Текст книги "В мире сказок Х. К. Андерсена"

Ромашка

 
Рядом с дачей у канавы,
Где бежит дорога вниз,
Прорастал росточек малый,
Из земли пускал он лист.
Не по дням росла ромашка
Среди зелени травы,
Наслаждаясь пеньем пташек,
И природою вблизи.
Распустилась неприметно,
Ярким солнышком к утру,
Как с сердечком жёлтым в центре,
Посреди лучей в кругу.
Лепестками к солнцу жадно,
Росла быстро к небу ввысь,
Всему в свете была рада,
Полюбив душою жизнь.
 
 
Словно было воскресенье,
А не будний просто день,
Поднимала настроенье,
У ромашки даже тень.
Её радовал кузнечик,
Что сидел один в траве,
Разливая свои трели,
Словно пел он о себе.
Все цветы кругом другие,
Перед дачей, что росли,
Были будто не живые,
Но все важности полны.
 
 
Больше всех гордились розы,
Средь ухоженных цветов,
Дулись в важности пионы,
Лопнуть был тюльпан готов.
Но никто из них ромашку,
Будто вовсе не видал,
Всех себя, считая краше,
Словно был он идеал.
 
 
Звонко пела в саду птичка,
Порхнув с кустика на куст,
А ромашка насладиться,
Не могла красою тут.
Ей казалось, непременно,
Пташка милая с куста,
Сейчас спустится на землю,
К этим пышущим цветам.
Пропоёт свои им трели:
Как цветы те хороши,
Всех прекраснее на свете
Их бутоны и цветки.
Слава Богу! Я тут рядом,
Её пеньем наслажусь,
То, что с этим палисадом,
Расту близко: я горжусь.
Они чудны и прекрасны,
Источают аромат,
Их увидеть: уже счастье,
Украшают палисад.
 
 
Пташка в кустиках чирикнув,
С ветки вниз уже парит,
И к ромашке вдруг подпрыгнув,
Голоском своим звенит.
И поёт: – Какой цветочек,
Нежный, белый, золотой,
Такой миленький росточек,
Он как солнышко красой.
С серебристыми лучами,
С сердцем жёлтым посреди,
Всей душой ему желаю:
Тут на радость нам цвести.
Осчастливив поцелуем,
Улетела птаха вдаль,
А ромашечка ликует,
Но цветы напротив жаль.
И прошло немало время,
Как опомнилась она,
Свою радость и со всеми,
Разделить теперь должна.
Глядит робко на цветочки,
Ведь видали всё они;
И наверно, с нею тоже,
Счастьем полниться могли.
Но надулись все тюльпаны,
Покраснели от досад,
А пионы уж готовы,
Свой покинуть палисад.
Хорошо, что все молчали,
Не умели говорить,
И ромашку не ругали,
А, могли бы натворить…
 
 
В это время, там в садочке,
Была девушка с ножом,
Посрезала все цветочки,
Их забрав с собою в дом.
Как ромашка испугалась:
– Сгинут бедные цветы,
Хорошо, сюда попала,
Здесь расту среди травы.
 
 
И, подумав так, она уснула,
Ночью ей приснился сон,
Снова пташка подпорхнула
Вместе с солнышком вдвоём.
Лепестки расправив утром,
Выпив с листиков росу,
Цветик слышит, как понуро
Поёт птица, но в плену.
 

Художник Анастасия Карпова

 
Птичка пела и так грустно,
Ой попала я в тюрьму,
– В клетке так одной мне скучно,
Ой, в неволе я умру.
 
 
Высоко висела клетка
У открытого окна,
Где и заперта за сетку
Птица вольная была.
Не могла помочь ромашка
Там невольнице ничем,
Ей так стало жалко пташку,
И душой и сердцем всем.
 
 
Вдруг пришли два мальчугана
С острым ножиком в руке,
И решили хулиганы
Дерна вырезать себе.
Небольшой кусок с ромашкой,
Оторвали точно с ней,
Положили в клетку к пташке,
И ушли играть скорей.
За забор пошли резвиться,
Тут же птаху позабыв,
Не отставив ей водицы,
И от солнца не укрыв.
 
 
От тоски изнемогая,
Птичка сломлена жарой,
Без воды сознание теряя,
В дёрн воткнула клювик свой.
Все травинки поклевала,
Чтобы влагу там найти,
Лишь ромашка и осталась,
Среди голенькой земли.
День прошёл, уже и вечер,
Не принёс никто попить,
Крылья, сдвинув словно веер,
Перестала птичка жить.
 
 
Только утром мальчуганы,
Пришли птицу посмотреть,
А увидев бездыханной,
Тут же принялись реветь.
 
 
Хоронить по-царски стали,
В короб птицу уложив,
И цветов они нарвали,
Ими холмик устелив.
Дёрн швырнули (суд им Божий),
Не заметив в куче той,
Что цветок лежал там тоже,
Малый, беленький, живой.
 
 
Там была в пыли ромашка, —
Верх соцветия полей,
Лишь ОНА любила пташку,
В свете белом всех сильней.
 

Принцесса на горошине

Художник Михаил Курсеев

 
Жил принц давно в одной стране,
И знатен род его, богат вполне,
Он был хорош собой и строен,
Но всё ж одним был не доволен:
Не мог найти себе невесту,
Способной в сердце занять место,
Собой прекрасную во всём,
Принцессу знатную, как.
Уж разных стран объехал много,
Он не одну прошёл дорогу,
И был за тридевять земель
Проплыл за тысячу морей.
Но всё ж пока нигде на свете
Свою любимую не встретил;
Он не одну видал невесту,
Но в сердце пусто было место.
 
 
Раз в вечер поздний за окном
Дул ветер сильный, грянул гром,
И средь ночи той страшной вдруг
Услышал принц в ворота стук.
И сам король открыл калитку,
А там: промокшая до нитки,
Принцесса милая стояла,
Как лист, озябшая дрожала.
 
 
Принцесса ль нет, но принца мать,
Решила это уточнять,
– Чтоб положить конец сомненью,
Её проверю я постелью.
Ей подложу горошинку одну
В кровать на нижнюю доску
И тюфяками всё закрою,
А верх перинами укрою.
Принцессе, чтобы спалось сладко,
Ей положу перин двадцатку,
Пусть спит уставшая девица,
Чтоб мог к утру секрет раскрыться.
Желая правду всю узнать,
Принцессе молвит утром мать:
– Спала ль на новом месте сладко,
В кровати жестко или мягко?
– Ой, плохо, плохо, даже очень,
Так сильно жёстко было ночью,
Болит и ноет, тело в синяках,
Там камни, верно, в тюфяках.
Рассказ принцессы огорошил,
– Ей ночью сон терзал горошек,
Не находила ночью места, —
Вот принцу так нашлась невеста.
 
 
Они сыграли свадьбу скоро,
И жили счастливо без споров.
Горошек тот хранят в музее,
Когда-то, может, и посеют.
 

Дикие лебеди

 
В стране далёкой и прекрасной,
Где ласточки зимой находят кров,
Жил-был король один несчастный,
Он потерял жену – свою любовь.
Любил детей и даже очень,
Одиннадцать прекрасных сыновей,
А больше всех малютку дочку,
Своё всё время посвящая ей.
 
 
Элиза – младшая дочурка
Всегда купалась в золоте, в шелках,
Её прелестная фигурка,
Ночами засыпала на руках.
Но надо ж было так случиться,
На горе всем кругом и королю,
Пришлось опять ему жениться,
Он в дом привёл коварную жену.
Она детей любить не стала;
Ни женским сердцем, ни душой,
Всегда во всём лишь упрекала,
Их обделяла даже и едой.
 
 
Элизу отвезли в деревню,
Жить в бедноте среди простых людей,
Где та трудилась нощно, денно,
Молясь, чтоб не забыл отец о ней.
Шептала мачеха укоры
Ей так хотелось принцев очернить,
В конце концов, все наговоры
Сумели королю глаза затмить.
Он не желал уж видеть принцев, —
Своих любимых самых сыновей,
Однажды утром все одиннадцать,
Вдруг в диких обратились лебедей.
То мачеха на них наслала чары,
Со злобой братьев выгнала в окно,
За старшим, встав все дружно в пары,
Покинули родимое гнездо.
Кружили долго над деревней,
Где их ждала несчастная сестра,
Но не найдя Элизы бедной,
Лететь пришлось им в дальние края.
И высоко над облаками,
Они помчались к морю в дальний лес,
Где под зелёными кедрами,
Ждала судьба их полная чудес.
Элиза, сидя в тёмной хате,
Сквозь листики смотрела на окно,
С тоской всё думала о братьях,
Увы, родные были далеко.
Шли дни, Элиза расцветала,
Рос с ангельской душою человек,
Природа даже та шептала:
– Милей красы и не было вовек.
Все розы ветру отвечали:
– Кто есть на свете их ещё милей?
Цветы головками кивали:
– На свете всех Элиза красивей.
И даже псалтыря странички,
Признали с честью дружно все одно:
– Мы здесь листы святые в книжке,
Но всё ж Элиза набожней всего.
За много лет вдали от дома,
Она в деревне дальней и глухой,
Познала всё: и труд и веру в Бога,
Принцесса – ангел с милою душой.
 
 
Элизе минуло пятнадцать,
В дворец её отправили домой,
Где б ей с отцом и повстречаться,
Но план уж зрел у мачехи другой.
Увидев, как она прекрасна,
Та в ярость страшную пришла,
Гнала бы лебедем несчастную,
Но тут же сделать это не могла.
Король дочь видеть пожелал,
И мачеха решила непременно,
Он чтоб Элизу дочку не узнал,
Свиданье подготовить им «отменно».
 
 
Взяла трёх жаб, им так сказала:
На темя ты Элизе сядешь,
Что б память вся её пропала,
Ей ядом чёрным мозг отравишь.
И сядет ей на лоб вторая,
Лицо, чтобы стало неприглядно,
Её король не узнавая,
Навек забудет безоглядно.
На сердце третьей надо сесть,
Дать больше в душу зла набраться,
Коварство в свете всё, что есть,
Тогда искать не станет своих братцев.
Всех жаб зелёных в воду побросала,
Вода и потемнела цветом,
Элизе в ванну лечь сказала,
С улыбкой злой смотря на это.
И сразу все: на темя, лоб и грудь
Уселись колдовские жабы,
Пришло Элизе – Бога помянуть,
Как все исчезли сразу гады.
В воде остались только маки,
Жаб вовсе не было как будто;
В Элизе Бог сильней, чем маги,
Сгубить ей душу ведьме трудно.
Она тогда натёрла тело соком
От грецкого ореха скорлупы,
Король узнать Элизу вряд ли смог бы,
Ни то, что видеть юной красоты.
Лишь пёс и ласточка узнали,
Но кто в дворце услышит их?
Сказать не могут божьи твари,
Что им известно стало на двоих.
Король отец Элизу не узнал,
Промолвив тихо, – Не моя, ты дочь,
И от себя её и всех прогнал,
Она ушла из замка в ту же ночь…
 
 
Доверясь Богу и судьбе,
Ушла она, куда сама не зная,
С одной лишь думой в голове,
О встрече с братьями мечтая.
По зыбким кочкам и буграм
Брела Элиза ночь и целый день,
Пройдя немало по лесам,
Легла, склонивши голову на пень.
Во сне ей снились принцы братья:
Как будто снова в детстве все они,
Вокруг царили мир и счастье,
Наполнив радостью былые дни.
Уж солнце высоко стояло,
И птицы пели громко в вышине,
Элиза очи отворяла,
От грёз видений радостных во сне.
Был рядом пруд с тремя ручьями,
Как зеркало – чистейшая вода,
Туда, взглянув она глазами,
От отраженья сразу обмерла.
Увидев мачехи проделки,
И не узнав сама своё лицо,
Она вошла, где было мелко,
Водой омыла тело своё всё.
И кожа сразу засияла:
Такою чистой нежной белизной,
Каких красавиц в свете мало,
А может, боле не было такой.
 
 
Поняв, что Бог их не оставит,
– Поможет братьев ей родных найти,
И нет той силы, что заставит,
Её свернуть на том святом пути.
Лишь веря в божье провиденье,
Она в глухую чащу забрела,
Тут будто вере в подтвержденье,
В тени лесная яблонька росла.
Её, насытившись плодами,
Смогла теперь и голод утолить,
Элиза шла, куда ещё не зная,
Старушку, вдруг здесь, встретив на пути.
Дала ей бабка землянику,
Элизу, расспросив потом про всё,
Душой в беду принцессы вникнув,
Сказала ей: – Всё будет хорошо.
О братьях так и отвечала,
Что принцев не встречала никогда,
Но вот недавно увидала,
Тут лебедей в коронах у пруда.
А пруд рекой впадает в море,
Тебе туда дорогу укажу,
Иди на берег тот, быть может,
Бедняжке чем-то я и помогу.
Пошла Элиза быстро к морю,
Куда старушка указала ей,
Она нашла там перья вскоре,
Лежащих рядом, с белых лебедей.
Одиннадцать их было ровно
И бисер брызг сиял на них в лучах,
Бежали в берег гребнем волны,
И застывали будто бы в ногах.
На море было так пустынно,
И горизонт казался необъятен,
Она решила, что отныне,
Здесь жить и ждать у моря братьев.
 

Художник Анастасия Карпова

 
Темнели и светлели в море воды,
Свои меняя краски каждый раз,
И с силой били в скалы волны,
То вдруг спокойно целый час.
Уж солнце близилось к закату,
И море становилось всё черней,
Как будто лентой беловатой,
Вдруг стая показалась лебедей.
Элиза спряталась за скалы,
Оттуда стала тихо наблюдать,
Как рядом опустилась стая,
И стала дружно крыльями махать.
Одиннадцать их было ровно,
Белее снега белых лебедей,
Златая каждого корона,
Блистала в отражении лучей.
Как только, солнце закатилось,
Последний рыжий луч вдали угас,
Взмахнув крылом, все обратились
В красивых принцев в тот же час.
Элиза вскрикнула от счастья,
Любимых братьев всех узнав,
И сразу кинулась в объятья,
Их каждого по имени назвав.
Они все плакали, смеялись,
От радости, что встретили сестру,
Её красою восторгаясь,
Поведали историю свою:
– Живём теперь в другом краю,
Вдали за этим синим морем,
А чтоб, увидеть Родину свою,
Весь год мы Бога молим.
Здесь дней одиннадцать мы ровно,
Летаем стаей белой в небесах,
И кружим над родимым домом,
А ночь людьми проводим на ногах.
Коль мгла застанет нас в полёте,
Став принцами, на землю упадём,
Тогда, мы насмерть разобьёмся,
И все, упав, одиннадцать умрём.
А в самый длинный летом день в году
Летим мы быстро через море,
И чтоб увидеть Родину свою,
Рискуем жизнью на просторе.
Нет в море этом островка,
А только есть крутые скалы,
Где помещаемся едва,
И ждём зари там на утёсе малом.
А волны плещутся над нами,
Когда едва стоим, сцепившись мы,
Обнявшись братскими руками,
Мы Бога там благодарим.
Коль не было того уступа,
Нам не вернуться снова никогда,
И не нашли б свою сестру бы,
Родные не увидели края.
Мы утром с первыми лучами,
Скорее все пускаемся в полёт,
Как только станем лебедями,
Ещё и солнце не взойдёт.
Всего осталось два нам дня,
Пора обратно в путь опасный,
С собой сестра возьмём тебя,
Коль с нами ты на риск согласна.
 
 
Два дня плели они корзину
Из веток молодого ивняка,
Из травки сделали перену,
С Элизой рано взмыли в облака.
Она проснулась вся в волненье,
Всё странно видя будто бы во сне:
Там ягод ветка и пучок кореньев,
И солнце кто-то скрыл ей в вышине.
Был это самый младший брат,
Его она узнала сразу,
Делился с нею, чем богат,
Улыбку, получив в награду.
Поднялись быстро высоко,
Корабль внизу казался чайкой,
Как горы кучи облаков,
Проплыли сзади белой стайкой.
Стрелой летели целый день,
Но утёса там не видно было,
Длинней от солнца стала тень,
Элиза Бога лишь молила.
Она ругала и кляла,
Себя винила в том несчастье.
Лететь быстрее стая не могла,
Ведь тяжко с ношей было братьям.
 
 
Чернели в небе сером тучи,
Дождь ливнем лил, гремел уж гром,
Парить вдруг стали они круче,
Поднялся в море сильный шторм.
С лучом последним прилетели,
К себе корзину прочно привязав,
Когда уже почти стемнело,
На скалы встали, чуть не опоздав.
И братьев ночь всю било море,
Волна на них бежала за волной,
Сестру держали крепче втрое,
Сильней сжимая руки меж собой.
 
 
Нежданно утром стихла буря,
Они пустились снова в долгий путь,
Сплывались облака в фигуры,
То в замок, в церковь, в что-нибудь.
Вокруг творились чудеса,
Кружили словно все из сказки,
Туман, поднявшись в небеса,
Писал по небу будто краской.
 
 
Вот суша наконец, туман изчез,
Леса зелёные, луга и дали,
И облетев кругом кедровый лес,
На нём свою поляну отыскали.
 

Художник Анастасия Карпова

 
Элиза стала жить одна в пещере,
В зелёной снизу до высот,
И загадала то, что верой,
От колдовства родных спасёт.
И было ночью ей виденье:
Летит она куда-то странно,
Навстречу вдруг идёт ей фея,
На ту похожая – с поляны.
На ту, что ей и рассказала
Про диких странных лебедей,
Дорогу к ним и указала,
Помочь решила и теперь:
– Тебе совет могу лишь дать я:
Из жгучей крапивы соткать
Рубахи-кольчуги для братьев,
Смогут которые чары все снять.
Рубахи на братьев накинешь
Крылья укроешь им все рукавами,
Тогда, наконец, ты увидишь,
Как чары падут перед вами.
Здесь есть у пещеры крапива такая,
На кладбище тоже может расти,
Но помни, что будешь немая,
Работу пока, не закончишь всю ты.
Хоть слово промолвишь, неважно о чём,
Ты раньше падения мачехи чар,
И в сердце нещадно острым ножом
Убьёт оно братьев твоих наповал.
Крапиву должна ты ногами,
Толочь всю в тонкие нити сукна,
Шить ткани своими руками,
Про муки и боли забыв навсегда.
 
 
В лучах от солнца утром на заре,
Пучок лежал с ней рядом из крапивы,
Такой как ночью видела во сне,
Запомнив всё, что Фея говорила.
 
 
Крапивы заготовив ворох,
Тут у пещеры на поляне,
Скатав рукою голой в волок,
Толочь всё стала белыми ногами.
Горела кожа нестерпимо,
Но боль была ей вовсе не страшна,
Спасти скорей своих любимых,
От злобных чар хотела лишь она.
В работе время пролетело,
Настала быстро ночи темнота,
Когда все братья прилетели,
Сразила их – Элизы немота.
Казалось: чары колдовские,
Вдруг поразили громом их сестру,
Но видя, как она трудилась,
Тут всё понятно стало: что к чему.
Им ясно было: их спасала,
Кому-то, дав молчания обет;
Она святая точно знала:
Один от чар волшебный тот секрет.
Подсев к Элизе, младший плакал,
И слёзы капали на ранки-пузыри,
И сразу там под каждой каплей,
Исчезли все большие волдыри.
 
 
С усердием она трудилась,
Откинув мысли все другие прочь,
Работу сделать торопилась,
Не покладая рук ни день, ни ночь.
Весь день и ночь работала она,
– Рубашка первая готова,
И лишь вторую начала,
Гудок один, другой вдруг снова.
Собаки скоро прибежали,
И стали прыгать, лаять на неё,
Вослед охотники скакали,
С красивым юным королём.
 
 
То был король страны далёкой,
Где с братьями она в лесу жила,
Он рыцарь молодой, высокий
Был поражён, что девушка одна.
– Скажи прекрасная девица,
Как в этот лес попала ты сюда,
Заставив нас всех удивиться,
Милей красы не видел никогда?
В ответ Элиза лишь молчала,
И не могла сказать ни слова,
Она же точно это знала,
Тогда ей братьев не увидеть снова.
Король Элизу взял с собою,
Решил её в свой замок увезти,
Назвать навек своей женою,
С ней в жизни счастье обрести.
Они скакали через горы,
В прекрасную столицу короля,
Где белоснежные соборы,
Свои взметнули в небо купола.
В дворце чудесные фонтаны
Из мрамора украшены резьбой,
Прохлада струй бежит из кранов,
В лучах огней сияющей водой.
Была Элиза безучастной,
Почти смирившись с участью своей,
Гадала как же ей несчастной
Увидеть братьев поскорей.
Её прислужники одели,
В красивые наряды и шелка,
Все с изумлением глядели,
Как милая Элиза хороша.
Назвал король её невестой,
Все преклонились низко перед ней,
И только лишь епископ местный,
Был с каждым часом боле всё мрачней.
Он думал, что Элиза ведьма,
Околдовала всех ещё в лесу,
О том он королю поведал,
На ухо по секрету одному.
Король ничуть ему не верил,
Назначил тут же свадьбы день,
Невесту проводил до двери,
Оставшись сзади словно тень.
 
 
Из спальни в комнату с коврами
Напротив дверка тайная вела
Свою рубаху с рукавами
Там к радости на вешалке нашла.
А на полу мешок с крапивой,
На что король с улыбкой ей сказал:
– Ты чтоб была и здесь счастливой,
Я привезти всё это приказал.
Ты здесь работать тоже сможешь,
И вспоминая прежнее жильё,
Душа твоя привыкнуть сможет,
Со временем полюбишь и моё.
 
 
Как поцелуй Элиза дарит,
Ему улыбку нежно в первый раз,
Целуя руки Бога славит,
И слёзы сами брызнули из глаз.
Король таким казался милым,
И если б не несчастье братьев,
То назвала его любимым,
И утонула бы в объятьях.
 
 
Их вскоре свадьба состоялась,
Корону сам епископ ей надел,
С такою силой, что казалось:
Он раздавить ей голову хотел.
И каждый день плела рубахи
Всё из того, что было толокна,
А на седьмой, отбросив страхи
Найти крапиву вновь должна..
Она же знала – на кладбище,
Лишь нужная крапива ей росла,
Её лишь там она отыщет,
И тёмной ночкою пошла.
Пройдя в ночи аллеи сада,
Минуя в страхе городище,
Она увидела ограду,
Под аркой старого кладбища.
Там ведьмы голые на плитах
Сверкали белыми клыками,
Шипели на неё сердито,
Питались мёртвыми телами.
Вошла она, крестом крестясь,
Вся нечисть с кладбища исчезла,
Как было ведьмам устоять,
Знаменье Божье всё разверзло.
 
 
За ней по следу шёл епископ,
Он королю пытался доказать:
Элиза ведьма, – как он мыслил,
И не желал другого даже знать.
Он видел там, где старая могила,
Крапиву как она рвала руками,
Потом в пучке её тащила,
И мяла долго голыми ногами.
 
 
Чтоб заложить в душе сомненье,
О всём шпион поведал королю,
Но не могла дать объяснений,
Пока Элиза на беду свою.
Она молчала, как и прежде,
Боялась слово хоть кому сказать,
Жила теперь одной надеждой,
Давно уж не ложилась вовсе спать.
Осталось сшить чуть боле пол-рубахи,
Как кончилось крапивы толокно,
Свои, откинув снова страхи,
Идти за ней Элизе суждено.
Король, епископу поддавшись,
Решил во всём уж убедиться сам,
И как ушла Элиза, кравшись,
Они пошли вослед её стопам.
 
 
И тут, увидев среди нечисти,
Король свою любимую жену,
Поднял он вверх кулак увесистый,
Сказал: «Судить народу ведьму ту».
Элизу бросили в темницу,
Решив сжечь ведьму завтра поскорей,
До казни пусть пока томится,
Крапивы той и постелили ей.
Она молиться отказалась,
В ночь от себя епископа прогнав,
– Как мало время до утра осталось,
Как умереть, рубахи не соткав?
И тут же села за работу,
Последнюю рубаху, что б сплести,
В окно ей постучался кто-то,
То младший брат сумел её найти.
 
 
Одиннадцать явились принцев,
Все утром до рассвета к королю,
Но не смогли они добиться,
Столь рано встречи поутру.
Король из замка позже вышел,
Когда уж солнце встало высоко,
Кружили лебеди над крышей,
А перед замком вовсе никого.
Все братья с первыми лучами,
Вновь обернулись в лебедей,
И плача горькими слезами,
Взлетели в небо стаей всей.
 
 
Рубахи бросив, как подстилки,
Элизу на телеге повезли,
Чтоб с ней сгорели все пожитки,
В её костре истлели как угли.
Когда везли до места казни,
Она работу не бросала,
Не видя как её все дразнят,
Плести рубаху продолжала.
Несчастная и стоя на телеге,
Последнюю кольчугу всё плела,
В какой-то призрачной надежде
Работу бросить не могла.
 
 
Вдруг к Элизе на телегу с неба
Спустилась стая белых лебедей,
Вокруг неё расселась смело,
Гореть готовы, будто были с ней.
 
 
Элизе нужно было это,
Рубахи все набросила на них,
Как стая вся была одета,
Народ весь сразу же затих.
Вокруг сестры стояли принцы,
Лишь младший был ещё с крылом,
Рукав доделать мастерице,
Увы, не дало время пред костром.
 
 
Колокола звонили сами,
Благую весть вокруг неся,
Она сказала вдруг устами:
– Простите, не виновна была я.
Элиза рухнула без чувства,
Она устала так за много дней,
Хранить обет молчанья трудно,
И не сомкнуть с тех пор уже очей.
 
 
Упал народ весь на колени,
Признав Элизу девою святой,
И стали розами поленья,
В костре, лежащие горой.
Бутон один средь алых белый,
И сверху всех цветок лежал,
Король поднял его и первый,
Элизу с ним к себе прижал.
 
 
Потом пир шёл большой горою,
Такой не все видали короли,
А братья с милою сестрою,
Поверить в счастье долго не могли.