Текст книги "Нашествие Батыя на Северо-Восточную Русь"

Думали долго, но в итоге приняли план, который на первый взгляд казался довольно неплохим. Решили, что великий князь начнет спешно собирать войска в тех регионах, которые находятся в непосредственной близости от столицы и граничат с Рязанским княжеством. На борьбу с врагом поднимут всё суздальское ополье. А это были немалые силы, в состав которых входили великокняжеская и суздальская дружина, большой владимирский полк и суздальский полк. Если успеет, то подойдет и брат Святослав со своими гриднями из Юрьева-Польского. Так же необходимо было собирать ополчение, поскольку одних дружин и городовых полков будет явно недостаточно. И как только эта рать будет собрана и снаряжена на войну, отправить её на помощь Рязани. Поведёт это войско старший сын князя Георгия – Всеволод. А поскольку нет у него большого опыта в делах ратных, хоть и ходил он в 1233 году на мордву, то с ним пойдёт воевода Еремей Глебович, опытный ратоборец. Князь же Роман не мешкая отъедет к себе в Коломну, где будет собирать коломенский полк, готовить припасы и укреплять город. Когда же подойдет великокняжеская рать, совместно выступить к Рязани. А там, соединившись с полками и дружинами рязанскими, пронскими и муромскими, идти против Батыя.

О том, что Георгию Всеволодовичу придется ехать на реку Сить, тогда и помыслить никто не мог. Великий князь с сыном Мстиславом оставался в столице и продолжал собирать полки. Рати должны были подойти из Ростова, Ярославля, Углича и Стародуба, где княжили братья и племянники Георгия Всеволодовича. Это должно было занять немало времени, но как только новые полки будут готовы, князь Георгий лично поведёт их в рязанские земли. На помощь старшему сыну и союзным князьям, которые будут сдерживать натиск орды. Однако у этого плана было два существенных недостатка. Во-первых, приходилось вводить в бой великокняжескую рать по частям. С другой стороны, если ждать сбора войск со всей суздальской земли, то времени уйдёт уйма, и не факт, что к этому времени рязанские полки не потерпят поражение. Это был риск, но иного выхода не было. Во-вторых, многое здесь уже зависело уже не от Георгия Всеволодовича, а от Юрия Ингваревича. От того, насколько рязанскому князю удастся отсрочить вторжение.

Но всего этого великому князю показалось мало. Георгий Всеволодович решил перестраховаться и отправил младшего сына Владимира с малой дружиной в Москву. Поскольку воинский опыт у княжича отсутствовал, то при нем был воевода Филипп Нянька. Георгий Всеволодович прекрасно понимал, что его сыновья в силу своей молодости будут лишь представлять великого князя и не более. Всеми же делами будут заправлять бывалые воеводы, пользовавшиеся безграничным доверием великого князя.

В данной ситуации Москва приобретала важнейшее стратегическое значение, поскольку если под Рязанью что-то пойдет не так, то дальнейший путь орды предсказать было нетрудно – сначала Коломна, затем Москва. Если же крепость будет взята, то откроется прямой путь на столицу. Поэтому Владимир и Филипп Нянька должны были собрать обоз с оружием и продовольствием, а затем спешно выступить на Москву. Прибыв на место, князь и воевода соберут местное ополчение и отправят его в распоряжение Всеволода и Еремея Глебовича. А сами тем временем будут готовить к возможной осаде город, поскольку одному Богу известно, как всё дальше повернётся. Судя по всему, назначение Филиппа Няньки в приграничную крепость Владимиро-Суздальского княжества было событием знаковым, поскольку даже в Новгородской III летописи появилась следующая запись: «А на Москве в то время воевода бысть». То есть раньше не было, а теперь появился. Георгий Всеволодович ничего не хотел пускать на самотек и желал предусмотреть любые неожиданности.

Разберем принципиальный вопрос о численности русских войск. Очень часто можно встретить мнение, что в лучшем случае, даже объединившись, русские княжества смогли бы выставить всего лишь несколько тысяч человек. При этом ссылаются на малочисленность населения в городах и вообще в Северо-Восточной Руси. Посмотрим, так ли это.

Знаменитая фраза автора «Слова о полку Игореве» о том, что войско Всеволода Большое Гнездо может «Волгу веслами расплескать, а Дон шеломами вычерпать», очень красива и поэтична, но суть дела передает верно. За подтверждением обратимся к летописям. Например, когда Андрей Боголюбский повел свою рать на Великий Новгород, потрясенный киевский летописец записал: «и толико бысть множьство вой, яко и числа нетуть» (Ипатьевская летопись, т. 2, с. 105). В этот поход под стягом Боголюбского пошли не только рязанский и муромский князья, но также и смоленские. И хотя конкретная цифра не называется, мы видим главное – на современников производило впечатление то количество бойцов, которые могли выставить владимирские князья. Хотя и выражалось оно в несколько поэтической форме.

Обратимся к цифрам. В Ипатьевском летописном своде приводится список городов, которые послали своих ратников под знамя Андрея Боголюбского в 1174 году. А затем называется численность войска. Судите сами: «и послав собрав вое свое: Ростовце, Сужьдалци, Володмерци, Переяславьци, Белозерце, Муромце и Новгородцее и Рязаньце и сочтав е и обрете в них 50 тысячь» (т. 2, с. 109). Данная цифра впечатляет, даже если из списка исключить новгородские войска. Я не вижу оснований её отвергать. По большому счету, Андрей Юрьевич поднял всю Северо-Восточную Русь и пошел войной на Русь Южную. Так что киевский летописец знал, о чем писал.

В том же Ипатьевском летописном своде мимоходом упоминается, что Юрий Долгорукий в 1146 году прислал на помощь своему союзнику Святославу Ольговичу «тысячю Бренидьець дружины Белозерьское»[27]27
  Летопись по Ипатскому списку. Санкт-Петербургъ, 1871. С. 240.


[Закрыть]. Большинство исследователей склонны считать, что под словом «Бренидьець» подразумеваются воины в тяжелых доспехах. Как видим, летописец не поленился и отметил, что это были не просто дружинники, а бойцы в «бронях».

Белозерск – это не стольный Владимир, и даже не Суздаль с Ростовом. Тем не менее, город может выставить 1000 латников. Так это времена Долгорукого, когда только ещё шел процесс становления Суздальской земли как мощного и стабильного государственного образования. С тех пор много воды утекло и вряд ли мобилизационные возможности княжества снизились. Скорее, наоборот, по мере его развития они должны были увеличиваться. Поэтому цифру в 50 000 воинов, которые к моменту нашествия Батыя могла выставить Северо-Восточная Русь, на мой взгляд, следует принять. Правда, вместо новгородцев пришли бы ратники из Ярославля, Костромы, Углича, Юрьева-Польского…

Что же касается участия новгородской вольницы в отражении монгольского нашествия, то оно вызывало большие вопросы. Дело в том, что единственным человеком, который в данной ситуации мог убедить новгородцев выступить на помощь Суздальской земле, был брат Георгия Всеволодовича, князь Ярослав. Будучи новгородским князем, он в 1236 году собрал полки и пошел добывать себе Киев. Древнюю столицу Ярослав захватил, но был вынужден распустить войска: «и держав новгородцев и новоторжцев одину неделю и одарив я, отпусти проче» (Новгородская I летопись старшего извода). В итоге, Ярослав оказался в Киеве только с дружиной неполного состава, поскольку часть гридней находилась в родовой вотчине князя, Переславле-Залесском, охраняя вотчину. Его положение в Киеве было достаточно шатким, и князю требовалось время для укрепления своих позиций в Южной Руси. Но времени не было, поскольку к границам Руси Северо-Восточной подошла монгольская орда.

Беда была в том, что как князь киевский Ярослав в силу указанных выше причин не мог ничем помочь своим родственникам в Суздальской земле. А княживший в Новгороде его сын Александр, будущий Невский, был ещё молод и не пользовался влиянием у новгородской правящей элиты. Вряд ли бы он заставил отцов города выступить на помощь суздальцам. Вполне возможно, что получив весть от брата Георгия о начале монгольского вторжения, Ярослав призадумался над тем, есть ли ему смысл в данной ситуации держаться за Киев. Под угрозой находился его удел в Переславле-Залесском, а сил, чтобы его защитить, у князя в данный момент не было. Да и брат просил о помощи. Единственным местом, где Ярослав мог взять полки, был Великий Новгород, но для этого надо было оставить Киев. Поэтому выбирать приходилось между плохим вариантом развития событий и очень плохим.

Но и без новгородцев князьям Северо-Восточной Руси было что противопоставить орде Батыя, надо было только объединить свои усилия. Поэтому, быстро согласовав с великим князем и его воеводами дальнейшие действия, Роман Ингваревич отбыл в Коломну, а через пару дней княжич Владимир и воевода Филипп выступили на Москву. Георгий Всеволодович оставался в столице, где развил бурную деятельность. Гонцы сновали по всему суздальскому ополью, поднимали народ, и первые отряды уже начали сходиться во Владимир. В разгар этих приготовлений и явились к великому князю послы «безделны», о которых предупреждал князь Роман.

* * *

Что мог Георгий Всеволодович сказать послам Батыя? Он прекрасно понял, что в данный момент целью монгольского посольства было вбить клин между Рязанью и Суздальской землей и оставить порубежных князей без помощи могущественного соседа. Об этом прямо и недвусмысленно говорит летописец: «Ведь сначала злые эти кровопийцы прислали к нему послов своих, призывая: “Мирись с нами”. Он же не хотел этого, как говорит пророк: “Славная война лучше постыдного мира». Ведь эти безбожники, лживый мир предлагая, великое зло землям творят, и нам они сотворили много зла» (Из Лаврентьевской летописи).

Указание летописца на «лживый мир» конкретно свидетельствует о том, что в стольном Владимире уже знали, что монголы не собирались отказываться от войны. Георгий Всеволодович решил, что помимо всего прочего, послы должны разведать обстановку в русских землях. То, что Батый сознательно тянул время и выжидал, когда мороз скует реки, после чего они превратятся в отличные дороги, ни князю, ни его воеводам даже в голову не пришло.

Из слов князя Георгия о войне прямо вытекали его действия. В это время в Суздальской земле спешно собирались войска для помощи рязанцам. Не желая, чтобы послы «безделны» увидели грандиозный масштаб приготовлений к грядущей войне, сбор дружин и полков в окрестностях столицы, князь их одарил и в сопровождении гридней отпустил с миром. Всё равно, пока они доедут до ханской ставки, времени, которое сейчас работает на монголов, пройдёт много.

Рать под командованием Всеволода выступила на помощь Рязани в конце декабря. Первым ушел передовой отряд под командованием воеводы Еремея Глебовича, за ним выступил большой владимирский полк, великокняжеская и суздальская дружины. Следом потянулись остальные войска, пешие ратники из суздальского ополья и Нижнего Новгорода. Это были все силы, которые к этому времени успел собрать Георгий Всеволодович. Больше ждать было нельзя, ситуация в любой момент могла резко осложниться. Даже автор Галицко-Волынской летописи, входящей в Ипатьевский летописный свод и весьма негативно настроенный по отношению к владимирским князьям, был вынужден признать очевидный факт: «Великий князь Юрья посла сына своего Всеволода со всими людьми». Летописец написал открытым текстом – послал в бой всех, кого только было можно. «В ту же зиму выступил Всеволод, сын Юрия, внук Всеволода, против татар» (Из Лаврентьевской летописи). «В ту же зиму» – это в декабре 1237 года. Таким образом, в сложившейся обстановке Георгий Всеволодович сделал всё возможное, чтобы помочь своим соседям. Остальное теперь зависело не от него.

II. «Только дым, земля и пепел…»

1. «Коли нас не будет всех, то все ваше будет». Декабрь 1237 г.

А благоверный князь Феодор Юрьевич

резанский от безбожного царя Батыя

убит на реке Воронеже

наперед градцкова взятия.

Мазуринский летописец

Отправляясь в ставку Батыя на реке Воронеж, князь Фёдор понимал всю сложность возложенного на него поручения. Молодому князю предстояло не только задержать монгольское вторжение, но и узнать как можно больше сведений о неведомом противнике. В «Повести о разорении Рязани Батыем» говорится об этом так: «И послал сына своего князя Федора Юрьевича Рязанского к безбожному царю Батыю с дарами и мольбами великими, чтобы не ходил войной на Рязанскую землю». Раз «дары и мольбы» были великие, значит, князю Фёдору предлагалось любой ценой выиграть драгоценное время, столь необходимое его отцу. В Рязань стягивались полки со всего княжества, но главным было дождаться прихода суздальцев, которые пообещали помощь и, по слухам, тоже начали собирать рать.

Посольство было представительным, поскольку в его составе автор «Повести» упоминает «других князей и воинов лучших». Трудно сказать, что это были за князья, поскольку их имена даже не называются, а потому можно предположить, что во главе посольства был только один князь – Фёдор Юрьевич. Несомненно, что в помощь ему были даны отцовские бояре, которые знали, как вести себя в подобных ситуациях, и имели опыт хождения послами. Интересно замечание по поводу «воинов лучших». Однозначно, что именно им было велено охранять молодого князя. Но с другой стороны, не дай Бог что случиться, что они смогут сделать против всей монгольской рати? Но если исходить из того, что одной из целей поездки князя Федора к Батыю был сбор информации о неизвестном противнике, то всё становится на свои места. Ибо кто, кроме этих «воинов лучших», мог оценить выучку и вооружение монгольских нукеров, прикинуть их численность, разобраться в расположении войск, подметить сильные и слабые стороны военной организации противника? Подразумевалось, что когда князь с боярами будут решать дипломатические проблемы, «воины лучшие» займутся совсем другими делами. Казалось, всё продумал Юрий Ингваревич, всё точно рассчитал, но только не рязанскому князю было состязаться в коварстве с восточным владыкой. Батый действовал в типичной азиатской манере, а потому полностью переиграл своего русского оппонента.

Едва только хан узнал, что к нему едет русское посольство и кто его возглавляет, как он тут же решил, что князь Фёдор должен умереть – и дело не в том, что хан испытывал к нему особую неприязнь. Просто Батый отдавал себе отчёт в том, что рязанский князь наверняка собирает войска, и послал к соседям за помощью. И если эта помощь придёт, то справиться объединённым русским войском будет очень непросто. Если же он поведёт орду на Русь сейчас, то что помешает рязанскому войску засесть в стольном городе? Выслать оттуда не способное держать оружие население и, опираясь на мощнейшие укрепления, обороняться до подхода суздальской рати? Батыю было нужно решающее сражение. Причем именно с рязанцами и до подхода суздальцев. Перед вторжением на Северо-Восточную Русь хан и его военачальники долго думали над тем, как выманить русские полки в чистое поле и бить войска каждого княжества поодиночке. Субудай помнил, что именно разобщенность южнорусских князей стала главной причиной его решительной победы на Калке. Однако теперь русские такой возможности монголам не предоставили, и Субудаю с соратниками приходилось самим ломать голову над проблемой.

Юрий Ингваревич, отправляя сына в ханскую ставку, монголам этот шанс предоставил. Потому что пошли он только рязанских бояр, и возможно, всё пошло бы по-другому. Но князь допустил ошибку, и Батый ей воспользовался. Хан прекрасно понимал, что если князь Федор будет убит в монгольской ставке, то его отец это без последствий не оставит и, значит, будет шанс выманить рязанское войско из-за городских стен и спровоцировать на битву. Где орда благодаря численному преимуществу и подавляющему превосходству в коннице будет иметь значительный перевес. А как только объединённая рязанская рать будет разбита, можно будет спокойно забирать все города княжества, поскольку защищать их будет некому. Затем придет очередь суздальцев, которые останутся в одиночестве перед силой Монгольской империи.

Именно так мог рассуждать Батый, когда рязанское посольство подъезжало к его ставке. И князь Фёдор ещё не знал, что он уже не жилец на этом свете, и все его усилия бесполезны и ничего не изменят. Однако князь очень серьёзно отнёсся к выполнению своей ответственной мисси и, представ перед ханом, стал задаривать его подарками и улещивать речами. Не подозревая, что всё уже предопределено: «Безбожный же, лживый и немилосердный царь Батый дары принял и во лжи своей притворно обещал не ходить войной на Рязанскую землю, но только похвалялся и грозился повоевать всю Русскую землю». Автор «Повести о разорении Рязани Батыем» конкретно указывает на лживость монгольского хана, который принял дары и даже обещал не воевать Рязань. Хотя для себя уже всё давно решил и просто забавлялся с молодым князем как кот с мышкой. И неслучайно дальнейшие переговоры стали откровенным издевательством Батыя над русским посольством: «И стал у князей рязанских дочерей и сестер к себе на ложе просить». Это уже было откровенной провокацией и глумлением, поскольку хан наверняка знал, как относятся к супружеству русские православные князья, и что большего оскорбления, чем он сейчас им нанёс, придумать было трудно. Но не успокоился Батый и продолжил зубоскальство, на этот раз уже конкретно против Федора: «Царь Батый лукав был и немилостив, в неверии своем распалился в похоти своей и сказал князю Федору Юрьевичу: “Дай мне, княже, изведать красоту жены твоей”».

Князь Фёдор давно себя еле сдерживал, чтобы не оскорбить ответным словом зарвавшегося хана. Понимал, что за ним сейчас стоит целое княжество, за судьбу которого он несёт полную ответственность. Но когда дело коснулось любимой жены, терпение рязанского князя лопнуло, чего, собственно, и добивался Батый. Фёдор Юрьевич был человеком смелым и сильным, с рогатиной хаживал в одиночку на медведя, а потому не было в его сердце страха перед наглым монголом, из которого он при других обстоятельствах просто бы вышиб дух одним ударом кулака. Но ханский шатёр был битком набит вооружённой до зубов стражей, и князь горько пожалел о том, что нет с ним меча, который бы он с удовольствием вонзил в толстый живот монгольского владыки. Поскольку такие оскорбления смываются кровью.

И не имея возможности ответить делом на слова одуревшего от своей безнаказанности Батыя, посмотрел князь Фёдор в плоское монгольское лицо хана и сказал, как плюнул: «Негоже нам, русским князьям, вести к тебе поганому своих жён на блуд. Когда нас одолеешь, забирай себе всё!». И развернувшись спиной к опешившему от неслыханной наглости завоевателю, пошёл прочь из шатра. Вся монгольская знать, что присутствовала на переговорах, ахнула от невиданной дерзости, дернулась было стража, чтобы догнать и прикончить наглеца, но взмахом руки хан их остановил – не здесь! Батый сидел красный как свёкла, мучительно переживая унижение, которому перед всеми остальными чингизидами его подверг рязанский князь. А затем подозвал начальника личной охраны и отдал приказ, чтобы дерзкий посол был наказан смертью. Князя Фёдора убили недалеко от шатра, а вместе с ним погибло и всё русское посольство – лишь княжеский пестун Апоница сумел скрыться в суматохе, которая произошла, когда ханские тургауды[28]28
  Тургауды – телохранители.


[Закрыть] с копьями и мечами кинулись на безоружных рязанцев. «Апоница укрылся и горько плакал, смотря на славное тело честного своего господина. И увидев, что никто его не охраняет, взял возлюбленного своего государя и тайно схоронил его» (Повесть о разорении Рязани Батыем). Скорее всего, монголы сознательно не заметили побега княжеского пестуна, поскольку Батыю надо было, чтобы весть о случившемся дошла до князя Юрия как можно быстрее. И подвигла на необдуманные действия.

В «Повести о разорении Рязани Батыем» ясно сказано, что донёс хану о красоте жены Федора «некто из вельмож рязанских», и он же упомянул о том, что княгиня Евпраксия – родственница византийского императора. Монгольская разведка работала хорошо и где могла, вербовала кадры. Но она не была всемогуща, и с несколькими её проколами мы ещё столкнемся. Пока же отметим, что свои люди у монгольского хана были везде, и вполне возможно, что именно этот вельможа донёс Батыю, с какой целью едет в монгольскую ставку рязанское посольство…

* * *

О судьбе князя Федора и его жены Евпраксии подробно рассказывает «Повесть о Николе Заразском», которая, как и «Повесть о разорении Рязани Батыем», основана как на официальных летописных сведениях, так и на народных преданиях. Начинается эта «Повесть» с того, как в 1225 году из Херсонеса Таврического в земли Рязанского княжества прибыл чудотворный образ Николы Корсунского. Икона осталась во владениях князя Фёдора, в городе Зарайске[29]29
  До монгольского нашествия город назывался, согласно Ипатьевской летописи Осётр, согласно «Повести о Николе Заразском» – Красный.


[Закрыть], а Юрий Ингваревич построил там храм святого Николая Корсунского. Дальше сообщается, что князь Фёдор «сочетался браком, взяв супругу из царского рода именем Евпраксию. И вскоре и сына родил именем Ивана Постника». Трудно сказать, какого царского рода была Евпраксия, но на Руси в те времена знали только одного царя – византийского императора. Однако Византийская империя в те времена вообще не существовала в природе, поскольку IV Крестовый поход стёр её с политической карты мира. Но правившая в Никее династия Ласкарисов считала себя наследницей славы императоров древнего Константинополя. Вполне возможно, что Евпраксия приходилась родственницей никейскому императору Иоанну III Дуке Ватацу, и в том, что её выдали замуж за наследника Рязанского княжества, нет ничего удивительного. Положение империи было далеко не блестящим, и этот брак выглядел очень престижным как для одной стороны, так и для другой. Времена, когда русские князья брали с боем византийских принцесс, давно канули в Лету. Поэтому в том, что родственница никейского императора, которые сами происходили из незнатного рода, оказалась на Северо-Восточной Руси, нет ничего удивительного.

Так и жили князь Фёдор с женой счастливо до тех пор, пока осенью 1237 года к рязанским рубежам не подошла монгольская орда. Мы уже знаем, как и почему погиб князь Фёдор в ставке Батыя, но не менее трагической была судьба у его жены и малолетнего сына. Страшная беда, которая пришла на Рязанскую землю, уравняла всех – и князя и простого смерда.

Княгиня Евпраксия Рязанская

Худ. Матвеев Н.С.

Дальше можно предположить две версии развития событий. По одной из них, всё происходит так, как описано в «Повести о разорении Рязани Батыем» – узнав от Апоницы о смерти мужа, Евпраксия схватила сына и вместе с ним выбросилась из своего высокого терема в Рязани. По другой версии, можно предположить следующее. Понимая, что война с монголами будет очень трудной и как развернуться события, предсказать невозможно, князь Фёдор отправляет свою семью подальше от возможного театра боевых действий, на северо-запад, в Зарайск. Но монголы добрались и туда. Не желая попасть к ним в руки и отдавая себе отчёт в том, что ждёт её в плену, Евпраксия вместе с сыном на руках бросается на землю с «превысокого своего храма». «Прииде ж весть ко княгине его, яко убиен бысть князь Феодор от царя. Она ж тогда у чюдотворца Николя у заутрени. Егда же князиня услыша князя Феодора убиение, и абие в том часе с крыла церковнаго заразилася на землю, и паде мертва. И от того времени прозвася место то Николае Зараской»[30]30
  Труды отдела древнерусской литературы (ТОДРЛ). Лобакова-Евсеева И.А. «Повесть о разорении Рязани Батыем» в новых редакциях XVII в. Т. 45. СПб.: Наука, 1992.


[Закрыть] (Повесть о разорении Рязани Батыем).

Могила князя Федора, его жены Евпраксии и сына Ивана в Зарайске

Фото автора

Академик Д.С. Лихачев так прокомментировал данное свидетельство: «От этого якобы и место, где “заразилась” Евпраксия, стало называться Заразским. Перед нами, следовательно, типичное для средневековой литературы объяснение названия города. На самом деле название Заразска (ныне Зарайска) вряд ли может быть так объясняемо и скорее должно производиться от находящихся близ него “зараз” – оврагов»[31]31
  Лихачев Д.С. Великое наследие. Классические произведения литературы Древней Руси. Избранные работы в трех томах. Том 2. Л.: Художественная литература, 1987. С. 251.


[Закрыть]. Возможно, так оно и есть, но мне лично легенда про Евпраксию нравится больше, потому что в ней сплелось всё – и великая любовь, и великая ненависть к врагу, и желание княгини даже в последние минуты жизни остаться достойной своих родичей – императоров. Когда же схлынет мутная волна нашествия, то тело князя Фёдора привезут в Зарайск и похоронят вместе с женой и сыном, поставив над их могилами каменные кресты. Пусть и после смерти, но они снова будут вместе. «Благовернаго же князя страстотерпца Феодора Георгиевича многострадалное тело принесе с Воронежа в Зараск и положи с княгинею его и с сыном – князем Иоанном во едином гробе, и постави над ними три кресты каменны близ церкве иже во святых отца нашего Николая архиепископа мирликийских чюдотворца, юже прежде сам созда благоверный князь Феодор» (Повесть о Николе Заразском[32]32
  Труды отдела древнерусской литературы (ТОДРЛ). Лихачев Д.С. Повести о Николе Заразском. Тексты. М.-Л.: Издательство АН СССР. Т. 7, 1949. С. 397.


[Закрыть]).

В наши дни могила князя Федора, его жены Евпраксии и сына Ивана находятся на территории Зарайского кремля, около храма Николая Корсунского.