Текст книги "10 мифов Древней Руси. Анти-Бушков, анти-Задорнов, анти-Прозоров"

Матей Стрыйковский, польский историк и дипломат XVI века, также указывает на то, что в Киеве издавна правила местная династия: «Когда в Руси, лежащей на юге, Аскольд и Дир, потомки Кия, в Киевском княжестве господствовали, народы русские широко размножились на северных и восточных землях».

Как видим, речь идёт конкретно о государстве со своей местной династией, которое замечательно существовало и без помощи нищих, но ужасно умных пришельцев с Запада.

Даже отредактированная по приказу Мстислава «Повесть временных лет» неожиданно проговаривается о существовании на Южной Руси собственной династии. Это происходит, когда летописец начинает рассуждать о том, кем был основатель столицы Кий – князем или простым перевозчиком. «Если бы был Кий перевозчиком, то не ходил бы к Царьграду; а этот Кий княжил в роде своем, и когда ходил он к царю, то, говорят, что великих почестей удостоился от царя, к которому он приходил. Когда же возвращался, пришел он к Дунаю, и облюбовал место, и срубил городок невеликий, и хотел сесть в нем со своим родом, да не дали ему живущие окрест; так и доныне называют придунайские жители городище то – Киевец. Кий же, вернувшись в свой город Киев, тут и умер; и братья его Щек и Хорив и сестра их Лыбедь тут же скончались.

И после этих братьев стал род их держать княжение у полян».

Вот ведь как оно получается – и в Константинополь ходили, и почестей от базилевса удостоились, и династию основали – и на кой ляд тогда нужны приблудные варяги? И без них всё идёт как и положено!

Недаром в «Киевском Синопсисе», составленном во второй половине XVII века архимандритом Киево-Печерской лавры Иннокентием Гизелем, содержится информация, которая прямо подтверждает данный пассаж из «Повести временных лет». Причём под «Князьями Росскими» автор подразумевает Кия, а также его братьев Щека и Хорива, которые и являлись основателями династии. «Яко по смерти тех трех братий Князей Росских, сыны и наследники их по них долгий век всяк на своем уделу господствоваша; даже потом на их места Осколд и Дир Князие от их же народа наступиша». Автор ясно указывает на то, что вплоть до варяжского вторжения в Киеве правит династия местных князей, причём в дальнейшем он открыто полемизирует с варяжской версией событий. «Беста у Рурика князя Великоновгородскаго некая два нарочита мужа (о них же не бе нам известно, аще идоша от колена основателя и перваго Князя Киевскаго Кия) Осколд и Дир; и упросистася у него ити (яко свидетельствует Летописец Российский Преподобный Нестор Печерский) ко Цариграду с роды своими».

Гизель заявляет открытым текстом – никакие Аскольд и Дир не «бояре», нам доподлинно известно, что это природные киевские князья, не чета пришельцам с Севера.

Всё! Какие ещё нужны доказательства всей нелепости теории создания Рюриком Русской государственности?

При князе Осколде Русь медленно, но верно поднимается к пику своего могущества. Красноречивым подтверждением этого служат два похода на Византию, а также факт того, что киевские князья приняли титул Кагана, уравняв себя с владыками Хазарии, которая была на тот момент мощным и уважаемым государством. Сам византийский базилевс Василий I, признавая за славянским князем это право, называет Осколда «прегордым каганом северных скифов»! Наличие подобного титула зафиксировано и в «Бертинских анналах» – летописном своде Сен-Бертенского монастыря, который охватывал историю государства франков с 830 до 882 года. В нём указано, что в 838 году к базилевсу Феофилу II явились послы, «которые утверждали, что их, то есть их народ, зовут Рос; по их словам, они были направлены к нему царем их, называемым хаканом, ради дружбы».

Рассуждения о том, что какой-то залётный Рюрик основал Русское государство, разлетаются в пух!

А что говорят русские летописи о Киевском князе? Неужели его жизнь освещена так же скупо и тускло, как северного соседа? Давайте посмотрим.

Софийский временник сообщает интереснейшую информацию о том, как князь Осколд готовился к войне с соседями в начале своего правления: «И многи Варяги совкуписша…» Как видим, Киевский князь не гнушается нанимать этих заморских выходцев, поскольку явно имеет представление об их высоких боевых качествах. А дальше говорится и о самой войне: «И бешаратни с Древляны и с Угличи».

Эти сведения подтверждает и «Новый летописец» («Новый летописец, составленный в царствование Михаила Фёдоровича»). Но что примечательно, что и Вещий Олег и Игорь, князья, которые будут править в Киеве после Осколда, продолжат его политику по отношению к этим славянским землям.

Теперь о том, что нам известно о деяниях этого князя по сообщениям Никоновской летописи: 866 год – первый поход на Константинополь, согласно «Повести временных лет». Цифра спорная, к ней мы ещё вернёмся. «Иногда приидоша из Киева Русские князи Осколд и Дир на Царьград, в царство Михаила царя и матери его Феодоры, иже проповедаша поклонение святых икон, в первую неделю поста, и много убийств сотвориша».

872 год – война с болгарами. «Убиен бысть от болгар Осколдов сын».

873 год – поход против Рюрика и занятие Полоцка. «Того же лета воеваша Асколд и Дир Полочан и много зла сътвориша».

874 год – второй поход на Византию. «Иде Асколд и Дир на Греки. Царём же Михаилу и Василию отошедшим на агаряны воевати».

875 год – поход в степь против печенегов и разгром степняков. «Того же лета избиша множество печенег Осколд и Дир».

Подробный анализ этих известий сделал Б.А. Рыбаков: «Дополнительно сведения за 867–875 годы можно было бы счесть за вымысел московских историков XVI века, но против этого предостерегает отрывочный характер записей, наличие мелких несущественных деталей (например, смерть сына князя Осколда) и полное отсутствие какой бы то ни было идеи, могущей, с точки зрения составителей, придать смысл этим записям. Более того, записи о Рюрике противоречили своим антиваряжским тоном как соседним статьям, почерпнутым из «Повести временных лет» (1118 год), так и общей династической тенденции XVI века, считавшей Рюрика прямым предком московского царя. Что же касается допущения о вымысле этих записей, то и в этом отношении они резко выпадают из стиля эпохи Грозного. В XVI веке придумывали много, но придумывали целые композиции, украшенные «сплетением словес». С точки зрения литераторов XVI века, отдельные разрозненные фактологические справки не представляли ценности.

Хронология в этих дополнительных записях очень сложна, запутанна и отличается от хронологии «Повести временных лет». Она расшифровывается только после анализа византийского летосчисления IX–X веков и сопоставления с точно известными нам событиями.

Представляет большой интерес то, что записи Никоновской летописи восполняют пробелы в «Повести временных лет», где между событиями первых датированных годов существуют значительные интервалы».

Как ни смотри, а получается, что жизнь Осколда была очень насыщенной!

Теперь есть смысл поговорить о столь значимых событиях, как походы дружин Осколда на Византию – подобное мероприятие под силу только мощному и достаточно стабильному государству. Мы не случайно выделили те фразы, где речь идёт о тех, кто в этот момент занимал трон Империи, – из них видно, что речь идёт о двух разных походах, а не об одном, как это иногда пытаются представить. Здесь есть чёткая привязка к имени соправителя Михаила III – Василия, будущего Василия I. В 860 году речь идёт конкретно об императоре Михаиле и его матери, а о соправителе и речи нет.

В 874 году, ко времени второго похода Осколда на Византию, Михаила III уже не будет в живых, поскольку его убьёт соправитель, который и станет базилевсом Василием I.

Итак – два похода, один закончился поражением, а другой победоносный. В каких же годах произошли эти события? Привлечём как отечественные, так и иностранные источники.

В Никоновской летописи оба похода заканчиваются одинаково – по молитвам патриарха налетает буря и «топит безбожную Русь». Ту же самую информацию читаем и в «Повести временных лет»: «Царь же с трудом вошел в город и всю ночь молился с патриархом Фотием в церкви святой Богородицы во Влахерне, и вынесли они с песнями божественную ризу святой Богородицы, и смочили в море ее полу. Была в это время тишина, и море было спокойно, но тут внезапно поднялась буря с ветром, и снова встали огромные волны, разметало корабли безбожных русских, и прибило их к берегу, и переломало, так что немногим из них удалось избегнуть этой беды и вернуться домой». Всё ясно и всё объяснимо – случился природный катаклизм, и мероприятие закончилось неудачей. Спорить не будем, просто пока согласимся с этим фактом.

А теперь главное. В Брюссельской хронике, куда входила и стихотворная хроника Константина Манасси, есть такая запись: «Михаил, сын Феофила, правил со своей матерью Феодорой четыре года и один – десять лет, и с Василием – один год четыре месяца. В его царствование 18 июня в 8-й индикт, в лето 6368, на 5-й год его правления пришли Росы на двухстах кораблях, которые предстательством всеславнейшей Богородицы были повержены христианами, полностью побеждены и уничтожены». Чёрным по белому написано – 18 июня 860 года.

Таким образом, точная дата у нас есть. Мало того, можно высказать предположение о том, что и в «Повести временных лет», и в хронике Константина Манасси авторы просто смешали в один поход походы 860 и 974 годов. Сейчас вы это сами увидите, когда будем разбирать сведения остальных источников.

Вот что сообщает в Венецианской хронике, составленной в начале XI века, Иоанн Диакон, правда, русов он здесь называет норманнами: «В то же время племя норманнов с тремястами шестьюдесятью кораблями осмелились напасть на Константинополь. Однако поскольку они никаким образом не смогли захватить неприступный город, они разграбили предместья, где без жалости убили множество людей, после чего выше названное племя с победой вернулось в свои земли».

Никита Пафлогонянин рассказывает об этих событиях в «Житии патриарха Игнатия»: «В это время запятнанный убийством более, чем кто-либо из скифов, народ, называемый Рос, по Эвксинскому понту придя к Стенону и разорив все селения, все монастыри, теперь уж совершал набеги на находящиеся вблизи Византия (Константинополя) острова, грабя все драгоценные сосуды и сокровища, а захватив людей, всех их убивал. Кроме того, в варварском порыве учинив набеги на патриаршие монастыри, они в гневе захватывали все, что ни находили, и схватив там двадцать два благороднейших жителя, на одной корме корабля всех перерубили секирами».

А вот что рассказывает об этом непосредственный участник событий – сам патриарх Фотий. В своих гомилиях – проповедях он отметил тот погром, который русы устроили в окрестностях Константинополя: «Ведь они разграбили его окрестности, разорили предместья, свирепо перебили схваченных и безнаказанно окружили весь город – настолько превознесенные и возвеличенные нашей беспомощностью… О, как нахлынуло тогда все это, и город оказался – еще немного, и я мог бы сказать – завоеван! Ибо тогда легко было стать пленником, но нелегко защитить жителей; было ясно, что во власти противника – претерпеть или не претерпеть это нам; тогда спасение города висело на кончиках пальцев врагов, и их благоволением измерялось его состояние».

А вывод патриарх делает потрясающий: «Неожиданным оказалось нашествие врагов – нечаянным явилось и отступление их». Как видим, Фотий пишет открытым текстом – враг ушёл без всякой причины, мы этого сами не ожидали, и на помощь к нам в данный момент никто не спешил.

А как же чудо? Без него никуда! Оно тоже связано с ризами Богородицы, только вот никакой бури после этого не произошло. Враг просто ушёл, что и засвидетельствовал патриарх: «Ибо как только облачение Девы обошло стены, варвары, отказавшись от осады, снялись с лагеря, и мы были искуплены от предстоящего плена и удостоились нежданного спасения».

В итоге всё становится на свои места.

В 860 году дружины Осколда идут походом на Константинополь, на врага князь ведёт около двух сотен ладей. Императора Михаила III в столице нет, он с войском выступил против арабов и находится в Малой Азии. Грозный флот Империи также отсутствует в столице, поскольку в Средиземном море ведёт борьбу не на жизнь, а на смерть против многочисленных эскадр мусульманских эмиров – вампиров. Само нашествие русов явилось неприятным сюрпризом для имперского правительства, и как следствие Царьград едва не был захвачен дружинами Осколда, что и засвидетельствовал патриарх Фотий, очевидец событий. Осколд проявил себя грамотным стратегом, выбрав для нападения очень удачный момент. Причём его опыт в дальнейшем возьмут на вооружение те же Олег и Игорь, когда уже они поведут свои флоты на Империю.

Взяв город в осаду, русы предали огню и мечу не только окрестности столицы, но более отдалённые регионы, благо никто им в этом не мог помешать. В Константинополе царила страшная паника, гонцы мчались к императору за помощью, но тот находился в 500 километрах от места событий и ничем не мог помочь осаждённому городу.

Отчаявшиеся горожане вместе с патриархом прибегли к заступничеству Сил Небесных, но русы свирепствовали до тех пор, пока их ладьи не заполнились добром по самые борта. После этого воины Осколда погрузились на суда и отплыли на Русь. Возможно, что дошли слухи о том, что приближаются имперские войска, а возможно, что просто пресытились грабежом.

Именно об этих событиях и говорится в гомулиях патриарха Фотия, причём ни о какой буре и ни о каком чудесном спасении Константинополя он не упоминает, так же как и о прибытии базилевса в столицу. И вывод следует такой – первый поход Осколда на Царьград завершился полным успехом – дружина с добычей, князь со славой.

А как же второй поход, который состоялся в 874 году?

Здесь тень на плетень наводит сообщение Продолжателя Феофана. «Потом набег росов (это скифское племя, необузданное и жестокое), которые опустошили ромейские земли, сам Понт Евксинский предали огню и оцепили город (Михаил в то время воевал с исмаилитами). Впрочем, насытившись гневом Божиим, они вернулись домой – правивший тогда церковью Фотий молил Бога об этом, – а вскоре прибыло от них посольство в царственный город, прося приобщить их божьему крещению. Что и произошло».

Но всё дело в том, что первое или Аскольдово крещение Руси тот же Продолжатель Феофана связывает именно с именем императора Василия I. Вот что рассказывает византийский историк о том, как базилевсу удалось склонить русов к принятию Крещения: «Щедрыми раздачами золота, серебра и шелковых одеяний он также склонил к соглашению неодолимый и безбожный народ росов, заключил с ними мирные договоры, убедил приобщиться к спасительному крещению и уговорил принять рукоположенного патриархом Игнатием архиепископа, который, явившись в их страну, стал любезен народу таким деянием. Однажды князь этого племени собрал сходку из подданных и воссел впереди со своими старейшинами, кои более других по многолетней привычке были преданы суеверию, и стал рассуждать с ними о христианской и исконной вере». А далее следует рассказ о том, как уступив настояниям язычников, архиепископ бросил в огонь Евангелие, а когда костёр догорел, то книга оказалась невредимой.

Но чудеса чудесами, а для нас важен другой момент – то, что по времени эти события совпадают с теми, которые указаны в Никоновской летописи под 874 годом – неудачным походом русов на Константинополь.

«Иде Асколд и Дир на Греки. Царём же Михаилу и Василию отошедшим на Агаряны воевати, и дошедшим им Черныа реки, посла к ним епарх, глаголя, яко Русь идёт на Царьградт в двоюсту и множас кораблей. Они же взвравтишася, и едва внидоша в гради с патриархом Фотием приходяще к святой Богородицы Влахерну, и изнесше приечистые Богородицы с плачеи и с слезами многими и край еа в море омочивше. Бе бо тогда море тихо велми, и егда омочиша ризу, и абие взста буря зелиа, и разби множество кораблей, и потопи безбожную Русь». Как видим, здесь всё в кучу – и базилевс Михаил, и базилевс Василий, и патриарх Фотий, и Ризы Богородицы, и, конечно же, буря.

И всю эту мешанину можно было не воспринимать всерьёз, если бы не следующее известие Никоновской летописи, помещённое под 875 годом: «Възвратишася Осколд и Дир от Царяграда в мале дружине, и бысть в Киеве плачь велий». Здесь речь идёт только об одном – русы потерпели поражение. Других толкований быть не может. И если в предыдущем сообщении автор просто запутался в правителях и патриархах, то здесь всё чётко и ясно.

Но недаром Б.А. Рыбаков отмечал, что сведения Никоновской летописи носят «отрывочный характер». В летописи патриарха есть целый абзац под названием «О князи Русьтем Осколде», где рассказывается, как после похода на Царьград в 874 году князь русов замирился с Империей: «Роди же нарицаемии Руси, иже и Кумани, живяху в Ексинопонте, и начаша пленовати страну Римляньскую, и хотяху поити и в Консянтинград; но взбрани им вышний промысл, паче же и приключися им гнев Божий, и тогда возвратишася тщии князи их Асколд и Дир. Василий же много воинства на Агаряны и Манихеи. Сотвори же и мирное устроение с прежречёнными Русы и переложи сих на христианство и обещавшеся крестится, и просиша архирея и посла к ним царь». Почему 874 год? А потому что императором назван конкретно Василий I, который правил в гордом одиночестве с 24 сентября 867 по 29 августа 886 года. И Фотий при нём был вторично патриархом в 877–886 годах.

Факт первого Крещения Руси при этих двух деятелях чётко зафиксирован в Густынской летописи: «Наша Русь, при патриарсе Фотии… егда Василий цар сотвори мир со Руским народом, хотяше их привести ко истенней вере, еже они обещашася; посла же им цар митрополиту Михаила и иных епископов».

Получается, что второе нашествие русов произошло при базилевсе Василии I и патриархе Игнатии, и именно тогда Осколд и согласился принять христианство. Возможно, что после бури, которая разметала его флот, князь отправил послов к императору, чтобы договориться по поводу беспрепятственного возвращения на Русь. Вполне вероятно, что и сам побывал в Царьграде. Крестился он в столице Империи или уже на Руси, когда туда прибыли священнослужители, неизвестно, но факт остаётся фактом – Осколд крещение принял. Опять-таки косвенно на это указывает Татищев, когда называет князя «Блаженный же Оскольд» – и явно не просто так!

С другой стороны, подобное мероприятие, как крещение целого народа, явно не решалось одним днём, оно требовало серьёзной подготовки, а потому нет ничего удивительного в том, что процесс затянулся, и патриархом вместо Игнатия стал Фотий. При котором это самое первое Крещение Руси и состоялось. На что также указал и В.Н. Татищев – «несомненно, что в Киеве задолго до Владимира и до пришествия Олегова в Киев, церковь в Киеве была и христиан много было».

Довольно забавно выглядит тот факт, что сообщая о Крещении Руси при Осколде, византийские источники совсем не упоминают о Крещении Руси Владимиром. Вообще!

Судя по всему, они просто не придали этому событию значения, поскольку пребывали в твёрдой уверенности, что Русь крещена 100 лет назад. Косвенным подтверждением этому служит то, что византийским патриархом, при котором Владимир крестил Русь, в отечественных источниках неожиданно называется… Фотий!

Воистину, про тех, кто приплёл Фотия к Владимирову Крещению, существует поговорка: слышал звон, да не знает где он!

А между тем именно принятие Крещения и погубило Осколда, поскольку в стране начались брожение умов и смута. Смена веры – дело очень опасное, требующее от правителя не только ума, храбрости и силы воли, но и подчас жестокости. Для успеха такого предприятия нужны сторонники, мало того, нужна платформа среди местного населения, которое поддержит такой шаг и на которую можно опереться. Лишь тогда оно завершится успехом. Ничего подобного у Осколда не было. Сторонников было явно недостаточно, а противников гораздо больше, поскольку среди населения процент христиан был крайне мал. Князю оставалось только лить кровь своих подданных, склоняя их к вере иной. Видимо, такие мысли посещали Осколда. И он по своему обыкновению готовился приступить к решительным мерам, ибо уже понял, что другие в этом случае не пройдут. Князь был настолько уверен в себе и своём проекте, что даже не думал о том, что кто-то, особенно из его ближайшего окружения, осмелится выступить против него, сможет ему помешать. А ведь большинство его приближённых не горели желанием сменить веру, как, собственно, и волхвы, которые благодаря непреклонности князя могли остаться без паствы. Открыто выступать против Осколда ни те ни другие не решались, и поэтому начали действовать тайно. Так в Киеве созрел заговор. Все эти религиозно-политические тонкости Осколд из виду упустил, посчитав делами незначительными и не стоящими внимания. Он переоценил своё влияние и свой авторитет. За что в итоге и поплатился.

Поскольку к этому времени Рюрик отправился в мир иной, то смутой на юге решил воспользоваться очередной варяг – тот, которого назовут Вещим.

Причины, по которым Олег решился на войну с Южной Русью, лежат на поверхности, и их недвусмысленно указал В.Н. Татищев: «Олег был муж мудрый и воин храбрый, слыша от киевлян жалобы на Оскольда и позавидовав области его». Жалобы киевлян были варягу по барабану, для него главным было то, что положение Осколда резко пошатнулось и стало неустойчивым. У того же Татищева читаем ещё: «Не без причины зависть Олегу подалась на Оскольда идти и его убить, чему, может, свойство оное наиболее поспешествовало, только писцы краткостию от нас закрыли».

Зависть – это сильный побудительный мотив, особенно для руса. А Киев был на тот момент владением куда более приоритетным и элитным, чем Северная Русь, где когда-то прозябал Рюрик.

Только вот беда, невзирая на все неурядицы, которые творились в Киеве на религиозной почве, Олег Осколда боялся. И как бы ни старались Певцы Языческой Руси вроде Льва Рудольфовича Прозорова изображать его этаким рыцарем без страха и упрёка, это далеко не так. Факты говорят о другом. Осколд был воитель известный, слава его гремела не только на Руси. Он мог задать трёпку кому угодно, в любое время, врагов своих, как бы сильны они ни были, не боялся. Поэтому и числятся среди побеждённых им противников и Рюрик, и Византия, и печенеги. В открытом противостоянии у Олега не было шансов одолеть Осколда, и он сам это прекрасно понимал, ведь, как вы помните: «Был муж мудрый и воин храбрый». А храбрость – это не только шашкой махать, но и соизмерять разумность своих сил. Олег и соизмерил, трезво оценил, и понял. В лоб не взять.

Однако, как и его северные собратья по крови, он смотрел на вещи шире, чем его собрат по должности Осколд, считая, что, где нельзя силой, можно хитростью. А хитрость, как известно, хитрости рознь. Но Олег и здесь раздвинул границы возможного до пределов, поставив во главу угла результат.

Не рискуя брать приступом Киев и не уповая лишь на крепость своего сбродного воинства, которое при неудаче могло легко рассыпаться, Олег решил обманом выманить Киевского князя за городские стены. Решив, таким образом, все проблемы без боя. Сейчас действия Вещего Олега по своему коварству больше напоминали те махинации и каверзы, которые устраивали друг другу кондотьеры времён Чезаре Борджиа. Или приёмы мафии времён «Крёстного отца». Задумано всё было хитро.

В «Киевском синопсисе» на этот счёт есть конкретная информация: «и вызва лестию к себе на стан из града Осколда и Дира, аки беседы ради приятельския».

Чтобы убедить Осколда в искренности своих намерений, Олег вступил в сговор с киевлянами, которые явно были приверженцами Старой Веры и желали избавиться от князя-христианина, это отмечает В.Н. Татищев. Заручиться в такой ситуации поддержкой кого-либо из ближайшего окружения Киевского князя было бы сильным ходом, ведь кому-то иному Осколд мог просто не поверить. Значит, Олегу нужно было найти того, кому Осколд безусловно доверял, и перетянуть этого человека на свою сторону. И это у варяга получилось. Сам того не подозревая, вместо приятельской беседы Осколд шёл на верную смерть.

Факт того, что Киевского князя удалось победить только подлостью, отмечает «Новый летописец» – «лестию уби Оскольда». Скорее всего просто Олег пообещал волхвам, что их вера останется прежней на века, то же самое плюс ещё какие-то дивиденды он мог пообещать своим потенциальным соратникам из числа киевлян, оказавших ему поддержку. Возможно, именно в это время он познакомился или вошёл в сношение с кем-то из клана будущего или, можно сказать, следующего князя – Игоря. Так что база для последующего возвышения юного Игоря и его приближение к фигуре Олега Вещего закладывалась здесь и сейчас, замешивалась на крови христианского мученика Осколда.

«Блаженный же Оскольд предан киевлянами и убит был» (В.Н. Татищев).

Обращает внимание то, как историк называет Киевского князя – блаженный, явно намекая на то, что Осколд принял смерть как мученик за Веру. Погиб единственный человек – князь, но государство устояло, гражданско-религиозной войны не началось. В Хазарии в подобной ситуации неразумные действия Кагана привели к гибели всего государства. Здесь ценой предательства было куплено спокойствие. Князь, так много сделавший для становления государства, погиб.

В итоге власть в Киеве захватил узурпатор, приблудный пришелец с севера, а страна вернулась к язычеству. Однако и христианство с этого момента пустило корни на Руси, а вот выдирать их никто не собирался, ибо теперь угроза христианизации всего государства ушла, и оно вновь стало личным делом каждого.

Но вернёмся к надёже нашей, «основателю Русской государственности» Рюрику, лучу света в тёмном славянском царстве.

Мы видим, что по сравнению с мощной и яркой фигурой князя Осколда его варяжский оппонент Рюрик выглядит невыразительной бледной тенью. За плечами Киевского князя – два похода на Византию, войны с болгарами, победоносный поход на печенегов, разгром самого Рюрика и Первое Крещение Руси. И это лишь то, о чём мы можем утверждать наверняка. Зато можно представить, сколько информации о нём вымарали из летописей в угоду варяжской теории!

А теперь посмотрим на Рюрика. Даже напрягши всю свою фантазию, редакторы-фальсификаторы не смогли придумать ничего достойного той роли, которую приписывают варягу. За исключением мифического основания династии и создания Русской государственности. А так – жизнь заурядного третьесортного князька, чудом закрепившегося на троне в новой короне, который грабил и притеснял народ, укрепляя личную власть. Раздававшего славянские земли своим прихвостням и родственникам. Безжалостно расправлявшегося с теми, кто проявлял непокорность и выступал против творившейся несправедливости, беззакония и засилья чужаков. Ну и как венец правления и всей творческой деятельности – поражение от дружин Осколда.

Как говорится, почувствуйте разницу.

«Да-да! Я буду это еще много раз повторять: мы живем в Кривде! Наша история не утеряна – она сознательно обрезана и украдена. Кто не чтит прошлого, тот плюет в будущее! А потому надо бы помочь будущему, восстановив прошлое» (М. Задорнов). Прекрасная формулировка, призыв, лозунг, да как ни назовите. Так давайте и следовать именно ему.

Почему мы до сих пор с таким упорством цепляемся за этот высосанный из пальца миф? Почему как дело касается русских, так обязательно кто-то должен прийти с Запада (пусть хоть и тот же славянин), чтобы научить нас чему-то полезному? Сказка про «мудрого Рюрика» вредна уже тем, что отрицает наличие государства у наших предков, которое, как мы видели, существовало уже достаточно давно, и без всяческой помощи выходцев из ближнего зарубежья.

Почему в большинстве изданий преподносят и превозносят Рюрика как создателя Русской государственности, а о князе Осколде и его Киевской державе – молчок? Недаром О. Виноградов, говоря о первом походе Осколда на Империю, прямо сказал: «Историки не хотят видеть, что Киевская Русь представляла собой мощное государство, не побоявшееся отстоять свои права у могущественнейшей Византии».

А потому и Михаил Николаевич Задорнов крепко заблуждается, когда говорит о том, что «Нестор был киевлянином и не стал описывать кипучую торгово-культурно-творческую жизнь страны Гардариков до прихода варягов. Ведь Киев и Новгород уже в то время соперничали и завидовали богатству друг друга. Допускаю, что Нестор сделал такое «упущение» от души». Здесь дело вовсе не в «душе» летописца, а в том, как основательно над его трудом поработали позднейшие редакторы, тщательно вымарывая оттуда всё то, что касалось истории Руси до появления на горизонте Рюрика.

А что касается соперничества Киева и Новгорода, а также взаимной зависти…

О какой зависти киевлян может идти речь, если даже Новгорода как такового в те времена не существовало, о чём недвусмысленно свидетельствует археология. Обратимся к мнению человека, который является признанным авторитетом в данном вопросе. Вот что говорит по этому поводу академик В.Л. Янин, человек, досконально изучивший этот легендарный город. «Мифическим представляется утверждение об основании Рюриком «города над Волховом» и наречении его Новгородом. Коль скоро на территории собственно Новгорода нет никаких напластований IX в., очевидно, что речь идет о сооружении укреплений в резиденции на Городище, которая также является «городом над Волховом». Столь же легендарным представляется утверждение Новгородской IV летописи об основании Новгорода старейшиной Гостомыслом еще до призвания Рюрика».

Вот и всё! Все потуги князя Мстислава пошли прахом! Не было Новгорода во время пребывания варяга на Севере Руси. В природе не существовало.

Чем ещё удивит нас М. Задорнов? Рассуждая о Вещем Олеге и его деяниях, Михаил Николаевич сообщает: «В Киев, Великий Град, к полянам столицу перенес. Не все поляне такому пришлому князю радовались».

Цитируя персонажа С. Фарады из фильма «Чародеи», скажем: «Каждый заблуждается в меру своих возможностей». Вот здесь Задорнов заблудился совсем. Преподнеся нам эту замечательную фразу о всеобщей радости, он совершенно выпустил из виду сам факт того, что Олег буквально только что довольно подло убил князя киевлян. Который, как ни поверни, а авторитетом у населения пользовался. Даже сейчас многие из жителей столицы, вероятно, пошли бы за своим законным правителем.

Так чему тут радоваться?

Тому, что явился из дальних краёв узурпатор, убил прославленного Киевского князя Осколда, представителя местной династии Киевичей? Ладно, хоть христианство принимать не заставил, и то славно. А уж утверждение о том, что «народ очень Олега полюбил!», совсем надуманно. В защиту Вещего нужно сказать, что заняв освободившийся престол, он продолжил линию им же убитого предшественника. Шёл по его стопам. Походы на Византию, война с древлянами, постепенное подчинение под власть Киева соседних славянских племён, плативших дань хазарам… В отличие от Рюрика Олег был человеком смелым и деятельным. И то, что его уважали, сомнений нет. Мятежей против него не учиняли, да и он сам репрессий не устраивал, земли без причины своим любимцам не раздавал. Что же касается любви, то это вопрос более сложный. Есть в этом одна небольшая загвоздка. Дело в том, что на Руси точно не знали, где же похоронен столь любимый народом князь! Пафосную строку о том, что узурпатора похоронили «на горе, называемою Щековица; есть же могила его и доныне, слывет могилой Олеговой», можно смело считать позднейшей вставкой, сделанной в то время, когда стряпалась варяжская легенда. Потому что в Новгородской I летописи младшего извода можно прочитать следующую информацию: «Иде Олегъ к Новугороду, и оттуда в Ладогу. Друзии же сказають, яко идущю ему за море, и уклюну змиа в ногу, и с того умре; есть могыла его в Ладозе».