Текст книги "Лжедмитрий. На железном троне"

Часть I
Северная кампания

– Твой ведьмак, – сказала Францеска, – за один час наделал больше, чем кто-нибудь другой за всю свою жизнь. Не рассусоливая: сломал ногу Дийкстре, снес голову Артауду Терранове и зверски изрубил около десятка скоятаэлей. Ах, чуть не забыла: он ещё разбередил нездоровое возжелание Кейры Мец.

– Это ужасно, – поморщилась Йеннифэр. – Надеюсь, Кейра уже пришла в себя? К нему претензий нет? Убеждена, что если, нездорово разбередив ее возжелание, он незамедлительно же ее не оттрахал, то виновата не нехватка уважения, а банальный недостаток времени.

Францеска Финдабаир, Йеннифэр

Глава 1

17 ноября 1613 года, Москва

Дмитрий восседал на своем железном троне и задумчиво смотрел на посольство шведских аристократов, пришедших к нему на поклон. Их предводитель и фактический правитель Швеции Аксель Оксеншерна передал императору новость о том, что Риксдаг единогласно избрал его на престол.

Хорошая новость.

Замечательная новость.

Если бы не одно «но» – Швеция находилась в войне, которую уже проиграла по всем статьям…

После того как летом 1607 года Дмитрий уничтожил армию Карла IX в Ливонии, Швеция оказалась в очень непростой ситуации. Тут и физическая потеря почти всех солдат королевства вместе с вооружением, и утеря походной казны короля, и лишение доходов от Ливонии. Иными словами, Швеция стала словно перезрелый фрукт – протяни руку и бери. Поэтому, когда весной 1608 года Дмитрий предложил заключить «вечный мир» на пять лет, Карл охотно согласился. После чего вплотную занялся восстановлением войска практически с нуля. При жидкой казне и скудном населении – та еще забава.

Тем временем над Швецией сгущались тучи.

Дания, отметившая кардинальное ослабление Швеции, пожелала вернуть ее под свою руку. Однако в сложившейся ситуации нельзя было просто взять и завоевать соседа. Ведь имелась Речь Посполитая, король которой не только претендовал на этот престол, но и имел немалое влияние на своих соседей – курфюршества Бранденбург и Саксония. Герцогство Пруссия так и вообще было для Сигизмунда вассальным. Иными словами, вторжение в Швецию могло закончиться для Дании войной с целой коалицией.

Три года дипломатических маневров завершились вполне благополучно – весной 1610 года датские войска вторглись в пределы Швеции, не опасаясь удара в спину. И в первой же крупной битве Карл IX трагически погиб…

Карл находился в сложных отношениях с аристократией и Риксдагом, балансируя на грани. В то время как взошедший на престол юный Густав II Адольф в первый же день даровал шведским аристократам широкие привилегии, привлекая их на свою сторону. После чего, пойдя на поводу у Акселя Оксеншерна, серьезно облегчил налоговое бремя купцов и ремесленников. Что, в свою очередь, склонило и их на сторону нового короля.

Война с Данией обрела новое дыхание. Поэтому кампании 1610 и 1611 годов в целом завершились нейтрально. Густав II Адольф, придерживаясь фабианской тактики, методично срывал военные операции датчан, раз за разом ускользая от генерального сражения.

Но всему когда-то приходит конец.

Экономические возможности Швеции и Дании оказались несопоставимы. Парализовав экспорт шведского железа в 1610 году, датчане к началу 1612 года добились фактического банкротства шведской короны. Ведь железо было основной статьей дохода Стокгольма. Так что кампания 1612 года началась в крайне негативных для Швеции условиях. Острая нехватка денег сделала армию Густава II Адольфа совершенно призрачной. На море дела обстояли не лучше. Так что за 1612 год весь Гёталанд упал в руки датчан, а шведский флот и вовсе прекратил свое существование.

Лихорадочные попытки спасти положение ни к чему не привели.

Густав лично водил войска в атаки, проявляя завидное мужество и находчивость. Но ничем хорошим это не закончилось – король погиб в бою, а весь Свеаланд отошел к датчанам. К концу кампании 1613 года в руках шведской аристократии были только практически безлюдные провинции Норрланд и Эстерланд. Да и самой этой аристократии практически не осталось – повыбило в боях.

Поражение. Коллапс. Финиш. Страшное поражение в тяжелой и напряженной войне, подорвавшей все силы королевства. Династия пресеклась. Из возможных наследников остался только Сигизмунд III Ваза, польский король, которого сами шведы и выгнали за избыточное рвение в католической вере. То есть налицо династический кризис. Аристократия? Почти вся полегла в полях, а ее жалкие остатки были разорены до нитки. Экономика? Ее больше не было. Морская блокада и война сожрали все, что можно было сожрать. И вот в таких условиях 25 сентября 1613 года в Або собирался Риксдаг.

Начались долгие и бесплодные споры. День за днем. Кристиан IV Ольденбург настаивал на полной и безоговорочной капитуляции. Шведов от этого сильно ломало и коробило. Ведь что это значило? Ликвидация короны да новые налоги. Конечно, аристократов обещали включить в тесную семью датских дворян, но это их мало грело. Средств к существованию у них больше не было, и вряд ли они могли появиться в ближайшее время. Кто и как покроет их долги? Кто и на какие средства станет восстанавливать их разоренные поместья? В общем – грусть и печаль. Промышленники и купцы тоже не сильно восхищались предложенным режимом… за который им придется платить из своего кармана. Да побольше, чем ранее. И длилось бы это собрание еще месяц, если бы король Дании в сердцах не пообещал отдать их земли Сигизмунду, оставив себе самые «вкусные» провинции.

– А чего не Дмитрию? – выкрикнул один из дворян.

– Какому? – переспросил кто-то.

И понеслось.

Вспомнили и про древнюю кровь, и про воинскую удачу, и про низкие налоги, и про упразднение таможен внутри державы, и про сытную жизнь тех, кто верно за него стоит. Риксдаг оживился. Вскипел. И вскоре датская делегация даже слова вставить не могла. Кристиан IV стоял с совершенно бледным видом. Ведь он заручился поддержкой всех. И Сигизмунда Польского, и Иоганна Бранденбургского, и Сигизмунда Саксонского, и многих других. А вот о том, чтобы урегулировать шведский вопрос с Дмитрием, он как-то не подумал. Тот последние годы был как-то замкнут сам в себе из-за произошедшей с семьей трагедии. Но это был не тот претендент на престол, с которым Кристиан хотел бы конкурировать.

Уже через час обстановка на Риксдаге дошла до того, что королю Дании пришлось спешно ретироваться с собрания, опасаясь за свою безопасность, а шведская делегация утром следующего дня отправилась в Москву.

Рыжий император восседал на своем жутковатом железном троне. Клинки трофейных шпаг, мечей и сабель были собраны в причудливую композицию. Их лезвия отполированы и чуть смочены маслом для блеска. Много мороки в обслуживании, но зато как эффектно сверкают в отблесках света! Да и сам монарх под стать. Крепкое, высокое, хорошо накачанное тело. Холодные, практически ледяные цепкие глаза. Туго заплетенная рыжая борода с массивным серебряным кольцом на конце. Строгая корона на тщательно выбритой голове. Боевое оружие, с которым он, казалось, никогда не расставался. И одежда – дорогая, но очень практичная, позволяющая без лишних хлопот немедленно вступить в бой…

Сам же император смотрел на гостей и думал. Предложение было весьма неоднозначно, хоть и заманчиво.

На одной чаше весов лежали минералы и микроэлементы, такие полезные для укрепления костей, клыков и когтей… Ну, то есть чудесное шведское железо, которое очень кстати пришлось бы для молодого и растущего организма его империи. Ведь оно было лучше, дешевле и доступнее, чем уральские месторождения или донбасские. Причем радикально. Да и цветные металлы, лежащие в тех землях, привлекали не меньше.

На другой чаше расположилась война. Конечно, Дания не была серьезным противником для его войска. Но шведский флот лежал на дне Балтики, а русского пока не появилось. А это проблема. Очень большая проблема.

– Ваше Величество, – наконец нашел в себе силы произнести Аксель Оксеншерна. Ему было не по себе от этого немигающего, давящего ледяного взгляда, смотрящего ему в переносицу. – Так вы согласны принять корону Швеции?

Дмитрий моргнул, выныривая из собственных мыслей. И улыбнулся настолько кровожадно и многообещающе, что шведская делегация вздрогнула и отпрянула.

– Да.

Глава 2

21 февраля 1614 года, Або

Шведский город на берегу замерзшего Ботнического залива встречал легион с императором хоть и радостно, но настороженно. Очень уж грозная у него была репутация. Дмитрия же это не сильно волновало. Выбрали? Выбрали. Наслаждайтесь. Так что, забравшись на удобную позицию, он молчаливо наблюдал за мерно продвигающейся колонной войск и думал.

Он вывел из своих земель всего один легион. Этого было очевидно мало. Впрочем, большее количество войск выдвинуть Дмитрий и не мог, понимая – если во время кампании кто-то нападет, можно будет и не успеть. Особенно если он окажется отрезан морем. А потом? А что потом? Вернется к разбитому корыту…

Уже к лету 1608 года стало ясно – Дмитрий перегнул палку. Сильно. Совсем. Кардинально.

В чем это выражалось?

Да в том же самом, в чем и во время приснопамятного разговора с иезуитом в Смоленске тогда, в 1605 году. Слишком много славы так же плохо, как и ее отсутствие. Ведь он как думал? Правильно. Славу получит, а последствия побоку. Полагал, что окружающие его гоминиды станут, как и в реальной истории, игнорировать все и вся, живя своими грезами. Но он упустил один момент – НАСКОЛЬКО выдающимися оказались его результаты. С войском в пять тысяч рыл выйти против ста тысяч и оказаться победителем? Легко. Да, степь… туземцы… Но опасные туземцы. И их было много. Реально. Очень. Кроме того, в их рядах имелись пять тысяч прославленных янычар, с которыми в Европе знакомы не понаслышке. А тут… легион Дмитрия их словно и не заметил. Смахнул как назойливую муху, с плеча.

Зашевелились все. От Варшавы до Мадрида. Не сразу, конечно, не в полном объеме и не самым разумным образом, однако, начав Шведскую войну, король Дании уже имел многочисленную малокалиберную артиллерию в подражание полковым «Единорогам». Применял он их бестолково, но их количество все одно сыграли свою роль, обеспечив преимущество перед куда более отмороженными в натиске шведскими солдатами. Густав II Адольф оказался несколько не в том положении, чтобы создавать обновленный артиллерийский парк. А его отец Карл IX потерял «все, что нажито непосильным трудом» в первом же большом сражении. Том самом, где и погиб.

И все это очень сильно напрягло императора в 1610 году.

Нет, конечно, нервничать он начал еще в 1608 году, поняв, что натворил. Под впечатлением этого открытия он распустил 1-й Московский легион, пустив весь его личный состав на формирование новых частей и подразделений. А тех солдат, кто не мог продолжать толком службу, направлял в специально организованные школы. Чтение, счет, письмо, основы естествознания – и вперед, «оседать на грунт» в регионах, а заодно и за делами присматривать. Ведь в конце концов эти люди верили в него чуть ли не как в Бога. Словно ветераны Наполеона или Цезаря, они были готовы идти за ним до конца. А он, встречно, во всем на них мог положиться. Вот и пользовался.

К началу 1609 года вылупились уже три легиона, три отдельных пехотных батальона, семь отдельных кавалерийских дивизионов и возрожденный корпус преторианцев, ставший, как и прежде, ядром обороны столичной крепости. Само собой, все эти войска были только на бумаге, где уже «во всю ширь молодецкую развернулись» по новым штатам[12]12
  Подробнее о новом войске можно почитать в Приложении.


[Закрыть]. На деле все было много хуже. Да, конечно, командный состав у них уже имелся – от младших унтеров до старших офицеров. Оставалось только набрать новобранцев и прогнать их через суровую учебно-тренировочную программу. Ну и вооружить, снарядить, оснастить, подкрепить толковыми тыловыми службами и материальной частью обозов…

А где-то к лету 1610 года Дмитрий понял – этого решительно недостаточно. В грядущих войнах ему придется по-новому удивлять своих врагов, чтобы побеждать. Но к началу Северной войны мало чего успел придумать. Что изрядно угнетало и нервировало. В сущности, кроме серьезной перетряски штатов и отбрасывания всего недостаточно эффективного, ему удалось хоть как-то внедрить только две вещи[13]13
  Подробнее о новинках можно почитать в Приложении.


[Закрыть].

Во-первых, штуцер, заряжаемый с казны, который открывал кардинально новые возможности в ведении стрелкового огня. А во-вторых, фургон, ставший очень серьезной модернизацией предыдущего стандартного армейского образца. Что, в свою очередь, серьезно поднимало мобильность и подвижность легиона на марше.

Безусловно, классные «фишки». Другой вопрос, что к концу 1613 года их удалось внедрить только в одном легионе облегченного состава, даже в ущерб преторианцам. Да и как это получилось – не до конца ясно. Чудо – не иначе…

– Государь, – осторожно поинтересовался Аксель. – Ты уверен, что этих войск хватит? Они хороши, это бесспорно. Но их мало.

– Будем обходиться тем, что есть, – чуть помедлив, ответил Дмитрий. – Или ты думаешь, что теперь к этому празднику жизни не подключится целая стая стервятников?

– Стервятников? – удивился Аксель. – О чем ты?

– Скажи, мой друг, кому на берегах Балтики стало хорошо от того, что я принял корону Швеции? Кроме Швеции и Руси.

– Ну… – задумался Аксель и завис.

– Я за дверь – они в окошко, – усмехнувшись, произнес Дмитрий. – Уверен, что так или иначе война за Швецию будет идти на обоих берегах Балтики. Мое усиление, и без того чрезмерное, испугало многих. Теперь понимаешь, почему я оставил один легион в Риге, а второй в Смоленске?

– Да, – после небольшой паузы произнес Аксель.

– И понимаешь, отчего я так долго думал над твоим предложением?

– Вполне, – кивнул Аксель. – Но теперь я не понимаю, почему ты не отказался! Ради чего?

– Не поверишь – вас жалко стало.

– Не поверю.

– А вариант с тем, что я просто люблю убивать, тоже не подойдет?

– Не думаю, что все так просто, – покачал головой Оксеншерна. – Да и не похож ты на тех, кто убивает из одной жажды крови. Ты выступаешь в поход малыми силами, соглашаясь на войну с очевидно большой коалицией. Да еще и в весьма невыгодных для себя условиях. Флота нет ни у тебя, ни у нас. Противодействовать датчанам просто нечем. На первый взгляд сумасбродство. Но… ты не выглядишь умалишенным. Не понимаю. Просто не понимаю.

– Я тоже, – загадочно улыбнувшись, ответил Дмитрий.

При желании он легко мог бы объяснить свой поступок голой выгодой и хорошо продуманной стратегией. Комар носа не подточит. Но себя он обманывать не хотел. Император действительно просто не понимал, зачем именно сейчас он ввязался в эту войну. И ради чего.

Кровь, борьба и нервные потрясения, что обрушились на него в 1603 году… сразу же и в большом количестве после странного попадания в это то ли прошлое, то ли какой-то параллельный мир, отстающий на несколько столетий. Они навалились словно тяжелый груз, от которого затрещала спина и задрожали ноги. Но главное – одиночество. Гнетущее и изматывающее.

Там, за кромкой, когда он еще и не думал о своем происхождении, Дмитрий испытывал определенное раздражение из-за ощущения чужеродности в среде родичей. Приемных, как позже выяснилось. Но девушки, друзья-товарищи и множество увлекательных дел как-то смазывали весь этот негатив.

Здесь же чувство чужеродности достигло абсолютного пика. Постоянная игра, поза и «фильтр базара». А главное – даже поговорить по душам не с кем. Например, Марина, казалось бы, один из самых близких людей в этом мире. Верящая в него. Любящая его. Пусть и потекшая слегка «крышей» после того, как он ее откачал. Но все равно – ближе и роднее не было никого. И даже ей он не решился открыться. Остальная же часть среды обитания была для него словно дурное кино. А уж когда его любимая супруга решила принять постриг, и подавно…

Что Дмитрий хотел доказать этой войной? И кому?

Он не знал.

Возможно, просто искал острых ощущений. Вынырнул из круговерти дел, отвлекающих от тяжелых, депрессивных мыслей. И пустился во все тяжкие. Чтобы просто не оставаться наедине с самим собой. Чтобы голова его была постоянно загружена чем-то сложным и всеобъемлющим.

А может быть, хотел умереть. Снова. Как тогда. В таком близком и одновременно далеком 1603 году… в те самые первые недели своей жизни здесь – в мире, где все ему кажется не так и не этак. Где будто бы даже воздух жмет и натирает легкие, словно дурной башмак, порождая неустанную, прямо-таки гнетущую жажду перемен…

Глава 3

25 марта 1614 года, Копенгаген

Король Дании хмуро смотрел в пустоту перед собой и нервно постукивал по столу.

Только что он узнал, что рыжий безумец преодолел огромное расстояние от Москвы до Або, а потом, форсировав замерзший Ботнический залив по льду, взял Стокгольм. Нагло и дерзко. Городской гарнизон был уничтожен настолько быстро, что просто не успел оказать сопротивление.

Более того. Король вообще узнал так быстро о случившемся только из-за курьезного случая. Один из офицеров гарнизона во время атаки оказался за городом с солдатами сопровождения. Навещал одну вдову в ее загородном поместье. Ничего необычного – любовь с первого раза, плавно перетекающая в массовую попойку и грабежи и без того не самого крепкого хозяйства, впрочем, совершенно беззащитного. Только это и спасло лейтенанта и его солдат от мгновенной смерти. Впрочем, ненадолго. Рейтары императора очень быстро и грамотно организовали разъезды, удивительно точно стреляя. Так что от отряда в полсотни головорезов ушел едва десяток. Да и лейтенантик пулю в плечо получил, навылет, к счастью.

– Сколько у него войск? – наконец спросил король у «счастливчика».

– Я могу только предполагать…

– Так предположи, – в раздражении фыркнул Кристиан IV.

– Немного. Тысячи три-четыре. Но все в добрых кирасах и шлемах. В основном пехота. Стрелки с аркебузами. Пикинеров не видел. Кавалерии мало. Хотя, возможно, она по округе была рассыпана. Видел только рейтар в добром снаряжении на хороших лошадях. Кроме пистолетов они вооружены еще и аркебузами, возможно штуцерами. Слишком уж точно бьют. Пушки мелькали, но толком не разобрать какие и сколько. И обоз. Большой, очень большой обоз. Мне показалось – с едой.

– Это все?

– Да, мой король.

– А шведские войска? Ты их видел?

– Нет, не видел. Но я не мог долго находиться возле города. Горожане и селяне были не в восторге от моего стремления навести порядок на тех землях. Сдали бы. Или сами на вилы подняли. Или рейтары бы догнали. Они у московитов резвые и шустрые.

Король окинул взглядом своих генералов. У них вопросов не было.

– Ступай, – произнес он офицеру и, когда тот покинул помещение, обратился к военному совету: – Что вы думаете?

– Три-четыре тысячи бойцов – это похоже на один легион, – начал говорить самый старый и опытный вояка. – Кроме того, наши люди в Речи Посполитой не сообщали о том, что легионы в Смоленске или Риге куда-то уходили. Скорее всего, это столичный легион «Рутения».

– Всего один легион? – удивленно произнес второй генерал. – Мне кажется, что император нас недооценивает. Или остальные войска еще не подошли.

– Или мы чего-то не знаем, – добавил третий генерал.

– Не знаем? Чего же?

– Император довольно смелый человек, но не безумный, – спокойно произнес скептик. – Даже когда выходил против степи, он прекрасно представлял силы, как свои, так и противника. Все свидетели той битвы говорят, будто бы она для него была какой-то забавой. То есть либо он безумен, как покойный Кайзер Рудольф II, либо его кампании строятся на расчете. А мы, оценивая его поступок, могли просто что-то упустить. Какую-нибудь мелочь, меняющую все. Вообще все.

– Разумно, – чуть помедлив, ответил король… – И что же это может быть?

– Риксдаг избрал его королем Швеции, – продолжил после небольшой паузы третий генерал. – Как мы все знаем – во время рокоша[14]14
  Ро́кош (польск. rokosz, буквально – бунт, мятеж) – официальное восстание против короля, на которое имела право шляхта во имя защиты своих прав и свобод.


[Закрыть] Мнишеков в Речи Посполитой император не оказывал никакой особой помощи своему тестю. То есть не стремился занять престол Варшавы. Да и вообще активных завоевательных устремлений никогда не проявлял.

– Не проявлял? – удивленно воскликнул второй генерал. – Да он блистательно выиграл три военные кампании!

– Да, все так, – кивнул третий генерал. – Но эти войны начинал не он. Император все свое время после войны уделил возне с ремесленниками, дорогами и законами. Сидел тихо у себя на задворках Европы. Никого не трогал. Ничем не интересовался. Почему вдруг он решил ввязаться в эту войну?

– И почему же? – оживился король. Воевать с Дмитрием ему совсем не хотелось. Слишком уж грозной у того было репутация.

– Железо, – чуть помедлив, произнес скептик.

– Железо?

– Вы знаете СКОЛЬКО сейчас железа и чугуна делают на Москве? За последние годы его выделка выросла многократно. Поговаривают, что он обогнал шведов. И это не предел. Император словно одержим этим металлом. А своего железа на Руси мало. Я слышал, что он идет на немалые ухищрения, чтобы добыть подходящее количество поганой руды из болот. В Швеции же ОЧЕНЬ много железа. И оно весьма и весьма доброе.

– Вот оно как… – задумчиво произнес король.

Он как-то об этой стороне вопроса не подумал. А зря. Вполне возможно, Дмитрий и не планировал серьезно воевать. Да и, если подумать, зачем ему вся эта бойня на разоренных землях? Его землях. А значит, нужно попробовать договориться и разделить Швецию миром. Дании-то эта возня с железом была совсем неинтересной. Впрочем, чужая душа потемки и подстраховаться стоило бы. С этими мыслями он устремил свой взор за окно вдаль. И так уж получилось, что эта даль находилась по азимуту Стокгольма. А там, в свою очередь, Дмитрий проводил свой совет. Совсем другой.

Еще в Москве перед ним встала насущная проблема – восстановить хоть в каком-то виде шведскую армию. Хотя бы две-три тысячи бойцов для гарнизонной службы. В Або удалось с горем пополам сколотить три роты в сто «рыл» каждая. В Стокгольме же появилась возможность задержаться для подготовки к летней кампании. Вот он и уделил внимание в том числе и этому вопросу…

Сейчас же, после проведенной днем демонстрации, Дмитрий молча наблюдал за эмоциональной реакцией «верхушки шведов». Они не верили, что столь малыми силами он серьезно собирается воевать. И считали, что император сведет все к переговорам и разделу Швеции между Русью и Данией. Вполне реальный вариант, кстати. Дмитрий его обдумывал и оставил про запас, на тот случай, если основная задумка провалится. Но шведам-то нужно как-то объяснить свою уверенность, а то еще подумают, что с ума спятил. Вот и пришлось продемонстрировать новый штуцер, вызвавший у них целую бурю эмоций.

О да! Штуцер был песней! И вместе с тем еще той головной болью, попортившей императору немало крови.

Главной сложностью была не столько конструкция, сколько организация производства. Дмитрий прекрасно знал, что промышленный шпионаж возник вместе с промышленностью современного типа. То есть в эпоху до относительно массового применения фабричного метода производства опасаться его не стоило. Но все одно – переживал. Поэтому не только создал небольшую СБ, которая заодно и за настроениями в столице присматривала, но и организовал очень необычный для XVII века процесс производства, распространив его вскоре вообще на все оружейное производство.

В его схеме от большинства участников не требовалось высокой или даже средней квалификации. Что в общем-то ими вполне осознавалось, даже несмотря на неплохую оплату труда. Вот сидит какой-нибудь рабочий калибровочного станка, который в течение своей смены делает однообразные, повторяющиеся операции. Никакого мастерства или осознания. Просто собранность, дисциплинированность и внимательность. Станок один и тот же. Оснастка одна и та же. Ну и так далее. Правит каналы стволов и думает о том, что он криворукий балбес, делает одну из самых простых операций. А там, где-то в других цехах, сидят настоящие мастера. Он-то видел оружие, что производит их завод. Шедевр! Такое столь безруким работникам, как он, не по зубам. И так – на каждом отдельном участке, в каждом отдельном цехе. Даже на сборочном конвейере, где из произведенных деталей горстка не самых квалифицированных работников собирала готовые узлы и изделия. Они точно так же были убеждены, что все эти замечательные детали делают мастера экстра-класса. Вон – одна к одной! Ну а как иначе? И это вполне устраивало Дмитрия. Конечно, он не лично рулил производствами, но количество людей, «посвященных в тайну», было весьма невелико.

И чтобы спокойно спать, он проверял время от времени – не вылез ли где ненужный хвост. Поэтому в одну из обязанностей СБ входило зондирование производственной картины, которую можно получить, если попытаться выведать информацию у рабочих и служащих. Да не целиком у кого-то взять все и сразу, а по кусочкам собирать, а потом обдумывать и склеивать воедино. Никто, конечно, так делать не станет. Ведь на дворе только начинался XVII век, и разведка была крайне скудна в своем функционале и возможностях. Но все равно. Мало ли? Этакое успокоение души.

И вот уже две проверки показывали, что рабочие на местах не то что общей картины не знают, но и даже на своем участке толком не разбираются. Просто ограничиваясь выполнением предписаний без их осознания. Бездумно «нажимали кнопки», ответственно выполняя только то, что от них требовали. Почему ответственно? Потому что на следующем технологическом участке могут забраковать их труд и, если всплывет факт нарушения технологии, влепят серьезный штраф. А оно им надо?

Исключение составляли единицы, которые вполне искренне интересовались своей работой и пытались разобраться что к чему. Их СБ ставила на карандаш, формировала досье и подавала его «наверх», то есть на стол Дмитрию, для ознакомления. Как-никак – перспективные кадры, будущие «синие воротнички».

В общем, за новый штуцер император был спокоен. Даже если штуцер будет захвачен противником, то скопировать его смогут только «дедовским», то есть ремесленным, способом, так как иных в Европе в те дни не имелось. Но вот беда – они давали такую низкую производительность труда, что настоящий мастер-оружейник мог выдать едва один штуцер в год. А у Дмитрия штамповали по шесть штук в сутки. В среднем. Мистика, да и только! По крайней мере, для обитателей XVII века подобное обстоятельство порождало какие-то невероятные домыслы. Вплоть до того, что император вступил в сговор с подземными жителями – гномами, что трудятся в своих кузнях не покладая рук. И так далее, и тому подобное. Хотя, конечно, открыто про продажу души не решались говорить даже враги. Все-таки император воскресил человека.