Текст книги "Множественность лиц на стороне работодателя. Научно-практическое пособие"

Представляется, что первый из рассмотренных вариантов вполне может претендовать на признание за собой титула солидарно-долевого обязательства, но второй вариант мы им наделить не можем. В самом деле, если кредитор может потребовать от должника (должников) исполнения лишь в определенной доле, то второй вариант ничем принципиально не отличается от первого. Следовательно, каждый из кредиторов может потребовать полного исполнения. Тогда получается, что вся «долевость» переносится на отношения между кредиторами после получения исполнения от должника. Однако это уже не имеет отношения к первичному обязательству и никак не повлияет на характер и способ его исполнения[53]53
  Долевое обязательство может возникать и между кредиторами в обычном солидарном обязательстве после получения исполнения, однако никому не приходит в голову на этом основании называть последнее солидарно-долевым обязательством.


[Закрыть]. В данном случае солидарности должников никакого солидарного обязательства между должниками и кредитором (кредиторами) существовать не может. Допустимость же при этом существования обязательств с долевыми должниками и солидарными кредиторами вытекает из различий в природе солидарности и «долевости». Солидарность может проявляться в двух аспектах: объеме требования и исполнения в неразрывной связи с кругом лиц требования и исполнения[54]54
  Например, в случае, если кредитор может потребовать исполнения обязательства от любого из должников в полном объеме.


[Закрыть], и только в круге лиц требования и исполнения[55]55
  Например, в первом варианте ассиметричной солидарно-долевой множественности С.В. Сарбаша.


[Закрыть]. Долевой же характер обязательства всегда относится только к объему требования и исполнения. Следовательно, если солидарность исчерпывается кругом лиц требования и исполнения, то она вполне может совмещаться с «долевостью», поскольку та охватывает объем требования и исполнения. В случае если солидарность охватывает оба приведенных аспекта (как во втором примере С.В. Сарбаша), она уже несовместима с «долевостью», так как они оба будут сталкиваться на одном поле – объеме исполнения и требования. Однако из этого возможны исключения, когда дифференциация определенным образом круга лиц требования и исполнения может предотвращать столкновения между солидарностью и «долевостью» в объеме требования и исполнения. Например, может быть предусмотрена такая множественность лиц, когда несколько должников отвечают перед кредитором в равных долях (на каждого должника приходится по одной доле), а несколько должников – солидарно в пределах одной доли. Представляется, такое обязательство может именоваться солидарно-долевым обязательством.

В литературе обращается внимание на то, что не следует смешивать обязательства с множественностью лиц с теми случаями, когда один предмет выступает в нескольких обязательственных отношениях (например, имущество при субаренде), а также с исполнением третьим лицом, исполнением третьему лицу, обязательством в пользу третьего лица и представительством.[56]56
  Сарбаш С.В. Указ. соч. – С. 8—10. С этим утверждением мы не можем согласиться безоговорочно. Безусловно, все перечисленные случаи нельзя отождествлять с той конструкцией множественности лиц, которая существует в действующем законодательстве и общепринятых доктринальных представлениях. Представляется, эта конструкция не единственно возможная (об этом подробнее см. §3 настоящей главы).


[Закрыть]

Такова общая характеристика категории множественности лиц в обязательствах в гражданском праве России.[57]57
  Безусловно, тема множественности лиц в гражданско-правовых обязательствах неизмеримо обширнее, чем рассмотренные здесь вопросы (в частности, применительно к солидарной множественности нами не затронуты вопросы вексельной солидарности, возражений должников при солидарной множественности, влияния на солидарные обязательства иных, помимо зачета, оснований прекращения, уступка права требования при активной солидарности). Однако мы ставили своей задачей лишь дать общее представление о существующих в отечественном гражданском праве подходах к данной теме, а не детально рассмотреть ее.


[Закрыть]

§2. Множественность лиц в обязательствах и множественность лиц в правоотношениях

Обязательство традиционно понимается в литературе как относительное правоотношение, а термины «обязательство» и «обязательственное правоотношение» употребляются как синонимы[58]58
  Агарков М.М. Понятие обязательства по советскому гражданскому праву. – М., 1940. – С. 19, 34; Иоффе О.С. Общее учение об обязательствах // Иоффе О.С. Избранные труды: В 4 т. – Т. III. Обязательственное право. – СПб., 2004 (по изданию 1975 г.). – С. 51, 54 и др.; Лавров Д.Г. Указ. соч. – С. 11, 18, 31 и др.; Гражданское право: учебник. – Т. II. – Полутом 1. – 2-е изд., перераб. и доп. / отв. ред. Е.А. Суханов. – М., 2004 (гл. 28, §2, автор главы Е.А. Суханов); Гражданское право: учебник: В 3 т. – 6-е изд., перераб. и доп. / отв. ред. А.П. Сергеев, Ю.К. Толстой. – М., 2007. – Т. 1. – С. 571, 572 (автор главы – Н.Д. Егоров); Гражданское право: учебник: В 3 т / отв. ред. А.П. Сергеев. – М., 2009. – Т. 1. – С. 810, 814 (автор главы – А.А. Павлов).


[Закрыть]. При этом авторы, признавая за обязательством титул правоотношения, расходятся во взглядах на то, существуют ли взаимные (двусторонние) обязательства, т. е. такие обязательства, в которых обе стороны одновременно являются должником и кредитором (купля – продажа, подряд, перевозка, оказание услуг)[59]59
  Сторонниками существования таких обязательств являются, в частности: Кавелин К.Д. Права и обязанности по имуществам и обязательствам // Кавелин К.Д. Избранные произведения по гражданскому праву. – М., 2003 (по изданию 1879 г.). – С. 311, 312; Толстой В.С. Исполнение обязательств. – М., 1973. – С. 7, 8; Суханов Е.А. (Гражданское право: учебник. – 2-е изд., перераб. и доп. / отв. ред. Е.А. Суханов. – Т. II. – Полутом 1. – М., 2004 (гл. 28, §3, автор главы – Е.А. Суханов); Кабалкин А.Ю. Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации: В 3 т. – Т. 1. Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части первой (постатейный). —3-е изд., перераб. и доп. / под ред. Т. Е. Абовой, А.Ю. Кабалкина. – М.: Юрайт-Издат, 2007. (Комментарий к статье 307.)


[Закрыть]. По мнению противников положительного ответа на этот вопрос, здесь имеет место не одно взаимное обязательство, а несколько обязательств[60]60
  См., в частности: Новицкий И.Б., Лунц Л.А. Указ. соч. – С. 131, 132; Лавров Д.Г. Указ. соч. – С. 32—37; Сарбаш С.В. Указ. соч. – С. 43. Белов В.А. К вопросу о соотношении понятий обязательства и договора // Вестник гражданского права. – 2007. – № 4; Гражданское право: учебник: В 3 т. / отв. ред. А.П. Сергеев. – М., 2009. – Т. 1. – С. 813 (автор главы – А.А. Павлов).
  Справедливости ради, следует отметить, что, хотя С.В. Сарбаш прямо указывает на то, что из двусторонних договоров возникает, как минимум, два обязательства, одновременно с этим он использует термин «синаллагматические обязательства» (см.: Там же). Представляется, что одно исключает другое (если не придерживаться теории, что существуют некие «сложные» обязательства, состоящие из нескольких «простых» обязательств).


[Закрыть]. Оставляя как подробную критику, так и защиту каждой из этих концепций цивилистам, отметим, что отказ в признании за указанными правоотношениями наименования обязательства[61]61
  Хотя в этом случае возникает закономерный вопрос: а что тогда такое синаллагматический гражданско-правовой договор, если рассматривать его как правоотношение?


[Закрыть] не означает невозможности существования в таких правоотношениях категории множественности лиц. В самом деле, что представляет собой гражданское правоотношение[62]62
  Все нижесказанное о понятии гражданского правоотношении и его элементах, разумеется, не является единственно возможной точкой зрения, представляя собой лишь краткое отражение одного из наиболее распространенных подходов. Подробный анализ понятия и структуры правоотношений в предмет настоящий работы не входит. См., в частности, по этому поводу: Иоффе О.С. Правоотношение по советскому гражданскому праву / О.С. Иоффе; отв. ред. С.И. Аскназий. – Л., 1949; Кечекьян С.Ф. Правоотношения в социалистическом обществе. – М., 1958; Толстой Ю.К. К теории правоотношения. – Л., 1959; Чечина Н.А. Гражданские процессуальные отношения. – Л., 1962; Халфина Р.О. Общее учение о правоотношении. – М., 1974; Гревцов Ю.И. Проблемы теории правового отношения. – Л., 1981; Протасов В.Н. Правоотношение как система. – М., 1991; Скобелкин В.Н. Трудовые правоотношения. – М., 1999; Чеговадзе Л.А. Структура и состояние гражданского правоотношения. – М., 2004; Гражданское право: учебник: В 3 т. – 6-е изд., перераб. и доп. / отв. ред. А.П. Сергеев, Ю.К. Толстой. – М., 2007. – Т. 1 (автор главы – Н.Д. Егоров); Рыбалов А.О. Проблемы классификации гражданских правоотношений: дис. … канд. юрид. наук. – СПб., 2007; Гражданское право: учебник: В 3 т. – Т. 1 / отв. ред. А.П. Сергеев. – М., 2009 (автор главы – А.П. Сергеев).


[Закрыть]? Это общественное отношение, урегулированное нормами гражданского права[63]63
  По мнению А.П. Сергеева, с которым мы солидарны, одновременно с таким определением гражданского правоотношения имеет право на существование и точка зрения, согласно которой правоотношение – это идеальная модель взаимодействия участников реального общественного отношения, на которую они должны ориентироваться (Гражданское право: учебник: В 3 т. – Т. 1 / отв. ред. А.П. Сергеев. – М., 2009. – С. 115, 116). Эти подходы не исключают, а дополняют друг друга.


[Закрыть], к элементам которого относятся: субъекты (участники правоотношения), объект (поведение участников), содержание (взаимные права и обязанности участников) и основания возникновения, изменения и прекращения правоотношения (соответствующие юридические факты)[64]64
  Гражданское право: учебник: В 3 т. – Т. 1 / отв. ред. А.П. Сергеев. – М., 2009. – С. 118—124 (автор главы – А.П. Сергеев).


[Закрыть]. Субъекты и содержание – это самостоятельные элементы правоотношения. Следовательно, отличие содержания синаллагматического правоотношения от содержания обязательства (наличие прав и обязанностей у каждой стороны) еще не означает необходимости различия в их субъектном составе с точки зрения присутствия множественности. Соответственно, не исключена ситуация, при которой на стороне одного из субъектов будет выступать несколько участников, каждый из которых будет обладать правами и обязанностями по отношению к другой стороне. Могут возразить, что эта конструкция не имеет практического значения, поскольку такое правоотношение в любом случае можно «раздробить» на несколько обязательств и исследовать множественность лиц в рамках каждого из них. Представляется, что это не может служить достаточным основанием для того, чтобы отворачивать взор от множественности лиц в синаллагматических правоотношениях. Поскольку обязательства в двустороннем договоре носят несамостоятельный характер, т. е. находятся друг с другом во взаимосвязи, множественность лиц в одном из них, вероятней всего, будет откладывать свой отпечаток на другие обязательства и соотношение между ними[65]65
  На наш взгляд, даже признавая правомерность позиции о потенциальной возможности такого дробления и отрыва обязательств в правоотношении друг от друга, нельзя возводить ее в абсолют. Иначе мы дойдем до абсурда, поскольку получится, что синаллагматические правоотношения, возникающие из подавляющего большинства договоров, упомянутых в ГК РФ, есть ни что иное, как фикция, а в действительности наличествуют только набор «элементарных» обязательств. В этой связи представляется верным утверждение И.В. Елисеева, что в большинстве договоров гражданского права права и обязанности сторон настолько связаны, что разорвать их – значит разорвать содержание договора (Гражданское право: учебник: В 3 т. – Т. 2. – 4-е изд., перераб. и доп. / отв. ред. А.П. Сергеев, Ю.К. Толстой. – М., 2004. – С. 13). Правда, в результате возникает проблема оборотоспособности прав требования, которая порождает прямо противоположные подходы как в теории, так и на практике (об этом см. ниже).


[Закрыть]. Таким образом, последствиями, вызванными наличием множественности, окажется пронизанным все синаллагматическое правоотношение, и нет никаких оснований даже с чисто методологической точки зрения отказываться от изучения множественности лиц в рамках этого правоотношения в пользу такого изучения в рамках отдельных обязательств. Кроме того, как будет показано в дальнейшем, далеко не всегда множественность лиц в синаллагматическом гражданском правоотношении можно подразделить на множественность лиц в составляющих его обязательствах.

Теперь необходимо вкратце остановиться на вариантах классификации множественности лиц в синаллагматических гражданских правоотношениях. Традиционная классификация, используемая для множественности лиц в обязательствах, здесь не может быть применима в чистом виде, поскольку она предполагает, что одна сторона в обязательстве обладает только правами, а другая – только обязанностями.

В зависимости от того, на скольких сторонах присутствует множественность, можно выделять правоотношения с односторонней множественностью и правоотношения с двусторонней множественностью[66]66
  Вопрос о том, присутствуют ли в правовой действительности трех– и более сторонние правоотношения с множественностью лиц на каждой стороне, – мы оставляем открытым.


[Закрыть]. В свою очередь, из односторонних множественных правоотношений можно вычленить правоотношения с одним видом множественности (долевой, субсидиарной или солидарной[67]67
  Разумеется, если вести речь о классификации типичных видов, то такая множественность должна проявлять себя как в правах, так и в обязанностях. При отступлении от этого правила будут появляться особые виды множественности.


[Закрыть]) и правоотношения со смешанной множественностью (в частности, солидарно-долевые: например, когда обязанность передать товар лежит на продавцах солидарно, а право требовать покупную цену – в долях). Двусторонние множественные правоотношения можно подразделить на симметричные (когда на каждой стороне одинаковые виды множественности) и, соответственно, ассиметричные. Из правоотношений с симметричной множественностью можно выделить простую симметричную множественность (например, на каждой из сторон правоотношения присутствует солидарная множественность) и смешанную симметричную множественность (например, на каждой из сторон обязательства солидарно-долевая множественность). Аналогичная дифференциация возможна и по отношению к ассиметричной множественности: при простой ассиметричной множественности на одной стороне правоотношения один вид множественности (например, солидарная множественность), а на другой – иной вид множественности (например, субсидиарная); при смешанной ассиметричной множественности на разных сторонах будут разные смешанные виды множественности (например, солидарно-долевая и солидарно-долевая с субсидиарными участниками).[68]68
  Приведенная классификация носит схематичный характер и представляет собой, скорее, приглашение к обсуждению и попытку способствовать лучшему пониманию категории множественности лиц в правоотношениях, нежели что-то большее.


[Закрыть]

Кроме того, о множественности лиц в правоотношении можно говорить применительно ко всему спектру прав и (или) обязанностей стороны, и применительно только к части их (например, при субсидиарной ответственности).

Итак, можно констатировать, что вполне допустимо изучение категории множественности лиц не только в рамках «элементарного» отношения, каковым является обязательство, но и в рамках более сложного гражданского правоотношения, где каждая сторона обладает как правами, так и обязанностями.

§3. «Параллельная» множественность лиц и «расщепленная» множественность лиц

Нетрудно заметить, что рассмотренная выше категория множественности лиц в ее традиционном (и пока единственном) понимании отличается следующей сущностной чертой – права или обязанности[69]69
  Если речь идет о субсидиарной множественности – потенциальные права или обязанности.


[Закрыть] участников любого из вида множественности совпадают по своему качественному объему. Участники множественности либо обладают одним и тем же правом или несут одну и ту же обязанность по отношению к контрагенту[70]70
  При солидарной и субсидиарной множественности.


[Закрыть], либо право (обязанность) каждого участника множественности представляет собой, по сути, «частицу» одного права (обязанности)[71]71
  При долевой множественности и субсидиарной множественности (например, когда основной должник частично свою исполнил обязанность).


[Закрыть]. Иными словами, они занимают своего рода «параллельное» друг с другом положение.

Такая ситуация не удивительна. Категория множественности лиц всегда рассматривалась в обязательствах, т. е. в правоотношениях, где одна сторона обладает только правом, а другая – только обязанностью[72]72
  Этого может не избежать, в том числе, и тот автор, который придерживается концепции взаимных обязательств. Так, Е.А. Суханов, признавая, что во взаимном обязательстве каждый из участников выступает в качестве и должника, и кредитора, указывает, тем не менее, следующее: «Смешанные солидарные обязательства сочетают активные и пассивные солидарные обязательства, т. е. характеризуются множественностью связанных солидарными отношениями лиц как на стороне кредитора, так и на стороне должника. Например, при покупке имущества одними супругами у других возникают взаимные обязательства по уплате покупной цены и передаче проданной вещи, в которых по общему правилу каждый из участников выступает и в качестве солидарного должника, и в качестве солидарного кредитора. К таким сложным обязательствам соответственно применяются правила об активных и пассивных солидарных обязательствах» (см.: Гражданское право: учебник. – 2-е изд., перераб. и доп. / отв. ред. Е.А. Суханов. – Т. II. – Полутом 1. – М., 2004 (§4 гл. 28, автор главы – Е.А. Суханов)). Иными словами, Е.А. Суханов не выходит за рамки концепции, применимой к «элементарным» обязательствам.


[Закрыть]. Однако если мы возьмем гражданское правоотношение, где каждая из сторон обладает и правом, и обязанностью, то почему нельзя представить себе ситуацию, когда на стороне участника правоотношения выступают два лица, одно из которых по отношению к противоположному субъекту обладает правом, а другое – обязанностью? С точки зрения истории права, подобная ситуация не является чем-то новым. Так, в римском праве сын семейства и раб могли обременяться долгами, при этом все, что они приобретали, они приобретали для отца семейства или господина, т. е. в правоотношении у них отсутствовала активная правоспособность, но присутствовала пассивная правоспособность[73]73
  См.: Магазинер Я.М. Общая теория права на основе советского законодательства // Магазинер Я.М. Избранные труды по общей теории права / отв. ред. А.К. Кравцов. – СПб., 2006. – С. 244.
  Как полагал Л.И. Петражицкий, рабы являлись субъектами общей обязанности послушания, терпения и т. д. по отношению к господину, и можно только признать, что по официальным правам государств, признающих рабство, рабы в более или менее полной степени лишены активной правоспособности (Петражицкий Л.И. Теория государства и права в связи с теорией нравственности. – Т. 2. – СПб., 1907. – С. 380). По мнению В.Ф. Тарановского, рабы не имели правоспособности, однако из этого общего правила допускались некоторые изъятия и рабам предоставлялась некоторая активная и даже пассивная правоспособность, что не отменяло основного принципа признания раба вещью (Тарановский Ф.В. Учебник энциклопедии права. – Юрьев, 1917. – С. 144).


[Закрыть]. Однако ошибочным было бы полагать, что такая юридическая модель осталась достоянием истории. Представляется, что в правовой системе современной России имеют место ситуации, когда в гражданском правоотношении права и обязанности одного из участников распределяются между, как минимум, двумя лицами.

Одним из таких случаев является договор в пользу третьего лица. В соответствии с п. 1 ст. 430 ГК РФ договором в пользу третьего лица признается договор, в котором стороны установили, что должник обязан произвести исполнение не кредитору, а указанному или не указанному в договоре третьему лицу, имеющему право требовать от должника исполнения обязательства в свою пользу. При этом по общему правилу п. 3 ст. 308 ГК РФ третье лицо приобретет только права, но не обязанности[74]74
  В литературе отмечается, что, поскольку любое право имеет границы своего осуществления, постольку лицо, обладающее правом, несет и определенные обязанности, которые обусловлены границами осуществления этого права, т. е. так называемые кредиторские обязанности (Ковалевская Н.С. Договор в пользу третьих лиц – граждан: дис. … канд. юрид. наук. – Л., 1988. – С. 49). По поводу кредиторских обязанностей см. также: Павлова О.П. Значение вины кредитора в гражданско-правовых обязательствах: автореф. дис. … канд. юрид. наук. – Л., 1984. – С. 5, 8—14.


[Закрыть]. Однако в синаллагматических правоотношениях не может быть обязанностей только у одной из сторон (должника по отношению к контрагенту или третьему лицу) – должны быть и обязанности по отношению к этой стороне. Следовательно, обязанности сохраняются за контрагентом, заключившим договор в пользу третьего лица. Таким образом, на одной из сторон договорного правоотношения имеет место «расщепление» прав и обязанностей между двумя субъектами. На такую ситуацию уже прямо или косвенно обращалось внимание в литературе, при этом подчеркивалось, что множественность лиц здесь отсутствует[75]75
  См.: Ковалевская Н.С. Указ. соч. – С. 51; Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. – Кн. 1. Общие положения. – М., 2001. – 3-е изд., стереотип. (Гл. IV, п. 5, автор главы – М.И. Брагинский).
  На то, что третье лицо становится субъектом договорного обязательства, прямо обращала внимание И.В. Бекленищева, однако одновременно она указывала, что третье лицо при этом не становится стороной договора, поскольку, в частности, не имеет права его расторгнуть (Указ. соч. – С. 88). Представляется, что такой подход означает, по сути, несогласие с позицией участия третьего лица в договорном правоотношении, поскольку понятие расторжения применимо к договору как правоотношению, а не к договору как юридическому факту (сделке).


[Закрыть]. Это указание, безусловно, верно, но лишь применительно к тем случаям, когда речь идет о множественности лиц в ее традиционном, общепринятом понимании. Однако это не освобождает нас от обязанности ответить на вопрос: что представляет собой это правоотношение, где права и обязанности одной из сторон распределены между двумя лицами?

По нашему мнению, поскольку здесь на стороне одного участника правоотношения выступают два лица, вполне уместно говорить о наличии множественности лиц в правоотношении[76]76
  В литературе высказываются и иные мнения относительно природы правоотношения, возникающего из договора в пользу третьего лица. Так, по мнению Ю.А. Тарасенко, договор в пользу третьего лица «в законченном виде представляет собой трехсторонний договор, в котором формирующие условия договора стороны связаны двусторонним, возмездным отношением» (Договор в пользу третьих лиц: особенности правовой конструкции // Сделки: проблемы теории и практики: сб. ст. / рук. авт. кол. и отв. ред. М.А. Рожкова. – М., 2008).


[Закрыть]. В то же время так как здесь происходит разделение между участниками множественности прав и обязанностей, а не предмета исполнения, как в долевых обязательствах[77]77
  Ковалевская Н.С. Указ. соч. – С. 51.


[Закрыть], либо альтернативы в выборе субъекта исполнения, как в солидарных обязательствах, данная множественность лиц принципиально отличается от множественности, которая рассматривалась нами в предыдущих параграфах. Следовательно, этой форме множественности необходимо присвоить свое наименование – например, «расщепленная» множественность лиц, в противовес традиционной категории – «параллельной» множественности лиц.

Говоря о множественности лиц в договорах в пользу третьего лица, следует отметить следующее.

Во-первых, необходимо определить, с какого момента возникает такая множественность – с момента заключения договора или с момента изъявления со стороны третьего лица желания воспользоваться своим правом? Поскольку множественность появляется в тот момент, когда третье лицо наделяется правом требования к должнику, для ответа на поставленный вопрос необходимо определить, когда третье лицо получает названное право. Эта проблема рассматривалась еще в дореволюционном гражданском праве. Так, по мнению Г.Ф. Шершеневича, право третьего лица по общему правилу возникает только со времени выраженного им согласия – поскольку договор в пользу третьего лица имеет дарственный характер, а дарение предполагает согласие одаряемого на принятие дара[78]78
  Шершеневич Г.Ф. Указ. соч. – С. 314.


[Закрыть]. Мы присоединяемся к выводу Г.Ф. Шершеневича, поскольку, в противном случае, как им верно замечено, контрагентам было бы невозможно изменить заключенный договор еще до выражения третьим лицом своего намерения относительно предусмотренного в договоре права, что может быть чересчур стеснительно.[79]79
  Там же. – С. 313. Кроме того, это хорошо объясняет, почему после выражения третьим лицом соответствующего намерения нельзя (по общему правилу) изменять или расторгать договор – это означало бы лишение лица соответствующего права без его согласия. Противоположные взгляды на момент возникновения права у третьего лица в современной цивилистической литературе можно найти, в частности, у Ю.А Тарасенко (см.: указ. соч.).


[Закрыть]

В литературе по поводу данного вопроса высказывалась точка зрения, согласно которой у третьего лица до момента выражения им намерения воспользоваться своим субъективным правом это право, действительно, отсутствует, однако у него есть особое «секундарное» право, т. е. своего рода «право на право», которому соответствует не обязанность другой стороны, а связанность ее этим правом[80]80
  Брагинский М.И. Указ соч. – Гл. IV, п. 5). Среди исследований, специально посвященных проблеме секундарных прав, см.: Бабаев А.Б. Проблема секундарных прав в российской цивилистике: автореф. дис… канд. юрид. наук. – М., 2006.


[Закрыть]. Поскольку множественность лиц в договоре в пользу третьего лица не может, по нашему мнению, возникнуть до выражения третьим лицом намерения воспользоваться предоставленным правом, для нас в рамках рассматриваемой проблематики безразлично, как характеризовать правовое положение третьего лица в договоре до реализации им возможности изъявить желание воспользоваться соответствующим правом и как именовать эту возможность – «секундарным» правом или иным термином.

Таким образом, множественность лиц в договоре в пользу третьего лица возникнет только тогда, когда третье лицо выразит желание воспользоваться своим правом.

Здесь необходимо оговориться, что ст. 430 ГК РФ предусматривает для третьего лица возможность «выразить намерение воспользоваться своим правом» (п. 2) и возможность «отказаться от предоставленного права» (п. 4), что вызвало появление точки зрения о наличии в ней внутренней коллизии: «…если из п. 2 ст. 430 ГК вытекает: “молчание позволяет стороне осуществить право”, то из п. 4 той же статьи, наоборот, следует: “молчание позволяет признать отсутствие у стороны соответствующего права” (только прямо выраженный отказ может его породить)»[81]81
  Брагинский М.И. Указ соч. – Гл. IV, п. 5. По мнению М.И. Брагинского, природе договора в пользу третьего лица больше соответствует норма, включенная в п. 2 ст. 430 ГК РФ (Там же).


[Закрыть]. Представляется, что на самом деле никакого противоречия здесь нет. Пункт 2 ст. 430 ГК РФ говорит о ситуации возникновения субъективного права у третьего лица, а п. 4 ст. 430 ГК РФ – о ситуации, когда субъективное право у третьего лица уже возникло, однако последнее решило от него отказаться.

Во-вторых, множественность лиц может появиться далеко не во всех договорах в пользу третьего лица. Она исключена в тех случаях, когда контрагенту, выговорившему право в пользу третьего лица, нельзя при вступлении третьего лица в правоотношение предъявить какие-либо требования из договора. Это, например, будет иметь место при договоре страхования жизни в пользу третьего лица[82]82
  Как отмечено О.С. Иоффе, пока страхователь остается в живых, третье лицо никаких прав не приобретает (Иоффе О.С. Общее учение об обязательствах // Иоффе О.С. Избранные труды: В 4 т. – Т. III. Обязательственное право. – СПб., 2004 (по изданию 1975 г.). – С. 120). Соответственно, до наступления страхового случая нет «расщепленной» множественности, поскольку у третьего лица нет права, т. е. в правоотношение на стороне соответствующего участника оно не вступило, а после наступления страхового случая нет «расщепленной» множественности, поскольку на стороне участника, противостоящего страховщику, выступает только третье лицо (разумеется, здесь не исключена возможность возникновения «параллельной» множественности).


[Закрыть]. Аналогичная ситуация будет и в том случае, если до появления у третьего лица субъективного права соответствующий контрагент выполнил все необходимые обязанности.

В-третьих, множественность лиц в договорах в пользу третьего лица может включать не два, а большее число лиц. Это может быть предусмотрено как законом[83]83
  Пример этого дает п. 4 ст. 430 ГК РФ, предусматривающий, что контрагент по договору может заступать место правообладателя по договору – третьего лица. Фактически здесь ни что иное, как субсидиарная множественность.
  Следует заметить, что А.М. Кухарев указывает, что «в рамках договора в пользу третьего лица кредитор несет ответственность как за недействительность, так и за неисполнение “переданного” права требования» (Кухарев А.М. Договор в пользу третьего лица // Юрист. – 2005. – № 3. – С. 25).
  Может показаться, что, по мнению автора, кредитор заменит должника перед третьим лицом (если не в долге, то в ответственности), и здесь (уже с точки зрения нашей концепции) возникнет очередная множественность лиц. Однако в действительности имеется в виду другое – то, что кредитор сохранит свою ответственность перед третьим лицом в другом обязательстве (которое послужило причиной для заключения договора в пользу третьего лица). Это показывает следующая фраза А.М. Кухарева: «…если третье лицо не получит исполнения от должника, оставшиеся за рамками договора обязательства кредитора в пользу этого третьего лица не будут считаться исполненными и третье лицо сохранит свое право требования к кредитору». Иными словами, речь идет лишь о не очень удачном выражении, хотя оно и по своему действительному содержанию представляется нам не совсем верным.


[Закрыть], так и договором, когда договор заключается в пользу более чем одного лица, либо когда такой договор заключается с контрагентом более чем одним лицом[84]84
  В законе таких ситуаций не предусмотрено, однако исключать их нельзя в силу принципа свободы договора.


[Закрыть]. Соответственно, сторона в правоотношении будет представлена одним должником и несколькими кредиторами, несколькими должниками и одним кредитором или несколькими должниками и несколькими кредиторами. Нетрудно заметить, что здесь «расщепленная» множественность будет дополняться «параллельной» множественностью, носящей долевой или солидарный характер.[85]85
  Разумеется, не исключены варианты, когда договором будет предусмотрен субсидиарный кредитор, не являющийся контрагентом по договору (если третье лицо отказалось от приобретенного права в соответствии с п. 4 ст. 430 ГК РФ), или субсидиарный должник.


[Закрыть]

В-четвертых, у третьего лица в договоре далеко не всегда будут только права и обусловленные осуществлением этого права «кредиторские обязанности». В ряде случаев[86]86
  В силу абзаца второго п. 3 ст. 308 ГК РФ эти случаи могут быть определены законом, иными правовыми актами или соглашением сторон.


[Закрыть] на третье лицо могут быть возложены и обязанности соответствующего должника. Один из таких случаев предусматривает п. 2 ст. 939 ГК РФ, предоставляя страховщику право требовать от выгодоприобретателя выполнения обязанностей по договору страхования в случае предъявления последним требования о выплате страхового возмещения либо страховой суммы.[87]87
  Мильков М.А. К вопросу о третьем лице по договору, заключенному в его пользу // Российский судья. – 2008. – № 12.
  По мнению М.И. Брагинского, есть основания полагать, что правилом о переносе риска неисполнения обязанности третьим лицом на выгодоприобретателя следует руководствоваться и при всех других вариантах заключения договора в пользу третьего лица (Брагинский М.И. Указ соч. – Гл. IV, п. 5). Представляется, что буквальный текст ст. 430 ГК РФ не дает оснований для подобного вывода. Такой перенос может иметь место только тогда, когда он прямо закреплен в законе или соглашении сторон (в порядке абзаца второго п. 3 ст. 308 ГК РФ). Причем для последнего случая законодателю следовало бы предусмотреть правило, что перенос риска исполнения обязанности на третье лицо невозможен, если оно при изъявлении желания воспользоваться предоставленным ему по договору правом не знало и не должно было знать, что соглашение предусмотрело для него не только права, но и обязанности.


[Закрыть]

В-пятых, необходимо определить, обладателем каких прав является третье лицо? Буквальный текст п. 1, 2 и 4 ст. 430 ГК РФ позволяет предположить, что речь идет только о праве требовать исполнения в свою пользу. Однако крайне сложно представить себе такой договор обязательственного характера, в котором правовое положение кредитора будет исчерпываться одним только «голым» правом требования. Как минимум, у него должно быть еще право требовать привлечения должника к ответственности за ненадлежащее исполнение обязанностей по договору. Соответственно, за третьим лицом следует признать наличие всего комплекса прав, принадлежащих кредитору, если законом или договором не установлено иное.

В-шестых, у контрагента, выступающего вместе с третьим лицом в качестве стороны правоотношения, могут быть не только обязанности, но и права, являющиеся следствием этих обязанностей, в зависимости от особенностей конкретного правоотношения.

Нераскрытым остался основной вопрос: как реально будет проявляться рассматриваемый вид множественности лиц в правоотношении? Как будут участники правоотношения реализовывать лежащие на них права и обязанности в зависимости от поведения друг друга? Представляется, что дать исчерпывающий ответ на эти вопросы невозможно без рассмотрения каждого соответствующего правоотношения в отдельности, что мы сделать не можем, поскольку это уведет нас слишком далеко от темы настоящего исследования. Можно с уверенностью сказать лишь то, что основным проявлением специфики множественности лиц будет возможность для стороны, противостоящей множественной стороне, расторгнуть договор при существенном нарушении должником или третьим лицом своих обязанностей даже при добросовестности второго участника множественности (например, при расторжении договора аренды в случае несвоевременной уплаты арендной платы или порчи арендованной вещи). Тем не менее мы попытаемся привести два примера, которые, на наш взгляд, достаточно ярко характеризуют специфику расщепленной множественности лиц, возникающей в правоотношении из договора в пользу третьего лица.

В первом примере представим себе договор купли-продажи в пользу третьего лица, в котором третье лицо заявило о своем намерении воспользоваться правами покупателя и получило товар. Однако оказалось, что товар передан с недостатками, свидетельствующими о существенном нарушении условия о качестве товара. В соответствии с п. 2 ст. 475 ГК РФ покупатель в этом случае вправе по своему выбору либо отказаться от исполнения договора и потребовать возврата уплаченной суммы, либо потребовать замены товара. Возникает вопрос: а кто будет осуществлять эти права в нашем случае – третье лицо, контрагент, выступающий на его стороне, или оба вместе? Закон не дает ответа на этот вопрос. По логике вещей замену товара ненадлежащего качества может потребовать третье лицо самостоятельно, независимо от мнения своего «напарника» в правоотношении. Что же касается отказа от исполнения договора, то это может сделать носитель обязанностей покупателя, однако в том случае, если договором предусмотрена обязанность возвращения некачественного товара продавцу, возможность отказа следует обусловить и согласием третьего лица, поскольку вещь будет истребована у него. Если же речь будет идти о конкуренции указанных прав покупателя (носитель обязанностей покупателя будет настаивать на отказе от исполнения, а третье лицо – на замене товара), представляется справедливым отдать приоритет интересам третьего лица, поскольку это в наибольшей степени соответствует цели и смыслу договора.

Во втором примере представим себе договор аренды в пользу третьего лица. Одно лицо пользуется имуществом, а другое платит арендную плату. Но кто может сдать это имущество в субаренду? Полагаем, что сделать это может арендатор целиком, т. е. плательщик арендной платы вместе с выгодоприобретателем[88]88
  Ситуация тем интереснее, что в этом случае «расщепленная» множественность на стороне арендатора превратится в «параллельную» (солидарную) множественность в отношениях с субарендатором.


[Закрыть]. Иной подход неправомерно ущемлял бы интересы либо третьего лица (поскольку его фактически могли лишить права пользования имуществом помимо его воли), либо плательщика (поскольку выгоду из договора он намеревался предоставить именно соответствующему третьему лицу, а не кому-либо иному).

В литературе отмечается, что такое же положение, как и третьи лица, в пользу которых заключен договор, занимают цессионарии, ставшие кредиторами по основному обязательству в результате сингулярного правопреемства, и новые должники, вступившие в обязательство в результате перевода долга[89]89
  Бекленищева И.В. Указ. соч. – С. 89. – Сноска 210.


[Закрыть]. Это требует от нас рассмотрения вопроса: возникает ли в этом случае расщепленная множественность лиц?

Что касается уступки права требования, то в цивилистике существует целый спектр взглядов относительно пределов такой уступки. Согласно одному полюсу этого спектра во взаимном обязательстве уступка права требования без одновременного перевода долга невозможна, за исключением случаев, когда все обязанности, лежащие на кредиторе, были прекращены; равным образом невозможна и «частичная» цессия (уступка не всех прав, принадлежащих кредитору)[90]90
  См., в частности: Гражданское право: учебник: В 3 т. – 6-е изд., перераб. и доп. / отв. ред. А.П. Сергеев, Ю.К. Толстой. – М., 2007. – Т. 1. – С. 630, 631, 633 (автор главы – М.В. Кротов). Аналогичного, по сути, взгляда придерживается И.В. Елисеев (Гражданское право: учебник: В 3 т. – Т. 2. – 4-е изд., перераб. и доп. / отв. ред. А.П. Сергеев, Ю.К. Толстой. – М., 2004. – С. 13, 14).


[Закрыть]. Согласно другому полюсу этого спектра не существует никаких препятствий ни в уступке части требования (при юридической делимости обязательства), ни в уступке права требования, вытекающего из взаимного договора (поскольку это не затрагивает встречного, но самостоятельного обязательства).[91]91
  Гражданское право: учебник: В 3 т. – Т. 1 / отв. ред. А.П. Сергеев. – М., 2009. – С. 826, 827 (автор главы – А.А. Павлов). См. также по этому поводу: Бекленищева И.В. Указ. соч. – С. 91, 92; Белов В.А. Указ. соч.


[Закрыть]

Нетрудно заметить, что и та и другая концепция подспудно отрицают теорию «расщепленной» множественности лиц. Иначе для сторонников первой позиции не было бы никаких оснований отрицать возможность частичной уступки или уступку при неисполненной обязанности (правоотношение при этом не «разрывалось» бы), а сторонники второй позиции не говорили бы о том, что встречное обязательство никак не затрагивается. На наш взгляд, нет никаких теоретических препятствий к тому, чтобы допускать возможность уступки права требования в синаллагматическом правоотношении при неисполненной обязанности (равно как и «частичную» уступку права), а следствием этого считать появление «расщепленной» множественности лиц в правоотношении (такой же, как и в договоре в пользу третьего лица)[92]92
  Речь идет о теоретических препятствиях с точки зрения именно догмы права, а не законодательства, поскольку оно нас ориентирует как раз на обратное, так как согласно ст. 386 ГК РФ должник вправе выдвигать против нового кредитора только те возражения, имеющиеся против старого кредитора, которые были на момент получения уведомления о переходе прав к новому кредитору, т. е. с этого момента выполнение обязанности перед новым кредитором уже не связано с действиями прежнего кредитора.


[Закрыть]. Однако это будет противоречить практическим потребностям гражданского оборота, поскольку повлечет чрезмерную «скованность» права требования и снижение его оборотоспособности. Поэтому мы в настоящее время не склонны отстаивать необходимость признания и введения в законодательство появления «расщепленной» множественности лиц в результате цессии.[93]93
  Хотя, безусловно, остается проблема судьбы первоначального правоотношения при уступке права требования.


[Закрыть]

Что касается перевода долга, то те возражения, которые мы приводили против признания «расщепленной» множественности лиц применительно к цессии, здесь не действуют: необходимость повышения оборотоспособности отсутствует, а закон применительно к возражениям нового должника, основанным на отношениях между кредитором и первоначальным должником, не содержит оговорки о моменте перехода обязанностей (ст. 392 ГК РФ). Поэтому, учитывая крайне скудное нормативное регулирование перевода долга, мы полагаем допустимым поставить вопрос о «расщепленной» множественности лиц при переводе долга хотя бы в качестве темы для дискуссии. Однако на страницах данной работы мы не считаем возможным вступать в нее, тем более что нас давно уже ждет следующий вид «расщепленной» множественности лиц в гражданских правоотношениях, а именно множественность лиц, возникающая в результате отсутствия у лица дееспособности.

Согласно ст. 28 ГК РФ сделки за малолетних (за некоторыми исключениями) совершают от их имени родители, усыновители и опекуны, и они же несут ответственность по ним[94]94
  Это означает, что исполняться обязательство, возникшее в результате привлечения представителя к ответственности, должно из его имущества, а не имущества представляемого. Иначе получится, что фраза закона «представитель несет ответственность» не имеет в действительности никакого практического смысла.


[Закрыть]. Согласно ст. 32 ГК РФ опекуны лиц, признанных недееспособными в силу психического расстройства, также являются законными представителями подопечных и совершают от их имени и в интересах все необходимые сделки (про их имущественную ответственность напрямую не сказано, но она, очевидно, вытекает из смысла закона). Возникает закономерный вопрос: а какое правовое положение занимают эти представители? Как явствует из законодательства и доктрины, субъектом по сделке продолжает оставаться недееспособный, он является обладателем прав, получаемых по сделке, и из его имущества исполняются обязанности. Но на каком тогда основании ответственность несет представитель?

Представляется, что для ответа на этот вопрос необходимо хотя бы вкратце рассмотреть фигуру недееспособных лиц как субъектов права.

Каждый человек является социальной ценностью сам по себе, независимо от состояния его разума, духа и тела. Соответственно, каждый человек должен охраняться объективным правом от неблагоприятных последствий, возникающих в первую очередь в результате взаимодействия между людьми[95]95
  О взгляде на право как систему распределения рисков см.: Магазинер Я.М. Указ. соч. – С. 162—169.


[Закрыть]. При этом объективное право должно также обеспечивать, по возможности, равные условия доступа людей к материальным и духовным благам. Достичь этих целей в полной мере объективное право может только в том случае, если будет считать каждого человека субъектом права, т. е. признавать за ним возможность обладания субъективными правами.

Однако объективное право существует лишь постольку, поскольку существует взаимодействие между людьми в рамках определенных социальных связей. Следовательно, признание за физическим лицом возможности обладания субъективными правами априори предполагает, что приобретаться и осуществляться эти права будут в определенной системе социальных связей и социального взаимодействия, опосредуемых объективным правом. Отсюда следует, что в подавляющем большинстве случаев для приобретения и (или) осуществления тех или иных субъективных прав человек должен будет вступать в правовые отношения с другими субъектами права. Такое взаимодействие предполагает, что физическое лицо должно обладать волей и сознанием на определенном уровне, в противном случае нормальное социальное взаимодействие (соотнесение своего поведения с поведением контрагента, и наоборот) невозможно. Между тем далеко не всякое лицо в силу своего возраста или состояния психики способно в достаточной мере понимать значение своих действий или руководить ими. Как же поступить объективному праву? Оно нашло следующий компромиссный выход из положения: лицо, не способное самостоятельно совершать юридические акты, не может быть участником определенных правоотношений и, соответственно, обладать субъективными правами, возникающими из этих правоотношений, однако такое лицо может становиться участником других правоотношений и обладателем соответствующих субъективных прав путем совершения от его имени и в его интересах юридически значимых действий другим лицом.

Подобная модель правового регулирования выгодна не только лицу, психически незрелому или неполноценному. Она выгодна и «полноправным» участникам правоотношений, поскольку снижает риск того, что они пострадают в результате взаимодействия с лицом, которое не в состоянии в полной мере отдавать отчет в своих действиях и руководить ими, что влечет и невозможность несения им ответственности перед контрагентом. Однако указанная неспособность проявляется не только в правоотношениях, возникающих в результате совершения правомерных действий, но в правоотношениях деликтного характера. Следовательно, здесь также возникает необходимость защитить интересы потерпевшего, что достигается путем возложения ответственности на другое лицо – очевидно, что этим лицом должен быть по общему правилу тот субъект, который осуществляет постоянное «правовое сопровождение» жизнедеятельности «неполноценного» физического лица и надзор за ним, а именно его законный представитель.

Таким образом, мы приходим к появлению категории дееспособности в объективном праве. В гражданском законодательстве дееспособность определяется как способность своими действиями приобретать и осуществлять гражданские права, создавать для себя гражданские обязанности и исполнять их (п. 1 ст. 21 ГК РФ).

Необходимо отметить, что это определение не является достаточно полным, поскольку охватывает только способность к совершению правомерных актов[96]96
  Мы не согласны с мнением А.Е. Тарасовой, что в категорию дееспособности следует включать и способность к совершению юридических поступков (Тарасова А.Е. Правосубъектность граждан. Особенности правосубъектности несовершеннолетних, их проявления в гражданских правоотношениях. – М., 2008. – С. 68—70). Полагаем, что дееспособность в ее нынешнем понимании означает способность к совершению не любых волевых действий, а действий, направленных на достижение определенных правовых последствий, т. е. юридических актов (в гражданском праве – сделок). Для юридических поступков введение такой специальной категории, как дееспособность не имеет никакого смысла: представительство здесь невозможно, а правовые последствия возникают в результате совершения субъектом поступка, независимо от его психических качеств (достаточно того, что субъект является лицом, т. е. правоспособен).


[Закрыть], а не способность нести самостоятельную имущественную ответственность, которая также, на наш взгляд, является элементом дееспособности.[97]97
  Тарасова А.Е. Указ. соч. – С. 40, 41. Рассматривая указанный элемент дееспособности, А.Е. Тарасова обращает внимание на то, что он включает способность нести ответственность не только за внедоговорные (деликтоспособность), но и за договорные правонарушения (Там же. – С. 41—43). Полагаем, что с этой позицией следует согласиться.


[Закрыть]

Теперь рассмотрим, как отсутствие у лица дееспособности отражается на субъектном составе относительного договорного правоотношения, в котором данное лицо участвует посредством действий своего представителя.

При этом мы будем исходить из целевого назначения категории дееспособности, которое состоит в том, чтобы, условно говоря, юридически запретить такое социальное взаимодействие, когда лицо должно соотносить свое поведение с поведением другого лица, однако не может этого делать надлежащим образом, поскольку не обладает волей и сознанием в необходимой мере.

Очевидно, что исполнение какой-либо юридической обязанности в относительном правоотношении требует указанного соотнесения. Следовательно, недееспособное лицо не может быть допущено к подобной форме социального взаимодействия. Таким образом, если субъект в правоотношении должен выполнять те или иные обязанности, то при отсутствии у лица дееспособности выполнение этих обязанностей необходимо возложить на его законного представителя. При этом действия представителя не могут считаться действиями самого представляемого, поскольку при их совершении имеет место волеизъявление представителя, которое с точки зрения закона никак не зависит от намерений и желаний представляемого, так как за последним не признается наличие юридически значимой воли. Именно поэтому Гражданский кодекс РФ предусматривает, что законный представитель недееспособного лица несет ответственность при совершении им сделок от имени представляемого – он отвечает за ненадлежащее выполнение своих обязанностей.[98]98
  Что касается несения ответственности законными представителями по сделкам, совершенным малолетними самостоятельно, вопрос о природе этой ответственности выходит за пределы нашего исследования, хотя и представляется небезынтересным.


[Закрыть]