Текст книги "Путь силы. Первый пояс"

Рывок! И я оказался снова на улице, воспользовавшись созданной Жуланом брешью в изгороди. Ещё начиная движение техникой, успев рвануться, впервые сумел развернуться в воздухе всем телом, а не всего лишь довернуть ладонь.

На ноги я опустился, уже стоя лицом ко двору. Упёрся подошвами сапог, наклонился, гася последний порыв техники, а сам не сводил глаз с Мясника. Он трепыхался на густой траве, вырывая ударами крыльев куски дёрна, превращая изумрудный ковёр в перекопанное грязное поле. Вот зверь утвердился на лапах, чуть присел, готовясь одним движением подняться в воздух. А я закончил отправлять энергию в меридианы. Раз. Удар сапогом по мостовой. Два. Впитавшись в последний узел, духовная сила заставила ярко вспыхнуть обращение, через центр которого и проходило древко оружия, а затем хлынула прямо в него. Промчавшись по древесине ясеня, влилась в лезвие и превратилась в огромный Шип.

Вовремя.

Моя вторая техника настигла Жулана в миг его полной беспомощности: тонкая ледяная корка покрывала распахнутые для полёта крылья, вытянутое в прыжке тело… Его отшвырнуло спиной вперёд, замедлив его взлёт, а мигом позже на него упала сверху огромная светящаяся сеть, возникшая из пустоты.

Это заставило меня замереть в напряжении, ожидая, что подобное появится и надо мной, но вот Мясник не оказался застигнут врасплох. Он, освобождённый от моих Оков, извернулся в воздухе, сложив крылья и избежав ловушки.

Почти…

Самый край сети, его последняя светящая нить хлестнула по спине Жулана, сдирая с него перья. Мгновением позже техника Древних, в этом не было сомнений, исчезла бесследно, словно впитавшись в землю, а птица тяжело опустилась на край крыши, скрежеща когтями по черепице.

Три вдоха мы смотрели друг на друга. Я насторожённо, ловя каждое движение врага, а вот Мясник… Птичьи глаза, раскрытый клюв, взъерошенные перья. Что здесь может выражать человеческие эмоции? Но я ощущал направленную на меня ненависть и жажду убийства. Немного похоже на давление силы старшего на младшего. Но лишь похоже. Нет и следа тяжести на плечах, зато словно в грудь упёрто остриё копья, и оно вот-вот вонзится в тело.

Но в чьё? Это мы ещё поглядим…

С места мы сорвались одновременно. Жулан вверх, в небо, а я в сторону от оказавшихся опасными дворов, Шагами уходя на середину улицы… Прямо под технику призрачных перьев.

Торжествующий клёкот Мясника не успел стихнуть, как я, совершенно невредимый, впервые использовал Поиск. Птица словно захлебнулась своим криком, а затем на меня снова обрушилась её техника. Раз, второй, третий. Разъярённый зверь, который многие годы привык считать это место своим и наверняка множество раз сражался, чтобы отстоять его, оказался задет вызовом техники до самого сердца.

А я? А я продолжал раз за разом отбивать падающие «перья». Не везде их встречал мой послушный Пронзатель, но это было неважно. Вся броня была посечена на лохмотья, но на коже, белеющей в разрезах, не было даже царапины. Не дистанционной техникой пытаться убить меня, я лишь пять вдохов назад пережил её, уничтожив каждое перо Духовной Защитой.

Мясник словно это понял. Сначала меня обдало жаром новой, более серьёзной опасности, а затем наконечник Молота завибрировал, едва сумев отбить настоящее, горящее синим огнём перо, которое пряталось среди полупрозрачных собратьев. Ещё одно! Ещё!

Я не успел, сумев лишь извернуться всем телом в последний момент… Хитрее всех спрятанное перо рассекло, разорвало шею и спину, обжигая настоящей болью, а не жаром угрозы.

Прекращая глупое противостояние, я использую первый Шаг, уходя из-под удара. Поздно. Впервые меня застигают врасплох посреди этой техники. Удар в спину швыряет меня вперёд, сбивая с ног. Но использованная энергия продолжает действовать: ноги сами по себе дёргаются в воздухе, не находя опоры. и пытаются ускорить меня Шагами. Новый удар не даёт мне подняться. Мгновение и на меня обрушивается сам Мясник.

Когти вцепляются в грудь, пронзая броню словно ткань, в лицо бьёт клюв.

Покров!

Защита выдерживает раз-другой. Я отвечаю ударом Пронзателя в бок птицы и техникой Ярости, впервые доведя подобный приём до конца. Вот только…

Слишком слабый замах не пробивает плотной укладки перьев, и духовная энергия бесполезно расплёскивается по телу Жулана, а резкое движение крыла и вовсе выбивает оружие из моей ладони, отсушив руку. А птица уже откидывает голову для ещё одного удара.

Руки сами ныряют к поясу, а я не сдерживаю крика. Голову словно вбивает в мостовую, кажется, затылок лопается, расплёскивая все мои мысли по камням. В глазах мутнеет и меркнет. Мгновение я отстранённо гляжу, как крючковатый клюв надо мной трепет кровавый лоскут, а затем в сознании вспыхивает оборванная мысль. Кинжал!

Следующий удар я встречаю выхваченной из ножен сталью. Руку сносит в сторону, лезвие бьёт меня самого, рассекая кожу на виске. Но главное – я отвожу смертельный удар и пинаю врага ногой.

Оковы Льда.

Техника, что снова раскрашивает розоватые перья птицы голубым налётом, чуть замедляет Мясника, даёт мне выиграть доли мгновения. Я вскидываю руки, вонзая оружие в шею врага. Валяясь на земле спиной, никакая Опора не нужна, чтобы вложить всю свою силу. Меня вжимает в камень, а вот лёгкого Жулана подкидывает вверх, когда стальной и призрачный кинжалы вспарывают перья. Созданный кузнецом лопается, и я без сожаления раскрываю ладонь, позволяя ему выпасть. А вот техника мёртвого Ароя безвредно скользит по телу птицы, лишь срезая перья.

Следующий ход мы делаем одновременно.

Мясник кричит, снова пытаясь оглушить меня, а я использую Рывок, сметая его и оказываясь вплотную. Левую руку на шею врага, туда, где уже нет защиты перьев. Шип!

По бокам, по вспыхивающей болью спине бьют крылья, сметая меня в сторону. Я упираюсь в мостовую подошвами, используя Опору, а затем одним прыжком снова оказываюсь у бьющегося на камнях тела. На этот раз ладонь прижимается к окровавленной спине Жулана, пробивая его насквозь Шипом.

Следующий прыжок был уже прочь от бьющегося на камнях зверя, к Пронзателю. Сжимая в руках его надёжное и прохладное древко, я, глядя на Жулана, колебался лишь миг. Слишком серьёзный враг, чтобы полагаться на своё мнение и экономить такую малость. Шаги, разворот, раскручивая оружие вокруг себя, и мелькнувшее лезвие, ударило по лишённой перьев первой ране от Шипа, перерубив шею Жулана.

Думаю, так будет правильно. Я не знаю пределов живучести зверя такого высокого уровня Возвышения. Сколько у него было звёзд? Девять? Вряд ли. Восемь? Возможно. Мои Шипы исчезли, даже не заморозив раны, а значит рисковать не следовало. Несмотря на его тупость, это не какой-то муравей, способный и без головы ещё куда-то бежать.

Я бросил взгляд на врата в город. Ватажники уже шагнули на его мостовую, Вартус поддерживает маму под локоть. Значит, эта птица единственная преграда. Для неё всё закончилось проигрышем. А для меня всё ещё продолжается. Да, я надеюсь на лучшее, но буду готов ко всему, что может случиться.

Лицо напомнило о себе пронзительной вспышкой боли, затылок ломило, а в мыслях стояла муть. Нехорошо я себя чувствую. Третья серьёзная схватка и снова пострадала голова. К счастью, в этот раз хотя бы глаз цел. Мгновение я колебался. На одной чаше весов выбора – мешок с раной, которая может и не зажить, оставив меня со шрамом, как у Мириота, мало ли что у Жулана было на клюве? На другой – мешок с этим самым Волком, что шагает ко мне.

Хорош я буду, если снова, как на Черепахе, поплыву от двойной боли. Пальцы привычно скользнули по ремню для зелий, и я выругался. Дарсова птица! Половина фиалов вдребезги. Но самое важное – фигурные пробки не дали ошибиться, цело. А значит, если такова воля Неба, ещё одну восьмёрку я сумею забрать с собой.

Запрокинув голову, я вылил на лицо, заскрипев зубами, Чистые Поры и Заживление, что должно помочь с кровотечением. Достаточно. Фиалы улетели прочь, прокатившись по мостовой под самые кусты. Бросать их дальше, помня о защите поместий, я не рискнул. Затем поднёс ладонь к лицу, и Длань Возрождения словно припорошила рану снегом, на несколько мгновений уняв боль.

Волков я встретил, стоя посреди дороги и лихорадочно стягивая к себе всю энергию Неба, что только была вокруг. Счастье, что её полноводье буквально захлёстывало меня. Разговор начал Мириот:

– Всё же, я сотню раз был прав, когда рискнул всем и ждал тебя в лагере, не смея даже позвать на встречу. Я был прав!

Я молча слушал эту жаркую речь, проверяя последние приготовления и оглядывая лица перед собой. Глава Волков широко и довольно улыбался, а вот стоящий справа от него Риквил кривился так, словно сожрал протухший билтонг и не мог избавиться от вони. Остальные Волки представляли собой что-то среднее между ними: недоверчивые улыбки, ладони на рукоятях оружия, никто не спешит разделывать зверя, но то и дело косятся по сторонам… и на меня. Это было хуже всего и заставляло мысли снова бежать по кругу предательства.

– Хватит болтать! Ему пол-лица оторвало! Дайте ему ваше дарсово зелье! Его разбиты!

Риквил дёрнул плечом, даже не обернувшись на мамин крик:

– Женщина, это ты заметила. А то, что он уже подлечился? Нет? Что там той раны? Так и не могу понять, ты действительно такая тупая или притворяешься? Да он на последней стоянке считай нас ограбил со своим расчётом. У него сейчас зелий едва ли не больше, чем у нас! Это тебе пора делиться с нами из мешка.

Я бросил на Мириота короткий взгляд. Молчит. Жаль. На него у меня всегда были надежды. Что же… не первый раз я ошибаюсь в людях. Всё равно одного меня на них будет маловато… рука потянулась проверить кисет и лишь сознательным усилием я остановил её движение на тех самых разбитых зельях, ныряя пальцами в крайний кармашек, который сегодня с самого начала был пуст. Равнодушно произнёс, начиная рисовать первый символ:

– А ведь этот зверь не должен был составить тебе каких-то проблем, Мириот.

– Кому-то небеса помогли, ранив стража прохода, а другому, – Волк ткнул большим пальцем себе в грудь, трёхцветная печать вспыхнула на миг, заставив его скривиться, а затем он продолжил, – снесли бы голову лишь за первый шаг в этот город.

– Лейла, дочка, отвернись.

Теперь скривился я, заметив, как глядит на меня сестра, возразил:

– Согласен. Но сейчас твои ноги стоят на его мостовой и голова на месте. Я выполнил всё, что ты требовал от меня.

– Намекаешь, что моя пора?

– Считаешь иначе?

– Нет, ты прав.

Мириот пожал плечами и достал знакомый мне фиал: пузатый, розовый, светящийся под лучами солнца.

– Для начала хочу поблагодарить тебя, Леград. Однажды услышанный мной в Академии разговор был правдив. Стоящее в Круговороте зелье тоже втягивает в себя силу Неба. Благодаря тебе оно добрало не меньше пары месяцев созревания.

Волк широко улыбнулся и опрокинул зелье в себя, осушив его в четыре глотка. Я недоверчиво поинтересовался:

– Ты сошёл с ума?

– Почему? – глава ватажников насмешливо поднял брови. – Это зелье было сделано из моей крови.

– Что?

Волк ухмыльнулся, зачем-то повысил голос, словно я оглох, а не едва не ослеп:

– Испытание пройдено, вошедшим в город теперь можно использовать все принесённые средства, не нарушая договора.

Я продолжал глядеть на пустой фиал. Мириот же сам сказал, что это зелье Возвышения не купить ни за какие деньги! А сам… Выходит, он готовился давно и точно знал, когда я приду в лес, а значит… Мириот хмыкнул, одной фразой опрокинув мои рассуждения:

– Жаль, что ему стоять нужно было ещё не два, а пять месяцев. Но нельзя надеяться, что судьба будет следовать строго по твоему плану. Хорошая мудрость, о которой и тебе не стоит забывать, Леград. До нужного нам обоим перекрёстка ещё идти и идти. Город дважды сменится за это время. Это в лучшем случае…

Я перебил, устав от всех этих странностей и недомолвок. Пришло время узнать ключ я или бревно, которым выламывают ворота лишь раз в жизни. Раз уж теперь можно использовать все средства, что мы принесли с собой.

– А дать мне карту стоит уже сейчас.

– Хе! Малыш никак боится?

Я равнодушно ответил Риквилу, и не думая обижаться:

– Волков много, а малыш один. Конечно, мне страшно.

– Не переживай, Леград, – Мириот сунул руку за пазуху куртки. – Договор есть договор.

Я расслабил пальцы на древке, следя за каждым его движением и надеясь на лучшее. И тут дарсов Риквил снова открыл рот:

– Первый брат, сколько можно с ним возиться? Ты сказал на перекрёстке, значит на перекрёстке. Всё, мы в городе, сколько будешь перед ним унижаться, терпеть его наглость? – развернувшись уже в мою сторону, плюнул мне под ноги. – Шагай давай вперёд, искатель, может там ещё звери есть. Разберёшься ещё и с ними, отработаешь свой контракт до конца.

– Риквил…

Мириот только повысил голос, когда моё лицо дёрнуло особенно сильно – я ощутил, как хрустнула кость под глазом, наверное, становясь на своё место, и сорвался. Видит Небо, я долго терпел его подначки у костра. С меня довольно.

Боль словно переплавилась в ненависть и вот она накрыла меня с головой, смывая остатки благоразумия.

Я прошипел, с трудом протискивая оскорбления через онемевшие губы:

– Знай своё место, младший, в чужом разговоре!

Рука метнулась вперёд, отправляя в полёт мелкую косточку, почти кубик, из сустава зверя. Она ударилась о грудь Риквила, а через мгновение я закончил в пустующей печати над его головой хвостик символа, делая его цельным. Он вспыхнул, наливаясь красным, а затем ватажник закричал, в ужасе пятясь от меня.

Так оно и было. Сейчас над ним полыхал один из немногих известных мне символов Древних, подходящий для Указов. Страх.

Таори схватилась за меч:

– Что за?!..

Плоды двух недель медитаций над орденскими Указами ватажников. Моими жертвами стали Мириот, который каждый вечер приходил навести тумана, и Риквил, что редко упускал шанс поддеть меня острым словом. Возможно, он был в своём праве, с самой первой встречи наши отношения не заладились. Но я даже рад, что он дал мне повод.

Пусть я сорвался, стал действовать по самому опасному плану, но мама не упустила оговорённый момент, мгновения всеобщего ступора ей хватило, чтобы вместе с Лейлой оказаться в стороне от ватажников. Впрочем, я видел, как Вартус потянулся, пытаясь схватить её за плечо, но тут же остановился. Может быть… может быть, я зря сорвался.

Одно мысленное усилие и символ исчез, оставляя Риквила валяться на мостовой с залитым потом лицом, но уже переставшего вопить от страха. Две недели я вглядывался в Указы, ловил ритм их мерцания, совмещал со своей силой и давил на чужие слова, что заставляли ватажников держать при себе тайны Ордена. Если с Тортусом моя цель была стереть орденский Указ целиком, то с ватажниками – украсть, уничтожив только символы. И у меня вышло!

Я выбрал те же самые, хорошо знакомые мне орденские Указы, не дающие им раскрывать тайны Ордена, хотя с Риквилом можно было пойти проще. Я сделал эти Указы послушными себе, затем по одному сменил энергию в каждом символе, а после стёр все условия молчания, что были в них. И последние дни похода над двумя Волками висели по одной яркой, пустой печати. Я всё же нашёл путь, как преодолеть слабость своего таланта перед лицом сильных противников, у которых не нашлось старых контрактов. Жаль, что разрушить Указ гораздо легче, чем стереть только содержимое, ставя сам Указ себе на службу.

Первым в себя пришёл, как и положено старшему, Мириот:

– Ух ты! У тебя, как у настоящего волчонка, прорезались зубы?

– Главе Волков лучше знать повадки… – я сбился, подбирая слова, но выкрутился, пусть и не так красиво, как хотелось, – подчинённых.

И собеседник сразу же воспользовался моей слабиной:

– Так что же, подчинённый бунтует?

– Похоже на то, иначе почему Риквил зря открывает рот при своём главе?

– А я тебе уже не глава, искатель?

Я прищурился, чувствуя, как разговор уходит в сторону, взял из кармашка новую кость и ответил уклончиво:

– Всего лишь прошу соблюдать условия договора, Мириот.

– Что это? – спокойно поинтересовался Волк. – Ещё один трофей с сектанта?

– Верно. На каких-то всего лишь страх, – я бросил взгляд на лежащего ватажника. – А на других – смерть. Но перед своей смертью сектант забыл научить меня их различать. Не будем рисковать, Мириот.

– Рисковать?

Глава Волков замолчал, заложил руки за спину, оглядывая мокрого от пота Риквила и вдруг улыбнулся:

– Ты молод, горяч и любишь потешить себя и свои нервы в хорошей схватке со зверем, проверяя границы своей и его силы. Но при этом редко когда бросаешь всё идти своим чередом. Город и теневики не в счёт. Поверить, что ты мог на моих глазах случайно убить мою левую руку? Убить того, с кем мы долгие годы делили последний фиал у подножия этих Братьев? Мне кажется, даже они смеются над такой глупостью. Ведь тогда бы ты встретился с обозлёнными Волками, и всякие договоры потеряли бы силу. Ты блефуешь.

Таори хмыкнула и, убрав руку с меча, припечатала:

– Да я бы вырвала ему глотку за мужа.

Мириот рассмеялся. Я вздрогнул, рука дёрнулась, едва не отправив в полёт кость, вышло лишь выдавить из себя:

– Хочешь…

Но Волк перебил:

– Но договор есть договор. Я обещал карту – ты её получишь.

– Сейчас! – надеюсь, мой голос звучал уверенней, чем два вдоха назад.

– Сейчас, – согласился Мириот. – Но добавим ещё одно условие. Я не держу на тебя зла за третьего брата, а ты прощаешь его за резкие слова.

– Хорошо, – моя злость на Риквила уже улетучилась, мгновений пережитого ужаса достаточно с него.

Волк кивнул на третьего брата:

– Когда он придёт в себя?

– Я не знаю точно, – вспомнив птиц, добавил. – Через десяток вдохов?

– Будем надеяться, – Волк снова запустил руку за отворот куртки, поинтересовался у меня. – Карту оттуда будешь смотреть? Разглядишь? Запомнишь?

Я хотел усмехнуться, забыв о ране, но вышло лишь дёрнуть щекой да вздрогнуть от новой вспышки боли. Опустив руку, молча шагнул вперёд, оставив висеть незавершённый символ Смерть едва ли не в ладони от головы Мириота.

Но всё оказалось не так уж плохо, как я накручивал себя, готовясь к предательству. Пусть мелкие детали в пути и говорили за него, но увидев копию карты Миражного, с отдельно обведёнными тремя кварталами, я понял, что Волк был верен до конца.

– Я не знаю, где ты сумеешь найти помощь. Раньше я говорил о Павильоне Здоровья, – палец ткнул первую большую метку, перепрыгнул к мелкой. – Потом нашёл в записях Основателя вот это – Хрустальные Фиалы. Единственное, что относится к алхимии и находится близко. Всё остальное слишком далеко.

– Что такое далеко в этом городе?

– Противоположная окраина. Даже в Миражном, где кварталы перемешиваются, словно кости, расстояние многое значит. Дойти туда без шансов – слишком длинный путь через меняющиеся улицы. Даже Павильон чересчур далеко, но там на карте есть хотя бы несколько отмеченных перекрёстков, когда Основатель пытался идти в ту сторону.

Словно подтверждая его слова, небо моргнуло, и крыши дальних от нас дворцов раскрасились другим цветом. Город изменился, сменяя одни кварталы другими. Неизменны в Миражном лишь входы, несколько десятков перекрёстков и пара кварталов. Но и стоять на одном месте, надеясь, что рано или поздно твоя цель появится на соседней улице – не выйдет. Таких умников было много в истории Миражного. Вернуться с серьёзной добычей никто не сумел.

– Единицы из тех, что заходят в этот город, возвращаются. Ещё меньше среди них тех, кто что-то получил в Миражном. В их числе наш первый глава с товарищами, несколько отрядов семьи Тарсил, а затем и Ордена.

Я, терпя боль, вслушивался в слова Мириота, которому мостовая Миражного словно развязала язык. Что разведали отряды старых и новых владельцев Гряды – неизвестно. Есть только опыт тех одиночек, что хотя бы сумели войти и выйти. Окраины города – почти неизменны. Чем глубже ты заходишь в Миражный, тем чаще меняются его улицы, тем сильнее тебя бросает с одного его края на другой. Потому-то Основатель Волков и повернул назад, поняв, что дойти до своей первой цели не сумеет.

Он поступил разумно. Вот только тренировочный Зал не так уж и далеко от окраин города. Где больше шансов, что удача улыбнётся тебе, и ты либо успеешь дойти до него, либо при новой смене кварталов он опять мелькнёт рядом. А Павильон глубже. В два раза глубже. И мне нужно до него дойти.

Придётся пользоваться советом Основателя Волков, с помощью которого ему удалось вернуться из глубины города – стараться смену кварталов встречать на перекрёстке. Ещё лучше, если он незыблемый. И тогда раз за разом вглядываться в крыши дворцов вдали, пытаясь заметить кусочек нужного мне района, и стараясь дойти. А дальше… дальше положиться на удачу. Чем меньше расстояние будет между мной и Павильоном, тем больше шансов дойти до него. Цель Волков была изначально близка – тренировочный зал Древних. Моя – в два раза дальше. Мириот сам взглянул вдаль и пожелал:

– Удачи тебе. Надеюсь, сумеешь отыскать лекарство. У Древних они должны быть не хуже наших – один пузырёк от всех физических ран. Другой – от всех, что с ядом или повреждением духовной силой.

– Да-да, – я кивнул, услышав набившие оскомину за эти недели слова.

Заживление и Поры. Если бы всё было так просто, то не нужно было бы ещё десятков других зелий в лавках. Но и правды в его словах много.

– Напоследок хочу рассказать тебе последнее условие Миражного. Здесь можно находиться не более четырёх месяцев, а потом обязательно нужно его покинуть, иначе против тебя обернутся все его стражи. Учитывай дорогу, звери не будут разбираться, что тебе остался всего день пути до выхода. Будем надеяться, что долю удачи Небо выделит и нам за помощь тебе, сократив путь к залу. Всегда верил, что оно следит за нами и вознаграждает за добрые поступки.

Невольно я кивнул. Хорошие мысли. Признаюсь, что и я считал – за доброту нужно платить добром. Надеюсь, и в Нулевом, и в первом лагере Волков те, кому я отплатил добром, вспоминают меня добрым словом.

– Держи.

Я глядел на протянутый мне свиток, не спеша взять его в руки.

– Это расчёт за трофеи с Жулана. Твой набор техник был хорош, чтобы силой проложить путь, не более. В нём зияет дыра, не столь страшная для одиночки, но теперь забота о родных ляжет на тебя.

Волк положил мне руку на плечо:

– Наши дороги разминутся. Ты пойдёшь на поиски лечения, но вот сила… Сила лежит в другом месте. Я дал тебе полную карту с меткой и тренировочного Зала, куда пойдут Волки. Найди лекарство для сестры и ищи нас. Через три месяца мы двинемся на выход из города. Сюда, к этим же воротам и будем ждать до последнего дня у их черты. Возможно, ты расслабился, не видя чужих глаз за всё время пути сюда, но хочу, чтобы ты крепко запомнил – в одиночку тебе не миновать тех, кто будет поджидать нас с богатствами Миражного.

Я кивнул и взял свиток техники. Я запомню всё это, Мириот.