Книга: Мост через канал Грибоедова - Михаил Гаёхо

2. Для слова "коробка" всё решается по аналогии. Всего вариантов извлечения букв имеется двадцать один. Чтобы получилась "кобра", оставлены должны быть "К" и "О". Эти буквы встречаются дважды, что даёт четыре случая. Для слова "краб" сразу берём "Р","А","Б" (они однократны), а далее из 4 букв добираем две, чтобы не остались в стороне "К","К". Таких способов пять.

Один из этих текстов процитирован из книги (с уточнениями, чтобы было понятно, о чем речь), а другой взят на сайте по решению задач на вероятности. Ответ проверьте в комментариях. Чтобы вести статистику, давайте те, кто угадал, ставят плюс под комментарием "Угадал(а)", а те, кто не угадал ставят плюс под "Не угадал(а)".

А теперь к рецензии...

Настолько сюрреалистической-гипнотической книги я еще не читала. Таким скупым математическим идеально (до буквы!) продуманным текстом книга погружает читателя в транс: чтобы погрузить человека в транс, нужно пустить перед глазами картинку и начать размеренно считать, что и происходит на первых страницах книги. После того, как читатель оказался в книжном трансе и уже не может оторваться от книги, автор вливает ему в сознание собственную картину мира и окружающую обстановку продолжая подпитывать транс, возобновляемым иногда счетом.

Когда читатель в окончательном плену, и вместе с главным героем Носиковым совсем не отличает сна от реальности и иногда сомневается, существует ли мир вокруг него, и реален ли мост через канал Грибоедова в данный момент, автор с инженерной точностью модифицирует сознание читателя теорией и философией снов и постепенно выводит читателя из транса.

Транс закончился, измененное сознание вернулось. Мир перевернулся с ног на голову.

Читайте, если любите сюр, психологизм, чужие сны и картины Дали. Не смогла дочитать, потому что мне в книгах хочется больше экшена.

Если абсурд сказки (мой любимый Абарат, хочу к тебе!) я могу принять, то абсурд пьяных снов мне противен. Соответственно, как только невдалеке от сюжета проходила девочка с чучелом в сумочке - я оживала, а как только герой что-то очередное наливал или выпускал очередные комплексы на выпас - меня мутило.

Дань постмодернизму конца 20 в. как игры с текстом, или, скорее, футуризму начала 20 в. (недаром отмечено сходство с Хармсом) - операции с заменой букв и странные имена, которые оживают, не всегда давая на выходе полноценных оживших личностей.

Дурацкая структура текста: совсем простой язык, напоминающий опять же истории Хармса, - и вдруг наукоподобный трактат в середине, слишком большой, чтобы считать, что он оригинально оттеняет якобы простоту изложения.

Многовато апелляций к детству, воспоминание о музее, девочке, бабушке, маньяках-стариках (очевидная детская фобия) изредка создают трогательное настроение, но чаще рисуют образ героя (автора?!) неудачника-инфантила, который не может вырасти из детских комплексов.

Тое самае па-беларуску Не буду арыгінальнай, калі скажу, што гэта дзіўная кніга. Сумбурная, бессюжэтная, безыдэйная, няроўная, несіметрычная, кранальная і хваробная. Перапляценне сноў, летуценняў, падсвядомых страхаў і надзей, ніці якіх цягнуцца ў дзяцінства героя. Прайграванне розных магчымасцяў, абсурд рэальнага і нерэальнага. Паўтаральнасць сноў - як паўтаральнасць будняў: на мосце праз канал Грыбаедава можна піць піва, гарэлку, нічога не піць, сустрэць сябра, ворага, адначасова сябра і ворага, не сустрэць нікога...

Калі абсурд казкі (мой любімы Абарат, хачу да цябе!) я магу прыняць, то абсурд п'яных сноў мне гідкі. Адпаведна, як толькі непадалёк сюжэту праходзіла дзяўчынка з пудзілам у сумачцы - я ажывала, а як толькі герой нешта чарговае наліваў або выпускаў чарговыя комплексы на выпас - рабілася моташна.

Даніна постмадэрнізму канца 20 ст. як гульні з тэкстам, ці, хутчэй, футурызму пачатку 20 ст. (недарэмна падабенства да Хармса) - аперацыі з заменай літараў і дзіўныя імёны, якія ажываюць, не заўсёды даючы на выхадзе ажылых паўнавартасных асобаў.

Дурацкая структура тэксту: зусім простая мова, якая нагадвае зноў жа гісторыі Хармса, - і раптам навуковападобны трактат у сярэдзіне, занадта вялікі, каб лічыць, што ён арыгінальна адцяняе нібыта простасць выкладу.

Зашмат апеляцый да дзяцінства, успамін музея, дзяўчынкі, бабулі, маньякаў-старых (відочная дзіцячая фобія) зрэдку ствараюць кранальны настрой, але часцей малююць вобраз героя (аўтара?!) няўдачніка-інфантыла, якія не можа вырасці з дзіцячых комплексаў.

Одним из инструментов познания выступает литература. Писатели в своих методах работы наиболее приближены к созданию оптимальной модели, объясняющей порядок и смысл вещей в мире, а также указывающей, как лучше обустроить жизнь для полноценного развития способностей и самореализации как можно широкого числа индивидуумов.

Не остаться потерянным в сложившейся системе ориентиров для пишущего человека – это значит быть на острие общественных мнений о сохранении лучшего, а также будущих успехах и прорывах.

Взяться за рассмотрение этого важнейшего аспекта Михаила Гаёхо, одного из российских писателей, подвигли обострившиеся в обществе настроения, связанные с нравственным выбором, отношением к власти, терпением и социальным неравенством.

«Мост через канал Грибоедова» в этом отношении нужное и своевременное произведение. Описав отдельную судьбу героя, автор поднимает тему иллюзий и реальности. Думы, сновидения, поступки и действия – во всём Сергей Носиков, так зовут главного героя, ищет спрятанный смысл. Опыт написания им своих рассказов приходит как вполне ожидаемое решение. Но, странным образом, вымышленные события и герои становятся реальными. Ситуацию осложняют давние детские вымыслы Носикова, приводя мир в соответствии с литературными принципами материализации художественных образов.

Книга заслуживает вдумчивого чтения. Обращая внимание на присутствующие литературные приёмы, можно полнее восхититься красотой формы и смыслом содержания. Герои, как можно доступнее для понимания, выведены цельными натурами и похожи на вполне обычных людей. Их мысли, поступки служат своеобразным ключом к переходу к глубинам проводимых автором идей.

Главной идеей произведения, своеобразным месседжем в будущее, является тревога за необратимые изменения человеческой сущности. Мысли, чувства, эмоции – это биологическая программа сохранения вида стала давать сбои. Это относится к разнообразным негативным явлениям. Обрывается связь поколений. Молодые люди уже не могут по-настоящему выражать себя, оставаясь равнодушными на любое из протекающих событий, когда именно эмоция, как ответная реакция на импульс, должна делать жизнь осмысленной. Бесчувственность не может быть оправдана. Теряя эмоции, человек превращается в бумажный кораблик. Его несёт по жизни, мало что заботит, и предельно ясно, какой след он оставит потомкам. Нельзя забывать и о реалиях современной цивилизации. Быстрый ритм жизни, бесконечные средства коммуникации, несоответствующий для сохранения здоровья ареал обитания – всё это не оставляет выбора человеку. Но пока общественные институты поддерживают пошатнувшееся равновесие возможностей и хаотического развития условий. Но это не может продолжаться вечно. Требуются осмысление и переход к более приемлемым способам управления.

Важную функцию в истории «Мост через канал Грибоедова» выполняет юмор, но не в прямом значении произвести комический эффект. Он возвышает читателя над ситуацией, наполняет сознание не обыденным пониманием, а обостренным пограничным погружением в смысл прочитанного.

М. Гаёхо не относит свою книгу к какому-либо жанру прозы, расширяя её рамки как литературного явления. Философское исследование в свободной форме, психологический портрет поколения – оценки для этой истории могут быть самые разнообразные. Но её нужно прочитать, чтобы впоследствии задуматься о своём месте и быть готовым осуществить необходимые спасительные меры.

Книга Михаила Гаёхо «Мост через канал Грибоедова» только подтверждает мнение, что невозможно сегодня казаться предпочтительнее, чем ты есть на самом деле. Современному человеку необходимо больше задумываться, стараться полнее выражать себя, чувствовать жизнь и других, эмоционально отдаваясь каждому мгновению пребывания на Земле.

И начиналось всё так бодро, как я люблю. Скупой слог вкупе с короткими главами был приятен. Я собиралась поставить 4, потому что хорошо, но не шедевр. Ближе в середине создалось впечатление, что автор объелся кислоты, а вместе с ним и герой, и сюжет, и ты. Смотришь ковёр, видишь бред сивой кобылы, с трудом что-то понимаешь и дифференцируешь. Тут я хотела поставить 2.

После начались умные вещи про сны и реальность с упоминанием обязательного в этом деле Зигмунда Фрейда, и хотя я рассчитывала всё же на художественную книгу, я была согласна на 3.

Но тут снова начался ковёр. Просто ошеломительный ковёр. И хотя есть верные мыли про "каждый сам строит свою реальность" и переходы между мирами вполне максфраевские (картины на стене в тёмной комнате, мосты, сны), всё не то и не так. Вдруг всплывает влюблённость, которая проглядывалась ещё в начале фильмпа. Но так и же и пропадает на дне морском.

А потом — динозавры и «Чёрный квадрат»

И этот эффект достигается не за счет какого-то особого цветистого языка, наводящего морок — напротив, язык достаточно лаконичен. Стиль изложения вкупе с абсурдностью происходящего и особым чувством юмора напоминает короткие истории Хармса. Можно открыть книгу в любом месте и посмотреть, как начинается глава

Носиков шел вдоль канала Грибоедова и пел "Я свободен". Вдруг он услышал электрическую дрель на другой стороне улицы. Носиков перестал петь "Я свободен" и запел "Эле-эле-эле дрель"».

Разве не похоже?

Особенно живо вспоминаются псведохармсовские "Однажды Пушкин переоделся Гоголем" каждый раз, когда главный герой Носиков представляет себя своим приятелем Жуковым.

«Однажды Носиков представил себя Жуковым и так шел по улице. <…> И какой-то незнакомый человек с черной бородой и усами вдруг придержал шаг и поздоровался с Носиковым. "Он просто со мной поздоровался или он поздоровался со мной как с Жуковым?" — подумал Носиков, отвечая на приветствие».

Но бог с ним, с Хармсом, вернемся к пространству сна. Оно в романе создается путем смешения всевозможных реальностей (сна, яви, литературного вымысла). И отличить одно от другого, заодно испытав чувство пробуждения, можно уже только постфактум, когда эта смешанная реальность поворачивается своей другой гранью.

Возникающие при таковом смешении противоречия призвана снять теория о творении мира ежемоментно. Прошлое — изменяемо и вариативно. Прошлое создается с каждым новым миром, приспосабливаясь под условия задачи. Ср. у Пелевина в «Чапаеве и Пустоте»: Память уверяет нас, что вчерашний день действительно был, но как знать, не появилась ли эта память с первым утренним лучом?»

О Пелевине, кстати, напоминает и сама конструкция романа: герой оказывается в некоторых странных обстоятельствах, потом появляются знающие люди, которые объясняют ему, как устроен мир, и эти объяснения — идеологически самые главные куски текста.

Но довольно сравнений! На самом деле, это совершенно удивительный роман, ни на что не похожий, и даже Татьяна Толстая в предисловии пишет, что ей такие еще не попадались. А я же, пока читала, периодически захлопывала книгу и, восклицая «Чумааа!» начинала бегать по квартире туда-сюда.

В общем, чтение «Моста через канал Грибоедова» — это такой особый кайф, который я всем своим читающим и понимающим друзьям советую испытать :)

P.S. А вот загадочный и непостижимый Михаил Гаёхо в Школе Злословия: http://video.yandex.ru/users/macheha2009/view/225