Текст книги "Святослав, князь-ратоборец"

Опять же всегда необходимо помнить о том, что Империя часто вела войну на два фронта – в Европе и Азии, а потому переброска войск с одного театра боевых действий на другой представляла определённые затруднения. То, что базилевс получил предупреждение из Херсонеса о движении флотилии Игоря, удивления не вызывает, после событий 941 года он просто обязан был усилить разведку в этом регионе. Что же касается того, что болгары предупредили ромеев о нашествии русов, то они и в 941 году тоже предупреждали, только толку от этого не было никакого. Зато теперь «братушки» донесли о том, кто же идёт на этот раз под стягом Игоря, и дали императору Роману ту информацию, которой не располагала администрация в Херсонесе. Весть о том, что вместе с русами идут печенеги, обеспокоила правящие круги Византии. Знаменитая византийская дипломатия дала сбой, а князь Игорь начисто переиграл базилевса и его окружение, поскольку принцип «Разделяй и властвуй» в этот раз не сработал. Ермолинская летопись донесла до нас те слова, с которыми имперские стратеги обратились к базилевсу: «Русь идёт на тя и Печенег наняли суть».

Вот потому и запаниковали в Царьграде, вот потому и решили попытаться решить дело миром, поскольку поняли, с какой силой им придётся столкнуться: «Они же, слышавши безьконечну его силу, послаша ко Игору: “Не ходи на них, a возми дань, яко жь Олег”» (Супрасльская летопись). К этому времени армия и флот Игоря подошли к Дунаю, и князь начал готовить переправу своих сухопутных сил на другой берег реки. Вот тут-то и нагрянуло византийское посольство.

* * *

Цель послов была вполне конкретной – не допустить вторжения громадного вражеского войска на земли Империи, предложить откуп и заключить мир на взаимовыгодных условиях. Что творят русы на захваченных территориях, ромеи знали не понаслышке, Вифиния и Пафлагония до сих пор пребывали в запустении, ну а уж если с Игорем явились с печенеги… В случае продолжения войны перспектива перед базилевсом вырисовывалась не очень радужная, потому что даже в случае победы византийского оружия тот урон, которые его землям могли нанести русы вместе с кочевниками, мог оказаться невосполнимым. С другой стороны, для бояр и воевод Игоря сладким звоном прозвучали слова императора, которые тот передал через послов: «Не ходи, но возьми дань, какую брал Олег, прибавлю и еще к той дани» (Повесть временных лет). Очевидно, что многие из них помнили поход 941 года, страшные атаки византийских катафрактов под палящим солнцем Анатолии и всепожирающий «греческий огонь». Слишком свежи были в памяти эти воспоминания…

Вот если бы базилевс посольство не прислал, то и ситуация тогда складывалась другая, русам снова приходилось биться и с кованой ратью ромеев, и вести ладьи на огненосные дромоны. Но сейчас появлялся шанс получить всё без боя и заключить почётный мир. Княжеская дружина явно не горела желанием идти в бой с непредсказуемым исходом, и недаром летописец отметил, что мирная инициатива исходила от них, а не от князя. «Сказала же дружина Игорева: “Если так говорит царь, то чего нам еще нужно, – не бившись, взять золото, и серебро, и паволоки? Разве знает кто – кому одолеть: нам ли, им ли? Или с морем кто в союзе? Не по земле ведь ходим, но по глубине морской: всем общая смерть”» (Повесть временных лет). Что же касается Игоря, то, наверное, он всё же хотел встретиться с ромеями на поле битвы и кровью греков смыть позор прошлой неудачи, но, столкнувшись с противодействием большинства, уступил. «И створи с нимь мир и по миру Олгову» (Супрасльская летопись) – так напишет летописец, подводя итог не только походу 943 года, но всем русско-византийским войнам, пришедшимся на период правления князя Игоря. Этот мир окажется достаточно прочным и будет нарушен только в 970 году, когда грянет решающая схватка между молодой Русью и древней Византией. В эти дни Империя содрогнётся от грозной поступи дружин Святослава, который приведёт в её земли свои победоносные войска.

Ну а крайними в этой ситуации оказались болгары, и пословица «Не рой другому яму, сам в неё попадёшь» оказалась явно про них – князь Игорь спустил на «братушек» всю свою печенежскую свору. Печенеги – это народ-воин, война и грабёж были смыслом их жизни. И хоть были задарены они ромеями сверх всякой меры, но от предложения, которое сделал им князь, отказаться не смогли – это было выше их сил. Здесь интересы Игоря и его степных союзников совпали полностью, поскольку князь карал болгар за их пакости по отношению к Руси, а печенеги получали пленных, добычу и небольшую войну. Грандиозный поход Игоря закончился на полпути к вражеской столице, но итоги его удовлетворили всех участников – мир заключён, откуп получен, дружеские отношения между двумя странами восстановлены. Оставалось закрепить всё это официально, а потому предстоял длительный обмен посольствами между Киевом и Константинополем. Но по большому счёту, это уже значения не имело – война закончилась, а «Игорь же начал княжить в Киеве, мир имея ко всем странам» (Повесть временных лет).

Смерть князя Игоря

Древляне с князем своим Малом: «аще ся волк в овця ввадит, то выносит все стадо, аще не убиют его; тако и сеи, аще его не убием, то все ны погубит».

Новгородская I летопись

События 945 года, которые привели к гибели Игоря, на мой взгляд, достаточно подробно освещены в источниках, а потому нет никакого смысла искать в них какую-либо загадочную подоплёку или действия неких тайных сил. Всё довольно легко объяснимо и понятно, а сам ход событий в целом сомнений не вызывает. Итак.

Поход 943 года принёс Игорю и его дружине довольно солидную добычу, но вполне вероятно, что спустя два года для некоторых из его людей она могла остаться только счастливым воспоминанием. И тут вновь на сцене появляется Свенельд, тот самый воевода, которому Игорь в своё время передал дань с уличей и древлян, вызвав неудовольствие своих людей – «се дал еси единому мужеве много». Обратим внимание на такой факт, что в Повести временных лет об этом первом конфликте между князем и его дружиной нет ни слова – зато информация о нём есть как в Новгородской I летописи, так и в Никоновском летописном своде. Вполне вероятно, что при позднейших редакциях труда Нестора эти сведения просто убрали из текста, поскольку они в довольно негативном свете показывали взаимоотношения Игоря со своими людьми. Это не те отношения, которые были у Святослава с дружинниками и которые можно назвать исключительными, недаром гридни говорили своему князю: «Где твоя голова ляжет, там и свои головы сложим».

Всё дело в том, что в отличие от своего отца Святослав был личностью харизматической, ставшей легендой ещё при жизни, и для дружины он был олицетворением того героического идеала, к которому стремился каждый воин. И совсем другие отношения между князем и дружиной были уже при Владимире Святославиче, который не жалел казны для своих людей, говоря при этом: «Серебром и золотом не найду себе дружины, а с дружиною добуду серебро и золото, как дед мой и отец с дружиною доискались золота и серебра» (Повесть временных лет). Правда, и при нём находились недовольные в рядах дружины, которые пытались мутить воду, но здесь автор Повести сделал очень интересное замечание по этому поводу – «Когда же, бывало, подопьются, то начнут роптать на князя». Но это явление обыденное, можно сказать, бытовое. Понятно, что вино ума ещё никому не прибавляло, но всё дело в том, что и княжеская власть при Владимире усилилась настолько, что сын Святослава при желании мог скрутить всех недовольных в бараний рог. Потому и роптали мужи княжеские только после застолий, когда кажется, что море по колено, а Владимир на это смотрел снисходительно, посмеиваясь в душе. Только вот у Игоря всё было иначе, государство ещё только формировалось, а княжеская власть не окрепла настолько, чтобы он мог силой заткнуть рот смутьянам. Поэтому и стали возможны те демарши, которые устраивала его дружина.

И дело не в том, что князь был жаден и скуп для своих людей – сведений об этом мы не найдём в летописях, а потому и не будем князя в этом упрекать; дело в том, что жадность как раз проявляли дружинники. И причиной этого было не то, что им действительно плохо жилось, а то, что у кого-то было больше, чем у них. Так было во время первого конфликта с князем, так будет и во время второго. Да и на Дунае, когда послы базилевса предложили откуп, именно дружина настояла на прекращении боевых действий, получив значительные суммы денег без каких либо усилий со своей стороны. Трудно сказать, почему Игорь не мог призвать их к порядку, а часто шёл у них на поводу. Возможно, опасался, что без их поддержки тот же Свенельд заберёт слишком большую власть и потеснит его самого. Но как бы там ни было, но именно отношения князя со своими людьми и привели к трагедии.

Началось всё с появления Свенельда – а вот откуда он пришёл в Киев в 945 году, это особая тема. Но сначала была жалоба: «В тот год сказала дружина Игорю: “Отроки Свенельда изоделись оружием и одеждой, а мы наги. Пойдем, князь, с нами за данью, и себе добудешь, и нам”». Вот так передаёт эти события Повесть временных лет, и из неё можно сделать вывод о том, что воевода о своих людях заботится, а Игорь нет, вроде как золота жалко. Но вот какую картину рисует Супрасльская летопись, и выводы здесь напрашиваются совершенно другие: «По сих же рекоша дружина Игорева: “Яко Свинтель издобылся всего, a мы не тако; ныне поиди на древляны и взложи на них дань”». То есть дружинники открытым текстом заявляют князю: Свенельд взял добычу больше, чем мы, нам завидно, пошли на древлян за данью! Вот она, алчность во всей красе! А ведь мы помним, что древлянская дань была отдана Свенельду, и, подбивая князя идти в эту землю, дружина явно провоцировала его на конфликт с воеводой, который мог привести к очень тяжёлым последствиям. Конечно, к этому времени Игорь мог эту самую дань и отобрать у Свенельда, но летописи, которые сообщают, как он её ему пожаловал (аж целых два раза!), ни словом не обмолвились о том, как князь её отобрал. Опять же явно не случайно дружина завела речь именно о древлянах: а куда им ещё идти, с Византией мир, там, где побывал Свенельд, точно ничего не осталось, грабить княжеские земли тоже нехорошо, а вот пройтись по землям ненавистного воеводы и недружественных Киеву древлян – милое дело! И процесс пошёл.

Но был во всём этом ещё один момент, не менее значимый, но на который почему-то не принято обращать внимания. Дело в том, что и у викингов, и у варягов военная добыча считалась даром богов, а потому её надо было выставить напоказ, дабы видели все. Можно представить, какими глазами смотрели княжие мужи на воинов Свенельда, ходивших в шелках. По их понятиям, на том, кто завладел такими трофеями, лежит милость богов, а раз боги милостивы к Свенельду, то, соответственно, и к его людям. В дружине Игоря тоже было много варягов, а потому в их головах невольно рождался вопрос: а как боги относятся к их князю? И упадёт ли на них тень его удачи, если таковая есть?

Теперь же о том, где мог Свенельд взять такую добычу, что княжеские люди покой потеряли и локти кусали из зависти. Дело в том, что среди тех, кто помимо Игоря подписал мирный договор с Византией, имя Свенельда отсутствует, хотя по занимаемому положению он был одним из первых лиц в государстве. И это явно не случайно, потому что если бы воевода был в тот момент на Дунае, то его имя однозначно было бы прописано в договоре. А так вывод напрашивается один: Свенельд со своей дружиной на Византию не ходил, он в это время находился в другом месте. И место это называлась Бердаа, город, расположенный на Карабахской равнине, в междуречье Куры и Аракса. Географическое положение его было выгоднейшее, благо он располагался на пересечении торговых путей, однако одной из основ благосостояния горожан была торговля шёлком. Учёный и географ Ал-Истахри в своём труде «Книга путей и стран» оставил очень яркое описание Бердаа: «Это город большой… здоровый, цветущий и весьма обильный посевами и плодами. В Ираке и Хорасане после Рея и Испагани нет города более значительного, более цветущего и более красивого по местоположению и угодьям, чем Бердаа… Из Бердаа вывозится много шелку. Червей шелковичных вскармливают на тутовых деревьях, не принадлежащих никому. Много его (шелку) отправляется оттуда в Персию и Хузистан».

Как видим, поживиться в городе было чем, к тому же надо учитывать, что в походы в Закавказье русы ходили ещё со времён князя Аскольда и края эти не являлись для них землёй незнаемой. Да и сражаться с местными правителями – это не против Византии воевать, а потому можно сказать, что объект для набега Свенельд выбрал идеально. Другое дело, что в этом случае воевода в походе 943 года не участвовал, но Свенельд знал, что делал. Нам неизвестно, как удалось воеводе избежать участия в войне с ромеями и какими словами он убедил князя, что его присутствие там не обязательно, но факт остаётся фактом – на Дунае Свенельда не было.

Но вряд ли его это огорчило – авантюра воеводы увенчалась блестящим успехом, войска местных правителей в столкновении с русами разлетелись, как глиняный горшок при ударе о кирпичную стену, а сам город оказался захвачен. Мало того, Свенельд не просто захватил Бердаа – он там остался на целых полгода, а по другим сведениям, и вовсе на год, вполне вероятно имея мысль остаться в городе навсегда и создать собственное княжество. Русы успешно отразили все попытки правителя Азербайджана Марзубана вернуть город под свою власть, и казалось, что планы их близки к осуществлению, однако проблема была в том, что отношения с местным населением не заладились изначально. И хоть поначалу город никто не грабил, а просто взяли под контроль, но в дальнейшем, столкнувшись с враждебным отношением жителей к себе, русы обрушили на местное население репрессии. Горожан изгоняли и убивали, присваивая их имущество. Арабский учёный Ибн Мискавейх (932–1030), благодаря которому нам известно об этих событиях, отмечал, что «…скопилось у Русов в городе Бердаа большое богатство, стоимость и достоинство которого были велики». И то – князь Игорь в 941 году грабил провинции Византии «всего» три месяца, а Свенельд окопался в Бердаа на целых полгода! Сама эта эпопея закончилась довольно неожиданно: по сообщению Ибн-Мискавейха, русы «набросились на плоды, которых было много сортов, и заболели. Началась среди них эпидемия». Тоже в этом ничего удивительного нет, поскольку всё местное изобилие было пришельцам с Севера в диковину, а потому, дорвавшись до него, воины Свенельда явно не могли остановиться. Впрочем, не они первые и явно не последние в ряду тех, кто пострадал от подобной напасти.

В итоге, понеся серьёзные потери как в боях, так и от болезней, русы выгребли из города всё что можно: «угнали женщин, юношей и девушек столько, сколько хотели» (Ибн Мискавейх), подожгли Бердаа и ушли к реке Куре, где под охраной стояли их ладьи. Погрузив на них пленников с трофеями, они спокойно отплыли и благополучно вернулись в Киев, где шокировали своей добычей не только горожан, но и дружинников Игоря. Богатство гридней Свенельда было настолько велико, что люди князя почувствовали себя по сравнению с ними нищими – вот тогда и началось! Примечателен тот факт, что Свенельд на провокационные действия Игоря по сбору древлянской дани никак не отреагировал – то ли действительно было всё равно, поскольку в богатстве купался, то ли просто решил в данный момент не связываться.

* * *

Повесть временных лет точно указывает время, когда Игорь согласился с дружиной и решил идти в Древлянскую землю за данью, – осень 945 года. Мало того, нагрянув к древлянам, князь значительно повысил им размеры выплат, а когда те выразили неудовольствие, велел своей дружине применить силу. То, что произошло дальше, иначе, как грабежом, не назовёшь, поскольку гридни полностью вычистили древлянские клети и амбары. И при этом, как указал летописец, «творили насилие». А что творили одуревшие от жадности и безнаказанности княжьи мужи, представить довольно легко, поскольку мы видели на примере Византии, как они это умеют делать. Вполне возможно, что особо не свирепствовали, но и спуску никому не давали, благо считали, что грабят землю Свенельда. Наконец, набив обозы награбленным добром, дружинники медленно поползли обратно в Киев, но вот тут уже проявил себя Игорь.

Князь Игорь собирает дань с древлян в 945 году. Худ. К. Лебедев.

Ситуация в точности напоминала ту, которая сложилась во время первого похода на Византию, – князя одолела жадность, и он не мог остановиться, почувствовав вкус добычи. Отсюда и его решение вернуться назад и снова тряхнуть древлян. Вполне вероятно, что вызвано оно было тем, что бóльшая часть древлянской дани досталась именно дружине, а не князю, которому захотелось тоже пополнить собственную казну. На это указывает тот факт, что отправился он «с малой частью дружины» (Повесть временных лет). Раз народу мало, то и делиться особо не с кем, а потому в повторный рейд Игорь отправился полный самых радужных надежд. Вот тут бы и вспомнить ему, к чему привела его жадность в Вифинии и как плачевно всё это закончилось, но не вспомнил, а может, и вспомнил, да подумал, что в этот раз уж точно ничего не случится, благо древляне не ромеи! Но он жестоко ошибся.

«Если повадится волк к овцам, то вынесет все стадо, пока не убьют его; так и этот: если не убьем его, то всех нас погубит» (Повесть временных лет) – так высказались лучшие люди Древлянской земли во главе с князем Малом по поводу возвращения Игоря. Тем самым решив его судьбу. Но судя по всему, крови они не хотели, потому что послали навстречу князю послов, которые пытались отговорить Игоря от его безрассудного намерения: «Зачем идешь опять? Забрал уже всю дань» (Повесть временных лет).

Казнь князя Игоря. Худ. Ф. Бруни.

Но того было уже не остановить, князь упрямо шёл вперёд навстречу своей гибели. Предания говорят, что киевскую дружину заманили в болото и всю уничтожили – лишь Игорь был захвачен живым и предстал перед древлянами. Для них он был вором, грабителем и насильником, а потому снисхождения не заслуживал. А потому согнули древлянские воины два дерева, привязали к ним Игоря за ноги, да и отпустили. Разодранное пополам тело князя должно было послужить предостережением всем остальным находникам, падким до чужого добра. Зловещая тишина воцарилась над Русью, ждали все большой смуты и великой крови, поскольку понимали: в Киеве убийство князя не простят.

Волчонок

Удивительно, но по поводу точной даты рождения одного из величайших полководцев Древней Руси среди историков до сих пор ведутся споры. Хотя оснований для этого в общем-то нет. В Повести временных лет по Ипатьевскому списку чётко прописано: «В лето 6450 (942) в се же лето родися Стославъ оу Игоря». То есть как раз между первым и вторым походами на Византию. «Книга степенная царского родословия» связывает рождение князя с возвращением Игоря из второго похода против Империи: «И вземъ дань Игорь возвратися отъ Дуная въ Киевъ, и родися ему сынъ Святославъ отъ сея блаженныя Ольги». Разница в один год, но для нас принципиальным является тот факт, что достаточно чётко обозначен временной промежуток, когда Святослав появился на свет, – время походов Игоря на Империю. Древнейший «Рогожский летописец» дату рождения не указывает, зато называет сроки правления князя-воина: «В лето 6480 поиде Святослав на порогы зимовать в Белобережии, и оубиша его печенези, а княжи лет 28». Год 6480-й от сотворения мира – это 972-й от Рождества Христова, соответственно, получается, что Святослав начал править в 944 году. Но здесь неувязка в один год, поскольку Игорь погиб в 945 году и начать княжить при живом отце сын никак не мог.

Очень интересной выглядит та информация, которую сообщает «Пискаревский летописец»: «В лето 6452. Семион иде на хорваты, и побежден бысть хорваты, и умре, оставив по себе сына своего Петра князя болгаром. Того же лета родися Святослав у Игоря». Казалось бы, всё ясно, но дело в том, что в тексте год 6452-й идёт после 6450-го, затем 6451-й, а потом опять 6452-й! Причём про Святослава ни слова. Гадать, почему так получилось, можно сколько угодно, я же лишь отмечу, что поход царя Симеона на хорватов Повесть временных лет, как по Лаврентьевскому, так и по Ипатьевскому списку, относит к 6450 (942) году. Поэтому имеем две даты – либо воитель родился в 942 году, либо в 944-м. Что согласуется с другими летописными свидетельствами.

Впрочем, тот же «Пискаревский летописец» вновь подкидывает информацию к размышлению, когда при рассказе о смерти князя-воина отмечает, что «и бысть всех лет Святославлих 28». Не срок княжения, а сколько лет прожил. Получаем всё тот же 944 год.

Итак, 942 или 944 год? На мой взгляд, более точной является 942-й, что может косвенно подтвердить одно наблюдение. Мы все помним, что в своей первой битве Святослав будет кидать копьё в сторону древлянского войска. Вот как описывает этот знаковый момент «Пискаревский летописец»: «И сунув копией Святослав на древляны, и копие лете сквозе уши коневи и удари в ноги коневы, бе бо детеск». Это происходит в 946 году. Понятно, что бросал маленький князь не тяжёлое боевое копьё, а либо сулицу, либо специально изготовленное ему по руке. Но тем не менее это могло быть только тогда, если он родился в 942 году и ему на этот момент было четыре года. В том случае, если мы примем другую дату, то получим, что к моменту войны с древлянами Святославу было лишь два года. Какое там копьё, он бы на коне без посторонней помощи не усидел!

Однако есть ещё одна версия. Дело в том, что В. Н. Татищев называет годом рождения князя-воина 920 год. Вот что нам сообщает историк: «6428 (920). В том же году родился Игорю сын, и нарекла его Ольга Святослав». Невольно возникает вопрос, а где собственно Василий Никитич такой информацией разжился. Однако об этом историк сообщает в примечаниях к тексту: «О рождении Святослава в Новгородском и в Ростовском манускриптах положено, а в прочих не находится». Возникает соблазн проверить эти самые манускрипты. Вот что нам сообщает Новгородская I летопись младшего извода: «И пакы приведе себе жену от Плескова, именемъ Олгу, и бе мудра и смыслена, от нея же родися сынъ Святослав. По сих же пакы временех. В лето 6429 (921). Игорь и Олегъ пристроиста воя многы, и Варягы и Поляне и Словене и Кривичи, и корабля многы бещисленыи».

Но есть проблема. Дело в том, что перед тем, как рассказать о взаимоотношениях родителей Святослава, новгородский летописец под 920 годом (!) рассказывает о походе Игоря на Византию. Том самом, который состоялся в 941 году и окончился сокрушительным поражением русов. А под 921-м он рассказывает о совместной подготовке Игорем и Олегом нового похода против Империи. Хотя мы знаем, что вместе они на Византию не ходили, а поход Олега против ромеев был в 907 году. Но смысл отрывка от этого не меняется, поскольку если отбросить указанные выше даты, то мы увидим, что Святослав родился между первым и вторым походами Игоря на Империю. А это 942 год.

Ещё одно очень интересное наблюдение. В той же Новгородской I летописи младшего извода сведения о рождении Святослава даются в контексте характеристики Ольги. Что будущая княгиня мудра и смыслёна, а у Игоря от неё сын. Всё! Конкретно про 920 год ничего не сказано, а потому эту фразу можно отнести к любой дате. Невольно напрашивается вывод о том, что Василий Никитич просто неверно истолковал текст летописи, а в итоге и появился 920 год.

Хотя есть довольно тонкий момент, который на первый взгляд запутывает ситуацию, – это сообщение базилевса Константина Багрянородного, содержащееся в его капитальном труде «Об управлении империей». Этот исторический и географический трактат содержал описание стран и народов, с которыми имел контакты Второй Рим. Сей капитальный труд был составлен между 948 и 952 годами лично императором для своего непутёвого сына Романа. Главным недостатком этого трактата является то, что сведения, которые в нём изложены, Константин получал из различных источников, подчас не совсем достоверных, и определить, какой из них более точен, ему было достаточно сложно. Поэтому к той информации, которую он сообщает, надо относиться достаточно осторожно и по мере возможности сопоставлять её с другими источниками.

Ну а теперь о самом сообщении, звучит оно так: «Да будет известно, что приходящие из внешней Росии в Константинополь моноксилы (ладьи) являются одни из Немогарда, в котором сидел Сфендослав, сын Ингора…» Если следовать той версии, что на момент смерти отца в 945 году Святослав был в Киеве, то в «Немограде» он мог находиться в возрасте от трех-четырех лет, поскольку раньше туда его вряд ли отправили бы. В том, что маленький ребёнок оказался на княжении, нет ничего удивительного, такие вещи происходили на Руси довольно часто. Ярким примером подобного подхода к делу является сын Всеволода Большое Гнездо Святослав, который в возрасте четырёх лет был отправлен на княжение в Великий Новгород.

Но главная проблема заключается в том, что определить, где же находился этот самый «Немоград», не представляется возможным – в русских источниках сведения о самостоятельном княжении Святослава в эти годы отсутствуют. И хотя многие исследователи склоняются к тому, что под «Немоградом» следует понимать Великий Новгород, существует и множество других версий, перечислять которые я не вижу смысла – всё равно это не даст ровным счётом ничего! Под такое невнятное название может попасть достаточное количество населённых пунктов, начиная от Новгорода Великого и заканчивая Новгородом-Северским. И можно было бы просто ограничиться констатацией того факта, что маленький Святослав одно время княжил самостоятельно под присмотром доверенных людей Игоря в некоем населённом пункте, который Константин Багрянородный обозначил как «Немоград», если бы не одно НО. В переводе Г. Ласкина от 1899 года («О фемах» и «О народах») содержится совершенно другая информация о том, кто же правил в «Немограде»: «Однодеревки Внешней Руси, приходящие в Константинополь, идут из Немогарда, в котором сидел Святослав, брат Игоря, князя Руси». На это же обстоятельство указал и В. В. Мавродин, когда цитировал Константина VII о том, что русские однодеревки «идут из Невогарды, в которой сидел Святослав, сын (в подлиннике брат) Игоря». Даже так. Создаётся впечатление, что в годы Советской власти, когда готовился новый перевод труда Багрянородного базилевса, слово «брат» сознательно заменили на «сын», чтобы сохранить в неприкосновенности официальную версию. Недаром профессор В. В. Мавродин был вынужден процитировать новый перевод, но тут же оговорился, что в подлиннике всё звучит совершенно по-другому. И если всё это действительно так, то никуда маленького княжича не отправляли. Он находился в Киеве при родителях и не залетал на пару лет в столь юном возрасте в некий таинственный «Немоград». Версия с «братом» объяснит очень многое, в том числе и путаницу с возрастом, поскольку более правдоподобно выглядит факт правления в «Немограде» взрослого человека, а не маленького ребёнка.

* * *

После смерти Игоря в Древлянской земле ситуация для Ольги и её сына сложилась критическая, и дело было даже не в том, какие действия предпримут дальше древляне, а в том, как поведут себя дружина мужа, бояре и воеводы, лучшие люди Киева и вообще население Приднепровья. Удивительно, но смерть князя сплотила все эти силы вокруг его жены и сына. Ведь в том случае, если выступление древлян против власти Киева увенчается успехом, будет создан опаснейший прецедент, последствия которого было трудно предугадать.

Если исходить из дальнейшего хода событий, то можно предположить, что мощнейшую поддержку Ольге и её сыну оказал Свенельд, опирающийся на преданное войско. Его дружина на данный момент была самой боеспособной силой в регионе, поскольку большинство княжеских гридней хоть и уцелели, но в данный момент оказались без вождя и просто-напросто не знали, что делать в данной ситуации. А Свенельд в этот момент обладал не только самым мощным и преданным войском, но был и самым авторитетным военачальником в государстве, за плечами которого тянулся шлейф непрерывных побед и удачных походов. Конкурентов у воеводы не было, а потому, скорее всего, его слово и оказалось решающим – Ольга и её сын пришли к власти под защитой мечей дружины Свенельда.

Княгиня Ольга встречает тело князя Игоря. Худ. В. Суриков

Но тут возникает другой вопрос: а зачем воевода поддержал вдову и её малолетнего сына, не мог ли он сам попытаться овладеть Киевом и провозгласить себя князем? Скорее всего, дело в том, что Свенельд был варягом по происхождению, в Киеве на него смотрели как на чужака, а потому всю свою дальнейшую жизнь он связал с княжеской семьёй. Судьба Вещего Олега была для воеводы наглядным примером – невзирая на все свои заслуги и удачные военные предприятия, он так и не прижился в Киеве, оставаясь для киевлян пришельцем и узурпатором. А потому в итоге был вынужден удалиться туда, откуда пришёл, – на Север. Затевая опасную игру за киевский стол, в случае неудачи Свенельду было что терять, а вот поддерживая Ольгу и её маленького сына, он не терял ровным счётом ничего, зато приобретал очень многое. Святослав мал, а Ольга – слабая женщина, которая в данный момент не пользовалась никаким авторитетом среди дружинников погибшего мужа и вряд ли могла водить в бой полки, а также железной рукой удержать распадающиеся государство. И потому, поддержав княжескую семью, Свенельд при таком раскладе становился едва ли не первым человеком в Киеве, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Как мы помним, воевода не пошёл на открытый конфликт с Игорем, когда тот отправился собирать принадлежавшую Свенельду дань с древлян, зато теперь у варяга появлялся шанс снова вернуть её себе. Недаром наследники Свенельда считали земли древлян своими, и его сын будет продолжать там охотиться, словно это его владения. Невзирая на то что у древлян будет свой князь из рода Игоря.

В письменных источниках прямо указывается на то исключительное положение, которое Свенельд стал занимать при Ольге и малолетнем князе, недаром летописец упомянул его в одном ряду с членами княжеской семьи: «Ольга же была в Киеве с сыном своим, ребенком Святославом, и кормилец его был Асмуд, а воевода Свенельд» (Повесть временных лет). Варяг безоговорочно встал на сторону семьи погибшего князя, а в итоге оказался во главе всех вооружённых сил государства, сосредоточив в своих руках громадную власть. Но княжескому дому подобный расклад явно пошёл на пользу – выступив на стороне Ольги с сыном, Свенельд не допустил к власти ни племянников Игоря, ни других его родственников, если такие и были. А итогом этих действий стало то, что внутренняя обстановка в столице стабилизировалась и появилась возможность заняться делами внешними. На повестке дня вставал вопрос о древлянах, но они сами о себе напомнили – в Киеве объявилось их посольство.