Текст книги "«Вдовствующее царство». Политический кризис в России 30-40-х годов XVI века"

Текст «речей» правительницы дошел до нас в составе комплекса документов, отразивших кульминационный момент противостояния великокняжеского правительства с удельным князем накануне его бегства из Старицы. Хотя ссылки на архивное дело, о котором идет речь630630
  РГАДА. Ф. 375 (Исторические сочинения). 1537 г. Д. 1.


[Закрыть], неоднократно встречаются в работах историков631631
  Зимин А. А. Реформы Ивана Грозного. С. 244, прим. 5; Юрганов А. Л. Старицкий мятеж. С. 106, сноска 36.


[Закрыть], оно ни разу не становилось предметом серьезного анализа. Исследователи вполне доверяли публикациям этих документов в изданиях первой половины XIX в. (в «Собрании государственных грамот и договоров» и «Актах исторических»), но, как выясняется, напрасно! Издатели XIX в. при передаче текста документов не отразили имеющиеся в них многочисленные исправления, что создает ложное впечатление о характере опубликованных ими источников. Кроме того, один из документов остается до сих пор не изданным.

«Ответ» великой княгини Елены старицкому боярину кн. Ф. Д. Пронскому и дьяку В. Григорьеву занимает первые пять листов архивного дела632632
  РГАДА. Ф. 375. 1537 г. Д. 1. Л. 1 – 5. Далее ссылки на листы архивного дела даются в тексте в скобках.


[Закрыть]. При знакомстве с рукописью выясняется, что перед нами – черновой набросок «речей» правительницы посланцу удельного князя: над строкой сделано несколько вставок, которые при публикации документа почти 200 лет назад были внесены издателями в текст без каких-либо оговорок633633
  СГГД. Ч. II. № 31. С. 38 – 39.


[Закрыть]. Поэтому мы не можем быть уверены, что эти слова действительно были произнесены, а не остались в виде чернового наброска после того, как переговоры были прерваны, а кн. Пронский из посланника окончательно превратился в узника.

Следом за «ответом» правительницы помещены «речи» князя Андрея Старицкого, которые Федор Пронский должен был передать великому князю и его матери – великой княгине (л. 6 – 9)634634
  Опубл.: Там же. № 30. С. 37 – 38.


[Закрыть]. В отличие от первого документа, список «речей» удельного князя представляет собой беловую рукопись, без каких-либо исправлений или помет. Это и понятно: текст наказа, по которому посланник должен был говорить, был доставлен им в Москву и, вероятно, конфискован – сразу или позднее, перед заточением Пронского в Свиблову башню, – а впоследствии приобщен к «делу» старицкого князя.

Помимо наказных «речей» Елены Глинской и Андрея Старицкого, в нынешнем архивном деле хранятся еще три документа: 1) черновой набросок слов митрополита Даниила, которые должен был передать князю Андрею Ивановичу архимандрит симоновский Филофей (л. 10), – этот текст остается неопубликованным; 2) черновой список «речей», адресованных тому же удельному князю, которые от имени великого князя должен был произнести Досифей, владыка сарский и подонский (л. 11), – текст издан635635
  АИ. СПб., 1841. Т. I. № 139. С. 201.


[Закрыть], но без учета содержащихся в нем многочисленных исправлений; 3) беловой список обращения митрополита Даниила к Андрею Старицкому, которое поручено было произнести архимандриту Филофею (л. 12 – 15), – текст опубликован636636
  СГГД. Ч. II. № 32. С. 40 – 41.


[Закрыть].

О роли митрополита Даниила в «деле» Андрея Старицкого, с особой наглядностью проявившейся в только что упомянутых документах (составленных, по всей видимости, в митрополичьей канцелярии), мы поговорим чуть ниже, а сейчас сравним между собой два текста: «речи» удельного князя, переданные с кн. Ф. Д. Пронским, и «ответ» ему великой княгини. Информация, содержащаяся в обоих документах, уже использовалась нами в предшествующем изложении, но здесь мы сосредоточим внимание на основных идеях этих посланий и дадим им общую характеристику.

В «речах» князя Старицкого, адресованных великому князю и великой княгине (совпадающих почти дословно), поражает эмоциональный тон говорящего: напоминая о настойчивых требованиях явиться в Москву, которые Андрей Иванович не мог исполнить из-за постигшей его болезни, он восклицает: «…и в том, государь, нынеча нам скорбь и кручина великая о том, что тебе, государю, наша немочь неверна, и по нас посылаешь неотложно». Далее следует словесный выпад: «…а преже сего, государь, того не бывало, что нас к вам, государем, на носилах волочили». И вновь подчеркнуто скорбный тон в расчете на сострадание: «И яз, государь, грехом своим, своею болезнью и бедою, с кручины отбыл ума и мысли»637637
  СГГД. Ч. II. № 30. С. 37.


[Закрыть]. Свою речь князь заключал «челобитьем», прибегая к сознательному самоуничижению: «…и ты бы, государь, пожаловал, показал милость, огрел сердце и живот холопу своему своим жалованьем, как бы, государь, мочно и надежно холопу твоему, твоим жалованьем, вперед быти безскорбно и без кручины, как тебе, государю, Бог положит на сердце»638638
  Там же. С. 37 – 38.


[Закрыть].

В отличие от эмоционального послания Андрея Старицкого, ответная речь великой княгини выдержана в сухом деловом тоне. Но более всего поражают содержательные различия двух цитируемых документов. Вот как в ответе правительницы переданы слова кн. Ф. Д. Пронского, сказанные им от имени его господина: «…говорил еси нам от князя Андрея Ивановича, что мы к нему писали в своей грамоте, чтоб к нам поехал, и ныне на него пришел великой страх, потому что слышит от многих людей, что мы на него хотим опалу свою положити, не по его делом, и нам бы с него тот страх сняти, чтобы ему приехати к нам безстрашно и надежно, да и въперед бы ему на нас надежа была»639639
  Там же. № 31. С. 38 – 39.


[Закрыть]. Великая княгиня напоминала, что ранее, стремясь успокоить мнительного князя Андрея, она посылала к нему боярина кн. И. В. Шуйского и дьяка Меньшого Путятина640640
  В рукописи первоначально шла речь только о посылке к удельному князю боярина И. В. Шуйского, но затем над строкой было приписано: «и дьака своего Меншего Путятина». Эта приписка в тексте встречается трижды – при каждом упоминании миссии кн. И. В. Шуйского в Старицу (РГАДА. Ф. 375. 1537 г. Д. 1. Л. 2).


[Закрыть], и вроде бы «с него тот страх сшел», и вот опять «ты [кн. Ф. Д. Пронский. – М. К.] ныне нам говорил, что мы на него [князя Андрея. – М. К.] хотим опалу свою положити». Елена категорически отвергала подобное предположение («у нас того и в мысли никак не бывало») и заверяла в своей «любви» к удельному князю641641
  СГГД. Ч. II. С. 39.


[Закрыть].

Заметим, что в дошедшем до нас списке «речей» Андрея Старицкого говорится нечто иное: там сказано не о «великом страхе», а о болезни и «кручине», постигших удельного князя. Нет в сохранившейся наказной памяти кн. Ф. Д. Пронскому и упоминания об опале, которую, по слухам, собиралась положить на Андрея Ивановича правительница. И уж совсем обескураживает заключительный пассаж «речи» великой княгини посланцу старицкого князя: «…а говорил еси нам, чтоб нам ему велети утвержение учинити; и князю Андрею было, по государя нашего приказу [Василия III. – М. К.] и по нашему слову, и по своему обещанию, как он государю нашему и нам обещал, пригоже к нам без страху ехати»642642
  Там же.


[Закрыть]. (Интересно, что в рукописи первоначально было написано: «…к нам и без утвержанья ехати», но затем слово «утвержанье» было зачеркнуто и заменено (над строкой) более дипломатичным выражением «без страху»643643
  РГАДА. Ф. 375. 1537 г. Д. 1. Л. 4.


[Закрыть].)

Парадокс в том, что просьбы об «утвержении», т.е. о каких-то гарантиях (крестоцеловании и т.п.), в дошедшем до нас тексте «речей» Андрея Старицкого опять-таки нет. Между тем великая княгиня, по ее словам, идя навстречу пожеланию князя, велела целовать крест своим доверенным лицам: «А ныне, коли к нам приказал о утверженье, и мы, жалуючи его [князя Андрея. – М. К.] и любовь свою к нему держачи, велели крест целовати боарину своему князю Ивану Васильевичу Шуйскому, да дворецкому своему тферскому Ивану Юрьевичу Поджегину, да дияку своему Меншему Путятину на том, что у нас на него мнения никоторого нет, и на сердце собе на него не держим ничего, и вперед жалованье свое и любовь свою хотим к нему держати»644644
  СГГД. Ч. II. С. 39.


[Закрыть].

Напрашивается вывод о том, что эти слова были написаны не в апреле 1537 г., а раньше – например, в 1536 г., вскоре после упоминаемой правительницей в своем ответе миссии боярина И. В. Шуйского и дьяка Меньшого Путятина, которые, по высказанному нами выше предположению, побывали в Старице в конце 1535-го или первой половине 1536 г. Проблема в том, что текст ответа великой княгини, в отличие от наказа старицкого князя своему посланнику645645
  В сохранившихся наказных «речах» удельного князя, переданных с кн. Ф. Д. Пронским, упоминается недавний приезд в Старицу кн. Б. Д. Щепина Оболенского (Tам же. № 30. С. 37); этот эпизод есть и в «Повести о поимании князя Андрея Ивановича Старицкого», по которой он надежно датируется началом апреля 1537 г. (см. выше).


[Закрыть], не содержит точных датирующих признаков. Поэтому нельзя полностью исключить гипотезы о том, что до нас дошел ответ правительницы на какое-то предыдущее «посольство» старицкого князя, порученное также кн. Ф. Д. Пронскому646646
  Именно к такому выводу ранее пришел П. Ниче, обративший внимание на несоответствие «ответа» Елены Глинской содержанию дошедших до нас «речей» князя Андрея Старицкого (Nitsche P. Großfürst und Thronfolger. S. 245 – 246. Anm. 103).


[Закрыть].

Однако можно привести аргументы и в пользу более традиционной версии, согласно которой переговоры в Кремле с посланцем удельного князя все-таки состоялись, и их ход отразился в сохранившемся списке «ответа» великой княгини. Прежде всего следует заметить, что источникам известна только одна миссия старицкого боярина кн. Ф. Д. Пронского в Москву, и она надежно датируется апрелем 1537 г. Кроме того, тот факт, что текст «ответа» Елены Глинской дошел до нас вместе с четырьмя документами, бесспорно относящимися к указанному времени, наводит на мысль о том, что он связан с ними не только одной архивной судьбой, но и общностью происхождения. Что же касается бросающихся в глаза различий между текстами наказа кн. Ф. Д. Пронскому и ответной «речи» Елены Глинской, то их можно объяснить тем, что великая княгиня, вероятно, отвечала не на письменный документ (инструкцию, данную старицкому боярину его князем), а на реально произнесенные посланником слова, прояснявшие некоторые весьма туманные выражения, содержавшиеся в данном ему князем наказе. Что, например, имел в виду Андрей Старицкий, когда просил великого князя его «пожаловать», «как бы… мочно и надежно холопу твоему, твоим жалованьем, вперед быти безскорбно и без кручины, как тебе, государю, Бог положит на сердце»? По всей видимости, речь шла о предоставлении каких-то гарантий безопасности удельному князю. Именно так и поняла дело Елена Глинская, которая в подтверждение своих слов об отсутствии злого умысла в отношении старицкого князя велела целовать крест своим ближним людям.

Как видим, перед нами – одна из загадок «старицкой истории», которая при нынешнем состоянии источниковой базы едва ли может быть однозначно решена. Но вернемся к реконструкции событий апреля 1537 г., когда рушились последние надежды удельного князя на мирный исход его противостояния с великокняжеским двором.

Если верить Воскресенской летописи, то правительство якобы не предпринимало никаких мер в отношении непокорного старицкого князя до самого конца апреля – начала мая, когда было получено известие о намерении Андрея Ивановича бежать из своего удела. Как сообщает официальный летописец, сын боярский князя Андрея кн. Василей Федоров сын Голубого (из рода князей Ростовских) из Старицы «прислал тайно ночью к великого князя боарину, ко князю Ивану Феодоровичу Овчине, человека своего Еремку с тем, что князю Андрею одноконечно наутро бежати»647647
  ПСРЛ. Т. 8. С. 293.


[Закрыть]. После этого, по словам той же летописи, великий князь и великая княгиня послали к старицкому князю церковных иерархов во главе с крутицким епископом Досифеем – убеждать его, что у государя и его матери «лиха в мысли нет никоторого». Но на случай, если князь Андрей духовным лицам не поверит, «а побежит», вслед были отправлены бояре кн. Никита Васильевич и кн. Иван Федорович Овчина Оболенские «со многими людми»; и тогда же якобы был арестован и доставлен в Москву посланец удельного князя Ф. Д. Пронский. Об этом вскоре стало известно Андрею Старицкому: «И как князя Феодора [Пронского. – М. К.] имали, и в те поры ушел княжь Андреев сын боярской Судок Дмитреев сын Сатин»; прибежав к своему князю, он сообщил ему об аресте кн. Пронского и передал услышанный им слух о том, что великий князь послал своих бояр, князей Оболенских, «со многими людми» его, князя Андрея, «имати». Следом, продолжает летописец, «пригонил с Волока в Старицу княже Андреев же сын боярской Яков Веригин», который сказал князю, что на Волок прибыли кн. Никита да кн. Иван Овчина Оболенские, «а едут тобя имати». Получив это известие, Андрей Иванович не стал медлить и сразу («часа того») покинул Старицу вместе с женой и сыном. Произошло это 2 мая648648
  ПСРЛ. Т. 8. С. 293.


[Закрыть].

В приведенном летописном отрывке последовательность событий нарушена до такой степени, что теряется смысл происходившего. Толчком к решительным действиям правительства якобы послужила полученная от кн. В. Ф. Голубого-Ростовского информация о намерении старицкого князя утром следующего дня бежать. Но, с другой стороны, из того же рассказа явствует, что решение покинуть Старицу удельный князь принял сразу же по получении известий от своих детей боярских, Сатина и Веригина, об аресте его боярина Пронского и о посылке против него рати во главе с князьями Оболенскими. Получается замкнутый круг!

Едва ли, однако, сами события, о которых идет речь в этом рассказе, вымышлены летописцем; некоторые из них, как будет сейчас показано, подтверждаются другими источниками. Так, о посылке кн. Голубым-Ростовским своего слуги с сообщением о выходе удельного князя из Старицы говорит и неофициальная «Повесть о поимании князя Андрея Ивановича Старицкого». Здесь рассказывается об «измене» дворянина кн. Василия Федорова сына Голубого, который «еще из города из Старици послал к Москве слугу своего Ерему к великого князя дьяку к Федору к Мишурину с тою вестию, что князь Ондрей Ивановичь пошол из Старицы». Дата выхода удельного князя из своей столицы совпадает в этом источнике с той, которую называет официальный летописец: 2 мая649649
  Там же. Т. 28. Прил. С. 356.


[Закрыть].

Таким образом, тенденциозность Воскресенской летописи выразилась не в измышлении тех или иных эпизодов, а именно в последовательности их изложения. Если отрешиться от схемы, навязываемой официальным летописцем, можно попытаться восстановить действительную хронологию событий. Следует считать твердо установленным фактом, что отправка старицким дворянином кн. В. Ф. Голубым-Ростовским своего слуги к боярину И. Ф. Овчине-Оболенскому (или, по версии Повести, к дьяку Федору Мишурину) произошла накануне выхода князя Андрея из Старицы, т.е. в самом конце апреля или 1 мая. К тому времени посланец старицкого князя, Федор Пронский, уже давно был задержан и находился под стражей на подворье своего господина в Кремле. В соответствии с высказанным выше предположением, он был арестован в окрестностях столицы примерно в середине апреля.

В таком случае иное значение получает информация Воскресенской летописи о том, что старицкий сын боярский Судок Дмитриев сын Сатин, сумевший уйти во время ареста кн. Пронского и его свиты, сообщил своему князю не только то, что сам видел, – об аресте его посланца, но и то, что слышал («слух его дошел») о князьях Оболенских «с многими людми», посланных великим князем «имати» князя Андрея650650
  ПСРЛ. Т. 8. С. 293.


[Закрыть]. В этой связи возникает предположение о том, что названные события действительно произошли одновременно, но, конечно, не в конце апреля – начале мая, как нас пытается уверить Воскресенская летопись, а недели на две раньше. В самом деле, представляется вполне вероятным, что правительство, пойдя на немотивированный арест старицкого посланника, кн. Пронского, предприняло тогда же еще одну превентивную акцию, отправив «на всякий случай» на Волок рать во главе с князьями Никитой и Иваном Оболенскими.

Если высказанное предположение верно, то реконструкция дальнейшего хода событий трудности уже не представляет. Судок Сатин предупредил своего князя о грозящей ему опасности: с учетом расстояния между Старицей и Москвой (160 – 180 км, в зависимости от дороги651651
  Оценку расстояния между Старицей и Москвой приводит в своей статье А. Л. Юрганов (Юрганов А. Л. Старицкий мятеж. С. 105).


[Закрыть]), он мог прибыть к князю Андрею еще до 20 апреля. Под влиянием этого известия, надо полагать, у старицкого князя зародилась (или укрепилась) мысль об уходе из своего удела. А когда прискакавший с Волока Яков Веригин652652
  Яков Веригин сын принадлежал к роду Толбузиных, владения которых находились в Волоцком уезде, см.: Чернов С. З. Волок Ламский в XIV – первой половине XVI в. Структуры землевладения и формирование военно-служилой корпорации. М., 1998. С. 151 – 160, 319; Михайлова И. Б. Служилые люди Северо-Восточной Руси в XIV – первой половине XVI века: Очерки социальной истории. СПб., 2003. С. 301 – 302.


[Закрыть] сообщил о появлении там отряда князей Оболенских, Андрей Иванович принял окончательное решение и 2 мая двинулся в путь.

Если решения об аресте посланца удельного князя и о посылке войска на Волок, вероятно, были приняты правительством еще в середине апреля, то церковная делегация до 4 мая определенно из Москвы не выезжала. Об этом свидетельствуют упомянутые выше документы митрополичьей канцелярии, сохранившиеся в «деле» Андрея Старицкого.

Первый из них, до сих пор не опубликованный, представляет собой черновой набросок речи митрополита Даниила, которую должен был произнести перед старицким князем посылаемый к нему симоновский архимандрит Филофей. На обороте листа сделана помета: «Лет[а] 7045 апрел[я] 29 д[ень] ко князю Андрею к Ивановичю от митрополита Данила всеа Русии». Месяц и число зачеркнуты, и над строкой вписана новая дата: «маия 4 д[ень]»653653
  РГАДА. Ф. 375. 1537 г. Д. 1. Л. 10 об. А. А. Зимин, а вслед за ним А. Л. Юрганов читают исправленную дату как 5 мая (Зимин А. А. Реформы Ивана Грозного. С. 244, прим. 5; Юрганов А. Л. Старицкий мятеж. С. 106); между тем в тексте над строкой четко читается «д» под титлом, т.е. цифра 4.


[Закрыть]. Следовательно, архимандрит должен был отправиться в Старицу с поручением митрополита 29 апреля, но затем его отъезд был перенесен на 4 мая. Указанный факт лишний раз подтверждает ненадежность хронологии Воскресенской летописи, согласно которой церковные иерархи были посланы в Старицу якобы одновременно с арестом кн. Федора Пронского и отправкой отряда князей Оболенских на Волок654654
  Ср.: ПСРЛ. Т. 8. С. 293.


[Закрыть].

Набросок речи митрополита Даниила655655
  РГАДА. Ф. 375. 1537 г. Д. 1. Л. 10.


[Закрыть] интересен не только тем, что содержит важные хронологические ориентиры для понимания событий весны 1537 г. Этот текст, вместе с двумя другими сохранившимися списками, позволяет проследить, как в митрополичьей канцелярии составлялся текст послания строптивому удельному князю, как подбирались слова и аргументы.

Первые строки не потребовали от составителя особых раздумий: «Говорити от Данила, митрополита всеа Русии, князю Андрею Ивановичу Филофею, архимандриту симановскому. Данил митрополит всеа Руси велел тобе говорити…» Но последующий текст несколько раз подвергался правке. Сначала было написано: «Слухи нас дошли, что ты хочеш[ь], оставя Бога и забыв свою правду, хочеш[ь] оставити образ Пречистые и чюдотворцов гробы, и святых чюдотворцов, и гробы своих прародител[ей]…» Но, очевидно, этот вариант не устроил составителя: прежний текст был зачеркнут, и над строкой появились новые наброски продолжения фразы: «что деи хочеш[ь] оставити отца своего гроб и отеческие гробы» (зачеркнуто); «что деи хочеш[ь] оставити благословение отца своего и отеческие гро[бы]» (зачеркнуто); «хочеш[ь] оставити жалованье и любов[ь] государя своего великого князя Ивана Васильевича всеа Русии. И ты б, господине княз[ь] Андрей, попамятовал наказ» (зачеркнуто).

Испробовав несколько вариантов, с середины листа писец начал фразу заново: «Слухи нас доходят, что деи хочеш[ь] оставити благословение отца своего и прародителей своих гробы, и святое свое от[е]чество, и жалованье и любовь отца656656
  Слово зачеркнуто, а над строкой вписано: «государя».


[Закрыть], великого князя Ивана Васильевича657657
  Слова «Ивана Васильевича» исправлены на «Василья Ивановича».


[Закрыть] всеа Рус[и], и его наказу, как тобе наказывал и свое к нему обещание, как еси ему обещал; и жалование и любов[ь] к собе государыни великие княгини Елены и государя великого князя Ивана, и свое к ним обещание, как ся еси им обещал658658
  Здесь над строкой вписано: «и крест к ним целовал и руку свою приложил».


[Закрыть]; и спротивен хочеш[ь] явитися на ничто же прогневавшего тя государя. И ты, сыну положы на своем разуме, можеш[ь] ли стол[ь]ко найти, скол[ь]ко хочеш[ь] потеряти. Хочеш[ь] стати противу государя и всего закону християнского. И ты бы те лихие мысли оставил, а божественных659659
  Над строкой вписано: «честнаго креста и».


[Закрыть] християнских законов не рушыл660660
  Далее зачеркнуто: «чтобы еси не отступал никуды»


[Закрыть]. А поехал бы еси ко государю661661
  Над строкой вписано: «и ко государыне».


[Закрыть] без всякого сумнениа. А мы тобя емлем662662
  Слово зачеркнуто, а над строкой вписано: «благословляем и емлем тобя»


[Закрыть] на свои руки. А княз велики послал к тобе663663
  Здесь над строкой вписано: «о том деле».


[Закрыть] Дософея, владыку664664
  Далее зачеркнуто: «крутитского»


[Закрыть] сарского и поддонского».

В приведенном небольшом тексте обращает на себя внимание изобретательность, с которой митрополит Даниил, искусный церковный писатель, подбирает аргументы, призванные удержать князя от задуманного им шага: тут и напоминание о наказе отца, великого князя Ивана III, и о крестоцеловальной записи самого Андрея, и призыв к трезвому расчету («положы на своем разуме, можешь ли столько найти, сколько хочешь потеряти»), и грозное предостережение о том, что, противясь государю, князь нарушает божественные заповеди. Показательно также, что уже в самом первом наброске послания, появившемся, очевидно, не позднее 29 апреля (даты, первоначально поставленной на обороте документа), речь идет о слухах, будто князь Андрей собирается оставить свой удел. Эти слухи, надо полагать, и побудили правительство выслать отряд во главе с князьями Оболенскими на Волок, а митрополит стал готовить духовную миссию к старицкому князю. Но определенности в отношении планов Андрея Ивановича еще не было. И лишь в начале мая в Москве узнали от слуги старицкого дворянина кн. В. Ф. Голубого-Ростовского, «что князь Ондрей Ивановичь пошол из Старицы»665665
  ПСРЛ. Т. 28. Прил. С. 356.


[Закрыть]. Но к этому моменту долго готовившаяся миссия церковных иерархов к удельному князю уже потеряла смысл и если и была отправлена, то, очевидно, вернулась, не достигнув своей цели.

Сохранившиеся подготовительные материалы этого церковного посольства представляют собой ценный источник для изучения драматических событий весны 1537 г. Они показывают, в частности, что митрополит Даниил играл важную роль в усилиях великокняжеского правительства по приведению к покорности старицкого князя. Именно он разрабатывал, как явствует из анализируемых документов, нравственно-религиозное обоснование всего мероприятия.

Интересно, что во втором сохранившемся черновом наброске «речи», которые по более раннему, рассмотренному нами выше варианту должен был от имени митрополита произносить перед старицким князем архимандрит Филофей, были поручены крутицкому епископу Досифею, и их полагалось говорить уже от имени великого князя. Примечательно, что в случае неудачи переговоров владыка должен был по повелению митрополита объявить князю, не желавшему «от злаго своего помысла отстати», о лишении его церковного благословения666666
  РГАДА. Ф. 375. 1537 г. Д. 1. Л. 11. Текст опубл. (без указания имеющейся правки): АИ. Т. I. № 139. С. 201.


[Закрыть].

Наконец, в третьем, переписанном набело варианте «речи», наполненном церковной риторикой, основным «оратором» снова должен был выступить (от имени митрополита) симоновский архимандрит Филофей; в случае же «жестокого» ответа старицкого князя владыке Досифею поручалось предать его церковному проклятию667667
  РГАДА. Ф. 375. 1537 г. Д. 1. Л. 12 – 15. Изд.: СГГД. Ч. II. № 32. С. 40 – 41.


[Закрыть]. Но все эти заготовленные речи так и не достигли адресата: еще до того, как выбранные для данной ответственной миссии иерархи выехали из Москвы, князь Андрей покинул Старицу.