Текст книги "15 дней молитвы с митрополитом Антонием Сурожским"

Протоиерей Михаил Евдокимов
15 дней молитвы с митрополитом Антонием Сурожским

Допущено к распространению

Издательским советом

Русской Православной Церкви

ИС Р21-101-0023

© ООО ТД «Никея», 2021

Наследие владыки учит нас молитве

В промежутке между Вознесением Господним и Сошествием Святого Духа ученики Христовы пребывали в молитве. Это напоминание всем нам: период земной жизни, напряженных будней, насыщенных ожиданием чуда окончательной, неразлучной встречи со Христом, должен быть заполнен молитвой. Молитвой утверждается вся наша жизнь.

Слова митрополита Сурожского Антония, его беседы и проповеди, были пронизаны молитвой. В какой-то степени они и сами были молитвой. За всех и от лица всех, молитвой, в которой все мы соединяемся с Богом и через нее – между собой. Молитва очищает душу от лишнего, наносного. Сам Христос поднялся на гору Фавор, чтобы обратиться к Богу, – и именно там предстал Своим ученикам преображенным, сияющим. Вот так же и мы: будем молиться – будем преображаться – будем соединяться с Господом – будем сиять.

Отблеском этого Фаворского света сияет и весь образ владыки Антония. Вникая в его наследие, мы сами учимся молитве, причем не формальной, а внутренней, личной, той, к которой призывает апостол: Непрестанно молитесь! (1 Фес. 5: 18).

Но личная молитва – не значит «молитва одинокая». Не случайно одна из важнейших заповедей Святой Церкви – заповедь о воскресной молитве, Литургии, которой должна освящаться вся предстоящая рабочая неделя. Через единодушное общее обращение к Господу мы можем получить благодатную силу, не меньшую, чем ученики в момент схождения Святого Духа. Христос не покидает тех, кто помнит о Нем: где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них (Мф. 18: 20).

Митрополит Антоний, по свидетельству тех, кто знал его лично, любил уединение. Тем не менее он шел на проповедь, много общался с людьми, не закрывался от них. Ведь жизнь в Церкви – это взаимное служение и общение. Мы не должны замыкаться в себе. Христианин не может быть равнодушным к окружающим его людям. Дела деятельной любви и милосердия так же важны в глазах Божьих, как и наши собственные старания, стремление достигнуть спасения. И потому любое слово доброго пастыря собирает вокруг себя людей. На его молитвенные размышления откликаются сердца – отозвалось и сердце русского священника, живущего в Париже, отца Михаила Евдокимова. Воспитанный русским зарубежьем, знакомый с юности с той атмосферой, в которой звучали голоса таких проповедников, как митрополит Антоний, отец Михаил приглашает воспринять ее и нас, дает возможность вслушаться в этот голос и в произносимые им слова.

Это совместное вслушивание, всматривание, вживание – тоже общая молитва двоих, троих и многих ради Христа. Пусть эта книга для каждого читателя станет подобием Церкви – собранием соединенных встречей во Христе людей, наученных последователем Господа, современным апостолом – владыкой Антонием. Собранных радостным ожиданием сошествия Святого Духа на всех и каждого, ожиданием, которое непременно будет оправдано.

Архиепископ Якутский и Ленский Роман

Введение

Митрополит Антоний, хотя и не был профессиональным богословом и не писал научных трудов, все же получил признание богословского факультета одного из старейших университетов: Абердинский университет присудил ему почетную степень доктора богословия honoris causa «за проповедь слова Божия и оживление духовной жизни в стране». Он стал также почетным доктором богословия Московской духовной академии – за совокупность научно-богословских и пастырских трудов; то же звание присудил ему и Кембриджский университет. Его богословие передавалось людям не через перо и бумагу, но на слух, живым словом. Его доклады и выступления не написаны заранее, хотя на их подготовку уходило определенное время: они медленно созревали в глубинах сердца. Все его книги и тексты, изданные сегодня, появились на свет изначально в виде устных бесед, непосредственно обращенных к слушателю – или к читателю, как мы с вами, к каждому из нас, – не к анонимной толпе, а к определенному человеку, обычному «человеку с улицы», страдающему, часто даже не подозревая о том, духовной жаждой, внутренней потребностью войти через молитву в общение с Богом.

У владыки Антония был этот дар настоящих пастырей: он умел поставить слушающего его человека или группу людей в присутствие Божие, он сам это присутствие излучал. Когда он служил литургию, всегда полностью собранными, отточенными движениями, с теплыми нотками в голосе, он направлял весь мир на путь к вечности.

На исповеди он порой говорил исповедующемуся: «А вдруг ты завтра умрешь? Так вот знай, что сейчас ты произнесешь свои последние слова покаяния, после которых предстанешь перед праведным Судией». Он прекрасно знал, что современный человек, часто раздираемый тоской и чувством вины, ищет прощения. Но Отца перед ним нет, человек не знает, как предстать перед Ним, и, главное, не знает о том, что Он ждет его с распростертыми объятиями. Так ждал отец блудного сына, а дождавшись, сжал в объятиях, не дав вымолвить ни слова, настолько он был взволнован.

Открывая Евангелие, митрополит Антоний молился, признаваясь Богу, что боится оказаться недостойным принять те слова, что могут поставить под вопрос всю его прежнюю жизнь. Он взывал к Святому Духу, чтобы Он открыл его разум к пониманию Священного Писания, чтобы Слова Писания дошли до самых глубин его сердца. Каждая его проповедь была таким, полным изумления, открытием сокровищ, сокрытых в словах Евангелия, и ему удавалось донести их до слушателей.

Митрополит Антоний показал нам, что, даже если бури жизни бьют нас со всех сторон (в его случае это были трудности и лишения, связанные с революцией, войной, Сопротивлением, заботой о больных, о епархии, которую нужно было ставить на ноги), можно при этом хранить в себе Бога как само основание жизни, Бога, Который никогда нас не покинет. Он даровал нам образ подлинного пастыря, укорененного в жизни нашего времени, старающегося научить людей жить христианской верой в любой ситуации, при любых условиях жизни.

С годами, мы знаем, ум теряет свою живость, тело слабеет. Для владыки Антония две вещи остаются непоколебимыми у человека: решимость и сердце. Тот сокровенный сердца человек, о котором говорит Апостол (1 Пет. 3: 4), останется живым до конца. Решимость повинуется страстным порывам сердца. И тогда первое, что нужно воспитывать в себе, это сердце, с его способностью отдавать себя целиком, открываться и впускать божественный свет, позволяя ему проникнуть вплоть до самых отдаленных уголков, изгоняя тьму. Святой Феофан Затворник сравнивает такое ученичество с трудом музыканта, настраивающего свой инструмент на совершенное звучание. Попробуем и мы войти в молитву вместе с митрополитом Антонием, чтобы в ней гармонично зазвучали струны наших сердец.

Протоиерей

Михаил Евдокимов

1 день
Господи, какое чудо, что Ты здесь, какое счастье быть рядом с Тобой!

Это как будто очень простая заповедь, и, однако, в этих словах содержания гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. Все мы знаем, что значит любить кого-нибудь всем сердцем. Мы знаем, как радостно не только встретиться с любимым, но даже только подумать о нем, какую это дает отраду. Именно так нам надо стараться любить Бога, и каждый раз, когда упоминается Его имя, оно должно наполнять наше сердце и душу бесконечным теплом (21, с. 19–20)[1]1
  См. «Библиографию» с. 162–167.


[Закрыть].

Каждый человек может, хотя бы раз в жизни, пережить опыт настоящей любви к другому человеку, когда любишь всем сердцем, когда готов отдать ему всю свою жизнь и стать от этого счастливым.

Митрополит Антоний пережил такой опыт в возрасте пятнадцати лет, в ту пору, когда считал себя атеистом и даже подумывал о самоубийстве, настолько мир представлялся ему лишенным смысла. Возможно, у него отпечатались в душе бескомпромиссные слова отца: Единственное, что имеет значение, это ради чего ты живешь и для чего ты готов умереть (1, с. 256).

Однажды в 1930 году он оказался в молодежном русском лагере, который окормлял священник удивительной доброты, умевший затронуть струны мальчишеских сердец. Он говорил ребятам о Боге, Который способен отдать Свою жизнь из любви ко всем людям, и добрым, и злым, взойдя на Крест.

Мальчик Андрей решает тогда разобраться с этой христианской верой, о которой ему прожужжали все уши. Вернувшись домой, он просит маму одолжить Евангелие и запирается с ним в своей комнате. Он решает начать читать с Евангелия от Марка, потому что оно самое короткое (1, с. 257)! Он не успел прочесть еще и первые три главы, как вдруг почувствовал присутствие, уверенность, что тут, перед ним, стоит Христос. Его невозможно было увидеть, но чувство Его присутствия не оставляло сомнений. И тогда он подумал: если Христос живой стоит тут – значит это воскресший Христос (1, с. 257). А значит, все, что о нем написано в Евангелиях, – правда. Так в жизни будущего митрополита Антония произошла важнейшая для него встреча со Христом, встреча, полностью и абсолютно перевернувшая всю его жизнь, а это присутствие воскресшего Христа он будет ощущать до самого последнего дня своей жизни.

Теперь ему нужно было постепенно усвоить смысл этой вести: если Евангелие – правда, значит, в жизни есть смысл. А значит, больше не встает вопрос о том, что жизнь эту можно оборвать. И вот он, опьяненный этой неведомой ему доселе радостью, говорит себе, что отныне он должен разделить эту весть со всеми людьми, потому что все они любимы Богом, любимы настолько, что Бог ради этой любви согласился умереть за них на Кресте.

На следующий день после того, как Божественное откровение изменило его жизнь, Андрей вышел на улицу, сияя, мир казался ему преображенным, он смотрел на людей, спешивших на работу, по своим делам, и о каждом, кто попадался ему на пути, он думал: Тебя Бог создал по любви! Он тебя любит! Ты мне брат, ты мне сестра!.. (1, с. 258).

Отныне для него стало невозможным иметь врагов, мощная волна любви словно вбирает в себя все на своем пути. Мальчик воодушевлен и благодарен за этот дар. По дороге в школу он обращается к людям в поезде: «Вы читали Евангелие? Вы знаете, что там есть?» (1, с. 259). Его товарищи по школе стали первыми, кому пришлось, хотели они того или нет, претерпеть его миссионерское рвение.

Разве не радуются отец или мать, когда видят, как ликует их ребенок, получив от них подарки? Эти подарки – знаки их родительской любви, их души, изливающейся в радости. Так же и с Господом, когда возносится к Нему радость людей, спокойная или бурная. Точно так же Он берет на Себя и все скорби человечества, погрузившегося в несчастье, Он взваливает их на Свои плечи («Каплю крови Моей Я пролил за тебя», – писал Паскаль) и вольно отдает Себя на крестные муки. Почему? Потому что каждый человек Ему лично настолько дорог, что Он предает Себя на смерть из любви (Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих. Ин 15: 13). Его смерть сделала нас живыми. Он умирал и за тех, кто пригвоздил Его ко кресту, потому что такова мера любви Христа, у Него не может быть врагов: «Отче! Прости им…» Призвание Антония родится из этого желания любить всех людей.

Потому что после креста наступает победа, после каждого мгновения печали, скорби, трагических событий приходит момент, когда Бог дает жизни новую глубину, обновляя силу каждого нести свой крест, чтобы другие могли жить и радоваться в Господе. По Евангелию, где сокровище ваше, там будет и сердце ваше (Мф. 6: 21). Раз Христос нас так возлюбил, не должно ли это оказаться самым важным для нашего сердца, наполнить его радостью. Монаху Антонию довелось познать моменты печали и даже побывать на грани отчаяния, но каждый раз он черпал в сокровищнице своего сердца силу нести свой крест и кресты других.

Бывает радость встречи, когда взгляды видят друг друга на глубине, когда слова прорываются из глубины души. Но бывает и радость расставания: Если бы вы любили Меня, то возрадовались бы, что Я сказал: иду к Отцу (Ин. 14: 28). В такой разлуке Христос посылает людей, как овец среди волков, чтобы нести и передавать Божию любовь, не надеясь на взаимность и не ожидая вознаграждения. Любить не ради себя, но ради другого. Вот почему, по митрополиту Антонию, столько людей отворачиваются от Бога, их пугает любовь до самозабвения, до потери себя. Они проходят мимо одной из величайших радостей, дарованных Господом: «Тот, кто любит совершенно, себя забывает до конца, и живет только в том, кого любит… <…> это одна из дивных радостей, которую нам оставил Господь: уверенность в том, что мы можем так любить, что человек настолько велик, что он даже на это способен» (20, с. 20).

Митрополит Антоний часто говорит о радости узнавать Бога, о счастье жить в Нем и разделять это счастье с братьями и сестрами. Когда, будучи подростком, он открыл Евангелие от Марка, он предварил тем самым обращенный к нему голос Божий. Пусть этот опыт божественного станет опытом каждого из нас, когда и мы в свою очередь открываем Евангелие.

2 день
Может ли верить современный человек?

«Да, современный человек – человек верующий». Он верит в самые необычайные вещи, в нашем западном мире он принимает на веру что угодно, только не традиционные верования своей страны. Легковерия сегодня несравнимо больше, чем лет пятьдесят назад [это текст 1978 г.] – я не беру дальше… (9, с. 6).

Человек нашего времени, не без усмешки продолжает митрополит Антоний, готов проглотить что угодно, лишь бы это было что-нибудь новенькое: астрологию, гадание на картах, разные модные поветрия, политкорректность… Человеческое «я» устремлено на внешнее, захвачено потоками образов, информации, которые обрушиваются на него из телевизора, компьютера, мобильного телефона и от которых не останется и следа. Технократическая цивилизация, опирающаяся на финансы, устанавливает свою гегемонию над умами людей. Новые, эфемерные идолы возникают среди кинозвезд, в мире спорта или политики. Под якобы чистой и стабильной рациональностью прячется столько предрассудков, насилия, экзистенциальных проблем, чувства вины или скрытого реванша иррациональных сил, и это хорошо известно психиатрам, работающим с этой оборотной стороной рациональности.

Те, кто бросаются в такие верования, ни за что не поверят христианству. Верить по-христиански становится невозможно. Образованный, здравомыслящий человек, открытый всем мировым ветрам, не может быть христианином. Конечно, частично ответственно за это и само христианство. Для митрополита Антония его язык закоснел, потерял жизненную силу и ясность, стал недоступен непосвященным. Так, согласно опросу, проводившемуся в современной Франции, около сорока процентов христиан больше не верят в воскресение. Большинство из них воспринимает Христа как простого человека и, чтобы сделать весть о воплощении более доступной, ее преподносят как миф и символ.

Современный человек страдает какой-то фундаментальной слепотой. Если бы он только осознал, до какой степени ослеп, то молил бы об исцелении изо всех сил. Видимый мир говорит сам за себя, он наша естественная среда. Невидимый же мир приходится искать, он не так-то легко дается. Христос – путь, нам надлежит ринуться вперед по этому пути, как бросаются в атаку:

Мы ослеплены миром вещей и забываем, что он мелок, лишен той глубины, какой наделен человек (5, с. 29).

Невидимое открывает новые горизонты. За пределами миллиардов звезд или бесконечно малых частиц атома открывается другой мир, невидимый невооруженному глазу, который можно постичь лишь внутренним зрением. Стало модно утверждать, что вера – это поражение разума, что она утверждает себя тогда, когда человеку не хватает рациональных аргументов перед лицом трагедии или абсурдности мира. Но такая точка зрения чужда опыту христиан, для которых вера – это уверенность в невидимом (Евр. 11: 1). Вера не ограничивается словами, дефинициями, традициями, даже самыми уважаемыми, но только через веру мы можем утвердиться в уверенности, что невидимое реально (5, с. 32). Невидимое стяжает большую реальность, большую глубину, чем видимый мир. «По-настоящему можно видеть только сердцем, главное невидимо для глаз», – говорит Лис Маленькому принцу. В полноте такой пример дает апостол Павел, когда говорит: …уже не я живу, но живет во мне Христос (Гал. 2: 20). Он достигает тем самым полноты в Боге, это тот опыт, который пережил и владыка Антоний (Блум), поставивший Христа в центр своей жизни.

Человек может ощущать себя ничтожной и хрупкой пылинкой, «небытием, в сравнении с бесконечностью, или всем сущим, в сравнении с небытием», по Паскалю, постоянно расширяющейся безмерностью:

Но стоит нам обратиться внутрь себя – и мы обнаруживаем, что всей этой необъятности не достанет, чтобы заполнить нас до краев. Весь тварный мир, словно песчинка, исчезает в глубинах нашего существа: мы слишком необъятны, чтобы он мог заполнить, преисполнить нас. Это может сделать только Бог, Который сотворил нас для Себя, в Свою меру. По словам Ангелиуса Силезиуса, «я столь же велик, как Бог; Бог так же мал, как я» (5, с. 29–30).

В человеческом сердце открывается глубина, укорененная в безбрежности Бога.

Церковь сегодня, по митрополиту Антонию, больше не занимается обучением, воспитанием, вдалбливанием дисциплины жизни, аскезы сердца и ума. Невозможно быть христианином задешево, говорит он, потому что быть христианином – это образ жизни. В эпоху Ветхого Завета можно было поступать в обход Закона, Христос беспощадно обличал лицемерие книжников и фарисеев. Но при Новозаветном Законе такой обходной маневр уже невозможен, потому что теперь в основе лежит любовь, а с любовью жульничество невозможно. Данте выразил эту чистую прозрачность человеческой любви такими словами:

 
Взор Беатриче не сходил с высот,
Мой взор – с нее. Скорей, чем с самострела
Вонзится, мчится и сорвется дрот,
 
 
Я долетел до чудного предела,
Привлекшего глаза и разум мой…
 

Чтобы поверить, важно оказаться в окружении таких свидетелей, как владыка Антоний (Блум), пересекавших невидимые миры. Воля и дисциплина особенно важны в начале пути. Слово «дисциплина» происходит от латинского discipulus (ученик), тот, кто нашел себе учителя и готов учиться у него любой ценой. Да, цена может оказаться высокой, как показывает пример Дитриха Бонхёффера, решившегося следовать за Учителем и воплотить Его идеи в жизнь до конца, вплоть до добровольной смерти за Него.

Еще современному человеку трудно верить из-за утверждения, что, на первый взгляд, за столько веков христианство мало что изменило в мире. Фейербах считал, что люди, раздавленные несчастьем жизни, создали себе проекцию человеческого духа, поместив ее в некие иллюзорные условия счастливой жизни. Мы знаем, как провалился этот утопический проект низвести на землю рай, эти «зияющие высоты», о которых в Советском Союзе писал Зиновьев. Владыку Антония возмущает сама мысль о том, что христианство ничего не изменило в мире.

Это грубая ошибка, потому что христианство изменило мир коренным образом: До Христа не было понятия того, что человеческая личность имеет абсолютную ценность (9, с. 12). Народы Древней Греции и Рима состояли как из свободных людей, так и из анонимной толпы, лишенной каких бы то ни было прав. Понятие, что самый ничтожный человек имеет такую же ценность, как самый высший в глазах людей, пришло с учением Христа, с провозглашением того, что именно так Бог относится к каждому из нас, ко всем людям (9, с. 12). Точно так же апостолы, которых было вначале всего двенадцать человек, перевернули весь мир, провозгласив веру в человека, и веру в Бога, и новую жизнь, за которую многие из них заплатили ценой собственной жизни.

Наш автор призывает нас вернуться к вере как душевному труду в этом мире, утратившем иллюзии и разъедаемом безжизненным скептицизмом, но продолжающем при этом оставаться также миром солидарности и любви. Евангелие может стать источником обновления для обретения подлинных ценностей, на которых строятся гуманистические и христианские принципы Европы и всего мира. В нашу эпоху Бога нередко упрекают за то, что Он молчит. Но Он не может навязать нам Свое всемогущество, потому что, как говорит святоотеческое высказывание, Бог может все, кроме одного: Он не может заставить человека любить.

3 день
Психология и духовный опыт

Это ясно показывает эпизод из жизни отцов пустыни. Один из них с учениками подходит к воротам Александрии. По дороге навстречу приближается прекрасной внешности женщина. Ученики покрывают лица плащами-мантиями, чтобы не впасть в искушение. Они, возможно, избежали искушения плоти, но не любопытства: из-под плащей-мантий они наблюдают за своим наставником и с возмущенным изумлением видят, что он во все глаза рассматривает женщину. Когда она входит в город, они опускают мантии и спрашивают: «Как же ты поддался искушению смотреть на эту женщину?» И тот с печалью отвечает им: «Как же нечисто ваше сердце! Вы увидели в ней только предмет искушения, а я увидел в ней чудное творение Божие» (11, с. 193).

Митрополита Антония, пересказывающего этот отрывок из «Изречений египетских отцов», удивляет не то, что ученики закрыли лица плащами, чтобы избежать искушения, но то, что они заподозрили в слабости, недостойной в их глазах, своего наставника. Конечно, монахи ведут тяжелую духовную битву с такими искушениями в пустыне, где женщины встречаются редко. Тут, очевидно, они еще не обуздали свои неосознанные стремления. В своем ответе наставник акцентирует внимание не на моральной стороне дела – нечисто ваше сердце, – но позволяет ученикам заметить свое восхищение красотой творения Божия.

По Книге Бытия, при сотворении мира Бог видит и говорит, что это хорошо. Слово, которое здесь используется, означает также красиво: Бог видит, что это красиво. Бог – одновременно и всеобщий источник доброты (моральный аспект), и всеобщий источник красоты, восхищения. Творениями, вышедшими из руки Творца, можно любоваться в их красоте и в чистоте их сердец.

По Книге Бытия, люди и вещи были созданы из изначального хаоса. Бог выхватил из него то, что могло возникнуть как нечто прекрасное:

Мне кажется, бессознательное очень похоже на этот хаос, и, если вы стараетесь отсечь хаос, вы можете отсечь и то, что позднее могло бы возникнуть не в уродливой форме, хотя, пока оно в области хаоса, оно, возможно, и уродливо (18, с. 871).

Все живое призвано расти и созревать постепенно, как новорожденный ребенок. Да, мы знаем, что развитие человеческой личности может быть нарушено проблемами с бессознательным, неврозами. Кто-то однажды спросил митрополита Антония, нужно ли обращаться к психотерапевту. Конечно, ответил он, но только при невозможности другого решения проблемы. Потому что человек «честный», в библейском смысле этого слова, то есть тот, кто ведет жизнь пред лицом Божиим, всегда сможет справиться с любой опасной ситуацией, если он поборол в себе страх. Когда нашу психику наводняют сомнение, страх, смущение, замешательство, нужно не прятаться от них, но смотреть им в лицо, видеть подлинный их масштаб, чтобы суметь их преодолеть. Если это не получается, то лучше пока отложить решение проблемы, это знак того, что в настоящее время мы еще недостаточно зрелы для нее. Обращение за внешней помощью может оказаться необходимым, а может значить всего лишь сдачу позиций, отказ от усилия: люди становятся неспособными справляться с самими собой или с внешними вызовами (18, с. 874).

Часто верующих упрекают в том, что они верят в невидимый, неосязаемый мир. Но митрополит Антоний постоянно к этому возвращается: любой человеческий опыт, который мы называем духовным, мы воспринимаем и в глубинах психики, и в сфере сознания. Он становится нашим жизненным опытом, то есть об этом же говорят и заслуженные психологи, затрагивая сокровенную глубину человека, ум, сознание, психику.

Все это при условии, что то, что относится к области веры, станет частью жизненного опыта, иначе это пройдет, не оставив следа. Христос, как мы знаем, покорил сердце юного Андрея Блума именно тем, что предстал ему не в виде идеи, доктрины или моральной сентенции, но как живая Личность, истинность Которой не вызывала сомнений.

Рассказывая об этом, владыка Антоний любит приводить название книги Андре Фроссара «Бог существует, я Его встретил».

Медик по образованию, он любит говорить о страдании. В нашей мягкотелой цивилизации люди боятся страдать, не осмеливаются посмотреть страданию в лицо, вот почему они прибегают ко всякого рода транквилизаторам, вплоть до того, что порой страх страдания превосходит само страдание. Разумеется, речь идет не о тех степенях страдания, которые выше человеческой выносливости. Из опыта госпиталей, концентрационных лагерей, вплоть до пыточных камер, люди оказываются в состоянии вынести гораздо больше, чем сами ожидали, с мужеством, которого, может быть, даже не предполагали в себе. Но они сумели это сделать потому, что выросли в полную меру своего человечества, в полную меру своего человеческого достоинства.

Пользуясь такой оптикой, митрополит Антоний призывает приобщать молодых и не очень молодых людей к тем подлинным ценностям жизни, что достойны Человека, достойны Общества и достойны самой Жизни. Речь идет о воспитании способности встречать страдание мужественно, храбро, относиться к нему как к школе, в которой человек может вырасти во весь рост, в подлинную свою меру. Без этого люди не найдут покоя, будут жить со страхом, укоренившимся в телах, со смертью, рыскающей вокруг. Страдание, болезнь, любой кризис могут нас раздавить, если застанут врасплох и без защиты, неспособными ответить на них.

В «Послании к Евреям» вера определяется как уверенность в невидимом (Евр. 11: 1). Митрополиту Антонию приходилось принимать людей, приходящих к нему со своей неуверенностью, ранами, проблемами. Что им сказать, что сделать? Он берет Евангелие, протягивает его пришедшему, просит его прочесть и отметить, какие места оставляют его безучастным, какие отталкивают, но отметить и другие, те, от которых у нас, как у путников по дороге в Эммаус, загорается сердце. Нужно искать такие места, говорит он,

которые освещают наш ум, подвигают всю нашу волю; они дают жизнь и собранность всему нашему духовному и телесному существу. Эти места указывают, в чем Бог и Его образ в нас уже совпадают, места, где мы уже хотя бы на мгновение, хоть в слабой степени, но являемся тем, чем мы призваны стать в конечном итоге (11, с. 199).

Евангелие в этом отношении подтверждает то, о чем говорит психоанализ.

Бывают универсальные виды уверенности в невидимой реальности: красота (изумление перед красотой звездного неба или симфонии Моцарта), любовь (увидеть красоту женщины, даже если она дурнушка, потому что мы ее глубоко любим). Можно добавить к этому, как любил повторять митрополит Антоний, что невозможно стать христианином, если не увидел хотя бы раз, в глазах хоть одного человека сияние вечной жизни.