Текст книги "Николай Хмурый. Война за мир"

– А почему вы решили, что их цель – Гнездо Грифона?

– В сложившейся военно-политической обстановке – это единственная достойная цель для такой операции. Ваш отец прикован к больничной койке. Когда он поправится – неясно. Если ударить по резиденции, то есть шанс обезглавить Империю. То есть убить вас и, возможно, ваших ближайших наследников.

– Для этого нужно взять штурмом резиденцию. Даже если они сумеют скрытно перебраться на остров, это само по себе непросто.

– Если бы они скрытно перебрались на остров, то воспользовались бы эффектом внезапности. И тогда у них был бы шанс. Большой, очень большой шанс.

– Вы считаете, что они могут смять лейб-конвой?

– Я не исключаю этого. Если силы Альянса задумали такую операцию, то совершенно точно сосредоточили в Санкт-Петербурге своих лучших боевиков, вооружив их до зубов.

– Это все предположения, – Всеволод чем дальше, тем большие напрягался. Все происходящее выглядело крайне подозрительно. – Как вообще получилось, что в столице наш противник сумел накопить такую массу своих людей? Если говорить о штурме Гнезда Грифона, то сколько их тут понадобится? Пятьсот? Тысяча? Вы представляете масштаб?

– Прекрасно представляю, – кивнул глава лейб-конвоя. – По нашим оценкам, недалеко от старого Адмиралтейства уже накопилось больше трех тысяч человек.

– Сколько? – повел бровью Всеволод, выказав едва заметное удивление. – Вы уверены? Этого просто не может быть.

– Ваше Императорское Величество, – влез в разговор дежурный офицер, – мы получили сведения, что эти неизвестные пришли в движение. Они выступили к ближайшей станции метро.

– Как вы оценивали их количество? – после секундной задержки спросил Всеволод.

– Визуально. Год назад мы развернули внешний периметр наблюдения, независимо от Имперской контрразведки и Имперской полиции. Конспиративные квартиры, связанные телефонной связью и аварийной радиосвязью. Они были оборудованы визуальными, акустическими и прочими средствами наблюдения. В некоторые мы поставили экспериментальные приборы ночного видения.

– Ясно, – кивнул Всеволод. Он не знал об этом. Из-за фактической измены части службы безопасности в 1914 году Николай Александрович пошел по пути дублирования. И теперь, к 1925 году, вопросы разведки и контрразведки решались параллельно тремя и более службами на конкурентной основе. И если сам Император погружался в эти вопросы с головой, то сын обычно их не касался. И интереса особого не было, и отец не сильно-то и привлекал.

Всеволод взглянул на представителей Имперской контрразведки и Имперской полиции и едва сдержался от гримасы омерзения. На них было жалко смотреть. Они сидели в сторонке и выглядели так, будто бы у них полные штаны какой-то пока еще теплой субстанции. Они не возражали. Они не выступали. И вели себя так, словно все, что говорил глава лейб-конвоя, – чистая правда.

– Что вы предлагаете? – наконец выдавил из себя Всеволод.

– Пустить этих бойцов в метро и заблокировать там.

– У нас есть оперативные силы, чтобы заблокировать три тысячи вооруженных человек?

– Разумеется, – произнес его визави и очень многозначительно улыбнулся. Настолько, что Всеволод невольно вздрогнул. У него перед глазами вновь проступила та покойная любовница старшего брата, а в нос ударил жутковатый запах парного мяса и свежего дерьма. Да и вообще, накатило. Однако, несмотря на ожидания собеседника, Всеволод не оставил поста и не стал бросать дело на исполнителей. Он остался в командном центре и начал наблюдать, готовясь в любой момент вмешаться, если что-то пойдет не так. Уточняя и переспрашивая все непонятное…

Подождав, пока нападающие спустятся в метро, бойцы лейб-конвоя подвезли грузовики, забитые баллонами с углекислым газом. Надели изолирующие противогазы. И начали его выпускать. А со стороны острова включились вентиляционные компрессоры, начавшие протягивать воздушные массы вдоль путей…

Диверсанты, которые пережили эту операцию, потом рассказывали, что сначала потянуло приятным сквознячком. Все-таки тащить бронежилеты, шлемы и кучу вооружения на себе было потно. Потом внезапно в тоннеле выключился свет, погружая все в сплошную темноту. И вместе с тем стало душно. А чуть погодя – так и вообще народ начал падать, теряя сознание от недостатка кислорода.

Но худшее случилось потом. Когда бойцы лейб-конвоя начали спускаться вниз.

Изолирующие противогазы подразумевали баллон со сжатым воздухом за спиной и очень специфическую маску на лице. А еще на них были ранние, весьма примитивные приборы ночного видения. Не очень чувствительные, нуждающиеся в дополнительной подсветке. Что и обеспечивалось двумя фонариками, закрепленными на голове. Тоже весьма несовершенными, из-за чего они работали не строго в ИК-диапазоне, а частично забирались и в видимый диапазон. Вот эти фонарики-то и вызвали у диверсантов вкупе со страшной удушливостью панические удары. Они ведь пусть и тускло, но светились красным светом. Слабенько. Однако для полной темноты даже эта блеклая яркость была очень резкой. Из-за чего эти парные фонарики выглядели как глаза какого-то чудовища с непомерно большой головой. Учитывая тот факт, что маски противогаза и приборы ночного видения немного проступали, это только добавляло «огонька», порождая аллюзии на «демонические хари».

Началась беспорядочная стрельба, в ходе которой десятка три бойцов лейб-конвоя погибло. Но в целом миссия увенчалась успехом. Самых буйных диверсантов пристрелили. Остальных – просто скрутили и упаковали в наручники. Потом прекратили подавать углекислый газ, продули помещение, включив свет.

Кто-то из нападающих не выдержал потравы и умер. Кто-то погиб в перестрелке. У кого-то не выдержало сердце при виде горящих глаз в темноте. Но большая часть из этих бойцов очнулась уже будучи разоруженной и в наручниках. Тот еще сюрприз. Особенно в свете того, что никто ничего из них не помнил. Отключился, и все.

Нападение сорвалось, так и не начавшись. Жители столицы о нем даже не узнали, потому что перестрелка шла в тоннеле, не повредив никак станции метро. А к утру подтянувшиеся спецслужбы уже приняли задержанных, вывезя в свои здания и начав их перекрестно допрашивать. Единственное, что хоть как-то говорило обывателям о попытке ночного нападения, это излишняя активность Имперской контрразведки, полиции и лейб-конвоя, которые слишком много ездили по столице и пригороду по своим делам.

Всеволод же так до утра в командном центре и просидел, куда довольно скоро подтянулась его супруга. Софья. Он до самого конца не мог отделаться от нехороших подозрений. И лишь утром, когда ему доложили о том, что удалось накрыть основные командные центры диверсантов, расположенные в пригороде Санкт-Петербурга, успокоился. Да, возможно, это заговор собственных спецслужб Империи, которым он не вполне доверял. Но слишком хорошо он был организован, и глаз не цеплялся за противоречия. Поэтому, удалившись и приняв немного снотворного, он лег спать. Хоть немного. Хоть несколько часов. Потому что война никуда не девалась, и ему требовалось держать руку на пульсе еще и этого шоу.

Глава 6
1925 год, 10–12 мая

Подготовившись и учтя опыт предыдущего провала, силы Альянса попытались повторить десантную операцию на Панамском перешейке. В этот раз они решили давить по всем фронтам. Сразу. Комплексно. И с тихоокеанского побережья, и с атлантического. И десантом. И корабельной артиллерией с моря. И дирижаблями, попытавшимися зайти со стороны джунглей. И авиацией, что лезла шалить в лоб, с моря, взлетая с немногочисленных эскортных авианосцев.

В этот раз не было никаких крупных или даже средних десантных кораблей. Нет. Была масса шлюпок, надувных и пробковых плотов и прочих плавательных средств. Береговую же линию, знатно перепаханную корабельной артиллерией, засыпали дымовыми снарядами. Их, кстати, и дальше накидали, памятуя о том, что там есть какие-то зенитные средства, и они опасны.

Подводные заграждения тоже оказались разрушены. «Противотанковые ежи», стоящие у самой береговой линии, были разбиты крупнокалиберной артиллерией, которая их просто разметала. А те балки, что находились дальше от берега, удалось уничтожить во время ночных операций. Водолазами заминировать и подорвать. И, несмотря на то, что ничто не мешало подходить к берегу более-менее крупным судам, первую волну решили отправлять на легких средствах. Чтобы точно. Чтобы наверняка.

И вот – по сигналу – пошли.

Сразу.

Все.

Отовсюду.

Пулеметные бронеколпаки, обращенные к береговой линии, к этому времени оказались уничтожены. Как и многие позиции наблюдателей. А то, что еще оставалось, было непригодно к работе из-за задымленности.

Лодки с десантом достигли береговой линии легко и просто.

Высадились.

Пустили несколько ракет, указывая на то, что на берегу все нормально. И пошли в атаку. Кто-то устремился в проходы между дотами. Кто-то наверх, на изрытые снарядами склоны искусственных холмов.

Задымление во внутреннем дворе между первой и второй линиями дотов было значительным, хотя дышать практически не мешало. Главное, что «вьющиеся» облака дыма затрудняли видимость дальше десятка метров. Но все равно – начали стучать станковые пулеметы, простреливая этот прогон буквально на ощупь. Однако это помогало мало – бойцы шли со штурмовыми щитами, которые войска Альянса подглядели у спецназа Империи. Кое-где эти щиты помогали. А местами – оказывались бесполезны, так как отряд, укрывавшийся ими, получал очередь с какой-нибудь фланкирующей позиции…

Тем временем где-то в глубине перешейка надрывно саднили зенитные пушки. Они обстреливали дирижабли, заходящие на свои цели, на большой высоте. А легкие палубные бомбардировщики, пользуясь этим обстоятельством, старались уничтожить зенитные башни, заходя на них уже на малой высоте. Где встречались лоб в лоб с 20-мм шестиствольными автоматами…

Тем временем к берегу уже шла вторая волна десанта. В этот раз уже на десантных кораблях покрупнее. Они были не только многочисленнее, но и везли с собой пушки и легкую бронетехнику, которая должна была облегчить штурм и преодоление простреливаемых пулеметом участков.

Первая же волна, достигнув стальных дверей, ведущих внутрь, вскрыла их.

Бах!

Дверь выворачивало или хотя бы гнуло.

Бах!

Ее окончательно открывало.

И бойцы рвались вперед, стараясь за счет своих пистолет-пулеметов и самозарядных дробовиков подавить находящуюся пехоту внутри. Сопротивление им внутри практически не оказывали. Просто обстреливали и, как только становилось жарко, отходили, блокируя одну дверь за другой. И штурмующие были вынуждены тратить взрывпакеты и время на преодоление этих барьеров.

Внутренние помещения дотов имели многочисленные карманы и боевые позиции, позволяющие простреливать предыдущие помещения с флангов, а местами и с тыла. Но штурмующие активно использовали штурмовые щиты, быстро сообразив, что их ждет в этих переходах и железобетонных комнатах.

В любом случае – время шло. Войска Альянса втягивались.

Вот уже третья волна десанта причалила к берегу и начала быстро выгружаться. А четвертая готовилась. Легкие транспортные средства вернулись к кораблям и теперь набивались людьми, дабы стать пятой волной. А там, на берегу, под самыми скосами дотов первой линии, уже разворачивались палатки. Там уже вовсю работали полевой госпиталь, штаб и прочее, прочее, прочее.

Так или иначе, но к вечеру силы Альянса заняли практически полностью первую линию дотов. А на берегу вдоль Тихого океана у них оказался накоплен корпус при почти двухстах бронемашинах, которые пока были не нужны. У Атлантики пока две дивизии при ста десяти машинах. И войска, несмотря на темноту, продолжали прибывать. Силы Альянса готовились к тому, чтобы утром возобновить натиск. Большая часть из них заночевала в дотах, куда с обеих сторон набилось почти по дивизии.

И вот – наступила непроглядная тьма тропической ночи.

Войска Империи, осторожничавшие в течение дня, надели изолирующие противогазы. Нацепили на оружие тактические фонарики. Обесточили доты первой линии, лишив их всякого освещения. И начали «закатывать» к своим оппонентам химические гранаты.

Выдергивали чеку. И тихо вкатывали в помещения, занятые силами Альянса, «консервные банки», внутри которых находился сжиженный хлор. Замедлитель прогорал. И легким хлопком все содержимое гранаты выплескивалось наружу, начиная интенсивно испаряться.

Кашель.

Мат.

Крики.

И чуть погодя на этот огонек врывались отряды с тактическими электрическими фонариками на концах карабинов.

Бам. Бам. Бам.

Застучали выстрелы. Без лишней спешки, но и без промедления.

Бам. Бам. Бам.

Зачищая задыхающихся бойцов Альянса.

И пока основная масса отряда делала зачистку помещения, один из бойцов, под прикрытием второго, закидывал новую гранату в следующее дальше. Дополнительно, для полноты ощущений, имперцы включили принудительную систему вентиляции, которая начала нагнетать воздух от фильтров к боевым казематам первой линии дотов. Чем было достигнуто улучшенное распространение газа. Подышали в одной комнате? Хватит. Дайте подышать в следующей. Так это облако хлора и продвигалось от внутренних помещений к выходу.

Одновременно на боевые площадки между второй и третьей линиями дотов вышли минометчики, которые открыли размеренный огонь химическими минами по побережью. Хлор. Там был все тот же хлор. Везде.

Взрыв. Взрыв. Взрыв.

Даже не взрывы, а такие хлопки, словно громкие хлопушки. Непонятные проснувшимся войскам Альянса. Темнота многое скрадывала. И если вспышки маленьких взрывов еще было видно, то клубы газа – нет.

Крики.

Кашель.

Хлопки взрывов.

Мат.

Нарастающий кашель. Страшный кашель. В надрыв.

Хрипы.

А минометы продолжали работать, засыпая побережье химическими минами. Начиная от самой кромки воды, чтобы никто не убежал, и наступая оттуда взрывами к самым скосам первой линии дотов.

Кого-то, конечно, убивало взрывами самих химических мин или их осколками. Но эти потери были такими ничтожными, что ими можно было пренебречь. А вот хлор стал настоящим проклятием десанта. Накрыв его сплошным ядовитым облаком.

В 1914 году ведь никто не применял химического оружия. Не успел. Да и не догадался, так как характер боев был очень подвижен. Из-за чего никто в Альянсе никаких защитных средств против этого способа поражения не внедрял в войска и противогазами их не насыщал. Николай банально придержал этот вид вооружений, не выкладывая все карты сразу перед своим противником. Просто после той войны там, где это требуется, снарядил своих людей хорошими противогазами и вот таким вот химическим оружием в виде гранат, мин и снарядов. И теперь применил в этой войне… не сам, через своих офицеров, которые обыгрывали этот сценарий на учениях не раз и не два. Штабные учения для офицеров столь важных объектов проводились особенно тщательно и вдумчиво. Так что комендант обладал не только техническими средствами, но и массой тактических заготовок буквально на все случаи жизни.

Где-то через час после начала контратаки на первую линию дотов они оказались зачищены. И продувка помещений усилилась. Вентиляторы, рассчитанные в том числе и на противодействие химическому оружию, энергично выдували ядовитый газ из помещений воздухом, пропущенным через массивные фильтры очистительных установок.

Еще через полчаса все стихло и на улице.

Поначалу-то бойцы Альянса ринулись в сторону дотов, пытаясь укрыться там от газа, наступающего с моря. Но встретились с такой же толпой, что как раз спешно покидала доты, убегая от газа. Начали метаться. Наконец, замотав лицо платками, ринулись бегом к морю, стараясь спастись в живительной воде. Но ничем хорошим это не закончилось. Хлор ведь тяжелый газ, а потому стелился по самой воде, надежно травя всех тех, кто пытался от него уплыть…

Утром картина перед первой линией дотов выглядела жутковато.

Все те десятки тысяч людей лежали вповалку на берегу в нелепых позах. Газ к этому времени уже развеялся. Поэтому понять, отчего они все умерли, было сложно. Особого боя ведь не наблюдалось с кораблей. Так – редкие хлопки, мало отличимые по мощности от гранат. И стрельбы особой не было. Кто и как их всех перебил – непонятно.

А посланные досмотровые партии вернулись ни с чем – их на подходе к берегу обстреляли из 127-мм пушек и 90-мм минометов. Кое-кого утопило. Остальные резко отвернулись и ушли обратно – в море.

Вторая десантная операция на Панаме закончилась фиаско. Полным и безоговорочным. Унеся жизни двух полных корпусов пехоты! В ту ночь на панамских пляжах Тихого и Атлантического океанов задохнулась целая армия!

Шок. Ужас. Растерянность.

Командование Альянса просто не знало, что делать. Но отступать они не собирались. Тем более что у них еще оставались кое-какие силы для новой, третьей операции. Да и сведения, полученные по линии радиосвязи, о том, что им удалось занять первую линию дотов, внушали уверенность. Значит, можно. Значит, это все не неприступно. И у них почти получилось. Приемы, которые они применили, оказались действенны. Оставалось понять – чем это имперцы ночью перебили десант – и плясать уже от этого…

Глава 7
1925 год, 11 мая

Подозрения Всеволода не были беспочвенны – Император наблюдал. За сыном. За своим окружением. За обстановкой.

Новое покушение оказалось слишком дерзким и умным. Оно не удалось лишь по странному стечению обстоятельств. Считай – из-за природного везения Николая Александровича. Во всяком случае, так говорили. И это пугало. Не потому, что он боялся смерти. Нет. Проблема была шире.

Лежа там, в госпитале при оружейном комбинате, Император много думал о том, как он докатился до такой жизни. Раз за разом он наступал на одни и те же грабли. Поначалу ему казалось, что он делал что-то не то. И что если хорошенько подумать, то можно «родить» какую-нибудь продуктивную и толковую схему. Автоматическую. Не требующую постоянного ручного мониторинга. Но ничего не получалось.

Все упиралось в людей.

Как, впрочем, и всегда.

Раз за разом он сталкивался с тем, что люди – ленивые жопы, которые хотят спать мягче, жрать слаще и делать при этом как можно меньше. И он понимал это стремление. И не осуждал его, ибо оно – естественно. Одна беда – эта особенность ломала ему планы с удивительной регулярностью. Он пытался с ней бороться, но никак не мог нащупать подходящий вариант.

Самым естественным шагом противодействия являлась ставка на верных, но глупых. Чтобы мозгов как у курицы, верности как у пса и полное, всеобъемлющее осознание собственной ничтожности. Очень удобно. Такой не предаст. Кому он сам по себе нужен? Его реальный уровень рядом с тобой в несколько раз выше того, какой он сможет получить сам, выйдя на конкурентный рынок. Поэтому он будет всю жизнь стараться и трястись, опасаясь потерять столь теплое и сытное место. И все с таким человеком будет хорошо. Одна беда – он дурак… со всеми, как говорится, вытекающими.

Природа не наградила человека ни большими клыками, ни мощными когтями, ни массивным телом с толстенной шкурой. Его главным оружием и эволюционным преимуществом является мозг. Им он, по своей сути, и сражается, конкурируя за место под солнцем. Поэтому, набирая в свое окружение людей со слабым интеллектом, пусть и преданных, руководитель обретает стабильность. Это да. Но стабильность боли и поражения. Потому что с таким коллективом – не украсть и не покараулить, как говорится. И любые мелкие шайки умников без всяких сложностей кроют такие команды, как бык овцу.

Николай Александрович не раз в прошлой жизни сталкивался с командами верных. Все друг за друга крепко держались. Делать, правда, ничего не умели. Но держались. Один другого вытаскивал. Все друг друга поддерживали. Прямо мушкетеры: «Один за всех и все за одного». Ну такие мушкетеры, с грустным лицом Черномырдина, постоянно желая, как лучше, но получая на выходе, как всегда. Не от злого умысла. Нет. Они старались. Честно старались. Но на большее просто им не хватало мозгов. Выше головы ведь не прыгнешь…

Можно было выбирать и по личным качествам, отбирая самых толковых и продвинутых. Но с ними имелись другие, ничуть не меньшие по своей болезненности проблемы.

Да, конечно, если делать ставку на таких толковых и голодных, то есть хорошо мотивированных умников, будет развитие, напоминающее взрыв. Куда ни плюнь – все растет и развивается, словно волшебные джунгли в Джуманджи. С одной стороны, а с другой – чуть отвернулся, и все, спеклись красавчики. Они ведь умные. Поэтому очень быстро адаптируются к среде обитания и начинают приносить пользу больше себе, чем окружающим. И чем дальше, тем ярче это выражается, вплоть до полного паразитирования. Злобного и бескомпромиссного.

Да, конечно, встречаются и такие, что держатся подольше. А бывают и такие удивительные люди, что на протяжении многих лет остаются верными своим словам. Ну или эти умники оказались настолько хороши, что их проказы Николай Александрович никак не мог обнаружить. Однако таких было мало. Слишком мало. Категорически мало.

Что только Император не пытался придумать, чтобы если не полностью остановить этот деструктивный процесс, то хотя бы значимо его притормозить. Ничего не помогало. И старая шутка – «Если вы не сидите, это не ваша заслуга, а наша недоработка» – была как нельзя актуальной. Да и предложение Суворова вешать интендантов без разбирательств через определенный срок службы тоже не выглядело таким уж гротеском.

Хуже того – сам руководитель оказался подвержен подобным проблемам. Чуть отвлекся – и все – ты уже занимаешься фигней, ленишься и всецело доверяешь заместителям да помощникам, которые давно кормят тебя всякой чушью, развешивая лапшу по твоим ушам. И собраться, вот так расслабившись, порой становится очень непросто. Самообман – страшная вещь, но удивительно приятная…

Самый страшный враг традиционно прячется там, где ты его даже не предполагаешь увидеть. Умело маскируется и создает проблемы… всем… и тебе, и другим.

Был, правда, еще один очень популярный ход, известный как сменяемость власти. Пусть и не верховной, а хотя бы на местах. Чтобы почаще люди двигались, не прирастая к должностям и местному окружению. Но Николай Александрович и его уже испробовал. И ничего. Адаптируются, сволочи. Быстро адаптируются. Раз. Два. Три. И понеслось. Отчеты. Графики. Победные реляции. Модернизации. Оптимизации. Реорганизации. А в итоге под яркой, сверкающей шпаклевкой все прогнивает и разваливается с удивительной скоростью… Еще большей, чем если бы они просто сидели на своих постах и воровали обычным порядком. Там хоть что-то делать требовалось, так как ответственность лежала на них лично, хоть какая-то, а не на очередном сменщике, который всегда красиво сумеет перевести стрелки. И, в итоге, каждый раз будет оказываться, что на любой успех – очередь за медальками, причем с красивым обоснованием, а за любой провал никто по сути и не отвечает. Разве что кто по глупости или неопытности не подставится…

Николай Александрович устало вошел в свой кабинет. И, пройдя к столу, осел в кресло. Взял чашечку кофе, которую ему уже занесли. Небольшую. Свежее капучино. Хотелось бы что-то покрепче, но он пока воздерживался. Все-таки скачки давления ему были совсем ни к чему.

Полистал газеты, в которых не было написано ничего интересного. Обычная чепуха. Пыль, за которой не разглядеть реального положения дел без сложных аналитических агентств.

Несколько стуков в дверь. И, не дожидаясь ответа, вошел сын. Всеволод. Бодр. Свеж. Уверен в себе настолько, насколько это возможно. До тошноты. Кивнул секретарю. Тот спешно удалился и прикрыл за собой дверь. Мгновение. И парень буквально выцвел и осунулся. Медленно, едва волоча ноги, он добрался до кресла и упал туда.

– Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная? – едко пошутил Николай.

– Афанасий нас предал, – никак не отреагировав на шутку, произнес Всеволод, смотря куда-то перед собой.

– Ты уверен в этом?

– Ты в курсе нападения на Гнездо Грифона? Что он тебе рассказал? Он ведь тебе доложил?

– Что Имперская разведка проворонила накопления в пригороде Санкт-Петербурга большого количества диверсантов Альянса. И что ты ему не верил поначалу. Но их удалось вовремя выявить и нейтрализовать в тоннеле метро. И ты, не доверяя лейб-конвою, который смог своевременно выявить врага, приказал распределить захваченных пленников между разными службами. Все так?

– Он не сказал, сколько диверсантов было накоплено?

– Около трех тысяч.

– Тебе это не показалось странным?

– Санкт-Петербург – большой город. Последнюю четверть века он интенсивно строится. Плюс масштабные проекты пригорода. В нем и возле – целые толпы мутных личностей. Три тысячи – это много, но вполне реально.

– Я беседовал с руководством и Имперской контрразведки, и Имперской полиции, и других смежных служб. И они все – ни сном, ни духом. Все эти три тысячи сидели идеально. Так не бывает. Их словно кто-то прикрывал. Да и накопление в городе перед нападением. Понимаешь, если бы они сами крутились – где-то кто-то да прокололся, хоть что-то другие службы знали бы. Не бывает идеальных операций такого масштаба. Их могли бы, конечно, под что-то замаскировать. Под тех же революционеров или религиозных фанатиков, но ушки бы торчали. А тут – чисто. Совсем чисто. И обнаружили их совершенно случайно. Однако у той службы, что их обнаружила, было все готово для их нейтрализации.

– Все готово?

– Откуда они посреди ночи взяли столько углекислого газа? На это время нужно. Ну, хотя бы несколько часов, чтобы с завода какого или кораблей снять. А тут грузовики с баллонами ждали на исходных позициях. Да и интерес Афанасия к приборам ночного видения последние годы был особым. Сырые образцы, которые не прошли испытания, он все равно закупил для своей службы. Помнишь? За месяц до начала войны этот заказ исполнили.

– Странно, – мрачно произнес Николай Александрович.

– Очень странно. А тот домик, откуда по тебе стреляли, знаешь, кому принадлежит? Нет? Я сам сильно удивился. Им владел брат жены одного из внештатных сотрудников лейб-конвоя. Само собой, незадолго до нападения он продал домик какому-то непонятному человеку без истории. Что очень странно. Все-таки важный объект. Кроме того, я всегда думал, что лейб-конвой специально такую недвижимость покупает, чтобы иметь свои плацдармы возле всех ключевых объектов Империи. Мало ли? А отследить извне, кому на самом деле принадлежит этот домик, невозможно. Так вот – бывший собственник продал домик и исчез. Как и внештатный сотрудник и его жена. Они просто исчезли. Все продали и куда-то делись. То ли их убили, то ли они покинули страну. Впрочем, зная Афанасия, я сомневаюсь, что он оставил свидетелей. Скорее всего мы их больше никогда не увидим – прикопали их в каком-то лесочке или еще где. Да и стрельба сама. Тебе, да и мне, все уши прожужжали о том, какой ты везучий. Три снайпера стреляли. И три мимо. И как? Чиркнули. А ты в курсе, из каких винтовок они били? Выучка у нашего лейб-конвоя такая, что они из таких стволов на той дистанции укладывают по пуле в игральную карту. Причем без промахов и оговорок. А тут такая кривизна? Так не бывает. Плюс твое охранение слишком быстро на снайперов отреагировало. Мне докладывал начальник Имперской контрразведки с фотографиями и общей картой местности. Определить за пару секунд, откуда стреляют в тех условиях, – нереально. Он, правда, нахваливал бойцов конвоя. А что ему остается? Доказательств-то нет. Если бы нападающие умели стрелять хотя бы вдвое хуже наших лейб-конвойцев, то ты был бы трупом. Да чего уж вдвое… втрое… Слишком уж хорошо оружие и невелика дистанция. А последующая погоня показала – там были не дилетанты, которые погибли так, что не опознать.

– Думаешь, он работает на Генриха? – хриплым, усталым голосом спросил Император.

– Я не знаю… – покачал головой Всеволод. – Скорее всего – на себя. После 1914 года он остался единственным руководителем спецслужб, которого ты не подвинул. И ему нравится эта позиция. Ему нравится, что ты ему доверяешь. Безоговорочно. Но он, я полагаю, боится, что этого доверия к нему нет с моей стороны. Да и вообще – время прошло, былые заслуги остались в прошлом. Нужны новые подвиги.

– Показания взятых в плен диверсантов Альянса не расходятся. Они действительно диверсанты и действительно готовились взять Гнездо Грифона штурмом.

– А тебя не смутило то, что их руководители все погибли? Случайность? Не думаю. Все, кто имел выход на тех, кто помогал им, переправлял их и прикрывал по странному стечению обстоятельств, не пережили того штурма. Я специально просмотрел отчеты по их вскрытию – у всех пулевые ранения головы. Ни один не погиб от кровопотери или там, скажем, поражения сердца… печени… Просто аккуратные одиночные пулевые отверстия в голове. Все выглядит так, что их просто зачистили.

– Деньги проверял?

– Это лишено смысла. Афанасий не дурак и держать все свои деньги в одном, тем более публичном месте не станет. Любой банк легко может дать выписку по его счетам. И счетам его близких. И даже начинающий аналитик, сопоставив официальные доходы с опять-таки публичными расходами, легко поймет, что что-то не сходится. Уверен, что у него деньги если и есть, то в кофрах или на счетах каких-то юридических лиц, которыми по опосредованной схеме он и владеет. Через три-четыре или более звеньев. Человек, который столько лет занимается контрразведкой, вряд ли в таких мелочах будет ошибаться.

– Это все домыслы… – после долгой… слишком долгой паузы произнес Император, буравя взглядом сына.

– Да. Но если я прав, то он косвенно связан с прикрытием деятельности той секты, что сломала нам Ярослава.

Николай мрачно сверкнул глазами и напряг мышцы челюсти.

– Это домыслы. И я не знаю, как это проверить. Я боюсь. Его боюсь. Потому что, если это правда, и он узнает о том, что мы все поняли, – мы трупы. Ему выгоднее управлять ребенком, запугивая его с детства сказками о том, что кругом враги. Поэтому я пришел к тебе сюда. Здесь экранированная комната. Он не один за нее отвечает. Тут сразу несколько спецслужб все проверяют на регулярной основе.

Тишина.

Только тикали напольные часы, украшающие кабинет своей массивной резьбой.

Николай Александрович думал. В словах сына был резон. Как и в словах Афанасия… старого, проверенного боевого товарища. С ним Император еще в 1888 году начинал, когда жизнь его висела на волоске. Он был одним из тех казаков, с которыми был остановлен дворцовый переворот. Выслужился с самого низа. С самого дна. Старая гвардия. Настолько старая, что уже скоро станет престарелой.

Император поднял взгляд на сына. Тот мрачно и устало смотрел на него. И как-то обреченно, что ли.