Электронная библиотека » Михаил Каюрин » » онлайн чтение - страница 1


  • Текст добавлен: 23 октября 2023, 01:06


Автор книги: Михаил Каюрин


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Чёрная стезя. Часть 1
Опалённые революцией
Михаил Александрович Каюрин

© Михаил Александрович Каюрин, 2023


ISBN 978-5-0059-7966-7 (т. 1)

ISBN 978-5-0059-7967-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Опалённые революцией. Пролог

Лицо Марка Ярошенко с раннего утра было лучезарным. Его обуревала беспредельная радость: жена Евдоха, наконец-то, подарила ему долгожданного сына. До этого дня каждые два года на свет появлялись одни дочери. Четыре мокрохвостки наплодилось уже, а вот сына Бог не давал. Дочерей было бы пять, однако старшенькая Полина на третьем году жизни внезапно заболела и вскоре умерла. Господь, вероятно, услышал его молитвы и, в конце концов, смилостивился. Сегодня с восходом солнца Марк услышал пронзительный крик выбравшегося на свет наследника.

Прошло больше двух часов с того момента, когда его сын дал о себе знать, однако бабки-повитухи всё ещё крутились вокруг роженицы. За закрытыми дверями слышались их шаркающие шаги и приглушённые голоса. В комнату Марка не пускали, хотя он порывался пройти к жене несколько раз.

– Ещё рано, – недовольно пробурчала в первый раз бабка Маруся по отцовской линии. Она вышла из комнаты и захлопнула дверь перед носом Марка.

– Пусть дитя обсохнет, а Евдоха поспит. Уморилась бедняга, измучил её сын, пробираясь на свет божий. Богатырь уродился.

Бабка умолкла на секунду, припоминая, с какой целью она вышла из комнаты и, вспомнив, направилась в кухню.

– Да не путайся ты под ногами у меня, – бросила она на ходу. – Дел у тебя нет, что ли? Будет ещё время посмотреть на сына.

Второй раз Марк попытался увидеть сына после завтрака.

– Какой ты неугомонный, Марочко! Спит твоя жена, и сын твой спит. Говори тихонько.

Показать новорожденного она пообещала через пару часов.

Бабка Маруся была единственным человеком в семье Ярошенко, которой Марк позволял говорить с собой таким тоном. Он являлся главой семейства, и никому из домашних лиц не было позволительно спорить с ним или повышать голос. Марку шёл тридцать второй год, но, несмотря на молодость, ему выпало в жизни повидать многое. … Марк отвоевал на фронте за веру царя и отечество без малого два года. Боевой путь солдата царской армии он начинал в Галиции в августе 1914 года в составе Юго-Западного фронта.

Потом было тяжёлое отступление на восток, холодная и голодная зима в окопах в полусотне вёрст от города Станислава.

Лишь в конце июля 1916 года, собрав силы, русская армия опять пошла в наступление. На переправе через реку Стоход Марк Ярошенко поймал пулю австрийского солдата.

Главой большого семейства ему суждено было стать после смерти отца.

Отец его, Сидор Михайлович Ярошенко, четыре года назад сложил голову на поле брани гражданской войны. Он исполнил свой солдатский долг поровну между обеими противоборствующими сторонами, словно отвесил его на весах, отслужив полгода вначале в белой армии, а затем такой же срок в красных частях.

Отец служил возницей в обозе и однажды угодил под разрыв случайного снаряда, прилетевшего со стороны белых. Повозка разлетелась вдребезги, коня убило наповал, а боец красной армии Сидор Ярошенко получил смертельное ранение, будто в отместку за свой переход к красным.

В гражданскую войну Марк избежал мобилизации как в белую, так и в красную армию. Ещё в 1916 году в результате ранения его списали подчистую. Из госпиталя он вернулся домой с двумя отметинами об этой войне в виде двух небольших ямок на теле, затянутых тоненькой кожицей. Одна ямка была на спине под левой лопаткой, а другая – напротив, на левой стороне груди. Австрийская пуля прошла навылет. Осколок же лишил Марка фаланги большого пальца и полностью оторвал указательный палец на правой руке. Порог родной хаты защитник царя и отечества переступил с георгиевским крестом на гимнастёрке.

У Марка не было братьев. Три старших сестры давно вышли замуж и жили своими семьями в соседних сёлах. Мать ушла в лучший мир через год после гибели мужа. Все женские дела сейчас лежали на плечах бабки Маруси.

Евдоха была у неё в помощницах. Она молчаливо и безропотно исполняла все распоряжения бабки Маруси, хотя целая орава собственных ребятишек отнимала у неё уйму времени. Очень часто Евдоха ложилась спать позже всех. Но Марк никогда не слышал, чтобы жена роптала на тяготы жизни. За это он и любил её.

Евдокия Жалейко была из бедной семьи. Ветхая родительская хата под соломенной крышей стояла на отшибе в конце деревни. В полусотне метров от хаты проходила дорога на мельницу. С этой самой дороги и присмотрел однажды себе невесту шестнадцатилетний Марк, сидя в телеге на мешках с зерном. Увидев у колодца худенькую чернобровую дивчину с толстой косой, он сразу потерял покой и сон.

Дуня была моложе Марка на один год, на день помолвки ей едва исполнилось шестнадцать лет. Бабка Маруся не одобряла ранний брак единственного внука, тем более с дочерью бедняка. При удобном случае она высказывала своё недовольство, которое витало в её голове.

Сидор соглашался с нею, но через полгода, насмотревшись, как изводится от любви Марк, он в конечном итоге махнул рукой на всё и направил к Андрею Жалейко сватов.

Так бесприданница Дуня влилась в безбедное семейство Ярошенко.

…Марк отправился на конюшню к волам. На сегодня у него был запланирован выезд в поле – земля уже выстоялась для вспашки, и нельзя было упускать ни дня. Рождение сына спутало ему намеченные планы – он не мог покинуть хату, не увидев новорожденного.

В конюшне Марк застал деда Трифона – отца своего батьки.

Дед возился в стойле у вороного жеребца Орлика. Вычистив полы, он скрёб щёткой холку коня. Орлик вздрагивал, нервно перебирал копытами и косил лиловым глазом на старика. Тот в ответ хлопал коня по хребтине и что-то успокаивающе бормотал любимцу.

– Ну, что, дед? Готов твой Орлик работать?

– А как же. Конечно готов.

– А волы?

– И волы готовы.

– Хорошо, дед, очень хорошо. Вот только гляну одним глазком на новорожденного наследника, и поедем мы с тобой в поле. Пахать требуется. Ты согласен?

– Я-то что? Поедем, если требуется. Только проку с меня, как от старого козла – одни убытки.

– Не прибедняйся, дед, – рассмеялся Марк. – Ты мужик ещё в силе. Вон как Орлика обхаживаешь! Трёшь ему холку так, что он даже не может устоять на ногах.

Дед Трофим был вторым мужчиной в большом семействе Ярошенко. Ему шёл восемьдесят второй год, но он был ещё крепок и выполнял большой объём физической работы по хозяйству, которой хватало для него с лихвой.

В большой конюшне содержались два вола, лошадь, корова с годовалой тёлкой, пара свиней, куры, индюки, коза и несколько овец. Такое поголовье скотины требовало постоянного ухода.

Дед вставал до восхода солнца и сразу отправлялся в конюшню. Он любил возиться со скотиной и пропадал в конюшне до позднего вечера.

На Марке лежали более тяжёлые работы.

– Пошутил я, дед. Оставайся с бабами, справлюсь один, как-нибудь.

Марк помог деду натаскать соломы, принёс из амбара мешок с зерном, наносил из колодца воды для скотины, и только потом вновь направился в хату, чтобы увидеть сына.

Бабка Маруся, наконец-то, пустила его к жене.

Евдоха полулежала на взбитых подушках и кормила новорожденного грудью. Малец с закрытыми глазами неумело, и, как показалось Марку, лениво елозил по соску крохотными губами. Вправляя сосок в рот младенца, она тихо, почти беззвучно смеялась сдавленным смешком.

– А ну-ка, Дуня, дай мне полюбоваться на хлопца! Где его писюнька? – пробасил в дверях голос Марка.

– Чего глотку дерёшь? С ума сошёл? – проговорила ему в спину бабка Маруся. – Нельзя так орать, тихонечко нужно.

Марк подошёл к кровати и остановился в нерешительности. Потом наклонился над свёртком, восторженно произнёс:

– Сынку… чертяка ты мой…

Других ласковых слов у Марка не нашлось. Он стоял и улыбался от счастья, глядя то на дитя, то на жену. Затем обменялся с Евдохой несколькими фразами о домашних делах и вышел из комнаты. Радостно насвистывая, направился к конюшне. Теперь он убедился воочию, что не произошло никакого подвоха, что у него, наконец-то, действительно появился на свет сын.

Когда Евдоха забеременела в шестой раз, он пригрозил, что убьёт её, если она снова принесёт ему в подоле мокрохвостку.

Сейчас Марк вспомнил об этом и тихо рассмеялся.

Пашня располагалась в двух верстах от деревни. Марк остановил волов у края, прошёлся вдоль межи. Несколько раз он останавливался, набирал в пригоршни землю. Растирал между ладонями, внимательно рассматривал. Оставшись довольным, вернулся к волам. Прежде чем начать пахоту, обратил взор в небо и трижды перекрестился. Потом поплевал на ладони, ухватился за ручки плуга.

– С Богом, – проговорил Марк вполголоса и всем телом навалился на плуг.

Пара круторогих быков натянула постромки. Лезвие плуга, сверкнув на солнце отбеленной сталью, вонзилось в жирную влажную землю и стало резать борозду.

Марк уверенно шёл за плугом и наблюдал, как эта земля, словно чёрное масло из-под большого ножа, нарезалась узким сплошным куском и с покорностью переворачивалась, будто ложилась на безразмерный ломоть хлеба. Он любил землю, знал её потребности и нутром чувствовал немые просьбы пашни, ставя землю в один ряд с живностью.

Когда земля иссыхала под лучами палящего солнца, и её поверхность трескалась, как поражённая болезнью кожа, а потом истиралась сухим горячим ветром до серого пепла, Марк, не стыдясь сторонних глаз, становился на колени посреди поля и просил у Бога дождя. Он устремлял свой вопрошающий взор в яркую синеву неба без единого облачка и долго молился.

И не было ещё случая, чтобы его молитвы не были услышаны небесами. Пусть не сразу, а лишь через несколько дней насупившиеся небо вдруг оглушительно взрывалось, испуская ослепительные молнии, и затем сбрасывало на пашню плотные потоки воды. Измученная зноем земля жадно поглощала влагу, выпивая в низинах пашни большие лужи за считанные минуты.

Шагая за плугом, Марк в очередной раз подумал, что поступил правильно, не примкнув к большевикам…

…Впервые он услышал о них в окопах зимой 1916 года. Это было за год до февральской революции. Русские солдаты к тому времени уже устали от войны и начинали роптать. В армии начиналось брожение. Большинство солдат всё ещё не знало о причинах и целях войны, неожиданно свалившейся им на голову. Они устали от голода, холода, вшей, офицерских зуботычин и многих унижений, которые приходилось терпеть рядовому бойцу. На робкие вопросы солдат офицеры замысловато отвечали, что какой-то серб убил австро-венгерского эрцгерцога с женой, и за это австрияки и германцы, якобы, решили побить всех сербов. Кто такие сербы, где живут, многие солдаты не знали и не понимали, почему «из-за какого-то убивца-серба Германия удумала воевать»?

На передовой появились первые агитаторы большевиков. Они толковали неграмотным крестьянам, что людей ведут на убой только по капризу царя, и поэтому такого правителя надо свергнуть, а войну остановить.

Агитаторы произносили такие лозунги, которые были понятны любому солдату. «Долой войну!» «Мир – народам!» «Земля – крестьянам!» «Фабрики – рабочим!» «Власть – советам!»

Марк невольно стал прислушиваться к их речам, поскольку в пламенных выступлениях говорилось о мире, земле и хлебе. Плюгавенькие человечишки в пенсне призывали создавать солдатские советы, которые будут контролировать действия на фронте и укрощать зарвавшихся офицеров.

На какое-то время в сердце Марка вспыхнула революционная искра, но очень быстро потухла, так и не сумев воспламенить в нём большевистского огня.

То, что некоторая часть офицеров являлась мразью, Марка не нужно было убеждать. За время службы он сполна испытал их скверные поступки на собственной шкуре.

Для таких офицеров рядовой состав – сброд, быдло, скотина, с которой даже не стоит церемониться, отправляя на верную смерть порой без оружия и боеприпасов. И когда речь заходила о земле, которую большевики обещали поделить поровну с неимущим классом – в головах солдат появлялись мысли о поддержке предстоящего мятежа.

Марк придерживался иного мнения. В своей деревне он насмотрелся на так называемых бедняков. В его глазах всё они были бездельниками и пьяницами, за исключением отдельных личностей, вроде его тестя, которого несправедливо обидела судьба. Но и тесть когда-то жил в семье небедного крестьянина Власа Жалейко.

Виной бедности стал пожар, который спалил добротный дом, большую часть хозяйства и самого Власа с жинкой и двумя детьми. Спасти удалось лишь самого младшего – тринадцатилетнего Андрея Жалейко, будущего тестя Марка. Рухнувшая крыша покалечила хлопцу ногу, он остался хромым на всю жизнь.

Три года Андрейко был наёмным работником у мельника, а потом, окрепнув и скопив небольшие гроши, отстроил часть сгоревшего родительского дома. В середняки не выбился, но и не нищенствовал.

Справедливо ли будет отнять землю у зажиточных, но трудолюбивых крестьян, которые трудятся на ней от зари до зари, и отдать её этим шаромыжникам? Чем обернётся такая затея? Тут уж ни думать, ни сомневаться не приходится: через пару лет ухоженная земля зарастёт бурьяном!

Размышляя таким образом, Марк пришёл к окончательному выводу: ему не по пути с большевиками. И как только такая мысль появилась в голове, все его сомнения развеялись сами по себе.

После госпиталя он вернулся в родное село и стал жить так, как жил до призыва на войну, занимаясь единоличным хозяйством.

И в гражданскую войну он даже мысленно не был на чьей-либо воюющей стороне. Проходили через село белые – Марк не испытывал к ним ненависти, но и не одобрял их действий. И к красным он не испытывал особых симпатий, поскольку те, как и белые, требовали от него продовольствия, а, пополнив свои запасы, вели себя так, будто выдача зерна, муки и сала была узаконенной обязанностью сельского труженика. И плевать было и белым, и красным, как будет переживать зиму сам Марк с малыми детишками, да со стариками в придачу.

Всё это, к счастью, осталось в прошлом. Большевики смели с престола царя, власть сменилась, но у него в собственности, слава Богу, по-прежнему оставалась земля. Был добротный дом, полный двор живности, была жинка и детки, наконец-то появился наследник. Что ещё нужно для счастья простому крестьянину?

…Появившийся на горизонте всадник прервал размышления Марка. Лошадь под незнакомцем шла галопом, оставляя за собой плотный хвост пыли.

Совсем скоро стал слышен топот копыт, еще через минуту появилась возможность разглядеть самого всадника. Конь перешёл на рысь, замедлил бег и остановился у края вспаханного поля. Ноздри разгорячённого рысака широко раздувались, он громко всхрапывал и часто перебирал ногами, словно намеревался исполнить танец перед появившимся человеком.

– Эй, пахарь! Не видал ли здесь подводу с двумя мужиками? – не удосуживаясь поприветствовать Марка, сходу задал вопрос всадник. Был он в кожаной куртке и форменной фуражке со звездой, на поясе висел маузер в деревянной кобуре.

Марк остановил волов, повернулся к всаднику всем телом. Помедлив, сделал несколько шагов навстречу. Лицо человека в седле показалось ему знакомым, и Марк тотчас вспомнил его.

Это был тот самый командир отряда Красной Армии Кривошеев Афанасий Дормидонтович, который в декабре 1918 года хотел конфисковать у семьи Ярошенко единственного коня для нужд революции.

Марк тогда воспротивился и готов был отстаивать жеребца даже ценой собственной жизни. К тому времени он ещё не успел полностью остыть от инцидента с унтер-офицером белой гвардии, стоявшего на постое в их селе неделю назад, и поэтому требование красного командира подействовало на него, как ветер на затухшие угли, моментально воспламенив мозг.

У белой гвардии, что квартировала в селе, кончались запасы продовольствия, её командир решил пополнить их за счёт жителей села насильственным путём.

Трое заготовителей во главе с унтер офицером двигались по селу, не пропуская ни одной хаты. Не обошли стороной они и семейство Ярошенко. Их встретил глава семейства – Сидор, отец Марка. Выслушав представителей белой гвардии, он согласился помочь в добровольном порядке, но готов был поделиться лишь одним мешком зерна и куском сала фунтов на семь. Этого унтер-офицеру показалось недостаточно, он распорядился осмотреть амбар.

Когда двое белогвардейцев двинулись выполнять распоряжение командира, на пути встал Марк.

– Стоять, – сказал он негромко, его голос прозвучал зловеще. – Я сам принесу вам зерна и сала ровно столько, сколько сказал мой батька. И не фунтом больше. В амбаре вам делать нечего.

Отец смотрел на сына удивлённо и с неподдельным страхом. И было от чего округлиться его глазам. Марк говорил на чистом русском языке и вёл себя так, будто был старшим по званию и отменял поступившее распоряжение унтер – офицера.

– Что-о?! – завопил в бешенстве поручик, выхватывая из ножен шашку. – Как ты смеешь?! Прочь с дороги, скотина!

– Стой, поручик, не двигайся, – ничуть не испугавшись, всё так же негромко осадил унтер-офицера Марк. – Не доводи до греха. Шашкой я умею махать не хуже тебя. Только в Галиции я ею рубил головы врагам Отечества, а не размахивал перед глазами безоружных крестьян.

Их глаза встретились. Маленькие, чёрные, колючие от гнева, испуганно стреляющие из-под тонких ниточек бровей поручика и карие, большие, вспыхнувшие огнём решительности, глаза Марка.

Некоторое время они стояли в полушаге друг от друга, испепеляя один другого в гробовой тишине. Потом Марк развернулся и направился в амбар. Он принёс мешок зерна и бросил его перед ногами унтер-офицера. Сидор положил сверху увесистый кусок сала, завёрнутый в холщовую тряпку.

С минуту поручик продолжал стоять, сверля Марка буравчиками мышиных глаз. Гнев его не улетучился. Желваки, твёрдые, как два небольших речных голыша, периодически перекатывались на узких худых скулах.

– Чего уставились?! – визгливо прикрикнул он на солдат. – Несите в сани, живо!

Мобилизованные мужики, совсем не похожие на военных, сорвались с места, и, путаясь в полах длинных шинелей, с удивительной расторопностью ухватились за мешок, понесли. Поручик напоследок зыркнул на Марка пылающими глазами и, чётко развернувшись, будто исполнил элемент строевой подготовки на плацу, быстро зашагал со двора.

Через два дня в хату зашёл вестовой из штаба, сунул под нос Сидора Ярошенко какую-то бумагу с печатью и громко сообщил, что тот мобилизован на службу в белую армию.

Спустя неделю белое войско без боя покинуло село.

Не успела снежная позёмка замести лошадиные следы за околицей, как с противоположной стороны в село вполз потрепанный, обмороженный и голодный отряд красноармейцев. На переднем коне восседал человек, который сейчас предстал перед Марком…

– Ба! Какая встреча! – осклабился всадник в самодовольной усмешке. – Глазам своим не верю! Защитник царя и отечества! Жив ещё, георгиевский кавалер? Не подавился хлебом, украденным у советской власти?

– Как видишь, – не разделяя радости от встречи, угрюмо отозвался Марк. – Благодаря щедрости и доброте товарища Загоруйко ноги с голоду не протянул.

– Попридержи язык-то, контра недобитая, – прошипел, будто потревоженная змея, представитель новой власти. – Думаешь, я не знаю, как ты утаивал хлеб от советской власти? Думаешь, если его у тебя не нашли, то ты чист перед ней? Как бы ни так! Придёт время, большевицкая власть за всё спросит, не сомневайся!

Неостывший от бега конь Кривошеева крутнулся на месте, недовольно всхрапнул.

– Повторяю вопрос: видел ли ты повозку с двумя мужиками?

– При мне здесь никто не проезжал, не видел. Разве что утром, когда я был в селе, – Ярошенко неопределённо повёл плечами.

Кривошеев вцепился недоверчивым взглядом в лицо Марка, затем с растяжкой, явно недовольный ответом, проговорил:

– Ну, не видел, так не видел, какой с тебя спрос? Но учти: если соврал – ГПУ спросит за укрывательство! По всей строгости закона спросит!

– Так эти двое – контра? – прикинувшись простаком, миролюбиво спросил Марк. – А вы, осмелюсь полюбопытствовать, в каком сейчас звании-должности?

Кривошеев с подозрением уставился на Марка. Ему показалось странным проявленное любопытство пахаря и насторожила услужливая манера общения. Ярошенко оставался в его памяти строптивым и заносчивым.

Вспомнился день, когда Марк в категоричной форме отказался передать своего коня в распоряжение отряда Красной Армии. Тогда его поведение было не таким смиренным, как сейчас. Кривошеев до сих пор помнит железную хватку его ручищ. Чуть было руку не сломал, паршивец, вырывая поводья жеребца.

«Чувствует свою вину перед советской властью, – рассудил Кривошеев. – Боится, что я могу припомнить прошлое, вот и лебезит».

– Я – начальник Беловодского ГПУ, – сообщил он для острастки. – Направлен советской властью, чтобы очистить район от контрреволюционной нечисти.

– О-о, большой чин, как я полагаю, – с неуловимой издёвкой в голосе отметил Марк. – Надо полагать, и помощники у вас имеются?

– А тебе какое дело? – напрягся Кривошеев и хищно прищурился.

– Соображаю, как скоро ГПУ выловит всех врагов народа, – с трудом сдерживая усмешку, с серьёзной миной на лице проговорил Марк.

– Не твоего ума дело, кто и как будет отлавливать белогвардейскую сволочь! – ощетинился Кривошеев. – Пашешь землю – вот и паши, и не суй нос в чужие дела.

– Странно как-то, – продолжил Марк, делая вид, что не заметил взвинченности Кривошеева.

– Чего тебе странно?

– То, что такой большой начальник самолично и в одиночку занимается поимкой бандитов. Неужели больше некому ловить?

Я бы и тебя ловил самолично, окажись ты в бегах. Обошёлся бы без помощников. Служба у меня такая: брать за грудки непокорных врагов и выводить на чистую воду. Эти двое – такая же скрытая контра, как и ты, Ярошенко. Вот приструню их, потом тобой займусь, если не прекратишь контрреволюционную деятельность.

– Не понимаю, о чём вы? – удивился Марк.

– Не прикидывайся невинной овцой. В ГПУ поступили сведения, чем ты занимаешься, – злобно проговорил Кривошеев. – Кто организует религиозные сходки по вечерам? Кто ходит по хатам с агитацией про Бога?

– Ничем подобным я не занимаюсь, товарищ начальник Беловодского ГПУ. А вот петь люблю, не отрицаю. Разве это противозаконно? – произнёс Марк невозмутимо.

– Петь-то не возбраняется, – сказал Кривошеев. – Только вот поёте вы, почему-то, не революционные песни, и не гимн интернационала. Ваши песни Бога прославляют, а не советскую власть. А религия, как сказал вождь мирового пролетариата Владимир Ильич Ленин, – это опиум для народа. Поэтому и церковь в вашем селе закрыли, и попа прогнали. Однако, вам неймётся. По ночам стали собираться. Молитесь и поёте. Подобные действия – это антисоветская пропаганда и контрреволюционная деятельность. Так что, делай выводы, поп самозваный! Не угомонишься – загремишь в Сибирь.

– Ложные сведения у вас, товарищ начальник ГПУ Беловодского района, – на лице Марка мелькнула безобидная улыбка.

– Я тебе не товарищ, не умничай, – с раздражением выговорил Кривошеев и резко потянул за уздцы. Конь встал на дыбы, захрапел, потом громко заржал. Кривошеев ослабил поводья, опустил коня, тот нервно перебирал ногами на месте.

– Подумай о детях. Ты ведь у них единственный кормилец. Дед-развалюха не сможет заменить тебя, если дело закончится арестом.

– Веру в Бога я держу внутри себя и никого за неё не агитирую, товарищ начальник ГПУ. С ней я мёрз в окопах, ходил в штыковую атаку и только благодаря этой вере остался жив. Так-то вот.

– Тебе виднее, – пробурчал Кривошеев. – Моё дело предупредить. Только учти: поблажек твоему семейству не будет. Не посмотрю, что твой отец был бойцом Красной Армии. Пощады не жди.

Марк промолчал и, опустив голову, направился к волам.

– Стой! – крикнул ему в спину Кривошеев. – Спросить хочу.

Тот остановился, опять обернулся.

– Спрашивай.

– Где ты выучился русскому языку?

Марк усмехнулся, проговорил невесело:

– Учитель был норовистый, вроде тебя. Терпеть не мог, когда с ним разговаривали с примесью украинской мовы. Рефлекс во мне выработал во избежание зуботычин.

– Ха! А у меня другие сведения, – осклабился Кривошеев.

– Какие? – не удержался от вопроса Марк.

– Слышал я, будто ты гимназию окончил, а на фронте сильно хотел стать офицером. Был даже зачислен на учёбу в школу прапорщиков. Только вот примазаться к белогвардейскому стаду тебе помешала австрийская пуля. – Кривошеев злорадно хохотнул.

Ответа не последовало. Марк снова опустил голову, дошёл до покорно стоящих волов и с силой вцепился в ручки плуга.

– А ты, оказывается, хитрый хохол, – вполголоса процедил Кривошеев. – Ничего-о, пройдёт время, и случай подвернётся, чтобы отправить тебя куда-нибудь на перевоспитание. Был бы человек, а провинность всегда отыщется. Людей без греха не бывает.

Начальник ГПУ был осведомлён правильно. Марк Ярошенко действительно окончил гимназию. Он был единственным сыном в семье, и его отец, полуграмотный крестьянин Сидор, приложил все силы, чтобы обучить Марка грамоте. Он отвёз сына на учёбу в Луганск. Гимназию Марк окончил с отличием.

И про школу прапорщиков Кривошеев сказал правду.

…К началу 1916 года положение на фронте сложилось крайне тяжелое. Особенно сложно было на Юго-Западном фронте. Отборные гвардейские полки, преданные царю и Отечеству, несли огромные потери. Их отправляли на самые опасные и тяжёлые участки фронта. Они гибли несколькими сотнями в каждом бою, словно сгорали в адском огне. Кадровых офицеров не хватало, эту нишу военное руководство заполняло грамотными и храбрыми солдатами, направляя их в спешном порядке в школу прапорщиков.

Однажды летом 1916 года на рубеже реки Стоход завязался жаркий бой. Солдаты сходили в атаку за сутки около десяти раз, и каждый раз откатывались назад под плотным огнём австрийских войск.

На рассвете они, израненные и озлобленные, в каком-то отчаянно-диком порыве, с безудержной яростью повыскакивали из окопов и с криками «Ура!» стремительно понеслись на неприятеля.

Австрийцы дрогнули и не смогли устоять неистовству русских солдат, не успели отсечь атакующих ружейным огнём. Завязалась рукопашная схватка. Бой получился быстротечным. Спасаясь от русских штыков, австрийская пехота в панике покинула передний край.

На следующий день на передовую приехал сам генерал Брусилов. Он лично поблагодарил солдат за героическую атаку, а особо отличившимся в бою солдатам вручил георгиевские кресты. Среди награждённых был и Марк Ярошенко, который одним из первых ворвался во вражеские окопы. Прикрепляя «Георгия» к гимнастёрке Марка, генерал спросил его:

– Давно воюешь, солдат?

– С самого начала военной кампании, ваше высокоблагородие! – отрапортовал Марк лихо.

– Грамотный?

– Окончил Луганскую гимназию, ваше высокоблагородие!

– Прапорщиком хочешь стать? – с улыбкой и отеческой ноткой в голосе спросил генерал.

От неожиданного вопроса Марк опешил, растерялся и не смог быстро ответить. В горле в один момент пересохло, язык стал тяжёлым и не ворочался. Он у него будто онемел, и было от чего. Сам генерал Брусилов предложил ему стать офицером! Скажи кто-нибудь об этом ещё час назад, Марк бы от души посмеялся над глупой шуткой.

– Можешь не отвечать, солдат. По лицу вижу, что хочешь. Нет солдата ни в одной армии мира, у которого бы в вещмешке не был спрятан маршальский жезл.

Генерал повернулся к штабс-капитану, сопровождавшему командующего Юго-Западным фронтом, сухо распорядился:

– Оформите направление в школу прапорщиков. Солдат Ярошенко заслужил право быть офицером. – И пошёл дальше вдоль строя, останавливаясь для вручения награды очередному герою.

Марк долго ещё не мог прийти в себя от слов генерала. Он не мог поверить в то, что произошло, и не знал: радоваться ли ему такой новости, или печалиться? Здесь, в окопах, текла своя жизнь, скрытая от глаз высшего руководства. Генерал Брусилов что? Побывал на передовой однажды и уехал, а ему, Марку Ярошенко, предстоит и дальше здесь жить. Сидеть в окопах, ходить в атаки, выслушивать оскорбления и подчиняться бездарному и вечно пьяному поручику Смоленскому. По словам самого поручика, он был потомком князя Смоленского, родственника великого фельдмаршала Кутузова. Поручик не только не любил Марка Ярошенко, он его открыто ненавидел и презирал. Этот офицер всегда находил повод для издевательств, высмеивал при всех, называя Марка хохлацким мурлом или мешком с навозом.

Как-то, получив очередную порцию оскорблений, Марк наткнулся на прапорщика Осенина. Тот отвёл его в сторонку и по секрету поведал, что поручик Смоленский, оказывается, будучи ещё в юнкерах, влюбился в какую-то даму, которая предпочла его пламенную страсть богатому украинцу. С тех пор он, заслышав украинскую речь, вскипает до бешенства.

– Забудь на время хохлацкий язык, он раздражает Смоленского, давит ему на перепонки, – посоветовал умудрённый опытом прапорщик. – Наговоришься дома, когда вернёшься с войны. Понятно?

– Понятно, – повторил вслед за прапорщиком Марк и уже на следующий день начал общаться с сослуживцами только на русском языке.

Совет оказался дельным, стычек с поручиком действительно поубавилось. Но скрытая ненависть в этом человеке всё же осталась, она просто затаилась в сознании поручика и продолжала жить в нём, как инстинкт у хищного зверя при виде лёгкой добычи.

Приняв на грудь полкружки самогона или водки, Смоленский ударялся в воспоминания о светской жизни в Петербурге, о пьяных вечеринках и волочениях за дамами. Захмелев, выходил из своего укрытия и шёл к солдатам в поисках развлечений. Он уже не мог сдерживать себя, поскольку серая окопная жизнь ему опостылела, а изменить в ней что-то коренным образом не хватало ни сил, ни воли, ни мужества.

Что будет потом, когда Марк вернётся обратно в свой полк, но уже в чине прапорщика? Не следует питать наивной надежды, что отношение поручика к нему сразу изменится, станет пусть не дружеским, то хотя бы терпимым. Скорее, наоборот. Завидев на плечах неотёсанного мужика блестящие погоны прапорщика, он ещё больше рассвирепеет, ещё больше будет оскорблять его, воротить нос при встрече, а все гадости станут более изощрёнными и вырастут вдвое.

Переживания Марка длились недолго. Через неделю австрийцы пошли в наступление, и Марк, отбиваясь от нападавших, получил тяжёлое ранение. Видимо, стать прапорщиком ему было просто не суждено.

…Марк пахал до сумерек, остановившись лишь однажды, чтобы дать передышку волам. И всё время, вглядываясь в бегущий вал вывороченной земли, он будто переворачивал страницы последних лет своей жизни.

Неожиданная встреча с начальником ГПУ вывела Марка из равновесия, словно кончиком ножа безжалостно сделала надрез на едва затянувшейся ране, заставила эту рану вновь кровоточить.


Страницы книги >> 1 2 3 4 5 6 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации