Текст книги "Михаил Кутузов: стратегия победы"

Пала Москва; но, опершись о Вас, Россия устояла! Скоро могущею рукою поднимет она падшую столицу свою, покажет ее удивленному миру еще в большем величии и славе и удостоверит его тем, что богатство и силы наши неистощимы, ибо они существенно от изобилия земли нашей происходят, а не заимствуются променом за мечтательно драгоценный металл, при кучах которого многие миллионы людей с голода умирают.

Москва есть России загородный дом; было бы цело село да гумно, не долго пепелище покрывать будет господское подворье.

Повторяю: богаты наше Отечество и Государь; легко могут они поправить разорения, причиненные все истребляющим врагом, будем надеяться и успокоим тем горестное чувство».

Сколь приятно для русских читать подобные утешительные строки почтенных патриотов и мыслящих и исполняющих истину!

Кутузов с главною квартирой при деревне Леташевке

Сентября 24 дня князь Кутузов, остановясь с главною квартирою в деревне Леташевке, от Москвы к югу около 80 верст, расположил армию свою в укрепленном лагере между селом Тарутином и деревнею Леташевкою, на правом берегу реки Нары, по дороге, лежащей из Москвы в город Калугу. При сей выгодной позиции нашел он нужным оставаться дотоле пока не привел неприятеля в совершенное бессилие.

Взятие штурмом Вереи

Между тем как партизаны наши продолжали столь успешные свои действия, в то время князь Кутузов из села Тарутина предписал генерал-майору Дорохову, отряженному им для действия к пространству между Гжатском и Можайском, первоначально иметь в виду истребление укреплений, сделанных неприятелем в городе Верее. Укрепления сии, выстроенные на крутой горе, имеющей пять сажен высоты, были кругом обнесены палисадом; но храбрый Дорохов, сообразуясь с предписанием генерал-фельдмаршала, решился взять их штурмом. 29 сентября, когда наши колонны приготовлены уже были для приступа, четыре верейских мещанина тотчас повели их на штурм с неописанным мужеством. Трудность сего предприятия не охладила в сердцах их любви к отечеству, и они первые бросились на крепостные валы. Вслед им пошли храбрые наши воины с такою невероятною быстротою, что чрез полчаса, несмотря на упорство неприятеля, ворвались на парапет и вскоре потом без одного выстрела все было в руках наших. После окончания приступа находившийся по городу неприятель тотчас был уничтожен.

Спустя несколько часов неприятель в трех батальонах и четырех эскадронах с несколькими пушками показался на Можайской дороге; но штурм был уже кончен и наши резервы в совершенном устройстве были уже готовы к отражению новых сил неприятельских. После малого сопротивления неприятель, узнав, что Верейский его отряд уничтожен, поспешно отступил и был с значащим уроном преследуем нашею легкою кавалерией.

Не упоминая о множестве убитых: Вестфальское знамя, пленных 250 человек, 14 штаб– и обер-офицеров, комендант и 500 ружей, кои разделены между крестьянами, суть трофеи, ознаменовавшие 29 сентября. Французский полковник, строивший укрепления, найден убитым. Печеный хлеб, для коего неприятель собирал муку в окрестных деревнях, роздан войскам, а мука крестьянам и обывателям. Солдаты получили хорошую денежную добычу. Палисады и укрепления срыты.

Урон с нашей стороны не превосходит 30 человек убитыми. Один из колонновожатых мещанин ранен.

Генерал-фельдмаршал князь Кутузов всех четырех верейских мещан за столь сильную их любовь к отечеству наградил знаками отличия военного ордена.

Выгоды российской армии пред французскою

Российская армия, пребывая в укрепленном лагере при Тарутине в совершенном спокойствии, получала от того новые силы. Полки укомплектовывались прибывавшими из разных губерний войсками, сформированными генералом от инфантерии князем Лобановым-Ростовским; в лагере производилось ученье рекрут, горевших рвением сразиться с неприятелем. Лошади российской кавалерии, получая в довольном количестве фураж и стоя на здоровом водопое, приметным образом поправлялись. Продовольствие было устроено таким образом, что российская армия не терпела ни малейшей нужды. Большие дороги, ведущие к оной, покрыты были транспортами, шедшими из самых хлебородных губерний, близ коих армия была расположена. Ежедневно прибывали в армию выздоровевшие офицеры и солдаты. Больные и раненые на поле чести, находясь среди России, между родных своих и сограждан, получали всякие пособия, каких только от матерей и жен, от братьев и детей ожидать можно.

Напротив сего Наполеоновы силы, будучи в расстройстве и теснимы со всех сторон нашими партизанами, приходили день ото дня в большее бессилие.

Стоя в обширном кругу на Тверской, Владимирской, Рязанской и Калужской дорогах, вокруг горящей Москвы, как вкруг пламенного средоточия, находились они, как бы в безлюдной степи. Ежедневно тысячи солдат стекались из лагеря в город на грабеж, и многие тысячи других рассеивались по окрестной стороне для добывания хлеба и фуража. В лесах и посреди болот скрывались толпы вооруженных крестьян, которые убивали ежедневно по несколько сот сих бродяг; избегавшие крестьян попадались в руки казаков. Удалением от пределов своих, а более пресечением их сообщений, лишены они были всех пособий. Продовольствие их час от часу делалось затруднительнее, так что в армии их употребляли уже в пищу падалище и собственных своих собратий. Наиболее претерпевали лошади их артиллерии и вся конница. Большая часть сей последней погибла на сражениях, особливо в знаменитый по успехам российского оружия день 26 августа, а остальные кавалерийские их полки терпели в фураже величайший недостаток, ибо армия их окружена была со всех сторон российскими партиями, отрезывавшими ей всякое сообщение.

Пожар 1812 года в Москве. Гравюра. 1882 г.

Они столько стеснены были в доставлении себе фуража, что фуражиры их не иначе отправлялись, как под весьма сильными прикрытиями, которые, однако же, всегда преодолеваемы были российскими партиями. Сильные российские отряды находились на Можайской, Санкт-Петербургской, Коломенской и Серпуховской дорогах. И редко проходил день, в который бы не привели к главнокомандующему князю Голенищеву-Кутузову 300 человек и более пленных. А как при всякой стычке обыкновенно число убитых превосходит число пленных, то из сего заключить можно, сколько каждый день погибало людей Наполеоновой армии в России.

Русские крестьяне. Разговор князя Кутузова с крестьянами. Замечательные слова Кутузова при изгнании французов из Мадрида

Самые крестьяне из прилежавших к театру войны деревень наносили неприятелю величайший вред. И особенно отличились примерною храбростью крестьяне Боровского уезда Калужской губернии. Россияне во все времена от всех народов отличались любовью и привязанностью к престолу своих государей, но в бонапартовскую войну, когда соотечественный прозорливый вождь именем своего монарха взывал к ним, все стремились с неописанною ревностью на истребление врагов своих, нарушивших спокойствие их отечества.

Случалось, что несколько соседних селений ставили часовых на возвышенных местах и колокольнях, дабы они, увидев неприятеля издалека, били в набат. При сем знаке крестьяне собирались, нападали на неприятелей своих с отчаянием и не сходили с места битвы до тех пор, пока не одерживали конечной победы. Они убивали неприятелей во множестве, а взятых в плен доставляли к армии. Ежедневно приходили они в главную квартиру и просили убедительно огнестрельного оружия и патронов для защищения себя от врагов.

Фельдмаршал князь Кутузов столько сему радовался, что сам разговаривал с ними лично, называя их почтенными и истинными сынами России. Он велел немедленно удовлетворять просьбы их, по мере возможности, и снабжать их ружьями, пистолетами и порохом. Ободренные сим крестьяне во многих селениях соединялись под присягою для общего своего спасения с тем, что положено было наказание на случай, если бы кто из них оказался трусом или выдал друг друга. Так десница Вышнего, поборствующая правым и наказующая виновных, являла гнев свой на врагов нашего Отечества!

В такой точно силе генерал-фельдмаршал князь Кутузов, находясь в деревне Леташевке, издавал для армии своей известия и, получив здесь 30 сентября сведение, что испанцы и англичане, разбив французов, заняли столичный испанский город Мадрид, его светлость присовокупил: «Итак враги наши везде поражены; они погибают и в отдаленных странах Европы в то время, когда вторгшись в пределы России, найдут, может быть, гробы свои в недрах Отечества нашего».

Кутузов приводит французскую армию в изнеможение

Итак, мудрый вождь россиян, генерал-фельдмаршал князь Голенищев-Кутузов, находясь с армией своею в столь выгодных Тарутинских укреплениях, привел французскую армию в совершенное изнеможение, отделяя от войск своих от времени до времени значащие партии, которым предписывал он иметь в виду не токмо истребление неприятельских мародеров и фуражиров, но и наносить ему силою своею сколь можно чувствительнейший вред.

Партизаны, в каких местах наносили вред неприятелю

Начальствовали сими партиями, кроме генерала Дорохова, полковника князя Вадбольского, полковника князя Кудашева и подполковника Давыдова, были: артиллерии штабс-капитан Фигнер, гвардии капитан Сеславин, гвардии поручик Фонвизин и другие.

Полковник князь Вадбольский действовал по дороге Верейской и истреблял фуражиров и мародеров. Полковник князь Кудашев по Серпуховской и Калужской дорогам разбивал целые неприятельские партии. Подполковник Давыдов по дороге между Семлевой и Вязьмою; штабс-капитан Фигнер в окрестностях Москвы; капитан Сеславин тревожил неприятеля в окрестностях села Богородска; а поручик Фонвизин истреблял французов вместе с крестьянами по дороге Боровской; другие же партизаны с равным успехом действовали в разных других местах.

Причины, побудившие Наполеона к предложению перемирия

Таким образом, искуснейший и опытнейший полководец российских сил, генерал-фельдмаршал князь Голенищев-Кутузов привел в совершенное исполнение великий свой план в рассуждении неприятелей. Наполеон увидел наконец, что армия его приметно уменьшается; военный дух и дисциплина заменяются в ней алчностью к грабежу и неповиновением; известия, получаемые им от маршалов Удино, Виктора и Макдональда, совсем его ожиданиям не соответствовали; другие важные сведения, весьма нужные к соображению генерального плана, вовсе не доходили, быв перехвачены российскими летучими отрядами и партизанами. Важные диверсии с тыла российской армии, для которой назначены были прусские, баварские, саксонские и польские войска, уничтожены были деятельностью и храбростью корпуса, командуемого бессмертным графом Витгенштейном и соединившеюся Дунайскою армией 5 сентября с армией генерала Тормасова. Возмущение и заговор, произведенные в Париже генералом Маллетом, сделались Наполеону известными; негодование и ропот во французской армии были уже всеобщими.

Тщетно Наполеон питал себя надеждою вскорости получить из Санкт-Петербурга мирные предложения; великий российский Самодержец был непоколебим и приводил в движение все врученные ему Небом великие средства к гибели своего врага: все сие принудило надменного корсиканца уступить необходимости и просить о перемирии.

Лористон является к князю Кутузову с предложениями о перемирии

Итак, Наполеон Бонапарт отправил в российский лагерь генерала Лористона с письмом к главнокомандующему князю Кутузову, заключающим при множестве учтивостей предложения о перемирии.

Князь Кутузов находился в сие время в главной своей квартире в Леташевке и был столько покоен духом, что, казалось, предвидя счастливый успех в своих предначертаниях, ни о чем уже более не думал. Он принял Лористона посреди всех своих генералов.

Разговор князя Кутузова с Лористоном

Разговор между князем Кутузовым и генералом Лористоном был следующий.

После некоторых обыкновенных приветствий со стороны Лористона князь Кутузов спросил его: «Здоров ли ваш император?» – Лористон, дав на сие ответ, хотел говорить о деле, но Кутузов прервал: «Я думаю, что он в Москве у нас живет очень весело?» – «Да, – отвечал Лористон, – он поручил мне…». Кутузов снова прервал: «Часто ли Наполеон бывает в театре?»[41]41
    Во время пребывания французов в Москве учрежден ими был театр в доме господина Познякова.


[Закрыть] – «Иногда», – сказал Лористон, и снова хотел говорить о деле. Но Кутузов подхватил: «Напрасно! Я на его месте бывал бы по два раза в день», – Лористон намерен был приступить к делу, но Кутузов продолжал: «О! В Москве есть прекрасные французские актеры». Лористон, опасаясь навлечь на себя гнев Наполеона чрез промедление положенного ему времени, стал говорить решительнее: «Ваша светлость, позвольте…». Но Кутузов снова прервал его речь, говоря: «Да, из них (актеров) есть много из знатных французских фамилий». Наконец князь Кутузов позволил ему объявить причину своего приезда.

Лористон объявил, что прислан к князю Кутузову с просьбой о заключении перемирия и о доставлении Императору Всероссийскому письма от Наполеона с предложениями о мире для прекращения ужасного кровопролития, причиненного отчаянием и варварством.

Князь Кутузов отвечал, что он не имеет власти принимать предложения о мире или перемирии и отнюдь не примет письма на имя Его Императорского Величества; причем объявил, что русские имеют весьма много выгод, которых не хотят утратить бесполезным для них перемирием.

Лористон заметил, что война должна когда-нибудь кончиться, ибо не может всегда продолжаться, особливо с таковою жестокостью, как ведут ее ныне.

Князь Кутузов возразил, что революционные французы ввели варварство в войны и что сам Бонапарт довел оное до высочайшей степени; что она в самом деле не может быть вечною; но что о мире станут говорить не прежде, как по отступлении французов за Вислу; что война причинена не Россией, ибо Император Всероссийский, напав со всею своею силой на магазины и войска, находившиеся в Польше, мог бы уничтожить все приготовления Бонапарта на той стороне Вислы прежде довершения оных; но не хотел возмутить царствовавшего тогда спокойствия, не хотел быть начинателем войны и надеялся до конца, что сохранит мир; что Бонапарте вошел в Россию без объявления войны и опустошил большую часть Империи; что ему остается теперь как-нибудь выйти из Москвы, ибо он вошел в нее без приглашения; между тем как русские обязаны причинять ему всевозможный вред. В то время как он объявляет в Москве, что кампания окончена, русские полагают, что она только еще начинается, и что если он сомневается в том, то вскоре узнает то на опыте к своему вреду.

«Итак, – сказал Лористон, – если нет более надежды, то должно будет отправиться в поход. Но уходя, принуждены будем проливать кровь людей, ибо ваши армии сходятся со всех сторон».

«Повторяю, – промолвил князь Кутузов, – вы будете делать все возможное, чтобы отсюда выбраться, и мы приложим все старания, чтобы вам в этом воспрепятствовать. Впрочем, может быть, наступит время, когда нам можно будет сделать приготовления к вашему отъезду, если только в этом будет заключаться все дело».

Лористон жаловался потом на ярость и злобу, возбужденные в народе, для уничтожения всей надежды к примирению и на то, что французам приписывают сожжение и опустошение Москвы, между тем как жители оной были сами виновниками сего бедствия.

Князь Кутузов отвечал, что в первый раз слышит жалобы на усердие и приверженность к Отечеству целого народа, который сопротивляется напавшему на него врагу, возбудившему своим вторжением ярость и злобу, на которые он жалуется. «Что же касается до московского пожара, – сказал Кутузов, – я стар, опытен, пользуюсь доверенностию русского народа и потому знаю, что в каждый день, в каждый час происходит в Москве. Я сам приказал сжечь магазины, но по прибытии французов русские сами истребили только каретные ряды, которыми вы овладели и начали делить между собою кареты. Жители причинили очень мало пожаров. Вы разрушали столицу по своей методе: определяли для пожара дни и назначали части города, которые надлежало зажигать в известные часы. Я имею подробное известие обо всем. Доказательством, что не жители разрушили Москву, служит то, что разбивали пушками дома и другие здания, которые были слишком крепки, стреляя в них посреди огня[42]42
    После сего французы довершили свое злодейство, подорвав Кремль и Храмы Господни, и по повелению, данному от Наполеона, не токмо подорвать Кремль, выжечь строения все в городе и около города на несколько верст, но и жителей всех умертвить.


[Закрыть]. Будьте уверены, что мы постараемся вам заплатить».

После сего Лористон представлял, что последствия еще никому не известны и что лучше бы было все несогласия между двумя равно великими народами окончить решительным миром.

Князь Кутузов, соскуча предложениями сими, произнес с гневом: «Как? Мне предлагать мир? И кто? Тот, который попирает священные права народные? Нет! Не будет сего. Пока в России есть русские! Я докажу противное тому, что враги моего Отечества предполагают. Согласиться на мир? И кому? Русским? И где? В России? Нет, никогда сего не будет! Уверяю всех торжественно: двадцать лет в пределах моего Отечества могу вести войны с целым светом и наконец заставлю всех мыслить о России так, какова она есть существенно».

Французский драгун

Лористон, конечно, не был доволен таковым приемом, где более тридцати человек были свидетелями, с одной стороны, высокого ума и достоинства российского фельдмаршала, а с другой, низости и презренности Наполеонова посланника. Он должен был возвратиться и уведомить о всем происходившем между им и князем Кутузовым. Лористон со всем пронырством и хитростию не мог успеть в сем посольстве. Светлейший князь Кутузов знал, что таковые миролюбивые предложения происходили не от желания престать проливать кровь человеческую, но от слабости и худого положения Наполеоновой армии. Князь Кутузов хотел доказать чрез сие безумному корсиканцу, что потеря Москвы не есть еще потеря всего государства.

Признательность генералов к князю Кутузову

Едва Лористон отправился из главной квартиры в Москву обратно, тотчас все русские генералы, бывшие свидетелями при разговоре, изъявили князю Кутузову горячайшую свою и чувствительнейшую благодарность за прием, какой он сделал генералу Лористону. Они изъяснялись пред ним в самых трогательных выражениях: «Ваша светлость! – говорили они ему, – это прекрасно, несравненно, божественно!» Герой, украшенный сединами, обожаемый своими воинами, восхищался чувствами их признательности. Он весь сей день провел вместе со своими генералами, как отец в недрах своего семейства, в величайшей радости.

Мнение российских генералов и князя Кутузова

Многие из генералов говорили при сем случае свои мнения: что предпримет Наполеон. Одни полагали, что он будет зимовать в Москве, а другие утверждали, что он, оставив ее, пойдет далее по Санкт-Петербургской дороге. Но Кутузов сказал: «Нет! Оставив Москву, будет стараться он пройти в хлебородные наши губернии, и в особенности в Малороссию; и потому надобно нам усугубить все меры для преграждения неприятелю пути, ведущего к сим областям России, и дать некоторым отрядам нашим нужные для сего направления».

Почему Кутузов тотчас отрядил генерала Милорадовича для распоряжения действий между Москвою и Смоленском. Сей отважный, неустрашимый, мужественный генерал, исполняя данные ему повеления и приводя в движение вверенные ему войска, встретился с королем неаполитанским Мюратом на передовых постах российской и французской армии и имел с ним следующий разговор:

(после некоторых обыкновенных приветствий)

Король: Генерал! Известны ли вам поступки ваших казаков? Они стреляют по фуражирам, которых я посылаю в разные стороны; даже крестьяне ваши, вспомоществуемые ими, убивают наших отделенных гусаров.

Милорадович: Я очень рад, что казаки в точности исполняют данные им приказания; также приятно слышать из уст Вашего Величества, что крестьяне наши показывают себя достоянными имени русских.

Кор.: Но это противно принятым повсюду обыкновениям, и если это продолжится, то я принужден буду посылать колонны для прикрытия фуражиров.

Мил.: Тем лучше, Ваше Величество, мои офицеры жалуются, что уже три недели они остаются в бездействии, они горят желанием брать пушки, знамена…

Кор.: Но к чему стараться раздражать друг против друга два народа, достойные во всех отношениях взаимного уважения?

Мил.: Я и офицеры мои, мы всегда готовы оказывать Вашему Величеству всевозможные знаки почтения; но фуражиров ваших всегда будут брать в плен, а рассылаемые вами для прикрытия их колонны всегда будут разбиваемы.

Кор.: (Прерывая с досадою речь) Генерал! Неприятелей не бьют словами, взгляните на карту, вы увидите завоеванные нами у вас провинции и то, куда мы зашли.

Мил.: Карл XII заходил еще далее: он был в Полтаве.

Кор.: Французские войска всегда были победоносны.

Мил.: Но мы сражались только при Бородине.

Кор.: Чрез эту победу мы овладели Москвою.

Мил.: Извините, Ваше Величество, Москва была оставлена.

Кор.: Как бы то ни было, но мы владеем вашею древнею и пространною столицею.

Мил.: Так, Ваше Величество. И эта мысль мучительна для всякого русского. Это величайшая жертва, принесенная Россией; но она уже начинает пользоваться выгодами, происходящими от сего пожертвования.

Кор.: Что вы хотите сказать?

Мил.: Мне известно, что Наполеон посылал генерала Лористона к нашему главнокомандующему для переговоров о мире; я знаю, что ваши войска принуждены довольствоваться в течение двух суток и более тем, что едва достаточно для прокормления их в одни сутки.

Кор.: Известия, вам доставленные, ложны…

Мил.: (продолжая) Я знаю, что король неаполитанский приехал к Милорадовичу просить пощады своим фуражирам и завести род переговоров для успокоения своих солдат…

Кор.: (с досадою) Посещение мое совершенно случайное, я хотел только открыть вам происходящие у вас злоупотребления. Неустройство есть великое несчастие для армии; оно ослабляет, истребляет ее…

Мил.: Но в таком случае Вашему Величеству надлежало бы оное поощрять. Прекрасное неустройство! Которым мы истребляем французских фуражиров.

Кор.: Вы ошибаетесь насчет нашего положения. Москва всем достаточно снабжена. Мы ожидаем бесчисленных подкреплений, которые к нам уже идут.

Мил.: (смеясь) Неужели, Ваше Величество думаете, что мы далее от наших подкреплений, нежели вы от ваших?

Кор.: Я должен еще жаловаться в рассуждении одного весьма важного обстоятельства. Генерал! Я отдаюсь на ваше правосудие, на вашу справедливость. Вы дважды стреляли по нашим парламентерам.

Мил.: Ваше Величество! Мы и слышать о них не хотим. Мы желаем сражаться, не переговоры вести. Итак, примите ваши меры.

Кор.: Как! Поэтому и я здесь не в безопасности?

Мил.: Ваше Величество, на многое отважитесь, если в другой раз захотите сюда прийти, но сего дня я предоставляю себе честь проводить вас до ваших форпостов. Гей! Лошадь!

Кор.: (пораженный сими словами) Я никогда не слыхивал о таком образе войны.

Мил.: Я думаю, что слыхали.

Кор.: Но где же?

Мил.: В Испании.

Король еще более поражен был сим неожиданным ответом. Он вдруг переменил разговор и спросил с учтивостью: «Где вы в первый раз вели войну в звании генерала?»

Мил.: Конечно еще памятен во Франции поход Суворова в Италию. Я имел честь много раз командовать авангардом генералиссимуса.

Король и Милорадович удалились, разговаривая о покойном князе Багратионе.

Причины, побудившие Наполеона идти на Калугу

Возвращение в Москву Лористона было ожидаемо Наполеоном с мучительным нетерпением; привезенный ответ положил конец ослеплению его. Наполеон ясно тогда увидел, что всякое сближение с праведноополчившимся российским народом сделалось невозможным. Все французские военачальники почувствовали, что ежели Наполеон останется в Москве зимовать, то она будет вечным гробом для всей французской армии. Все вообще предвидели, что если он бросится на Тверь, и настанет глубокая осень и гололедица, то французы умрут с голоду и поставлены будут в невозможность действовать пушками, лишась всех лошадей своих. Все сие принудило Наполеона удариться на Калугу. Итак, он послал строжайшее приказание неаполитанскому королю соединить все свои силы и напасть на русских, а сам занялся изобретением адских способов к истреблению и разрушению до основания древней российской столицы.

Калужские граждане обращаются к Кутузову

Между тем, когда граждане города Калуги узнали, что неприятель имеет в виду у себя Калужскую дорогу, прислали в главную квартиру к князю Кутузову гражданина Муромцова, дабы испросить совет у мудрого полководца, что им надлежит предпринять в таких обстоятельствах.

Кутузов, приняв Муромцова весьма благосклонно, отпустил его в дом с ободрительным письмом на имя калужского градского главы Торубаева Меньшого.

Письмо князя Кутузова к жителям Калуги

Письмо сие было следующего содержания.

«Государь мой, Иван Викулыч!

Похвальное усердие ваше, сопряженное с предосторожностию, при настоящих обстоятельствах необходимою, поставило меня в приятный долг изъявить вам мою признательность. С тем вместе я прошу вас успокоить жителей города Калуги и уверить, что состояние армии нашей как было, так и есть в благонадежном положении. Силы наши не только сохранены, но и увеличены, и надежда на верное поражение врага нашего нас никогда не оставляла. Гражданин ваш господин Муромцов был очевидным свидетелем невыгод неприятеля, какие встречает он на каждом шагу, лишаясь сил своих. Недостаток в продовольствии и совершенная гибель предстоят ему неизбежно; и затем, лета мои и любовь к Отечеству дают мне право требовать вашей доверенности, силою коей уверяю вас, что город Калуга есть и будет в совершенной безопасности. Теплые ваши молитвы ко Всевышнему и храбрость войска нашего будут иметь следствием то удовольствие, какого я надеюсь и которое к общему обрадованию последует вслед за кампаниею, в непродолжительном времени прекратиться долженствующею. Имею честь быть, государь мой! Ваш усердный.

(подписал): князь Михаил Г. Кутузов

Село Тарутино. Сентября 22 дня»

Признательность и пожертвование калужских граждан

Граждане города Калуги столько были ободрены сим бесценным для них письмом князя Кутузова, что совершенно положились на уверения его. Они немедленно отправили к нему двух гласных с изъявлением глубочайшего их почитания и искреннейшей благодарности, причем от имени гражданок препроводили корпии для раненых.

Присланные приняты были человеколюбиво и отпущены с письмом на имя градского главы следующего содержания.

Второе письмо Кутузова к калужским жителям

«Государь мой, Иван Викулыч!

С сердечною признательностью, сопряженною с удовольствием, вижу я усердие ваше к любезнейшему Отечеству нашему и, присовокупляя теплые молитвы мои к вашим, прошу Всевышнего о ниспослании помощи нашему оружию на поражение и конечный удар коварному врагу, вступить на землю русскую дерзнувшему.

В настоящее время мы видим в изобилии к нам милость Божию: злодеи наши со всех сторон окружены; свободный выезд из стана партиями, от нас везде посланными, совершенно воспрещен; люди и лошади изнуряются голодом, и каждый день во всех местах убитыми и пленными теряют они до 500 человек, что подтвердить могут и граждане ваши господа гласные Елисеев и Лебедев. После чего вы видите, что молитвы наши услышаны и что Вышнего десница ниспосылает к нам благословение свое, которое при непрерывных восклицаниях наших к Царю Царей усилясь, доставит нам новое доказательство, сколь много Отечество наше Им хранимо и сколь мало неприятель найдет случая гордиться долговременною поверхностью над войсками Богом данного Всеавгустейшего монарха.

Прошу изъявить мое усердие обществу вашему и благодарность супругам за доставление корпии. Черта столь похвального усердия, по всем отношениям, достойна одних только их. С истинным уважением пребуду навсегда, Ваш усердный.

(подписал): князь Михаил Голенищев-Кутузов

Село Тарутино. Сентября 30 дня 1812»

Так беспримерный герой нашего века, генерал-фельдмаршал князь Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов, подобно ангелу утешителю, ободрял калужских жителей, ожидавших себе такой же участи, в какую повержена была Москва, уверяя их, что варвары не могут прорваться в их пределы сквозь Российскую армию, оные защищающую. В чем уверял, то совершенно и исполнилось.

Мнение князя Кутузова оправдывается

Мнение князя Кутузова скоро оправдано на самом деле. Октября 4 числа поутру получил он от одного из своих партизан донесение, что неприятель подвигается по Боровской дороге, направляясь в сторону к Калуге.

Кутузов тотчас объявил своим генералам о неприятельском на себя движении и решился предупредить оное с своей стороны.

Поиск на корпус Мюрата

Почему узнав чрез партизан своих, что корпус армии под начальством короля неаполитанского, в пятидесяти тысячах состоящий, от прочих французских войск был в довольном расстоянии и расположен при речке Чернишней, Кутузов предписал генералу от кавалерии барону Бенигсену, по предположенному до сего плану и распоряжению, его светлостию опробованному, сделать на оный поиск.

Сражение при Тарутине

Генерал Бенигсен сообразно с сим выступил из своей позиции при Тарутине к Наре 5-го числа около 7 часов вечера со 2-м, 3-м и 4-м корпусами, с десятью казачьими полками, под командою генерал-майора графа Орлова-Денисова, 20-м егерским полком и 4-мя полками первого кавалерийского корпуса под командою генерал-майора барона Меллера-Закомельского. Марш был тремя колоннами: первая, составленная из казаков под командою генерала графа Орлова-Денисова, из 20-го егерского и подкрепляемая генералом Меллером, имела назначение с правого нашего фланга обходить левый неприятельский фланг и атаковать в его позиции с тылу. Вторая составлена была из первой пехотной колонны, предшествуемой егерскою бригадою полковника Пиллера с 4 орудиями легкой артиллерии, из 4-го корпуса под командою генерал-лейтенанта Багговута и 3-го корпуса под командою генерал-майора Строгонова, 2-х батарей и 2-й роты конной артиллерии. Третья колонна под командою графа Остермана-Толстого составлена была из 4 корпуса с одною батарейною ротой.

Следование по плану, опробованному фельдмаршалом Кутузовым, устроено было так, чтобы на рассвете генерал Бенигсен с 2 и 3 корпусами находился у опушки леса, от которого неприятельские ведеты[43]43
    Ведеты – ближайшие к неприятелю часовые, в передовой цепи. – Прим. ред.


[Закрыть] расположены были в малом расстоянии. Почему генерал сей еще до света достиг с войсками своими в тишине и порядке к предписанному для него посту, приказал немедленно полковнику Пиллеру на рассвете выступить с егерскою своею бригадою из лесу, дабы прикрыть в долине четыре орудия, находившиеся впереди пехотной колонны; вместе же с тем велел офицеру, командовавшему сею батареей, начать стрельбу при самом выходе из леса; ибо огонь из сих орудий должен был между тем служить графу Орлову-Денисову сигналом для обхода неприятельских позиций.

Равным образом генерал барон Бенигсен предписал генералу графу Остерману-Толстому выйти из лесу с 4-м корпусом, соединиться с корпусом генерала Докторова, а подкреплять вместе с ним атаку, которую он, Бенигсен, начинал, приближаясь к левому неприятельскому флангу. Но нашед неприятеля выстроенным уже в боевой порядок в довольно выгодной позиции, на высотах пред селением Дмитровским, под командою самого короля неаполитанского, готового нас встретить, Бенигсен тотчас велел одной батарее занять высоту; позади же оной расположил в боевой порядок 2-й корпус, и засим открылась первая атака.