаковать эллинов. Всадники, вооруженные луками и дротиками, теснили греческие отряды, нанося им большой урон. Персы также замутили и засыпали источник Гаргафию, откуда черпало воду все эллинское войско. Греки лишились и воды и продовольствия. Поэтому на военном совете было решено переместиться ночью вдоль реки на Остров. Так называлось местечко, где река разделялась на два рукава, образуя посередине живописный островок. Здесь воды было предостаточно, а ландшафт был удобен для фаланг. Павсаний предпочитал не столько сражаться, сколько маневрировать. Он опасался открытого боя с персами и проявлял нерешительность.

Весь день греки, мучимые жаждой, мужественно отражали атаки персидской конницы, а, дождавшись темноты, начали отступление. Тут и вовсе началась неразбериха. Союзники перепутали название и отошли не к Острову, а к Платеям. Павсаний отдал приказ спартанцам двинуться следом, но Амомфарет, командир отряда питанетов, составленный из закалённых в боях воинов, возраст которых перевалил за пятьдесят лет, отказался подчиниться и обвинил наварха в трусости. Питанеты придерживались древних спартанских традиций. Любое отступление они считали позором. К тому же Амомфарет не был осведомлен о решении совета. Совсем не случайно его туда не пригласили. Афиняне, ожидавшие отступления спартанцев, послали глашатая, который стал свидетелем неприглядной ссоры. Амомфарет схватил камень обеими руками и бросил его к ногам Павсания. Этим камнем, заявил начальник отряда питанетов, он подает голос за то, чтобы не бежать от чужеземцев. Павсаний же назвал его «исступленным безумцем».

В итоге, Павсаний с частью спартанцев отошел на 100 стадий к ручью Молоента, где стояло святилище элевсинской Деметры, и стал дожидаться Амомфарета, который только под утро начал отход медленным шагом в такт звукам флейт, ступая в ногу и сохраняя равнение в рядах. Такое отступление «гусиным шагом» не считалось позорным. Афиняне же двинулись к Острову, как было решено на военном совете.

Когда рассвело, вся картина открылась Мардонию. Он возликовал, вознес хвалу богам, не забыв похвалиться перед теми, кто отговаривал его от сражения, и приказал всему войску атаковать разрозненные отряды греков. Полководец персов, уверенный в победе, самолично возглавил наступление. Полчища варваров легко преодолели мелководный Асоп и устремились на спартанцев. Афиняне к тому времени ушли за холмы, а остальные союзники были ещё дальше, возле Платей. Со спартанцами остались лишь тегейцы.

Первыми на пути варваров встали питанеты. Слишком медленно они шли, чтобы успеть соединиться с основными силами. Слишком мало их было. Немногие спартанцы доживали до пятидесяти. Слишком много войн и сражений вела Спарта. Персидский вал всей мощью нахлынул на ветеранов, которые стремительно сомкнули щиты и ощетинились лесом копий. Взыграли флейты. Питанеты запели военный гимн:

 
Фаланги строй несокрушимый!
Пусть враг дрожит, услышав флейты вой.
А наш порыв – неудержимый:
Негаснущий огонь ведет нас в бой.
 
 
Плевать на глубокие раны:
Сольётся с плащом наша кровь –
Враги побегут, как бараны,
Арей, бог войны, нам отец и любовь!
 
 
Фаланги строй несокрушимый!
Пусть враг дрожит, услышав флейты вой.
А наш порыв – неудержимый:
Негаснущий огонь ведет нас в бой.
 
 
Идем на врага, как титаны,
Спасайтесь от бога войны,
Не станем карать мы за раны:
Не тронем бегущих – мы Спарты сыны!
 
 
Фаланги строй несокрушимый!
Пусть враг дрожит, услышав флейты вой.
А наш порыв – неудержимый:
Негаснущий огонь ведет нас в бой.
 

Питанеты выдержали первый удар, не отступив ни на шаг. Персы обрушили на спартанцев град стрел и дротиков, теснили конницей, пытаясь разрушить строй фаланги. Ветераны несли большие потери, но стояли несокрушимой стеной. Основные силы спартанцев были невдалеке и могли поддержать ветеранов. Однако, Павсаний не вступал в бой, дожидаясь благоприятных знамений. Он уже послал глашатаев афинянам и союзникам с просьбой о помощи. Афиняне незамедлительно развернули войска, но на их пути встали греки, подвластные персам. Союзники были слишком далеко, чтобы успеть. А персы уже наседали и на основные силы спартанцев, нанося им ощутимый урон. Жрец приносил жертву за жертвой. Павсаний и войско, оставаясь недвижимым, усердно молились. Лишь питанеты, не зная, что Павсаний приносит жертвы, доблестно сражались. Наконец, выпали благоприятные знамения. Спартанская фаланга двинулась навстречу вражескому войску, но было остановлено персами, которые всей мощью навалились на эллинов. Могучие персы наносили по щитам удары, умудрялись выхватывать из фаланг длинные копья и ломали их.

Павсаний с трёхстами всадниками, эфорами и оруженосцами, среди которых находились Аримнест и Малышка, поднялись на холм и оттуда наблюдали за сражением. Ударную мощь персов составлял отборный отряд во главе с Мардонием, который на белом коне, в золотых доспехах и развевающемся пурпуром хитоне яростно нападал на спартанцев, воодушевляя воинов видом, призывами и бесстрашными действиями.

– Пока с ними Мардоний, они будут сражаться, как львы, – глубокомысленно изрёк наварх.

– Ударить бы отсюда! – с горячностью воскликнула Малышка.

Действительно, позиция для атаки была очень выгодная. Персы оттеснили фалангу, и Павсаний с отрядом оказался напротив левого фланга противника.

– Кому? – развел руками полководец. – Все сражаются.

– А мы?

– Вы – моя защита.

– Если персы сомнут фалангу, сможем ли мы тебя спасти?

– Не в этом дело, – смутился Павсаний. – Мардония охраняет тысяча лучших воинов. До него не добраться. Только зря сложите головы.

Эфоры согласно закивали головами.

– Было бы безумием атаковать столь малыми силами, – изрёк Дифрид.

– А ты, Аримнест, что думаешь? – спросил наварх.

Юноша ответил со свойственной ему прямотой и искренностью:

– Лучше умереть за Спарту, чем за Павсания.

Эфоры возмущённо вскинули руки, но наварх решительным жестом остановил их:

– Аримнест прав: другой возможности нет. Надо хотя бы отвлечь персов, чтобы выиграть время для подхода афинян и союзников.

Он повернулся к Аримнесту:

– Боги дают тебе шанс! Вперед!

Горстка всадников рванулась с холма на полчища персов, словно утлое суденышко в бушующий океан. Это были лучшие воины Спарты. Был среди них и Аристодем, мечтавший смыть с себя бесчестие Фермипол. Одни их имена наводили ужас на врагов. Впрочем, вначале персы не обратили на них никакого внимания, так как в пылу сражения приняли за своих. У греков почти не было конницы, и варвары посчитали, что это один из их отрядов.

Эллины, как нож в масло, вонзились в персов. Вперёд вырвался Аристодем, исступленно круша всё подряд. Легковооружённые персы расступались, прикрываясь плетёными щитами, которые были слабой защитой, и ничего не могли противопоставить удару тяжёлых всадников. Как выпущенная из лука стрела, отряд спартанцев летел к Мардонию, который, увлёкшись атакой на фалангу, не замечал надвигающейся опасности. Зато её заметили телохранители и плотной стеной сомкнули коней. Туча дротиков понеслась на спартанцев, усеяв тело Аристодема десятками ран. Даже мертвый, он продолжал держаться в седле, врезавшись на полном скаку в персидских всадников и нарушив их ряды. Этим воспользовались спартанцы, чтобы вступить в ближний бой. Нанося удары короткими мечами, они, как туннель, прорубали дорогу к Мардонию. Однако, на месте павших персов, тут же возникали новые, подобно лернейской гидре. Легковооружённые воины, оставшиеся позади персов, опомнились и осыпали отважный отряд градом стрел. Малышка и другие оруженосцы прикрывали спартанцев щитами, но и сами падали сражённые один за другим. Отряд таял на глазах, но все же продвигался к Мардонию. Наконец, сам полководец заметил спартанцев и двинулся им навстречу. Писидоний метнул в него дротик, который со звоном ударившись о золотвые доспехи, отскочил от него словно щепка. Мардоний, полностью закрытый бронёй, был неуязвим. Его невозможно было взять ни копьями, ни стрелами, ни мечами. Несколько дней назад в похожих доспехах сражался перс Масистий. Даже окруженный со всех сторон афинянами и с сброшенный с коня, он продолжал сражаться, пока кто-то не догадался поразить его в глаза. А Посидоний уже был сражён десятками выпущенных в него стрел. К тому времени персы со всех сторон окружили отважный отряд, поражая одного воина за другим. Когда до Мардония оставалось несколько локтей, в живых оставались Аримнест, Малышка и несколько истекающих кровью спартанцев. Мардоний властным жестом остановил расправу. Он понимал, для чего на такой риск пошли спартанцы, и решил принять вызов. Его победа ещё больше поднимет боевой дух воинов.

– Я сражусь с ним! – указал Мардоний на Аримнеста и, обнажив меч, приготовился к атаке.

– Фаланга! – вдруг пронзительно крикнула Малышка.

Мардоний повернул голову, и Аримнест, увидев открытую глазницу шлема, метнул короткий меч. Лезвие вошло в щель и со страшным хрустом вонзилось в голову. Полководец замертво рухнул с белого коня. И тут над варварами пронесся грохот двинувшийся на них фаланг. Огромная армия, оставшись без вожака, превратилась в перепуганное стадо баранов, и обратилось в бегство, бросив на поле брани тело своего полководца, что считалось величайшим позором. Варвары уповали на укрепления на том берегу Асопа и на обычай спартанцев не преследовать бегущего противника. Однако, многие были перебиты подоспевшими к тому времени афинянами и союзниками. Часть варваров успела укрыться за деревянными укреплениями стенами, воздвигнутыми по приказу Мардония, однако продержались они недолго. Афиняне сумели сделать пролом в деревянной стене. Первыми в лагерь персов ворвались тегейцы и захватили стан Мардония, наполненный богатством.

Победа была полной. Сбылись предсказания знатного перса фиванцу Ферсандру. Лишь Артабаз, как только получил весть о поражении Мардония, ушел со своим отрядом к Геллеспонту, чтобы как можно скорее переправиться в Малую Азию.

Так была одержана блестящая победа. Сбылись предсказания оракулов о том, что проиграет тот, кто первым перейдет в наступление. И вопреки бездарному командованию Павсания, растянувший войска на огромные расстояния, но благодаря отваге и стойкости воинов, их решительности и готовности к самопожертвованию эллины разгромили персов.

Глава 2. Дележ добычи

Победителям достались несметные сокровища. Хватило всем: и богам, и воинам, и даже илотам, которым Павсаний поручил собрать все трофеи в одно место, чтобы посчитать их и разделить по заслугам. Немало золота илоты скрыли. Раб потому и раб, что всегда норовит обмануть или предать кого угодно, даже своих хозяев.

В плен попало множество персов, даже повара Мардония. Павсаний велел приготовить им блюда, которыми они почивали своего господина. А повара из Спарты сварили знаменитую черную похлёбку. Вначале победителей угостили персидскими яствами. Восторгу не было предела. Когда же попробовали чёрную похлебку, то все, кроме спартанцев, долго плевались и морщились. И не удивительно. Лаконцы специально придумали такую еду, чтобы приучить себя к такой пище, ежедневно вкушали её на общественных трапезах, пропускать которые не разрешалось, да ещё и нахваливали. Виночерпии внимательно следили за тем, чтобы чёрная похлебка была съедена полностью.

– Как можно находить вкус в этой бурде?! – воскликнул кто-то из афинян.

– Для этого надо быть спартанцем, – ответил Аримнест, с наслаждением поглощая похлебку.

– И что же в них такого особенного?

– Они купаются в реке Эврот.

– И от этого им нравится эта похлёбка?

– Конечно.

– Неужели в Эвроте такая особенная вода?

– Да.

– И чем же?

– Только водой в Эвроте можно смыть пот со спартанца.

– А другой нельзя?

– Нет.

– Почему?

– Потому что, занимаясь, спартанец сгоняет с себя столько пота, что потом съест все что угодно, даже похлебку.

Лишь когда грянул дружный смех, афинянин понял, что его разыграли. Он не растерялся и тут же ответил:

– Теперь я понял, отчего похлёбка такая чёрная.

– И отчего же? – заинтересовались спартанцы.

– Вы просто черпаете воду из Эврота после того, как там помоетесь, и называете это похлёбкой.

Все расхохотались, даже спартанцы. Они привыкли на сисситиях, общественных трапезах, подшучивать друг над другом и не обижались на колкости.

Когда все в полной мере почувствовали разницу, Павсаний воскликнул:

– Теперь вы видите, как глупо поступили персы, когда решили завоевать Элладу. У них было всё, но им почему-то захотелось чёрной похлёбки.

А добычу разделили следующим образом. Прежде всего, десятая часть трофеев была отделена и посвящена верховному богу Зевсу. В его честь отлили медную статую в десять локтей.

Столько же пожертвовали Посейдону, изготовив его статую в семь локтей. В Дельфы, святилище Апполона, помимо многочисленных даров, была отправлена колонна в виде трёхлагой медной змеи.

На колонну был водружен золотой треножник с надписью в честь победы над варварами.

Богам была посвящена почти треть всей добычи. Греки свято верили, что без опеки олимпийцев человек не сможет ничего добиться, и потому самое лучшее без сожаления отдавали верховным покровителям.

После этого победители распределили между собою остальную добычу: персидских наложниц, золото, серебро, прочие ценности и вьючных животных. Каждый получил то, что ему подобало. Павсаний же получил всего вдесятеро больше: женщин, коней, талантов, верблюдов и других ценностей.

Казалось, всё было распределено по справедливости и закону предков. Однако, Павсанию этого показалось мало. Он сумел получить сокровища, намного превосходящее захваченное у персов. Пир в честь победы был в полном разгаре, когда наварх уединился с Аримнестом.

– Вот список пленных персов, – вручил полководец юноше толстый свиток. – Доставишь их в Фивы моему гостеприимцу Ферсандру. Взамен получишь сто повозок золота, который переправишь в Платеи к ещё одному моему другу Левпиду. Все ясно?

Аримнест молча кивнул, но по округлившимся глазам ирена Павсаний понял, что требуются разъяснения.

– Ты удивлен, откуда столько золота?

– Да, – прямодушно ответил юноша.

– Это выкуп, который прислали родственники пленных персов за их освобождение.

– Кому?

– Мне.

– Зачем тебе столько? – вырвалось у Аримнеста.

– Для борьбы с мидянами.

– Они разбиты.

– Ошибаешься. Лев ранен, но не повержен. Артабаз сохранил свое войско. Царь Ксеркс, по-прежнему, силен и могуществен. Его богатства несметны, и тем больше мы заберем у него золота, тем лучше. Зачем тратиться на содержание изнеженных пленных персов, не способных сражаться, если можно получить за них выкуп?

– Да, но это противоречит закону.

Аримнест имел ввиду ретры Ликурга. Легендарный правитель Спарты ещё в восьмом веке до нашей эры вопросил Дельфийского оракула, какие законы ввести в Спарте, и получил такой ответ:

«Воздвигнув храм Зевса Силлании и Афины Силлании, разделив народ на филы и обы, учредив герусию из 30 членов во главе с царями, собирать время от времени народ на апеллу меж Бабиком и Кнакионом для принятия и отклонения твоих предложений; у народа да пребудет власть и сила».

На основе этого пророчества Ликург ввел в Спарте ретры. Постройка храмов знаменовала, что спартанцы должны чтить богов и руководствоваться в своих поступках не личной выгодой, а нравственными принципами. Разделение на филы и оби привело к тому, что все земли были поделены на равные наделы, клеры, между спартанцами. Тем самым устанавливалась материальное равенство. А чтобы окончательно вытравить стремление к роскоши и наживе, ввозить золото в Спарту было запрещёно под страхом смертной казни. Власть переходила к герусии, совету старейшин, состоящего из 28 геронтов, которых выбирал народ, и 2 царей, получавших место по своему происхождению. Народ принимал или отвергал предложения, которые вносили цари, геронты, а позднее и эфоры. Ретры были устными. Одна из них напрямую запрещала иметь в Спарте письменные законы, чтобы ретры воспринимались как обычаи и предания.

Введя ретры, Ликург взял с соотечественников клятву, что они ничего в них не изменят, пока он не вернется в Спарту, отбыл на чужбину, где и скончался.

Однако, клятва предков не смутила Павсания, и он решительно заявил:

– Я предпочитаю нарушить закон на благо Спарты, чем блюсти его ей во вред. Так я поступил, когда взял тебя оруженосцем, так я поступлю и сейчас. Золото будет направлено на то, чтобы Спарта усилила свое могущество и правила миром. Разве не стоит ради столь великой цели пренебречь устаревшим обычаем?

– А другая ретра запрещает ввозить золото в Лаконию, – согласился юноша.

– Вот видишь, как бы мы ни поступили, закон будет нарушен. Поэтому будем действовать так, как считаем правильным.

– Я сделаю всё, как ты велишь, – согласился Аримнест и отправился исполнять приказ Павсания.

Пленных персов везли в повозках, устланных дорогими коврами, и отряд спартанцев во главе с Аримнестом был больше похож на охрану, чем на конвой. Лаконцы с презрением наблюдали, как знатные азиаты прямо в пути ублажали себя винами, яствами и наложницами.

– Вот к чему приводит роскошь, – поделился Аримнест мыслями с Малышкой. – Павсаний поступил очень мудро, избавив Спарту от золота. Богатство развращает.

– Наварх присвоил себе золото вовсе не из-за заботы о нравах спартанцев, – улыбнулась Клеора. – Он хочет править миром.

– С чего ты взяла? – возмутился Аримнест.

– А ты видел надпись на золотом треножнике?

– Каком треножнике?

– Который Павсаний отправил в Дельфы, храм Аполлона, чтобы водрузить его на змеиную статую. Она будет стоять в центре храма, и посланцы всех народов прочтут:

 
«Эллинов вождь и начальник Павсаний
В честь Феба– владыки
Этот треножник воздвиг, полчища мидян сломив».
 

– Как?! – возмутился Аримнест. – А как же стойкие питанеты? А как же отважные Посидоний и Аристодем, благодаря которым был повержен Мардоний? А как же афиняне, разгромившие союзников мидян и приступом взявшие укрепления, перед которыми были бессильны даже спартанцы?

– Думаю, кроме Павсания, ни эти вопросы никто не ответит.

Аримнест решительно развернул коня.

– Ты куда?

– К Павсанию.

– Вначале ты должен выполнить его приказ.

– Я не собираюсь выполнять приказы того, кто присвоил себе лавры павших.

– Не забывай, что Павсанию мы слишком многим обязаны. Только благодаря ему ты смог сразиться с мидянами.

– Ну и что из того? – запальчиво воскликнул ирен.

– А то, что он для тебя, как бог.

– Разве боги так поступают? – с горечью произнёс Аримнест.

– И боги не безгрешны, – возразила Малышка, – но, самое главное, они поступают так, как им заблагорассудится. Вот и Павсаний совершенно не обязан перед тобой отчитываться.

– Он будет держать ответ перед эфорами и народом.

– Посмотри на эфоров, которые его сопровождают. Неужели ты не видишь, что они скажут все, что угодно Павсанию?

– И что же они скажут по поводу надписи на треножнике? О ней будет известно и слепому.

– Даже не знаю, – задумчиво ответила Клеора. – Ясно одно: Павсанию придется несладко.

– И мы не можем не поддержать его, – с грустью заметил Аримнест, – чтобы не стать предателями.

– Поэтому продолжим путь, по которому нас направила судьба, – предложила Малышка.

– Да, – согласился Аримнест, – но я спрошу Павсания о треножнике, как только его увижу.

Такой разговор вскоре состоялся.

– Какая надпись? – удивился Павсаний.

Когда Аримнест повторил то, что слышал от Клеоры, наварх лишь руками развел:

– Ничего подобного я не делал.

– Откуда же она взялась?

– Понятия не имею. Наверно, кто-то из тех, кто восхищен нашей победой, решил таким образом увековечить мое имя.

Ответ прозвучал столь убедительно, а взгляд Павсания был столь искренен, что Аримнест не мог ему не поверить. Ничего не оставалось, как и дальше верой и правдой служить наварху. Был ещё один вопрос с золотом, полученным Павсанием за пленных персов. Однако, к богатству Аримнест, как истинный спартанец, относился с презрением. Вопросы воинской доблести и славы были для него несравнимо важнее.