Текст книги "Иван Васильевич. Профессия – царь!"

Часть 2
Казанские дела

Скажу тебе так: будь осторожен в своих желаниях, ведь они могут исполниться. А потом ты будешь бодаться с последствиями.

Ольгерд фон Эверик. «Ведьмак»

Глава 1

1545 год – 3 октября, Москва

Достигнув совершеннолетия[72]72
  В XVI веке совершеннолетия достигали в 15 лет.


[Закрыть] и взойдя на престол, Иван Васильевич прямо сразу не бросился проводить какие-либо серьезные реформы. Выждал немного. Спровадил духовных иерархов домой. С подарками, разумеется. Проводил посольства иностранные. Подождал, пока бояре перестанут гудеть, обсуждая столь громкие сотрясения воздуха, что имели место быть в столице. И только тогда, когда все расслабились, он собрал Боярскую думу…

– Скажите мне, бояре, отчего наше воинство испомещенное такое слабое? – с явной провокации начал эту беседу Иван.

– Как же слабое? – удивились с мест своих многие бояре разноголосицей.

– А какое? Вот возьми да собери его в поход. И что мы там увидим? Испомещенное дворянство только о пашнях своих и думает да о крестьянах, а не о службе. И правильно делает. Потому что на местах нужен глаз да глаз. Иначе все прахом пойдет. Так что ни выехать куда надолго без урона земельному держанию, ни собраться ладно не получается. Сколько одних только нетчиков[73]73
  Нетчик – уклонист.


[Закрыть]! А? Притом у многих оправдание тому вполне сходное. И сколько мы с таких собрать воинства можем? И на какой срок?

Произнес Иван и замолчал. Он поднял довольно болезненный вопрос. Поместные дворяне, выступавшие фактически держателями классического феода, даваемого за службу, имели весь пакет стандартных издержек. А он был, мягко говоря, не актуален эпохе. То есть выступал серьезным анахронизмом.

– Чего молчите? – хмуро поинтересовался государь[74]74
  После коронации (процедуру таки назвали коронацией, а не венчанием на царство) в Успенском соборе и провозглашения Ивана Августом, Басилевсом и Автократором (святым государем-самодержцем) термин «Государь» стал краткой, переводной формой титула.


[Закрыть] после затянувшейся паузы.

– Так верно говоришь, – развел руками Михаил Иванович Воротынский. – Собрать испомещенных непросто. Да и не все из них могут выехать в поход, даже если прибудут по зову. У кого конь только один, да и тот дурной, а у иных и того нет.

– А еще вооружены худо, – согласился с ним Юрий Васильевич Глинский. – У многих ни панциря[75]75
  В данном случае имеется в виду не панцирь как категория доспеха, защищающего корпус, а особый вид кольчуги из малых колец.


[Закрыть], ни шелома. Ежели сравнить с татарами, то и не хуже выходит. У них у самих большинство воинства в халатах. А если с литовцами? Или тем более с поляками?

– Хуже того, – продолжил Иван после этой заранее организованной поддержки, – ратному делу обучены они дурно. Ведь на земле своей только о делах сельских пекутся. Ни выезду конному не учатся, ни владению клинком, ни тем более доброй копейной сшибке. А посему в сражении зело нерешительны, словно юницы робкие пред мужем зрелым. Стрелы пустят да отходят, боясь за саблю взяться[76]76
  Иван описывал вполне обычную практику, которая сложилась в поместном войске к тем годам.


[Закрыть]. С татарами бодаться сойдет. Ибо те не лучше. А вот с Литвой или Польшей…

– Верно, государь, – вновь поддержал его Михаил Иванович Воротынский, строго следующий предварительному уговору. – Но как им иным-то быть? Землицей-то надобно тоже заниматься. Тем более что ее мало и любой недород или потеря рабочих рук по отходу там али смерти обернется бедой. Даже и такие поместные с тех земель больше не выедут. Не с чего им станет выезжать.

– Беда… – покачал головой Иван Васильевич, внимательно смотря на своих весьма задумчивых бояр. Они пытались понять, что государь там такого задумал. Вон как переглядывались из-под нахмуренных бровей. – Что скажете, бояре? Что предложите? Надо ли эту беду как-то разрешать? Или пусть нас враг воюет как ни попадя?

– Да что ты такое говоришь, государь?! – возмутились некоторые бояре. – Мы же добро держим удар. И от казанцев обороняем, и от крымцев, и от литвинов…

– А если они вместе навалятся? Что, если и Казань, и Бахчисарай единой армией выступят? Удержим их натиск? А если к ним Ногайская Орда придет с поддержкой? А если еще хан Хаджи-Тархана[77]77
  Хаджи-Тархан – город в черте современной Астрахани, старая столица Астраханского ханства. Современная Астрахань была основана в 1556 году рядом с этим городом посредством закладки новой крепости. Впрочем, Астраханское ханство и именовало себя иначе, а именно Хажитархан ханлыгы.


[Закрыть]? Перед объединенной степью устоим? Не в нападении, а в обороне? Что молчите? Понимаю, что степь ныне друг другу глотки рвет и объединиться сама не в силах. Но ведь есть султан османов, сын дочери хана Крымского из дома Герая. В Крыму сидит его родич. И в Казани тоже. А ну как в Хаджи-Тархане сядет? Не сможет разве султан волей своей собрать степь? И ногаи к такому походу легко присоединятся, и черкесы, и кабарда, и многие иные. Полагаете, такого быть не может?

– Может, – предельно хмуро произнес Александр Борисович Горбатый-Шуйский.

– А если Крым с Литвой сговорится, как не раз уже бывало? Да Казань в этот союз приведет по-родственному. Что, лучше нам от этого будет?

– Нет, – тихой разноголосицей произнесли бояре.

– А потому я спрашиваю вас: что делать станем? Для того вас и собрал, чтобы совет держать.

Бояре же только сильнее нахмурились и головы склонили. Делать-то в известной им парадигме было нечего. Земли доброй и угожей остро не хватало для должного испомещения воинства. А с тех небольших наделов, что выдавали большинству, лучшего ждать не приходилось. Ситуация усугублялась еще и тем, что в южных и восточных землях имелся острый недостаток рабочих рук из-за постоянных кочевых набегов, гробящих селян и уводящих в рабство.

И тут в дело вновь вступил Михаил Иванович Воротынский…

Надо сказать, что Иван Васильевич работал с этим «кадром» очень тщательно и не первый год. Подходы к этому человеку государь начал искать уже в первый год своего воплощения в этой эпохе. Знал Ваня, твердо знал, что командир из Воротынского добрый. А потому думал о том, как встроить его в дело свое.

Сначала требовалось сойтись. Найти общие темы для разговора. Понять, чем он живет, чем интересуется. Подружиться, добившись взаимного доверия. И только потом уже начинать встраивать в свои дела вполне классического аллодиального аристократа[78]78
  Аллодиальное владение подразумевает держание земли не за службу, а по праву наследования.


[Закрыть], каковым Воротынский и являлся. В один прекрасный момент Иван вызвал Михаила на откровенный разговор и поделился проектом военной реформы, чтобы обсудить в узком кругу, так сказать, да посоветоваться. Тот заинтересовался, оценив идею. Втянулся. Увлекся. И вот, когда психологически Воротынский оказался готовым, государь и предложил ему сделку, близкую по идее с той, что обыграл с дядей своим Михаилом Васильевичем Глинским.

Так или иначе, но выдержав нужную паузу, Михаил Иванович Воротынский встал, расправил плечи и, прокашлявшись, испросил права изложить думки свои. Государь подумал, что проект реформы, исходящий от боярина, будет воспринят мягче, чем от него лично.

Общая идея была проста, как два пальца в киселе. Если испомещенные разрываются между хозяйством и войной, то государю, как истинному благодетелю православному, надлежало им помочь. Как? Очень просто. Земли поместные свести в волости по тридцать тысяч четей в каждой. Над волостью поставить старосту, который всем хозяйством заведовать и станет. Помещиков же свести в роты по сто всадников, поставить над ними капитана и занять титульным делом. Тут и выездка, и махание клинками, и копейная сшибка, и прочее. А коли поход какой, то и мороки нет – рота поднялась и вышла в полном составе, не ломая себе голову делами хозяйскими.

Задумка не была локализована лишь малыми единицами – волостями. Воротынский, транслируя идею Ивана Васильевича, предложил волости сводить в уезды под рукой кастеляна, уезды в районы, ставя под префекта, а районы, в свою очередь, собрать в губернии под губернатором. Поначалу одну губернию, Московскую. Дабы посмотреть, как дело пойдет. А потом видно будет.

Таким образом получалось, что Московская губерния должна выставить двадцать семь добрых сотен конных в дальний поход хоть на месяц, а хоть и на год. И при оружии да броне, и обученных ратным премудростям, и при обозе. Да и с конями ситуация должна сильно выправиться, так как при каждом уезде полагалось держать по конезаводу небольшому для обеспечения нужд собственных.

Конечно, тех восьмисот десяти тысяч четей доброй и угожей пахотной земли, что требовалось для губернского ополчения, хватило бы для втрое большего поместного дворянства[79]79
  Обычное поместное войско выставляло всадника со ста четей земли. Поэтому 810 000 четей должно было дать 8100 всадников, а не 2700. Но это теоретически. На практике больше 3000–3500 всадников вывезти с этих 810 000 четей было крайне сложно. Кто без коня, кто болен, кто умер (земля за вдовой и малолетними детьми), кто куда по делам отъехал и так далее.


[Закрыть]. Но намного хуже обученного, снаряженного и вооруженного. А главное – с кучей проблем по сбору войск. Тут же выходило все без мороки и лишней возни. Государь приказывает воеводе, стоящему при губернии военным командиром. Тот транслирует его своим полковникам, которые по районам сидят. Те – майорам уездным, что должны капитанов волостных с ротами поднять… Быстро, стройно, удобно. Со всей губернии сбор в три дня! Раз – и две тысячи семьсот всадников доброго ряда уже под рукой государевой стоят. Да при обозе и запасах, оные положено было держать на местах в порядке и подновлять при необходимости.

Разумеется, для испомещенных, переводимых на новую форму службы, вводились и гарантии. Так, вдов их, коли кормилец помрет, общество должно было содержать пожизненно, а детей до вступления в брак или достижения восемнадцати лет. В случае увечья, не дающего выезжать в роте, содержание также сохранялось. Мало того, после двадцати пяти лет действительной службы поместные выводились в пенсион. Правда, семьи, увечные и старики не пустым балластом висели на обществе волостном или там уездном. Отнюдь. Они самым активным образом привлекались для иной различной службы на местах и помощи в хозяйственном устройстве…

Бояре возмущаться начали прямо с ходу и в немалом количестве. Чего только тут не выкрикивалось. И поруха старины доброй. И фактическое лишение испомещенных земельного держания. И уменьшение воинского контингента. И так далее. «Баба-яга», которая, как известно, «против», имелась всегда и везде, в любых эпохах да в товарных количествах.

Иван Васильевич ожидал такого развития событий, а потому заранее подготовился. Это ведь он только в церкви был Басилевсом и Автократором обозван. В реальности боярскую вольницу только еще предстояло сломать…

Погудели. Пошумели. И государь стукнул посохом о пол Грановитой палаты, призывая всех заткнуться.

– Михаил Иванович, – произнес он, – сам видишь, не все согласны с твоими думками. Не скрою, мне они по душе. Готов ли взяться за их претворение в жизнь?

– Готов, государь.

– А хватит ли времени? Удел твой далеко на юге. Ты ведь и сам в той же позиции, что и испомещенные. Службу надобно нести вдали от земель своих. Да со страстью и полной отдачей сил. Не захиреют ли земли твои без руки хозяйской?

– Так ежели назначишь держание из казны достойное, то и сдам я их. Дело-то важное. Что же я, без разумения?

Этот момент был заранее оговорен государем с Михаилом Ивановичем Воротынским. Тот поначалу желанием не сильно горел. Но позже согласился, глядя на успех дяди государя, ставшего первым в истории Руси адмиралом.

– Что скажете, бояре? – поинтересовался Иван Васильевич.

Добровольный отказ Воротынского от пусть небольшого, но удела сделал свое черное дело, выбив бояр из колеи. Они смутились и смешались, не зная, как отреагировать. Поэтому Иван, развивая успех, продолжил:

– Вижу, что супротив воли доброй никто из вас не возражает. Посему так и поступим. Михаил Иванович, принимайся за дела. – О том же, что было на самом деле обещано Воротынскому за успех, государь решил умолчать, дабы «не дразнить гусей». А то завистники мигом налетят да Михаила Ивановича заклюют, опасаясь его излишнего возвышения. И тот, кстати, был с Иваном Васильевичем полностью согласен.

Так или иначе, но государь указал, а Боярская дума приговорила претворение этой реформы в жизнь. Неохотно. Со скрипом. Но главное, что лед тронулся…

Глава 2

1546 год – 9 сентября, Москва

Иван Васильевич с удовольствием залез в теплую ванну и от блаженства закрыл глаза. Много ли людей в эти годы могли похвастаться большой, просторной ванной? Да с подогревом!

Ну а что? Государь он или погулять вышел? Чего в грязи-то сидеть? Как смог, так сразу «гигиенический уголок» себе организовал по высшему разряду. Один в Кремле, второй в Белой слободе, как ныне стали именовать Потешную.

Тут тебе и большая, просторная ванна, отлитая из бронзы да с подогревом от кованого железного булерьяна[80]80
  Булерьян – разновидность металлической печи. Иван ее скопировал очень приблизительно, из-за чего КПД снизился, но, главное, обогревать его ванну она могла прекрасно.


[Закрыть], стоящего в соседней комнате. А еще душевая кабина. Да, совершенно сельского типа, но душевая же! И умывальник с вполне приличным бронзовым смесителем. Зачем смеситель? Так горячую же воду государь себе пожелал организовать. Водогрейную бочку этажом выше поставил. Даже ватерклозет себе слепил, отлив из бронзы. Не в горшок же, как «прогрессивное человечество», гадить? Да, канализации и водопровода нет. Так и не беда. Из большого бака этажом выше вода исправно поступала и смывала весь «субстрат» аккуратно в выгребную яму, надежно изолируя запахи водяным затвором. Довольно идиллическую картину дополняла полка с гигиеническими принадлежностями и отделка помещения приятной шероховатой керамической плиткой. Ну и просторный камин, приятно потрескивающий ароматными дровами. Он тут не к месту, но очень уж хотелось.

В общем, красота!

Еще была баня. Но она для повседневных нужд совсем не годилась, даже если посещать ее два раза в неделю, а не раз, как все состоятельные люди.

Впрочем, вопросы гигиены оказались не самыми проблемными для государя. Ведь его молодое тело бурлило от гормонов, а эрекция была практически на все подряд. Зрелый разум держался, но кипел Иван изрядно. Конечно, он, пользуясь положением государя, мог с этим не иметь никаких проблем. Найти девицу или женщину для забав не стоило труда. Но Иван Васильевич прекрасно знал, что с 1495 года в Южной Италии началась эпидемия сифилиса, стремительно захлестнувшего всю Европу и Азию. Например, в 1497 году уже пошли заболевания в Великом княжестве Литовском, а в 1498-м – на Москве. Вот с тех пор эта зараза никак и не отступала. А Иван Васильевич не имел ни малейшего желания знакомиться с бледной спирохетой, вот и держался образцовым борцом за целомудрие.

Конечно, у него имелась невеста, буквально несколько месяцев назад ставшая физиологически пригодной для брака. А значит, он мог тащить ее под венец. Но тот же разум подсказывал, что она была еще слишком юна. И жертвовать ее здоровьем ради удовлетворения своей животной потребности он считал глупым.

Лиза… Лиза… она не росла красавицей, во всяком случае, по местным меркам. В те годы по всей Европе уважали пышек с жирком и целлюлитом. А тут худощавая девочка с излишне тонкими чертами лица, живыми глазами и густыми рыжими волосами.

За эти шесть лет, минувших с момента ее приезда, их отношения существенно потеплели. Детская травма, полученная из-за казни ее матери по надуманному обвинению, потихоньку отступала. Она все меньше и меньше ассоциировала замужество со смертью, в чем ей очень сильно помогала Елена Васильевна, уступив увещеваниям сына. Девочка отчаянно нуждалась в матери, и ей пришлось ее заменить. Хоть как-то. И надо сказать, получилось неплохо. Обе худые, рыжие, с вдумчивым ведьмячьим характером, то есть умные стервы, но не истерички. Разве что чертами лица разнились. А так – со стороны словно дочь с матерью. Что было быстро подмечено и сильно помогло делу.

Иван же со своей стороны поддерживал этот процесс. Да так, что даже не понял, как втянулся. Влюбился? Вряд ли. Просто эта рыжая девчушка как-то так вошла в его жизнь, что себя без нее он уже и не мыслил. Все эти умные беседы с точными вопросами, иной раз ставящими его в тупик. Настольные игры, которые ему пришлось спешно «изобретать», адаптируя под местные реалии. «Монополию», «Гвинт», «Мафию» и прочие. И тот салон[81]81
  Салон – это кружок избранных лиц, собирающихся в частном доме.


[Закрыть], что образовался из их маленького междусобойчика любителей настольных игр. Государь даже не заметил, как туда помимо подростков стали захаживать и взрослые люди из аристократов да видного купечества. А потом и иностранцы изредка. Поиграть, а заодно и беседовать как промеж себя, так и с ним, Иваном Васильевичем, по самым разным темам. Где еще можно в такой неформальной обстановке с государем встретиться? Но как-то так сложилось, что «small talk» в салоне совершенно не складывалась. Каждый раз беседы оказывались если и отвлеченными, то весьма заумными. Иногда даже поднимались научные дискуссии, впрочем, осторожные.

Иван открыл глаза и вздохнул.

Как бы ему хотелось, чтобы этот временный недостаток – слишком юный возраст – их уже покинул. А Лиза сидела с ним в этой просторной бронзовой ванне обнаженной и шалила, заигрывая. Но увы… Он снова вздохнул и постарался сосредоточиться на других мыслях, дабы не потерять контроль над своими вновь вскипевшими гормонами…

Военная реформа Воротынского забуксовала сразу.

Да, бояре реформу приговорили, но поддержать на деле забыли. И даже напротив – охотно помогали тем, кто оказался против. Не открыто, разумеется. Месяц, всего месяц прошел, как все вокруг Москвы уже кипело и бурлило. А почему? А потому, что он, Иван Васильевич, осел, не обративший внимания на некоторые очень щекотливые нюансы.

Ключевой проблемой стало то, что земля, необходимая для формирования Московской губернии и выставления двадцати семи сотен всадников, по нормам поместного ополчения должна выжимать из себя восемьдесят одну сотню. И богатые помещики, которым вся эта реформа была как серпом по известному месту, охотно донесли столь нехитрую мысль остальным. Куда прикажете остальных девать-то?

Дальше – больше.

Эти ушлые «борцы за справедливость» озвучили вывод о том, что «на улицу» пойдут боевые холопы. Ну а что? В принципе, логично. Видимо, Михаил Воротынский и сам о том подумал. А вот Иван Васильевич упустил этот момент. И чуть-чуть не вляпался в большой и хорошо вооруженный стихийный бунт на ровном месте. Ведь они хоть и холопы, но боевые. Да числом тысяч в пять этих послужильцев поместных имелось, никак не меньше. Так что пришлось срочно принимать экстренные меры, тем более что огромная делегация «возмущенной общественности» явилась прямо под стены Кремля.

– Ложь! Это все ложь и поганый навет псов злобесовых! – максимально искренно возмутившись, воскликнул государь, после того как выборные донесли до него позицию общества.

– Но как же… – растерялись выборные, не ожидавшие такой реакции.

– Холопов боевых в новое губернское ополчение действительно верстать не думал. Но так что, взашей их, что ли, гнать? Такое только враг рода человеческого ляпнуть и мог! Что они, не воинского дела люди? Их по разряду выкупить я хотел. А потом в остроги поставить, дабы службу гарнизонную нести. И жить там же. Семьями обзаводиться да дела ремесленные вести, с коих налогов не платить, ежели без найма обходиться станут. А как десять лет отслужат, так и вообще вольными станут. И дети их вольными будут. И жены, даже ежели из холопок полных их брали. Я же, как государь, ряд с ними заключу на службу дальнейшую. Ну так что? Дурное дело я затеял? Я спрашиваю вас!!! Чего молчите?!

– Нет… – в разноголосицу ответили удивленные выборные, да и по толпе ропот пошел.

– Так какого же беса вы творите?! – взревел во всю свою молодую глотку государь. Получилось несколько потешно, но никто не улыбнулся. – Или вас какие злодеи подучивали? Ну? Что молчите?! Или хотите, чтобы все по старине осталось? Чтобы вы в холопстве своем так и померли? Кто вас подбивал? Ну?

В общем, поговорили. Иван Васильевич дал им три дня, чтобы выдать зачинщиков. Иначе он все отменит. Такой большой срок был нужен для того, чтобы эти самые зачинщики успели сбежать. Лишней крови он не желал. Однако снова просчитался.

Шок ушел. Мысли упорядочились. И боевые холопы пришли в неистовство. Свести столь нехитрый дебет с кредитом им вполне хватило ума. А потому и вывод напросился сам самый что ни есть мрачный. Дескать, богатые помещики специально пытались их руками сорвать задумку государя, дающую им свободу и верный кусок хлеба. Иван Васильевич старался, о них пекся… а они? Как псы шелудивые, чуть все не испортили…

Никто из зачинщиков не ушел.

Единицы, что сопровождали «возмущенную общественность», были убиты на месте. А остальные скоропостижно преставились на местах. Ведь Иван Васильевич импровизировал практически на ходу. Изначально он не хотел создавать иррегулярную пехоту – стрельцов. Однако пришлось. Так что заговорщики о задумке государевой узнавали только вместе с ревом вооруженных холопов, стремящихся восстановить свою нехитрую справедливость.

Обманул? Соврал? Несправедливость учинил! Есть такое дело.

Увы, в масштабах государства другие границы морали и иные у нее ориентиры. Он спасал свое положение и одновременно наказывал тех злодеев, которые попытались его «прокатить» и сорвать реформу. Впрочем, свои руки он кровью не замарал. Живых зачинщиков не было. Ему доставили просто несколько мешков отрубленных голов.

Семьи же изменников вместо того, чтобы охолопить[82]82
  Охолопить – обратить в рабов.


[Закрыть], как полагается, помиловал и направил под руку Андрея Курбского на поселение у Обской губы. Вольными людьми, но без права выезда в ближайшие двадцать пять лет.

Как зачинщиков извели, так и реформа пошла, да без особых затруднений.

Реорганизация земельных угодий сформировала единые волостные кластеры, где спешно принялись строить станичные села для квартирования эскадронов. Конечно, некоторым помещикам да боярам пришлось поменяться наделами, чтобы устранить анклавы и чересполосицу. Но отреагировали они на это на удивление спокойно. Хотя оно и понятно. Кровавая расправа прошла слишком быстро и буднично. Это пугало и отрезвляло чрезвычайно. Да и становиться на пути пяти тысяч боевых холопов и почти трех тысяч помещиков, за которыми стоял сам государь и его пехотный полк, дураков не было. Слишком явно оказались обозначены ориентиры, методы и позиции. Малыш продемонстрировал зубки.

Конечно, кое-кого из помещиков и правда пришлось выселить на южные земли. Не всем же нашлось место в губернском ополчении. Но выселяли по уму – с подъемными да освобождением от службы на три года, дабы обустроились в новом поместье.

В общем, все завертелось, закрутилось, заработало. А Иван, удостоверившись, что Воротынский теперь вполне справляется, вернулся к своим делам. И если всю весну и начало лета они шли в спокойном, рабочем порядке, то в июле 1546 года пришло крайне тревожное известие. Оказалось, что лояльного и дружественного Москве хана Шах-Али, с таким трудом посаженного в Казани, выгнали из города, предпочтя там Сафа Герая[83]83
  Сафа Герай (1510–1549) – казанский хан (1524–1531, 1536 – начало 1546, июль 1546 – март 1549).


[Закрыть] из крымского дома. Снова. Войска Ногайской Орды подошли к городу и разрешили династический вопрос в пользу Крыма.

Пришлось срочно созывать новое заседание Боярской думы.

Иван не тешил надежд в отношении дома Герай. Теперь при такой конфигурации война между Москвой и Крымско-казанской коалицией вновь оказывалась неизбежна. Год, два, три максимум, и нападут. Причем, скорее всего, всем скопом.

– Казань нужно брать! – решительно произнес Иван Васильевич, вставая с трона.

– Но государь… – возразил Иван Дмитриевич Бельский, – как ее брать-то? Сколько раз ходили?! Не счесть! А все без толку…

– Дед мой брал[84]84
  Речь идет о Русско-казанской войне 1487 года, в ходе которой Иван III взял Казань осадой. На престоле был посажен ставленник Ивана III Мухаммед-Амин, который, впрочем, уже в 1495 году был свергнут.


[Закрыть], и я возьму. Не с наскока, понятное дело. В поход идти без устроения да оружием под стенами казанскими бряцать ума великого не надобно. Брать ее нужно с умом, заходя издалека. Для чего вас всех и собрал. Михаил Иванович, тебе слово, – обратился он к Воротынскому.

– Воротынский. Опять Воротынский, – понеслись шепотки по Грановитой палате.

Тот встал, проигнорировав это шипение, развернул скрученные листы бумаги и начал вещать.

Иван Васильевич вновь постарался избежать представления плана от своего имени. Опыт военной реформы убедил государя, что нужно для реализации больших задумок использовать заместителей. Это и громоотвод в случае чего, и пространство для маневра.

Зачем это было нужно Воротынскому? С одной стороны, в нем взыграло честолюбие. Стать автором взятия Казани – почет и уважение. С другой стороны, деньги. Иван Васильевич выделил Михаилу Ивановичу небольшие доли в Северодвинском и Морском товариществах. Считай, зарплату прописал сверх того, что из казны ему было положено. Еще и так наличности отсыпал от щедрот своих. Но, разумеется, без огласки. А потом титулом маркиза отполировал сверху. Ну а что? Герцог у Ивана Васильевича уже имелся. Почему бы не слепить маркиза? Ему без разницы, а человеку приятно. Ни у кого ведь на Москве такого титула нет. Эксклюзив!

Ничего сильно хитрого Михаил Воротынский, транслируя идеи государя, не предложил. Обычные очевидности. Но их требовалось озвучить.

Создание флотилии крупных стругов для действия по речным коммуникациям. Что в том такого? Правда, маркиз Воротынский настаивал на «разделении труда», то есть делать отдельно большие ударные струги с сильным пушечным вооружением и отдельно десантно-транспортные. В общем, банальности, с точки зрения Ивана Васильевича, однако Боярская дума крови попила. Видимо, недавний опыт военной реформы сказался. Они-то, верно, думали тогда, что можно будет набрать попкорна да поржать над тем, как молодой государь дров наломает. А оно вона как вышло. Так что теперь рефлексировали и дули на воду, опасаясь вновь обжечься.

Что еще? Организация укрепленных магазинов с продовольствием и воинскими припасами по пути следования. Армейских складов то есть. Где-то подходящие крепости уже имелись, а где-то требовалось поставить остроги с нуля. Наведение мостов и организация маршевых просек по всему маршруту от Москвы до Нижнего Новгорода, а ежели получится, то и дальше. И прочее, прочее, прочее.

Кое-как за два дня дискуссий все утрясли, назначили ответственных, сроки, графики выполнения и так далее. Иван Васильевич именно что настаивал на том, что бояре не вообще этим займутся, а станут реализовывать в рамках графика и отвечать лично за результат. Что безумно не понравилось его «многомудрым советникам». Не привыкли они так. А возразить на то никак внятно не смогли. Ну разве может быть чем-то весомым фраза «не по старине»? Нет, конечно. Хотя Ваня так в лоб ее не отметал. Он встречно предлагал поделиться вариантом, при котором будет лучше. На нервах да с ходу выдумать красивых отмазок они не смогли. Так что этот подход и утвердили. Нехотя, разумеется. А чтобы все на тормозах не спустили, государь назначил комиссаров. Взял, значит, недругов старинных, тех, кого делом «озаботил», и поставил их приглядывать за тем, чтобы все в срок было исполнено да надлежащим образом.

– Ты как? Сдюжишь? – поинтересовался Иван Васильевич у маркиза, когда наконец все закончилось и они остались с глазу на глаз.

– Сдюжу, – устало усмехнулся он.

– А то ведь сожрут они тебя заживо. Вот не думал не гадал, что такие злобные. Видел, какие взгляды на тебя кидают? Мнится мне, что и отравить могут надумать.

– Завидуют, – произнес, пожав плечами, Воротынский. – Но ты правду говоришь. Эти псы и отравить могут. А куда деваться? Дело-то нужное. Авось пронесет.

– Хорошо, если просто пронесет, – сказал Иван, внимательно глядя Михаилу в глаза. Такое небрежение своей жизнью было для Вани странным. Впрочем, это дело Воротынского. На текущий момент свою главную роль он уже выполнил. А дальше? А дальше Государя устроят оба варианта. Выживет? Войска за собой поведет. Отравят? Возродится героем народным.

Зачем вообще Ивану потребовался этот поход на Казань? Ну стал Сафа Герай ханом. Ну и молодец. Пусть возьмет с полки пирожок с гвоздями и жует. Что, неужели не было других забот? Или страсть честолюбивая к славе не взыграла?

К сожалению, нет.

Проблема это была старая, комплексная и очень болезненная.

С одной стороны, с каждым годом все сильнее и сильнее проступал военно-политический союз степи. Да, сами эти гордые джигиты друг другу охотно перегрызли бы глотку. Но у них появился «смотрящий» в лице Османской империи. Крым уже был вассалом Великой Порты. Астрахань слаба и податлива практически любой силе в регионе. А Казань с каждым годом все сильнее и сильнее становилась «филиалом Крыма», пусть нехотя и неспешно, но ложась под османов. А это грозило перманентной войной на два фронта. А то и на все три, ведь Литва не будет стоять в стороне, наблюдая за этим «праздником жизни».

С другой стороны, имелся очень важный экономический аспект. Не нужно забывать о том, что фундамент экономики Казанского ханства стоял на двух китах: набеги и транзитная торговля. Нет, конечно, в тех краях имелись и другие отрасли народного хозяйства, в том числе довольно искусные. Но они все меркли на фоне этих титанов.

Торговля шла немудреная. Товары из ногайских степей и Каспийского региона подвозились, а из Руси вывозились. Удобно. Просто. Вкусно. И очень сытно. А главное – не нужно никаких особых усилий прилагать к тому, чтобы с комфортом «сидеть на трубе».

Не так чтобы эти прибыли так уж сильно манили Москву. Всем было предельно ясно, что как только уйдет Казань, придет кто-то другой и станет держать в тишине и покое торговый путь. Этот участок, во всяком случае. Что стоило и денег, и сил, и времени, и людей. Причем не таких уж и малых. То есть, в принципе, скрепя сердце Москва готова была мириться с этими транзитными потерями, если бы не набеги… О набеги! Египетская саранча в новой ипостаси! Что они собой представляли? Обычные разбойничьи налеты, разграбляющие и выжигающие сельскую местность, угоняющие на продажу в рабство молодежь да ремесленников и вырезающие всех остальных. Не Крым, конечно, но все равно очень чувствительно. Что в сочетании с малооправданными грабительскими наценками транзитной торговли превращало Казанское ханство в поистине кровожадного паразита без стыда и совести.

Ну и, наконец, с третьей стороны, Русь нуждалась в новых пахотных землях. Внутренние возможности для экстенсивной колонизации были практически исчерпаны, и требовалось банальное завоевание жизненного пространства. А в Среднем Поволжье доброй и угожей земли хватало. Да и река – тоже недурная кормилица. Рыбы там прорва. А там ведь еще и Кама вырисовывалась с ее весьма любопытными перспективами. В общем, есть где развернуться.

Вот и выходило, что по большому счету у Ивана Васильевича и выбора-то особенного не было. А помня заветы Макиавелли, затягивать и откладывать войну к пущей выгоде своего противника он не желал.