Текст книги "Мудрый лев и коварный верблюд"

Михаил Фишельман
Мудрый лев и коварный верблюд

© Михаил Фишельман, 2019

© Интернациональный Союз писателей, 2019

* * *

Фишельман Михаил Григорьевич, родился в Карелии 13 апреля 1936 г. В 1944 г. оказался в г. Ростове-на-Дону, куда перевели отца с фронта. Здесь, в Ростове-на-Дону, и прошла моя жизнь. Окончил школу и Ростовский-на-Дону институт сельскохозяйственного машиностроения. По распределению работал три года в г. Орске Оренбургской области. В 1963 г. вернулся в Ростов-на-Дону.

В ростовских газетах «Вечерний Ростов» и «Комсомолец» публиковал фото и стихи. В частности, опубликовал фото первых кубинцев, которые прибыли в Ростов для получения рабочих специальностей.

Выйдя на пенсию, в 1996 г. репатриировался в Израиль с женой Евгенией и сыном. В Израиле опубликовал две небольшие книжки: «Записки инженера советского периода» и «Вера, право выбора, парадокс мировой истории». Подготовил к изданию книгу стихов, написанных в основном в Израиле. В Санкт-Петербурге проживает дочь Марина с семьёй – мужем и двумя детьми, нашими внуками.

Давным-давно жил на нашей прекрасной земле лев. И была у него большая и дружная семья. Потому что наш лев был заботливым, весёлым и смелым главой семейства. И было это в те давние времена, когда все звери строго соблюдали законы, установленные Всевышним для каждого из них, и когда земля наша была ещё прекраснее: в Кинерете вода переливалась через края берегов, а рыба играла и, выпрыгивая из воды, сама попадала в лодки рыбаков. Густые леса покрывали горы и холмы, и было на деревьях столько плодов, что большую их часть не успевали снять, и они зрели и истекали на землю сладким мёдом. А у тучных коров, овец и коз молоко сочилось из вымени и тоже капало на землю. И всем было понятно, почему Всевышний назвал нашу землю текущей молоком и мёдом. И в те же времена на приличном отдалении от нашей прекрасной земли, в пустыне, жил верблюд. Когда Всевышний осматривал своё творение, пустыня, прекрасная в своём роде, показалась Ему слишком пустынной и скучной, и Он создал верблюда, хорошо приспособленного для жизни среди песков, барханов и колючек. Ведь верблюд с удовольствием ест эти колючки, а воду носит в своих горбах на спине, поскольку колодцы с водой отстоят друг от друга на очень большом расстоянии. Никто в мире не может чувствовать себя так хорошо в пустыне под ярким жгучим солнцем, как верблюд. А именно у этого верблюда, которого звали Тафа, в отличие от его сородичей, был очень плохой характер. Он носился по пустыне, вместо того чтобы плавно и достойно перемещаться по ней, качаясь, как корабль на лёгкой волне. Приставал ко всем и каждому с ненужными разговорами, задевал и не к месту мог обидеть любого. Он уводил с проторённых троп незнакомых с ним верблюдов в места, от которых до ближайших колодцев нужно было идти много-много дней. Он не обзавёлся семьёй, потому что из-за своего характера сам не мог ужиться с кем-либо и другие были не в состоянии его переносить. В конце концов он настолько всем надоел, что на Совете всех верблюдов было решено изгнать его из их родной пустыни. Это решение Совета верблюдов сильно разозлило Тафа. И он без сожаления покинул свою родину и ушёл куда глаза глядят. Ведь он думал, что вся земля, как и его родина, пустыня, и нисколько не боялся. Но очень скоро понял, как сильно он ошибался. Как только он удалился от центра пустыни на приличное расстояние, стал замечать изменения, происходящие вокруг него. Появились невиданные им растения, и даже такие, которые были выше него, верблюда. По земле сновали мелкие и крупные животные, совсем непохожие на змей пустыни – ползучих тварей. Они бегали, прыгали, залезали на высокие растения, порой и пугали неслыханными им криками. И не раз приходилось ему убегать от них и прятаться в густых зарослях, обдирая бока и раня ноги. Всё меньше и меньше находил он любимых колючек, а воды было так много в ручьях, речках и озёрах, что его даже мутило от одного её вида. Деревья отбрасывали на землю густую тень, непривычную для него, в которой можно отдыхать в жаркий полдень, а ночи не были такими холодными, как в пустыне. От всей этой красоты и изобилия Тафа заболел и, наверное, умер бы вскоре, если бы не его дальний родственник – осёл. Осёл жил на западной границе Иудейской пустыни, недалеко от того места, куда забрёл Тафа. Пустыня эта примыкала к той земле, в которой жила большая и дружная семья льва. Эта пустыня не была такой суровой, то есть жаркой и сухой, как та, из которой пришёл Тафа. Осёл – а звали этого осла Гефрит – пожалел верблюда, своего дальнего родственника, и отвёл его в то место, где жил сам и жила его семья. Ведь он не знал, какой у Тафа вздорный характер, а если бы и знал – не оставлять же его, попавшего в беду! В почти привычной для него обстановке Тафа быстро поправился и, конечно, из-за своего характера нисколько не изменил свой образ жизни. Прежде всего он стал искать по всей Иудейской пустыне своих братьев-верблюдов, ведь ему очень хотелось устроить им какую-нибудь гадость. «Из-за того, что они изгнали меня, я так настрадался и чуть не умер!» – твердил он постоянно Гефриту. Благо, что осёл никак не реагировал на выходки непоседливого Тафа. И это понятно: те, кто хоть немного знаком с ослом, знают, что более невозмутимого и выносливого животного, чем осёл, нет на свете. Если его не беспокоить, осёл будет часами стоять или лежать на солнцепёке, пережёвывая жвачку. А если беспокоить, как это постоянно делал Тафа, он будет так же молча пережёвывать свою жвачку, лишь изредка, когда уже совсем становится невмоготу, неожиданно, быстро перебирая своими тонкими ножками, перебежит на новое место в надежде, что Тафа от него отстанет. У спокойного, меланхоличного осла было большое преимущество (впрочем, как и у верблюда) перед другими животными: его обходили стороной хищные звери. То ли из-за его дурного запаха, то ли из-за его толстой шкуры, а может, просто вокруг было достаточно более приятных и вкусных животных. Уж так создан этот мир: раз ты хищник, то и питайся другими, более слабыми животными. А с другой стороны, страшно представить, что было бы на земле, если бы не было хищных зверей. Впрочем, что-то подобное и случилось на нашей земле, и об этом вы узнаете, если дочитаете эту сказку до конца. Только невозмутимость и спокойствие Гефрита помогали ему переносить выходки Тафа. И при этом он даже пользовался иногда услугами последнего. Гефрит, как и все ослы, любил бананы – эту его слабость вскоре заметил и использовал в своих интересах Тафа. Гефрит очень любил бананы. Но, как известно, растут они довольно высоко от земли, и он не всегда мог дотянуться до них. И поэтому частенько обращался к Тафа, который был почти в три раза выше, если учесть его длинную шею. Он доставал гроздь бананов на любой высоте и легко обрывал её. На появление верблюда вблизи владений львов глава семейства не обратил никакого внимания, а тем более и все остальные львы, львицы и их львята. Ни внешний вид, ни запах совершенно не привлекали их внимание к нему. Да и Тафа так боялся этих грозных животных, что позволял себе только с почтительного расстояния наблюдать за жизнью семейства. А посмотреть было на что… Днём, когда солнце подбиралось к зениту, всё семейство перебиралось под густые кроны деревьев, и в тени, которую те щедро отбрасывали на землю, львы, львицы и львята разного возраста и размера располагались в самых живописных позах. При этом львята поменьше и самые маленькие резвились совершенно как котята, не стесняясь задевать старших и порой получая хорошие затрещины. Ведь взрослые львы и львицы ночью охотились, заботясь о том, чтобы вся большая семья была сыта. И днём им просто необходим был отдых. Львята постарше устраивали турниры… Они с самым серьёзным видом набрасывались друг на друга, устраивая свалки, и их тела так переплетались в жёлто-серые копошащиеся холмики, что ни одна мама-львица не смогла бы найти, а тем более вытащить из этой кучи своего львёнка. Устав от этой «жестокой» борьбы, в которой, конечно же, никто не пускал в ход свои острые когти и крепкие зубы, львята расползались в разные стороны и моментально засыпали. А порой, усталые и довольные, они так и засыпали друг на друге, не обращая никакого внимания ни на жаркий летний воздух, ни на горячие тела своих братьев, окружающих их. Тафа никогда не видел, как охотятся львы. Во-первых, он просто боялся, хотя уже понимал, что львы и не думают на него нападать. Во-вторых, это происходило либо в предвечернее время, либо ночью. А в это время он отправлялся в одно из выбранных им мест, где и устраивался на ночлег. Ему вполне хватало тех воплей и топота, слышимых за много километров, которые заставляли его вздрагивать и крепче прижиматься к ещё не остывшей земле. Но как трапезничали львы, ему не раз удавалось подсмотреть. Сначала ели взрослые львы и львицы, а потом уже львята постарше и самые маленькие, для которых эта трапеза была той же игрой. Ведь они ещё питались молоком матери, а участие в трапезе приучало их к виду поверженных животных и запаху мяса. Смешно наблюдать, как малыши крутились вокруг жертвы, мотали головами, падали и пытались изо всех сил оторвать кусочек мяса, что им, конечно, не удавалось. При этом они настолько вымазывались, что их мамам приходилось подолгу вылизывать малышей. Мамы недовольно ворчали, но после сытной еды и в предвкушении сладкого сна они продолжали поочерёдно умывать малышей, иногда так и засыпая с высунутым изо рта красным и влажным языком. Эти картины благоденствия и умиротворения раздражали Тафа. И чем больше он наблюдал за дружной семьёй львов, тем больше росли в нём раздражение и неприязнь ко львам. Взрослые львы и львицы, окружённые многочисленными детьми, то бурно резвящимся, то отдыхающим в живописных позах в тени раскидистых деревьев, не имели никакого представления о тех чувствах, которые так часто овладевали верблюдом Тафа. Эти чувства – меланхолия, переходящая частенько в раздражительность, а затем и в злость, беспричинная тоска – происходили от его характера и от того образа жизни, который он выбрал сам. Одинокий и завистливый, Тафа любил только самого себя… Так и не найдя своих сородичей (конечно, если не считать его дальнего родственника Гефрита), Тафа, который не мог жить спокойно без того, чтобы не устраивать гадости кому-либо, решил, что пора заняться семейством львов. Конечно, ни одну голову в мире никто и никогда не назовёт умной, если она, вместо того чтобы думать о хорошем (о дружбе, о весёлых играх с товарищами, о помощи тем, кто попал в беду, или о помощи слабым и старым), думает только об одном: кому бы и как бы устроить гадость. Ведь даже родственник верблюда – осёл, хоть и очень упрямое животное, никогда и никому не делал ничего плохого. В его голове мысли перемещаются так медленно, что можно считать (и его поведение доказывает это), что их нет там совсем. Он может уснуть на ходу и, если его не остановить, сонный будет продолжать идти, пока не упрётся в дерево или, например, в… слона, который при этом крепко поддаст ему по одному месту и, возможно, всё-таки разбудит его. Но мы уже знаем, что Тафа – верблюд особенный. Именно поэтому его сородичи прогнали Тафа подальше от себя. Просто пристать ко львам или съесть всех окружающих животных, которые необходимы львам, он не мог. Такой фокус он проделал однажды на своей родине… Он съел все колючки вокруг места проживания его сородичей и, хотя после этого у него сильно раздулся и долго болел живот, а от колодца с водой он не мог отойти целый месяц, мысль о том, что его братья-верблюды вынуждены бродить по пустыне под жарким солнцем в поисках еды, почему-то радовала его и даже на некоторое время успокаивала боль в желудке. Вот таким был этот наш Тафа. Поэтому ему пришлось долго думать и соображать, как покрепче насолить львам, то есть испортить такую прекрасную их жизнь на земле, текущей молоком и мёдом. А если удастся его план, прогнать их большую семью и свободно разгуливать, поплёвывая в разные стороны. А это занятие – плеваться – очень нравилось Тафа. Поскольк

...

конец ознакомительного фрагмента